Лукьянова Наталья. ВИА «Орден Единорога»

   — Вот видишь, Бэт, что мы с тобой натворили: ты со своей полуправдой, я со своей близорукостью и греховными помыслами — все друзья погибли из-за нас. Боюсь, нам и не отмолиться.
   — Любовь требует жертв.
   — Неправда. Любовь не требует жертв, Бэт, перестань.
   — Ты не можешь! Не можешь так просто от меня отделаться! Если тебе мешают какие-то идиотские убеждения, то мне — нет! — мальчишка взвизгнул и изо всех сил обвил руками шею оруженосца, осыпая его скулу и волосы поцелуями. Рэн с досадой отбросил его от себя. Повязка на бедрах мальчишки сбилась, и у Рэна вдруг перехватило дыхание. При всей пошлости возможных прочтений ситуации, в действительности потрясла оруженосца вещь совершенно невинная. А точнее, ее отсутствие.
   — Постой-ка, — стараясь, не выдать себя изменившимися интонациями голоса, спросил он скулящего на полу паренька. — У тебя на правом или на левом плече был шрам от аппендицита?
   («Здорово тут, в вашем мире. Только вот я иногда думаю, если вдруг у кого-то из вас случится приступ аппендицита, что я с вами делать буду? Хирургов тут нет. Загнетесь и каюк. У меня-то еще в одиннадцать лет его выпластали, аппендикс этот. Это такая кишочка, всю грязь собирает, а потом может воспалиться и лопнуть. У меня даже шов остался на животе, справа. Здоровый такой. Некрасиво. Зато я теперь без этой мины замедленного действия. А на счет вас психуй. Вон у Санди живот разболелся — что к чему, спрашивается. Средневековье! «).
   — На левом, — забегал глазками Бэт, — только я свел ведь его у ведьмы.
   — У ведьмы? — зубы у Рэна стиснулись так, что слова сквозь них пробирались с трудом. Он наклонился над «Бэтом»и легко приподняв его за плечи над полом, прошипел ему в лицо. — А ты сам-то кто будешь?
   Мальчишка задрожал, открыл рот и, тут же, дернувшись, харкнул в лицо оруженосцу густой черной кровью. Из спины его торчала арбалетная стрела. Скривившись, Рэн уложил труп на ковер. А потом, повинуясь бессознательному порыву, наклонился и приоткрыл веко псевдо-Бэта. И тут же отдернул пальцы: вместо глаз клубилась черная мутная взвесь. Одним прыжком Рэн оказался в углу и скинул мешковину с прикрытых ею тел. Веки давно уже должных закоченеть трупов оказались на удивление податливыми. Под ними тоже ничего не было кроме тьмы.
   Рэн запрокинул голову и расхохотался, безрадостно, зло и торжествующе.
   Гобелены вокруг вдруг заколыхались, пошли темными плотными волнами. Лица и морды на них искажались, ухмыляясь и корчась. Черное замешалось с бардовым и грязно-золотым. Рэн прищурился, ожидая смены декораций. Он заметил, что глаза, только что со злым любопытством наблюдавшие за ним исчезли, и на их местах тоже чернеют дыры. Сейчас все растает, и он окажется…
   Однако же, стены не исчезли, а вот действующих лиц поприбавилось. Сползаясь крысами, из всех углов в комнату просачивались тени. Затем ярко вспыхнули факелы. Рэн, спасая от их неожиданного света глаза, прикрылся рукой. Когда он опустил ее, к горлу и груди его тут же прильнули тускло светящиеся лезвия двух мечей.
   Плывущий маслянистым рыжим маревом свет факелов не давал рассмотреть ни фигур, ни лиц вошедших. Только поглощаемые до шепота шерстью ковров голоса.
   — Вы не перестраховываетесь, барон? Вы что, считаете, ваш подопечный сейчас в состоянии броситься на нас диким зверем? — мужской, хрипловатый, брюзжащий, высокомерный, — Я вот думаю, это было бы даже забавно.
   — Да, с этим шрамом вы просчитались! Малыш оказался гораздо более осведомлен об анатомических подробностях тела его напарника! — женский, самодовольный, булькающий.
   — Да, ну, глупости! Барон, что касается меня, я получила удовольствие. Если кому в сцене не достало чувственности, то это у вас самих просто грубая солдафонская натура, не умеющая оценить тонких изысков, — тоже женский, с претензией на томность. — Если барону, к примеру, надоел этот экземпляр, я с удовольствием купила бы его. Такая чистота! Невинность! Набожность! Нет, что не говорите — прелесть! Просто супер!
   — Целую лапки, леди Цу. Вы одна меня здесь понимаете! — барон. — Они надеялись, что мой подопечный сейчас завалит голема и предастся с ним извращенной страсти. Можно подумать, им не надоело уже смотреть на подобные живые картинки. Я видите ли приготовил им нечто особенное, а им подавай старое доброе порно.
   Теперь понятно, почему, глаза у чудовищ на гобеленах показались Рэну такими живыми и блестящими. Такое ощущение, что когда он привыкнет немного смотреть в этом неверном жарком свете, его взгляду откроются все те же причудливые гадины и твари, что он видел на гобелене, только теперь дышащие, шевелящиеся и говорящие.
   — Конечно, конечно, с этой приметой я просчитался. Так что приношу нижайшие извинения: рассчитывал я на более долгое представление. Но не стоит разочаровываться, господа. Неудача открывает нам новые перспективы. В конце концов, поимка настоящих преступников — дело, я думаю, даже не дней, а часов. Отчаянье — надежда — еще более глубокое отчаянье: вот что было с нашим подопечным и что ждет его в недалеком будущем.
   — Меня вообще удивляет, почему они до сих пор не обнаружены, — забрюзжала дама, до этого язвившая по поводу шрама. Глаза оруженосца понемногу привыкали к неприятному мерцающему освещению, и теперь он видел, что говорившая — дородная матрона с бледным лицом, отягощенным двойным подбородком как белым дряблым курдюком, пышной кудрявой блондинистой шевелюрой и профилем римского императора, много пожившего, изрядно попившего. Хотя по определенным признакам можно было догадаться, что на морду свою дама перевела не один килограмм мазей, кремов и притираний, и чрезвычайно ею, своею аристократообразною мордою, гордилась. Смотрела, должно быть, с утра на себя в зеркало и думала: «Неземная красота». — Ходят слухи о каких-то дырах.
   — А не заткнулись бы вы, госпожа Бу?! — злобно прошипел прислонившийся к стене в тени за спиной барона невзрачного вида мужчинка. Видок у него был совсем непрезентабельный, даже несмотря на обилие драгоценных камней, налепленных на одежду. А выражение лица такое, словно его постоянно мучила повышенная кислотность, или, может, печень у него выделяла слишком много желчи. Еще, возможно, ему жали ботинки, так же не исключены хронические запоры, тщательно скрываемая чесотка и солитер.
   Госпожа Бу, чья речь была оборвана столь бесцеремонным образом, вылупила глаза, налилась гневным багрянцем, заквохтала возмущенно, но ответить ничего не смогла. Очевидно, на лицо ситуация из раздела «нет слов».
   — Да ладно вам, милый мой кудесник, — благодушествовал барон, — Пусть наш подопечный слышит и знает все. Пусть это растравляет в его сердце пустые надежды. Их так легко свести на нет. К примеру, я сейчас прикажу, чтобы нашему юному другу отрубили руки, или ноги. Вот вам и все сказочки о дырах.
   — Да! Да! Да! Да! — восторженно захлопала в ладоши девица лет так тридцати пяти-пятидесяти семи. — Точнее я хотела сказать: нет-нет-нет. Ничего не отрубайте, я хотела бы купить у вас целый экземпляр, а не суповой набор! Он такой душка! — тут девица отважно зашуршала облегающим платьем прямо к пригвожденному остриями мечей к стене оруженосцу, протянула ладошку и потрепала обтянутую кожей скулу юноши. От девицы пахло благовонными маслами, но даже их перебивал несвежий запах изо рта. Этот запах сводил на нет все ее дамские ухищрения: модненький фасончик платья, вычурную прическу, сурьму и румяна. В остальном же особа производила впечатление вполне нормального человека. «Бред какой-то,»— подумал по этому поводу Рэн, прикрыл глаза и больше не слушал ни строящихся на его счет планов, ни хихиканья, ни нервически-плотоядного пыхтения собравшихся вокруг него. Все его существо затопил покой, ему казалось: его качает на волнах теплое закатное море, неподалеку купает в соленой воде горячее брюхо солнце, и все залито его ослепительным золотым светом. «Знаешь, каждую ночь я вижу во сне волны. Знаешь, каждую ночь я слышу во сне песню,»— шевельнулись губы оруженосца, и он едва заметно улыбнулся.

ГЛАВА 50

   — Да! Представленьице на славу! Если бы ты, Санди, не стоял рядом, я просто бросился бы тебя освобождать! Да что там, на протяжение всей этой комедии я пощупывал стенки гитары, в которой сидел: не ее ли там грохнули. Если бы я не был столь нематериален — утонул бы в собственном холодном поту!
   Трактирщик единственного в подземном баронстве трактира, время от времени подозрительно косился в сторону заговорщицки перешептывающейся компании. Если бы он не знал их всех столько лет… Впрочем, и слова, доносившиеся до его разработанного годами службы на разведку барона были все обыденными, ничего не значащими. Правда, он никак не мог вспомнить ничего из того, что слышал. Слова и имена ускользали из памяти. Очевидно, годы, да и нервы. А может и уши, и память уже не те. Износились от частого употребления. И поясница тоже уже не та. И селезенка не та. Тут трактирщик переключился на ревизию внутренних органов. Результаты не утешали, и о шепчущейся компании он позабыл.
   — Представление… Я просто не представляю, как там Рэн! — Битька не первый уже раз за день закапала слезами на натертую локтями до блеска столешницу.
   — Леди Беата, — Санди положил повинную голову в соленую лужицу и заглянул в лицо девочки снизу вверх, — Вы все еще сердитесь, что я зажал Вам рукой рот и не дал ничего крикнуть нашему дорогому другу О' Ди Мэю? Но я ведь просил вас остаться в городе.
   — Ты все сделал правильно, Санди. Одного боюсь, — поежился Шез, — как бы мальчишка рук на себя не наложил. А что, в пубертатном периоде вскрытие вен — решение всех проблем от прыщей до отсутствия модных штанов.
   — Если Рэн что-нибудь с собой сделает из-за меня, я тоже жить не буду! Я… размолочу что-нибудь стеклянное и съем! — решительно сверкнула мокрыми глазами Битька.
   — Зачем же выбирать такой душевредный способ, есть гораздо более щадящие: передоз, вскрытие вен, харакири и серапуки, то есть сеппуку, — возмутился эксперт по подростковым проблемам и путям их разрешения.
   — О чем вы вообще говорите! — вскочил Санди, хотя тут же присел обратно, изобразив для трактирщика, будто произносил тост. — Рэн О' Ди Мэй — христианин! Он — человек твердых убеждений и непоколебимой веры. Оскорбительно даже предполагать, что он опустится до такого греха, как наложение на себя рук! Конечно, я был бы последним, кто осудил бы его за такой поступок, но поверьте мне, Рэн не смалодушничает! То, что он, возможно, будет, не отдавая себе отчета, менее осторожен, задумает отомстить — да, это опасно! Это еще один довод в пользу наибыстрейших действий.
   — Таким образом на повестке дня — план действий, — председателем колхоза насупился Шез. — Где взять картошку?
   — Думаю, только через летучие корабли… А зачем картошка? — тут же предложил решение проблемы Санди.
   — План военных действий составлять! Это он под Чапаева косит, такой у нас в мире есть герой анекдотов, — осуждающе поджала губы Битька. — В самом деле, что же придумать? Меня так и подмывает просто побежать туда и… все разломать к чертовой матери! Прости, Санди! Ты знаешь, у нас в мире такое ругательство — это так, для детсадовцев.
   — Не знаю, кто такие, эти ваши детсадовцы, но сдается мне — это негодяи и… как бы это… ну без стыда, без совести, без чести… — не сумел найти нужного слова рыцарь.
   — Отморозки? — подсказал Шез.
   — Да и отморозки, почище наших пиратов.
   — Ты даже не представляешь, насколько ты прав, — опустила глаза девочка. — Клянусь больше не выражаться, но давайте же план составлять! Просто не представляю, как это делается!
   — Я считаю, нужно обозначить круг проблем и придумать их решение, — внес, как всегда, рациональную струю дядюшка Луи. — Как сообщил сейчас только вернувшийся Аделаид, нашего мальчика вернули в клетку на площади. Беатриче, — покачал негр головой, заметив, что губы девочки, вопреки данной только что клятве шевелятся, беззвучно произнося ругательства уже для первоклассников. — Соответственно, лежащая на самой поверхности проблема — это решетка. Да и цепь с ошейником. Насколько я понял, закреплена цепь внутри здания. Соответственно, либо ее нужно разъять на ошейнике, либо внутри, либо на протяжении. И боюсь, перепилить ее будет не просто…
   — С решетками и цепью как раз проблемы нет, — скромно пробурчал Аделаид, — Я их просто раскушу, — в порядке демонстрации тролль, убедившись, что хозяин харчевни смотрит в другую сторону, аккуратно выкусил дырку в каменной кладке стены, все равно, что малыш розочку с торта.
   — Офигительно, — выразила общее мнение Битька, секундочку подумала и запечатлела свое восхищение поцелуем на лбу бывшего кухонного работника, и сама растерялась, когда тот окаменел. Последнее время Битька нет-нет, да и вела себя как… как девчонка, а не как свой в доску брат, пацан. Это было так непривычно. И еще приятно. Она даже подумывала, а не стоит ли ей немного изменить походку: не маршировать, как солдат, а как там? «Летящей походкой ты вышла за водкой». Правда, для этого необходимо платье, и туфли, и колготки, и сережки, и красивые маленькие плавочки и бюстгал…
   — Получается, если мы доставим тролля на место, то можем уже не волноваться за решетки и цепь. Беата! Опять! — продолжил систематизацию дядюшка Луи.
   — Не могу я не ругаться! Как только представляю Рэна, как у него на шее этот ошейник, как он сидит в этой клетке, а в него всякие гниды чем попало бросаются!..
   — Да простит меня, уважаемый всеми нами и почитаемый наш друг Аделаид, — перебил Битьку Санди, — но если бы он только позволил…
   — То ты бы легко употребил его за вместо гнилого помидора и зафинтилил прямо по адресу, — весело продолжил мысль рыцаря Шез.
   — Ну… Я думаю, он не будет против, — скосила глаза в сторону по-прежнему пребывающего в состоянии окаменелости тролля. — В крайнем случае, я его снова предварительно поцелую.
   — Мастер общего наркоза! Кто последний на процедуру! — грубо хохотнул дух гитары. — Теперь я спокоен за нашего оруженосца, такая медицина быстро поставит его на ноги! — кроме Шеза не покраснел за столом только дядюшка Луи, по всем понятной причине.
   — Итак, Аделаид и Рэн, потерявший свои цепи, как русский пролетарий в семнадцатом году, стоят наверху в не составляющей проблемы клетке. Наши дальнейшие проблемы: как им спуститься вниз, как и куда нам скрыться и как выбраться наружу, — призвал к порядку взявший на себя обязанности председателя дух саксофона.
   — До сих пор нам легко удавалось перемещаться внутри этого неуютного местечка.
 
   Рэн с удовольствием вытянул ноги, прислонившись к стене. Если бы он сейчас был на поверхности, как раз вставало бы солнце, и он постепенно бы начинал отогреваться в его лучах. Солнце мягкой котеночной лапкой трогало бы его щеки и плечи, фыркало в глаза, и он бы сам, котенком жмурился и потягивался в его лучах. Жуткая жалость, что все это совершенно недоступно, и ничего кроме промозглости не коснется его тела, озябшего до костей. Вот так. Он даже и рад оказаться в своей клетке. Просто вернулся в родной дом. Ну а что, собственно, удивляться. По крайней мере, пока не проснулись добрейшие жители этого города и не отправились с добросовестностью наемных работников пулять в него заранее заготовленным и импровизированным мусором, он в покое, и может прийти в себя. Насколько это вообще реально в его положении.
   …— Что же, Рэн О' Ди Мэй? Похоже, ты все-таки свято веришь в то, что твой пришелец из другого мира — переодетая девчонка, и твои чувства к ней совершенно лишены хоть какой-то степени противоестественности?»— Когда всю ночь продолжавшаяся оргия наконец утихла, в силу того, что все участники ее по той или иной причине перестали принимать в ней участие, заснув или забывшись, а кто-то, пожалуй, и скончавшись в самых фантасмагорических положениях и местах, хозяин, явно упивающийся своею трезвостью подошел к своей любимой игрушке, и брезгливо отбросив ногой храпящую в колено юноши даму Цу, завел разговоры. Естественно, оруженосец ответил на провокацию молчанием.
   — А ну, конечно! Как бы нашему герою не хотелось выплюнуть мне в лицо со всею горячностью: «Да! Она — девушка! Отвяжись от меня, ненормальный и бесноватый извращенец!», он промолчит. Он ни за какие коврижки не выдаст своего напарника по команде бродячих жонглеров. Ведь эта кучка оборванцев замахнулась, не много нимало, на присвоение себе права решать судьбы мира. Со всей наивностью, свойственной людям их возраста и уровня интеллекта, они полагают, что такие вещи решаются всенепременно на сборище подобных им поющих бродяжек. Ну и, конечно, не дай Бог вскроется их маленькое жульничество! Не дай Бог им не удастся слегка обмануть высший суд! — барон сделал вид, словно от души расхохотался. — Открою тебе секрет, малыш. Судьбы мира решаются совершенно иным способом. К примеру, некоему барону, скажем А, (совершенно просто, к примеру) для того, чтобы положить в его сундук еще, положим, энную сумму золотых монет, нужно графство Б. Ты — мальчик умный, и сам понимаешь, какими будут последствия решения барона А о необходимости ему этих монет, для, допустим, какого-нибудь пятилетнего мальчика из замка, лежащего на пути барона к могуществу. Его незамысловатый мир, состоящий из бородатого папы, полногрудой мамы, щенка и летучего кораблика из щепки совершенно неожиданно и катастрофически негаданно рухнет, и погребет его под обломками. А вот для сына гробовщика год удастся поистине счастливым, и он даже пролепечет боженьке благодарственную молитву за то, что папочка купил ему медовый леденец и покатал на карусели.
   — Ничего вы не понимаете, сэр, — усмехнулся в ответ Рэн. — Мир кажется вам шахматным полем, а люди — фигурками в ваших руках. У вас крайне ограниченное представление о мире. Вы знаете его ровно настолько же, насколько шахматная доска меньше стола, на котором она лежит, стол — меньше комнаты, в котором стоит, комната меньше дома, ну и так далее. А еще существует огромная масса вещей, для которых ваши шахматы — вообще ничто. Однако, боюсь, говорить с вами об этом — все равно, что о музыке с глухим.
   Барон раздраженно мотнул головой, отмахиваясь от слов оруженосца.
   — Вот что, кстати, я тебе скажу. А ведь чудесный ваш турнир менестрелей начнется как раз завтра. Правильнее, уже сегодня. И вместо того, чтобы решать эти самые судьбы этого самого мира твои друзья пытаются выкрасть тебя из моих неумолимо цепких рук, и в конечном итоге останутся не только без победы, но и без голов. Какие противоречия и сложности, не правда ли? И какое в конечном итоге разочарование. Даже если допустить совершенно безнадежный вариант: компании безумцев удается освободить своего друга! В турнире вам не поучаствовать — вы просто не успеете добраться до места. Ради чего все? А есть еще один изящный вариант сделать дело еще более проигранным, — тут барон быстро нагнулся к беззащитному пленнику и прижал к его горлу лезвие тонкого и очень острого кинжала. Кровь тут же теплой струйкой заспешила на ключицу, потом щекотно заскользила по ребрам, и к ремню подобралась уже обжигающе холодной. Дыхание замерло у Рэна на губах, и он подумал было о необходимости заполнить внезапно образовавшуюся в голове пустоту молитвой, когда барон убрал нож.
   — Тело будет предано земле, а младший мичман будет петь, — заключил Амбр, и в очередной раз обнаружил, что сам не понимает, что сейчас только сказал, хотя, кажется и в тему. С другой стороны, кажется не совсем. Кто такой младший Мичман? Совершенно незнакомая фамилия…
   Прекрасное утро. Если утро не успело сделать положение твое еще хуже, и не принесло пока никаких дурных новостей, оно по праву может и считаться и быть прекрасным. Точно так же, как те утра в детстве и не только, которые еще умели приносить радости. Ребята живы. Да, Амбр прав, если ему еще раз придется пережить их смерть, да еще и настоящую, он просто сойдет с ума. Он просто будет считать и это ложью, и даже увидев настоящие трупы, не поверит и станет смеяться. И может быть… А что?
   Сквозь полуприкрытые ресницы Рэн лениво наблюдал за площадью. О, вот и лысый с торбочкой. Нет, ну надо же — этот урод умудряется зарабатывать на нем, на Рэне О' Ди Мэе, деньги! Делайте ставки, господа! Бросайте монетки в торбочку и загадывайте: кто же попадет в живую мишень наверху: может этот, толстый, или вон тот, косой, не, наверное, бельмоглазый глава маленькой местной гильдии слепых. Гильдия мала, а слепых в ней еще того меньше. Фраза, на счет ставок, всколыхнула в памяти Рэна чудесные иллюзии, навеваемые пением саксофона дядюшки Луи. Изящные мужчины, с прилипшей к нижней губе сигарой, поигрывающие тонкими кинжалами в трепетных пальцах, блестящие кабриолеты, и дамы сверкающие томными очами сквозь голубоватый струистый дым. Ставлю на то, что плешивый работает на барона. Очередная его выдумка с целью порасколупывать болячки в Рэновой душе грязным пальцем.
   А вот и первые бездельники. Впрочем, они занимаются делом. И не просто делом, а государственно важным делом. Выражают преданность правительству маленькой подземной страны, решая заодно свои личные финансовые и психологические проблемы.
   Всеми вышеприведенными мыслями оруженосец старательно занавешивал от себя самого то, что волновало его по-настоящему. Его друзья живы. Они где-то здесь. Сегодня турнир.
   Обо всем этом глупо думать, если все, что ты мог сделать — ты фактически уже сделал. А случай сделать хоть что-нибудь еще, пока не представился.
   Вот и первая гнилая репа стукнула по решетке, измазав ее. Рэн иронически двинул уголком губы: репа, опять репа. Позу свою он менять не стал, только прикрыл глаза, скорее даже зажмурился. Первое время он все раздумывал на счет того, как ему быть, когда в него пуляют всякой дрянью. Сразу и однозначно решил, что дергаться, пытаясь увернуться от летящих в него комков грязи и гнилья не будет: еще только не хватало доставлять всем тут удовольствие. Так что чаще всего он либо отворачивался спиной, либо опускал голову на сложенные на коленях руки, а либо вообще сидел, откинувшись спиной на стену. Наверное, снизу, его поза казалась вызывающе непринужденной, на самом же деле от напряжения у него просто позвоночник начинал гудеть. Рано или поздно они начнут кидаться камнями и убьют. И, не смотря на миллион терзаний, трудно ожидать этого момента, не беспокоясь.
   Когда неожиданно камень ударил Рэна в колено, он даже вскрикнул негромко: такой резкой и острой оказалось боль по сравнению с обычными, тоже не безболезненными оплеухами от брошенных в него предметов. Рэн похолодел, но этот холод будто заморозил его сердце и его голову. Потирая ладонью саднящее колено, оруженосец выпрямился во весь рост: если уж умирать, то стоя. Отвлеченный значительностью момента, парень не сразу заметил, что камень повел себя странно. А именно начал с негромким хрустом перекусывать прутья клетки. И только тогда, когда с тяжелым клацаньем к его ногам упала перегрызенная цепь, и шее вдруг ужасно стало чего-то не доставать, Рэн осознал, что камень сидит на его плече, что у него есть две ножки и две ручки, наличествуют светящиеся счастьем глазки и улыбающийся многозубый рот.

ГЛАВА 52

   — Что же он медлит, ей-богу?! — вцепилась в локоть с совершенно расслабленным и безмятежным видом прислонившегося к стене выходящего дверью на площадь трактира Санди Битька.
   Рэн действительно как-то потерянно стоял и смотрел на лопающиеся с негромким клацанием решетки.
   — У него что там, мозги отшибло?! Его что там, наркотиками накачали?! Санди! А вдруг ему позвоночник сломали или ногу, и он не сможет спуститься?!
   — Да, черт возьми, выглядит он как заколдованный! — пробормотал сквозь зубы рыцарь, и Битька поняла, что спокойствие того не более, чем одна из внешних сторон профессионализма.
   Тролль же наверху выполнял свою задачу со скоростью просто молниеносной. Привязав конец своей знаменитой обмотанной вокруг пояса веревки, он, не раздумывая сиганул вниз: веревка размоталась, и Аделаид грузиком повис на ней, не доставая от земли где-то, по Битькиному соображению, этаж-полтора. Увы, приключение на Аль-Таридо сделало веревку несколько короче.
   Санди сорвался с места и со скоростью хорошего спринтера бросился к клетке. В этот момент и Рэн сбросил с себя оцепенение и, одним ловким движением перекинув тело на веревку, скользнул вниз. Санди успел как раз вовремя, чтобы поймать сначала камнем (хи-хи) упавшего вниз Аделаида, затем подхватить спрыгнувшего Рэна. Рыцарь успел ощутить, каким легким и хрупким стало тело друга, и это чувство долго не покидало его руки и болезненно сжавшееся сердце, однако не помешало со все ног устремиться с площади, поддерживая ослабевшего оруженосца. Вслед стреляли. Короткие и тяжелые арбалетные стрелы металлически чиркали по мостовой, высекая искры. Неосторожные зеваки завопили в ужасе на разные голоса, затопали деревянными и кожаными подошвами в разные стороны. В хаотическом стуке их шагов отчетливо слышался ритмический звон подкованных сапог охраны.
   В ближайшем же проулке бледного до синевы Рэна прислонили к стене, он тут же сложился вдвое, а потом и вовсе присел на корточки, пытаясь восстановить дыхание: еще бы весь этот месяц ему не то, что бегать, ходить толком не приходилось. Битька же вытянула из заплечного мешка длинное платье застиранно синего цвета, чепец и длиннющую же довольно поношенную шаль. Не говоря ни слова, друзья принялись натягивать весь этот маскарад на занятого попытками прийти в форму оруженосца.