Мацумото Сэйте. Земля-пустыня

   На лице Мурао появилось смятение. Соэде показалось, будто он услышал даже испуганное восклицание, которое Мурао с трудом удалось подавить.
   — Не знаю, — нервно произнес наконец Мурао, — не знаю. Этого не может быть. Я слышал совершенно точно, что Кадота умер.
   — Но его родной брат, который и сейчас живет в Саге, с удивлением говорил, что в Токио распространились слухи о смерти Кадоты, хотя он просто уехал в неизвестном направлении.
   — Я вижу, вы значительно продвинулись в выяснении судьбы Кадоты, и вам нет необходимости о чем-либо спрашивать меня. Путь уж ваша газета его разыскивает, — с усмешкой сказал Мурао, всем своим видом давая понять, что его абсолютно не интересует какой-то там бывший стажер.
   — Да, я и намерен разыскивать Кадоту, а вас прошу описать лишь его характер.
   — Честный человек, добросовестно выполнял все поручения. Ничего к этому добавить не могу.
   — Кадота, по-видимому, очень заботливо относился к господину Ногами, — сказал Соэда.
   — Почему ты так думаешь?
   — Но ведь именно он вызвался сопровождать Ногами в Швейцарию, когда тот заболел.
   — Ничего удивительного. Просто Кадота был самый молодой и более свободный. Остальные же не могли позволить себе роскошь сопровождать Ногами, они буквально были завалены работой. В таких случаях используют самого молодого и незанятого, только и всего. Нет, Кадоту с Ногами не связывали какие-то особые отношения.
   — Скажите, Ногами в самом деле умер от чахотки?
   — Да.
   — Умирая, он находился в полном сознании?
   — В полном ли сознании? Этого я не знаю, — необдуманно ответил Мурао.
   Мурао, проявлявший до сих пор удивительную осторожность, совершил непростительную ошибку, на которую и рассчитывал Соэда, задавая этот вопрос.
   — Не знаете? Это как же понять?
   — Что ты имеешь в виду? — ответил вопросом на вопрос Мурао, поняв, что попал впросак.
   — Но как же, Кадота был в Швейцарии с Ногами до конца. А вы ездили туда за останками покойного, и Кадота, разумеется, должен был сообщить вам о последних минутах Ногами.
   Мурао отвернулся, между его бровей залегла глубокая складка.
   — Поэтому вы должны были знать о состоянии Ногами перед его кончиной.
   — Мне сказали, что он был спокоен, — выдавил наконец из себя Мурао.
   — Значит, Ногами находился в сознании. А вы сказали, будто не знаете.
   — Запамятовал, но теперь припоминаю: Кадота в самом деле говорил, что Ногами умирал спокойно и в полном сознании.
   Теперь наступила очередь задуматься Соэде. Интуиция подсказывала, что Кадота ничего Мурао не сообщал о последних минутах Ногами. Доказательством тому была внезапная растерянность Мурао и его совершенно необдуманный ответ.
   Да, собственно, Кадота и не мог ему ничего сообщить, ведь Ногами же не умер.
   — Кадота вернулся в Японию тем же пароходом, что и вы? — спросил Соэда.
   — Нет, он отплыл позднее. Я, как дипломат, был отправлен на родину на английском судне. Кадоте же поручили привести в порядок дела, поэтому он отбыл на месяц позже остальных.
   Мысленно Соэда «приведение в порядок дел» связал со «смертью» Ногами. Недаром Кадота по возвращении в Японию сразу же подал в отставку со своего поста в министерстве иностранных дел и скрылся настолько бесследно, что даже распространился слух о его смерти.
   — Послушай, — обратился Мурао к Соэде, приходя наконец в себя, — почему ты так настойчиво расспрашиваешь о Ногами?
   — Господин Мурао, говорят, что Ногами жив.
   — Что?! — воскликнул Мурао, но удивление его было не вполне искренним. Вероятно, он ожидал этих слов от Соэды. — Странно, не знаю, кто распространяет подобные слухи. Разве недостаточно, что о его смерти официально сообщило министерство иностранных дел и информация об этом была опубликована в прессе?
   — Мне это известно.
   — Еще бы! Но сообщение о смерти дипломата не может быть ошибочным, ведь это было официальное правительственное сообщение.
   — И все же есть основания утверждать, что сообщение министерства иностранных дел было ошибочным.
   — Какие же это основания?
   — Самые определенные: Ногами видели в Японии.
   — Чепуха! Кто мог его видеть?
   — Я не могу пока и не имею права назвать сейчас имя человека, который видел Ногами, но такой человек есть.
   — Но верно ли это? Мало ли в мире встречается двойников. Впрочем, к чему эти разговоры. Послушай, Соэда, у меня нет никакого желания продолжать эту нелепую беседу. Ведь жена Ногами уверена в его смерти, останки дипломата доставлены в Японию. Прошу тебя ради спокойствия родных: прекрати это бессмысленное расследование.
   — Вы так думаете? Тогда позвольте задать вам еще один вопрос.
   — Не хватит ли? Я приехал сюда отдыхать и с самого начала не хотел с тобой встречаться, это жена настояла…
   — Прошу прощения, но все же позвольте задать вам еще один вопрос. Речь идет об убитом Тадасукэ Ито, который тоже служил вместе с вами в представительстве в качестве военного атташе. Вы, должно быть, знаете из газет об этом убийстве.
   — Да, знаю, — резко ответил Мурао.
   — Скажите, а что он из себя представлял в ту пору, когда служил в представительстве?
   — Что за странная любознательность? То говори ему о характере Кадоты, теперь об Ито. — Мурао иронически рассмеялся.
   — Я хотел бы выяснить некоторые детали, связанные с деятельностью Ито.
   — Ваша газета изучает обстоятельства его убийства?
   — В некотором смысле, поскольку газету не могут не интересовать и такого рода события.
   — Но ты ведь работаешь не в отделе уголовной хроники, а, если не ошибаюсь, в отделе политической информации.
   — Верно, но иногда для более успешного изучения дела мы сотрудничаем с другими отделами. Убийство Ито — как раз такой случай. Убийца пока не найден, и нашу газету интересует Ито как человек — это облегчит розыск преступника.
   — Вы кого-нибудь подозреваете?
   — Нет. Пытаемся лишь нащупать нити, ведущие к убийце.
   — Что я могу об Ито сказать? Одним словом, типичный армейский офицер.
   — Что это означает?
   — Военный до мозга костей — другого слова не подберешь.
   — Значит, он верил в победу Японии?
   — Безусловно!
   — И все же его взгляды должны были отличаться от взглядов тех военных, которые находились в самой Японии. Он служил за границей, причем в нейтральной стране, где особенно четко можно себе представить военную ситуацию. По своему положению он мог дать объективную оценку происходивших событий. Правда, в Японии существовала так называемая морская группировка, которая считала, что поражение Японии в войне неизбежно.
   — Ито был не моряком, а армейским офицером.
   — И поэтому верил в победу?
   — В фанатичной вере в победу Японии как раз проявлялась его ограниченность, он служил в нейтральной стране, но вполне пришелся бы ко двору в нашем посольстве в Германии.
   В голове Соэды что-то начало проясняться.
   — Значит, в самом представительстве были противостоящие друг друг группировки?
   — …
   — Это так, господин Мурао?
   — В точности я этого не знал. — Мурао попытался уклониться от прямого ответа.
   — Неужели? В таком случае позвольте изложить свои соображения на этот счет. В ту пору в нейтральной стране активно действовали разведки как стран оси, так и союзных держав. Причем на морскую группировку в Японии рассчитывала Англия. Ведь японский военно-морской флот традиционно считался настроенным проанглийски… Будучи значительно ближе к морской группировке, чем к армейской, Ногами противостоял военному атташе Тадасукэ Ито. Верно ли мое предположение, господин Мурао?
   Мурао вдруг повернулся спиной к Соэде.
   — Я не вправе ограничивать твое воображение. Каждый волен предполагать все, что ему заблагорассудится. Но скажи мне все же, Соэда: почему ты так упорно копаешься в прошлом Ногами? Тебе кто-то это поручил? Если да, то кто?
   — Господин Мурао, возможно, Кэнъитиро Ногами станет моим тестем.
   — Что?! — Мурао даже приподнялся в кресле. — Как это понимать?
   — У Ногами есть дочь по имени Кумико.
   — Вот оно что! — воскликнул Мурао и растерянно умолк.
   Соэда открыто встретил его взгляд. Мурао первым опустил глаза и откинулся на спинку кресла.
   — Вот оно что, — повторил Мурао. — Я этого не знал, Соэда.
   Тьма, скрывавшая подножия гор за окном, теперь окутала их до вершины.
   — Послушай, если хочешь узнать что-нибудь о Ногами, поговори с Таки.
   — С Таки? — Соэда поднялся со стула. — А где он сейчас находится?
   — В Иокогаме, в Гранд-отеле.
   — Вот как?
   Почему-то Соэда сразу вспомнил о французах-супругах Бернард, которых он разыскивал по токийским гостиницам. Пожалуй, их следовало искать в Иокогаме, подумал он.
   — Господин Мурао, а супруги Бернард тоже остановились в этом отеле?
   Мурао вздрогнул, но голос его был неожиданно спокойным:
   — Об иностранцах с такой фамилией я ничего не знаю… Спроси у Таки, может быть, он о них что-нибудь слышал.

 

 
   В редакцию Соэда вернулся из поездки в Идзу вечером. Сотрудник отдела сразу же сообщил ему, что звонили по телефону от Асимуры. Должно быть, Сэцуко, решил Соэда.
   — Просили, чтобы по возвращении ты позвонил — не позже шести часов.
   Соэда взглянул на оставленный номер телефона. В скобках стояло: «Университет Т.» Значит, звонок был от самого Асимуры.
   Это несколько удивило Соэду, поскольку до сих пор они, по существу, не общались.
   За две или три короткие встречи у Соэды сложилось впечатление об Асимуре как о человеке серьезном, типичном ученом, который предпочитал скорее слушать других, чем активно участвовать в беседе. Впрочем, сухарем его назвать было нельзя.
   Звонок Асимуры поверг Соэду в недоумение. Можно было еще понять, если бы Асимура попросил позвонить домой, но он ставил университетский номер телефона и, следовательно, не хотел, чтобы об их разговоре знала Сэцуко.
   Соэда позвонил в университет.
   Прошу извинить, что не предупредил вас заранее, не могли бы мы встретиться сегодня вечером? — спросил Асимура.
   — Да, конечно, тем более что никаких особых дел у меня вечером нет, — ответил Соэда.
   — Если вас не затруднит, приходите в ближайший к университету ресторан. Я буду вас там ждать.
   — Хорошо, я сразу же выезжаю.
   — Вы знаете, где он находится? Это напротив главного входа в университет.
   — Более или менее представляю.
   В такси Соэда никак не мог решить, зачем он понадобился Асимуре. Недавняя встреча с Мурао на курорте Фунабара подсказывала ему, что, видимо, речь пойдет о Ногами — никакую другую причину для столь неожиданного свидания Соэда представить себе не мог.
   Асимура, конечно, проявил трогательную заботу о Кумико, ведь это он настоял, чтобы во время ее поездки в Киото у нее был сопровождающий. Конечно, ему и во сне не снилось, что Ногами жив и даже находится в Японии. И вот он решил со мной посоветоваться — все-таки какие-то странные события происходят в последнее время, и в них невольно оказалась вовлеченной Кумико. Ну и, кроме того, ему должно быть известно о наших отношениях с Кумико. Вероятно, об этом он узнал от Сэцуко, думал Соэда.
   Он остановил такси около ресторана и поднялся на второй этаж. На первом этаже было много посетителей, в большинстве студентов.
   Асимура сидел у окна и читал газету. Заметив Соэду, он отложил газету и поздоровался.
   Соэда, ответив на приветствие, занял место напротив.
   — Извините за неожиданное приглашение, — сказал Асимура. — Вы, должно быть, очень заняты?
   — Нет, сейчас как раз не очень.
   — В отличие от ученых газетчики всегда спешат — ведь каждый день что-нибудь обязательно происходит. А мы заняты все время одним и тем же. В этом смысле ваша работа более живая.
   Продолжая распространяться на тему, не имевшую, то всей видимости, никакого отношения к делу, ради которого он пригласил Соэду, Асимура внимательно изучил меню и сделал официантке заказ.
   Во время ужина Асимура несколько раз поблагодарил Соэду за заботу, которую тот проявляет о Кумико, подробно расспрашивал о его службе в газете.
   Соэда понимал, что Асимуру вряд ли интересует светская болтовня, которую они вели. Просто он, очевидно, никак не решается приступить к главному, ради чего пригласил его сюда.
   — Недавно на Кюсю происходил медицинский конгресс, — неожиданно переменил тему Асимура. — Конгресс открылся в Фукуоке. Честно говоря, меня удивило, что в провинции есть такой большой город.
   — Я был там однажды в командировке, — сказал Соэда, удивляясь, почему вдруг Асимура заговорил об этом городе.
   — Как, и вы там были? — удивился Асимура.
   Чему тут удивляться, подумал Соэда, видимо, все ученые не от мира сего, они считают, что, кроме них, никто нигде не бывает и ничего не видит.
   — Я ходил там на прогулку в Восточный парк, — добавил Асимура.
   — Знаю, это рядом с университетом. Но все же Западный парк мне нравится больше. Оттуда открывается прекрасный вид на море и на острова.
   — Да? А я и не знал о его существовании, но вот Восточный…
   С чего это он заговорил о парках, подумал Соэда, машинально поддакивая Асимуре.
   Асимура поначалу намеревался рассказать Соэде о своей встрече с Ногами — собственно, для этого он и позвал его.
   Сразу по приезде из Фукуоки он пригласил Такако и Кумико в ресторан, чтобы как-то передать им свое состояние, как-то, пусть косвенно, поделиться с ними теми чувствами, которые охватили его после неожиданной встречи с Ногами. Но его никто, в том числе и жена, не понял, и его попытка в конечном счете ни к чему не привела.
   Асимура чувствовал, что не сможет успокоиться, пока кому-нибудь не расскажет о встрече с Ногами. Но кому? Такако и Кумико исключались, жена тоже была не тем собеседником. Все они были слишком близкие родственники Ногами. Но еще в большей степени для подобного разговора не подходил совершенно посторонний человек. Поэтому Асимура остановил свой выбор на Соэде. С одной стороны, Соэду, как будущего мужа Кумико, нельзя было считать совершенно посторонним, с другой — он не являлся и близким родственником, а значит, мог проявить достаточную выдержку. В этом смысле Асимура посчитал Соэду подходящим собеседником и пригласил его в ресторан.
   Но когда наступил момент для откровенной беседы, Асимура пошел на попятную. Он испугался, что Соэда проговорится Кумико, даже если даст слово молчать. А Кумико в свою очередь передаст его матери. Последствия этого представлялись Асимуре настолько серьезными, что заставили его отказаться от первоначального намерения.
   Соэда переживал примерно то же самое. Он считал, что Ногами жив и приехал Японию под фамилией француза Бернарда. Его уверенность окрепла после поездки в Идзу к Мурао.
   Но Соэду больше всего сдерживало то, что француженка оказалась женой Ногами. Иначе он давно уже набрался бы мужества и поделился бы с Такако и Кумико своими догадками. Но имел ли он право говорить им о том, что у Ногами есть другая жена? Он не посмел бы сказать об этом не только Такако, но даже сидевшему перед ним Асимуре.
   Слов нет, Асимуре можно было бы открыться, думал Соэда, но все же опасно — а вдруг Асимура о его предположениях расскажет Сэцуко, уже не говоря о Такако и Кумико. Какое это будет для них потрясение!
   Разумеется, Кумико и ее мать обрадуются, узнав, что Ногами жив. Но когда им станет известно о француженке — новой жене Ногами, — их радость мгновенно померкнет…
   Итак, Асимура, желая поведать о своей встрече с Ногами, начал с прогулки в Восточный парк, но тут же остановился. Соэда тоже: сказал, что ездил в Идзу, и умолк, так и не осмелившись рассказать о цели своего визита.
   — Вот как? Значит, вы побывали в Идзу? — Асимура сделал вид, будто эта новость его заинтересовала.
   — Да, пришлось съездить по одному делу. Утром выехал и только что возвратился в Токио — вскоре после вашего звонка в редакцию.
   — Похоже, у вас уйма работы, — посочувствовал Асимура. — И все-таки, раз вы были в Идзу, надо было хотя-бы денек провести на горячих источниках.
   — К сожалению, не удалось.
   — На каком же курорте в Идзу вы побывали?
   — В Фунабара.
   — Слышал, слышал, это, кажется, там изумительно готовят дичь. Мне об этом один знакомый рассказывал…
   Ужин окончился, подали чай. После чая время на откровенную беседу едва ли останется, подумал Соэда.
   — Извините, что я заставил вас приехать сюда, — сказал Асимура, испытывая неловкость из-за глупого положения, в которое сам себя поставил. — Особого дела у меня к вам не было. Просто захотелось повидаться.
   Соэда молча посмотрел на Асимуру.
   — Понимаете, я посчитал своим долгом поблагодарить вас за внимание, которое вы уделяете Кумико.
   — О чем вы говорите! — воскликнул Соэда.
   — Ну хорошо, тогда пойдемте, — сказал Асимура, взяв свой портфель. Он медленно направился к выходу. В этой медлительности Соэда усмотрел непонятную нерешительность, в которой все еще пребывал Асимура.
   Но подходящий момент был упущен. Они спустились на первый этаж, здесь по-прежнему было много студентов, некоторые, завидев Асимуру, кланялись ему.
   Выйдя на улицу, они молча дошли до трамвайной остановки, близ которой выстроились в ряд букинистические лавки.
   — Вы где живете, господин Соэда? — спросил Асимура.
   — В Сиба, квартал Атаго. Там наше общежитие для холостяков.
   — А мне в другую сторону, но я вас подвезу.
   Асимура поднял руку и остановил проезжавшее такси. В машине они молчали, а через несколько минут Соэде уже надо было выходить. Да и общей темы для разговора не находилось.
   В странном настроении Соэда простился с Асимурой.
   Он медленно шел по знакомой улице. Не верится, что Асимура пригласил его только для того, чтобы поблагодарить за заботу о Кумико. Наверняка он хотел поговорить о другом, но почему-то не решился.
   Что же хотел сказать ему Асимура? И почему не сказал?
   Ну а что, если Асимура, как и он, верит, что Ногами жив? Это настолько серьезно, что ни жене, ни Кумико, ни Такако сказать об этом нельзя. Но и молчать он не в силах. Может быть, поэтому он решил встретиться со мною?
   — Да, именно так, Асимура находится в положении, сходном с его собственным.
   Соэду охватило запоздалое сожаление: надо было ему первому сказать о своих предположениях, тогда Асимура, возможно, ответил бы откровенностью на откровенность. Соэде не терпелось узнать, насколько Асимура уверен, что Ногами жив, и откуда он это взял.
   Его вывели из задумчивости огни станции Отяномидзу. Казалось, что платформа плыла в темноте, словно корабль.
   И в этот момент Соэду осенило — он понял скрытый смысл того, что при прощании сказал ему Мурао: поезжай в Иокогаму, в Гранд-отель! Ну конечно же, надо ехать — и не одному, а вместе с Кумико.

23

   Хозяин гостиницы «Цуцуия» шел по длинному коридору в свою комнату, находившуюся за кухней и спальней для обслуживающего персонала.
   Сегодня к вечеру раньше, чем обычно, стали появляться желающие снять номера на ночь. Гостиница стояла на бойком месте, и постояльцев — хотя и не слишком высокого ранга — всегда было много.
   Хозяин открыл дверь, вошел и остановился посреди комнаты. У стены стоял довольно старый стол. Эту комнату хозяин обычно убирал сам, никому не доверяя. Здесь царил идеальный порядок, который свидетельствовал не столько о прирожденной аккуратности, сколько о привычке, приобретенной в прошлом.
   Хозяин, продолжая стоять посреди комнаты, прежде всего бросил внимательный взгляд на стол. Электрическая лампочка, свисавшая с потолка, освещала резко выдающиеся на его лице скулы и оставляла затемненными впадины на щеках.
   На лице хозяина застыло напряженное выражение. Он внимательно оглядел комнату, куда посторонним вход был строго-настрого запрещен.
   Ему казалось, будто в комнате что-то неуловимо изменилось после того, как он заходил сюда в последний раз. Словно кто-то здесь побывал и привел в движение заполнявший комнату воздух.
   Один за другим он оглядел предметы, лежавшие на столе: конторские книги, чернильницу, ручку, пачку сигарет, карандаш, стопку почтовой бумаги. На каждом предмете у него были свои, хотя и примитивные метки. Конторские книги были сложены особым образом, в определенном положении оставлены чернильница и ручка, стопка почтовой бумаги положена чуть-чуть косо. Он с первого взгляда мог определить, дотрагивался ли кто-либо в его отсутствие до этих предметов.
   Все оставалось на своих местах: и конторские книги, и ручка с чернильницей, и стопка почтовой бумаги. Вот только обложка, накрывавшая почтовую бумагу сверху, была слегка сдвинута: словно кто-то приподнимал обложку и перелистал несколько листков.
   Хозяин открыл дверь, выглянул в коридор и окликнул служанку:
   — Эй, Отанэ, пойди сюда!
   Из комнат второго этажа доносились громкие голоса постояльцев. Хозяин хлопнул в ладоши и еще раз позвал служанку.
   Где-то вдалеке откликнулся женский голос, и почти сразу же в конце коридора показалась круглолицая краснощекая девушка.
   — Вы меня звали, хозяин?
   — Зайди сюда. — Он пригласил ее в комнату.
   — Кто-нибудь заходил в эту комнату в мое отсутствие? — спросил он, бросив на служанку пронзительный взгляд.
   — Нет, — ответила служанка, встревоженно глядя на строгое лицо хозяина.
   — Может быть, Офуса? — Хозяин назвал имя второй служанки.
   — Не знаю, но, пока вы были в конторе, я и Офуса обслуживали гостей. Думаю, у нее не было ни одной свободной минутки, чтобы сюда заглянуть.
   Хозяин задумался, потом спросил:
   — Где сейчас Эйкити?
   — Кажется, дежурит у входа.
   — Так-так.
   — Хозяин, у вас что-нибудь пропало?
   — Нет, дело не в этом…
   Служанка удивленно посмотрела на хозяина.
   — Ну хорошо. Раз, говоришь, никто не заходил, значит, так оно и есть. Тебе ведь известно, что сюда я никому не разрешаю заходить?
   — Я и не захожу.
   — Знаю, знаю! Ладно, возвращайся наверх.
   Выпроводив служанку, хозяин закрыл дверь и сел за стол. Он выдвинул один за другим все ящики и внимательно просмотрел их содержимое. Никаких признаков того, что кто-то в них копался, он не обнаружил.
   Он вытащил из нагрудного кармана сигарету, чиркнул спичкой и затянулся. Курил он долго, пока не выкурил сигарету до конца.
   Со второго этажа послышались громкие мужские голоса и смех. Потом кто-то стал спускаться вниз по лестнице.
   Хозяин некоторое время прислушивался к этим звукам, потом, раздавив окурок в пепельнице, поднялся из-за стола, подошел к стенному шкафу и открыл дверцу. В шкафу высилась горка ватных одеял и матрасов, сложенных в идеальном порядке. Так аккуратно их мог уложить лишь солдат, не один год проведший в казарме.
   Хозяин сунул руку между одеялами и вытащил узкую коробку для хранения носовых платков. Под тяжестью одеял крышка коробки продавилась.
   Он поставил коробку на стол и снял крышку, в коробке лежала стопка почтовой бумаги — верхние четыре или пять листков были исписаны.
   Хозяин начал читать написанное, попутно кое-что вычеркивая и исправляя. Потом стал быстро писать. Время от времени он останавливался, закуривал, а затем писал дальше. На его лице застыло суровое выражение, которое еще больше подчеркивали глубокие морщины, прорезавшие лоб.
   Заслышав приближающиеся по коридору шаги, он поспешно накрыл написанное листком чистой бумаги.
   — Хозяин! — донесся из-за двери голос служанки.
   — Чего тебе? — недовольно спросил он, слегка приоткрыв дверь. — В чем дело, говори скорее.
   Служанка вошла в комнату и испуганно замерла, увидев злое лицо хозяина.
   — Постоялец, занявший Кленовую комнату, просит перевести его в большую. Эта ему мала.
   — Большая комната уже занята, в десять часов туда приедут. Скажи, что других комнат нет.
   — Я ему объяснила, но он требует.
   — Скажи, что нет, — раздраженно сказал хозяин.
   — Хорошо, пусть будет доволен тем, что есть.
   — Нет! Скажи, что вообще ничего нет.
   — Что?!
   — Пусть убирается, и никакой платы не бери.
   Служанка оторопела. Должно быть, хозяин сегодня перегрелся на солнце, решила она и поспешно вышла.
   Хозяин снова взялся за перо, его лицо сохраняло мрачное выражение. Он писал еще около часа и всего исписал десять листков почтовой бумаги. Немало он потратил времени, чтобы столько написать! Но ведь это было не обычное письмо.
   Хозяин достал из ящика стола конверт, тщательно написал на нем адрес, а на обратной стороне — свою фамилию: Цуцуи. Потом аккуратно сложил исписанные листки и собирался уже было вложить их в конверт, когда какой-то звук заставил его насторожиться. Он поспешно спрятал письмо под стопку конторских книг, поднялся и тихо отворил окно. Свет от электрической лампочки упал на ветки аралии, росшей под окном.
   — Кто тут? — крикнул Цуцуи, вглядываясь в темноту.
   — Это я, Эйкити, — ответил сидевший под окном на корточках мужчина, поднимая голову. Это был тот самый мужчина в рабочей куртке, которого встретил Соэда при последнем посещении гостиницы.
   — Ты, Эйкити? Что ты тут делаешь?
   — Сточная канава засорилась, я решил ее немного почистить, днем некогда было, вот я и занялся ею сейчас.
   — Та-ак… И давно ты здесь?
   — Нет, только пришел.
   — Понятно, но сегодня много приезжих, иди-ка лучше в вестибюль, встречай их, а очисткой канавы займешься днем, когда виднее, — сказал Цуцуи и закрыл окно.