Страница:
Почему это так трудно? – вопрошал себя Калеб – Почему?"
Виллоу не без смущения украдкой наблюдала за тем, как Калеб ходил по лагерю, укладывая продукты в багажные мешки, проверяя подпруги и недоуздки, заботясь о том, чтобы в пути ничто не беспокоило лошадей Когда он появился на лугу с новым мешком зерна, Виллоу присоединилась к нему.
По свистку Калеба к нему рысью подбежал Трей и подошел, прихрамывая, Дьюс. Калеб насыпал две кучки зерна и пока лошади с хрустом жевали, осмотрел у них копыта и спины, ласково разговаривая с ними и хваля их за выносливость и добрый нрав. Виллоу была зачарована непринужденностью движений, силой и какой-то неповторимой мужской грацией Калеба. Удивительно точно и уверенно двигались его руки. Он настолько осторожно коснулся пулевой раны Дьюса, что мерин даже не вздрогнул. Калеб очень внимательно осмотрел рану.
– Все такая же чистая, – сказал он негромко. Он потрепал лошадь по холке, ощупал шерсть в тех местах, где чаще всего выступает пена. – Я послежу за тобой, мой малыш. Думаю, тебе надо дать отдых на денек-другой. Я нисколько тебя не виню. Дорога была чертовски трудная.
Запах зерна долетел до одной из кобыл, и она, тихонько заржав, направилась к Калебу. Он улыбнулся и потрогал ее за челку.
– Привет, Пенни. Чувствуешь себя получше после того, как ночь попаслась? – спросил он.
Пенни решительно потянулсь к мешку с зерном.
Виллоу засмеялась.
– Перестань мучить ее. Она знает, что ее ожидает лакомство.
Калеб искоса взглянул на Виллоу и как-то загадочно улыбнулся.
– Чем дольше ждешь, тем желаннее то, к чему стремишься. Разве ты не знаешь?
Со стороны Виллоу было мудро промолчать, но с румянцем во всю щеку она ничего поделать не могла. Она вздрогнула, вспомнив утренние ласки
Через всю долину к ним галопом несся Измаил. Уши у него были торчком, шаг легкий и ровный, тело гибкое.
– Хорошо выглядит, – заметил Калеб.
– Дышит тяжеловато…
– Это высота сказывается… Через недельку пообвыкнет.
Виллоу вздохнула и потерла виски. Каждую из кобыл, примчавшихся на запах, Калеб оделил порцией зерна.
– Мы не будем так сильно гнать, пока ты не привыкнешь к высоте.
– Будем ехать всего лишь по двенадцать часов в сутки, а не по восемнадцать? – пробормотала под нос Виллоу
Но Калеб услышал Слух у него был как у оленя. Он поднял глаза на Виллоу и увидел, что она закрыла глаза и трет виски Он добавил еще зерна лошадям, завязал мешок ремнем, отставил его и подошел к Виллоу.
– Болит голова? – участливо спросил он.
Она виновато опустила руки.
– Немножко… Хотя и не так, как на перевале.
– А ну-ка позволь мне.
Пресекая любые возможные возражения со стороны Вил-лоу, Калеб провел большим пальцем по ее вискам.
– Расслабься по возможности, – сказал он. – Чем напряженней мышцы, тем сильнее болит.
Виллоу тихонько охнула от удовольствия, когда пальцы Калеба заскользили по голове, массируя и расслабляя узлы, о существовании которых она даже не подозревала. Сильные, нежные, искусные руки убирали, снимали боль, принося ей облегчение и покой. Легким движением пальцев Калеб побудил Виллоу наклониться и затем опереться лбом о его грудь.
Лишь тогда Виллоу осознала, что рубашка у Калеба расстегнута и ее лоб касается обнаженной теплой груди. Темная поросль щекотала ей нос и рот. Она втянула в себя воздух, ощутив запах шерстяной рубашки, лошади и мужского пота. Она вздохнула и с наслаждением потерлась щекой о мужскую грудь.
– Это так здорово, – сказала Виллоу, медленно поворачивая голову, подставляя ее сильным пальцам, уносящим боль.
– Хорошо, – ответил Калеб, ощущая тепло ее дыхания на своей груди.
На некоторое время воцарилось молчание. Затем Виллоу снова вздохнула и произнесла:
– Я никогда не смогу расплатиться с тобой…
Калеб засмеялся.
– Ну почему же? Я могу позволить тебе потереть мне голову.
– Я имею в виду кобыл. Спасибо тебе, Калеб.
– Они слишком хороши, чтобы можно было их потерять из-за чьей-то ошибки.
– Я знаю, – просто сказала Виллоу. – Это была моя ошибка.
Калеб потер виски Виллоу тыльной стороной пальцев.
– Не ты создавала эти горы, душа моя. Это сделал господь.
Она грустно улыбнулась.
– Но я наняла проводника и тут же отказалась прислушиваться к его словам. Я едва не погубила моих красавиц, которые виновны лишь в том, что шли туда, куда я их вела. Они бы погибли, если бы ты не отправился за ними… Я бы не смогла… Я пыталась, но… – Ее голос прервался.
Виллоу покачала головой и зашептала:
– У меня не хватило сил. У тебя они оставались, но ты не обязан был идти за лошадьми, хотя бы потому, что ты несколько дней недосыпал.
Руки Калеба задержались на висках Виллоу. Затем он снова стал поглаживать ей лоб. Ее готовность взять на себя ответственность за выбор, который она сделала, поражала его. Он мало встречал мужчин и еще меньше женщин, которые не пытались бы при неблагоприятном развитии событий переложить вину на других, а при благополучном исходе – присвоить лавры себе.
Чем дольше Калеб присматривался к Виллоу, тем больше убеждался, что она приучена заботиться о себе и о тех, кто с ней рядом. Ее никак нельзя было назвать южной леди, к разряду которых он относил ее на первых порах.
"Должно быть, бог заснул в то время, иначе он не должен был позволить Виллоу броситься в объятия такого негодяя, как Рено. Она слишком хороша для него. Она не могла знать, что из себя представляет Рено, иначе она никогда бы не отдалась ему. Я окажу ей услугу, когда прихлопну этого сукиного сына.
Она будет моей женщиной до того, как снова увидится с ним. Я не двинусь из этой долины до тех пор, пока Виллоу не станет моей, и тогда даже смерть ее возлюбленного не сможет что-либо изменить".
– Спасибо тебе за моих лошадей, Калеб, – тихо повторила Виллоу. Она стояла все в том же положении, касаясь лбом груди Калеба. – Я должна тебе больше, чем в состоянии заплатить.
– Виллоу, – еле слышно произнес Калеб.
Она открыла глаза и откинула голову назад, чтобы увидеть его лицо. Никогда еще искорки в ее карих глазах не казались Калебу настолько красивыми.
– Ты спасла мне жизнь, когда подстрелили Дьюса, – сказал он. – Ты принесла мне боеприпасы и потом отстреливалась рядом со мной… Ты мне ничего не должна.
– А сколько раз спасал мне жизнь ты с того времени, как мы покинули Денвер?
– Это разные вещи.
– Почему?
– А потому, – Калеб наклонился и прикоснулся к губам Виллоу, – что ты меня наняла для этой цели.
– Ты очень хорошо выполняешь свою работу… да и другие вещи делаешь не хуже.
Виллоу думала о том, насколько заботлив он был к лошадям, но она не успела сказать об этом, как на ум ей пришли другие примеры того, насколько искусен был Калеб. Румянец залил ее щеки.
Калеб слегка улыбнулся и подразнил ее губы кончиком языка.
– Разве? – спросил он. – А что ты имеешь в виду?
– Ты отлично знаешь сам, – пробормотала Виллоу.
– Нет, я не знаю, – сказал он, покачав головой и скользнув ртом по ее губам. – Скажи мне.
Виллоу отвела взгляд и подумала, что ей надо поучиться вначале думать, а уж потом говорить. До встречи с Калебом она не замечала за собой подобной импульсивности. А вот после знакомства с ним она все время попадала в ситуации, когда ей приходилось краснеть.
– Должно быть, ты имеешь в виду, что я словно из-под земли сумел достать тебе костюм для езды, – предположил Калеб.
Губы Виллоу сложились в улыбку. Она посмотрела на него сквозь длинные ресницы.
– Ну что ж, это одна из вещей.
– И еще седло.
Улыбка Виллоу стала шире.
– Да.
– И еще умею ловить форель.
Щеки Виллоу прямо-таки заполыхали.
– Так как, Виллоу? Я прав? – переспросил Калеб. Руки Калеба скользнули к ее бокам. Могучие мускулы перекатились под кожей, когда он медленно поднял девушку до уровня своих глаз. – Это та вещь, в которой я силен? В ловле форели?
Виллоу кивнула и хрипло произнесла:
– Ты в этом особенно силен.
Несколько мгновений Калеб в молчании, под гулкий стук собственного сердца, смотрел на полные розовые губы Виллоу. Затем он нагнулся и взял ее рот в быстром, обжигающем поцелуе, который заставил Виллоу напрячься. Его язык коснулся глянцевой поверхности ее сомкнутых зубов.
– Открой их для меня, – шепнул он. – Дай мне попробовать этот теплый мед.
Он куснул ее за нижнюю губу. Когда она ахнула от удивления, он проник языком в рот и стал дразнить Виллоу, пока она не задрожала в его руках. В конце концов она вздохнула, и ее язык робко коснулся его языка, как бы возвращая поцелуй. Удивительное сочетание сдержанности и отзывчивости в девушке напомнило Калебу о собственном намерении – поцеловать Виллоу в следующий раз лишь тогда, когда она попросит его об этом.
Но он был не в состоянии ждать. Медленно и неохотно, проклиная страсть, которую разбудила в нем Виллоу, Калеб поднял голову. Открыв глаза, он увидел, что Виллоу с изумлением смотрит на него.
– А в поцелуях я тоже силен? – хрипло спросил он.
Густо покраснев, Виллоу произнесла с укоризной:
– Калеб!
– Если я в этом плох, скажи мне, что я делаю не так. Я хочу доставить тебе удовольствие, Виллоу. Я от души хочу тебя порадовать… Я хочу этого, – шептал Калеб возле ее губ, – я очень этого хочу.
Когда Виллоу произносила его имя, ее губы дрожали, и это больше всего волновало Калеба. Несмотря на неукротимую страсть, которая владела им, его поцелуй был нежным, не требующим от Виллоу ничего такого, что выходило бы за пределы ей известного.
Целомудренность поцелуя удивила Виллоу, ибо она явно чувствовала страсть и напряженность в теле Калеба. Эта сдержанность придала ей уверенности, равно как и его утренняя готовность прекратить ласки. Ведь несколькими днями раньше, когда он расчесывал ей волосы, а затем стал горячо целовать ее и трогать плоть, которую никто из мужчин никогда не трогал, ее отпор откровенно рассердил Калеба.
Раньше, но не сегодня. Сегодня Калеб не сердился. Сегодня Виллоу казалось, что в ее жилах течет солнечный свет и мед.
Она положила ладони на плечи Калеба. Ей хотелось, чтобы ее пальцы ощутили не шерсть рубашки, а тепло тела под ней. Виллоу украдкой погладила упругие мышцы, с удовольствием ощущая шелк волос на груди.
Калеб напрасно ждал, когда Виллоу откроет губы для более страстного поцелуя. Она подарила ему поцелуй такой же целомудренный, как и он ей, после чего вздохнула и стала гладить его, отчего он едва не застонал. Ее нежные пальцы и видимое удовольствие, с которым она дотрагивалась до его груди, вызвали в нем настоящий пожар.
И в то же время Виллоу не делала попыток повторить поцелуй, сделать его более страстным, чтобы он стал прелюдией к чему-то более интимному.
Калеб подумал, уж не относится ли Рено к разряду тех мужчин, которые любят причинять женщинам боль в постели. Этим может объясняться внезапно родившийся у Виллоу страх, когда его рука легла между ее ног, но это не объясняет, почему его так упорно защищала Ребекка. Она была откровенно избалованным, изнеженным ребенком. У нее всегда на первом плане были шалости, любовь, радости жизни. Грубый человек не завоевал бы ее сердца, ее верности, она не отдала бы ему свою честь. Она могла полюбить лишь подлинного джентльмена.
Внезапно Калеб подумал, что сам он вряд ли отвечает образу джентльмена, в особенности в настоящий момент. От него пахло лошадьми, тяжелой работой, он был одет в не первой свежести одежду. Этого не скажешь о Виллоу. От нее постоянно пахло лавандой, луговыми травами и летом. Неудивительно, что она не горела желанием сближаться с ним.
– Я признаюсь, в чем я еще силен, – сказал Калеб, опуская девушку на землю и отступая от нее на шаг. – Я еще и лозоискатель.
– Ты? Лозоискатель?
– Угу… Я могу найти горячие источники практически в любом месте.
Глаза Виллоу широко раскрылись от удивления, и это помогло ей преодолеть разочарование, вызванное тем, что руки Калеба больше не обнимают ее.
– Ты можешь найти горячую воду? Даже здесь?!
– Тем более здесь. Шестое чувство подсказывает мне, что есть горячий источник в пределах этой долины, с бассейном, в котором можно плавать.
Она улыбнулась, вспомнив журнал отца Калеба, к которому он постоянно возвращался.
– Ты – настоящий волшебник, Калеб Блэк!
– Конечно, я еще не все умею, но я учусь.
– Хочешь, бросим монету?
Калеб в недоумении заморгал глазами.
– Это еще зачем?
– Чтобы решить, кто первый примет ванну.
Калеб с трудом удержался, чтобы не сморозить глупость и не предложить искупаться одновременно. «Помни о форели. Медленно и постепенно. Никаких резких шагов. Терпение и еще раз терпение».
– Ты будешь первой, душа моя. Я займусь лошадьми.
– Но это несправедливо по отношению к тебе!
– Я люблю возиться с лошадьми.
– Тогда я постираю нашу одежду. Идет? – предложила Виллоу, протягивая руку.
Калеб взял руку, поднес ее к губам и легонько куснул подушечку большого пальца.
Отпустив руку, он принялся расстегивать свою рубашку.
– Что ты делаешь? – спросила Виллоу.
– Снимаю одежду. Или ты намерена стирать ее вместе со мной?
– Гм… нет.
Мысль показалась Виллоу привлекательной. Об этом можно было судить по густоте румянца, прихлынувшего к ее лицу. Калеб улыбнулся и стянул с себя рубашку. Он испытывал удовлетворение при виде румянца во всю щеку и широко раскрытых глаз Виллоу. Возможно, она не хотела или боялась физической близости с ним, но она искренне восхищалась им как мужчиной. В этом заключался один из многих парадоксов ее поведения, и это и манило, и ставило Калеба в тупик.
Желая узнать реакцию Виллоу, Калеб начал расстегивать брюки. Виллоу испуганно вскрикнула и подняла взгляд на его лицо.
– Та же проблема, что и с рубашкой, – объяснил Калеб.
Виллоу проглотила комок в горле и пробормотала:
– Я принесу тебе одеяло.
Она повернулась и побежала по траве к лагерю. Вслед ей неслись раскаты мужского смеха.
12
Виллоу не без смущения украдкой наблюдала за тем, как Калеб ходил по лагерю, укладывая продукты в багажные мешки, проверяя подпруги и недоуздки, заботясь о том, чтобы в пути ничто не беспокоило лошадей Когда он появился на лугу с новым мешком зерна, Виллоу присоединилась к нему.
По свистку Калеба к нему рысью подбежал Трей и подошел, прихрамывая, Дьюс. Калеб насыпал две кучки зерна и пока лошади с хрустом жевали, осмотрел у них копыта и спины, ласково разговаривая с ними и хваля их за выносливость и добрый нрав. Виллоу была зачарована непринужденностью движений, силой и какой-то неповторимой мужской грацией Калеба. Удивительно точно и уверенно двигались его руки. Он настолько осторожно коснулся пулевой раны Дьюса, что мерин даже не вздрогнул. Калеб очень внимательно осмотрел рану.
– Все такая же чистая, – сказал он негромко. Он потрепал лошадь по холке, ощупал шерсть в тех местах, где чаще всего выступает пена. – Я послежу за тобой, мой малыш. Думаю, тебе надо дать отдых на денек-другой. Я нисколько тебя не виню. Дорога была чертовски трудная.
Запах зерна долетел до одной из кобыл, и она, тихонько заржав, направилась к Калебу. Он улыбнулся и потрогал ее за челку.
– Привет, Пенни. Чувствуешь себя получше после того, как ночь попаслась? – спросил он.
Пенни решительно потянулсь к мешку с зерном.
Виллоу засмеялась.
– Перестань мучить ее. Она знает, что ее ожидает лакомство.
Калеб искоса взглянул на Виллоу и как-то загадочно улыбнулся.
– Чем дольше ждешь, тем желаннее то, к чему стремишься. Разве ты не знаешь?
Со стороны Виллоу было мудро промолчать, но с румянцем во всю щеку она ничего поделать не могла. Она вздрогнула, вспомнив утренние ласки
Через всю долину к ним галопом несся Измаил. Уши у него были торчком, шаг легкий и ровный, тело гибкое.
– Хорошо выглядит, – заметил Калеб.
– Дышит тяжеловато…
– Это высота сказывается… Через недельку пообвыкнет.
Виллоу вздохнула и потерла виски. Каждую из кобыл, примчавшихся на запах, Калеб оделил порцией зерна.
– Мы не будем так сильно гнать, пока ты не привыкнешь к высоте.
– Будем ехать всего лишь по двенадцать часов в сутки, а не по восемнадцать? – пробормотала под нос Виллоу
Но Калеб услышал Слух у него был как у оленя. Он поднял глаза на Виллоу и увидел, что она закрыла глаза и трет виски Он добавил еще зерна лошадям, завязал мешок ремнем, отставил его и подошел к Виллоу.
– Болит голова? – участливо спросил он.
Она виновато опустила руки.
– Немножко… Хотя и не так, как на перевале.
– А ну-ка позволь мне.
Пресекая любые возможные возражения со стороны Вил-лоу, Калеб провел большим пальцем по ее вискам.
– Расслабься по возможности, – сказал он. – Чем напряженней мышцы, тем сильнее болит.
Виллоу тихонько охнула от удовольствия, когда пальцы Калеба заскользили по голове, массируя и расслабляя узлы, о существовании которых она даже не подозревала. Сильные, нежные, искусные руки убирали, снимали боль, принося ей облегчение и покой. Легким движением пальцев Калеб побудил Виллоу наклониться и затем опереться лбом о его грудь.
Лишь тогда Виллоу осознала, что рубашка у Калеба расстегнута и ее лоб касается обнаженной теплой груди. Темная поросль щекотала ей нос и рот. Она втянула в себя воздух, ощутив запах шерстяной рубашки, лошади и мужского пота. Она вздохнула и с наслаждением потерлась щекой о мужскую грудь.
– Это так здорово, – сказала Виллоу, медленно поворачивая голову, подставляя ее сильным пальцам, уносящим боль.
– Хорошо, – ответил Калеб, ощущая тепло ее дыхания на своей груди.
На некоторое время воцарилось молчание. Затем Виллоу снова вздохнула и произнесла:
– Я никогда не смогу расплатиться с тобой…
Калеб засмеялся.
– Ну почему же? Я могу позволить тебе потереть мне голову.
– Я имею в виду кобыл. Спасибо тебе, Калеб.
– Они слишком хороши, чтобы можно было их потерять из-за чьей-то ошибки.
– Я знаю, – просто сказала Виллоу. – Это была моя ошибка.
Калеб потер виски Виллоу тыльной стороной пальцев.
– Не ты создавала эти горы, душа моя. Это сделал господь.
Она грустно улыбнулась.
– Но я наняла проводника и тут же отказалась прислушиваться к его словам. Я едва не погубила моих красавиц, которые виновны лишь в том, что шли туда, куда я их вела. Они бы погибли, если бы ты не отправился за ними… Я бы не смогла… Я пыталась, но… – Ее голос прервался.
Виллоу покачала головой и зашептала:
– У меня не хватило сил. У тебя они оставались, но ты не обязан был идти за лошадьми, хотя бы потому, что ты несколько дней недосыпал.
Руки Калеба задержались на висках Виллоу. Затем он снова стал поглаживать ей лоб. Ее готовность взять на себя ответственность за выбор, который она сделала, поражала его. Он мало встречал мужчин и еще меньше женщин, которые не пытались бы при неблагоприятном развитии событий переложить вину на других, а при благополучном исходе – присвоить лавры себе.
Чем дольше Калеб присматривался к Виллоу, тем больше убеждался, что она приучена заботиться о себе и о тех, кто с ней рядом. Ее никак нельзя было назвать южной леди, к разряду которых он относил ее на первых порах.
"Должно быть, бог заснул в то время, иначе он не должен был позволить Виллоу броситься в объятия такого негодяя, как Рено. Она слишком хороша для него. Она не могла знать, что из себя представляет Рено, иначе она никогда бы не отдалась ему. Я окажу ей услугу, когда прихлопну этого сукиного сына.
Она будет моей женщиной до того, как снова увидится с ним. Я не двинусь из этой долины до тех пор, пока Виллоу не станет моей, и тогда даже смерть ее возлюбленного не сможет что-либо изменить".
– Спасибо тебе за моих лошадей, Калеб, – тихо повторила Виллоу. Она стояла все в том же положении, касаясь лбом груди Калеба. – Я должна тебе больше, чем в состоянии заплатить.
– Виллоу, – еле слышно произнес Калеб.
Она открыла глаза и откинула голову назад, чтобы увидеть его лицо. Никогда еще искорки в ее карих глазах не казались Калебу настолько красивыми.
– Ты спасла мне жизнь, когда подстрелили Дьюса, – сказал он. – Ты принесла мне боеприпасы и потом отстреливалась рядом со мной… Ты мне ничего не должна.
– А сколько раз спасал мне жизнь ты с того времени, как мы покинули Денвер?
– Это разные вещи.
– Почему?
– А потому, – Калеб наклонился и прикоснулся к губам Виллоу, – что ты меня наняла для этой цели.
– Ты очень хорошо выполняешь свою работу… да и другие вещи делаешь не хуже.
Виллоу думала о том, насколько заботлив он был к лошадям, но она не успела сказать об этом, как на ум ей пришли другие примеры того, насколько искусен был Калеб. Румянец залил ее щеки.
Калеб слегка улыбнулся и подразнил ее губы кончиком языка.
– Разве? – спросил он. – А что ты имеешь в виду?
– Ты отлично знаешь сам, – пробормотала Виллоу.
– Нет, я не знаю, – сказал он, покачав головой и скользнув ртом по ее губам. – Скажи мне.
Виллоу отвела взгляд и подумала, что ей надо поучиться вначале думать, а уж потом говорить. До встречи с Калебом она не замечала за собой подобной импульсивности. А вот после знакомства с ним она все время попадала в ситуации, когда ей приходилось краснеть.
– Должно быть, ты имеешь в виду, что я словно из-под земли сумел достать тебе костюм для езды, – предположил Калеб.
Губы Виллоу сложились в улыбку. Она посмотрела на него сквозь длинные ресницы.
– Ну что ж, это одна из вещей.
– И еще седло.
Улыбка Виллоу стала шире.
– Да.
– И еще умею ловить форель.
Щеки Виллоу прямо-таки заполыхали.
– Так как, Виллоу? Я прав? – переспросил Калеб. Руки Калеба скользнули к ее бокам. Могучие мускулы перекатились под кожей, когда он медленно поднял девушку до уровня своих глаз. – Это та вещь, в которой я силен? В ловле форели?
Виллоу кивнула и хрипло произнесла:
– Ты в этом особенно силен.
Несколько мгновений Калеб в молчании, под гулкий стук собственного сердца, смотрел на полные розовые губы Виллоу. Затем он нагнулся и взял ее рот в быстром, обжигающем поцелуе, который заставил Виллоу напрячься. Его язык коснулся глянцевой поверхности ее сомкнутых зубов.
– Открой их для меня, – шепнул он. – Дай мне попробовать этот теплый мед.
Он куснул ее за нижнюю губу. Когда она ахнула от удивления, он проник языком в рот и стал дразнить Виллоу, пока она не задрожала в его руках. В конце концов она вздохнула, и ее язык робко коснулся его языка, как бы возвращая поцелуй. Удивительное сочетание сдержанности и отзывчивости в девушке напомнило Калебу о собственном намерении – поцеловать Виллоу в следующий раз лишь тогда, когда она попросит его об этом.
Но он был не в состоянии ждать. Медленно и неохотно, проклиная страсть, которую разбудила в нем Виллоу, Калеб поднял голову. Открыв глаза, он увидел, что Виллоу с изумлением смотрит на него.
– А в поцелуях я тоже силен? – хрипло спросил он.
Густо покраснев, Виллоу произнесла с укоризной:
– Калеб!
– Если я в этом плох, скажи мне, что я делаю не так. Я хочу доставить тебе удовольствие, Виллоу. Я от души хочу тебя порадовать… Я хочу этого, – шептал Калеб возле ее губ, – я очень этого хочу.
Когда Виллоу произносила его имя, ее губы дрожали, и это больше всего волновало Калеба. Несмотря на неукротимую страсть, которая владела им, его поцелуй был нежным, не требующим от Виллоу ничего такого, что выходило бы за пределы ей известного.
Целомудренность поцелуя удивила Виллоу, ибо она явно чувствовала страсть и напряженность в теле Калеба. Эта сдержанность придала ей уверенности, равно как и его утренняя готовность прекратить ласки. Ведь несколькими днями раньше, когда он расчесывал ей волосы, а затем стал горячо целовать ее и трогать плоть, которую никто из мужчин никогда не трогал, ее отпор откровенно рассердил Калеба.
Раньше, но не сегодня. Сегодня Калеб не сердился. Сегодня Виллоу казалось, что в ее жилах течет солнечный свет и мед.
Она положила ладони на плечи Калеба. Ей хотелось, чтобы ее пальцы ощутили не шерсть рубашки, а тепло тела под ней. Виллоу украдкой погладила упругие мышцы, с удовольствием ощущая шелк волос на груди.
Калеб напрасно ждал, когда Виллоу откроет губы для более страстного поцелуя. Она подарила ему поцелуй такой же целомудренный, как и он ей, после чего вздохнула и стала гладить его, отчего он едва не застонал. Ее нежные пальцы и видимое удовольствие, с которым она дотрагивалась до его груди, вызвали в нем настоящий пожар.
И в то же время Виллоу не делала попыток повторить поцелуй, сделать его более страстным, чтобы он стал прелюдией к чему-то более интимному.
Калеб подумал, уж не относится ли Рено к разряду тех мужчин, которые любят причинять женщинам боль в постели. Этим может объясняться внезапно родившийся у Виллоу страх, когда его рука легла между ее ног, но это не объясняет, почему его так упорно защищала Ребекка. Она была откровенно избалованным, изнеженным ребенком. У нее всегда на первом плане были шалости, любовь, радости жизни. Грубый человек не завоевал бы ее сердца, ее верности, она не отдала бы ему свою честь. Она могла полюбить лишь подлинного джентльмена.
Внезапно Калеб подумал, что сам он вряд ли отвечает образу джентльмена, в особенности в настоящий момент. От него пахло лошадьми, тяжелой работой, он был одет в не первой свежести одежду. Этого не скажешь о Виллоу. От нее постоянно пахло лавандой, луговыми травами и летом. Неудивительно, что она не горела желанием сближаться с ним.
– Я признаюсь, в чем я еще силен, – сказал Калеб, опуская девушку на землю и отступая от нее на шаг. – Я еще и лозоискатель.
– Ты? Лозоискатель?
– Угу… Я могу найти горячие источники практически в любом месте.
Глаза Виллоу широко раскрылись от удивления, и это помогло ей преодолеть разочарование, вызванное тем, что руки Калеба больше не обнимают ее.
– Ты можешь найти горячую воду? Даже здесь?!
– Тем более здесь. Шестое чувство подсказывает мне, что есть горячий источник в пределах этой долины, с бассейном, в котором можно плавать.
Она улыбнулась, вспомнив журнал отца Калеба, к которому он постоянно возвращался.
– Ты – настоящий волшебник, Калеб Блэк!
– Конечно, я еще не все умею, но я учусь.
– Хочешь, бросим монету?
Калеб в недоумении заморгал глазами.
– Это еще зачем?
– Чтобы решить, кто первый примет ванну.
Калеб с трудом удержался, чтобы не сморозить глупость и не предложить искупаться одновременно. «Помни о форели. Медленно и постепенно. Никаких резких шагов. Терпение и еще раз терпение».
– Ты будешь первой, душа моя. Я займусь лошадьми.
– Но это несправедливо по отношению к тебе!
– Я люблю возиться с лошадьми.
– Тогда я постираю нашу одежду. Идет? – предложила Виллоу, протягивая руку.
Калеб взял руку, поднес ее к губам и легонько куснул подушечку большого пальца.
Отпустив руку, он принялся расстегивать свою рубашку.
– Что ты делаешь? – спросила Виллоу.
– Снимаю одежду. Или ты намерена стирать ее вместе со мной?
– Гм… нет.
Мысль показалась Виллоу привлекательной. Об этом можно было судить по густоте румянца, прихлынувшего к ее лицу. Калеб улыбнулся и стянул с себя рубашку. Он испытывал удовлетворение при виде румянца во всю щеку и широко раскрытых глаз Виллоу. Возможно, она не хотела или боялась физической близости с ним, но она искренне восхищалась им как мужчиной. В этом заключался один из многих парадоксов ее поведения, и это и манило, и ставило Калеба в тупик.
Желая узнать реакцию Виллоу, Калеб начал расстегивать брюки. Виллоу испуганно вскрикнула и подняла взгляд на его лицо.
– Та же проблема, что и с рубашкой, – объяснил Калеб.
Виллоу проглотила комок в горле и пробормотала:
– Я принесу тебе одеяло.
Она повернулась и побежала по траве к лагерю. Вслед ей неслись раскаты мужского смеха.
12
Виллоу плавала в теплом бассейне и спрашивала себя: уж не вознеслась ли она на небеса, несмотря на свой далеко не ангельский характер? Тридцатью футами выше из трещины в черной скале вырывалась струя воды. Трещина постепенно сужалась и завершалась водопадом. Вначале вода была горячей, от нее шел густой пар, но когда она каскадами доходила до глубокого бассейна, то остывала настолько, что в ней можно было купаться, не рискуя ошпариться. К удивлению Виллоу, вода была не сернистой.
– Калеб действительно замечательный лозоискатель, – сказала Виллоу, обращаясь к бассейну. – Если Мэт нашел долину вроде этой, нечего удивляться, что он так и не вернулся на ферму. У нас только и было, что холодные речушки да слегка подогретые солнцем пруды с илистым дном.
Растущие рядом осинки и елочки зашелестели в знак согласия и стали доверительным шепотом рассказывать Виллоу о неповторимой, дикой красоте этой страны. Она ответила им тоже шепотом, но думала сейчас не о стране, а о Калебе. Виллоу краснела при воспоминаниях о вольностях со стороны Калеба, которые она не пресекла, и в то же время испытывала неведомое, неясное томление.
– Что он сделал со мной? – прошептала она, чувствуя, как дрожь пробегает по ее телу.
Если бы Калеб не был столь деликатен с нею, Виллоу ужаснулась бы мыслям и фантазиям, которые приходили ей сейчас в голову: ей вдруг захотелось, чтобы сейчас рядом оказался Калеб и чтобы его руки ласкали ее всюду, где ее омывает вода.
Внезапно Виллоу пронзило острое ощущение, похожее на то, когда Калеб ласкал ей грудь ртом. Она снова задрожала, но не от страха. Сейчас, когда шок, вызванный новизной ощущения, миновал, она испытывала наслаждение.
– Я могла бы сказать «нет» мужчине грубому или трусливому, глупому или эгоистичному, – Виллоу шепотом делилась своими мыслями с бассейном. – Но Калеб совсем не такой… Это верно, что он жесткий человек, но более мягкий здесь долго не протянет. И потом, он не жестче, чем это требуется. Он не испытывает удовольствия от стрельбы и убийств… А как он любит и холит лошадей! Он ни разу не воспользовался кнутом или острыми шпорами.
– В его мыслях я занимала мало места, когда он впервые встретил меня, – призналась Виллоу подернутой паром воде, – но он не был грубым со мной даже тогда… Если взять вдову Соренсон – как он добр к ней, хотя Эдди, я думаю, ее любовник. Калеб наверняка это знал, и все же защитил их, когда они не могли сами защитить себя.
– А самое главное, – продолжала Виллоу, – как бы ни бурлила у него кровь в жилах, Калеб не взял меня, хотя другой мужчина на его месте это сделал бы. Если не считать первого раза, он даже не сердился, когда я отказывала ему. Он вполне джентльмен, хотя я и не вполне леди
Виллоу оценила самообладание Калеба. У нее до сих пор холодок пробегал по коже, когда она вспоминала ярость в его глазах из-за того, что она проявила строптивость.
Ей еще не доводилось встречать мужчину, который даже в гневе в такой степени владел собой. Калеб был человек железной воли. И это позволяло Виллоу пускаться по сладостным, зыбким волнам страсти, не боясь утонуть в них.
Однако именно при мысли о том, чтобы утонуть в объятиях Калеба, она испытывала острое наслаждение, которое было сродни боли, и ни его улыбка, ни его руки, ни его губы не способны были утишить и погасить эту боль желания. Она жаждала новых поцелуев, новых ласк и еще чего-то большего с его стороны.
Измученная собственными мыслями и сомнениями, Виллоу перевернулась в воде и стала на каменистое дно бассейна. Вода подступила ей под подбородок. Она медленно, подгребая руками и отталкиваясь ногами от дна, направилась к выступу скалы, который вдавался в бассейн. После нескольких неудачных попыток Виллоу взобралась на этот выступ. Он был теплый и гладкий, отшлифованный перекатывающейся через него водой. Выжав волосы и насухо вытеревшись, Виллоу надела лифчик и панталоны, которые прихватила с собой. Это была единственная чистая пара белья, у нее не было даже рубашки Калеба, чтобы набросить ее поверх тонкой ткани, ибо рубашка сушилась на лугу вместе со всей прочей одеждой, только что ею постиранной.
Виллоу встряхнула легкое фланелевое одеяло, которое они с Калебом использовали в качестве простыни, обмотала его вокруг тела и закрепила под мышками. В таком виде она прошла сотню футон! по лесу и появилась на лугу, где Калеб, как она предполагала, занимался лошадьми, задрапировав бедра одеялом.
По крайней мере, он должен был задрапировать. Но в такой жаркий день грешно осуждать Калеба, если он, ухаживая за лошадьми, отбросит одеяло и останется в нижнем белье.
«В каком белье? Ведь я его постирала и разложила на лугу сушиться».
Мысль о том, что она может увидеть Калеба нагим среди лошадей, ошеломила ее… и разволновала.
Прохладные влажные волосы коснулись полыхающих щек Виллоу. Она шла по лугу, стараясь держаться на виду. Почуявшие ее приближение лошади повернули к ней головы. Измаил заржал, унюхав запах хозяйки – запах лаванды.
Калеб в последний раз провел щеткой по бокам Измаила, наклонился и поднял одеяло, которое он сбросил сразу же, как только Виллоу скрылась в лесу. Он обмотал его вокруг талии и возобновил свое занятие. Им руководила не собственная скромность, он не хотел шокировать Виллоу. Ведь она раскраснелась как девица, когда увидела его обнаженную грудь. А если увидит его полностью обнаженным, то наверняка станет пунцовой до пят.
– Твоя очередь принимать ванну, – сказала Виллоу, подходя к Калебу.
Он кивнул, продолжая чистить Измаила.
Виллоу сдержала себя, чтобы не высказать вслух свое восхищение могучими плечами Калеба, длинными крепкими руками и узкими мужскими бедрами. Она старалась не смотреть слишком уж откровенно на игру мускулов, когда Калеб действовал скребницей, и на мыс волос на груди. Его ширина уменьшалась у пупка до толщины пальца, затем волосы снова расходились веером вплоть до верхнего края одеяла, обмотанного вокруг бедер.
Виллоу изо всех сил старалась не смотреть, но получалось это у нее плохо. Когда она увидела, что Калеб перехватил ее взгляд, она поспешно отвернулась.
– Я не возражаю, – сказал Калеб.
– Против чего?
– Я не возражаю, чтобы ты смотрела на меня.
Лишь сказав это, Калеб до конца оценил верность собственных слов. Он никогда не мог подумать, насколько приятно ловить на себе застенчивый восхищенный взгляд женщины, в котором явно читается чувственное желание. Возможно, это объяснялось тем, что немногочисленные женщины, которых он знал, были вдовушки более старшего возраста, и мужское тело не казалось им таким уж удивительным. Они ценили его силу в быту и в постели, но никогда не смотрели на него так, как смотрела сейчас Виллоу.
– Мне даже нравится, – развил свою мысль Калеб, – что ты смотришь на меня. Я тогда кажусь себе каким-то необыкновенным мужчиной.
– Ты и есть необыкновенный, – просто сказала Виллоу.
Лишь на мгновение на его лице сверкнула улыбка, но он тут же покачал головой и сказал вполне серьезно:
– Я всего лишь мужчина. Чуть умнее некоторых, чуть глупее других и чуть покрепче многих.
– Я считаю, что ты необыкновенный, – шепотом подтвердила Виллоу.
Калеб расслышал ее слова. Его рука, чистившая скребницей спину Измаила, замерла на полпути.
– Это ты необыкновенная, Виллоу. – И прежде чем Виллоу успела смутиться, он потрепал жеребца по крупу. – Давай, парень, иди пасись. Немного жирка тебе не повредит.
Измаил потрусил к своим кобылам, чтобы вновь сосчитать их и напомнить о своем мужском присутствии. Глядя на него, Калеб тихонько сказал:
– Побереги их, сынок. Они не только грациозные, но и добрые… И выносливые… Я не знаю ни одной взращенной на равнине лошади, которая могла бы перенести то, что перенесли они.
– Они славятся выносливостью, верностью и мужеством, – заметила Виллоу.
– Как же арабы добились этого?
– Довольно жестокими способами, – ответила Виллоу, глядя на то, как важно прохаживается среди кобыл Измаил и как мало они обращают на него внимания. – В течение многих столетий шейхи выгоняли племенных кобыл в пустыню, где они находились без воды до тех пор, пока не обезумеют от жажды. Затем их направляли к оазису.
Калеб перевел взгляд на Виллоу, привлеченный какими-то особыми теплыми тонами в ее голосе во время рассказа о любимых лошадях.
– Завидя воду, лошади бросались к ней со всех ног, – продолжала Виллоу. – И когда до воды оставалась какая-нибудь сотня ярдов, раздавался звук военной трубы… На племя брали только тех кобыл, которые поворачивали от воды и устремлялись к хозяину.
Калеб посмотрел снова на арабских скакунов, как бы оценивая метод шейхов. Испытание действительно было жестоким, но результаты превосходны. Даже измотанные многими милями и сутками тяжелой дороги, лошади оставались элегантными, бдительными, быстрыми. Если бы сейчас Виллоу оседлала одну из кобыл и приказала ей снова подняться на перевал, кобыла послушно отправилась бы и шла до тех пор, пока не упала.
Этим арабские скакуны напоминали свою хозяйку. Несгибаемость – качество, которое он любил в лошадях. Он ценил его в мужчине. И превыше всего ставил в женщине.
– Может, идея шейхов была правильной, – предположил Калеб.
– Жестокой для кобыл, – сухо ответила Виллоу.
Калеб улыбнулся и переменил тему разговора.
– Ты когда-нибудь брила мужчину?
– Много раз.
– Очень хорошо. Принеси бритву к бассейну минут через десять. – Калеб резко повернулся, размышляя, почему его расстроило то, что Виллоу брила мужчин и раньше, ведь это было лишь на пользу ему – Я наточил ее, так что не порежь себе пальцы.
– А твое лицо? – невинно спросила она.
Несмотря на раздражение, Калеб улыбнулся. Он через плечо оглянулся на девушку, на которой кроме тонкого одеяла не было никакой другой одежды. Да еще волосы облаком окутывали ее.
– Если ты не порежешь меня, я расчешу тебе волосы.
Виллоу ничего не успела ответить. Калеб быстрым шагом направился к деревьям. Она смотрела ему вслед, думая о том, что ей придется брить обнаженного мужчину в теплом бассейне.
«Он это не имел в виду, – попыталась успокоить себя Виллоу. – Ну конечно же!»
Она пошла к лагерю, остановившись по пути для того, чтобы перевернуть сохнувшую на лугу одежду. Виллоу отогнала Трея от джинсов – высокого мерина, видимо, заинтересовал запах свежевыстиранной одежды. Виллоу его понимала. Одежда, будь она шерстяная или фланелевая, одинаково пахла солнцем и лугом – и еще чуть-чуть лавандой. Она с наслаждением вдохнула эту пьянящую смесь.
Пока Виллоу дошла до лагеря, отыскала складную бритву и снова пересекла луг, прошло более десяти минут. Виллоу босиком миновала лес, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на острые камни, и, увидев блеснувший между камнями бассейн, остановилась.
Калеб все еще находился в воде.
– Калеб, – окликнула она. – Ты готов?
– Конечно. Подходи к дальней точке бассейна.
Виллоу медленно приблизилась к воде. Калеб в противоположном конце бассейна сидел на каменном выступе, который образовывал нечто вроде скамейки. Прямо позади него в бассейн низвергалась струя, отчего вода вокруг Калеба кипела и бурлила. Уровень воды доходил ему до груди.
– Калеб действительно замечательный лозоискатель, – сказала Виллоу, обращаясь к бассейну. – Если Мэт нашел долину вроде этой, нечего удивляться, что он так и не вернулся на ферму. У нас только и было, что холодные речушки да слегка подогретые солнцем пруды с илистым дном.
Растущие рядом осинки и елочки зашелестели в знак согласия и стали доверительным шепотом рассказывать Виллоу о неповторимой, дикой красоте этой страны. Она ответила им тоже шепотом, но думала сейчас не о стране, а о Калебе. Виллоу краснела при воспоминаниях о вольностях со стороны Калеба, которые она не пресекла, и в то же время испытывала неведомое, неясное томление.
– Что он сделал со мной? – прошептала она, чувствуя, как дрожь пробегает по ее телу.
Если бы Калеб не был столь деликатен с нею, Виллоу ужаснулась бы мыслям и фантазиям, которые приходили ей сейчас в голову: ей вдруг захотелось, чтобы сейчас рядом оказался Калеб и чтобы его руки ласкали ее всюду, где ее омывает вода.
Внезапно Виллоу пронзило острое ощущение, похожее на то, когда Калеб ласкал ей грудь ртом. Она снова задрожала, но не от страха. Сейчас, когда шок, вызванный новизной ощущения, миновал, она испытывала наслаждение.
– Я могла бы сказать «нет» мужчине грубому или трусливому, глупому или эгоистичному, – Виллоу шепотом делилась своими мыслями с бассейном. – Но Калеб совсем не такой… Это верно, что он жесткий человек, но более мягкий здесь долго не протянет. И потом, он не жестче, чем это требуется. Он не испытывает удовольствия от стрельбы и убийств… А как он любит и холит лошадей! Он ни разу не воспользовался кнутом или острыми шпорами.
– В его мыслях я занимала мало места, когда он впервые встретил меня, – призналась Виллоу подернутой паром воде, – но он не был грубым со мной даже тогда… Если взять вдову Соренсон – как он добр к ней, хотя Эдди, я думаю, ее любовник. Калеб наверняка это знал, и все же защитил их, когда они не могли сами защитить себя.
– А самое главное, – продолжала Виллоу, – как бы ни бурлила у него кровь в жилах, Калеб не взял меня, хотя другой мужчина на его месте это сделал бы. Если не считать первого раза, он даже не сердился, когда я отказывала ему. Он вполне джентльмен, хотя я и не вполне леди
Виллоу оценила самообладание Калеба. У нее до сих пор холодок пробегал по коже, когда она вспоминала ярость в его глазах из-за того, что она проявила строптивость.
Ей еще не доводилось встречать мужчину, который даже в гневе в такой степени владел собой. Калеб был человек железной воли. И это позволяло Виллоу пускаться по сладостным, зыбким волнам страсти, не боясь утонуть в них.
Однако именно при мысли о том, чтобы утонуть в объятиях Калеба, она испытывала острое наслаждение, которое было сродни боли, и ни его улыбка, ни его руки, ни его губы не способны были утишить и погасить эту боль желания. Она жаждала новых поцелуев, новых ласк и еще чего-то большего с его стороны.
Измученная собственными мыслями и сомнениями, Виллоу перевернулась в воде и стала на каменистое дно бассейна. Вода подступила ей под подбородок. Она медленно, подгребая руками и отталкиваясь ногами от дна, направилась к выступу скалы, который вдавался в бассейн. После нескольких неудачных попыток Виллоу взобралась на этот выступ. Он был теплый и гладкий, отшлифованный перекатывающейся через него водой. Выжав волосы и насухо вытеревшись, Виллоу надела лифчик и панталоны, которые прихватила с собой. Это была единственная чистая пара белья, у нее не было даже рубашки Калеба, чтобы набросить ее поверх тонкой ткани, ибо рубашка сушилась на лугу вместе со всей прочей одеждой, только что ею постиранной.
Виллоу встряхнула легкое фланелевое одеяло, которое они с Калебом использовали в качестве простыни, обмотала его вокруг тела и закрепила под мышками. В таком виде она прошла сотню футон! по лесу и появилась на лугу, где Калеб, как она предполагала, занимался лошадьми, задрапировав бедра одеялом.
По крайней мере, он должен был задрапировать. Но в такой жаркий день грешно осуждать Калеба, если он, ухаживая за лошадьми, отбросит одеяло и останется в нижнем белье.
«В каком белье? Ведь я его постирала и разложила на лугу сушиться».
Мысль о том, что она может увидеть Калеба нагим среди лошадей, ошеломила ее… и разволновала.
Прохладные влажные волосы коснулись полыхающих щек Виллоу. Она шла по лугу, стараясь держаться на виду. Почуявшие ее приближение лошади повернули к ней головы. Измаил заржал, унюхав запах хозяйки – запах лаванды.
Калеб в последний раз провел щеткой по бокам Измаила, наклонился и поднял одеяло, которое он сбросил сразу же, как только Виллоу скрылась в лесу. Он обмотал его вокруг талии и возобновил свое занятие. Им руководила не собственная скромность, он не хотел шокировать Виллоу. Ведь она раскраснелась как девица, когда увидела его обнаженную грудь. А если увидит его полностью обнаженным, то наверняка станет пунцовой до пят.
– Твоя очередь принимать ванну, – сказала Виллоу, подходя к Калебу.
Он кивнул, продолжая чистить Измаила.
Виллоу сдержала себя, чтобы не высказать вслух свое восхищение могучими плечами Калеба, длинными крепкими руками и узкими мужскими бедрами. Она старалась не смотреть слишком уж откровенно на игру мускулов, когда Калеб действовал скребницей, и на мыс волос на груди. Его ширина уменьшалась у пупка до толщины пальца, затем волосы снова расходились веером вплоть до верхнего края одеяла, обмотанного вокруг бедер.
Виллоу изо всех сил старалась не смотреть, но получалось это у нее плохо. Когда она увидела, что Калеб перехватил ее взгляд, она поспешно отвернулась.
– Я не возражаю, – сказал Калеб.
– Против чего?
– Я не возражаю, чтобы ты смотрела на меня.
Лишь сказав это, Калеб до конца оценил верность собственных слов. Он никогда не мог подумать, насколько приятно ловить на себе застенчивый восхищенный взгляд женщины, в котором явно читается чувственное желание. Возможно, это объяснялось тем, что немногочисленные женщины, которых он знал, были вдовушки более старшего возраста, и мужское тело не казалось им таким уж удивительным. Они ценили его силу в быту и в постели, но никогда не смотрели на него так, как смотрела сейчас Виллоу.
– Мне даже нравится, – развил свою мысль Калеб, – что ты смотришь на меня. Я тогда кажусь себе каким-то необыкновенным мужчиной.
– Ты и есть необыкновенный, – просто сказала Виллоу.
Лишь на мгновение на его лице сверкнула улыбка, но он тут же покачал головой и сказал вполне серьезно:
– Я всего лишь мужчина. Чуть умнее некоторых, чуть глупее других и чуть покрепче многих.
– Я считаю, что ты необыкновенный, – шепотом подтвердила Виллоу.
Калеб расслышал ее слова. Его рука, чистившая скребницей спину Измаила, замерла на полпути.
– Это ты необыкновенная, Виллоу. – И прежде чем Виллоу успела смутиться, он потрепал жеребца по крупу. – Давай, парень, иди пасись. Немного жирка тебе не повредит.
Измаил потрусил к своим кобылам, чтобы вновь сосчитать их и напомнить о своем мужском присутствии. Глядя на него, Калеб тихонько сказал:
– Побереги их, сынок. Они не только грациозные, но и добрые… И выносливые… Я не знаю ни одной взращенной на равнине лошади, которая могла бы перенести то, что перенесли они.
– Они славятся выносливостью, верностью и мужеством, – заметила Виллоу.
– Как же арабы добились этого?
– Довольно жестокими способами, – ответила Виллоу, глядя на то, как важно прохаживается среди кобыл Измаил и как мало они обращают на него внимания. – В течение многих столетий шейхи выгоняли племенных кобыл в пустыню, где они находились без воды до тех пор, пока не обезумеют от жажды. Затем их направляли к оазису.
Калеб перевел взгляд на Виллоу, привлеченный какими-то особыми теплыми тонами в ее голосе во время рассказа о любимых лошадях.
– Завидя воду, лошади бросались к ней со всех ног, – продолжала Виллоу. – И когда до воды оставалась какая-нибудь сотня ярдов, раздавался звук военной трубы… На племя брали только тех кобыл, которые поворачивали от воды и устремлялись к хозяину.
Калеб посмотрел снова на арабских скакунов, как бы оценивая метод шейхов. Испытание действительно было жестоким, но результаты превосходны. Даже измотанные многими милями и сутками тяжелой дороги, лошади оставались элегантными, бдительными, быстрыми. Если бы сейчас Виллоу оседлала одну из кобыл и приказала ей снова подняться на перевал, кобыла послушно отправилась бы и шла до тех пор, пока не упала.
Этим арабские скакуны напоминали свою хозяйку. Несгибаемость – качество, которое он любил в лошадях. Он ценил его в мужчине. И превыше всего ставил в женщине.
– Может, идея шейхов была правильной, – предположил Калеб.
– Жестокой для кобыл, – сухо ответила Виллоу.
Калеб улыбнулся и переменил тему разговора.
– Ты когда-нибудь брила мужчину?
– Много раз.
– Очень хорошо. Принеси бритву к бассейну минут через десять. – Калеб резко повернулся, размышляя, почему его расстроило то, что Виллоу брила мужчин и раньше, ведь это было лишь на пользу ему – Я наточил ее, так что не порежь себе пальцы.
– А твое лицо? – невинно спросила она.
Несмотря на раздражение, Калеб улыбнулся. Он через плечо оглянулся на девушку, на которой кроме тонкого одеяла не было никакой другой одежды. Да еще волосы облаком окутывали ее.
– Если ты не порежешь меня, я расчешу тебе волосы.
Виллоу ничего не успела ответить. Калеб быстрым шагом направился к деревьям. Она смотрела ему вслед, думая о том, что ей придется брить обнаженного мужчину в теплом бассейне.
«Он это не имел в виду, – попыталась успокоить себя Виллоу. – Ну конечно же!»
Она пошла к лагерю, остановившись по пути для того, чтобы перевернуть сохнувшую на лугу одежду. Виллоу отогнала Трея от джинсов – высокого мерина, видимо, заинтересовал запах свежевыстиранной одежды. Виллоу его понимала. Одежда, будь она шерстяная или фланелевая, одинаково пахла солнцем и лугом – и еще чуть-чуть лавандой. Она с наслаждением вдохнула эту пьянящую смесь.
Пока Виллоу дошла до лагеря, отыскала складную бритву и снова пересекла луг, прошло более десяти минут. Виллоу босиком миновала лес, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на острые камни, и, увидев блеснувший между камнями бассейн, остановилась.
Калеб все еще находился в воде.
– Калеб, – окликнула она. – Ты готов?
– Конечно. Подходи к дальней точке бассейна.
Виллоу медленно приблизилась к воде. Калеб в противоположном конце бассейна сидел на каменном выступе, который образовывал нечто вроде скамейки. Прямо позади него в бассейн низвергалась струя, отчего вода вокруг Калеба кипела и бурлила. Уровень воды доходил ему до груди.