Страница:
Мгновение спустя все встали, улыбаясь — друг другу, самим себе, — и, шелестя юбками, пошли наверх переодеваться.
Вечером Амелия взяла свои списки в постель. Спальня была единственным местом, где она могла поговорить с Люком наедине.
Тема, которую она решила затронуть, требовала полного уединения.
Когда он, обнаженный, растянулся рядом с ней, она, держа списки в руке, с трудом смогла сосредоточиться.
— Я попыталась по возможности сократить их, но все равно — это самое меньшее, что нам понадобится.
Он положил списки на одеяло.
— Делай все, что нужно. Все, что придет тебе в голову.
Он потянулся к ней, нашел ее губы и поцеловал долгим страстным поцелуем, так что ей стало совершенно ясно, что пришло в голову ему.
Когда он потянул с нее одеяло, она сжала в руке списки.
— Да, но…
Он снова поцеловал ее.
Тогда она взяла списки, нащупала край кровати и опустила бумаги на пол. Там они будут в большей сохранности. Если их оставить на кровати, на что они будут похожи завтра утром?
Позже, когда они, отдыхая, опять лежали под одеялом, она поцеловала его грудь и сказала:
— Спасибо тебе.
И улыбнулась, осознав двусмысленность этих слов, но не стала ничего прояснять.
— Я постараюсь свести расходы к минимуму.
Он замер, точно занавес упал на его тело. Это была реакция на упоминание о деньгах, неловкость, вполне понятная.
— Амелия, но ведь…
— Скупиться ни к чему. Я знаю. Но также ни к чему сорить деньгами. Я уложусь. — Ее одолевал сон, и она положила руку туда, куда любила класть ее, засыпая, — ему на грудь. — Не волнуйся.
Ее бормотание было почти неслышным; Люк про себя выругался. Он не знал, стоит ли ее будить, чтобы заставить выслушать правду…
От ее легкого дыхания шевелились волоски у него на груди. Рука, лежащая на его теле, становилась все тяжелее.
Он вздохнул, почувствовал, как неловкость отступает и его окутывает тепло.
Расслабившись, он наказал себе решить, где, когда, в какой последовательности он будет исповедоваться… и уснул.
Он должен был ей сказать. Если не минувшей ночью, то хотя бы утром. Если не всю правду, то хотя бы то, что ей не нужно экономить, а главное — почему.
А вместо этого…
Люк стоял у окна своего кабинета, глядя на лужайку и воскрешая в памяти это утро, когда он проснулся и увидел, что Амелии рядом нет.
Его охватила настоящая паника — она никогда не просыпалась раньше его, — и вдруг он услышал шорох в ее туалетной комнате. Секунда — и она вошла в спальню, уже одетая, готовая устремиться в новый день. Весело поздоровавшись с ним, она обогнула кровать и подняла с пола свои списки.
Она радостно щебетала обо всем, что ей предстоит сделать; на лице ее, в синих-синих глазах не было ни намека на беспокойство или фальшь. Она искренне верила, что находится на вершине мира — их мира, — несмотря на денежные ограничения. Она почти не замолкала, не ждала от него ответа, и у него просто духу не хватило погасить ее искрящую ся радость и заставить выслушать то, что в настоящий момент казалось вовсе не таким уж срочным.
— Эти цифры. — Он обернулся. Сидевший за столом Мартин похлопал по документу, который только что осилил. — Они точные?
— Настолько, насколько удалось проверить. Их подтверждают три независимых источника. — Люк помешкал, прежде чем признаться: — Обычно я рассчитываю на пятьдесят процентов от того, что мне обещано.
Мартин подсчитал, негромко присвистнул и вернул Люку документ. Напротив него, сидя за столом, Люцифер тоже был занят детальным разбором нескольких финансовых проектов, предложенных Люком. Он был так поглощен этим делом, что даже не поднял головы.
Люк снова устремил взгляд за окно. И увидел, как Пенелопа появилась со стороны псарни, держа на руках извивающегося щенка, Люк не сомневался, что это Галахад. Выйдя на лужайку, она опустила Галахада на землю; в полном соответствии со своим именем тот сразу же принялся рыскать туда-сюда, прижав нос к земле и что-то вынюхивая.
Пенелопа опустилась на траву и смотрела на него с той серьезной сосредоточенностью, с какой она делала почти все. Позади нее под надзором Порции и Саймона появилась группа молодых собак — они были еще слишком молоды, чтобы ходить в своре.
Точнее, Порция надзирала за собаками, а Саймон, сунув руки в карманы, надзирал за девочками.
Это выглядело немного странно. Саймону было девятнадцать лет, почти двадцать, и он уже приобрел определенный светский лоск. Эмили и Энн гораздо больше подходили ему по возрасту, и все же он чаще проводил время в обществе девочек, когда они оказывались свободны… Объяснение озарило Люка, как только эта мысль мелькнула у него в голове.
Ведь они подозревают, что поблизости находится кто-то, кто враждебно относится к их семье, особенно к его сестрам, а Порция и Пенелопа часто выходят из дома — да, ему остается только поблагодарить Саймона за заботу.
Пока он наблюдал за троицей на лужайке, ему стало ясно, что Порция не разделяет его взглядов; даже из кабинета он видел надменность, с какой она вздернула носик и что-то сказала — что-то достаточно резкое, отчего Саймон разозлился.
Пенелопа не обращала на них внимания, а они продолжали пикироваться поверх ее головы. Надо будет сказать Саймону, что спорить с его младшими сестрами — это то, чего даже он всячески избегает. Люк отвернулся и подошел к столу с бумагами, которые необходимо было прочесть самым внимательным образом.
Мартин, Люцифер и он — все нашли убежище в его кабинете; за пределами же кабинета творился сущий ад — ад, в котором заправляли их жены. Лучше держаться от всего этого подальше, решили они, хотя вслух никто ничего не сказал.
По совету Девила Люцифер попросил Люка дать ему общий обзор своей инвестиционной политики. Мартин навострил уши и попросил принять его в эту игру. И теперь он заставил их обоих корпеть над сообщениями, которые позволили бы ему решиться вложить деньги в три разных предприятия — все рассчитанные на скорую отдачу, все, вероятно, высокодоходные, которые, очень может быть, значительно увеличат его состояние.
Посмотрев на склоненные головы Мартина и Люцифера, Люк улыбнулся, уселся в кресло и занялся тем, что могло стать его очередным рискованным предприятием…
Совершенно неожиданно — как это случилось, он и сам не понял, — Люк оказался на вечернем свежем воздухе под руку с Еленой. Когда она повела его — как всегда, властно — к живым изгородям, он насторожился, но принял ее власть покорно. Он проводил ее в первый двор, потом они прошли во второй, где находился искусственный водоем, сейчас зеркально-спокойный.
Елена кивнула на чугунную скамью, стоящую перед прудом. Он подвел ее туда и подождал, пока она сядет. Подчиняясь взмаху ее руки, он сел рядом, устремил взгляд на воду и стал ждать — нарочито безучастно, — что же она ему скажет.
К его удивлению, она рассмеялась, явно чем-то довольная.
Он взглянул на нее, и глаза их встретились.
— Можете поднять свое забрало — я не собираюсь на вас нападать.
Ее улыбка была заразительна, но… он хорошо ее знал и не позволил себе расслабиться.
Она вздохнула, покачала головой и взглянула на пруд.
— Вы по-прежнему отказываетесь признать очевидное?
Что толку притворяться? Разве он не понимает, о чем идет речь? И он сделал вид, будто тоже любуется рыбками, мелькающими в темной воде.
— Я очень счастлив — мы оба счастливы.
— Это я вижу. И все же… вы, на мой взгляд, не настолько счастливы, каким стали бы, сказав ей правду.
Он знал, что она права, но медлил с ответом.
— Думаю, со временем так и будет.
Елена издала звук, не очень-то подобающий вдовствующей герцогине.
— Так и будет — что это значит? Время вам не поможет, вот что я вам скажу. Вы только теряете дни счастья, которое могли бы иметь, если бы…
Он увидел в ее бледно-зеленых глазах что-то одновре менно покоряющее и неотразимое.
— Такое случается со всеми, — вздохнула она, глядя на воду. — Нам всем приходится сталкиваться с этим. Одним это легче, другим труднее, но каждый рано или поздно должен понять это и осознать. Рано или поздно каждый должен принять решение.
Он и не думал… Он начал хмуриться. Елена посмотрела на него с улыбкой:
— Нет, убежать от этого нельзя. Это правда. Можно только принять и пожать плоды или прожить всю жизнь, борясь с тем, что невозможно побороть.
Он рассмеялся, хотя и не совсем искренне. Он слишком хорошо понял, что она имеет в виду.
Больше она ничего не сказала, он тоже. Тени стали длиннее. Они, он был уверен, размышляли об одном и том же. Наконец герцогиня встала, он тоже встал, подал ей руку, и они направились к дому.
Утром в пятницу из окна своего кабинета Люк смотрел, как Амелия и Аманда играют с Галахадом, и неожиданно подумал, многим ли они делятся друг с другом. Он тут же вспомнил свой разговор с Еленой, но его ждали неотложные дела.
Взяв пресс-папье, он придавил им план дома и сада.
— Вот здесь надо расставить столы. — Мартин показал карандашом на западный край лужайки. — А вот здесь советую расположить скрипачей с барабанщиком — это достаточно далеко от дома, так что их шум не помешает квартету, который будет играть в бальном зале.
Люцифер взглянул на Люка:
— Есть ли среди нанятых людей — музыкантов, временных помощников на кухне или других — кто-то, кого вы или ваша прислуга не знаете?
Люк покачал головой:
— Я говорил об этом с Коттслоу и Хиггс. Все, кого они позвали, здешние, и никто в этом году не уезжал из наших мест.
— Хорошо. — Люцифер внимательно рассматривал план дома и сада, окружающего лужайку. — Если бы вы решили пробраться в дом ночью, с какой стороны подошли бы?
— Если бы знал о собаках, то отсюда. — Люк показал на территорию к северу от розария. — Здесь лес, и довольно густой. Он сохранился с давних времен, и его никогда не прореживали. Пройти там можно, но лес старый — даже днем тропинки еле видны.
Мартин кивнул:
— Верно. Но если бы вы не знали о собаках, то выбрали бы вот этот путь. — Он провел карандашом по тропинке от западной границы парка через аллею, ведущую к ферме, и дальше — к краю живой изгороди. — Или, если идти от гребня холма, тогда самым разумным будет путь мимо конюшен.
— Да, вся дорога под хорошим прикрытием, — согласился Люк. — Но я могу вас заверить, собаки поднимут тревогу, если по этой дороге кто-то пойдет.
Люцифер хмыкнул:
— Остается надеяться, что у него хватит ума догадаться, что тут есть собаки.
Сунув руки в карманы, Люк смотрел на план.
— Предупрежу-ка я Сагдена. Если кто-то все же придет по этой дороге, а собаки поднимут лай, Сагден их выпустит. Они повалят любого чужака не землю и не дадут шевельнуться, пока мы не подойдем.
Люцифер плотоядно усмехнулся:
— Хорошая мысль.
— И еще, — вмешался Мартин. — Пусть Пэтси и Морри развлекают детей во время праздника. Они достаточно по слушны. Сагден будет держать их на поводке, а они покажут, что умеют делать. Никого это не удивит, ведь эти собаки — чемпионы. Но зато наш вор узнает о наличии псарни. Конечно, приятно посмотреть на преступника, которого псы повалили на землю, но гораздо лучше, если мы схватим его на месте преступления.
Люк и Люцифер одновременно кивнули.
— Так, вот здесь комната, где спит Елена, — сказал Люк, указывая на план. — Как мы сможем ее защитить?
Почти все утро они провели, обсуждая разные варианты; пришлось подождать, пока их жены раскроют свои замыслы, в том числе когда и где предполагается устроить ту или иную забаву.
После выяснения всех деталей они выработали окончательный план. Во время праздника и бала их будет трое плюс Саймон, Сагден и Коттслоу, и все будут наблюдать за Еленой. Позже, когда гости разойдутся, Амелия, Аманда и Филлида будут стоять на страже в разных местах внутри дома, а Мартину, Сагдену и Люциферу придется патрулировать парк, оставив Люка и Саймона — которые лучше всех знают дом и расположение комнат — охранять длинные коридоры.
Закончив все приготовления, они разошлись. Люк от правился на псарню поговорить с Сагденбм и взглянуть на щенков.
Вернувшись в дом, он, помешкав, зашагал к музыкальной комнате. В коридоре перед дверью остановился — из-за нее доносился голос Амелии, а также Филлиды и Аманды. Он усмехнулся и двинулся дальше, на второй этаж.
Младшие сестры и мисс Пинк расположились внизу, оставив книги ради практических занятий. Поэтому верхний этаж главного здания был пуст. И Люк вошел в детскую.
Ничто здесь не изменилось — он и не ждал этого; у Амелии не было времени, чтобы заняться этой комнатой. Но скоро она это сделает.
Подойдя к окну, он посмотрел вниз, на долину, и стал размышлять, что для него будет значить это событие, что он будет испытывать.
Сын — это самое меньшее, что судьба задолжала ему, оставив его управляться в одиночку с четырьмя сестрами. Честно говоря, он не возражал. Ему очень хотелось увидеть Амелию с их младенцем на руках.
Его разговор с Еленой напомнил ему о другой стороне дела — Амелии тоже придется принимать решение.
Она его уже приняла — в этом он был уверен. Она была преданна ему, а теперь носит его ребенка. Она — его. На каком-то первичном уровне он уже знал это — теперь же был в этом уверен.
Амелия сбилась с ног из-за всех приготовлений, сразу заснула, как только они легли в постель, а утром выпрыгнула из постели прежде, чем он проснулся, и снова погрузилась в водоворот дел.
Немыслимо делать такие жизненно важные признания теперь, когда у нее нет ни минуты свободной.
Он должен быть уверен, что она обратит внимание на его слова, когда он наконец признает свою капитуляцию, а не забудет их тут же.
Нетерпение одолело его, неудовлетворенность грызла. Он уставился на долину. Губы его были крепко сжаты.
Когда вора поймают, он сделает так, чтобы все ее внимание вновь сосредоточилось на нем.
И тогда он скажет ей правду.
Три коротких слова.
«Я тебя люблю».
Глава 21
Глава 22
Вечером Амелия взяла свои списки в постель. Спальня была единственным местом, где она могла поговорить с Люком наедине.
Тема, которую она решила затронуть, требовала полного уединения.
Когда он, обнаженный, растянулся рядом с ней, она, держа списки в руке, с трудом смогла сосредоточиться.
— Я попыталась по возможности сократить их, но все равно — это самое меньшее, что нам понадобится.
Он положил списки на одеяло.
— Делай все, что нужно. Все, что придет тебе в голову.
Он потянулся к ней, нашел ее губы и поцеловал долгим страстным поцелуем, так что ей стало совершенно ясно, что пришло в голову ему.
Когда он потянул с нее одеяло, она сжала в руке списки.
— Да, но…
Он снова поцеловал ее.
Тогда она взяла списки, нащупала край кровати и опустила бумаги на пол. Там они будут в большей сохранности. Если их оставить на кровати, на что они будут похожи завтра утром?
Позже, когда они, отдыхая, опять лежали под одеялом, она поцеловала его грудь и сказала:
— Спасибо тебе.
И улыбнулась, осознав двусмысленность этих слов, но не стала ничего прояснять.
— Я постараюсь свести расходы к минимуму.
Он замер, точно занавес упал на его тело. Это была реакция на упоминание о деньгах, неловкость, вполне понятная.
— Амелия, но ведь…
— Скупиться ни к чему. Я знаю. Но также ни к чему сорить деньгами. Я уложусь. — Ее одолевал сон, и она положила руку туда, куда любила класть ее, засыпая, — ему на грудь. — Не волнуйся.
Ее бормотание было почти неслышным; Люк про себя выругался. Он не знал, стоит ли ее будить, чтобы заставить выслушать правду…
От ее легкого дыхания шевелились волоски у него на груди. Рука, лежащая на его теле, становилась все тяжелее.
Он вздохнул, почувствовал, как неловкость отступает и его окутывает тепло.
Расслабившись, он наказал себе решить, где, когда, в какой последовательности он будет исповедоваться… и уснул.
Он должен был ей сказать. Если не минувшей ночью, то хотя бы утром. Если не всю правду, то хотя бы то, что ей не нужно экономить, а главное — почему.
А вместо этого…
Люк стоял у окна своего кабинета, глядя на лужайку и воскрешая в памяти это утро, когда он проснулся и увидел, что Амелии рядом нет.
Его охватила настоящая паника — она никогда не просыпалась раньше его, — и вдруг он услышал шорох в ее туалетной комнате. Секунда — и она вошла в спальню, уже одетая, готовая устремиться в новый день. Весело поздоровавшись с ним, она обогнула кровать и подняла с пола свои списки.
Она радостно щебетала обо всем, что ей предстоит сделать; на лице ее, в синих-синих глазах не было ни намека на беспокойство или фальшь. Она искренне верила, что находится на вершине мира — их мира, — несмотря на денежные ограничения. Она почти не замолкала, не ждала от него ответа, и у него просто духу не хватило погасить ее искрящую ся радость и заставить выслушать то, что в настоящий момент казалось вовсе не таким уж срочным.
— Эти цифры. — Он обернулся. Сидевший за столом Мартин похлопал по документу, который только что осилил. — Они точные?
— Настолько, насколько удалось проверить. Их подтверждают три независимых источника. — Люк помешкал, прежде чем признаться: — Обычно я рассчитываю на пятьдесят процентов от того, что мне обещано.
Мартин подсчитал, негромко присвистнул и вернул Люку документ. Напротив него, сидя за столом, Люцифер тоже был занят детальным разбором нескольких финансовых проектов, предложенных Люком. Он был так поглощен этим делом, что даже не поднял головы.
Люк снова устремил взгляд за окно. И увидел, как Пенелопа появилась со стороны псарни, держа на руках извивающегося щенка, Люк не сомневался, что это Галахад. Выйдя на лужайку, она опустила Галахада на землю; в полном соответствии со своим именем тот сразу же принялся рыскать туда-сюда, прижав нос к земле и что-то вынюхивая.
Пенелопа опустилась на траву и смотрела на него с той серьезной сосредоточенностью, с какой она делала почти все. Позади нее под надзором Порции и Саймона появилась группа молодых собак — они были еще слишком молоды, чтобы ходить в своре.
Точнее, Порция надзирала за собаками, а Саймон, сунув руки в карманы, надзирал за девочками.
Это выглядело немного странно. Саймону было девятнадцать лет, почти двадцать, и он уже приобрел определенный светский лоск. Эмили и Энн гораздо больше подходили ему по возрасту, и все же он чаще проводил время в обществе девочек, когда они оказывались свободны… Объяснение озарило Люка, как только эта мысль мелькнула у него в голове.
Ведь они подозревают, что поблизости находится кто-то, кто враждебно относится к их семье, особенно к его сестрам, а Порция и Пенелопа часто выходят из дома — да, ему остается только поблагодарить Саймона за заботу.
Пока он наблюдал за троицей на лужайке, ему стало ясно, что Порция не разделяет его взглядов; даже из кабинета он видел надменность, с какой она вздернула носик и что-то сказала — что-то достаточно резкое, отчего Саймон разозлился.
Пенелопа не обращала на них внимания, а они продолжали пикироваться поверх ее головы. Надо будет сказать Саймону, что спорить с его младшими сестрами — это то, чего даже он всячески избегает. Люк отвернулся и подошел к столу с бумагами, которые необходимо было прочесть самым внимательным образом.
Мартин, Люцифер и он — все нашли убежище в его кабинете; за пределами же кабинета творился сущий ад — ад, в котором заправляли их жены. Лучше держаться от всего этого подальше, решили они, хотя вслух никто ничего не сказал.
По совету Девила Люцифер попросил Люка дать ему общий обзор своей инвестиционной политики. Мартин навострил уши и попросил принять его в эту игру. И теперь он заставил их обоих корпеть над сообщениями, которые позволили бы ему решиться вложить деньги в три разных предприятия — все рассчитанные на скорую отдачу, все, вероятно, высокодоходные, которые, очень может быть, значительно увеличат его состояние.
Посмотрев на склоненные головы Мартина и Люцифера, Люк улыбнулся, уселся в кресло и занялся тем, что могло стать его очередным рискованным предприятием…
Совершенно неожиданно — как это случилось, он и сам не понял, — Люк оказался на вечернем свежем воздухе под руку с Еленой. Когда она повела его — как всегда, властно — к живым изгородям, он насторожился, но принял ее власть покорно. Он проводил ее в первый двор, потом они прошли во второй, где находился искусственный водоем, сейчас зеркально-спокойный.
Елена кивнула на чугунную скамью, стоящую перед прудом. Он подвел ее туда и подождал, пока она сядет. Подчиняясь взмаху ее руки, он сел рядом, устремил взгляд на воду и стал ждать — нарочито безучастно, — что же она ему скажет.
К его удивлению, она рассмеялась, явно чем-то довольная.
Он взглянул на нее, и глаза их встретились.
— Можете поднять свое забрало — я не собираюсь на вас нападать.
Ее улыбка была заразительна, но… он хорошо ее знал и не позволил себе расслабиться.
Она вздохнула, покачала головой и взглянула на пруд.
— Вы по-прежнему отказываетесь признать очевидное?
Что толку притворяться? Разве он не понимает, о чем идет речь? И он сделал вид, будто тоже любуется рыбками, мелькающими в темной воде.
— Я очень счастлив — мы оба счастливы.
— Это я вижу. И все же… вы, на мой взгляд, не настолько счастливы, каким стали бы, сказав ей правду.
Он знал, что она права, но медлил с ответом.
— Думаю, со временем так и будет.
Елена издала звук, не очень-то подобающий вдовствующей герцогине.
— Так и будет — что это значит? Время вам не поможет, вот что я вам скажу. Вы только теряете дни счастья, которое могли бы иметь, если бы…
Он увидел в ее бледно-зеленых глазах что-то одновре менно покоряющее и неотразимое.
— Такое случается со всеми, — вздохнула она, глядя на воду. — Нам всем приходится сталкиваться с этим. Одним это легче, другим труднее, но каждый рано или поздно должен понять это и осознать. Рано или поздно каждый должен принять решение.
Он и не думал… Он начал хмуриться. Елена посмотрела на него с улыбкой:
— Нет, убежать от этого нельзя. Это правда. Можно только принять и пожать плоды или прожить всю жизнь, борясь с тем, что невозможно побороть.
Он рассмеялся, хотя и не совсем искренне. Он слишком хорошо понял, что она имеет в виду.
Больше она ничего не сказала, он тоже. Тени стали длиннее. Они, он был уверен, размышляли об одном и том же. Наконец герцогиня встала, он тоже встал, подал ей руку, и они направились к дому.
Утром в пятницу из окна своего кабинета Люк смотрел, как Амелия и Аманда играют с Галахадом, и неожиданно подумал, многим ли они делятся друг с другом. Он тут же вспомнил свой разговор с Еленой, но его ждали неотложные дела.
Взяв пресс-папье, он придавил им план дома и сада.
— Вот здесь надо расставить столы. — Мартин показал карандашом на западный край лужайки. — А вот здесь советую расположить скрипачей с барабанщиком — это достаточно далеко от дома, так что их шум не помешает квартету, который будет играть в бальном зале.
Люцифер взглянул на Люка:
— Есть ли среди нанятых людей — музыкантов, временных помощников на кухне или других — кто-то, кого вы или ваша прислуга не знаете?
Люк покачал головой:
— Я говорил об этом с Коттслоу и Хиггс. Все, кого они позвали, здешние, и никто в этом году не уезжал из наших мест.
— Хорошо. — Люцифер внимательно рассматривал план дома и сада, окружающего лужайку. — Если бы вы решили пробраться в дом ночью, с какой стороны подошли бы?
— Если бы знал о собаках, то отсюда. — Люк показал на территорию к северу от розария. — Здесь лес, и довольно густой. Он сохранился с давних времен, и его никогда не прореживали. Пройти там можно, но лес старый — даже днем тропинки еле видны.
Мартин кивнул:
— Верно. Но если бы вы не знали о собаках, то выбрали бы вот этот путь. — Он провел карандашом по тропинке от западной границы парка через аллею, ведущую к ферме, и дальше — к краю живой изгороди. — Или, если идти от гребня холма, тогда самым разумным будет путь мимо конюшен.
— Да, вся дорога под хорошим прикрытием, — согласился Люк. — Но я могу вас заверить, собаки поднимут тревогу, если по этой дороге кто-то пойдет.
Люцифер хмыкнул:
— Остается надеяться, что у него хватит ума догадаться, что тут есть собаки.
Сунув руки в карманы, Люк смотрел на план.
— Предупрежу-ка я Сагдена. Если кто-то все же придет по этой дороге, а собаки поднимут лай, Сагден их выпустит. Они повалят любого чужака не землю и не дадут шевельнуться, пока мы не подойдем.
Люцифер плотоядно усмехнулся:
— Хорошая мысль.
— И еще, — вмешался Мартин. — Пусть Пэтси и Морри развлекают детей во время праздника. Они достаточно по слушны. Сагден будет держать их на поводке, а они покажут, что умеют делать. Никого это не удивит, ведь эти собаки — чемпионы. Но зато наш вор узнает о наличии псарни. Конечно, приятно посмотреть на преступника, которого псы повалили на землю, но гораздо лучше, если мы схватим его на месте преступления.
Люк и Люцифер одновременно кивнули.
— Так, вот здесь комната, где спит Елена, — сказал Люк, указывая на план. — Как мы сможем ее защитить?
Почти все утро они провели, обсуждая разные варианты; пришлось подождать, пока их жены раскроют свои замыслы, в том числе когда и где предполагается устроить ту или иную забаву.
После выяснения всех деталей они выработали окончательный план. Во время праздника и бала их будет трое плюс Саймон, Сагден и Коттслоу, и все будут наблюдать за Еленой. Позже, когда гости разойдутся, Амелия, Аманда и Филлида будут стоять на страже в разных местах внутри дома, а Мартину, Сагдену и Люциферу придется патрулировать парк, оставив Люка и Саймона — которые лучше всех знают дом и расположение комнат — охранять длинные коридоры.
Закончив все приготовления, они разошлись. Люк от правился на псарню поговорить с Сагденбм и взглянуть на щенков.
Вернувшись в дом, он, помешкав, зашагал к музыкальной комнате. В коридоре перед дверью остановился — из-за нее доносился голос Амелии, а также Филлиды и Аманды. Он усмехнулся и двинулся дальше, на второй этаж.
Младшие сестры и мисс Пинк расположились внизу, оставив книги ради практических занятий. Поэтому верхний этаж главного здания был пуст. И Люк вошел в детскую.
Ничто здесь не изменилось — он и не ждал этого; у Амелии не было времени, чтобы заняться этой комнатой. Но скоро она это сделает.
Подойдя к окну, он посмотрел вниз, на долину, и стал размышлять, что для него будет значить это событие, что он будет испытывать.
Сын — это самое меньшее, что судьба задолжала ему, оставив его управляться в одиночку с четырьмя сестрами. Честно говоря, он не возражал. Ему очень хотелось увидеть Амелию с их младенцем на руках.
Его разговор с Еленой напомнил ему о другой стороне дела — Амелии тоже придется принимать решение.
Она его уже приняла — в этом он был уверен. Она была преданна ему, а теперь носит его ребенка. Она — его. На каком-то первичном уровне он уже знал это — теперь же был в этом уверен.
Амелия сбилась с ног из-за всех приготовлений, сразу заснула, как только они легли в постель, а утром выпрыгнула из постели прежде, чем он проснулся, и снова погрузилась в водоворот дел.
Немыслимо делать такие жизненно важные признания теперь, когда у нее нет ни минуты свободной.
Он должен быть уверен, что она обратит внимание на его слова, когда он наконец признает свою капитуляцию, а не забудет их тут же.
Нетерпение одолело его, неудовлетворенность грызла. Он уставился на долину. Губы его были крепко сжаты.
Когда вора поймают, он сделает так, чтобы все ее внимание вновь сосредоточилось на нем.
И тогда он скажет ей правду.
Три коротких слова.
«Я тебя люблю».
Глава 21
— Маленький совет, ma petite[6].
Амелия подняла голову от списков, разбросанных по письменному столу.
В дверях стояла Елена и ласково ей улыбалась. Амелия быстро подвинула к себе списки.
— По какому?..
— Ах нет. Мой совет не относится к нашим приготовлениям, — Елена махнула рукой в сторону списков, — но к предмету, гораздо более милому вашему сердцу.
— Вот как? — удивилась Амелия. Елена пояснила:
— К Люку. Мне кажется, он хочет вам что-то сказать, но… бывает, даже такие мужчины, как он, испытывают… неуверенность. Вот вам мой совет: небольшое поощрение в таких случаях очень уместно и даст вам больше, чем может показаться на первый взгляд.
— Поощрение?
— Oui[7]. — Елена сделала классический галльский жест. — Такое поощрение, которое могло бы ослабить необъяснимое сопротивление мужа. — Чудесная улыбка осветила ее лицо, глаза блеснули. — Я уверена, что в деталях вы разберетесь и сами.
Забыв о своих списках, Амелия смотрела на пустой дверной проем. В последние дни Люка и в самом деле мучили какие-то мысли. Они оба были заняты приготовлениями к празднику и размышлениями о том, как поймать вора, и их личная жизнь на время была отодвинута в сторону. Сначала нужно уничтожить угрозу, нависшую над их семьей.
И все же…
Внезапно ею овладело нетерпение. Она заперла списки в стол и побежала наверх.
Вечером Люк вошел в спальню и увидел, что Амелия не легла, как это бывало обычно, но стоит у окна и смотрит на лужайку, залитую лунным светом. Свечи не горели; в шелковом пеньюаре персикового цвета, с волосами, ниспадающими на плечи, она стояла неподвижно, погруженная в свои мысли.
Она не слышала, как он вошел, а он, пользуясь этим, рассматривал ее и гадал, о чем она так задумалась. Весь вечер он ловил на себе ее взгляды, словно она хотела о чем-то его спросить. Он видел, что она взволнованна, что напряжение в ней нарастает, как и во всех остальных. Завтра в это время они будут выслеживать вора, который с умыслом или без него угрожает спокойствию и счастью Эшфордов. Ожидание, предвкушение уже текло по их жилам.
Он смотрел; она была спокойна, как статуя, освещенная серебряным светом, лившимся на нее в окно.
Искушение подталкивало его… но сейчас, ночью, не время для разговоров. Им предстоит пережить завтрашний день и завтрашнюю ночь, что бы эта ночь ни принесла им. Потом, позже, когда все уладится и они снова смогут заняться своей личной жизнью, их будущим…
Напряжение нарастало; он справился с ним и подошел к ней.
Она почувствовала его приближение, обернулась и с улыбкой вошла в его объятия.
Она обняла его за шею, встретилась с ним губами.
Он обнял ее за талию, и она охотно подчинилась, теплые холмики ее грудей прижались к его груди. Потом она что-то пробормотала, слегка отодвинулась, не отнимая от него своих губ, но так, чтобы они только слегка соприкасались, лаская и дразня. Он позволил ей ласкать себя, как ей хотелось, и наблюдал за ней, полузакрыв глаза. И не понимал, что же в ней изменилось.
В ней всегда горело желание, даже страсть, но сегодня появилась уверенность.
Это было видно по ее прикосновениям. Пробудившись утром от сна, которым может спать только вконец истощенный человек, он увидел, что Амелия уже встала и ушла. Он окинул взглядом смятую постель — живое свидетельство их телесного союза. Но не только это ожило в его воспоминаниях о минувшей ночи.
Она отдала ему всю себя, подчинилась ему с радостью, не только физически, не только эмоционально, но в каком-то более глубоком смысле. И он принял это как дар. Потому что она и все то, что она ему предлагала, было всем, в чем он нуждался.
До него донеслись голоса — Амелия разговаривала со своей горничной. Он встал, накинул халат и пошел в туалетную комнату.
Его желание сказать ей то, что он должен был сказать, теперь достигло новых высот, но день обещал быть долгим, и он не сумеет выкроить время на то, чтобы поговорить с ней как положено, до тех пор, пока все не прояснится.
Она и он заслуживают лучшего, чем брошенные на ходу слова «Я тебя люблю».
Одевшись, он вернулся в спальню как раз тогда, когда она, уже одетая, вышла из своей комнаты. Он стоял в дверях и ждал ее. В глубине ее синих глаз он увидел спокойствие и уверенность.
И понимание.
Он услышал болтовню служанок в ее комнате — им не терпелось привести в порядок спальню.
— Мне надо с тобой поговорить. Но не сейчас, а когда все будет кончено. — Он легко коснулся ее щеки. — Мне нужно кое-что сказать тебе, кое-что обсудить.
Ее улыбка выражала самую сущность счастья. Она взяла его за руку и коснулась губами ладони.
— Хорошо, я подожду.
От этого короткого прикосновения его обдало жаром. Он повернулся к двери, открыл ее перед ней, и она вышла.
Он посмотрел, как ее бедра колышутся под синим утренним платьем, втянул в себя воздух, успокоился и двинулся следом за ней.
Амелия подняла голову от списков, разбросанных по письменному столу.
В дверях стояла Елена и ласково ей улыбалась. Амелия быстро подвинула к себе списки.
— По какому?..
— Ах нет. Мой совет не относится к нашим приготовлениям, — Елена махнула рукой в сторону списков, — но к предмету, гораздо более милому вашему сердцу.
— Вот как? — удивилась Амелия. Елена пояснила:
— К Люку. Мне кажется, он хочет вам что-то сказать, но… бывает, даже такие мужчины, как он, испытывают… неуверенность. Вот вам мой совет: небольшое поощрение в таких случаях очень уместно и даст вам больше, чем может показаться на первый взгляд.
— Поощрение?
— Oui[7]. — Елена сделала классический галльский жест. — Такое поощрение, которое могло бы ослабить необъяснимое сопротивление мужа. — Чудесная улыбка осветила ее лицо, глаза блеснули. — Я уверена, что в деталях вы разберетесь и сами.
Забыв о своих списках, Амелия смотрела на пустой дверной проем. В последние дни Люка и в самом деле мучили какие-то мысли. Они оба были заняты приготовлениями к празднику и размышлениями о том, как поймать вора, и их личная жизнь на время была отодвинута в сторону. Сначала нужно уничтожить угрозу, нависшую над их семьей.
И все же…
Внезапно ею овладело нетерпение. Она заперла списки в стол и побежала наверх.
Вечером Люк вошел в спальню и увидел, что Амелия не легла, как это бывало обычно, но стоит у окна и смотрит на лужайку, залитую лунным светом. Свечи не горели; в шелковом пеньюаре персикового цвета, с волосами, ниспадающими на плечи, она стояла неподвижно, погруженная в свои мысли.
Она не слышала, как он вошел, а он, пользуясь этим, рассматривал ее и гадал, о чем она так задумалась. Весь вечер он ловил на себе ее взгляды, словно она хотела о чем-то его спросить. Он видел, что она взволнованна, что напряжение в ней нарастает, как и во всех остальных. Завтра в это время они будут выслеживать вора, который с умыслом или без него угрожает спокойствию и счастью Эшфордов. Ожидание, предвкушение уже текло по их жилам.
Он смотрел; она была спокойна, как статуя, освещенная серебряным светом, лившимся на нее в окно.
Искушение подталкивало его… но сейчас, ночью, не время для разговоров. Им предстоит пережить завтрашний день и завтрашнюю ночь, что бы эта ночь ни принесла им. Потом, позже, когда все уладится и они снова смогут заняться своей личной жизнью, их будущим…
Напряжение нарастало; он справился с ним и подошел к ней.
Она почувствовала его приближение, обернулась и с улыбкой вошла в его объятия.
Она обняла его за шею, встретилась с ним губами.
Он обнял ее за талию, и она охотно подчинилась, теплые холмики ее грудей прижались к его груди. Потом она что-то пробормотала, слегка отодвинулась, не отнимая от него своих губ, но так, чтобы они только слегка соприкасались, лаская и дразня. Он позволил ей ласкать себя, как ей хотелось, и наблюдал за ней, полузакрыв глаза. И не понимал, что же в ней изменилось.
В ней всегда горело желание, даже страсть, но сегодня появилась уверенность.
Это было видно по ее прикосновениям. Пробудившись утром от сна, которым может спать только вконец истощенный человек, он увидел, что Амелия уже встала и ушла. Он окинул взглядом смятую постель — живое свидетельство их телесного союза. Но не только это ожило в его воспоминаниях о минувшей ночи.
Она отдала ему всю себя, подчинилась ему с радостью, не только физически, не только эмоционально, но в каком-то более глубоком смысле. И он принял это как дар. Потому что она и все то, что она ему предлагала, было всем, в чем он нуждался.
До него донеслись голоса — Амелия разговаривала со своей горничной. Он встал, накинул халат и пошел в туалетную комнату.
Его желание сказать ей то, что он должен был сказать, теперь достигло новых высот, но день обещал быть долгим, и он не сумеет выкроить время на то, чтобы поговорить с ней как положено, до тех пор, пока все не прояснится.
Она и он заслуживают лучшего, чем брошенные на ходу слова «Я тебя люблю».
Одевшись, он вернулся в спальню как раз тогда, когда она, уже одетая, вышла из своей комнаты. Он стоял в дверях и ждал ее. В глубине ее синих глаз он увидел спокойствие и уверенность.
И понимание.
Он услышал болтовню служанок в ее комнате — им не терпелось привести в порядок спальню.
— Мне надо с тобой поговорить. Но не сейчас, а когда все будет кончено. — Он легко коснулся ее щеки. — Мне нужно кое-что сказать тебе, кое-что обсудить.
Ее улыбка выражала самую сущность счастья. Она взяла его за руку и коснулась губами ладони.
— Хорошо, я подожду.
От этого короткого прикосновения его обдало жаром. Он повернулся к двери, открыл ее перед ней, и она вышла.
Он посмотрел, как ее бедра колышутся под синим утренним платьем, втянул в себя воздух, успокоился и двинулся следом за ней.
Глава 22
День пролетел незаметно. Вместо второго завтрака перекусывали на ходу — Хиггс расставила холодные закуски в столовой, и все подкреплялись, когда могли. В доме творились хаос и столпотворение, но когда пробило шесть и во дворе показались первые гости, все уже были на своих местах. Сияющая Хиггс поспешила на кухню, а Коттслоу гордо стоял в дверях.
Амелия встала с кресла, в которое только что опустилась. Весь день она провела на ногах, волнением был пропитан сам воздух в доме, но выражение полуночных глаз Люка, когда она заняла свое место рядом с ним у камина, стоило всех затраченных усилий, не говоря уже о возможности пой мать вора.
Гости подъезжали, их провожали через парадный холл в гостиную, где они здоровались с ней и Люком, потом их знакомили с остальными членами семьи, близкими и дальними, стоящими и сидящими по всей просторной комнате. Основная задача знакомить выпала на долю Минервы, Эмили и Энн, а потому Амелия и Люк могли сосредоточиться на непрерывной череде соседей и арендаторов. Филлида сопровождала Эмили, готовая прийти ей на помощь, если у девушки возникнут проблемы. Аманда опекала Энн, робеющую, но исполненную решимости выполнить свою роль до конца.
Елена сидела рядом с Минервой в кресле, ее ожерелье из жемчуга и изумрудов обращало на себя всеобщее внимание, выгодно выделяясь на фоне темно-зеленого шелка ее платья. Темными волосами с проседью, бледно-зелеными глазами и царственной осанкой Елена привлекала взгляды всех. В ней сразу признавали вдовствующую герцогиню Сент-Ивз.
Заметив, как ее тетка, обменявшись поклонами с леди Фентон, спесивой местной матроной, произнесла что-то в духе знатной светской дамы, чем мгновенно привела леди Фентон в замешательство и нервозность, Амелия заставила себя быстро отвести взгляд. Широкой улыбкой она встретила очередного гостя.
Порция, Пенелопа и Саймон прохаживались перед высокими окнами, открытыми на террасу, направляя тех, кто уже покончил со знакомствами, в парк, где должно было развернуться первое действие этого праздника. А в гостиной собралась большая толпа, жадно поглощающая кулинарные изыски, выставленные Хиггс, и запивающая их элем и вином.
Когда прилив гостей спал, парадные двери закрыли; паренек из конюшни уселся на крыльце, чтобы направлять опоздавших туда, где происходило празднество. Люк и Амелия вывели своих родственников на лужайку, и они смешались с гостями.
Когда они спускались по ступеням террасы, солнце бросало косые лучи сквозь деревья, золотя верхушки живой из городи. В воздухе стояло тепло летнего дня. Ласковый ветерок приносил запахи травы и зелени, левкоев, жасмина и множества роз, цветущих по всему парку.
Люк встретился взглядом с Амелией, поднес на мгновение ее руку к губам и тут же отпустил. Они разошлись, смешались с толпой, обмениваясь приветствиями с арендаторами и крестьянами, большинство из которых пришли в Кал-вертон-Чейз пешком и привели с собой своих домочадцев, поскольку праздник обещал много интересных развлечений.
Разговаривая, Люк не упускал из виду Елену. Герцогиню легко было заметить — темно-зеленый цвет ее платья сразу бросался в глаза на фоне светлых пастельных тонов нарядов других женщин.
В ней проявился незаурядный актерский талант — никто, глядя на нее, не заподозрил бы, что главной ее целью было показать свое ожерелье, а не кичиться высоким титулом. И то, что ее неотступно сопровождали две дамы, как ученики, следующие за мастером, только усиливало образ властной надменности, который она являла собой.
Пробираясь сквозь толпу, Люк видел и остальных — Мартина, Люцифера, Саймона, внимательно рассматривающих собравшихся. Со стороны террасы следил Коттслоу, а Сагден стоял в тени живой изгороди, не сводя глаз с Пэтси и Морри и поглядывая на гостей.
Собаки приводили в восторг бесчисленных детей. Люк направился туда, намереваясь спросить у Сагдена, не заметил ли он кого-нибудь неизвестного. Впрочем, особой надобности в этом не было — всем приглашенным было сказано, что они могут привести с собой любого, кто гостит у них в доме. Стояло лето, и ко многим сельским семьям приехали друзья или родственники из Лондона или других мест.
Пробираясь сквозь толпу, Люк заметил генерала Фоллиота, — тот стоял в сторонке и смотрел на играющих скрипачей. Люк подошел к генералу.
— Вот смотрю на наших двух. — И генерал указал на Фиону и Энн, которые, взявшись за руки, наблюдали за танцующими.
Люк улыбнулся:
— Я хотел поблагодарить вас за то, что вы позволили дочери проводить с нами много времени в Лондоне. Ее уверенность в себе очень полезна для Энн.
— А, да, она, я бы сказал, даже чересчур уверена в себе. — Генерал откашлялся и тихо добавил: — Честно говоря, я и сам хотел поговорить с вами, но меня отвлекло это дело с наперстком. — Он бросил на Люка взгляд из-под кустистых бровей. — Вы не слышали, не завелся ли у Фионы какой-нибудь мужчина, а?
Люк удивленно поднял брови:
— Нет. Не слышал. — Он помешкал и спросил: — А у вас есть причины подозревать это?
— Нет-нет! — Генерал вздохнул. — Просто дело в том, что она… ну, что ли, изменилась с тех пор, как вернулась домой. Я не могу вмешиваться в ее дела…
— Если хотите, — предложил Люк, подумав, — я могу попросить жену. Она близка и с Эмили, и с Энн. Если Фиона говорила им что-нибудь…
— Это будет очень любезно с вашей стороны.
Люк поклонился и снова направился туда, где стоял Сагден, держа на поводке Пэтси и Морри.
Увидев хозяина, собаки принялись прыгать и скулить, перебирая передними лапами и радостно махая хвостами. Он погладил обеих по голове, почесал Пэтси за ухом, а она, подпрыгнув, лизнула Люка в лицо.
— Они имеют большой успех.
— Ага, ребятишки в восторге, а гости откровенно ими восхищаются.
Люк погладил по голове Морри.
— А как же ими не восхищаться? — Потом продолжил уже другим тоном: — Вы не заметили ничего необычного?
— Нет, не заметил. Но есть кое-кто, кого я не знаю.
Тихо, чтобы их не подслушали, они перебирали имена всех присутствующих, кого знали.
— И все же остается пять человек, кого мы не знаем. — Сагден устремил подчеркнуто равнодушный взгляд на одного из них.
Люк сделал вид, что занят собаками.
— И есть еще четыре дамы, явившиеся неизвестно с кем, а люди все прибывают.
— Судя по вашим словам, мы не можем определить, ког да и откуда появится этот негодяй. Он может войти и не через парадный вход.
Амелия встала с кресла, в которое только что опустилась. Весь день она провела на ногах, волнением был пропитан сам воздух в доме, но выражение полуночных глаз Люка, когда она заняла свое место рядом с ним у камина, стоило всех затраченных усилий, не говоря уже о возможности пой мать вора.
Гости подъезжали, их провожали через парадный холл в гостиную, где они здоровались с ней и Люком, потом их знакомили с остальными членами семьи, близкими и дальними, стоящими и сидящими по всей просторной комнате. Основная задача знакомить выпала на долю Минервы, Эмили и Энн, а потому Амелия и Люк могли сосредоточиться на непрерывной череде соседей и арендаторов. Филлида сопровождала Эмили, готовая прийти ей на помощь, если у девушки возникнут проблемы. Аманда опекала Энн, робеющую, но исполненную решимости выполнить свою роль до конца.
Елена сидела рядом с Минервой в кресле, ее ожерелье из жемчуга и изумрудов обращало на себя всеобщее внимание, выгодно выделяясь на фоне темно-зеленого шелка ее платья. Темными волосами с проседью, бледно-зелеными глазами и царственной осанкой Елена привлекала взгляды всех. В ней сразу признавали вдовствующую герцогиню Сент-Ивз.
Заметив, как ее тетка, обменявшись поклонами с леди Фентон, спесивой местной матроной, произнесла что-то в духе знатной светской дамы, чем мгновенно привела леди Фентон в замешательство и нервозность, Амелия заставила себя быстро отвести взгляд. Широкой улыбкой она встретила очередного гостя.
Порция, Пенелопа и Саймон прохаживались перед высокими окнами, открытыми на террасу, направляя тех, кто уже покончил со знакомствами, в парк, где должно было развернуться первое действие этого праздника. А в гостиной собралась большая толпа, жадно поглощающая кулинарные изыски, выставленные Хиггс, и запивающая их элем и вином.
Когда прилив гостей спал, парадные двери закрыли; паренек из конюшни уселся на крыльце, чтобы направлять опоздавших туда, где происходило празднество. Люк и Амелия вывели своих родственников на лужайку, и они смешались с гостями.
Когда они спускались по ступеням террасы, солнце бросало косые лучи сквозь деревья, золотя верхушки живой из городи. В воздухе стояло тепло летнего дня. Ласковый ветерок приносил запахи травы и зелени, левкоев, жасмина и множества роз, цветущих по всему парку.
Люк встретился взглядом с Амелией, поднес на мгновение ее руку к губам и тут же отпустил. Они разошлись, смешались с толпой, обмениваясь приветствиями с арендаторами и крестьянами, большинство из которых пришли в Кал-вертон-Чейз пешком и привели с собой своих домочадцев, поскольку праздник обещал много интересных развлечений.
Разговаривая, Люк не упускал из виду Елену. Герцогиню легко было заметить — темно-зеленый цвет ее платья сразу бросался в глаза на фоне светлых пастельных тонов нарядов других женщин.
В ней проявился незаурядный актерский талант — никто, глядя на нее, не заподозрил бы, что главной ее целью было показать свое ожерелье, а не кичиться высоким титулом. И то, что ее неотступно сопровождали две дамы, как ученики, следующие за мастером, только усиливало образ властной надменности, который она являла собой.
Пробираясь сквозь толпу, Люк видел и остальных — Мартина, Люцифера, Саймона, внимательно рассматривающих собравшихся. Со стороны террасы следил Коттслоу, а Сагден стоял в тени живой изгороди, не сводя глаз с Пэтси и Морри и поглядывая на гостей.
Собаки приводили в восторг бесчисленных детей. Люк направился туда, намереваясь спросить у Сагдена, не заметил ли он кого-нибудь неизвестного. Впрочем, особой надобности в этом не было — всем приглашенным было сказано, что они могут привести с собой любого, кто гостит у них в доме. Стояло лето, и ко многим сельским семьям приехали друзья или родственники из Лондона или других мест.
Пробираясь сквозь толпу, Люк заметил генерала Фоллиота, — тот стоял в сторонке и смотрел на играющих скрипачей. Люк подошел к генералу.
— Вот смотрю на наших двух. — И генерал указал на Фиону и Энн, которые, взявшись за руки, наблюдали за танцующими.
Люк улыбнулся:
— Я хотел поблагодарить вас за то, что вы позволили дочери проводить с нами много времени в Лондоне. Ее уверенность в себе очень полезна для Энн.
— А, да, она, я бы сказал, даже чересчур уверена в себе. — Генерал откашлялся и тихо добавил: — Честно говоря, я и сам хотел поговорить с вами, но меня отвлекло это дело с наперстком. — Он бросил на Люка взгляд из-под кустистых бровей. — Вы не слышали, не завелся ли у Фионы какой-нибудь мужчина, а?
Люк удивленно поднял брови:
— Нет. Не слышал. — Он помешкал и спросил: — А у вас есть причины подозревать это?
— Нет-нет! — Генерал вздохнул. — Просто дело в том, что она… ну, что ли, изменилась с тех пор, как вернулась домой. Я не могу вмешиваться в ее дела…
— Если хотите, — предложил Люк, подумав, — я могу попросить жену. Она близка и с Эмили, и с Энн. Если Фиона говорила им что-нибудь…
— Это будет очень любезно с вашей стороны.
Люк поклонился и снова направился туда, где стоял Сагден, держа на поводке Пэтси и Морри.
Увидев хозяина, собаки принялись прыгать и скулить, перебирая передними лапами и радостно махая хвостами. Он погладил обеих по голове, почесал Пэтси за ухом, а она, подпрыгнув, лизнула Люка в лицо.
— Они имеют большой успех.
— Ага, ребятишки в восторге, а гости откровенно ими восхищаются.
Люк погладил по голове Морри.
— А как же ими не восхищаться? — Потом продолжил уже другим тоном: — Вы не заметили ничего необычного?
— Нет, не заметил. Но есть кое-кто, кого я не знаю.
Тихо, чтобы их не подслушали, они перебирали имена всех присутствующих, кого знали.
— И все же остается пять человек, кого мы не знаем. — Сагден устремил подчеркнуто равнодушный взгляд на одного из них.
Люк сделал вид, что занят собаками.
— И есть еще четыре дамы, явившиеся неизвестно с кем, а люди все прибывают.
— Судя по вашим словам, мы не можем определить, ког да и откуда появится этот негодяй. Он может войти и не через парадный вход.