Любимова Алена. Женщина - праздник

   – Не знай я твоих нынешних обстоятельств, наверняка решила бы, что ты влюбилась.
   – Почему?
   – Потому что ты сегодня сама не своя, все отвечаешь и делаешь невпопад, а на роже твоей царит счастливая идиотская улыбка.
   – Улыбка – вежливость для клиента, – я попыталась сбить ее со следа.
   – Не свисти! – отрезала Алка. – Уж я-то знаю, когда ты вежливая, а когда тебя распирает от счастья. Что случилось-то, какая радость на горизонте? Неужто Дима наш премию отвалил? Или крупные чаевые обломились?
   – Экая ты меркантильная.
   – Речь в данном случае не обо мне, а о тебе. Так вот, такая блаженная улыбка появляется на лице у нормальной женщины только в двух случаях. Или мужик, или куча денег. В твоем случае мужика на обозримом пространстве пока вроде не просматривается, из чего я делаю вывод, что на тебя неожиданно свалились деньги. И мне интересно, откуда? Может, и я там могу поживиться?
   – Денег, увы, нет, – вынуждена была признаться я.
   – Значит, мужик? – Алка резким движением прижала сумочку к груди. – Не верю! Когда ж это ты успела?
   – На этот вопрос трудно дать однозначный ответ.
   – Ой, рассказывай! Умираю, хочу все знать!
   – Да в общем, особо и рассказывать нечего. Начало ты и так знаешь...
   – Знаю? Начало? – Она пожирала меня жадным взглядом. – Неужели ты за моей спиной уже с Лебедевым списалась?
   – При чем тут твой Лебедев?
   – А кто? – И тут до нее дошло: – Глаша, неужели Туров?
   – Он самый, – подтвердила я.
   – Ну ты даешь! – оглушительно заорала она. – Аптечную сеть подцепила!
   От неожиданности я резко ударила по тормозам, за что немедленно получила множество кратких, но крайне выразительных нецензурных комплиментов от ехавших рядом коллег.
   – Алла, что ты несешь? Какая аптечная сеть?
   – Балда ты! Твой Туров – владелец сети «Парацельс». Неужели сама не знала? Удивляюсь тебе: влюбиться в мужика, ничего о нем не выяснив.
   – Ну, вообще про аптеки он что-то говорил. Но я думала, он какой-нибудь топ-менеджер.
   – Хозяин он, хозяин! Создал эту свою сеть лет пять назад.
   – То-то он мне говорил, что только в сорок пять лет жить по настоящему начал, – вспомнила я. – И у него впервые появилось ощущение, что от него что-то действительно зависит.
   – Вот в этом вся ты! – воскликнула Алка. – Он тебе такое сказал, а ты не поинтересовалась почему. Ну подруга! Поистине дуракам везет! Другие стараются, из кожи вон лезут. Молодые, красивые! И ничего! А эта сидела себе сложа руки и отхватила «Парацельса»! Где ж справедливость-то, а?
   Я почувствовала себя вправе обидеться.
   – Значит, по-твоему, я старая уродина и подобного недостойна?
   – Ты прямо как Вовка! Все мои слова наизнанку выворачиваешь! – возмутилась она. – Совсем не старая и очень даже привлекательная. Но сложа руки сидела, вернее, несмотря на мои настойчивые призывы, не желала поднять задницу и посуетиться, потому я и удивляюсь. Само ведь приплыло. А еще говорят, под лежачий камень вода не течет. Оказывается, течет, и еще как! Водопадом! Ну же, ну, рассказывай дальше. У вас... было?
   – Да. Вчера.
   – Как?
   – Ой, ты знаешь, так хорошо!
   – И как же ты умудрилась так оперативно его в койку затащить?
   – Он сам меня затащил.
   – Что, прямо в ресторане? Отдельный кабинет взял? – У подруги от волнения срывался голос, а бедную свою сумку она совсем затискала.
   – Алка, я пока еще все-таки приличная женщина.
   – Значит, домой к себе привела?
   – Ведь объясняю: он меня затащил, а не я его. У себя дома.
   – И после этого она называет себя приличной женщиной!
   – Он пригласил меня по делу, потому что у него нога болела.
   – Все ясно, – многозначительно изрекла Алла. – И как он?
   – Потрясающе, – выдохнула я. И немедленно добавила: – Только на подробности не надейся.
   – Вот вечно с тобой так, – с досадой произнесла она. – Самого интересного никогда не добьешься.
   – Какая есть. Переделывать уже поздно.
   – А он тебе что-нибудь обещал или просто...
   – Он мне ничего, зато я обещала сегодня вечером снова к нему приехать. Он потребовал.
   – Ты что-то умеешь в постели, чего я не умею?
   – Фу, какая пошлятина!
   – При чем тут пошлятина? Просто пытаюсь понять, чем ты его так покорила? Все-таки богатый мужик.
   – Интересно, чем богатый отличается от обычного?
   – Тем, что у него выбор больше.
   – Может, поэтому ему и сложнее.
   – Ой, Глашка, не знаю, ты меня потрясла до глубины души. Честно признаюсь: от тебя не ожидала. Слушай, а ты сразу поняла, что в него влюблена?
   – Теперь уже и сама не знаю. То есть сейчас мне кажется, что я с самой первой встречи в него влюбилась, просто признаваться себе не хотела. Боялась. Он же вроде никаких сигналов не подавал.
   – Это только тебе так казалось. Я же тебе давно говорила, что подавал.
   – Сигналы какие-то странные были. Двусмысленные.
   – А он-то про себя что говорит?
   – Ничего он не говорит. Он действует.
   – Это правильно, – одобрила Алка. – Иначе с твоей мнительностью он бы еще два года дожидался, пока ты распознаешь его сигналы. Глаш, но все-таки он хоть на какие-то перспективы намекал? Вы долго вместе-то были?
   – Целый день. До позднего вечера.
   – И еще сегодня позвал. Значит, понравилась, ну а в будущем-то что?
   – Не знаю. Да и какое можно строить будущее, если мы по-настоящему только день знакомы? Как получится, так и получится. Ой, Алка, мне так хорошо, что даже страшно.
   – А мне страшно, что ты о будущем не задумываешься. Нельзя такие вещи на самотек пускать.
   – Подруга, не отравляй мое счастье своим занудством! И вообще, вдруг меня сейчас захватило, а через неделю остыну.
   – Вот уж фигушки! Я тебя знаю. Если тебе кто понравился, дальше только сильнее прикипать будешь. Только будь осторожна. Не обожгись!
   Мы стали встречаться с Туровым каждый день, вскоре вопросы возникли не только у Алки, но и у моих дочерей. Сашка, зайдя однажды вечером на кухню, где я с аппетитом перекусывала, восстанавливая силы после очередного бурного свидания с Никитой, осторожно осведомилась:
   – Мама, ты ничего не хочешь мне рассказать?
   – У Мавры научилась?
   – Просто ты последнее время какая-то сама не своя. Поздно приходишь...
   – Ты тоже не рано приходишь, – отбила я выпад.
   – Нет, если тебе не хочется, можешь, конечно, не рассказывать, – словно бы спохватилась она.
   – Да пока мало что могу рассказать. Познакомилась с одним человеком, встречаемся, но надолго ли...
   – Я за тебя рада, – сказала Сашка, однако лицо ее выражало сомнение. – А про нас с Маврой он знает?
   – Знает. Он все про меня знает.
   – А ты про него?
   – И я.
   – И общие знакомые у вас есть?
   Вот что ее волнует!
   – Сашка, успокойся. Это не какой-нибудь проходимец, а вполне солидный и обеспеченный человек, и в отношении меня у него никаких корыстных соображений.
   – М-м-м, – понимающе, протянула в ответ моя старшая дочь. – Слушай, а Мавре это можно сказать? Она ведь тоже... – Сашка осеклась.
   – Волнуется, – помогла я ей. – Конечно, скажи.
   Это только облегчало мою задачу.
   – Мама, а ты не хочешь его познакомить с нами? – продолжала она.
   – Пока нет. Вот когда пойму, куда наши отношения идут, тогда и познакомитесь. Или, наоборот, никогда не познакомитесь.
   – Что, так все неясно? А мне-то казалось... У тебя последнее время такой счастливый вид! Прямо помолодела.
   – Сашка, я действительно очень счастлива, но живу сегодняшним днем. Страшно мне в будущее заглядывать. В общем, мои дорогие, наберитесь терпения и не терзайте мать понапрасну.
   – Да я не терзаю. Если тебе хорошо, то и нам хорошо!
   – Вот и славно. И не тревожься: если соберусь замуж, вы с Маврой первые узнаете.
   Сашка снова насторожилась:
   – Даже так?
   – Все в жизни случается. – Я пожала плечами. – Иные и в семьдесят замуж выходят, причем первый раз.
   – За первый раз я спокойна, – хохотнула она. – Тебе не грозит. Только, знаешь, если действительно соберешься за него замуж, прежде чем дать окончательный ответ, познакомь нас с ним.
   – Торжественно обещаю!
   Однако ни о каком замужестве пока даже речи не было. Мы с Никитой просто продолжали встречаться при любой возможности. Правда, оба мы были люди занятые, и порой, чтобы выкроить время друг для друга, приходилось изрядно постараться.
   Он часто уговаривал меня остаться на ночь. Я неизменно отказывалась. Неудобно было перед девчонками. Пока я ночую дома, они могли думать, будто Никита просто за мной ухаживает. Если же я начну у него оставаться, им, особенно Мавре, окончательно станет ясно, что у нас уже очень близкие отношения, а я не спешила укреплять их в подобной мысли.
   Осталась я у Никиты лишь один раз, да и то в загородном доме, куда мы поехали на разведку, чтобы решить, можно ли там провести юбилей. Туровские владения находились всего в тридцати километрах от Москвы. Участок огромный. Минимум полгектара, а возможно, и больше. Но дом, к моему удивлению, оказался небольшим. Максимум человека на четыре обитателей. Правда, там было очень уютно. Полная противоположность Никитиной городской квартире. В его загородном жилище чувствовалось присутствие человека с определенными вкусами и склонностями.
   Спальня на втором этаже была обставлена просто, даже аскетично. Зато огромная гостиная-бильярдная внизу являла собой настоящую холостяцкую берлогу. Два бильярдных стола. Удобная мягкая кожаная мебель, словно бы уже старая и слегка потертая. Дубовые книжные шкафы. Уж не знаю, действительно старые или состаренные, но книги в них стояли и лежали явно не новые! Как объяснил мне Никита, часть их принадлежала еще его дедушке, а остальное они с отцом собирали. От себя замечу: не только собирали, но и много читали. Туровская библиотека существовала явно не напоказ, а для души. Никита, правда, посетовал, что с тех пор, как у него свой бизнес, читать ни времени, ни сил почти не остается. Счастье еще, что в молодости успел начитаться.
   – Между прочим, дизайнер на мою библиотеку очень косо глядел, – продолжал он. – Часть книг уговаривал одеть в одинаковые кожаные переплеты, а от остального, как он изволил выразиться, барахла вообще избавиться. Но это же не барахло, а память. Вот, например, «Васек Трубачев и его товарищи». Погляди на надпись. Пионера Никиту Турова наградили этой книжкой за то, что он собрал макулатуры больше всех в классе. Это ведь исторический документ и кусок моей жизни. До сих пор помню, как я собирал эту макулатуру. Всех соседей в подъезде раскулачил! А для дурака-дизайнера это пустое место, куча старой бумаги.
   Бережно спрятав «Васька Трубачева», Никита извлек с другой полки замызганный томик Чехова.
   – Представляешь, тот же дизайнер мне говорит: «Никита Сергеевич, у вас есть полное собрание сочинений этого автора, так зачем вам дубликат, к тому же такой грязный? Издание ведь не ценное. Я консультировался со специалистами». Но для меня-то оно ценное! Мне его моя первая любовь подарила на шестнадцатилетие. Я с ним тогда вообще не расставался. В школу с собой носил, а по ночам под подушку прятал.
   Я думала, Никита опять покажет мне надпись, однако он, убрав томик на место, закрыл стеклянную створку.
   – У меня подобных сокровищ целый шкаф, – тоном ревностного хранителя музея сообщил он.
   Я указала на стену над камином, где висели ветвистые оленьи рога и кабанья голова.
   – А это, наверное, твои охотничьи трофеи?
   – Терпеть не могу охоту, – брезгливо поморщился он. – Нет, пострелять-то люблю, но только в тарелочки. А рога – дизайнера. И кабанья голова тоже. Он мне еще чучел каких-то птиц наволок. Фазан, глухарь... Но на них парша напала. Червяки полезли, ну я их и сжег в саду. Сразу дышать легче стало. Рога и кабан, правда, крепкие оказались. И пусть висят. Рога даже удобные. Я их на новый год вместо елки украшаю.
   – Понятно. Уютное холостяцкое жилище. Небось вечерами сидишь тут в своем кресле, виски потягиваешь, – я кивнула в сторону набитого бутылками с самыми разнообразными напитками бара, – трубку закуриваешь...
   – Глаша, ты ведь знаешь, я не курю.
   – Ну может, иногда себе позволяешь.
   – Не позволяю. Прекрасно всю жизнь без этого обходился. То есть в ранней молодости пробовал несколько раз, но никакого удовольствия. Только голова болела.
   – Как же мне повезло-то! Встретить мужчину без вредных привычек...
   – Вот и цени, – хмыкнул он. – Ладно, пошли осматривать окрестности.
   На участке гости, конечно, могли развернуться, но только при хорошей погоде. А если вдруг дождь зарядит? Дом все-таки маленький, много народа в нем не поместится. Да и в хорошую погоду часть гостей наверняка захочет остаться переночевать. Куда он их пристроит?
   Я поделилась с Никитой своими сомнениями.
   – А мне-то как раз хотелось именно здесь развить детскую тематику, – принялся он объяснять мне свой замысел. – Представляешь, натянем тент, под ним поставим столы. На них – ситро, блюда с бутербродами, в общем, то, о чем мы с тобой говорили. Мужики придут и припухнут. А мы им потом вынесем все, что полагается: закуски, выпивон, шашлыки. Можно и свинку или барашка на вертеле сделать, прямо на воздухе. А вот тут, за кустами, разобьем палаточки. Я знаю, где их напрокат взять. Устал – можно пойти прилечь. И переночевать тоже.
   – Ага. А за теми кустами – биотуалет? – пришло мне в голову.
   Никита задумался.
   – Вопрос, конечно, актуальный... Полагаешь, тех трех, что в доме, не хватит?
   – Возможно. Особенно если народ ночевать останется. Но если зарядит дождь, людей в палатки не положишь.
   – Положить-то положишь, но, боюсь, не поймут и тем более не оценят, – в свою очередь засомневался он. – Итак, Глаша, насколько я понимаю, ты агитируешь за ресторан.
   – Конечно, банальнее, но зато надежнее, – подтвердила я. – В конце концов можно снять какой-нибудь загородный. Я подумаю, что лучше подойдет. И потом, такая толпа народа загадит весь твой участок.
   – Если честно, я тоже этого боюсь. Затопчут все мои зеленые насаждения. А они у меня дикие и к нашествию орд непривычные. Здесь все растет естественно. Садовник лишь подправляет, чтобы участок окончательно в джунгли не превратился, прореживает, сушняк убирает. Мне нравится жить как в лесу. Вот еще соберусь, за этим лужком прудик искусственный сделаю, карпов туда запущу...
   – И комаров у тебя разведется гораздо больше, чем карпов, – хихикнула я.
   – Господи, с кем я связался? Ни капли в тебе романтики.
   – Наверное, не там искал. Тебе бы сюда какую-нибудь русалку...
   – Замечательная идея, Глаша. В пруд, вместо карпов! А может, и вместе!
   – Вот вся ваша мужская романтика. Сам в теплом доме, а женщина – в грязном пруду!..
   – То есть, насколько я понимаю, на пруд ты не согласна. Тогда пошли в теплый дом.
   Еще немного поколебавшись, Никита принял мои доводы насчет ресторана. Я очень надеялась, что это окончательное его решение. Времени до юбилея оставалось уже совсем мало. Мне следовало успеть все подготовить до нашего с Маврой отъезда в Англию. Тогда, по крайней мере, буду спокойна, что ребята без меня справятся, и Никитин юбилей пройдет на высшем уровне.
   Как-то так вышло, что я ему не сказала про нашу с Маврой поездку, которая придется как раз на его торжество. Сперва считала, что это вообще не имеет значения, а потом боялась сглазить: вдруг визы не дадут. Когда же они оказались у меня в руках, я наконец ему сообщила, что уезжаю и, как мне ни жаль, на его юбилее присутствовать не смогу, однако в «Фиесте» все, кто нужно, проинструктированы, и он может не волноваться. Праздник будет организован не хуже, чем в моем присутствии.
   Я не знала, какая реакция последует с его стороны, однако, по моему собственному разумению, наш с Маврой отъезд лишь облегчал ситуацию и для Никиты, и для меня. Положение-то получалось довольно двусмысленное. Останься я проводить Никитин праздник, нам пришлось бы перед гостями тщательно скрывать свои истинные отношения. Вряд ли он стал бы в подобной ситуации представлять меня друзьям и знакомым как свою женщину. В его кругу это наверняка было бы странно. А если бы он не стал меня никому представлять, мне было бы неловко и унизительно. С моим же отъездом вопрос попросту снимался, и обе стороны без ущерба для собственного самолюбия и репутации могли вздохнуть с облегчением.
   Однако Никита неожиданно расстроился.
   – Ой, а я так на тебя рассчитывал. Теперь придется с вашими девицами иметь дело. Слушай, – с мольбою продолжал он. – Может, не поедешь? Убежит от тебя, что ли, эта Англия?
   – Никита, я Мавре обещала. Да и оплачено уже все, визы на руках, билеты.
   – Черт с ним со всем! Я тебе компенсирую!
   – Да я не про деньги. Это не главное. Мавре не компенсируешь. Понимаешь, она уже настроилась, она душой уже там. А если мы сейчас не поедем, то до зимних каникул она не сможет никуда вырваться. Но меня-то кто в январе отпустит. Рождество и Новый год у нас самое горячее время.
   – Глаша, это предательство.
   Мне стало так его жалко! Но что я могла поделать?
   – А может, ну его на фиг этот юбилей? – он вопросительно уставился на меня. – Откажусь.
   – С ума сошел! В «Фиесте» мне такого не простят. Своим отказом ты поставишь под сомнение мою профессиональную компетентность. Что генеральный скажет? Сколько времени возилась с клиентом, и совершенно зря.
   – Зато если бы я сейчас отказался, мы с тобой на эти деньги если не на месячишко, то, по крайней мере, недели на две закатились бы в какие-нибудь теплые экзотические края. Представляешь, только вдвоем!
   И тут все рухнуло. Потому что я ляпнула. В шутку. Но он воспринял всерьез.
   – Это что будет, медовый месяц?
   Мечтательное выражение словно стерло с его лица. Глаза заиндевели. Вскочив на ноги, Никита нервно прошелся взад-вперед по комнате. Я совершенно ничего не понимала.
   Наконец он остановился передо мной и, потрясая перед самым моим носом указательным пальцем, принялся тихо, но зло говорить:
   – Давай-ка утрясем этот вопрос раз и навсегда. Я думал, мы с тобой взрослые люди, где-то даже не молодые. Все понимаем. И нас обоих характер наших отношений устраивает. Но, видно, я ошибся. Поэтому хочу, чтобы ты поняла: я не собираюсь предлагать тебе выходить за меня замуж. Уж не знаю, выясняла ты или нет, но я женат. У меня есть семья, сын. Живу я от жены и сына отдельно, однако это мое личное дело, и в подробности посвящать никого не собираюсь. Моя семья тебя не касается. Кстати, наши с тобой отношения тоже никого не касаются. Поняла? Больше я этот вопрос обсуждать не хочу.
   Его слова поразили меня почти насмерть. Вцепившись в ручки кресла, я еле сидела. Казалось, разожми я побелевшие пальцы, и упаду. Неужели это Никита передо мной? Добрый, ласковый, внимательный, заботливый. Никита, которого я уже считала своим. И если мы не виделись хотя бы день, начинала скучать по нему, не находила себе места. Да и он явно по мне скучал. Два раза за время нашего романа ему приходилось улетать в короткие командировки, и он оттуда звонил по два раза в день. А едва вернувшись, назначал свидание и ужасно обижался, если я не могла тут же к нему приехать. Так он ли это передо мной сейчас, или мне померещилось?
   Нет, не померещилось. Стоя передо мной, он ждал ответа.
   – Как же так? – с трудом смогла выговорить я. – По-моему, твоя семья меня очень даже касается. И я невольно ее касаюсь, раз уж так вышло, что полюбила тебя. И почему ты ни разу мне не сказал, что у тебя есть жена и сын? Я ведь тебе о своих девочках очень много рассказывала, а ты молчал! Хотя нет! Ты много раз повторял, что одинок! Никита, зачем же ты меня обманывал?
   – Обманывал? Делать мне больше нечего. Да, я действительно говорил об одиночестве. Но это в душевном плане. Да и в физическом тоже. Я с женой не живу, только сына навещаю. А у нас с тобой замечательные отношения сложились. Легкие, ни к чему не обязывающие. Я даже думал: вот что значит зрелые состоявшиеся люди! Понимаем друг друга с полуслова, ничего не требуем, не давим, не делим. Ты такая независимая, самодостаточная. Не ноешь, не канючишь. Душа радуется.
   – Твоя радуется, а моя теперь нет, – отрезала я. – Наверное, для меня это все серьезнее. Если бы ты мне сказал про свою семью, я никогда не позволила бы нашим отношениям зайти так далеко.
   – Но почему? – Я видела, что он не играет со мной, а искренне удивляется. – У нас же с тобой все прекрасно.
   – Было. До сегодняшнего дня.
   – Почему? – по-прежнему не понимал Никита.
   – Потому что теперь у меня будет ощущение, словно я увожу тебя из семьи.
   – Я не собачка, чтобы меня уводить. Даже не надейся. Это невозможно. Семья для меня свята.
   – Странная святость. Ну хорошо. Если тебе так легче, считай, что я просто не гожусь на роль любовницы. Мне претят отношения, которые не имеют перспективы.
   – Понятно. – Он вздохнул. – Мне-то казалось, ты другая, а выходит, такая же, как все. Тебе главное – замуж.
   Тут я и взорвалась.
   – Ошибаешься. Замуж мне за тебя не надо. Только вот человек я обязательный. Не могу без обязательств. И делить тебя ни с кем не хочу. Для меня это мучительно!
   – Так мы ни о чем не договоримся, – сухо произнес он. – Впрочем, решать тебе: или мы остаемся вместе на моих условиях, либо, увы, разбегаемся.
   – Тогда прощай!
   Я поднялась и, не оборачиваясь, ушла из его квартиры и из его жизни. Он не остановил меня.
   Лежа на широченной Алкиной кровати, я рыдала, а она сидела рядом, гладила меня по голове и приговаривала:
   – Все они, естественно, сволочи, и нас не стоят, но и ты уже тоже не девочка. Разве можно принимать их так близко к сердцу. Только пусти в душу! Все там истопчут. В наши годы пора бы уж панцирь, как у черепахи Тортиллы, нарастить.
   – Но мне было с ним так хорошо! Я поверила, что нашла своего человека! И влюбилась в него, как девчонка! Он такой был добрый, такой внимательный, такой ласковый...
   – Все они ласковые, пока мы под их дудку пляшем. Но, с другой стороны, я тебя не совсем понимаю. Подумаешь, про семью он тебе не рассказал! Во-первых, может, считал, что ты знаешь. А если нет, зачем тебя зря травмировать. Тем более ведь объяснил: он с ней не живет. А хоть бы и жил. Какая тебе-то разница. Замуж что ли надо? Ты там два раза уже побывала. Ничего особо хорошего не увидела. Детей тебе тоже рожать не надо. Две уже есть, да и во всех случаях поздновато, даже если бы ты очень захотела, в чем я сомневаюсь. Ну что, предложил он тебе стать любовницей. Живи, наслаждайся. Мужик, насколько я понимаю, щедрый. Тебя волнует, что у него перед тобой не будет никаких обязательств? Так и у тебя перед ним никаких.
   – Алка, я все понимаю, но так не могу. Меня будто использовали. Как вещь. Но я ведь не ваза. Понравилась – купил, поставил на полку, и стой теперь там. Мне очертили круг, по которому я могу ходить. Так сказать, ареал обитания. Шаг влево, шаг вправо – побег. И пикнуть против не смей. Разное в жизни бывало, но до такой степени меня еще никто не унижал! И, главное, именно тот человек, которому я доверилась! Ну не могу я это принять! Получается, у нас будут отношения только для секса. А мне так не надо. Может, с кем-нибудь другим... Но тогда не должно быть никаких чувств. А если чувства есть – невозможно. Это же мука жить с человеком, половина которого прячется за закрытыми для тебя дверями. Если он закрыл от меня семью и любое упоминание о ней, значит, и другое может от меня скрыть. И в наших отношениях это будет считаться нормальным. Потому что если я раз такое приняла, то и в дальнейшем он может вести себя так же. Можешь, конечно, считать меня наивной и старомодной, но не лежит у меня душа к отношениям с человеком, у которого есть жена. И вовсе я не рвусь за него замуж! Но если он ее не любит, мог бы просто развестись и не напускать таинственности. Странно мне это. И противно.
   – Послушай, а какая у него жена, старая или молодая? – внимательно выслушав меня, спросила Алка. – Сын-то, насколько я понимаю, не взрослый, раз с мамой живет.
   – Не знаю, да и какая теперь мне разница!
   – А вот это зря. Интересно. Тут вопрос, между прочим, принципиальный. Если он молодую жену на тебя поменял, значит, она его сильно достала.
   – Теперь-то какая разница, – повторила я. – Между нами все кончено. И ни на кого он жену свою не менял, давно уже живет один. По всему видно: они разъехались задолго до нашего знакомства.
   – А я бы на твоем месте выяснила. Слушай, он с какими-нибудь своими друзьями тебя знакомил? Могла бы у них спросить.
   – Да нет. Ты знаешь...
   – Ни с кем? – от удивления Алка аж подскочила на кровати.
   – Так получилось. Мы в основном у него дома встречались и почти никуда не ходили, иногда только по-прежнему в рестораны. У нас времени было не так много. Когда выкраивали, старались его провести вдвоем. Я даже еще не успела его со своими девчонками познакомить. К счастью.
   – Понятно, на что у вас уходило время, – многозначительно изрекла Алка. – Но то, что он тебя никому из своих не представил, плохой признак.
   Я молчала. Сама только теперь впервые об этом задумалась.
   – Если мужик своей женщиной гордится, он обязательно ею хвастается, – словно читала мои мысли подруга.
   – Значит, он относился ко мне совсем не так, как мне казалось. Ох, какая же я была дура!
   И зарыв лицо в Алкину подушку, я опять зарыдала.