Лоуэлл Элизабет. Только моя (Колорадо - 2)

   С шипением произнеся под нос какое-то слово, Калеб надел рукавицы.
   - Прямо тридцать три несчастья! Только уж очень своенравные кобылы жеребятся в такую погоду!
   - Адресуй упрек очень своенравным жеребцам. Это результаты их летних шалостей, - возразила Джессика.
   Калеб весело рассмеялся и хлопнул Дьюс.
   - Давай, парень, езжай. Эти бойкие малыши - твоя наездница и новорожденный - могут быстро замерзнуть на таком ветру.
   - Я не маленькая, - возразила Джессика, когда мерин двинулся в путь.
   - Ты знаешь, Виллоу говорит мне то же самое с тех пор, как я встретил ее. Я не верил ей тогда, не верю и сейчас... Следи за Дьюсом. Он очень не любит ветер.
   - Я это заметила... Я вернусь за другими новорожденными.
   - Нет, это слишком опасно при таком ветре и обилии волков. Оставайся дома. Рено идет вслед за мной. Он займется поиском остальных кобыл.
   - А как же с коровами? Они вам нужны не меньше, чем лошади... А большинство лошадей все же принадлежит Вулфу.
   Калеб не ответил. Он быстро запрыгнул на высокую лошадь и через минуту скрылся в снежной мгле. За ним проскакал, повернув крупы к ледяному ветру, табун сгрудившихся от холода лошадей.
   Оглядываясь на стальную, Джессика быстро доскакала до конюшни. Кобыла долго не желала входить внутрь, но наконец вошла, пугливо вздрагивая на каждом шагу. Джессика поставила кобылу и жеребенка в пустое стойло, подтащила бадью с водой и охапку сена и снова забралась на Дьюса.
   Дьюс никак не хотел покидать убежища. Лишь после недолгой, но острой борьбы, в которой тоненькая Джессика оказалась сильнее, огромный мерин снова вышел навстречу ветру.
   Далекие выстрелы подсказали Джессике, где найти Калеба. Когда она добралась туда, волки уже ушли. Высокий и широкоплечий, стоя спиной к ней, Калеб закутывал новорожденного жеребенка, перезаряжал револьвер и следил за возможным появлением голодных волков под покровом снежной завесы. Не обнаружив хищников, он зачехлил револьвер и нагнулся, чтобы поднять новорожденного. Эта кобыла была более ручная: Она лишь постоянно обнюхивала жеребенка.
   Словно поняв, что внимание человека сосредоточено не на них, волки двинулись на него с трех сторон.
   Джессика не успела окликнуть Калеба. Он выхватил револьвер и так же, как в первый раз, разрядил в мгновение ока всю обойму. Скорость его движений потрясла Джессику, хотя она уже это и видела.
   Волки разбежались, оставив на снегу две темные тени. Калеб тут же перезарядил револьвер. Что-то услышав за спиной, он мгновенно повернулся и прицелился.
   Джессика вспомнила, как Вулф говорил, что Рено и Ка-лебу не было равных, когда речь шла о скорости и шестизарядном револьвере.
   - Вилли, черт возьми, как ты здесь очутилась и почему из всех лошадей выбрала Дьюса? - удивленно воскликнул Рено. - А Калеб знает о твоей глупости?
   Когда Джессика подъехала поближе, ветер сдвинул ей капюшон. Длинные рыжие пряди выбились и огненно заполыхали на ветру при скудном предзакатном освещении.
   - Джесси! Бог ты мой, а Вулф...
   - Передай мне этого несчастного новорожденного, пока он не примерз к земле, - перебила его Джессика, устав выслушивать назидательные речи о том, что ее место дома у камина. - Вам не хватает рабочих рук.
   Она торопливо убрала волосы под капюшон и туго натянула поводья. Рено тут же подбросил ей на колени кудрявого, черного жеребенка с белым носом. Едва не наступая Рено на пятки, подошла крупная поджарая гнедая.
   - Ты уже стреляла из дробовика?
   - Да.
   - Ты перезарядила его?
   - Меня учил охотиться Вулф. Как ты думаешь? - Лицо Рено озарилось улыбкой.
   - Думаю, что перезарядила. У меня твой карабин. Хочешь поменяться?
   - Не в пример Вулфу, я не могу стрелять одной рукой и с закрытыми глазами, - сказала Джессика. - По мне лучше дробовик. Здесь мне нужно только направлять его в нужную сторону и нажимать на спусковой крючок.
   - Только обязательно делай это, Рыжик. Роды пахнут кровью, а ветер разносит запах и приводит в бешенство все волчьи стаи отсюда до перевала. Здесь бродит, поди, не меньше сорока или пятидесяти волков. Мерзкие твари! Одного застрелишь - на его месте трое появляются. - Он похлопал Дьюса по крупу. - Вези ее домой, Дьюс!
   Дьюс весьма готовно направился к конюшне, сопровождаемый кобылой, которая по росту почти не уступала ему Новорожденный слегка побарахтался, затем смирился и лежал спокойно, несмотря на ледяной ветер. Как только Дьюс миновал редкие заросли деревьев, которые давали хоть какую-то защиту от ветра, на Джессику набросилась поземка, больно жаля льдинками незащищенную кожу лица. Мерин вращал головой и выгибал спину, словно намереваясь сбросить наездницу.
   - Даже думать об этом не смей, - пробормотала Джессика, с помощью уздечки сдерживая волнение мерина.
   Внезапно отовсюду появились волки.
   Вскрикнув от неожиданности, Джессика отпустила поводья, подняла дробовик и выстрелила в черный прыгающий силуэт. Одновременно Дьюс лягнул задними ногами, а большая гнедая кобыла напала на ближайшего волка, принудив того к бегству. Кобыла повернулась задом к мерину. Тем самым лошади инстинктивно защитили свои наиболее уязвимые места - сухожилия, направив морды в сторону кольца врагов. Джессика не стала понуждать Дьюса скакать домой: она понимала, что лошадей загрызут раньше, чем они успеют добраться до спасительного загона.
   Пока Дьюс крутился и копытами отбивался от волков, которые безрассудно бросались вперед, Джессике удалось выпрямиться, положить новорожденного на седло и перезарядить дробовик. Но положение оставалось очень серьезным.
   Волков было слишком много.
   Мрачное спокойствие овладело Джессикой, когда она готовилась к выстрелу. Она должна успевать перезаряжать за то время, пока волки осмелеют и снова приблизятся. Надежда остается лишь на то, что кто-то из мужчин услышит выстрелы ее дробовика и подоспеет на помощь.
   Она нажала на спусковой крючок. Крупная дробь рассыпалась веером, словно град под ветром, и размела волков. Некоторые из них отпрыгнули в сторону, щелкая зубами и огрызаясь, как будто бы на них напали пчелы. Балансируя в седле, Джессика умудрилась довольно быстро перезарядить ружье.
   Когда она приготовилась стрелять, новорожденный начал падать. Отчаянным усилием она водрузила его на место и прицелилась в волка, возглавлявшего нападение, - матерого самца, который почуял опасность и отпрыгнул в сторону, увидев наставленное на него дуло.
   Но вот он бросился вперед, и Джессика попыталась вновь навести на него дуло. Внезапно он сделал сальто в воздухе и упал. Он так и не поднялся. Когда ветер донес до Джессики звуки ружейного выстрела, еще один зверь остался лежать на снегу.
   Находясь возле опушки леса, Вулф отстреливал волков, которые были ближе всего к лошадям. Хотя он был страшно напряжен, он стрелял расчетливо, равномерно и точно, словно отсекая пулями хищников от их цели.
   "Да их тут до чертовой матери, - думал он в промежутках между выстрелами. - И куда смотрит Калеб, позволяя ей выходить в такую адскую бурю?"
   Внезапно волков не стало. Они снова пропали, растворились словно струйка дыма на сильном ветру.
   Быстро перезарядив ружье, Вулф поскакал на луг. Он видел, что Дьюс галопом понесся в сторону конюшни, а всадница, низко пригнувшись в седле, удерживала жеребенка. За ними неотступно следовала одна из самых крупных лошадей Калеба.
   Хотя Вулф и восхищался мужеством Виллоу, не испугавшейся ветра и волков, он предпочел бы, чтобы она оставалась в безопасности. Но дела были не слишком хороши, и требовались рабочие руки, даже если это всего лишь нежные руки женщины, созданные для того, чтобы качать колыбель, а не скакать с дробовиком и спасать новорожденных жеребят.
   После заката солнца, холодный ветер наконец стих, что внесло некоторое успокоение среди людей и животных. Кобылы с приплодом находились в конюшне, коровы с новорожденными телятами были собраны в загоне, а мужчины объезжали остальную часть поголовья. Температура воздуха на глазах поднималась.
   Подул совершенно другой ветер - легкий ветер с юга. Под его теплым дыханием к восходу луны снег начал быстро таять. Вулф поднялся в стременах и оглядел сверкающую землю. Он потянулся и сделал глубокий вдох; лишь сейчас он понял, насколько он устал.
   - Иди домой, - отозвался Калеб из тени. - Худшее позади. Если животное умирает во время родов при теплой погоде, значит, оно настолько слабое, что его и спасать не стоит. Кроме того, мы сейчас так устали, что вместо волков можем перестрелять друг друга.
   - Они ушли. Они теперь не придут до следующей такой бури.
   Уверенность в голосе Вулфа произвела большое впечатление на Калеба. Он поднял голову, посмотрел на мужчину, которого считал своим братом, но не всегда понимал.
   - А когда будет следующая такая буря? - полюбопытствовал Калеб.
   - Мать моей матери видела ее в детстве. Твои внуки увидят ее, если проживут достаточно долго.
   - Я надеюсь, у них будут друзья вроде тебя, которые помогут им.
   - И жены вроде Виллоу, - тихо произнес Вулф.
   Калеб не слышал этого. Он уже направил лошадь в сторону табуна, который охраняли Рено и Рейф. Вулф повернул к дому, где приветливо светились окна.
   Отдавая себе отчет в том, что Виллоу очень устала, Вулф никак не ожидал, что дом будет полон дурманящих запахов вкусной еды. На плите стоял таз с теплой водой, а рядом лежало сухое полотенце с мылом. Он понял намек, улыбнулся и стал стаскивать с себя шапку, рукавицы, куртку, ботинки и, наконец, верхнюю и нижнюю рубашки. Он, как смог, помылся, наслаждаясь теплой водой, а затем с удовольствием растерся полотенцем.
   Шелест женской юбки за спиной дал ему знать, что он уже не один в комнате. У него бешено забилось сердце при мысли о том, что сейчас он увидит Джессику и заключит ее в объятия. От нее всегда веяло чистотой и свежестью. А обнимать ее - как будто лежать среди роз в летний день.
   Однако на сей раз на Вулфа пахнуло не розой, а лавандой. Улыбаясь, Виллоу протянула ему чистую рубашку.
   - Если у тебя одежда так же грязна, как была у Калеба, то она может стоять вертикально. И даже сама стрелять, - пошутила она.
   Вулф надел рубашку, оценив чистоту и мягкость фланели. Он посмотрел на жаркое, греющееся на медленном огне, на гору бисквитов и покачал головой в немом удивлении.
   - Просто непостижимо, Виллоу! Нянчить новорожденного - и одновременно стирать для четырех мужчин, кормить их днем и ночью... А в промежутках еще спасать лошадиный приплод и отстреливать волков...
   Виллоу удивленно посмотрела на него.
   - Я согласна с тобой в отношении младенца и бисквитов, но в остальном ты заблуждаешься. Все остальное делала Джессика, в том числе и готовила. Спасение жеребят тоже ее заслуга, а не моя. Я лишь одолжила ей свою одежду и дробовик.
   - Что ты такое говоришь?
   - А то, что в пургу отправилась Джесси, а не я.
   Глаза у Вулфа стали огромными, словно блюдца. Он сжал ее за плечи так сильно, что она поморщилась.
   - Но ведь я собственными глазами видел, как ты скакала на Дьюсе, сказал он твердо. - Я видел, как волк прыгнул на тебя, ты выстрелила и затем перезаряжала дробовик, пока Дьюс под тобой крутился, как бешеный. К тому же ты держала на коленях приплод, а я не знал, успею ли застрелить этого чертова волка или же он стащит тебя в снег вместе с жеребенком.
   - Джесси! - предельно кратко ответила Виллоу. - Джесси, Джесси и Джесси!
   Вулф отпустил Виллоу и бросился в их с Джессикой спальню.
   - Если ты ищешь свою утонченную аристократку, - бросила вслед Виллоу будничным тоном, - попробуй заглянуть в конюшню.
   - Что?!
   - Джесси опасалась, что волки могут туда пробраться. Она знает, сколько надежд ты возлагаешь на кобылу стального окраса. Поэтому она и отправилась в пургу, когда я в бинокль увидела, что этой кобылы не хватает. Джессика и сейчас в конюшне с дробовиком. Она на страже будущего, так на ее месте поступила бы и я.
   Вулф таращил глаза на Виллоу, не в состоянии поверить тому, что слышал.
   - Я хотела отправиться, - продолжала Виллоу - Но Джесси не пустила меня. Она сказала, что если что-нибудь случится ей мной, то умрет Этан. А если что-то случится с ней, то не умрет никто.
   - Маленькая дурочка!
   - Разве? Она могла родиться аристократкой и получить аристократическое воспитание, но она вовсе не беспомощное маленькое украшение, как полагаешь ты.
   Виллоу говорила уже сама с собой. Дверь за Вулфом захлопнулась, и он стремглав понесся на конюшню.
   17
   Когда стальная уловила запах Вулфа, она негромко заржала, приветствуя его. Он перегнулся через дверь стойла и заглянул внутрь. Его словно ударило то, что он увидел
   Привалившись к стене, Джессика спала в дальнем углу. Рядом с ней валялся дробовик. Новорожденный гнедой жеребенок свернулся возле, согревая ее теплом. Вулф с болью отметил разницу между той, которая танцевала с ним в Лондоне, и девушкой, на которую он смотрел сейчас.
   В Лондоне кожа Джессики была нежная и прозрачная, как перламутр. Америка была к ней не столь добра: на лице виднелись царапины и шрамы, щеки обветрились. В Лондоне цвет лица у нее был яркий, звучный. Сейчас губы побледнели, и усталость обвела глаза темными кругами.
   Но печальные сопоставления этим лишь начались. В Лондоне волосы Джессики горели, словно пламя, и драгоценные камни поблескивали в затейливой прическе. Сейчас в спутанных кудрях торчали лишь соломинки. В Лондоне ей шили платья из самых дорогих тканей, ее юбки волновались, словно облако. Сейчас на ней было фланелевое белье, мальчишеская рубашка из оленьей кожи и бриджи со следами ее акушерской деятельности.
   В Лондоне дни Джессики были заполнены чаепитиями и балами, играми и чтением книжных новинок. В Америке она работала за горничную и конюха одновременно. В Лондоне она принимала гостей, услаждая их шутками и серебряным смехом. В Америке смеяться было некогда. Случалось, что и жизнь Джессики была в опасности.
   "Джесси, что я сделал с тобой?"
   На немой мучительный вопрос Вулфа не было иного ответа, кроме правды: он почти убил девушку, которая доверяла ему, не доверяя более никому на свете.
   Вулф тихо вошел в стойло. Он взял дробовик, вынул патрон и вернул ствол в исходное положение. Легкий шум разбудил Джессику. Вздрогнув, она механически потянулась за ружьем, которого уже не было на месте.
   - Все в порядке, Джесси. Волки ушли.
   Она разглядела Вулфа, прищурилась и сонно улыбнулась:
   - За исключением одного, но он мой личный лорд Волк*. С ним я в безопасности.
   ______________
   * Имя Вулф звучит по-английски так же, как и слово "волк".
   Боль перевернула всю душу Вулфа. Он не принес Джессике ничего, кроме несчастья.
   - Моя глупость чуть не погубила тебя, эльф. Когда я думаю, что тебя могли разорвать волки...
   - Ты прекрасный стрелок, - пробормотала она, снова пытаясь уснуть.
   - Я дурак!
   Хотя голос Вулфа был грубым, он очень нежно взял ее на руки. Когда она поняла, что он хочет вынести ее из стойла, она мгновенно проснулась.
   - Постой! Ты еще не рассмотрел жеребенка стальной, - запротестовала она. - Эта кобыла станет великолепной основой для нашего табуна. Я никогда не видела у жеребят такой прелестной головы, такой грудки... Это самка. Правда, большая? Через несколько лет она...
   - К черту стальную вместе с жеребенком! - перебил ее Вулф нетерпеливо. - Ты не понимаешь, что могла погибнуть!
   Джессика прищурилась.
   - Ты тоже мог.
   - Это совсем другое дело... Но теперь этому будет положен конец.
   - Что?
   - Я отправлю тебя в Лондон, как только откроется перевал.
   - Собираешься дать той карете еще один шанс?
   - О чем ты говоришь?
   Джессика улыбнулась и уткнулась носом в жесткий подбородок Вулфа.
   - Помнишь, меня чуть не задавила карета в Лондоне?
   - Помню, - ответил Вулф.
   - Ты должен помнить. Ты избил этого извозчика до полусмерти.
   - Нужно было убить эту пьяную скотину.
   - Таких, как он, немало, - заметила Джессика.
   - И что же?
   - А то, что в Лондоне я не буду в большей безопасности, чем здесь.
   Кончиком языка Джессика прочертила обжигающую линию на подбородке Вулфа.
   - Дело не в этом, - сказал он сурово.
   - Тогда в чем же?
   - Я едва не убил тебя тем, что окунул в нашу жизнь на западный манер. Ты английская аристократка и достойна красивой жизни, для которой рождена и воспитана.
   Говоря это, он вышел из конюшни на лунный свет. Земля была покрыта сверкающим снегом. Воздух казался теплым и упругим.
   - Ерунда, - сказала Джессика, зевая. - Ты будешь несчастлив в Англии.
   - Такой проблемы не возникнет.
   Джессика притихла в руках Вулфа. Сон мгновенно слетел с нее. Она с тревогой спросила:
   - О чем ты говоришь?
   - Я покину Англию сразу после нашего развода.
   - Но я не требовала развода!
   - Тебе и не придется этого делать. Я потребую.
   - Но почему?! - прошептала Джессика. - Что я такое совершила, чтобы ты меня так возненавидел?
   - Я не ненавижу тебя. Я никогда не испытывал ненависть, хотя и готов был задушить, когда ты подстроила мне ловушку.
   - Тогда почему...
   Джессике не удалось закончить свой вопрос, потому что Вулф припал ртом к ее губам. Когда он наконец оторвался и поднял лицо, оба дышали быстро и жадно.
   - Это все, Джесси. И не надо было этого начинать.
   - Вулф, послушай, - произнесла она решительно. - Я намерена быть твоей женой во всех смыслах. Я хочу любить тебя, работать рядом с тобой, воспитывать наших детей, ухаживать за тобой, когда ты болен. С тобой я буду смеяться даже тогда, когда в мире не останется ни одного цвета, кроме серого.
   Каждое ее слово было для него как острый нож в сердце, оно подвергало его страшному искушению, расшатывало способность владеть собой, возрождало мечту, которой никогда не суждено стать реальностью. И он знал, что это невозможно, с того времени, как ей исполнилось пятнадцать лет.
   И с того же времени он узнал, что такое ад: мечтать о том, что недостижимо, от чего его отделяет бездна, которую он не должен стремиться преодолеть, потому что, преодолев эту бездну, он убьет ту, о которой мечтает.
   И вот сейчас, вопреки своим благим намерениям, он это почти сделал.
   - Я люблю тебя, - сказала Джессика. - Я люблю..
   - Замолчи, - прервал ее Вулф. Ее слова причиняли ему боль сильнее любого удара. - Я Дерево Стоящее Одиноко. Ты леди Джессика Чартерис. Тебе больше нечего бояться в Англии. Я сделаю все, чтобы у тебя появился хороший муж или его не было вообще.
   Вулф предпочитал бы последнее. Мысль о том, что другой мужчина будет касаться Джессики, усугубляла его муки. Он не был уверен, что вынесет это. Но - должен... Он сделал глубокий вдох, затем выдох и заговорил более спокойно.
   - Меня нужно повесить за то, что я привез тебя в эту дикую страну.
   - Но...
   - Пожалуйста, не надо!
   Джессика ощутила острую, живую боль в голосе Вулфа. Это сдержало ее. Ничто другое не могло бы сдержать ее. На нее волной накатил страх. Она закрыла глаза и уткнулась лицом в его шею, не желая, чтобы он видел ее отчаяние.
   Она могла сопротивляться его гневу. Его боль сломила ее сопротивление.
   Когда Вулф открыл кухонную дверь, Виллоу лишь бросила взгляд на его почерневшее лицо - и про себя произнесла молитву. Вулф прошел мимо нее так, как будто здесь были только он и Джессика.
   - В чем дело? Она поранилась? - с тревогой спросила Виллоу.
   - Просто очень устала.
   Открыв ногой дверь в спальню, Вулф увидел, что еда, бренди и тазы с теплой водой были принесены туда. В камине плясали языки огня.
   - Ты можешь стоять? - спросил он негромко.
   Вулф поставил ее у камина, который он построил для Калеба, и стал заботливо раздевать. Джессика никак не реагировала на это. Она просто послушно стояла, что заставляло Вулфа бдительно следить за ней. Вскоре на ней не осталось ничего, кроме полупрозрачных панталон и лифчика. Они выглядели удивительно чистыми, воздушными и женственными по сравнению с верхней одеждой. Он снял с нее эти два предмета с такой осторожностью, словно они были сделаны из лунного света.
   По телу Джессики пробежала дрожь, когда панталоны и лифчик упали на пол перед камином и она осталась обнаженной перед мужчиной, которого она любила, мужчиной, который ранил ее так, как никто другой на свете.
   Вулф сдернул меховое покрывало с кровати и набросил на Джессику.
   - Так потеплей? - спросил он.
   Не глядя на него, она кивнула.
   - Ты не голодна?
   Она покачала головой.
   - Когда ты ела в последний раз?
   - Я не помню.
   В ее голосе не было ни музыки, ни веселости, ни горечи, ни тепла, которое присутствовало в ей с тех пор, как началась их интимная жизнь, блаженная и мучительная одновременно, потому что они не могли отдаться друг другу до конца.
   Барьером между ними была ее девственность - пропасть, которую нельзя было пересекать.
   Английская аристократка - и индеец-полукровка.
   - Джесси... - прошептал Вулф.
   Но что, кроме этого, он мог сказать? Все было уже сказано. Оставалось лишь вернуть ее той стране и той жизни, которых он не мог принять.
   В тишине Вулф отыскал щетку для волос и вернулся к камину, возле которого стояла Джессика. Он стал молча расчесывать ее спутанные волосы.
   - Я теперь не такая никчемная и могу причесаться сама.
   Вулф только вздохнул, услышав безжизненный голос Джессики. Таким же было и ее тело. Сейчас она подавлена и смята, словно трава после бури. Но, как трава, она воспрянет вместе с солнцем. Он был уверен в этом. Ей нужно было лишь отдохнуть и вернуться, наконец, в свою Англию.
   - Мне нравится расчесывать твои волосы, - сказал Вулф. - Они и прохладные, и огненные, и пахнут розами. Этот шелк, этот запах мне никогда не забыть.
   Джессика ничего не ответила, потому что ее душили слезы. Вулф стоял рядом, однако он удалялся от нее с каждым мгновением, и каждое движение щеткой говорило ей "прощай".
   Закрыв глаза, Джессика стояла со смирением проклятой, в то время как человек, которого она любила, мучил и терзал ее. Если бы она могла умереть!.. Ей оставалось терпеть муки и сладость его прикосновений и молиться, чтобы никогда не пришло завтра, которое отделит ее от единственного любимого человека.
   Когда волосы Джессики превратились в блестящее, чуть кудрявое облако, Вулф нехотя отложил щетку. От его движений воздух заколыхался и потревожил волосы, вплетя блики каминного огня в шелковистые пряди.
   В памяти Вулфа навсегда запечатлеется эта картина - обнаженная Джессика перед камином. Ему хотелось видеть изумруды ее глаз, но они были скрыты за полуопущенными веками и густыми ресницами, словно устали смотреть на человека, который провел ее через круги ада.
   Вулф принес тазы с горячей водой к камину. Он смочил и выжал небольшую тряпочку в одном из них, слегка намылил ее и стал протирать лицо Джессики. Постепенно комнату наполнил аромат летнего розария.
   - Я не такая никчемная, чтобы не могла умыться самостоятельно, сказала она тихо, глядя в камин, а не на мужчину, который мягко, но непреклонно разрывал ее сердце.
   - Я знаю. Ты устала. Позволь мне позаботиться о тебе, что мне следовало бы делать с самого начала.
   Веки Джессики вздрогнули, когда тряпка коснулась ее
   щеки.
   - Больно?
   Она устало покачала головой.
   - Ты уверена? Эти ссадины могут быть болезненными.
   Откуда они у тебя?
   - Я не помню, - ответила она бесцветным голосом.
   Пальцы Вулфа с величайшей нежностью пошли по ее телу. Дыхание Джессики стало неровным. Когда он спустил покрывало до талии, она тихонько вскрикнула.
   - Не беспокойся, эльф. Я не собираюсь требовать от тебя чувственных игр. Ты слишком устала... и вряд ли тебе захочется испытывать мое самообладание сегодня.
   Джессика открыла глаза, впервые посмотрев на Вулфа Он не заметил этого. Он любовался изумительной картиной: Джессика с меховым серебристым покрывалом вокруг бедер и роскошными рыжими кудрями, рассыпавшимися по груди.
   Вулф медленно перебросил волосы ей за спину. Еще до того как влажная тряпочка коснулась ее груди, соски собрались в тугие бархатные венчики.
   - Ты огненно прекрасна, - сдавленно сказал Вулф. - Я запомню тебя такой до самой смерти.
   "И я буду желать тебя до самой смерти".
   Вулф не произнес этих слов вслух. Но они звучали в нем как приговор.
   Джессика увидела суровые складки на лице Вулфа. Ей хотелось спросить его о причине, но она боялась, что, открыв рот, она закричит о своей страсти и любви к человеку, который не любил ее. И она молчала, чувствуя, как печаль безжалостно сжимает ей горло.
   Меховое покрывало соскользнуло с бедер Джессики на руки Вулфа и затем на пол.
   Не торопясь, Вулф в полной тишине возобновил омовение. Джессика задышала глубже и раскованней. Когда Вулф без слов попросил ее подвинуть ногу, она не сопротивлялась, позволив ему коснуться интимных мест. В течение продолжительного времени слышался лишь плеск воды, треск дров в камине да прерывистые вздохи. Наконец были смыты последние остатки мыла, и в спальне остался аромат роз и теплой благоухающей женщины.
   - Вот и все, - сказал он глухо.
   Он стоял, в смятении закрыв глаза, не имея больше сил смотреть на Джессику. Он знал, что должен был бы просить прощения за все свои жестокости, а вместо этого в мозгу у него рисовались неплотно сжатые точеные ножки. Он думать не мог ни о чем другом.
   Джессика увидела снедающее Вулфа желание и ощутила его сама. Оно совмещало в себе и физическую тягу, и нечто большое, сложное и мучительное. Не говоря ни слова, она стала расстегивать рубашку Вулфа.