По крайней мере в это утро он знает, где она находится — именно там, где он и предполагал.
   Вчерашняя ночь, а точнее, те часы, что он провел с ней, снова пробудили все давнишние сомнения насчет того, каким путем им лучше продвигаться дальше. Не было смысла ворчать по поводу того, что она его соблазнила, невозможно делать вид, что это ему не по душе. Тот факт, что его воля оказалась недостаточно сильна, чтобы противостоять искушению, говорил сам за себя: незачем отрицать, что он хотел ее именно так, и незачем тратить время на то, чтобы вновь взять ситуацию под контроль.
   Особенно после минувшей ночи.
   Она не могла понять. Не могла понять, не была настолько опытна, чтобы догадаться, что произошедшее между ними — и как именно это происходило, и чувства, которые хлынули и вспыхнули между ними, когда они сошлись, — не было обычным. Она никогда раньше не была с мужчиной. Откуда же ей было знать?
   И она не поймет, пока он не скажет ей, не покажет, насколько глубоко он связан с ней.
   А это означает, что он в безопасности. Он может иметь ее и все, что она принесла ему, — этот безымянный источник чувств. Он может признать это чувство и позволить ему расти, расцветать сколько угодно. Под его контролем. То, что он жаждет пить из этого источника и жаждет ее тела, не подлежит обсуждению — все это вместе взывало к его душе завоевателя. И все сложилось так, что он мог владеть всем этим, не принося никаких жертв, кроме той, которую он уже был готов принести.
   Все, что ему оставалось сделать, — это жениться на ней.
   Поскорее.
   И немедленно увезти ее в Калвертон-Чейз, где он сможет научиться обращаться с ней и их новообретенными чувствами в безопасной изоляции.
   Когда он освоится с ролью ее мужа, когда он научится владеть своими чувствами, которые сейчас связывают их, тогда, вернувшись в Лондон к концу года, он уже будет знать, как управлять ими. Чтобы она не смогла управлять им.
   Наилучший путь вперед был ему ясен.
 
   Дорожка вела вверх, выводила на лужайку высоко над озером. Амелия сидела на скамье, откуда открывался вид на дом вдали, на лужайки и аллеи, и не понимала, куда он подевался.
   Она была так поглощена своим удивлением, что не услышала, как он подошел.
   Пока он не обогнул скамью, не отвесил ей продуманный поклон и не протянул букет.
   — Моя дорогая Амелия, не окажете ли вы мне честь стать моей женой?
   Протянув руку к цветам, она замерла, вгляделась в его глаза — и приняла букет. И оглянулась. Он сел рядом с ней, весело улыбаясь.
   — Нет, зрителей здесь в данный момент нет. — Он кивнул на дом. — Наверняка кто-нибудь увидит нас оттуда, но здесь никого нет.
   Амелия поднесла цветы к лицу и вдохнула их аромат.
   — А мне показалось, что мы уже договорились вступить в брак.
   Он пожал плечами:
   — А мне показалось, что ты заслуживаешь официального предложения.
   Немного поколебавшись, она холодно произнесла:
   — Ты не встал передо мной на колени.
   Он встретился с ней взглядом:
   — Бери то, что тебе предлагают.
   Все еще недоумевая, она всмотрелась в его глаза. Он ринулся вперед сломя голову:
   — Я хочу сказать — незамедлительно!
   Если раньше она удивилась, теперь была изумлена.
   — Но я думала…
   — Я передумал.
   — Почему?
   — Ты уже забыла о таком пустяке — ведь я провел прошлую ночь в твоей постели. И кстати, это был не первый раз, когда мы были вместе.
   Она сузила глаза.
   — Воистину пустяк. Но из этого вовсе не вытекает необходимость немедленно бежать к алтарю, как хорошо известно каждому из нас.
   — Верно. Но из этого вытекает вопрос — почему бы и нет? Почему бы не обвенчаться немедленно, чтобы можно было наслаждаться, когда нам хочется, не рискуя, что я сломаю себе шею, карабкаясь по стене? Вес у меня немаленький, и потом… что мы будем делать, когда вернемся в Лондон?
   Что происходит?
   — Не уводи меня в сторону, — рассердилась она. — Причина, по которой мы не собирались обвенчаться раньше чем через две недели, была та, что ты не верил, будто общество поверит в нашу привязанность и не станет искать иных причин.
   — Как я уже сказал, я передумал.
   Услышав это холодное, надменное заявление, она вздернула брови так, что выше было уже невозможно.
   Он наблюдал за ней краешком глаза. Губы его сжались; он наклонил голову:
   — Хорошо. Ты была права. Старые склочницы приняли нас как пару — думаю, теперь они ожидают объявления о помолвке. Нам больше не нужно играть в ухаживание. — Он посмотрел на нее, лицо его было твердо и неуступчиво. — И не спорь.
   Их взгляды скрестились, и она прикусила язык. Он прав. Бери то, что тебе предлагают. Так она и сделает, поскольку она хочет именно этого. Теперь она сможет и дальше осуществлять свои планы.
   — Что ж… — Она посмотрела на цветы, поднесла их к лицу, вдохнула нежный аромат. Потом взглянула на него поверх букета. — Благодарю вас, сэр, за предложение. Я сочту за честь стать вашей женой.
   Она закрыла глаза и вдруг снова посмотрела на него.
   — Итак, когда мы венчаемся?
   Он хмуро пробурчал:
   — Так скоро, как только возможно.
 
   Их решение пожениться как можно скорее было истолковано ею как знак его нетерпения.
   Это стало ясно к тому времени, когда они вечером уезжали из Хайтем-Холла. Хотя они не сказали ни слова, их намерения каким-то образом были угаданы. После того как в течение нескольких часов над Люком посмеивались все леди, и молодые, и старые, он усадил Амелию в свою коляску, попросил Реджи, которого все это весьма забавляло, позаботиться о своей матери, сестрах и Фионе, а также о матери Амелии — и уехал.
   Когда он направил коляску по подъездной аллее, он подумал, что спасается бегством.
   Амелия, сидевшая рядом с ним с раскрытым зонтиком и с улыбкой на губах, благоразумно помалкивала, пока они ехали по узким дорогам; время от времени он ощущал на себе ее взгляд, знал, что она чувствует его скрытое раздражение.
   Когда они выехали на большак, ведущий в Лондон, она, не утерпев, спросила:
   — Сколько понадобится времени, чтобы получить разрешение?
   — Несколько дней. Главное — получить аудиенцию. — Он помешкал, потом добавил: — Разрешение у меня уже есть.
   Она взглянула на него:
   — Вот как?
   — Не отрывая глаз от лошадей, он пожал плечами:
   — Мы договорились обвенчаться в конце июня, но, учитывая, что мы не собирались объявлять об этом за три-четыре недели, нам все равно понадобилось бы это разрешение.
   Амелия кивнула, довольная, что он подумал об этом заранее, — похоже, он так же жаждет их брака, как и она сама.
   — И не менее важно — сколько времени тебе понадобится, чтобы подготовиться? — Он посмотрел на нее. — Платье, приглашения и так далее.
   Она хотела было беспечно отмахнуться от этих деталей, но передумала.
   Он это заметил и, хмыкнув, произнес:
   — Учти, от нас этого ждут семьи — и твоя, и моя. Их ожидания необходимо удовлетворить. Не говоря уже об обществе.
   — Нет, ожиданиями общества можно пренебречь. Ни тебе, ни мне это не требуется, учитывая наш возраст и положение, а в это время года, в конце сезона, свет согласится с нашим желанием вступить в брак побыстрее.
   Он наклонил голову:
   — Так что ты придумала?
   Хотя голос его звучал ровно, что-то в нем предупредило ее, что ни к чему притворяться, будто она все не обдумала заранее.
   — Я думаю, ты не будешь возражать, если мы обвенчаемся в Сомерсхэме?
   — В старой церкви или в часовне?
   Он весьма часто бывал там и хорошо знал это место.
   — В этой церкви венчались почти все Кинстеры. Старый мистер Мерриуэзер — ты его помнишь? Он там священник. Он уже стар, но я уверена — он с удовольствием нас обвенчает. И конечно, вся тамошняя прислуга привыкла к таким церемониям — у них большой опыт.
   Он посмотрел на нее:
   — Но мне кажется, ты не успеешь.
   — Гонория поможет мне, я не сомневаюсь. Так что венчание, свадебный завтрак и мое платье — все это нетрудно организовать.
   — А приглашения?
   — Мне кажется, твоя матушка уже обдумала и это. Вряд ли она слепа.
   — А твоя мама?
   — То же самое. — Она посмотрела на него, но он не ответил на ее взгляд. — Четыре дня — не больше, если мы пошлем приглашения с посыльным.
   — Сегодня вторник… — Он помолчал, раздумывая. — Что ты скажешь насчет следующей среды?
   Подумав, она согласилась.
   — Да, это даст нам лишние два-три дня… — Она замолчала и, вздохнув, посмотрела на него. — Придется делать оглашение. — И когда он молча кивнул, устремив взгляд на дорогу, она, вздохнув, приступила к единственному препятствию, которое видела: — Нам нужно подготовиться к разговору с моим отцом по поводу твоего финансового положения.
   Взгляд, который он бросил на нее, был такой быстрый, что она его не заметила. Коренная вдруг заартачилась, и Люку пришлось заняться лошадьми.
   Амелия нахмурилась:
   — Если бы дело было только в моем отце, это было бы весьма просто, но ведь есть и другие родственники — Девил и прочие. Я думаю, что они вмешаются, а у них большие связи… Нам нужно быть готовыми защищать наше дело, хотя я абсолютно уверена, что в конце концов они согласятся. Но если они будут упираться, нет никаких причин в рамках семьи не объявить о том, что мы близки. Вряд ли это их потрясет, но зато заставит понять, что наши намерения самые серьезные и… ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
   Люк не смотрел в ее сторону, по его профилю она ничего не могла сказать, лицо у него было бесстрастное, как всегда.
   — По рождению, титулу и состоянию ты принадлежишь к тем, за кого они всегда хотели, чтобы мы — Аманда и я — вышли замуж. То, что теперешние ваши доходы невысоки, не имеет значения, учитывая размер моего приданого.
   Она сказала все, что осмелилась, что считала необходимым сказать. Закусив губу, она рассматривала его каменный профиль, а потом не выдержала:
   — Они, вероятно, сначала поворчат, но когда мы объясним им популярно; что собираемся вступить в брак, они согласятся.
   Он втянул воздух, раздувая грудь.
   — Мы сказали — в среду. — Он посмотрел на нее, сузив глаза, тяжелым взглядом. — Я хочу, чтобы ты поклялась мне всем, что для тебя свято, что никому ничего не скажешь о нашей помолвке, пока я тебе не разрешу.
   Она уставилась на него:
   — Почему? Я думала, мы договорились…
   — Договорились. Это решено. — Он взглянул на дорогу и повернулся к ней. — Сначала я тоже должен сделать кое-какие приготовления.
   Она растерялась, но потом поняла и кивнула:
   — Хорошо, но если мы назначили на среду, сколько времени пройдет, прежде чем мы сможем об этом говорить?
   Он натянул поводья, и серые ускорили бег.
   — Сегодня уже поздно. Придется перенести на завтра. — Он коротко взглянул на нее. — Я сделаю то, что должен, и приду к тебе завтра во второй половине дня.
   — В какое время?
   Он поморщился.
   — Не знаю. Если ты куда-нибудь уйдешь, оставь записку — я тебя найду.
   Она неохотно кивнула:
   — Хорошо.
   — Поверь, это необходимо.
   Было что-то в его глазах, какая-то неловкость, какая-то беззащитность, и тогда она погладила его по щеке, а затем прикоснулась к его губам.
   Ему приходилось следить за лошадьми, но он поймал ее руку и поцеловал.
   — Завтра во второй половине дня. Где бы ты ни была, я тебя найду.
 
   Нужно было ей сказать. Как истинный джентльмен, он должен был объяснить ей, что вовсе не так беден, как она думает.
   На следующее утро Люк, направляясь на Аппер-Брук-стрит, вдруг осознал, что джентльменское поведение не распространяется на Амелию. Не имея железной гарантии, что, узнав правду, она согласится стать его женой, он должен теперь быть очень осторожен в своих словах и поступках.
   Один вечер и одна ночь изменили все его представления об этой женщине: если раньше он только предполагал, что она — желанная и скорее всего подходящая для него жена, то теперь он это твердо знал.
   Он был абсолютно и безоговорочно уверен в том, что не даст ей возможности отказаться от брака с ним. И ей не останется ничего иного, как стать его женой.
   В следующую среду.
   После этого у него окажется достаточно времени, чтобы найти подходящий момент и сказать ей правду.
   Если только она захочет это знать.
   Эта последняя фраза прозвучала у него в голове. Он отмахнулся от нее, отказываясь ее принять, считая это просто трусостью.
   Он не трус — он ей скажет. Когда-нибудь. Если она его любит, то поймет и простит. Ему нужно только вскормить это чувство в ней, и в конце концов все будет хорошо.
   Дойдя до дома номер двенадцать по Аппер-Брук-стрит, он неуверенно посмотрел на дверь, затем решительно поднялся по ступеням и позвонил.
   Он заранее предупредил запиской о своем визите — лорд Артур Кинстер, отец Амелии, его ждал.
   — Входите, мой мальчик. — Артур поднялся с кресла, стоящего у письменного стола в его библиотеке, и протянул руку.
   Люк крепко пожал ее.
   — Благодарю вас, сэр, что согласились принять меня сразу же.
   Артур хмыкнул:
   — Со мной быстро расправились бы, не сделай я этого. — Синие глаза блеснули, он жестом указал Люку на стул рядом с письменным столом. — Садитесь. — Он тоже сел и усмехнулся: — Чем могу быть полезен?
   Люк улыбнулся ему в ответ.
   — Я пришел просить руки Амелии.
   Это — произнести слова, которые он никогда не надеялся произнести, — оказалось самым легким делом. Артур просиял и сказал, что ожидал чего-то в этом роде. Он знал Люка с детства и считал его чуть ли не своим дальним родственником.
   Узнав о желании Амелии венчаться в следующую среду в Сомерсхэм-Плейс — «Таков ее выбор, и я рад потакать ей», — Артур поднял брови, но, памятуя об упрямстве своей дочери, и глазом не моргнул.
   Наконец перешли к финансовой стороне дела.
   Люк вынул из кармана сложенный лист бумаги.
   — Я попросил Роберта Чайлда составить для меня документ, на тот случай, если до вас дошли какие-то слухи о том, что положение Калвертонов сильно пошатнулось из-за поведения моего отца.
   Артур удивился, но взял документ, развернул и прочел его.
   — Ну, скажу я вам! Об этом нечего беспокоиться. — И, аккуратно сложив бумагу, он вернул ее Люку. — Впрочем, я и не беспокоился.
   Люк посмотрел в его глаза — очень синие, очень выразительные — поверх документа.
   — Я и не знал, что у вас были финансовые трудности, Люк. Тогда зачем эта бумага?
   Артур откинулся в кресле, ожидая ответа, терпеливо и доброжелательно. Давно уже Люк не беседовал таким образом. Он не хотел лгать — он не стал бы лгать ни в коем случае.
   — Я… — Он смутился, но быстро взял себя в руки. — Дело в том, что Амелии представляется, будто у меня гораздо меньше средств, чем есть на самом деле. Короче говоря, она считает, что ее приданое играет важную роль в укреплении нашего союза.
   — Но ведь очевидно, что это не так.
   Улыбка — определенно улыбка — играла в уголках рта его будущего тестя. Люк почувствовал, что крепко стоит на земле.
   — Вот именно. Однако мне не хотелось бы… будоражить ее этим открытием.
   Он откинулся назад и указал на документ.
   — Выйдя за меня замуж, она ни в чем не будет нуждаться, но вы же знаете, какова она — точнее, каковы все женщины вообще. Мы пришли к взаимопониманию быстро и неожиданно — и не нашлось подходящего момента исправить ее неверное видение положения моих дел. Теперь… поскольку она хочет выйти замуж поскорее, я бы предпочел не ворошить это дело. Пока…
   — На том основании, что она заупрямится, будет настаивать на пересмотре всех деталей и вообще превратит вашу жизнь в сплошное несчастье лишь потому, что неверно все поняла, и скорее всего не согласится венчаться в июне и в результате будет винить вас в этом до конца ваших дней?
   Люк не заглядывал так далеко, но ему нетрудно было выглядеть расстроенным.
   — Коротко говоря, именно так. Вы сами видите, в чем проблема.
   — Да, пожалуй. — Блеск в глазах Артура говорил о том, что он видит больше, чем хотелось бы Люку, но готов проявить понимание. — Итак, как мы будем действовать дальше?
   — Я надеялся, что вы согласитесь держать в тайне сведения о моем состоянии, по крайней мере пока у меня не появится возможность самому сообщить ей об этом.
   Артур подумал и кивнул:
   — Учитывая, что мы скрываем богатство, а не отсутствие оного, и учитывая, что это в ее интересах — в смысле ускорения дела, — я не вижу причин для отказа. Единственная проблема — это брачный контракт. Она увидит цифры, когда будет его подписывать.
   — Да. Но я бы предложил, если вы не против… почему бы цифрам, которые она увидит, не быть неполными?
   Артур подумал и снова кивнул:
   — Почему бы и нет, если мы так решили?
 
   Артур услышал, как входная дверь закрылась за Люком. Расслабившись в кресле, он устремил взгляд на каминные часы. Не прошло и минуты, как дверь библиотеки распахнулась и вошла Луиза. Ее глаза блестели от нетерпения.
   — Ну? — Она примостилась на краешке стола, глядя на мужа. — Что нужно было Люку?
   Артур усмехнулся:
   — Именно то, что ты и думала. Они уже назначили венчание на следующую среду, если мы не против.
   — На среду? — Луиза была ошеломлена. — Чтоб ей пусто было! Почему она не сказала об этом утром?
   — Вероятно, Люку хотелось сделать это самому — чтобы как гром среди ясного неба.
   — Большинство мужчин предпочитают вымощенную дорожку.
   — Не все, и я не стал бы включать Люка в эту категорию.
   Луиза помолчала.
   — Пожалуй, это делает ему честь. — Она внимательно посмотрела на Артура. — Итак, все улажено, все в порядке, и ты доволен. Это подходящий человек для Амелии?
   Артур, глянув на дверь, улыбнулся:
   — У меня нет к нему никаких претензий.
   Луиза улыбнулась в ответ на его улыбку:
   — Ты чего-то недоговариваешь?
   Артур посмотрел на нее. Его улыбка стала еще шире.
   — Ничего такого, о чем тебе следовало бы знать. — Он схватил ее за руку и притянул к себе на колени. — Я просто очень рад, что между ними есть что-то, кроме простого влечения, — так оно и должно быть, правда?
   — Что-то, кроме влечения? — Луиза смотрела ему в глаза, ласково улыбаясь. — Ты уверен?
   Артур прижался к ее губам.
   — Ты неплохо научила меня распознавать эти признаки — Люк по уши влюблен и, что самое интересное, даже не скрывает этого.
 
   Выйдя на улицу, Люк сверился с часами и, слегка помрачнев, отправился по своему второму делу. Гросвенор-сквер находилась в конце Аппер-Брук-стрит. Величественный дворецкий впустил его в дом, расположенный на северной стороне улицы.
   — Доброе утро, Уэбстер.
   — Милорд. — Уэбстер поклонился. — Его светлость вас ожидает. Будьте любезны пройти сюда.
   Уэбстер подвел его к кабинету Девила и открыл дверь.
   — Лорд Калвертон, ваша светлость.
   Люк вошел. Девил встал с кресла, стоявшего у камина. Хотя они и знали друг друга довольно хорошо — их знакомство проистекало из близости общественного положения их семейств, — они вращались в разных кругах. Девил, его брат и кузены, всего шестеро, составляли легендарную группу, знаменитое Братство Кинстеров, и все были на несколько лет старше Люка.
   Увидев Люка, Девил усмехнулся:
   — Надеюсь, ты не возражаешь, если мы поговорим в присутствии моей дочери?
   Пожав руку Девилу, Люк посмотрел на ребенка, чьи темные локоны взлетели, когда она подпрыгнула на ковре перед камином. Взгляд огромных зеленых глаз перебегал с его лица на лицо отца и обратно. Вынув изо рта деревянный кубик, который она сосала, леди Луиза Кинстер одарила его широкой улыбкой.
   Люк рассмеялся:
   — Нет, вовсе нет. Я уверен, она все сохранит в тайне.
   Девил снова сел на свое место, жестом указав Люку на стул напротив.
   — А нужно что-то хранить в тайне?
   — Отчасти. — Люк посмотрел на Девила. — Я только что с Аппер-Брук-стрит. Артур согласился отдать за меня Амелию.
   Девил наклонил голову:
   — Поздравляю.
   — Благодарю.
   Люк молчал, и Девилу пришлось поторопить его:
   — Я полагаю, ты пришел, чтобы сказать мне об этом?
   Люк слегка покраснел.
   — Не совсем. Я пришел попросить, чтобы ни ты, ни кто-то из других родственников Амелии не говорили ей о том, как я богат.
   Девил улыбнулся:
   — Тебе недавно неожиданно повезло — Габриэль проверял. Он очень рад. Он надеется, что если ветер подует в эту сторону и ты станешь членом нашей семьи, он сможет вовлечь тебя, а также Декстера в свое дело.
   Люк знал, о чем речь: Кинстеры управляют объединенным инвестиционным фондом, о котором говорят, что он приносит сказочные доходы. Он кивнул:
   — С радостью проконсультирую его, если Габриэль захочет.
   Девил проницательно посмотрел на него.
   — Так в чем же проблема?
   Люк объяснил ему, почти так же, как и Артуру. Однако Девил оказался не таким покладистым, как его дядя.
   — Она думает, что ты женишься на ней из-за ее приданого?
   Люк улыбнулся:
   — Вряд ли она думает, что я женюсь на ней только из-за этого.
   Девил сузил глаза, откинулся назад, взгляд его был су ров. Люк встретил его не дрогнув.
   — Когда ты собираешься ей рассказать?
   — После свадьбы — когда мы приедем в Калвертон-Чейз и все более или менее утрясется.
   Девил думал долго. Луиза, словно почувствовав, что отец чем-то недоволен, подкралась к нему, завладела кисточкой, украшающей его огромный сапог, и, подтянувшись, встала на ноги, размахивая своим кубиком. Девил рассеянно посадил ее к себе на колени, и она прижалась к его груди, широко раскрыв зеленые глаза и снова засунув в рот кубик.
   Наконец Девил произнес:
   — Я согласен ничего не говорить Амелии и предупрежу остальных не портить тебе игру. Но ты обещаешь, что расскажешь ей все, все — от и до — прежде, чем вы с ней вернетесь осенью в Лондон?
   — От и до?.. — Размышляя, он повторил интонацию Девила и понял, что именно тот имел в виду. Лицо его стало жестким. — Ты хочешь сказать… — он говорил тихо, отчетливо, — что я должен во всем признаться — признаться ей, — прежде чем мы вернемся в город?
   Девил выдержал его взгляд и кивнул.
   Люк почувствовал, как нарастает раздражение, почувствовал себя в ловушке, пойманным не только Девилом, но и самой судьбой.
   Словно уловив его мысли, Девил тихо сказал:
   — В любви, как и на войне, все средства хороши.
   Люк выгнул бровь:
   — Вот как? Тогда, может быть, ты мне расскажешь, как ты признался Гонории?
   Этот вопрос был встречен молчанием — удар наугад, но Люк попал в точку. Девил не сводил с него взгляда, но что происходило у него в голове, прочесть по глазам было невозможно.
   Почувствовав напряжение, возникшее между отцом и гостем, Луиза посмотрела на отца, потом на Люка, крепко сжимая в пухлой ручке свой кубик и раскрыв ротик, — огромные глаза уставились на него. Потом она махнула на него кубиком:
   — Давай!
   — Это звучит как повеление великой императрицы.
   Девил опустил глаза, и на лице его показалась улыбка. Девчушка снова взмахнула ручкой с кубиком, грозно нахмурилась и повторила свое суровое приказание.
   — Дввай! — произнесла она с еще большей силой, а потом еще раз повторила это слово, схватила кубик обеими ручками, сунула его в рот, ясно давая понять, что выбросила их — невежественных мужчин — из своей головы. Она прижалась щекой к фраку Девила и стала сосать кубик, размышляя о чем-то своем.
   Ей не было еще и года, и, разумеется, она не могла понять, о чем они говорили. Однако, когда Девил поднял голову, Люк открыто и дружелюбно встретил его взгляд.
   Напряжение, схватка воль, только что бушевавшая, незримая, но от этого не менее реальная, сменилась чувством неловкости.
   Люк прервал затянувшееся молчание:
   — Я попробую сделать так, как ты хочешь… — Он вздохнул. — Но что касается времени, ничего обещать не могу.
   Они говорили о брачном контракте — не о деньгах, но о реальности чувств — реальности, о которой никто из них не промолвил даже слова. Очевидно, причины у них были. Оба не хотели открыто признаться в своей уязвимости, которой — они это знали — были подвержены, и ни того, ни другого никто не мог бы заставить признаться в этом.
   Правда, Девил использовал неразбериху, связанную с финансовым положением Люка, чтобы нажать на него, а Люк — с помощью его дочери — сумел обернуть ситуацию против самого Девила.
   Поняв это, Девил поморщился.
   — Прекрасно. Я согласен. Однако, — взгляд его зеленых глаз стал твердым, — ты просил совета, и в этой сфере я могу считать себя знатоком. Чем дольше ты будешь откладывать, тем труднее будет признаться.
   Люк с честью выдержал его пристальный взгляд и наконец произнес:
   — Я это учту.
   Луиза повернула головку и ласково посмотрела на него — словно практикуясь в искусстве пленять мужские сердца.
 
   Выйдя из дома Девила, Люк направился в свой клуб, что бы укрепить силы ленчем и обществом близких друзей. Солидно подкрепившись, он вернулся на Аппер-Брук-стрит.
   Как выяснилось, Амелия ушла с друзьями прогуляться в парке. Люк подумал и вернулся на Маунт-стрит. Приказав своим конюхам поторопиться, он уже через пять минут выехал в открытой коляске, чтобы извлечь свою невесту из центра того, чем сейчас, без сомнения, живо заинтересовался свет.
   Он заметил ее, прохаживающуюся по лужайке под руку с Реджи. Здесь также были его сестры, Фиона, лорд Киркпатрик и прочие. Два незнакомых юнца с серьезным видом со провождали Энн и Фиону.
   Остановив своих серых, Люк издалека рассматривал молодежь. Эмили и Марк, лорд Киркпатрик, стали гораздо ближе, более заметно свободны в обществе друг друга — это было видно невооруженным глазом. Дело у них шло на лад. Что же касается Энн, то, как он и надеялся, в присутствии веселой болтушки Фионы его сестренка сейчас казалась не такой замкнутой, хотя, судя по сосредоточенному виду ее кавалера, все же достаточно молчаливой. Остальные в этой группе были того же возраста, того же общественного положения; здесь не было угрозы — никаких волков в овечьей шкуре или чего-то подобного.