Он наклонился и нежно поцеловал ее.
   – Нам нечего стыдиться. Стыд нужно оставить людям, которые обманывают, воруют и разрушают. А быть вместе, как мы, – это значит создавать. И это – благое дело.
   – Да, – прошептала Виллоу. – Это здорово. Это как замок и ключ… Мужчина и женщина… Две половинки одного целого. Всю свою жизнь я подозревала это, хотя и не знала. – Виллоу улыбнулась Калебу. – Мир был бы очень скучным, если бы мужчины и женщины были одинаковы.
   Калеб засмеялся, затем замер, когда тонкие руки Виллоу скользнули между его ног. Потом он заставил себя пошевелиться, позволяя ей отыскать то, что она хотела. Он был вознагражден нежнейшим исследованием, от которого едва не потерял сознание. Калеб застонал, пытаясь сдержать дрожь экстаза, но преуспел в этом лишь частично.
   Удивленно охнув, Виллоу снова рассматривала шелковистую жидкость.
   – И сколько же времени, по-твоему, тебе понадобится, – тихонько спросила она, – чтобы ты привык к тому, что теряешь контроль над собой?
   – Не знаю, – признался Калеб, – но подозреваю, что ты хочешь это выяснить.
   – Если ты не будешь возражать. – Голос Виллоу был нежным, как и руки, которые касались его тела. – Я открыла, что мне приятно трогать тебя в том месте, где ты больше всего мужчина. Мне приятно видеть, как ты щуришь глаза и напрягаешь тело, пытаясь сдержаться. Ты очень сильный, Калеб… Мне нравится твоя сила.
   Кончики пальцев пробежали по атласному окончанию плоти, гладкость и пульсирующее тепло которой приводили Виллоу в восхищение. Прикосновение вызвало появление горячей капли. Это произвело такое впечатление на Виллоу, что она почувствовала, как подобным же образом откликнулось ее тело. Девичьи ладони любовно скользили вдоль плоти, баюкали, трогали, дразнили ее и восхищались этим чудом.
   Волны трепета пробегали по телу Калеба. Пальцы Виллоу все быстрее скользили по его плоти – и все более частым становилось ее дыхание.
   – Ты не возражаешь? – прерывающимся шепотом спросила она.
   – Трогай меня так, как тебе нравится… А потом позволь мне потрогать таким же образом тебя, – сказал Калеб. – Я хочу показать тебе все, что может принести радость и наслаждение женщине…
   – Хорошо, – прошептала Виллоу, слегка касаясь ноготком его напряженной плоти. – Только после того, как я дам радость тебе.
   Тонкие чуткие руки ни на миг не прекращали ласку, и Калеб тихонько застонал.
   – Если и дальше ты будешь продолжать в том же духе, я просто взорвусь, – грубовато сказал Калеб. – Ты этого хочешь?
   Виллоу посмотрела в светло-карие глаза, чувствуя, как мощно бьется пульс жизни в плоти, которую она ласкала столь интимно, и спросила:
   – А такое удовольствие… позволяется?
   Калеб посмотрел в блестящие, чуть шальные глаза Виллоу и, испытывая одновременно радость и ужас, подумал, что позволит ей все. Его обезоруживала ее откровенность.
   – Любопытная кошечка, – хрипло сказал Калеб. – Давай, действуй. Это даже к лучшему.
   – Почему?
   Его смех прозвучал отрывисто и резко.
   – Действуй, душа моя. Я чертовски хочу тебя, но слишком рано снова брать тебя. Я причиню тебе боль.
   Виллоу снова перевела взгляд на мужскую длоть, которую продолжала ласкать. Она была твердая, горячая, пульсирующая.
   – А что касается того, что позволяется и что нет, – сказал Калеб, – я отношусь к людям, которые не очень считаются со всякими запретами и дурацкими ограничениями. Все, что тебе хочется, позволяется. Я так считаю, Виллоу.
   – Даже это? – спросила она, не имея больше сил бороться с искушением.
   Она нагнулась, накрыв волосами обнаженные ноги Кале-ба и плоть, которую ласкала. Губы Виллоу приоткрылись, и кончик языка коснулся атласного окончания.
   – Ты здесь даже нежнее, чем я ожидала, – шепотом сказала Виллоу, отрываясь от ласки.
   Калеб вновь был захвачен врасплох. Меньше всего он ожидал этого от Виллоу. Он не смог отдалить экстаз, застонал и закрыл глаза, отдаваясь его силе.
   Когда Калеб пришел в себя, он поднес руки Виллоу ко рту и поцеловал их.
   – Теперь ты все знаешь, – сказал он.
   Улыбка Виллоу казалась еще одной разновидностью ласки.
   – А теперь моя очередь познать тебя таким же образом.
   Глаза Виллоу раскрылись от удивления.
   – Я не понимаю.
   – Сейчас поймешь.
   Рука Калеба коснулась рта Виллоу, словно не давая ей задавать вопросов, затем скользнула к горлу. Учащенный пульс красноречиво свидетельствовал, что, доставляя удовольствие ему, она сама пришла в возбуждение. Под покровом волос рука Калеба двинулась ниже и легла на девичью грудь.
   – Не возражаешь? – спросил он тихонько.
   Виллоу покачала головой
   Он отбросил лифчик в сторону и стал любоваться обнаженной девичьей грудью, испытывая особое удовлетворение оттого, что розовые соски отвердели под одним только его горячим взглядом.
   – О чем ты думаешь? – спросил Калеб
   Раньше она постеснялась бы ответить. Но не теперь. Калеб без сомнений шел навстречу всем ее просьбам. Она будет вести себя с ним так же прямо.
   – Хочу, чтобы ты поцеловал меня, – просто сказала она.
   – Здесь? – Калеб коснулся бархатистой пирамидки груди.
   Дрожь удовольствия пронизала ее тело.
   – Да.
   – А здесь?
   Он потрогал вторую пирамидку.
   – И здесь тоже.
   Калеб наклонился, поцеловал груди и стал не спеша щекотать их усами, чувствуя, как у Виллоу прерывается дыхание. Погладив талию, его пальцы скользнули вниз и сняли последнее, что было на Виллоу, – панталоны.
   – А еще я хочу поцеловать тебя здесь, – сказал Калеб, касаясь пупка.
   Неожиданная ласка вызвала взрыв острейших ощущений, которые родились у Виллоу под ложечкой. Она прямо-таки задохнулась. А рука Калеба последовала ниже, исторгая из ее груди тихие стоны. Виллоу была горячая, томная, податливая…
   – И здесь.
   Виллоу издала стон, в котором соединились удивление и удовольствие.
   – Раскройся для меня, – шепнул Калеб, наклоняясь и касаясь языком ее пупка.
   Это было изумительно, когда длинные пальцы скользнули ей между бедер. Виллоу прерывисто вздохнула и развела ноги, предоставляя Калебу свободу действий и возможность рассмотреть ее девичьи тайны. Когда Калеб насладился упоительным зрелищем, его палец раздвинул упругие лепестки и вошел во влажное, скользкое лоно, и Виллоу задохнулась.
   – Милая, страстная кошечка, – сказал Калеб, нежно куснув ей живот. – Я вижу, ты пережила приятные мгновения, когда испытывала мою стойкость.
   Калеб мягко опрокинул Виллоу на спину.
   – Скажи мне, если будет больно, – прошептал он, лаская подушечку волос. – Ведь ты такая маленькая.
   Виллоу вздрогнула.
   – Больно? – спросил он.
   – Нет.
   – Но ты вздрогнула…
   – Я просто вспомнила…
   – Что?
   – Тебя. Когда ты был во мне.
   Калеб улыбнулся и укусил Виллоу посильнее, отчего она вскрикнула. Большой палец вошел в нее, воспламенив и вызвав острый сладостный удар. Она почувствовала, как теплая шелковистая жидкость выделяется из нее, и в смятении напряглась.
   – Калеб, я не хотела…
   – Все в порядке, – перебил он, счастливо улыбаясь и трогая влажную плоть – свидетельство пережитого Виллоу наслаждения. – То же самое произошло и в бассейне, только там ты не могла этого почувствовать. А я почувствовал… Тогда это подвело меня к последней черте.
   Он прикоснулся щекой к золотистой подушечке волос, которая скрывала милую пухлую раздвоенность.
   – Раскройся посильнее, – шепнул Калеб.
   Виллоу с готовностью развела бедра еще сильнее, и Калеб встал между ними на колени. Покрытые легким пушком упругие лепестки разошлись, открыв жадному взору Калеба живой, дрожащий узелок. Большим пальцем Калеб стал описывать круги возле узелка. Волны наслаждения одна за другой накатили на Виллоу, исторгая стоны из ее груди. Когда он убрал палец, Виллоу протестующе застонала. Он улыбнулся и возобновил ласку. Реакция Виллоу была бурной и благодарной.
   – Вот так, милая кошечка, – Калеб нагнулся к бедрам Виллоу. – Ты можешь сказать, что мои руки тебе нравятся так же, как твои мне.
   Кончиком языка он стал описывать круги вокруг атласного узелка. Эта ласка возбудила ее до предела, и она не в силах была сдержать обильный горячий дождь.
   – Сладкая женщина, – сказал Калеб.
   – Калеб, – прошептала Виллоу, – я…
   Новая волна сладострастия лишила ее голоса. Калеб удовлетворенно заворчал, продолжая ласки, все ближе подводя Виллоу к финалу. Его зубы легонько сомкнулись вокруг пульсирующего узелка, даря ей наслаждение, которое она не могла себе даже представить.
   Внезапно Виллоу поняла, что испытывают люди при ударе молнии. Она не смогла сдержать крика, перешедшего в стон. Мир унесся куда-то прочь, она снова и слова в экстазе повторяла имя Калеба.
   Выждав некоторое время, Калеб неохотно оторвался от Виллоу. Она открыла еще затуманенные глаза и посмотрела на Калеба.
   – Какие красивые глаза, – сказал Калеб. – Красивый рот, красивая грудь, красивый живот, красивая… рощица.
   Виллоу увидела восхищение в глазах Калеба и снова испытала возбуждение. Она обняла его, приглашая лечь рядом, чтобы всем своим телом почувствовать его тело. Полностью понимая ее, ибо такую потребность испытывал и сам, Калеб, опираясь на локти, прижался к девичьему телу.
   Виллоу обнимала Калеба, стараясь прижаться к нему еще теснее. Это было несказанно хорошо – ощущать на себе тяжесть мужского тела. Она терлась о него, наслаждаясь его теплом и силой. Калеб позволял ее рукам блуждать, где им хотелось. Когда она почувствовала твердость его плоти, у нее прервалось дыхание.
   – Ты действуешь на меня со страшной силой, – признался Калеб. – Поэтому перестань крутиться и тискать меня, пока я не успокоюсь.
   – Ты всегда так мучаешься?
   – Раньше у меня не было проблем.
   – Не было?
   – Нет, – подтвердил Калеб, легонько куснув Виллоу за ухо. – Только с тобой.
   Виллоу еще крепче обняла Калеба. Он попытался заглушить стон, но это удалось ему лишь отчасти.
   – Калеб, – окликнула его Виллоу.
   – Лежи спокойно, душа моя.
   – У меня есть идея получше.
   Виллоу раздвинула ноги, и мужская плоть уперлась в нее. Она медленно подвигала бедрами, стремясь к близости иного рода. По прерывистому дыханию Калеба было ясно, что он вполне определенно отреагировал на прикосновение к жаркой девичьей плоти.
   – Перестань, Виллоу. Я не хочу причинить тебе боль.
   – Разве ключ делает больно замку? – шепотом спросила она.
   – Не делает, если они подходят друг другу. А разве ты для меня сделана, киска?
   – Да, – хрипло сказала Виллоу. – Только для тебя. Возьми то, что тебе предназначено.
   Некоторое время он смотрел в карие глаза Виллоу, покоренный ее откровенностью. В нем крепла уверенность, что ему никуда от нее не уйти, как реке не уйти от моря.
   Наклонившись, чтобы поцеловать ее, он прошептал ее имя. Из груди Виллоу вырвался вздох, в котором прозвучало его имя. Он хотел было спросить, не делает ли ей больно, но ее тело ответило сладостной дрожью. Он не стал более сдерживать себя. Слияние тел было глубоким и полным.
   Это было божественно. Виллоу открыла глаза, испытывая блаженство и восторг. Она прошептала его имя, пытаясь рассказать ему о наслаждении, которое он подарил ей, но у нее не нашлось слов, чтобы передать то, что с ней происходит. Поцелуй Калеба сказал ей, что он понимает ее и без слов. Она слышала, как он произносил ее имя, и ощущала трепет его тела, который передавался ей.
   Сознание его блаженства вызвало новый прилив страсти у Виллоу, и эта страсть сплавила их тела в одно целое. Никто не мог сказать, где кончалось одно "я" и начиналось другое, потому что они стали половинками одного золотого шара.

14

   – Как он? – спросила Виллоу.
   – Как заново родился. Все, что Дьюсу требовалось, – это побездельничать и отъесться
   Калеб похлопал Дьюса по спине, направляя мерина в сторону вечернего луга. Рана от пули уже зажила. Больше времени понадобилось для больной ноги, но сейчас Дьюс наступал на нее уверенно.
   – Совсем не хромает, – заметила Виллоу.
   Грустный голос не вязался с ее бодрыми словами, но Калеб ее понимал. Он испытывал те же чувства. Восемнадцать дней, которые они провели в затерянной долине, были, похожи на пребывание в раю. Сейчас, когда Дьюс поправился, а арабские скакуны попривыкли к высоте, предлогов для того, чтобы задержаться в долине еще на какое-то время, больше не оставалось.
   – Мы можем еще задержаться, – внезапно сказал Калеб, высказав вслух мысль, которая сверлила его все сильнее с того момента, когда он узнал о невинности Виллоу. – Мы не обязаны гоняться, как за зайцем, за твоим братцем. Если мы хотим отыскать его, мы можем это сделать и попозже. А если мы не собираемся его искать, пусть будет по сему.
   Виллоу вздрогнула, уловив суровые нотки в голосе Калеба. Она привыкла к его смеху, к его нежности и к его не имеющей границ чувственности. За эти восемнадцать дней ей ни разу не довелось увидеть в нем непреклонного архангела, и она почти забыла, что эта черта является неотъемлемой частью его характера.
   – Если бы дело было только во мне, я бы никогда не покинула эту долину, – с грустью сказала Виллоу. – Но Мэт нуждается в помощи, иначе он не обратился бы к братьям. Ему просто не повезло, что дома не осталось никого, кроме меня. – Она улыбнулась и тихонько добавила:
   – Зато мне повезло, потому что я встретила тебя.
   Калеб закрыл глаза и попытался сдержать нарастающий гнев – гнев на Виллоу, на себя, гнев из-за того, что, едва Рено будет найден, он безвозвратно потеряет Виллоу.
   – А я бы остался в этом раю, – грубовато сказал он.
   – Я бы тоже, моя любовь, – сказала Виллоу, приближаясь к Калебу. – Поверь мне, я бы тоже.
   Виллоу обняла его, ощутив знакомое тепло и силу. С каким-то остервенением руки Калеба сомкнулись вокруг нее и оторвали от земли. Он несколько раз крепко, яростно поцеловал Виллоу, вернул ее на землю и посмотрел на нее таким свирепым взглядом, что ей стало не по себе.
   – Помни, – суровым тоном сказал он, – это ты хотела, чтобы мы отправились на его поиски. Я отдал бы это на волю божью.
   – Что ты имеешь в виду?
   Улыбка Калеба сверкнула на миг, как лезвие его ножа, но он ничего не ответил.
   – Калеб! – в смятении окликнула его Виллоу.
   – Доставай свою карту, южная леди.
   Она вздрогнула. Ее поразил и тон и прозвище, которое он ни разу не вспоминал в этой долине.
   – Мою карту?
   – Ту карту, которую ты прячешь где-то в саквояже, – сказал Калеб и, повернувшись, зашагал к лагерю.
   – Откуда ты знаешь? – удивленно спросила она.
   – Проще простого. Дураковатые золотоискатели всегда рисуют карты, чтобы по их следу шли другие болваны.
   Свирепый тон Калеба потряс Виллоу. Некоторое время она с недоумением смотрела ему вслед, прежде ч<ем двинуться за ним.
   Когда Виллоу пришла в лагерь, Калеб помешивал угли в костре. Он даже не взглянул на нее, когда она стала рыться в своем громоздком саквояже. Он не смотрел на Виллоу и тогда, когда она отпорола подкладку и извлекла сложенный лист бумаги. Он не смотрел на нее, когда она медленно приблизилась к костру с картой в руке.
   – Мне надо было показать тебе ее раньше, – спокойно сказала Виллоу, – но от нее немного толку.
   Калеб бросил на Виллоу косой взгляд, и ей показалось, что с нее сдирают кожу.
   – Ты мне не доверяешь, и мы оба это знаем.
   На щеках Виллоу заиграл румянец.
   – Я не могла делиться чужим секретом. Это секрет Мэта, и он просил никому карту не показывать. Но сейчас я показываю ее тебе. – Она сунула карту ему в руки. – Вот… Смотри… Но, как я уже сказала, ты в ней мало что найдешь. Мэт никогда не относился к числу слишком доверчивых людей. Он нарисовал такую карту, чтобы ни один вор не смог использовать ее в своих интересах… К сожалению, мне она тоже мало что говорит.
   Ничего не сказав, Калеб взял карту, развернул ее и бегло взглянул. Не составляло труда узнать важнейшие ориентиры, горные цепи и реки окрестностей Сан-Хуана. Были помечены различные перевалы, ведущие к сердцу этой страны, но ни одному из них не было отдано предпочтения. Были указаны маршруты, идущие их Калифорнии, Мексики, Канады, со стороны восточного побережья Миссисипи.
   Калеб вопросительно взглянул на Виллоу.
   – Мэт не знал, кто где находится, – пояснила она. – Письмо пришло на нашу крупнейшую ферму с просьбой переправить его братьям Моранам. Я переписала письмо и отправила его по адресам, откуда в последний раз писали братья.
   – Это что за адреса?
   – Австралия, Калифорния, Сандвичевы острова и Китай. Но сведения были многолетней давности. Они могли быть к тому времени где угодно, может быть, опять в Америке.
   Калеб поднял брови, снова посмотрел на карту и негромко хмыкнул.
   – Твой брат ловко рисует карты. – Нахмурившись, он добавил:
   – Но он не указал одну деталь: где все же находится его лагерь?
   – Насколько я понимаю, он действительно его не указал. – Глубоко вздохнув, она пояснила:
   – Я думаю, Мэт очень осторожен, потому что нашел золото.
   – Должно быть. Некоторым глупцам везет.
   Виллоу посмотрела на Калеба, удивленная тем, насколько равнодушно он это сказал.
   – А ты не хотел бы найти золото?
   Он пожал плечами.
   – Предпочитаю разводить скот. Если дела пойдут плохо, его можно есть. Золото есть не будешь.
   – Ты можешь купить на него еду, – не без колкости заметила Виллоу.
   – Конечно. Если тебе не выстрелит в спину какой-нибудь головорез, который решит, что проще захватить твой участок, чем застолбить себе новый. – Калеб пронзительно посмотрел на Виллоу. – Я видел лагеря золотоискателей. Это порождение ада. В них царят жадность, убийства и проституция.
   – Мэт не такой… Он такой же добропорядочный человек, как и ты.
   Калеб ничего не сказал, однако рот его скривился, когда он услышал, как его сравнивают с человеком, который соблазнил и покинул Ребекку. Он продолжал хмуро разглядывать карту. В центре района близ Сан-Хуана были аккуратно нанесены треугольники, обозначающие различные вершины. Других треугольников не было, хотя вершин в этом месте было множество.
   На карте была надпись: «Разведи костер, и я приду». Ниже шла строка на испанском языке. Калеб про себя перевел ее: «Три точки, две половинки, одно пересечение».
   Виллоу подошла поближе, увидев, что Калеб смотрит на надпись.
   – Это еще одна вещь, которую я не могу понять, – сказала Виллоу. – Зачем Мэт написал эту строчку на испанском?
   – Ты знаешь испанский?
   – Нет.
   – Может, потому он и написал, – бросил Калеб.
   Он снова посмотрел на треугольники. Виллоу проследила за его взглядом.
   – Где нужно разводить огонь? – спросила она через минуту. – Любой из этих треугольников может быть его лагерем.
   – Это вершины гор, а не лагерь. Мы можем пять лет искать и ничего не найти, кроме дикой пустынной страны.
   – Кажется, ты просто счастлив по этому поводу, – пробормотала Виллоу. – Почему ты не хочешь найти Мэта?
   – Это суровая и дикая страна. Давай я отправлю тебя к Вулфу Лоунтри. Он защитит тебя и твоих лошадей, пока я поищу твоего брата.
   – Без меня ты не подойдешь близко к Мэту. Если он не пожелает, чтобы его нашли, у тебя больше шансов поймать лунный блик на воде, чем его.
   Калеб с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Пока что поиски Рено действительно походили на попытку поймать лунный блик на воде.
   «Но тогда я не знал, где этот сукин сын находится. А сейчас знаю».
   Виллоу нахмурилась, разглядывая карту.
   – Не могу понять, почему Мэт не пожелал дать более понятный ключ. Он ведь очень аккуратный человек. Он учил меня, как ориентироваться по звездам… – Она закусила губу. – Может быть, если мы зажжем костер на одной из этих вершин, он сможет увидеть нас. Ты знаешь страну Если ты найдешь место, с которого можно увидеть костер, и мы его разведем…
   – То наши головы тут же насквозь продырявят, – без обиняков сказал Калеб. – Никто не разжигает в этой стране костер, если не желает, чтобы с него сняли скальп. Твой брат это знает не хуже, иначе давно бы был мертв.
   – Но тогда почему он так говорит?
   – Это ловушка.
   – Чушь! Мэт не может желать зла братьям.
   – А братья твои не глупые?
   Виллоу засмеялась.
   – Не думаю. Мэт – младший. Он многому научился от своих старших братьев.
   – Стало быть, никто из твоих братьев не станет зажигать костер в стране индейцев и ждать, словно обреченная на заклание овца, что с ними произойдет.
   Виллоу хотела было возразить, но затем решила, что делать этого не стоит. Калеб был прав. Никто из братьев Мо-ранов не окажется таким простофилей.
   – Ловушка, – повторила она с горечью.
   – Ты сказала, что твой брат аккуратный человек.
   – Тогда нужно забраться на каждую вершину, чтобы найти его лагерь, – сказала Виллоу, взяв карту из рук Калеба.
   Он уловил решимость в ее голосе и понял, что она не прекратит поиски брата до тех пор, пока не найдет его или не погибнет. Рено обратился за помощью, и Виллоу откликнулась на его просьбу.
   – Ты собираешься найти своего брата во что бы то ни стало, я так понимаю?
   – А разве ты на моем месте не так бы себя вел? – спросила Виллоу, недоумевая по поводу того, что всякий раз, когда он упоминал брата, в его голосе ощущалась какая-то враждебность.
   Калеб закрыл глаза, пытаясь заглянуть в будущее, представить стенания Виллоу, которая увидит, как ее любимый брат и человек, которого она любила, направили друг на друга оружие, гром выстрела – и смерть.
   – Будь по сему, – сурово сказал Калеб.
   Внезапно Виллоу почувствовала не поддающийся объяснению страх.
   – Калеб, – дрожащим голосом спросила она. – Что с тобой? В чем дело?
   Калеб не ответил. Он подошел к своим багажным сумкам, вынул журнал, карандаш, линейку и вернулся к Виллоу, которую продолжали мучить недобрые предчувствия. Он молча взял карту, разложил ее на журнале и начал прочерчивать линии.
   – Что ты делаешь? – спросила наконец Виллоу.
   – Разыскиваю твоего непутевого братца.
   Виллоу заморгала глазами.
   – Но каким образом?
   – Он аккуратный человек. Он очень аккуратно изобразил эти треугольники…
   – Не понимаю.
   – Все треугольники совершенно одинаковые: один угол девяносто и два по сорок пять.
   Взглянув на треугольники, Виллоу убедилась, что Калеб прав.
   – Если разделить девяносто градусов пополам и опустить перпендикуляр на основание, мы получим два одинаковых треугольника, – сказал Калеб, быстро действуя при этом карандашом и линейкой.
   – И что?
   – И если мы приложим линейку к этой линии и продлим ее до края карты, а потом то же самое сделаем с другими треугольниками, то эти линии должны где-то пересечься. «Три точки, две половинки, одно пересечение»… Это будет где-то…
   – Здесь! – перебила его Виллоу, ткнув пальцем в то место карты, где пересеклись все линии. – Калеб, ты вычислил! Ты нашел Мэта!
   Калеб ничего не сказал. Он просто запомнил место пересечения, привязав к знакомым ориентирам, и тут же бросил карту в огонь. Виллоу ахнула, когда бумага занялась пламенем. Раньше чем она успела протянуть к костру руку, карта съежилась и превратилась в пепел.
   – Славно, что твои арабские скакуны в хорошей форме, – коротко бросил Калеб – Нам предстоит труднейший путь.
   Он посмотрел на Виллоу. В сумерках ее глаза казались таинственными и незнакомыми. Мысль о возможности потерять ее была для него непереносимой. Он молча протянул ей руку. Виллоу без колебаний взяла ее, не понимая причины его мрачного настроения, но зная, что он нуждается в ней. Когда Калеб прижал ее, она прильнула к нему готовно и доверчиво. Так они стояли, обнявшись, не двигаясь, долгие минуты, словно боясь оторваться и навсегда потерять друг друга.
   – Любовь моя, – прошептала наконец Виллоу, глядя ему в глаза. – Что тебя мучает?
   Вместо ответа Калеб поцеловал ее. Поцелуй длился долго и не прервался и тогда, когда Калеб вошел в нее и она ощутила знакомый чувственный трепет. Калеб слизнул слезы восторга с ее ресниц, и все началось снова и не было ни вчера, ни завтра, время исчезло, а двое стали одним целым.
   Виллоу заснула, не разъединившись с Калебом. Еще долгое время он прислушивался к ее дыханию, ее легким движениям, наблюдал за лунным бликом на ее щеках. Наконец он закрыл глаза и заснул, молясь о том, чтобы Рено был мертв
* * *
   Виллоу встала в стременах и посмотрела вперед поверх торчащих ушей Измаила. Впереди расстилалась бескрайняя зеленая страна, и зелень имела такое множество оттенков, что Виллоу было затруднительно их назвать. Это не было ни равниной, ни гористой местностью. Хотя на горизонте время от времени появлялись силуэты вершин, между ними на протяжении многих миль чередовались пятна лесов, перелесков и лугов, которые напоминали огромное лоскутное одеяло, наброшенное на неровное основание. Попадались длинные, высокие кряжи, поросшие сосной, осиной и карликовым дубом. Между кряжами тянулись долины, по которым петляли ручьи и речки.
   Виллоу сделала глубокий вздох, ощутив свежесть воздуха, счастливая оттого, что наконец-то приспособилась к высоте. Калеб сказал, что даже на наиболее низких местах их маршрута высота составляла почти семь тысяч футов. Многие вершины были вдвое выше. Было такое ощущение, что дорога идет по зеленой крыше мира, а вдали виднеются каменные трубы. Чувство необыкновенной открытости бодрило и пьянило.