Страница:
"Французской" курии постепенно отказывали в платежах: так, в 50-х годах XIV в. арагонский король прекратил ленные платежи за Сардинию и Корсику. Англия с 1333 г. совершенно не платила своего ленного взноса в тысячу марок. Точно таким же образом вела себя Польша, а турецкий крестовый налог едва дал шестую часть намеченной суммы. В 1345 г. Германия ничего не внесла в его счет; только одна Чехия продолжала с перебоями вносить свою лепту. Богатые Нидерланды полностью бойкотировали папские требования. За Ригой и Бременом по статье "аннаты" числились недоимки в сумме 680 марок; в Кельне за четыре года с трудом было собрано 3024 гульдена, в Венгрии - всего 750, а в Праге и Льеже - до того "ничтожные суммы, что о них не стоит говорить". Мало того, в 1325 г. в Арагонии у папских сборщиков было конфисковано 200 тыс. гульденов, а в Португалии собранные для крестового похода деньги были употреблены королем на цели, не имевшие никакого отношения к церкви. При таких обстоятельствах французский король Филипп Красивый мог лишь "от удовольствия потирать руки", что успел вовремя "одолжить" у папы 562 тыс. гульденов 102 тыс. ливров и несколько тысяч экю. Впрочем, один из его преемников получил "взаймы" более внушительную сумму: свыше 3,5 млн. золотых флоринов. Экю (франц.- ecu) - старинная французская монета весом в 4,5 г. золота: серебряная монета экю стала чеканиться с 1660 г. и имела вес в 19,9 г. Флорин впервые стал чеканиться во Флоренции с середины XIII в. и был золотой монетой весом в 3,5 г. Почти одновременно с Флоренцией Генуя и Венеция стали чеканить золотую монету, получившую название "дукат" и имевшую приблизительно такой же вес, как и флорин. В Германии флорины и дукаты получили название гульденов.
Своеобразную помощь оказывало авиньонское папство французской аристократии в виде назначения на кардинальские и иные хорошо оплачиваемые духовные места почти исключительно одних французов. Насколько кардиналы обогащались из папских источников, показывают подарки, преподносимые каждым новым папой при избрании. Так, Бенедикт XI, пробывший на папском престоле всего около девяти месяцев, роздал 46 тыс. золотых гульденов своим 17 кардиналам. Иоанн XXII подарил своим избирателям - 22 кардиналам - половину наличия папской кассы, в момент избрания равной 35 тыс. гульденов, и половину всех доходов первого года правления, то есть еще 100 тыс. Климент VI ассигновал 17 кардиналам-избирателям 108 тыс. гульденов. Тот же папа устроил по поводу своего избрания шумный бал, обошедшийся курии в 14 тыс. гульденов, причем денежные подарки были розданы ряду французских аристократов. Столь же щедрыми были Иннокентий VI и Климент VII; последний дал каждому кардиналу по 4 тыс. гульденов. За весь авиньонский период аристократия Франции в лице кардиналов получила 620 тыс. гульденов. В эту сумму не входит "самый щедрый дар, какой только знает мир", а именно: половина всех доходов католической церкви, предоставленная Климентом VI кардинальской коллегии, и половина доходов от чрезвычайных поступлений, выманивавшихся у населения под разными предлогами папской курией. Подавляющее большинство кардиналов в годы "авиньонского пленения" были французы. Так, из 134 кардиналов итальянцев насчитывалось 13, испанцев - 5, англичан - 2, швейцарцев - 1, французов же было 113. Так как кардиналы руководили папской политикой, то их всячески подкупали иноземные государи. Так, император Карл IV выдавал кардиналу Пиетро Корсини ежегодную ренту в 1 тыс. флоринов, и тем не менее Германия не могла добиться ни одного места в кардинальской коллегии. Флоренция в 1354 г. обязалась ежегодно выдавать по 3 тыс. флоринов Бертрану, Орсини и Дэ, чтобы они поддерживали в курии интересы Флоренции. Герцог Ланкастерский и король Наваррский содержали на свой счет 4-5 кардиналов. Жили кардиналы на очень широкую ногу. Так, свите Арно д'0 в 1316 г. было отведено 32 дома, Бернара де Гарва - 51; кардинал Петр из Бангака имел 10 конюшен для своих рысаков. Это, однако, не мешало кардиналам обкрадывать папскую казну, и авиньонские папы на смертном одре обычно прощали своим кардиналам "совершенные ими кражи", если они не превышали 100 гульденов; последний авиньонский папа Григорий XI увеличил эту сумму до 600 гульденов.
Как бы ни были обострены в течение нескольких лет отношения между папством в Авиньоне и английским королем из-за громадных его недоимок, последние как бы забывались, когда дело касалось какого-либо народного движения, направленного против реакционной королевской политики. В течение первой половины XIV в. с благословения папства и даже при его активной поддержке в Англии было проведено несколько походов с целью подавления крестьянских и городских волнений. Когда короли нарушали данную ими присягу Великой хартии вольностей, папство освобождало их от ответственности, давая такое толкование присяги, будто она при народных волнениях теряет свою силу и что ее нарушение в этом случае скорее является богоугодным делом, чем святотатственным. Точно так же папство не раз оказывало поддержку английскому королю, когда дело шло о подавлении крестьянского и даже феодального восстания в Шотландии. За "неисчислимые милости и благодеяния" английские короли вознаграждали папскую курию. Много данных свидетельствует об этом трогательном единении церкви и светской власти в деле эксплуатации и ограбления английского народа. Папа Климент V открыл широко перед королем свою кассу и предоставил ему трехлетнюю десятину, не забыв, впрочем, присвоить себе четверть этой суммы; кроме того, он в качестве частного лица дал взаймы королю 160 тыс. флоринов. В ответ на эту щедрость папы король возобновил выплату своего старого забытого долга, давно уже числившегося лишь на бумаге и достигавшего в 1300 г. суммы в 33 тыс. марок. Кроме того, назначения на епископские места отныне стали совершаться королем и папой полюбовно. Выборы, практиковавшиеся ранее, были окончательно отменены, аннаты широким потоком потекли в Авиньон из английских епархий, отчасти обогащая также и английский трон. Обычно за назначение приходилось уплачивать курии от 3 до 6 тыс. марок; аннаты исчислялись приблизительно в половинную сумму. Впрочем, суммы были очень разнообразны: крупные епархии оценивались в 10 и более тысяч; кроме того, вновь назначенный должен был урегулировать долги своего предшественника, вернее, ряда предшественников.
Однако, как ни подкупал папа английского короля крохами со своего авиньонского стола, дела папства складывались в Англии далеко не благополучно. С середины XIV в. все чаще и чаще палата общин выступает против "разорения Авиньоном страны", доказывает вред от отлива золота за границу, возмущается привилегиями иностранцев и утверждает, что нарушается Великая хартия вольностей, один из пунктов которой говорил о свободе выборов духовных лиц, а не об их назначении совместным постановлением папы и английского короля. В результате постоянных нападок палаты общин на "авиньонские порядки" было решено отнять все бенефиции, подаренные папой кардиналам, любимцам и всяким проходимцам, а также иностранцам, под которыми разумелись преимущественно итальянцы и французы, в большом числе назначаемые папством. Еще до окончательного решения палаты общин папа угрожал королю анафемой, а всей стране - интердиктом, если Англия примет какие-либо меры, враждебные курии. Отношения между папством и английским правительством тем сильнее обострялись, чем резче палатой общин подчеркивалась зависимость авиньонских пап от Франции. Однако угрозы по адресу папства не всегда осуществлялись. По-видимому, парламентские постановления слабо проводились в жизнь; в 1362 г., например, папству удалось взыскать в Англии десятину в размере 100 тыс. флоринов; впрочем, к этому времени относится решение парламента, гласившее, что король Иоанн Безземельный в свое время не имел права сделать Англию леном папского престола и что поэтому ленная зависимость с настоящего времени должна считаться отмененной на вечные времена. "Если папство будет защищать свои давние несправедливые притязания насильственными мерами, то страна сумеет оказать должное сопротивление" так гласил статут 1365 г. И это постановление парламента, быть может, осталось бы только на бумаге, если бы в 1368 г. не возобновились военные действия между Англией и Францией, протекавшие неблагоприятно для Англии. Парламент настойчиво и в категорической форме выступал против того, чтобы деньги уходили из Англии в карманы тех, кто поддерживал Францию, указывая, что война против Англии ведется фактически на английское золото: "канал, через который текут эти деньги, находится в Авиньоне".
На этот раз недовольной оказалась и значительная часть английского духовенства, которое облагалось авиньонской курией чрезвычайно тяжелыми налогами. Эти налоги чувствовались тем сильнее, что духовенство страдало и от поборов, которые в это же время вводились королевской властью. В парламенте со скамей духовных депутатов раздавались голоса против "греховного" Авиньона. Говорили о том, что церковь владеет огромными землями - третью всей английской территории и что богатства страны уходили в дырявые карманы различных иностранных авантюристов, а также преступников как английского, так и иного происхождения. Палата общин настаивала на том, чтобы богатства церкви оставались в Англии и употреблялись на благотворительные и богоугодные цели. Парламент указывал, что церковь во многих местах пользуется монополией вывоза шерсти за границу и эта монополия причиняет огромный ущерб торговцам и крупным землевладельцам. Широкие народные массы были недовольны тем, что монастыри владеют обширными пастбищами, что церковь разоряет крестьян, превращая их в безземельных людей. Возмущались и городские ремесленники, товары которых не в состоянии были конкурировать с дешевыми изделиями, производившимися в монастырях как монахами, так и монастырскими крепостными крестьянами. Наконец, парламент обратил внимание на появление в Норвиче "опасной секты", известной под названием беггардов или лоллардов. Беггарды (муж.), бегинки (жен.) члены религиозных общин, возникших около 1170 г. в Брабанте и распространившихся в Нидерландах, Германии, во Франции, в Северной Италии, Польше, Богемии. Беггарды в основном были выходцами из ремесленников, проповедовали бедность, общность имущества, безбрачие (хотя и могли вступить в брак, выйдя из общины), отрицали церковную и светскую власть, помогали больным, старикам, детям-сиротам. Были связаны с еретическими движениями амальрикан и лоллардов. В XIV в. общины беггардов были запрещены, а сами они подвергались преследованиям инквизиции.
Эти речи в парламенте звучали тем громче, что уже виднелась фигура Джона Виклифа (1320-1384), профессора богословия в Оксфорде, провозглашавшего необходимость уничтожения всей папской системы и секуляризации монастырско-церковной земли. В воздухе запахло грозой, и король приказал всем духовным лицам - англичанам, находившимся в Авиньоне и замышлявшим, как дошло до его слуха, какие-то козни против законов страны, под страхом смертной казни немедленно вернуться в Англию. Приказ был настолько категоричен, что, по выражению летописца, услышавшие гром поспешили в Лондон, чтобы избежать молнии.
Но "молния" тем не менее ударила по папству: Англия пошла по пути, о котором менее всего могло думать папство, извлекавшее из этой "ленной" страны огромные материальные средства.
"Английская болезнь" вскоре перешагнула границы одного государства и стала распространяться далеко за его пределами. В выступлениях Пьера Леру и Жиля Дежана по поводу того, что Франция беднеет от утечки золота за границу, что богословская наука чахнет вследствие произвольных папских назначений, что студенты-теологи не получают достаточных средств к жизни и потому плохо успевают, что церкви приходят в разрушение, а мораль гибнет, слышится эхо речей, произносившихся так часто в палате общин. Французские ордонансы 1375 и 1407 гг. сильно напоминали некоторые статьи главнейших биллей, направленных в Англии против папства.
И тем не менее между галликанизмом и англиканизмом, то есть между стремлением к созданию национальной французской и национальной английской церкви, имеется существенное различие, вытекавшее из неодинакового тогда положения этих стран и дававшее поэтому иное направление, казалось, одному и тому же движению.
Папа не был иностранцем для Франции в такой степени, в какой он был им для Англии, и французское недовольство папством исходило не столько от буржуазии и дворянства, подвергавшихся сильным поборам больше всего со стороны короля, сколько от высшего духовенства, которое стремилось к свободе от папского надзора, к созданию автономной французской церкви, не подчиняющейся слепо папским приказам. Вот почему во Франции большого волнения не вызывал вопрос о том, кому должны принадлежать церковные земли: папе или королю, вопрос, который очень волновал палату общин в Англии. Самый факт пребывания папы на территории Франции и беспрекословного его подчинения распоряжениям короля как бы снимал с очереди этот вопрос, и полемика против папства носила во Франции зачастую характер полутеоретический: центральным пунктом являлось требование о реформе верхушки церкви (reformatio in capite), о борьбе с абсолютистскими тенденциями папства в церковных вопросах, о периодическом созыве соборов, решения которых должны быть выше папских декретов, и т. п.
Реформировать папство, с тем чтобы ограничить его всемогущество и единовластие и расширить компетенцию местной национальной церкви,- таков был лозунг французского антипапского движения, носителем которого было по преимуществу высшее духовенство, мечтавшее о былой широкой епископской власти. Этот лозунг был чужд Англии: соборность или единоначалие, правильность истолкования того или иного догмата - такие проблемы существенного значения для английского церковного права, выработанного парламентом и санкционированного королем, иметь не могли. Английские крупные землевладельцы и крупные купцы прежде всего не желали мириться с тем, что "к национальному" богатству приобщались иностранцы - лица в духовном звании, назначенные папой, и итальянские ростовщики, снабжаемые папскими привилегиями и конкурировавшие с английскими купцами и банкирами. Если во Франции духовенство говорило, что право эксплуатации населения принадлежит французскому духовенству, а не папе, то в Англии требования торгового и землевладельческого класса сводились к тому, что обогащение господствующих слоев общества есть монополия "туземцев", а не иностранцев.
Но как ни отличны были основные положения галликанизма и англиканизма, оба эти движения не сулили папству ничего хорошего в будущем, а в настоящем они дали серьезный толчок антипапской и даже антикатолической литературе. XV век открывал перед церковью неблагоприятные перспективы, так как "великий раскол" именно в эти годы особенно усилился. Само собой понятно, что основная причина неблагоприятных для папства перспектив крылась в общественном развитии передовых стран того времени. Усилившаяся в Англии и Франции национальная буржуазия не могла мириться с феодальным и антинациональным характером папства. Между этими двумя общественными силами столкновение было неизбежно. Папство не собиралось сдаваться. Оно пыталось бороться за свои феодально-антинациональные интересы. Его естественным союзником в этой борьбе выступал землевладельческий класс, интересы которого требовали сохранения феодализма, раздробленного государства и "полной независимости" от центральной власти. Идеология этого класса находила свое отражение в католицизме, возглавлявшемся папством.
Глава восьмая. Возвращение пап в Рим и Великий раскол
I
Папы, перекочевавшие из Рима в Авиньон, продолжали настаивать на том, что без их согласия никто не может стать ни императором, ни королем Германии и что итальянский наместник должен назначаться папой, а не императором.
Особенно обострились отношения между империей и папством во время выборов 1314 г., когда в коллегии курфюрстов за Людвига Баварского было подано пять голосов, а за Фридриха Габсбурга - два голоса. Сторонники Людвига провозгласили его избранным и короновали его в "законном" Аахене; друзья Фридриха считали его избранным и короновали его в "незаконном" Бонне. Налицо оказались два императора, ожидавших возложения папой императорской короны. Папа Иоанн XXII, избранный в 1316 г., ввиду "отсутствия законного императора" сам назначил наместника в Италии и в имперских ее владениях посадил своих чиновников. Победа Людвига над Фридрихом в сражении при Мюльдорфе (1322) лишила папу возможности по-прежнему игнорировать "германскую" власть, тем более что, явившись в Италию, войска Людвига нанесли папскому гарнизону в Милане поражение, и в ряде североитальянских городов гибеллинская партия громко приветствовала императора Людвига. При таких обстоятельствах Иоанн XXII в 1323 г. выдвинул обвинение против Людвига "в беззаконном присвоении титула римского короля, императорских прав и в оказании помощи миланскому еретику Висконти". Под угрозой отлучения от церкви Людвиг в течение трех месяцев должен был оправдаться в своем поведении перед папой. Когда же Иоанн XXII отказался принять от императора письменное разъяснение то началась резкая полемика между папой и Людвигом апеллировавшим к церковному собору и опиравшимся внутри Германии на те слои населения, которые особенно угнетал "франко-папский режим". В этом отношении главную роль играли города, недовольные разжиганием гражданских войн внутри империи и финансовым гнетом Иоанна XXII. Сопротивление папским сборщикам находит отражение в политике папы, который усиливает борьбу против религиозных течений, проповедовавших "святость нищеты".
Особенно жестоко, используя инквизиционные трибуналы, Иоанн XXII преследовал спиритуалов, которые проповедовали нищенство, ссылаясь при этом на Христа. Буллой 1321 г. был запрещен спор о том, как относился Христос к вопросу о нищете и частной собственности. Мало того, в 1323 г. Иоанн объявил, что всякого рода ссылки на Библию с целью "идеализировать" нищету и бедность являются ересью. Под буллу 1323 г. подпал генерал францисканского ордена Чезена, сбежавший в 1327 г. к Людвигу Баварскому. Преследования инквизиции с особенной силой обрушились в 1329 г. на "левых" францисканцев.
Так политическая борьба сплелась с религиозной и вызвала значительное брожение умов: появились яркие произведения Марсилия Падуанского, Уильяма Оккама и Жана Жандена. В них звучали совершенно новые для того времени идеи и мысли. В книгах этих мыслителей говорилось о возможности благополучного существования церкви без папства, о христианской общине, выражающей свою волю в соборе и являющейся высшим духовным органом, диктующим свои законы даже святому престолу. Доказывалось также, что папы не могут считать себя наместниками апостола Петра в Риме, что единственным достоверным источником знания является Библия и что менее всего на значение подобного источника могут претендовать папские буллы или постановления. Не папе, а светскому главе государства, являющемуся верховным законодателем страны, должны, по мнению этих публицистов, все повиноваться, поскольку он является "уполномоченным" народа, осуществляющим его чаяния и стремления. Впервые в произведениях Марсилия Падуанского и ряда его современников, проникнутых антипапским духом и защищающих принцип всемогущества светской власти, упоминалось и о новом суверене, каковым являлся народ, причем авторы этих памфлетов и политических трактатов говорили не религиозным языком, а политическим, употребляя, впрочем, слово "народ" в неопределенном смысле. Язык памфлетов увлекал народную массу, страдавшую от гнета церкви и господствующего класса. Даже мистические последователи Иоахима Флорского оказались до известной степени под влиянием политических лозунгов приверженцев Марсилия Падуанского и Уильяма Оккама. Иоахим Флорский (1132-1202)-итальянский мыслитель; монах. Призывая церковь отказаться от светской власти, проповедовал аскетизм, отказ от собственности. Преследуемое церковью, учение иоахимитов оказало влияние на гуситов и другие еретические течения позднего средневековья. Эти лозунги, яркие по своей новизне, тем легче вербовали сторонников, что среди борцов во имя "народа" выступал великий автор бессмертной "Божественной комедии" - Данте. На мистико-политическое течение, бывшее своеобразным проявлением оппозиции против феодализма, папство ответило усиленной деятельностью инквизиции, и в Германии, как за сто лет перед тем во Франции, запылали костры. До этого времени в Германии преследованием еретиков занимались епископы, и лишь в 1336 г. здесь стала функционировать папская инквизиция. Августинский монах Иордан получил полномочия инквизитора Саксонии и сразу же нашел в Агнермюнде гнездо еретиков-люцифериан. Люцифериане - одна из мистических сект XIII в. Ее последователи включили в число эманаций бога и сатану (Люцифера). Отсюда их название. Люцифериане считали, что сатана должен в конце концов соединиться с богом; они отрицали все церковные таинства и службы. 14 человек здесь было сожжено, после чего Иордан поспешил в Эрфурт, где некий Константин утверждал, что он сын божий и воскреснет через три дня после смерти. Иордан подверг и его казни и стал разыскивать в окрестностях Эрфурта приверженцев Константина. Вскоре Иордан стал в Германии таким же пугалом, каким за сто лет до него был Конрад из Марбурга, которого церковь считала "своим лучшим апостолом", хотя после двухлетней усиленной деятельности он был убит возмущенным народом.
Папство особенно давило на Германию, выжимая из нее все соки, чтобы компенсировать потери, понесенные им в Италии, Франции и Англии. Эта усилившаяся эксплуатация папством вызывала глубокое народное недовольство в Германии. Даже в монастырях чувствовалось озлобление против "авиньонца" на почве его постоянных денежных требований. Неудивительно поэтому, что папа быстро терял свой авторитет в Германии.
Разумеется, и купечество относилось враждебно к Авиньону. В этой борьбе впереди шел Страсбург, где городские власти принудили священников, выполнявших папские приказы, удалиться из города. Город Цюрих не терпел в своих стенах с 1331 г. никого из папских чиновников. В Констанце магистрат потребовал от духовенства, чтобы оно опять принялось за исполнение своих обязанностей и не бездельничало больше. В Рейтлингене городской совет провозгласил, что никто, под страхом штрафа в 15 фунтов, не должен принимать священника, оказывающего папе повиновение. Против эксплуататорских приемов папства сильнее всех в городах протестовали демократические слои. Так, в Нюрнберге, где городские олигархи одно время шли заодно с римским клиром, цехи вступили в борьбу против этого и добились успеха. Вообще можно заметить, что немецкие города, в которых управление не принадлежало богатой верхушке, были противниками папства и сторонниками императора Людвига Баварского.
Людвиг Баварский сам нуждался в средствах и не был склонен делиться ими с папой. Исходя из того, что с одного вола двух шкур драть нельзя, Людвиг выступал против политики авиньонского папства. Естественно, что при таких условиях могли почти беспрепятственно развиваться ереси (беггардская, люциферианская, свободного духа, братская и так далее).
"Ересь городов,- писал Ф. Энгельс в "Крестьянской войне в Германии",- а она собственно является официальной ересью средневековья - была направлена главным образом против попов, на богатства и политическое положение которых она нападала... Средневековые бюргеры требовали прежде всего eglise a bon marche, дешевой церкви. Реакционная по форме, как и всякая ересь, которая в дальнейшем развитии церкви и догматов способна видеть только вырождение, бюргерская ересь требовала восстановления простого строя раннехристианской церкви и упразднения замкнутого сословия священников. Это дешевое устройство устраняло монахов, прелатов, римскую курию - словом, все, что в церкви было дорогостоящим. Города, бывшие сами республиками, хотя и находившимися под опекой монархов, своими нападками на папство впервые выразили в общей форме то положение, что нормальной формой господства буржуазии является республика... То обстоятельство, что оппозиция против феодального строя выступает здесь лишь в виде оппозиции против церковного феодализма, объясняется довольно просто тем, что города уже всюду были признанным сословием и имели достаточно возможностей для борьбы с светским феодализмом, опираясь на свои привилегии, с помощью оружия или в сословных собраниях".
В 1328 г. Людвиг отправился в Рим и на народном собрании заставил провозгласить папой французского монаха Петра из Корбары, принявшего имя Николая V ("антипапа"). Иоанн XXII был объявлен еретиком и преступником, не имеющим права занимать святой престол. Вновь "избранный" папа короновал Людвига в Риме императорской короной и стал принимать меры к предотвращению вмешательства со стороны Авиньона. Однако папство Николая V было крайне непродолжительным: как только Людвиг Баварский покинул Рим, папа Николай V остался без покровителя. Брошенная им жена, с которой он прожил пять лет, потребовала выдачи ей мужа, оказавшегося на папском престоле. Епископский суд решил удовлетворить требование покинутой жены. Николай V бежал в Пизу и скрылся у графа Доноратико. Под страхом отлучения от церкви Доноратико должен был выдать бежавшего папу, который покаялся перед пизанским архиепископом, а потом и в Авиньоне перед Иоанном XXII и кардиналами. Он был заключен в тюрьму, где вскоре и умер. Людвиг же вторично был отлучен от церкви, и еще до его смерти папство выдвинуло в императоры другого кандидата.
Своеобразную помощь оказывало авиньонское папство французской аристократии в виде назначения на кардинальские и иные хорошо оплачиваемые духовные места почти исключительно одних французов. Насколько кардиналы обогащались из папских источников, показывают подарки, преподносимые каждым новым папой при избрании. Так, Бенедикт XI, пробывший на папском престоле всего около девяти месяцев, роздал 46 тыс. золотых гульденов своим 17 кардиналам. Иоанн XXII подарил своим избирателям - 22 кардиналам - половину наличия папской кассы, в момент избрания равной 35 тыс. гульденов, и половину всех доходов первого года правления, то есть еще 100 тыс. Климент VI ассигновал 17 кардиналам-избирателям 108 тыс. гульденов. Тот же папа устроил по поводу своего избрания шумный бал, обошедшийся курии в 14 тыс. гульденов, причем денежные подарки были розданы ряду французских аристократов. Столь же щедрыми были Иннокентий VI и Климент VII; последний дал каждому кардиналу по 4 тыс. гульденов. За весь авиньонский период аристократия Франции в лице кардиналов получила 620 тыс. гульденов. В эту сумму не входит "самый щедрый дар, какой только знает мир", а именно: половина всех доходов католической церкви, предоставленная Климентом VI кардинальской коллегии, и половина доходов от чрезвычайных поступлений, выманивавшихся у населения под разными предлогами папской курией. Подавляющее большинство кардиналов в годы "авиньонского пленения" были французы. Так, из 134 кардиналов итальянцев насчитывалось 13, испанцев - 5, англичан - 2, швейцарцев - 1, французов же было 113. Так как кардиналы руководили папской политикой, то их всячески подкупали иноземные государи. Так, император Карл IV выдавал кардиналу Пиетро Корсини ежегодную ренту в 1 тыс. флоринов, и тем не менее Германия не могла добиться ни одного места в кардинальской коллегии. Флоренция в 1354 г. обязалась ежегодно выдавать по 3 тыс. флоринов Бертрану, Орсини и Дэ, чтобы они поддерживали в курии интересы Флоренции. Герцог Ланкастерский и король Наваррский содержали на свой счет 4-5 кардиналов. Жили кардиналы на очень широкую ногу. Так, свите Арно д'0 в 1316 г. было отведено 32 дома, Бернара де Гарва - 51; кардинал Петр из Бангака имел 10 конюшен для своих рысаков. Это, однако, не мешало кардиналам обкрадывать папскую казну, и авиньонские папы на смертном одре обычно прощали своим кардиналам "совершенные ими кражи", если они не превышали 100 гульденов; последний авиньонский папа Григорий XI увеличил эту сумму до 600 гульденов.
Как бы ни были обострены в течение нескольких лет отношения между папством в Авиньоне и английским королем из-за громадных его недоимок, последние как бы забывались, когда дело касалось какого-либо народного движения, направленного против реакционной королевской политики. В течение первой половины XIV в. с благословения папства и даже при его активной поддержке в Англии было проведено несколько походов с целью подавления крестьянских и городских волнений. Когда короли нарушали данную ими присягу Великой хартии вольностей, папство освобождало их от ответственности, давая такое толкование присяги, будто она при народных волнениях теряет свою силу и что ее нарушение в этом случае скорее является богоугодным делом, чем святотатственным. Точно так же папство не раз оказывало поддержку английскому королю, когда дело шло о подавлении крестьянского и даже феодального восстания в Шотландии. За "неисчислимые милости и благодеяния" английские короли вознаграждали папскую курию. Много данных свидетельствует об этом трогательном единении церкви и светской власти в деле эксплуатации и ограбления английского народа. Папа Климент V открыл широко перед королем свою кассу и предоставил ему трехлетнюю десятину, не забыв, впрочем, присвоить себе четверть этой суммы; кроме того, он в качестве частного лица дал взаймы королю 160 тыс. флоринов. В ответ на эту щедрость папы король возобновил выплату своего старого забытого долга, давно уже числившегося лишь на бумаге и достигавшего в 1300 г. суммы в 33 тыс. марок. Кроме того, назначения на епископские места отныне стали совершаться королем и папой полюбовно. Выборы, практиковавшиеся ранее, были окончательно отменены, аннаты широким потоком потекли в Авиньон из английских епархий, отчасти обогащая также и английский трон. Обычно за назначение приходилось уплачивать курии от 3 до 6 тыс. марок; аннаты исчислялись приблизительно в половинную сумму. Впрочем, суммы были очень разнообразны: крупные епархии оценивались в 10 и более тысяч; кроме того, вновь назначенный должен был урегулировать долги своего предшественника, вернее, ряда предшественников.
Однако, как ни подкупал папа английского короля крохами со своего авиньонского стола, дела папства складывались в Англии далеко не благополучно. С середины XIV в. все чаще и чаще палата общин выступает против "разорения Авиньоном страны", доказывает вред от отлива золота за границу, возмущается привилегиями иностранцев и утверждает, что нарушается Великая хартия вольностей, один из пунктов которой говорил о свободе выборов духовных лиц, а не об их назначении совместным постановлением папы и английского короля. В результате постоянных нападок палаты общин на "авиньонские порядки" было решено отнять все бенефиции, подаренные папой кардиналам, любимцам и всяким проходимцам, а также иностранцам, под которыми разумелись преимущественно итальянцы и французы, в большом числе назначаемые папством. Еще до окончательного решения палаты общин папа угрожал королю анафемой, а всей стране - интердиктом, если Англия примет какие-либо меры, враждебные курии. Отношения между папством и английским правительством тем сильнее обострялись, чем резче палатой общин подчеркивалась зависимость авиньонских пап от Франции. Однако угрозы по адресу папства не всегда осуществлялись. По-видимому, парламентские постановления слабо проводились в жизнь; в 1362 г., например, папству удалось взыскать в Англии десятину в размере 100 тыс. флоринов; впрочем, к этому времени относится решение парламента, гласившее, что король Иоанн Безземельный в свое время не имел права сделать Англию леном папского престола и что поэтому ленная зависимость с настоящего времени должна считаться отмененной на вечные времена. "Если папство будет защищать свои давние несправедливые притязания насильственными мерами, то страна сумеет оказать должное сопротивление" так гласил статут 1365 г. И это постановление парламента, быть может, осталось бы только на бумаге, если бы в 1368 г. не возобновились военные действия между Англией и Францией, протекавшие неблагоприятно для Англии. Парламент настойчиво и в категорической форме выступал против того, чтобы деньги уходили из Англии в карманы тех, кто поддерживал Францию, указывая, что война против Англии ведется фактически на английское золото: "канал, через который текут эти деньги, находится в Авиньоне".
На этот раз недовольной оказалась и значительная часть английского духовенства, которое облагалось авиньонской курией чрезвычайно тяжелыми налогами. Эти налоги чувствовались тем сильнее, что духовенство страдало и от поборов, которые в это же время вводились королевской властью. В парламенте со скамей духовных депутатов раздавались голоса против "греховного" Авиньона. Говорили о том, что церковь владеет огромными землями - третью всей английской территории и что богатства страны уходили в дырявые карманы различных иностранных авантюристов, а также преступников как английского, так и иного происхождения. Палата общин настаивала на том, чтобы богатства церкви оставались в Англии и употреблялись на благотворительные и богоугодные цели. Парламент указывал, что церковь во многих местах пользуется монополией вывоза шерсти за границу и эта монополия причиняет огромный ущерб торговцам и крупным землевладельцам. Широкие народные массы были недовольны тем, что монастыри владеют обширными пастбищами, что церковь разоряет крестьян, превращая их в безземельных людей. Возмущались и городские ремесленники, товары которых не в состоянии были конкурировать с дешевыми изделиями, производившимися в монастырях как монахами, так и монастырскими крепостными крестьянами. Наконец, парламент обратил внимание на появление в Норвиче "опасной секты", известной под названием беггардов или лоллардов. Беггарды (муж.), бегинки (жен.) члены религиозных общин, возникших около 1170 г. в Брабанте и распространившихся в Нидерландах, Германии, во Франции, в Северной Италии, Польше, Богемии. Беггарды в основном были выходцами из ремесленников, проповедовали бедность, общность имущества, безбрачие (хотя и могли вступить в брак, выйдя из общины), отрицали церковную и светскую власть, помогали больным, старикам, детям-сиротам. Были связаны с еретическими движениями амальрикан и лоллардов. В XIV в. общины беггардов были запрещены, а сами они подвергались преследованиям инквизиции.
Эти речи в парламенте звучали тем громче, что уже виднелась фигура Джона Виклифа (1320-1384), профессора богословия в Оксфорде, провозглашавшего необходимость уничтожения всей папской системы и секуляризации монастырско-церковной земли. В воздухе запахло грозой, и король приказал всем духовным лицам - англичанам, находившимся в Авиньоне и замышлявшим, как дошло до его слуха, какие-то козни против законов страны, под страхом смертной казни немедленно вернуться в Англию. Приказ был настолько категоричен, что, по выражению летописца, услышавшие гром поспешили в Лондон, чтобы избежать молнии.
Но "молния" тем не менее ударила по папству: Англия пошла по пути, о котором менее всего могло думать папство, извлекавшее из этой "ленной" страны огромные материальные средства.
"Английская болезнь" вскоре перешагнула границы одного государства и стала распространяться далеко за его пределами. В выступлениях Пьера Леру и Жиля Дежана по поводу того, что Франция беднеет от утечки золота за границу, что богословская наука чахнет вследствие произвольных папских назначений, что студенты-теологи не получают достаточных средств к жизни и потому плохо успевают, что церкви приходят в разрушение, а мораль гибнет, слышится эхо речей, произносившихся так часто в палате общин. Французские ордонансы 1375 и 1407 гг. сильно напоминали некоторые статьи главнейших биллей, направленных в Англии против папства.
И тем не менее между галликанизмом и англиканизмом, то есть между стремлением к созданию национальной французской и национальной английской церкви, имеется существенное различие, вытекавшее из неодинакового тогда положения этих стран и дававшее поэтому иное направление, казалось, одному и тому же движению.
Папа не был иностранцем для Франции в такой степени, в какой он был им для Англии, и французское недовольство папством исходило не столько от буржуазии и дворянства, подвергавшихся сильным поборам больше всего со стороны короля, сколько от высшего духовенства, которое стремилось к свободе от папского надзора, к созданию автономной французской церкви, не подчиняющейся слепо папским приказам. Вот почему во Франции большого волнения не вызывал вопрос о том, кому должны принадлежать церковные земли: папе или королю, вопрос, который очень волновал палату общин в Англии. Самый факт пребывания папы на территории Франции и беспрекословного его подчинения распоряжениям короля как бы снимал с очереди этот вопрос, и полемика против папства носила во Франции зачастую характер полутеоретический: центральным пунктом являлось требование о реформе верхушки церкви (reformatio in capite), о борьбе с абсолютистскими тенденциями папства в церковных вопросах, о периодическом созыве соборов, решения которых должны быть выше папских декретов, и т. п.
Реформировать папство, с тем чтобы ограничить его всемогущество и единовластие и расширить компетенцию местной национальной церкви,- таков был лозунг французского антипапского движения, носителем которого было по преимуществу высшее духовенство, мечтавшее о былой широкой епископской власти. Этот лозунг был чужд Англии: соборность или единоначалие, правильность истолкования того или иного догмата - такие проблемы существенного значения для английского церковного права, выработанного парламентом и санкционированного королем, иметь не могли. Английские крупные землевладельцы и крупные купцы прежде всего не желали мириться с тем, что "к национальному" богатству приобщались иностранцы - лица в духовном звании, назначенные папой, и итальянские ростовщики, снабжаемые папскими привилегиями и конкурировавшие с английскими купцами и банкирами. Если во Франции духовенство говорило, что право эксплуатации населения принадлежит французскому духовенству, а не папе, то в Англии требования торгового и землевладельческого класса сводились к тому, что обогащение господствующих слоев общества есть монополия "туземцев", а не иностранцев.
Но как ни отличны были основные положения галликанизма и англиканизма, оба эти движения не сулили папству ничего хорошего в будущем, а в настоящем они дали серьезный толчок антипапской и даже антикатолической литературе. XV век открывал перед церковью неблагоприятные перспективы, так как "великий раскол" именно в эти годы особенно усилился. Само собой понятно, что основная причина неблагоприятных для папства перспектив крылась в общественном развитии передовых стран того времени. Усилившаяся в Англии и Франции национальная буржуазия не могла мириться с феодальным и антинациональным характером папства. Между этими двумя общественными силами столкновение было неизбежно. Папство не собиралось сдаваться. Оно пыталось бороться за свои феодально-антинациональные интересы. Его естественным союзником в этой борьбе выступал землевладельческий класс, интересы которого требовали сохранения феодализма, раздробленного государства и "полной независимости" от центральной власти. Идеология этого класса находила свое отражение в католицизме, возглавлявшемся папством.
Глава восьмая. Возвращение пап в Рим и Великий раскол
I
Папы, перекочевавшие из Рима в Авиньон, продолжали настаивать на том, что без их согласия никто не может стать ни императором, ни королем Германии и что итальянский наместник должен назначаться папой, а не императором.
Особенно обострились отношения между империей и папством во время выборов 1314 г., когда в коллегии курфюрстов за Людвига Баварского было подано пять голосов, а за Фридриха Габсбурга - два голоса. Сторонники Людвига провозгласили его избранным и короновали его в "законном" Аахене; друзья Фридриха считали его избранным и короновали его в "незаконном" Бонне. Налицо оказались два императора, ожидавших возложения папой императорской короны. Папа Иоанн XXII, избранный в 1316 г., ввиду "отсутствия законного императора" сам назначил наместника в Италии и в имперских ее владениях посадил своих чиновников. Победа Людвига над Фридрихом в сражении при Мюльдорфе (1322) лишила папу возможности по-прежнему игнорировать "германскую" власть, тем более что, явившись в Италию, войска Людвига нанесли папскому гарнизону в Милане поражение, и в ряде североитальянских городов гибеллинская партия громко приветствовала императора Людвига. При таких обстоятельствах Иоанн XXII в 1323 г. выдвинул обвинение против Людвига "в беззаконном присвоении титула римского короля, императорских прав и в оказании помощи миланскому еретику Висконти". Под угрозой отлучения от церкви Людвиг в течение трех месяцев должен был оправдаться в своем поведении перед папой. Когда же Иоанн XXII отказался принять от императора письменное разъяснение то началась резкая полемика между папой и Людвигом апеллировавшим к церковному собору и опиравшимся внутри Германии на те слои населения, которые особенно угнетал "франко-папский режим". В этом отношении главную роль играли города, недовольные разжиганием гражданских войн внутри империи и финансовым гнетом Иоанна XXII. Сопротивление папским сборщикам находит отражение в политике папы, который усиливает борьбу против религиозных течений, проповедовавших "святость нищеты".
Особенно жестоко, используя инквизиционные трибуналы, Иоанн XXII преследовал спиритуалов, которые проповедовали нищенство, ссылаясь при этом на Христа. Буллой 1321 г. был запрещен спор о том, как относился Христос к вопросу о нищете и частной собственности. Мало того, в 1323 г. Иоанн объявил, что всякого рода ссылки на Библию с целью "идеализировать" нищету и бедность являются ересью. Под буллу 1323 г. подпал генерал францисканского ордена Чезена, сбежавший в 1327 г. к Людвигу Баварскому. Преследования инквизиции с особенной силой обрушились в 1329 г. на "левых" францисканцев.
Так политическая борьба сплелась с религиозной и вызвала значительное брожение умов: появились яркие произведения Марсилия Падуанского, Уильяма Оккама и Жана Жандена. В них звучали совершенно новые для того времени идеи и мысли. В книгах этих мыслителей говорилось о возможности благополучного существования церкви без папства, о христианской общине, выражающей свою волю в соборе и являющейся высшим духовным органом, диктующим свои законы даже святому престолу. Доказывалось также, что папы не могут считать себя наместниками апостола Петра в Риме, что единственным достоверным источником знания является Библия и что менее всего на значение подобного источника могут претендовать папские буллы или постановления. Не папе, а светскому главе государства, являющемуся верховным законодателем страны, должны, по мнению этих публицистов, все повиноваться, поскольку он является "уполномоченным" народа, осуществляющим его чаяния и стремления. Впервые в произведениях Марсилия Падуанского и ряда его современников, проникнутых антипапским духом и защищающих принцип всемогущества светской власти, упоминалось и о новом суверене, каковым являлся народ, причем авторы этих памфлетов и политических трактатов говорили не религиозным языком, а политическим, употребляя, впрочем, слово "народ" в неопределенном смысле. Язык памфлетов увлекал народную массу, страдавшую от гнета церкви и господствующего класса. Даже мистические последователи Иоахима Флорского оказались до известной степени под влиянием политических лозунгов приверженцев Марсилия Падуанского и Уильяма Оккама. Иоахим Флорский (1132-1202)-итальянский мыслитель; монах. Призывая церковь отказаться от светской власти, проповедовал аскетизм, отказ от собственности. Преследуемое церковью, учение иоахимитов оказало влияние на гуситов и другие еретические течения позднего средневековья. Эти лозунги, яркие по своей новизне, тем легче вербовали сторонников, что среди борцов во имя "народа" выступал великий автор бессмертной "Божественной комедии" - Данте. На мистико-политическое течение, бывшее своеобразным проявлением оппозиции против феодализма, папство ответило усиленной деятельностью инквизиции, и в Германии, как за сто лет перед тем во Франции, запылали костры. До этого времени в Германии преследованием еретиков занимались епископы, и лишь в 1336 г. здесь стала функционировать папская инквизиция. Августинский монах Иордан получил полномочия инквизитора Саксонии и сразу же нашел в Агнермюнде гнездо еретиков-люцифериан. Люцифериане - одна из мистических сект XIII в. Ее последователи включили в число эманаций бога и сатану (Люцифера). Отсюда их название. Люцифериане считали, что сатана должен в конце концов соединиться с богом; они отрицали все церковные таинства и службы. 14 человек здесь было сожжено, после чего Иордан поспешил в Эрфурт, где некий Константин утверждал, что он сын божий и воскреснет через три дня после смерти. Иордан подверг и его казни и стал разыскивать в окрестностях Эрфурта приверженцев Константина. Вскоре Иордан стал в Германии таким же пугалом, каким за сто лет до него был Конрад из Марбурга, которого церковь считала "своим лучшим апостолом", хотя после двухлетней усиленной деятельности он был убит возмущенным народом.
Папство особенно давило на Германию, выжимая из нее все соки, чтобы компенсировать потери, понесенные им в Италии, Франции и Англии. Эта усилившаяся эксплуатация папством вызывала глубокое народное недовольство в Германии. Даже в монастырях чувствовалось озлобление против "авиньонца" на почве его постоянных денежных требований. Неудивительно поэтому, что папа быстро терял свой авторитет в Германии.
Разумеется, и купечество относилось враждебно к Авиньону. В этой борьбе впереди шел Страсбург, где городские власти принудили священников, выполнявших папские приказы, удалиться из города. Город Цюрих не терпел в своих стенах с 1331 г. никого из папских чиновников. В Констанце магистрат потребовал от духовенства, чтобы оно опять принялось за исполнение своих обязанностей и не бездельничало больше. В Рейтлингене городской совет провозгласил, что никто, под страхом штрафа в 15 фунтов, не должен принимать священника, оказывающего папе повиновение. Против эксплуататорских приемов папства сильнее всех в городах протестовали демократические слои. Так, в Нюрнберге, где городские олигархи одно время шли заодно с римским клиром, цехи вступили в борьбу против этого и добились успеха. Вообще можно заметить, что немецкие города, в которых управление не принадлежало богатой верхушке, были противниками папства и сторонниками императора Людвига Баварского.
Людвиг Баварский сам нуждался в средствах и не был склонен делиться ими с папой. Исходя из того, что с одного вола двух шкур драть нельзя, Людвиг выступал против политики авиньонского папства. Естественно, что при таких условиях могли почти беспрепятственно развиваться ереси (беггардская, люциферианская, свободного духа, братская и так далее).
"Ересь городов,- писал Ф. Энгельс в "Крестьянской войне в Германии",- а она собственно является официальной ересью средневековья - была направлена главным образом против попов, на богатства и политическое положение которых она нападала... Средневековые бюргеры требовали прежде всего eglise a bon marche, дешевой церкви. Реакционная по форме, как и всякая ересь, которая в дальнейшем развитии церкви и догматов способна видеть только вырождение, бюргерская ересь требовала восстановления простого строя раннехристианской церкви и упразднения замкнутого сословия священников. Это дешевое устройство устраняло монахов, прелатов, римскую курию - словом, все, что в церкви было дорогостоящим. Города, бывшие сами республиками, хотя и находившимися под опекой монархов, своими нападками на папство впервые выразили в общей форме то положение, что нормальной формой господства буржуазии является республика... То обстоятельство, что оппозиция против феодального строя выступает здесь лишь в виде оппозиции против церковного феодализма, объясняется довольно просто тем, что города уже всюду были признанным сословием и имели достаточно возможностей для борьбы с светским феодализмом, опираясь на свои привилегии, с помощью оружия или в сословных собраниях".
В 1328 г. Людвиг отправился в Рим и на народном собрании заставил провозгласить папой французского монаха Петра из Корбары, принявшего имя Николая V ("антипапа"). Иоанн XXII был объявлен еретиком и преступником, не имеющим права занимать святой престол. Вновь "избранный" папа короновал Людвига в Риме императорской короной и стал принимать меры к предотвращению вмешательства со стороны Авиньона. Однако папство Николая V было крайне непродолжительным: как только Людвиг Баварский покинул Рим, папа Николай V остался без покровителя. Брошенная им жена, с которой он прожил пять лет, потребовала выдачи ей мужа, оказавшегося на папском престоле. Епископский суд решил удовлетворить требование покинутой жены. Николай V бежал в Пизу и скрылся у графа Доноратико. Под страхом отлучения от церкви Доноратико должен был выдать бежавшего папу, который покаялся перед пизанским архиепископом, а потом и в Авиньоне перед Иоанном XXII и кардиналами. Он был заключен в тюрьму, где вскоре и умер. Людвиг же вторично был отлучен от церкви, и еще до его смерти папство выдвинуло в императоры другого кандидата.