«Ведь я ненавидела их всех, — подумала Вера, — а теперь испытываю только жалость».
   — Миссис Эшли! — позвал ее доктор. Он вышел в рубашке с закатанными рукавами, только что закончив все процедуры.
   — Я сделал все что мог, — сказал он. — Остальное зависит от него самого и от Господа, конечно. К сожалению, мне некого послать с Вами, чтобы донести его на носилках. С Вами еще кто-нибудь пришел?
   Вера оглянулась. Куда подевался этот молодой человек, который шел с ними всю дорогу? Он, кажется, предлагал свою помощь.
   — Тут был такой темноволосый лейтенант. Кажется, он не очень серьезно ранен. У него такая повязка на голове… — И Вера попыталась руками изобразить, какого рода повязка была у Брайана.
   — Этой ночью поступило слишком много народу, чтобы я мог запомнить кого-то одного.
   — Я очень благодарна Вам, доктор, за то, что Вы позволили мне войти. Я знаю, сюда не пускают гражданских. Скажите, ему можно ходить? Я смогу ему помочь, если мы пойдем тихо.
   — Он очень слаб, миссис Эшли, а Вы хрупкая. Но в любом случае ему лучше не вставать. Я думал, у Вас есть, на чем его отвезти. Простите меня, но мне нужно продолжать осмотр. У меня совершенно нет времени.
   Вера поблагодарила его и поразилась тому, что способна испытывать чувство признательности к врачу.
   — Вы позволите оставить его здесь, пока я не найду какую-нибудь повозку?
   — Конечно. Ведь у нас есть еще и столы, а многих раненых можно осмотреть прямо в креслах.
   Вера пересекла комнату и заглянула за занавеску. Флетчер лежал на голой поверхности деревянного стола. Глаз был перебинтован заново, но на повязке снова появилось красное пятно. Флетчер лежал неподвижно, казалось, крепко спал. Вера ласково погладила его по щеке, по пряди волос, выбившейся из-под повязки. Она поразилась, каким он стал худым и изможденным. Боже, он чуть было не ускользнул от нее навсегда!
   Вера взглянула на столь ненавистный ей красный мундир. Вот он висит весь в крови и грязи. Ведь именно того она и желала всем «красным мундирам», но только не этому, единственному для нее человеку. Вера вспомнила, с каким достоинством Флетчер носил военную форму и каким привлекательным он ей казался. Не удержавшись, она поднесла его руку к губам и поцеловала.
   — Вера.
   Его глаза открылись, рот искривился в мальчишеской улыбке, которую Вера так любила. Она стояла очень тихо. Из-за занавески доносились стоны, жалобы, а иногда резкие вскрики.
   — Я люблю тебя. Вера.
   — Флетчер, милый, я хочу, чтобы ты был со мной. Я увезу тебя к себе домой.
   — Любовь моя, — прошептал Флетчер и закрыл глаза.
   Вера не уходила. Она смотрела на него и слушала его тихое дыхание. Как она хотела, чтобы он остался с ней навсегда! Но ведь это невозможно: война будет продолжаться. Вера хорошо это знала.
   И война эта не кончится до тех пор, пока не будет одержана полная и окончательная победа. А Флетчер был офицером, он гордился своим призванием, и, конечно, он будет со своими солдатами до конца.
   Вера приоткрыла занавеску и выглянула в окно. Была уже полночь, а раненые все прибывали из Чарльстона.
   Вера с горечью представила себе, сколько жертв этого сражения осталось по ту сторону реки. Ее товарищи несомненно понесли тяжелые потери от британских ружей, пушек и сабель. Чувство ужаса и безнадежности охватило миссис Эшли.
   «Мы все — часть этого ужаса. Каждый по-своему», — думала Вера, вспоминая свою бурную деятельность по добыванию олова для пуль. С каким энтузиазмом она осуществляла опаснейшие перевозки оружия и боеприпасов из Бостона в провинцию! Это чуть было не послужило причиной разрыва с Флетчером. А ведь он ее предупреждал: все что она делала, приведет к человеческим страданиям. Флетчер пытался остановить ее. А сейчас он лежит здесь. Он тоже ее жертва.
   Она стояла у окна и тихо всхлипывала. Плечи ее дрожали. Через открытое окно она слышала шум подъезжающих экипажей, которые должны были доставить офицеров по домам. Флетчера должны были отвезти в его гостиницу, и Вера не знала, как этому помешать и забрать его к себе.
   — Флетчер, — прошептала она, — проснись на минутку.
   Но он не просыпался.
   Вера в ужасе замерла. Ей показалось, что Флетчер не дышит. Но потом она заметила, как поднимается и опускается его грудь в такт почти неслышному дыханию. Он облизал сухие губы и тихо застонал. Вера наклонилась к нему и прикоснулась губами ко лбу. Она почувствовала тепло его кожи, исчезли холод и безжизненность, которые так напугали Веру напоминанием о смерти.
   Услышав приближающиеся шаги, Вера подняла голову. Она узнала молодого лейтенанта, который шел вместе с ними до госпиталя.
   — Меня не интересует, кем приходится лейтенанту миссис Эшли, и я об этом не спрашиваю. Я знаю, что она сможет хорошо обрабатывать раны и ухаживать за ним, — говорил доктор, обращаясь к Брайану Аптону. — Ей нужно только одно — помочь довезти лейтенанта до дома. Тут уж я ничего не могу поделать. Мне очень жаль, но я занят.
   — У меня уже готова повозка. Я все предусмотрел, — ответил Аптон.
   — Вот и прекрасно. Вы меня очень выручили.
   — Да, конечно, — прошептал лейтенант; он явно был чем-то смущен. — Этим людям надо только продемонстрировать силу. Совсем немного. Нет, — продолжал он, — пожалуй, теперь это уже не действует.
   — Нет, не действует, — подтвердил доктор. Алтон подошел к лежащему другу и посмотрел на него с состраданием.
   — Знаете ли. Вы, друг мой, как мне было бы тяжело без Вас? Вы прекрасный офицер, Флетчер, и хороший человек.
   Вера смотрела на лейтенанта, слегка нахмурившись.
   — Ну до этого далеко, — прошептала она.
   — Разве Вам не сказали? Осколок металла попал Флетчеру в кость прямо над глазом, и его надо было немедленно удалить. Если бы он попал в глаз, а через него в мозг, мы потеряли бы Флетчера. Он был бы мертв сейчас, миссис Эшли. Мертв по вине Ваших друзей-патриотов».
   — Это война, — отозвалась Вера.
   — Это измена и убийство! — парировал лейтенант.
   — А что же было в Лексингтоне? Как Вы это назовете?
   — То же самое. И там не только мужчины погибали в этот день.
   — Я очень сожалею об этом, лейтенант…
   — Аптон.
   — Аптон, — повторила Вера. — Я уже давно здесь и увидела достаточно страданий. Поверьте, не только Ваше сердце кровоточит.
   — Прекратите, — раздался голос Флетчера. Он внимательно смотрел на спорящих здоровым глазом. — Прекратите!
   Чувствовалось, что ему очень трудно говорить.
   — Эти двое, которых я так люблю… Эти двое спорят, как дети… Как будто что-то можно изменить…
   — Повозка ждет нас на улице. Если Вы не можете идти, я позову кого-нибудь помочь нам, — сказал Брайан.
   — Нет, — ответил Флетчер, пытаясь сесть.
   Аптон взял Флетчера за левую руку, Вера подхватила его справа. Все мускулы лейтенанта были напряжены, и с огромным усилием он приподнялся и сел. Затем стал осторожно спускать вниз ногу, поддерживая ее руками.
   Вера хотела помочь ему, но что-то в лице Брайана ее остановило. Вера стояла, сжав руки, чтобы не броситься на помощь Флетчеру.
   Наконец он встал, опустив голову на грудь и тяжело дыша. Немного спустя Флетчер высоко поднял голову и погладил Веру по щеке.
   — Не плачь, любовь моя, — сказал он, — я буду жить. Только забери меня отсюда, Вера. Возьми меня домой.

Глава 20

   Вера намочила полотенце в холодной воде и отжала его над тазиком. В эти движения она вкладывала столько страсти, что голубые вены на запястьях начинали выступать ярче. Вера аккуратно прижимала влажное полотенце к горячему лбу Флетчера.
   Лейтенант лежал тихо и неподвижно, на щеках появились красные пятна. Глаз горел лихорадочным блеском. Однажды он даже начал бредить. Лейтенант Аптон уже ушел, и рядом с Флетчером осталась только миссис Эшли. Глаза ее слипались, лицо выглядело усталым.
   За чердачным окошком уже разгоралась заря нового дня. Вера разместила лейтенанта Айронса на чердаке. Чердачная комната была чистой и хорошо проветривалась. С помощью Элизабет Вера устроила удобную постель для Флетчера.
   Элизабет с каменным лицом стояла в углу комнаты в ночной сорочке, кутаясь в шаль. Когда Вера вернулась, Элизабет уже давно спала, и Вере пришлось будить девушку.
   Появление в доме «красных мундиров» произвело на нее ужасное впечатление. Она ничего не сказала хозяйке, но глаза ее выражали неодобрение.
   — Элизабет, — обратилась Вера к девушке после некоторого молчания, — у меня к тебе еще одна просьба. Будь добра, вскипяти чайник и принеси его сюда. Я боюсь, что эта лихорадка вызвана инфекцией. Надо постараться избавиться от нее.
   Элизабет даже не пошевелилась, чтобы исполнить просьбу хозяйки. Она уставилась на мужчину, лежащего на кровати, ненавидящим взглядом. Когда лейтенанта привели наверх, хозяйка сама раздевала и укладывала его. Бетси даже пальцем не пошевелила. Когда Вера протянула ей мундир лейтенанта, Элизабет просто бросила его в угол комнаты, этот презренный окровавленный красный мундир. Грязные ботинки лейтенанта так и остались стоять на верхних ступеньках лестницы.
   Девушка чувствовала, как ненависть вскипает у нее в душе.
   — Кто это, миссис Эшли, — спросила со злостью Элизабет, — и что он здесь делает?
   Не отвечая ни слова, Вера поправила одеяло на плечах у Флетчера. Она так устала, что первым ее желанием было отчитать девушку, но Вера сдержалась.
   — Элизабет, — начала Вера, — этого человека зовут Флетчер Айронс. Он — лейтенант британской армии. Один из офицеров лорда Перси. И он участвовал в сражении. Не хочу сказать, что я горжусь этим, но и оправдываться перед тобой не собираюсь. Я люблю этого человека. Он тяжело ранен, вот почему он здесь.
   «Ну, слава Богу, сказала», — подумала Вера и повернулась к Флетчеру, чтобы сменить полотенце у него на лбу. В этот момент для Веры намного важнее было самочувствие Флетчера, чем мысли Элизабет и ее ненависть к лейтенанту. Неужели она стала так жестока и невнимательна к Бетси?
   Верино сообщение вызвало у Бетси массу вопросов, которые она пока не решалась задавать. Давно ли миссис Эшли любит этого лейтенанта? Как ей удается оставаться активной и чистосердечной патриоткой? Когда этот офицер появился у них впервые, он очень расстроил миссис Эшли и увел ее куда-то. Бетси подозревала, что Вера выполняла задание и добывала информацию. Ведь об этом обмолвилась и миссис Ривер.
   — Я принесу воды и чистые повязки, — поразмыслив, сказала Элизабет.
   — Спасибо тебе.
   Девушка направилась вниз, а Вера опять стала поправлять одеяло на плечах Флетчера. Он заворочался, протестуя.
   — Что ты делаешь? — спросил он с трудом ворочая языком.
   Вера помогла Флетчеру приподнять голову и поднесла чашку к его губам.
   — Что это? — спросил он, вдыхая запах мяты.
   — Это настой из трав и немного бренди.
   — Бренди?
   — Да, чтобы боль прошла.
   Флетчер сначала скривил рот в презрительной гримасе, но потом с удовольствием сделал несколько глотков и поблагодарил Веру. Глотать ему было все еще больно.
   — Полежи, мой дорогой. Мне надо сменить твои повязки и промыть раны.
   Вера начала аккуратно разматывать бинты. В ответ на каждое Верино движение Флетчер вздрагивал, а мускулы его напрягались.
   — Я причиняю тебе боль?
   — Нет.
   Это, конечно, была ложь. Теперь Вера сняла последние бинты и обнажила рану на ноге: небольшое круглое отверстие в месте, где пуля вошла в тело. С противоположной стороны отверстие было больше, и его края аккуратно обработаны ножом хирурга. Рана начала заживать. Вера вспомнила, что те пули, которые она зашивала в подолы своих нижних юбок были такого же размера, как и отверстие раны.
   — Ну что? — спросил Флетчер окрепшим голосом. — Каков твой приговор, — жить мне или умереть?
   — Пожалуйста, не шути так, — рассердилась Вера.
   Сердце ее билось учащенно, и она прикрыла глаза. Нет, это было бы слишком жестоко. Он не мог быть ранен той самой пулей, которую она переправляла из города. Это слишком дорогая плата за ее грехи.
   — Вера, что случилось?
   — Ничего.
   Элизабет еще не вернулась, и Вера не могла забинтовать рану. Она осторожно прикрыла ее простыней, чтобы не застудить ногу, потом встала на колени у изголовья кровати и приклонила голову на подушку рядом с ним.
   Когда Вера начала промывать рану около глаза, тошнота подступила к ее горлу. Рана сильно кровоточила, и повязка вся промокла. И все-таки она не могла оторвать взгляда от ярко-красной полосы над воспаленным веком. Закусив губу, миссис Эшли осторожно промывала края раны, где остались следы ножа хирурга. Теперь все было чисто, и никаких неприятных запахов не осталось. Когда Вера снимала корочку запекшейся крови, веко дернулось и поднялось вверх.
   — Слава тебе, Господи! — воскликнула миссис Эшли все еще не веря, что чудо свершилось.
   Вера представила себе мучения Флетчера, когда он получил это ранение, и потом, когда стойко терпел боль под ножом хирурга.
   — Флетчер, — начала Вера, — я должна попросить у тебя прощение. Ведь я призывала мужчин убивать. Ты был прав, милый. Ошибалась я. Ты сказал тогда, что однажды я узнаю правду и пойму, какой вред нанесла людям. Я признаюсь тебе в этом сейчас, и я никогда не забуду того, что тебе сказала. И сейчас в провинции мои товарищи где-то страдают от ран, умирают.
   — Не вини себя слишком сильно, родная моя, — ответил Флетчер, приложив горячий палец к Вериным губам. — Это война, Вера. И она разгорается потому, что каждый мужчина верит в себя и готов постоять за свои убеждения. И я также признаюсь тебе в этом сегодня. Милая, положи мне головку на грудь и поплачь. Я не обижусь, если ты зальешь меня слезами.
   Вера подчинилась ему, и слезы сами тихо полились из ее глаз. Он гладил ее волосы, лицо, вытирал слезы.
   — Милая, ты давно не спала, — сказал он вполне отчетливо и с такой заботой в голосе, что Вера в этот момент с трудом верила в его лихорадку.
   Пожар в его груди не проходил.
   — Шлюха!
   Вера вздрогнула, услышав это страшное обвинение, хотя теперь она уже знала, что грозные ругательства, которые Флетчер выкрикивал в бреду, не были обращены к ней. Перед его затуманенным взором один за другим проходили его друзья и знакомые, и он беседовал с ними со всеми по очереди. Таким образом за время болезни Флетчера Вера сделалась хранительницей многих его тайн.
   Иногда Флетчер беседовал со своими воображаемыми собеседниками так громко, что приходилось закрывать окошко.
   — Ваша благосклонность ничего для меня не значит!
   Вера хотела бы заткнуть уши, чтобы не слышать эти бессвязные выкрики и обвинения. Сидя на полу около кровати, она обхватила колени руками и уткнулась лицом в складки постоянно мокрой юбки.
   — Чарльз! — внезапно произнес Флетчер. — Вы рискуете в большей степени, чем Вам кажется… ублюдок… совсем рядом… не буду…
   Вера снова намочила полотенце, освежавшее лоб Флетчера. Она не догадывалась, с кем он сейчас разговаривает. Отжав полотенце, она осторожно положила его на горячий лоб своего возлюбленного.
   — Флетчер, милый, перестань, прошу тебя.
   Лейтенант сорвал полотенце с головы и бросил на пол. Вера подняла его и попыталась снова положить на лоб. Но железная рука Флетчера сжала ее запястье. Это было уже не в первый раз, и миссис Эшли знала, что теперь нужно просто некоторое время постоять неподвижно, и он отпустит руки.
   Однако на этот раз все пошло по-другому. Флетчер повернул голову и устремил свой воспаленный взгляд прямо на нее. Вера испугалась. В бреду лейтенант вновь обретал физическую силу, утраченную во время болезни. И как знать, что придет ему в голову, если он примет Веру за одного из персонажей своих кошмаров?
   Она позвала его по имени. Голос молодой женщины звучал мягко и нежно, он как бы уводил лейтенанта из того страшного мира, куда завлекло его воображение.
   Флетчер покачал головой и нахмурился.
   — Он называет ее Жани, — произнес он вполголоса, — как будто она уличная девка. Но ведь это совсем не так! Он просто любит ее!
   Вера наклонилась над Флетчером, который по-прежнему не выпускал ее запястья. Она смотрела прямо в его серые глаза и видела, что рассудок еще не вернулся к нему. Миссис Эшли попыталась вспомнить, что он рассказывал ей о своей жизни, и, перебрав в памяти все их разговоры, наконец нашла решение загадки.
   — Твой отец называл так твою мать! Он называл ее Жани!
   Она решила, что сейчас ей необходимо говорить с Флетчером, как с маленьким ребенком, стараясь, чтобы он поверил в то, что его мысль ей понятна.
   — А что еще, Флетчер?
   — А ты разве не знаешь?
   В его словах звучала горечь. Он отпустил Верину руку и отвернулся к стене.
   «Господи, что может сделать болезнь с человеком», — подумала Вера, и глаза ее наполнились слезами.
   Нет, так нельзя. Она не должна терять надежду. Она не будет больше плакать. И Вера снова повторила ставший уже привычным ритуал. Она намочила полотенце, отжала его и положила Флетчеру на лоб.
 
   Вот уже шесть дней Флетчер не поднимался с постели. Он постоянно потел, кровь по-прежнему сочилась из раны на лбу, дыхание было прерывистым. Его худоба страшила Веру, но еще больше ее беспокоила лихорадка, которая не отпускала его ни на минуту, несмотря на все ее молитвы, настои из трав и лекарства. И все же он все еще был жив!
   Иногда надежда покидала ее. Но каждый день Вера последовательно и неотступно выполняла все, что было необходимо. Она меняла его белье, пропахшее потом, протирала его тело, умывала лицо и расчесывала волосы. Вера уже отказалась от мысли вернуть его сознание в этот мир, она больше не обращалась к нему с вопросами. Она просто что-нибудь ему рассказывала или читала из Библии. Вере хотелось, чтобы Флетчер слышал ее голос постоянно.
   Элизабет следила за поведением хозяйки. Ее поражала самоотверженность Веры, ее упорство и презрение к собственной усталости и нездоровью. Мир за пределами комнаты на чердаке больше не существовал для Веры.
   Однажды она читала Флетчеру Песнь песней Соломона: «Смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовоние. Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!» И вдруг ее голос задрожал. Она не могла произнести больше ни слова. Мысль о том, что этот человек, который был для асе дороже жизни, скоро оставит ее навсегда, все сильнее овладевала ею. Она больше не верила, что Флетчер останется жив. Измученная женщина попробовала продолжить чтение, но слезы, подступившие к горлу, мешали ей.
   Вера захлопнула книгу и прикрыла глаза, она больше не могла сопротивляться страшной тоске, нахлынувшей на нее. И вдруг странный звук привлек ее внимание. Она взглянула на Флетчера. Он чуть-чуть повернул голову. Глаза его были широко раскрыты и встретили ее взгляд.
   — Продолжай, — сказал он хрипло, — читай до конца.
   Вера с замиранием сердца взглянула на лейтенанта и наконец смогла продолжить чтение.
   «Мой возлюбленный принадлежит мне. А я принадлежу ему».
   Собрав остатки сил, Флетчер приподнялся, чтобы быть ближе к Вере, чтобы увидеть радость в ее глазах, и вдруг почувствовал, что падает вниз. Но Вера крепко обхватила его руками. Сейчас она была сильнее его.

Глава 21

   Флетчер, все еще слабый и бледный, лежал на своем ложе, когда Вера подошла к нему и опустилась перед ним на колени. Лейтенант улыбнулся и протянул руку к ее лицу, чтобы приласкать ее и погрузить пальцы в копну шелковистых волос.
   Но Вера была серьезна.
   — Флетчер, — сказала она, — отряды милиции окружили Бостон.
   Флетчер ничего не ответил. Он был абсолютно спокоен, и, казалось, известие не удивило его.
   — Бостон окружен, — повторила Вера, — окружен армией «оборванцев-фермеров», как ее называет лейтенант Аптон. Уж очень он высокомерен, твой приятель. Отряды милиции теперь есть повсюду от Роксберри до Северного Кембриджа. Они продвинулись на восток в сторону Челси и северного побережья, и совершенно непохоже на то, что они будут отступать. Но твой приятель считает, что они не представляют опасности для него и его друзей-офицеров. А ты что думаешь? Флетчер тяжело вздохнул.
   — Ты хочешь, чтобы я тебе честно ответил? Ну так вот, с военной точки зрения, он абсолютно не прав. Наше положение будет крайне неустойчивым, если мы не рассеем «армию оборванцев». Но я знаю гордый английский характер. Мы не позволим им прорваться внутрь. Мы будем сражаться, и, я думаю, конец войны наступит не скоро.
   — Как ты думаешь, ваша капитуляция возможна? Генерал Гэйдж…
   — Никакой капитуляции не будет. Сейчас слишком поздно. Когда мы возвращались из Конкорда — ты помнишь этот кошмар, — некоторые офицеры были готовы сдаться. Их охватил страх. Но и только. Теперь страх прошел. Осталась ненависть. Я знаю это. Эта ненависть и оскорбленное самолюбие никогда не позволят пойти на капитуляцию.
   Внезапно Флетчер попытался сесть. С Вериной помощью ему удалось это сделать. Теперь он сидел, выпрямив спину. Простыня сползла с его груди, обнажив многочисленные шрамы.
   — Флетчер, — продолжала Вера, глядя на его обессиленное тело, — генерал Гэйдж разрешил всем вигам и всем сторонникам восставших покинуть город. Я знаю, что некоторые возражали, считая, что нас нужно взять в качестве заложников. Но, я думаю, оставшись в городе, мы будем представлять гораздо большую опасность для генерала.
   — Когда?
   Это было все, о чем спросил Флетчер.
   — Завтра, — ответила Вера. — Перед уходом мы должны будем сдать все оружие. Но это не страшно: в городе его больше нет.
   — Завтра, — повторил Флетчер.
   Он протянул руку к ее волосам, но покачнулся, и Вера поддержала его. Флетчер повернул Верину голову к себе, чтобы лампа освещала ее нежные черты.
   — Я хотел защитить тебя и никак не ожидал, что скоро настанет время, когда я не смогу этого сделать.
   — Я не понимаю тебя, Флетчер, дорогой. Неужели ты думаешь, что я смогу оставить тебя сейчас? Я никуда не поеду. Элизабет тоже решила остаться со мной, хотя родные ее отговаривают. Мы останемся здесь, в нашем доме. А если будет известно, что в городе остался хоть один патриот, то для меня найдется какое-нибудь дело. Я смогу отсюда оказать содействие моим товарищам.
   — Я думаю, совсем наоборот. Ведь твой пример может оказаться заразительным. А с военной точки зрения, будет гораздо безопасней, если они уйдут из города. Твои призывы могут им обойтись гораздо дороже разрушенных домов.
   — Как ты можешь говорить о цене, когда речь идет о твоих врагах? Почему это ты стал так справедлив и великодушен?
   — Они — люди, Вера.
   — Ну что ж, Флетчер Айронс. Ты не собьешь меня с избранного пути. Ты ведь знаешь, что бесполезно спорить со мной. Ведь я упряма и эгоистична.
   — И ты не дашь мне умереть, не так ли, Вера? — продолжал Флетчер. — Ты останешься в Бостоне, чтобы защитить меня. Твое решение не имеет никакого отношения ни к твоему дому в Бостоне, ни к чему-то еще. Ты делаешь это для меня, Вера. Мне даже трудно поверить, что ты так сильно любишь меня.
   Все попытки Флетчера уговорить Веру уехать оказались безуспешными. И на следующий день Вера и Элизабет наблюдали за уходом патриотически настроенных горожан.
   Вдалеке, за рядами британских солдат, были видны цепи милиции. Они тянулись вдоль всего горизонта, и их практически невозможно было сосчитать. Они были одеты в коричневую форму и хорошо маскировались на фоне равнины.
   Вера с тяжелым сердцем следила за уходом своих единомышленников. Ей казалось, что теперь в целом городе не осталось ни одного человека, который разделяет ее взгляды.
   Элизабет была озабочена совершенно другими мыслями. Не отрывая взора от рядов милиции, она думала о Джеке, ее любимом Джеке, который, скорее всего, был там. Конечно, сейчас в милицию вступят тысячи мужчин, и ей пришлось бы обойти не один отряд, чтобы найти его. Но ведь он мог быть ранен или даже… Вера всегда отвлекала Элизабет от этих мыслей. Конечно, Джек жив! Ведь потери англичан в два или даже в три раза превосходят потери американцев.
   Но в конце концов она решила остаться с Верой. Ведь сам Джек хотел, чтобы она оставалась здесь, где ему легко будет ее разыскать. Правда, теперь этот дом да и сам Бостон были уже не безопасными местами. И что еще он скажет, когда узнает, что Вера прячет под крышей английского офицера?
   Вера не могла оставить Бостон из-за Флетчера. Если бы она была одна, то, возможно, уехала бы к своей семье в Лонгмедоу. Но теперь Бостон стал ее домом, и она никуда отсюда не уедет. Конечно, она не могла забыть и об Эзре. Правда, он был тори и поэтому находился в большей безопасности, чем Вера. Но без ее заботы ему придется очень трудно.
   Она больше не будет думать о своем решении. Дело сделано. Вера отошла в сторону и положила руку на плечо Элизабет. Так они и стояли у ограды, провожая взглядом уходящие колонны.
 
   После ухода началась длительная осада. Вера продолжала все так же старательно ухаживать за Флетчером. Она мыла, кормила и поила его.
   Иногда приходил лейтенант Аптон. Он рассказывал о том, что происходило в городе, и, по его словам, революция шла на спад. Численность милиции резко уменьшилась, поскольку фермеры вернулись на поля, а ремесленники — в свои мастерские, которые и без того давно были заброшены. Вера отказывалась этому верить. Она считала, что молодой человек нарочно пытается ее задеть.