Страница:
Особенно неумолим был Павел IV, который в ряде специальных постановлений объявлял, что все еретики, даже особенно влиятельные, лишаются всех своих прав и преимуществ и каждый верующий имеет право суда над ними. В 1559 г. Павел IV опубликовал впервые папский список запрещенных церковью книг ("Index librorum prohibitorum"), и инквизиционным трибуналам предписывалось следить, чтобы никто не пользовался и не распространял этих книг.
Впервые об издании систематического списка запрещенных книг заговорили на Тридентском соборе еще в 1546 г., когда был издан декрет о запрещении распространения не одобренных церковью изданий Св. писания и комментариев на него. Павел IV дополнил этот декрет специальным списком запрещенных книг, а возобновивший в 1562 г. свои занятия Тридентский собор издал новый список, много раз, вплоть до наших дней, переиздававшийся и дополненный различными запрещенными книгами. Список этот и получил название "Индекс" ("Указатель"). Собор закрылся в 1563 г., а постановления его были утверждены особой буллой в 1564 г. Большую роль играли на Тридентском соборе иезуиты, которые с этого времени приобрели особо сильное влияние на политику Рима. Иезуиты настойчиво требовали усиления наблюдения за просветительской деятельностью лютеран и в инквизиции видели главное средство борьбы с "видимой и невидимой заразой". При Павле IV гонениям наравне с протестантами подвергались евреи: булла 1559 г. предписывала им ношение обязательного отличительного знака на одежде, проживание в специальном городском квартале и немедленную распродажу всего недвижимого имущества. Евреям запрещалось держать христианскую прислугу, работать в дни католических праздников, лечить христиан и торговать съестными припасами и вообще чем бы то ни было, за исключением старого платья. В духе общей политики преследования "опасных" книг Павел IV особыми распоряжениями требовал уничтожения еврейских книг, сожжения Талмуда и преследования тех, которые хранят у себя эти книги. Не менее жестоко преследовались при нем и мараны. В 1555 г. папа приказал арестовать в Анконе, крупном торговом центре, имевшем особенно оживленные сношения с Востоком, всех маранов и евреев, живших там в количестве 30 тыс. 60 арестованных немедленно приняли католичество и как "раскаявшиеся еретики" были сосланы на остров Мальту; 25 оставшихся верными иудейской религии были публично сожжены; многие оказались давно крестившимися и исполнявшими все предписания католицизма, а потому они были лишь изгнаны из Анконы. К изгнанникам присоединились беглецы из разных пунктов Папской области, в которой свирепствовала с особенной силой самая черная реакция. Так как среди арестованных в Анконе оказалось несколько турецких евреев и маранов, то султан Сулейман обратился с письмом к Павлу IV. В нем он выражал недоумение по поводу жестокости со стороны церкви, которая требует от своей паствы любви и жалости к ближнему. Преподав папе урок веротерпимости, султан угрожал контррепрессиями в отношении христиан, проживающих в Турции, если папа немедленно не освободит арестованных турецких подданных. Публично униженный и осмеянный, Павел IV вынужден был открыть двери тюрьмы перед турецкими евреями и маранами. В гневе им был издан закон о ношении евреями особых желтых шляп во всей Папской области; кроме того, евреи были накрепко заперты в гетто.
Павла IV буржуазные историки нередко называют последним представителем эпохи Ренессанса на папском престоле. Этим они хотят сказать, что после Павла IV ни один папа не заботился более о развитии в Папской области искусства и литературы. В действительности с его именем связано чудовищное истребление книг и борьба против науки и ученых. К этому нужно прибавить еще, что Павел IV энергично осуществлял традиционную папскую политику непотизма, основанную на насаждении "племянников" в разных областях папского государства. "Государство, состоявшее из князей, объединенных общностью крови" - таков был идеал многих пап эпохи Возрождения.
Вся деятельность пап этого времени знаменуется стремлением расширить самостоятельное папское государство путем установления равновесия между боровшимися за господство в Италии крупными державами. При этом Папская область служила как бы регулятором этого равновесия и старалась побольше выгадать от этой игры.
Не будучи настолько сильной, чтобы существовать независимо от других государств, она не была и настолько слаба, чтобы ее можно было совершенно игнорировать в ожесточенной борьбе, которую вели между собой Франция и испано-габсбургская монархия. Интересы папства всегда принимались во внимание, по крайней мере на словах, обеими сторонами; они обычно сулили золотые горы папству, если оно силой своего авторитета поддержит ту или иную из борющихся сторон.
Начало понтификата Павла IV совпало с заключением мира в Германии между католиками и протестантами (так называемый Аугсбургский религиозный мир 1555 г.), упрочением в Испании Габсбургской династии и дальнейшим укреплением французской монархии. Все это свидетельствовало о консолидации крупных государств Западной Европы и о сильнейших ударах по папской политике, стремившейся сохранить свое существование путем спекуляции на противоречиях интересов других государств.
II
Крушение политики борьбы за независимое папское государство поставило перед папой новую проблему. Нет ли иного пути к упрочению папской власти? Представляет ли независимость маленького государства, достигаемая путем лавирования между отдельными крупными государствами, искусственно вовлекаемыми в войну,- представляет ли такая независимость тот идеал, от которого папство не может отказаться и который оно должно проводить во всех своих государственных начинаниях? Разве не более высоким явилось бы папское руководство христианским миром, всей вселенной без непременного условия существования самостоятельного папского государства, имеющего династический суррогат в лице эфемерных непотов? Разве мировое государство католической церкви не было бы во много раз богаче и могущественнее, чем папа-государь, живущий в своем маленьком государстве, среди бушующего моря страстей захватчиков разного масштаба и калибра? Не бороться с каждым конкурирующим государством, не балансировать между соперниками, чьи претензии постоянно вызывают недовольство то одной, то другой стороны, а задаться новой целью, которая, вместо опасных интриг, дает возможность папству деятельно помогать "всем" государствам, преданным католицизму. За эту помощь (а точнее, службу) получать от каждого соответствующую мзду - таковы те идеи, которые должны были бы, по мнению некоторых представителей папских кругов, лечь в основу новой политики всемирной католической церкви.
Зачем стремиться господствовать над силами, которые тебя всегда превосходят, когда можно покупать их благосклонность образцовой службой, помощью в том деле, которое осуществляется силами того или иного католического государства? Пусть отдельные государства борются между собою, папство может и должно быть полезно каждому из них и, служа всем, выиграть для себя больше материального и морального капитала, чем борьбой за независимую политическую роль во всем мире с главами отдельных европейских государств во имя создания сильного, самостоятельного папского государства.
Но как добиться такого руководства, как сделаться необходимым союзником, чьей помощью будут дорожить борющиеся между собой государства Западной Европы? Не упрочение своего маленького государства, разумеется, даст папству такую силу и не эфемерное существование папской династии в ограниченных пределах Центральной Италии может способствовать тому, что папство явится желанным, полезным и необходимым союзником в борьбе того или иного государства за какие-либо цели,- папство будет действительно искомым, желанным союзником королей лишь тогда, когда оно будет господствовать над умами, над волей и сознанием каждого народа, каждого человека. Пусть папство двигает людьми - его власть будет крепнуть сама собою; пусть папство господствует над умами - его господство над телами придет само собою; пусть папство печется о духовной власти - власть материальная не заставит себя долго ждать; пусть папство помнит, что идеал духовного государства кует господство материальное, и пусть не забывает, что величественный ореол духовной власти один только и приличествует "наместнику бога на земле" и что о мощь этого идеала разобьются вдребезги козни врагов католической церкви. Такова была новая теория, выросшая на почве распада феодализма: папство должно отказаться от претензии на политическое господство над императорами и королями. Оно все более и более убеждалось в своей материальной, а потому и политической слабости по сравнению с выросшими национальными государствами. Борьба с последними сулила папству все меньше и меньше шансов на победу, и старая папская политика была оставлена. Прежняя стратегия Рима, имевшая целью подчинить папству центральную светскую власть, пользоваться правом надзора над деятельностью светских властей и располагать особыми привилегиями в деле эксплуатации широких масс и обложения их налогом, со временем уступила место новой политике. Папство отныне должно было усилить свою помощь светской власти в эксплуатации народных масс и само избегать конфликта с государями.
Эта служебная роль папства особенно усиленно пропагандировалась, начиная с ближайших преемников Павла IV, иезуитским орденом, сумевшим понять выгодность "духовного овладения" людьми и заботившимся прежде всего о том, чтобы оказываемая церковью помощь государственной власти самым щедрым образом оплачивалась и чтобы папство, переменившее фронт, материально не только не пострадало, но и многократно выиграло. Отныне папство идет по пути "строительства" не столько своего маленького итальянского государства, сколько всех государств Западной Европы, причем былые раздоры папской власти со светской сменяются совместными усилиями обеих властей в деле эксплуатации широких слоев народа и упрочения феодального общества.
Эта эволюция папства соответствовала общему экономическому развитию в Европе. Выраставшие крупные национальные государства поглощали отдельные маленькие города-республики, хотя бы они и были очень богаты. Так, перед выросшими Англией и Францией склонили голову ганзейские, нидерландские и итальянские свободные коммуны. Буржуазия перерастала городскую территорию и для дальнейшего своего укрепления нуждалась в более обширной территории, в "национальном" государстве. Если в борьбе и конкуренции с большими государствами подрывались силы Генуи, Венеции и Флоренции, Брюгге, Амстердама и Антверпена, то ведь и Риму нельзя было более надеяться на политическое господство над крупными национальными государствами. Подобно ряду ранее независимых коммун, и Рим был осужден на политическое прозябание, на политическую смерть. Уже в политике папы Павла IV и покровительствуемого им ордена иезуитов причудливым образом переплеталась старая мания величия и стремление к верховенству над всем миром с новым стремлением особенно энергично подавлять малейшее отступление от "божьего слова", которое все сильнее понималось в смысле повиновения властям.
Со своей слабой наемной армией Павел IV боролся по-старому со все еще могучей и сильной Испанией, а в своей булле "Cum ex apostolatus" объявил вне закона всех еретиков и решительно подчеркнул, что он не делает исключения для королей и императора. С другой стороны, ему нужна была "новая инквизиция" по испанскому образцу: вся Италия должна быть охвачена сетью инквизиционных трибуналов, и на вольнодумство должно быть обращено особое внимание церкви.
Павел IV не скрывал своей ненависти к свободной человеческой мысли, науке и просвещению, постоянно подчеркивал необходимость умственного закабаления мира.
Влияние иезуитов резко сказалось на возобновившейся в 1562 г.. деятельности Тридентского собора. Собор этот провозглашал принцип всемогущества папской власти. От попыток "реформировать" церковь "в ее главе и членах" не осталось и следа. Дело шло о том, чтобы реставрировать папство в смысле торжества "истинных начал католицизма", как единственной религии, представляющей интересы бога на земле. Отныне не должно быть никакой речи о каких-либо уступках протестантам; всяким сомнениям и колебаниям, что считать ересью, был окончательно положен предел, и так называемому тридентскому исповеданию веры должны были принести присягу все духовные лица и профессора университетов. Авторитет папы был поставлен выше решений вселенских соборов, и "божьему слову", всегда исходящему из уст папы, все должны были отныне беспрекословно повиноваться.
Против непокорных же действовал суровый меч инквизиции, не только каравший "преступников", но и предупреждавший "преступления". Таким предупреждением являлось изъятие из употребления запрещенных книг, указанных "Индексом". Чтобы обеспечить деятельность папской цензуры, папой Пием V (1566-1572) была создана в 1571 г. специальная конгрегация "Индекса" под председательством самого папы. Эта конгрегация просуществовала в своем первоначальном виде до 1917 г., когда она передала свои функции так называемой конгрегации святой инквизиции, учрежденной еще в 1542 г. Последнее издание "Индекса" относится к 1934 г., когда он был составлен по распоряжению Пия XI. Последнее издание "Индекса" было предпринято в 1948 г., в понтификат папы Пия XII. С. Г. Лозинского к этому времени уже не было в живых.
Каждое новое издание "Индекса" пополнялось "свежим" материалом; старый иногда из него выпадал: папство делало уступку "духу времени". Так, исчез из "Индекса" Галилей, ибо папство, по-видимому, уже примирилось с идеями Галилея. Живущие авторы, под угрозой церковных наказаний, должны подчиниться требованиям "Индекса" и отказаться от своих книг, попавших в него.
В "Индексе" значились Декарт и Мальбранш, Спиноза и Гоббс, Локк и Юм, Савонарола и Сарпи, Гольбах и Гельвеций, Вольтер и Руссо, Ренан и Штраус, Тэн, Минье, Кинэ, Мишле, Золя, Флобер, Жорж Санд, Стендаль, Виктор Гюго, Лессинг, Прудон, Мицкевич, Метерлинк, Анатоль Франс, ряд энциклопедий, в том числе знаменитая Энциклопедия великих французских просветителей, почти все произведения которых были занесены в "Индекс". На страницах "Индекса" встречаются имена и духовных лиц католической религии: так "История древней церкви" (русский перевод, 1908) известного французского епископа Луи Дюшена (1843-1922) попала в число запрещенных книг, равно как все работы священника Альфреда Луази. Под особую защиту "Индекс" берет дьявола и ведьму, и потому Мишле и множество других авторов, писавших о дьявольщине, не избежали "Индекса" фигурируют в нем и те католики, которые критиковали принцип непогрешимости папы. Имя "старокатолика" проф. Игнатия Деллингера "украшает" страницы "Индекса".
Мало того, в число запрещенных книг попадали даже такие, которые в свое время были одобрены высшими представителями церкви или иногда даже были написаны папами. Так, на "Примечания к Новому завету" Эразма Роттердамского был наложен запрет, хотя до издания "Индекса" книга эта рекомендовалась рядом епископов и архиепископов. Запрещенным оказался проект улучшения церкви, выработанный еще в 1538 г. специальной комиссией, председателем которой был кардинал Караффа, будущий папа Павел IV. Оказалась под запретом и "Такса святой апостольской канцелярии", представлявшая прейскурант отпущений и диспенсаций, которые продавались папством всем желавшим очиститься от грехов и преступлений.
Издание этой "Таксы" выходило много раз и считалось официальным. По нему наводили справки папские канцеляристы при взыскании платежей за отпущение грехов. "Такса" была издана, между прочим, в 1548 г. в Венеции и имела посвящение папе, гласившее: "Пусть под твоим руководством и твоим покровительством это сочинение вступает в свет для всеобщего блага". Но "Такса" в дни страстной полемики между лютеранами и католиками служила орудием борьбы против католицизма, и конгрегация "Индекса" без стеснения внесла ее в число запрещенных книг, указав, впрочем, смехотворную причину такой перемены фронта к официальному изданию: книга эта будто бы была извращена еретиками, то есть лютеранами. На самом деле причина была иная: ее указал в 1567 г. известный ученый, ректор Сорбонны Клод д'Эспенс. Он писал: "Везде продается, притом дешево, как проститутка, совершенно открыто, книга, напечатанная под названием "Такса апостольской камеры, или канцелярии". Из этой книги читатель может узнать о большем количестве пороков, чем из всех перечней и подытоживаний (summistris et summariis) самых разнообразных преступлений и пороков. Из этой книги читатель узнает, как за деньги преступления становятся дозволенными и разрешенными. Следует удивляться, как в наше время, в дни религиозного раскола, допускается к распространению каталог самых отвратительных и самых ужасных преступлений, книга столь пошлая и низкая, что в Германии, Швейцарии и везде, где происходит отпадение от римского престола, нет другого произведения, которое могло бы вызвать равное возмущение.
Прекрати, Рим, эту безумную дешевую продажу каталога всяких человеческих преступлений...
Пусть папа помнит слова о враче, который прежде всего должен самого себя исцелить, и пусть он уничтожит всякие "святые таксы", это позорнейшее и постыднейшее корыстолюбие, заслуженно проклятое многими и многими, и пусть он скорее очистит эту авгиеву конюшню всякого зла и бесчестия".
Кроме "Индекса" запрещенных книг издавался указатель очищенных и подлежащих очищению книг, то есть таких книг, которые либо уже подвергались частичному исправлению автором, либо должны были ему подвергнуться, если автор не хочет оказаться среди писателей, зачисленных в "Индекс". Еще до составления "Индекса" церковь время от времени публиковала декреты, на основании которых книги изымались из употребления, а их авторы подвергались суровым наказаниям. На Констанцском соборе ссылались на подобного рода декреты, и на их основании было запрещено чтение Яна Гуса. С изобретением книгопечатания, в особенности с оживлением его в эпоху Реформации, по инициативе папы Льва Х начались систематические изъятия "вредных и опасных" книг, причем дело это было папой поручено архиепископам Трира, Майнца и Магдебурга, которые должны были держать на учете "всякое писание". Латеранский собор 1515 г. не только присоединился к этой "конституции" Льва X, но и распространил ее на весь католический мир.
Впоследствии, для лучшей осведомленности, было введено обязательное доносительство на "опасные" книги.
Параллельно с "Индексом" установлена еще с XVI в. предварительная церковная цензура, которая лежит на обязанности папского викария в Риме, отдельных епископов во всех епархиях и инквизиторов. За нарушение правил предварительной цензуры, помимо уничтожения книги, виновные подвергались денежному штрафу от 100 дукатов, запрещению печататься, а иногда отлучению от церкви. Предварительная цензура ссылается в оправдание своего существования на ту же конституцию Льва X. Помимо цензурного разрешения папство ввело практику предварительного одобрения - апробацию, через нее должны пройти книги, имеющие следующее содержание: "теологию, историю церкви, церковное право естественную теологию, этику и другие религиозно-нравственные отрасли знания". Конгрегация может выдать любую запрещенную книгу какому-либо "специалисту", известному ей и преследующему "доброе дело".
III
Прикрыв себя щитом старых католических догматов, освященных Тридентским собором, вырвав из своего лона слабые соглашательские элементы, готовые идти на частичные уступки протестантам и другим вероотступникам, сделав энергичный призыв к "возврату" к аскетической, нравственной жизни, провозгласив авторитетом папу и признав все традиции церкви столь же священными и обязательными, как Ветхий и Новый заветы, католицизм почувствовал себя как бы возрожденным к новой борьбе. Опираясь на иезуитский орден, католицизм в лице папы выдвигал на первый план требование о духовном, а не о политическом господстве над миром. Что духовное господство не являлось самоцелью, а было лишь средством к достижению материального и политического господства, не представляло сомнения: духовная ширма в этот исторический момент была для церкви необходима, так как опасная для нее обстановка не позволяла ей идти к цели прежним путем.
"Аугсбургский религиозный мир" 1555 г. предоставил право каждому имперскому чину исповедовать религию, какую он считает истинной; этим самым религию владетельного князя обязаны были исповедовать и все его подданные. Это обстоятельство предопределяло и путь, по которому католическая церковь могла идти в поисках надежного союзника. Вследствие успехов реформационного движения обстановка становилась для папства все более трудной. В 1557 г. католики лишились в Вюртемберге всех монастырей. В 1558 г. во многих городах графства Эттинген были изгнаны католические священники и монахи. Университетские кафедры оказались в руках противников католицизма. Венский университет за 20 лет не дал ни одного католического теолога. В университете в Диллингене, основанном для борьбы против протестантизма, преподавателями были испанцы: нельзя было найти ни одного подходящего для этой цели немецкого теолога. Молодежь, по заверениям официальных лиц, увлекалась протестантскими профессорами и слышать не хотела о католическом учении.
Не лучше обстояло дело за пределами Германской империи. По словам венецианского посланника Микели, в 1561 г. три четверти французского населения с увлечением говорило о Кальвине, авторитет которого тем более магически влиял на французов, что он сам был родом из Франции. "Удивительнее всего,- пишет Микели,- что даже духовенство переходит на сторону Кальвина, и вообще люди моложе сорока лет редко продолжают оставаться верными делу католицизма".
Еще более напряженная обстановка создалась в Нидерландах. Здесь в борьбе католицизма, насильственно охранявшегося феодально-клерикальной Испанией, против местной кальвинистически настроенной буржуазии накоплялась классовая, национальная и религиозная ненависть, проявившаяся так ярко в Нидерландской революции. Именно в Нидерландах была найдена почва для совместных союзных действий католической церкви и королевского абсолютизма. С помощью церкви здесь искоренялось все, что было направлено против абсолютизма - как в политической, так и в религиозной области. С помощью инквизиции и светских военных судов в богатейших нидерландских городах велась кровавая борьба с кальвинистами и приверженцами независимости Нидерландов, с борцами за национальную и культурную свободу. По определению Гуго Гроция, число жертв в Нидерландах доходило до 100 тыс.- цифра, которую повторяет множество историков. Л. Ранке говорит о 35 тыс. протестантов, погибших до 1562 г. Венецианский посланник Наваджеро писал, что за 20 лет реакции в провинциях Голландии и Фрисландии погибло свыше 30 тыс. человек "за анабаптистские грехи". Герцог Альба с гордостью говорил, что за шесть лет его правления "через его руки прошло" свыше 18 тыс. человек, которых ожидала казнь. На эту цифру ссылаются и Генеральные штаты, заседавшие через несколько лет после революции в Антверпене.
Так начала свою борьбу с врагами католицизма контрреформация в Нидерландах, где ей не удалось вытравить "лютеранскую заразу", так как северная часть страны, под именем Соединенных Нидерландских Штатов, отделилась от Испании, провозгласила свою независимость, объявила себя республикой и порвала, с католической религией. Этим путем голландская буржуазия нанесла сокрушительный удар одновременно королевскому и папскому абсолютизму в лице испанского короля Филиппа II из династии Габсбургов и пап Пия V (1566-1572) и Григория XIII (1572-1585).
Еще до своего поражения в Нидерландах Филипп II и Пий V указывали французскому правительству на необходимость подавления протестантского движения во Франции. Папа обнаружил при этом даже готовность идти на жертвы: так он разрешил французскому правительству продать часть церковного имущества и получить 1,5 млн. ливров, которые предлагал использовать на эти цели. Кроме того, в Папской области был объявлен сбор денег на военную помощь католикам Франции.
Впервые об издании систематического списка запрещенных книг заговорили на Тридентском соборе еще в 1546 г., когда был издан декрет о запрещении распространения не одобренных церковью изданий Св. писания и комментариев на него. Павел IV дополнил этот декрет специальным списком запрещенных книг, а возобновивший в 1562 г. свои занятия Тридентский собор издал новый список, много раз, вплоть до наших дней, переиздававшийся и дополненный различными запрещенными книгами. Список этот и получил название "Индекс" ("Указатель"). Собор закрылся в 1563 г., а постановления его были утверждены особой буллой в 1564 г. Большую роль играли на Тридентском соборе иезуиты, которые с этого времени приобрели особо сильное влияние на политику Рима. Иезуиты настойчиво требовали усиления наблюдения за просветительской деятельностью лютеран и в инквизиции видели главное средство борьбы с "видимой и невидимой заразой". При Павле IV гонениям наравне с протестантами подвергались евреи: булла 1559 г. предписывала им ношение обязательного отличительного знака на одежде, проживание в специальном городском квартале и немедленную распродажу всего недвижимого имущества. Евреям запрещалось держать христианскую прислугу, работать в дни католических праздников, лечить христиан и торговать съестными припасами и вообще чем бы то ни было, за исключением старого платья. В духе общей политики преследования "опасных" книг Павел IV особыми распоряжениями требовал уничтожения еврейских книг, сожжения Талмуда и преследования тех, которые хранят у себя эти книги. Не менее жестоко преследовались при нем и мараны. В 1555 г. папа приказал арестовать в Анконе, крупном торговом центре, имевшем особенно оживленные сношения с Востоком, всех маранов и евреев, живших там в количестве 30 тыс. 60 арестованных немедленно приняли католичество и как "раскаявшиеся еретики" были сосланы на остров Мальту; 25 оставшихся верными иудейской религии были публично сожжены; многие оказались давно крестившимися и исполнявшими все предписания католицизма, а потому они были лишь изгнаны из Анконы. К изгнанникам присоединились беглецы из разных пунктов Папской области, в которой свирепствовала с особенной силой самая черная реакция. Так как среди арестованных в Анконе оказалось несколько турецких евреев и маранов, то султан Сулейман обратился с письмом к Павлу IV. В нем он выражал недоумение по поводу жестокости со стороны церкви, которая требует от своей паствы любви и жалости к ближнему. Преподав папе урок веротерпимости, султан угрожал контррепрессиями в отношении христиан, проживающих в Турции, если папа немедленно не освободит арестованных турецких подданных. Публично униженный и осмеянный, Павел IV вынужден был открыть двери тюрьмы перед турецкими евреями и маранами. В гневе им был издан закон о ношении евреями особых желтых шляп во всей Папской области; кроме того, евреи были накрепко заперты в гетто.
Павла IV буржуазные историки нередко называют последним представителем эпохи Ренессанса на папском престоле. Этим они хотят сказать, что после Павла IV ни один папа не заботился более о развитии в Папской области искусства и литературы. В действительности с его именем связано чудовищное истребление книг и борьба против науки и ученых. К этому нужно прибавить еще, что Павел IV энергично осуществлял традиционную папскую политику непотизма, основанную на насаждении "племянников" в разных областях папского государства. "Государство, состоявшее из князей, объединенных общностью крови" - таков был идеал многих пап эпохи Возрождения.
Вся деятельность пап этого времени знаменуется стремлением расширить самостоятельное папское государство путем установления равновесия между боровшимися за господство в Италии крупными державами. При этом Папская область служила как бы регулятором этого равновесия и старалась побольше выгадать от этой игры.
Не будучи настолько сильной, чтобы существовать независимо от других государств, она не была и настолько слаба, чтобы ее можно было совершенно игнорировать в ожесточенной борьбе, которую вели между собой Франция и испано-габсбургская монархия. Интересы папства всегда принимались во внимание, по крайней мере на словах, обеими сторонами; они обычно сулили золотые горы папству, если оно силой своего авторитета поддержит ту или иную из борющихся сторон.
Начало понтификата Павла IV совпало с заключением мира в Германии между католиками и протестантами (так называемый Аугсбургский религиозный мир 1555 г.), упрочением в Испании Габсбургской династии и дальнейшим укреплением французской монархии. Все это свидетельствовало о консолидации крупных государств Западной Европы и о сильнейших ударах по папской политике, стремившейся сохранить свое существование путем спекуляции на противоречиях интересов других государств.
II
Крушение политики борьбы за независимое папское государство поставило перед папой новую проблему. Нет ли иного пути к упрочению папской власти? Представляет ли независимость маленького государства, достигаемая путем лавирования между отдельными крупными государствами, искусственно вовлекаемыми в войну,- представляет ли такая независимость тот идеал, от которого папство не может отказаться и который оно должно проводить во всех своих государственных начинаниях? Разве не более высоким явилось бы папское руководство христианским миром, всей вселенной без непременного условия существования самостоятельного папского государства, имеющего династический суррогат в лице эфемерных непотов? Разве мировое государство католической церкви не было бы во много раз богаче и могущественнее, чем папа-государь, живущий в своем маленьком государстве, среди бушующего моря страстей захватчиков разного масштаба и калибра? Не бороться с каждым конкурирующим государством, не балансировать между соперниками, чьи претензии постоянно вызывают недовольство то одной, то другой стороны, а задаться новой целью, которая, вместо опасных интриг, дает возможность папству деятельно помогать "всем" государствам, преданным католицизму. За эту помощь (а точнее, службу) получать от каждого соответствующую мзду - таковы те идеи, которые должны были бы, по мнению некоторых представителей папских кругов, лечь в основу новой политики всемирной католической церкви.
Зачем стремиться господствовать над силами, которые тебя всегда превосходят, когда можно покупать их благосклонность образцовой службой, помощью в том деле, которое осуществляется силами того или иного католического государства? Пусть отдельные государства борются между собою, папство может и должно быть полезно каждому из них и, служа всем, выиграть для себя больше материального и морального капитала, чем борьбой за независимую политическую роль во всем мире с главами отдельных европейских государств во имя создания сильного, самостоятельного папского государства.
Но как добиться такого руководства, как сделаться необходимым союзником, чьей помощью будут дорожить борющиеся между собой государства Западной Европы? Не упрочение своего маленького государства, разумеется, даст папству такую силу и не эфемерное существование папской династии в ограниченных пределах Центральной Италии может способствовать тому, что папство явится желанным, полезным и необходимым союзником в борьбе того или иного государства за какие-либо цели,- папство будет действительно искомым, желанным союзником королей лишь тогда, когда оно будет господствовать над умами, над волей и сознанием каждого народа, каждого человека. Пусть папство двигает людьми - его власть будет крепнуть сама собою; пусть папство господствует над умами - его господство над телами придет само собою; пусть папство печется о духовной власти - власть материальная не заставит себя долго ждать; пусть папство помнит, что идеал духовного государства кует господство материальное, и пусть не забывает, что величественный ореол духовной власти один только и приличествует "наместнику бога на земле" и что о мощь этого идеала разобьются вдребезги козни врагов католической церкви. Такова была новая теория, выросшая на почве распада феодализма: папство должно отказаться от претензии на политическое господство над императорами и королями. Оно все более и более убеждалось в своей материальной, а потому и политической слабости по сравнению с выросшими национальными государствами. Борьба с последними сулила папству все меньше и меньше шансов на победу, и старая папская политика была оставлена. Прежняя стратегия Рима, имевшая целью подчинить папству центральную светскую власть, пользоваться правом надзора над деятельностью светских властей и располагать особыми привилегиями в деле эксплуатации широких масс и обложения их налогом, со временем уступила место новой политике. Папство отныне должно было усилить свою помощь светской власти в эксплуатации народных масс и само избегать конфликта с государями.
Эта служебная роль папства особенно усиленно пропагандировалась, начиная с ближайших преемников Павла IV, иезуитским орденом, сумевшим понять выгодность "духовного овладения" людьми и заботившимся прежде всего о том, чтобы оказываемая церковью помощь государственной власти самым щедрым образом оплачивалась и чтобы папство, переменившее фронт, материально не только не пострадало, но и многократно выиграло. Отныне папство идет по пути "строительства" не столько своего маленького итальянского государства, сколько всех государств Западной Европы, причем былые раздоры папской власти со светской сменяются совместными усилиями обеих властей в деле эксплуатации широких слоев народа и упрочения феодального общества.
Эта эволюция папства соответствовала общему экономическому развитию в Европе. Выраставшие крупные национальные государства поглощали отдельные маленькие города-республики, хотя бы они и были очень богаты. Так, перед выросшими Англией и Францией склонили голову ганзейские, нидерландские и итальянские свободные коммуны. Буржуазия перерастала городскую территорию и для дальнейшего своего укрепления нуждалась в более обширной территории, в "национальном" государстве. Если в борьбе и конкуренции с большими государствами подрывались силы Генуи, Венеции и Флоренции, Брюгге, Амстердама и Антверпена, то ведь и Риму нельзя было более надеяться на политическое господство над крупными национальными государствами. Подобно ряду ранее независимых коммун, и Рим был осужден на политическое прозябание, на политическую смерть. Уже в политике папы Павла IV и покровительствуемого им ордена иезуитов причудливым образом переплеталась старая мания величия и стремление к верховенству над всем миром с новым стремлением особенно энергично подавлять малейшее отступление от "божьего слова", которое все сильнее понималось в смысле повиновения властям.
Со своей слабой наемной армией Павел IV боролся по-старому со все еще могучей и сильной Испанией, а в своей булле "Cum ex apostolatus" объявил вне закона всех еретиков и решительно подчеркнул, что он не делает исключения для королей и императора. С другой стороны, ему нужна была "новая инквизиция" по испанскому образцу: вся Италия должна быть охвачена сетью инквизиционных трибуналов, и на вольнодумство должно быть обращено особое внимание церкви.
Павел IV не скрывал своей ненависти к свободной человеческой мысли, науке и просвещению, постоянно подчеркивал необходимость умственного закабаления мира.
Влияние иезуитов резко сказалось на возобновившейся в 1562 г.. деятельности Тридентского собора. Собор этот провозглашал принцип всемогущества папской власти. От попыток "реформировать" церковь "в ее главе и членах" не осталось и следа. Дело шло о том, чтобы реставрировать папство в смысле торжества "истинных начал католицизма", как единственной религии, представляющей интересы бога на земле. Отныне не должно быть никакой речи о каких-либо уступках протестантам; всяким сомнениям и колебаниям, что считать ересью, был окончательно положен предел, и так называемому тридентскому исповеданию веры должны были принести присягу все духовные лица и профессора университетов. Авторитет папы был поставлен выше решений вселенских соборов, и "божьему слову", всегда исходящему из уст папы, все должны были отныне беспрекословно повиноваться.
Против непокорных же действовал суровый меч инквизиции, не только каравший "преступников", но и предупреждавший "преступления". Таким предупреждением являлось изъятие из употребления запрещенных книг, указанных "Индексом". Чтобы обеспечить деятельность папской цензуры, папой Пием V (1566-1572) была создана в 1571 г. специальная конгрегация "Индекса" под председательством самого папы. Эта конгрегация просуществовала в своем первоначальном виде до 1917 г., когда она передала свои функции так называемой конгрегации святой инквизиции, учрежденной еще в 1542 г. Последнее издание "Индекса" относится к 1934 г., когда он был составлен по распоряжению Пия XI. Последнее издание "Индекса" было предпринято в 1948 г., в понтификат папы Пия XII. С. Г. Лозинского к этому времени уже не было в живых.
Каждое новое издание "Индекса" пополнялось "свежим" материалом; старый иногда из него выпадал: папство делало уступку "духу времени". Так, исчез из "Индекса" Галилей, ибо папство, по-видимому, уже примирилось с идеями Галилея. Живущие авторы, под угрозой церковных наказаний, должны подчиниться требованиям "Индекса" и отказаться от своих книг, попавших в него.
В "Индексе" значились Декарт и Мальбранш, Спиноза и Гоббс, Локк и Юм, Савонарола и Сарпи, Гольбах и Гельвеций, Вольтер и Руссо, Ренан и Штраус, Тэн, Минье, Кинэ, Мишле, Золя, Флобер, Жорж Санд, Стендаль, Виктор Гюго, Лессинг, Прудон, Мицкевич, Метерлинк, Анатоль Франс, ряд энциклопедий, в том числе знаменитая Энциклопедия великих французских просветителей, почти все произведения которых были занесены в "Индекс". На страницах "Индекса" встречаются имена и духовных лиц католической религии: так "История древней церкви" (русский перевод, 1908) известного французского епископа Луи Дюшена (1843-1922) попала в число запрещенных книг, равно как все работы священника Альфреда Луази. Под особую защиту "Индекс" берет дьявола и ведьму, и потому Мишле и множество других авторов, писавших о дьявольщине, не избежали "Индекса" фигурируют в нем и те католики, которые критиковали принцип непогрешимости папы. Имя "старокатолика" проф. Игнатия Деллингера "украшает" страницы "Индекса".
Мало того, в число запрещенных книг попадали даже такие, которые в свое время были одобрены высшими представителями церкви или иногда даже были написаны папами. Так, на "Примечания к Новому завету" Эразма Роттердамского был наложен запрет, хотя до издания "Индекса" книга эта рекомендовалась рядом епископов и архиепископов. Запрещенным оказался проект улучшения церкви, выработанный еще в 1538 г. специальной комиссией, председателем которой был кардинал Караффа, будущий папа Павел IV. Оказалась под запретом и "Такса святой апостольской канцелярии", представлявшая прейскурант отпущений и диспенсаций, которые продавались папством всем желавшим очиститься от грехов и преступлений.
Издание этой "Таксы" выходило много раз и считалось официальным. По нему наводили справки папские канцеляристы при взыскании платежей за отпущение грехов. "Такса" была издана, между прочим, в 1548 г. в Венеции и имела посвящение папе, гласившее: "Пусть под твоим руководством и твоим покровительством это сочинение вступает в свет для всеобщего блага". Но "Такса" в дни страстной полемики между лютеранами и католиками служила орудием борьбы против католицизма, и конгрегация "Индекса" без стеснения внесла ее в число запрещенных книг, указав, впрочем, смехотворную причину такой перемены фронта к официальному изданию: книга эта будто бы была извращена еретиками, то есть лютеранами. На самом деле причина была иная: ее указал в 1567 г. известный ученый, ректор Сорбонны Клод д'Эспенс. Он писал: "Везде продается, притом дешево, как проститутка, совершенно открыто, книга, напечатанная под названием "Такса апостольской камеры, или канцелярии". Из этой книги читатель может узнать о большем количестве пороков, чем из всех перечней и подытоживаний (summistris et summariis) самых разнообразных преступлений и пороков. Из этой книги читатель узнает, как за деньги преступления становятся дозволенными и разрешенными. Следует удивляться, как в наше время, в дни религиозного раскола, допускается к распространению каталог самых отвратительных и самых ужасных преступлений, книга столь пошлая и низкая, что в Германии, Швейцарии и везде, где происходит отпадение от римского престола, нет другого произведения, которое могло бы вызвать равное возмущение.
Прекрати, Рим, эту безумную дешевую продажу каталога всяких человеческих преступлений...
Пусть папа помнит слова о враче, который прежде всего должен самого себя исцелить, и пусть он уничтожит всякие "святые таксы", это позорнейшее и постыднейшее корыстолюбие, заслуженно проклятое многими и многими, и пусть он скорее очистит эту авгиеву конюшню всякого зла и бесчестия".
Кроме "Индекса" запрещенных книг издавался указатель очищенных и подлежащих очищению книг, то есть таких книг, которые либо уже подвергались частичному исправлению автором, либо должны были ему подвергнуться, если автор не хочет оказаться среди писателей, зачисленных в "Индекс". Еще до составления "Индекса" церковь время от времени публиковала декреты, на основании которых книги изымались из употребления, а их авторы подвергались суровым наказаниям. На Констанцском соборе ссылались на подобного рода декреты, и на их основании было запрещено чтение Яна Гуса. С изобретением книгопечатания, в особенности с оживлением его в эпоху Реформации, по инициативе папы Льва Х начались систематические изъятия "вредных и опасных" книг, причем дело это было папой поручено архиепископам Трира, Майнца и Магдебурга, которые должны были держать на учете "всякое писание". Латеранский собор 1515 г. не только присоединился к этой "конституции" Льва X, но и распространил ее на весь католический мир.
Впоследствии, для лучшей осведомленности, было введено обязательное доносительство на "опасные" книги.
Параллельно с "Индексом" установлена еще с XVI в. предварительная церковная цензура, которая лежит на обязанности папского викария в Риме, отдельных епископов во всех епархиях и инквизиторов. За нарушение правил предварительной цензуры, помимо уничтожения книги, виновные подвергались денежному штрафу от 100 дукатов, запрещению печататься, а иногда отлучению от церкви. Предварительная цензура ссылается в оправдание своего существования на ту же конституцию Льва X. Помимо цензурного разрешения папство ввело практику предварительного одобрения - апробацию, через нее должны пройти книги, имеющие следующее содержание: "теологию, историю церкви, церковное право естественную теологию, этику и другие религиозно-нравственные отрасли знания". Конгрегация может выдать любую запрещенную книгу какому-либо "специалисту", известному ей и преследующему "доброе дело".
III
Прикрыв себя щитом старых католических догматов, освященных Тридентским собором, вырвав из своего лона слабые соглашательские элементы, готовые идти на частичные уступки протестантам и другим вероотступникам, сделав энергичный призыв к "возврату" к аскетической, нравственной жизни, провозгласив авторитетом папу и признав все традиции церкви столь же священными и обязательными, как Ветхий и Новый заветы, католицизм почувствовал себя как бы возрожденным к новой борьбе. Опираясь на иезуитский орден, католицизм в лице папы выдвигал на первый план требование о духовном, а не о политическом господстве над миром. Что духовное господство не являлось самоцелью, а было лишь средством к достижению материального и политического господства, не представляло сомнения: духовная ширма в этот исторический момент была для церкви необходима, так как опасная для нее обстановка не позволяла ей идти к цели прежним путем.
"Аугсбургский религиозный мир" 1555 г. предоставил право каждому имперскому чину исповедовать религию, какую он считает истинной; этим самым религию владетельного князя обязаны были исповедовать и все его подданные. Это обстоятельство предопределяло и путь, по которому католическая церковь могла идти в поисках надежного союзника. Вследствие успехов реформационного движения обстановка становилась для папства все более трудной. В 1557 г. католики лишились в Вюртемберге всех монастырей. В 1558 г. во многих городах графства Эттинген были изгнаны католические священники и монахи. Университетские кафедры оказались в руках противников католицизма. Венский университет за 20 лет не дал ни одного католического теолога. В университете в Диллингене, основанном для борьбы против протестантизма, преподавателями были испанцы: нельзя было найти ни одного подходящего для этой цели немецкого теолога. Молодежь, по заверениям официальных лиц, увлекалась протестантскими профессорами и слышать не хотела о католическом учении.
Не лучше обстояло дело за пределами Германской империи. По словам венецианского посланника Микели, в 1561 г. три четверти французского населения с увлечением говорило о Кальвине, авторитет которого тем более магически влиял на французов, что он сам был родом из Франции. "Удивительнее всего,- пишет Микели,- что даже духовенство переходит на сторону Кальвина, и вообще люди моложе сорока лет редко продолжают оставаться верными делу католицизма".
Еще более напряженная обстановка создалась в Нидерландах. Здесь в борьбе католицизма, насильственно охранявшегося феодально-клерикальной Испанией, против местной кальвинистически настроенной буржуазии накоплялась классовая, национальная и религиозная ненависть, проявившаяся так ярко в Нидерландской революции. Именно в Нидерландах была найдена почва для совместных союзных действий католической церкви и королевского абсолютизма. С помощью церкви здесь искоренялось все, что было направлено против абсолютизма - как в политической, так и в религиозной области. С помощью инквизиции и светских военных судов в богатейших нидерландских городах велась кровавая борьба с кальвинистами и приверженцами независимости Нидерландов, с борцами за национальную и культурную свободу. По определению Гуго Гроция, число жертв в Нидерландах доходило до 100 тыс.- цифра, которую повторяет множество историков. Л. Ранке говорит о 35 тыс. протестантов, погибших до 1562 г. Венецианский посланник Наваджеро писал, что за 20 лет реакции в провинциях Голландии и Фрисландии погибло свыше 30 тыс. человек "за анабаптистские грехи". Герцог Альба с гордостью говорил, что за шесть лет его правления "через его руки прошло" свыше 18 тыс. человек, которых ожидала казнь. На эту цифру ссылаются и Генеральные штаты, заседавшие через несколько лет после революции в Антверпене.
Так начала свою борьбу с врагами католицизма контрреформация в Нидерландах, где ей не удалось вытравить "лютеранскую заразу", так как северная часть страны, под именем Соединенных Нидерландских Штатов, отделилась от Испании, провозгласила свою независимость, объявила себя республикой и порвала, с католической религией. Этим путем голландская буржуазия нанесла сокрушительный удар одновременно королевскому и папскому абсолютизму в лице испанского короля Филиппа II из династии Габсбургов и пап Пия V (1566-1572) и Григория XIII (1572-1585).
Еще до своего поражения в Нидерландах Филипп II и Пий V указывали французскому правительству на необходимость подавления протестантского движения во Франции. Папа обнаружил при этом даже готовность идти на жертвы: так он разрешил французскому правительству продать часть церковного имущества и получить 1,5 млн. ливров, которые предлагал использовать на эти цели. Кроме того, в Папской области был объявлен сбор денег на военную помощь католикам Франции.