Мадерик Робин. Искушение

   Она стонала, голова ее откинулась набок, огромные зеленые глаза были широко раскрыты и блестели. Результатом ее многочасовых усилий и страданий были лишь потоки крови, хлынувшие на простыни и на пол. Что же случилось? Почему ребенок никак не мог появиться на свет? Что было не в порядке с ним? А, может быть, это она была слишком слаба? Но что бы там ни было, даже доктор, принявший не одни роды, ничем не мог помочь Вере.
   Наступила короткая передышка. Вера тихонько закрыла глаза. Дыхание стало ровным и спокойным. Голоса с трудом проникали в ее сознание. Ей слышался шум птичьих крыльев над Старой церковью, голос отца.
   — Папа, я люблю тебя…
   Внезапно темнота рассеялась, и снова ей в глаза бил яркий солнечный свет. Вера увидела доктора, склонившегося над ней.
   — Миссис Эшли, — сказал доктор, — миссис Эшли, послушайте меня.
   Вера нахмурилась. Она чувствовала чью-то руку на своем плече. Рука была маленькая и нежная.
   — Элизабет, — прошептала Вера.
   — Что она сказала?
   — Она позвала меня.
   — В самом деле? Миссис Эшли, я должен поговорить с Вами о ребенке.
   Вера безмолвно смотрела на него.
   — Если мы не освободим Вас от него, Вы умрете. Я сделал все, что в человеческих силах. Строение Вашего тела таково, что Вам нельзя рожать. Ребенок не может выйти наружу. Щипцы тоже не помогут.
   Элизабет начала горячо молиться, и Вера почувствовала, как ее рука сильно надавила ей на плечо.
   — Я знаю, что роды у Вас преждевременные. До срока еще целый месяц, — продолжал доктор, — но ребенок очень крупный. Может быть, Вы не правильно рассчитали? Где мистер Эшли, я хочу поговорить с ним. Ведь Вы его жена, а это — его ребенок.
   — Ушел, — ответила она, с трудом разжимая пересохшие губы.
   — Где он? У нас не так много времени. Надо срочно найти его.
   — Он уехал, сударь, — услышала Вера голос Бетси, которая пришла ей на помощь.
   Вера хотела поднять голову и взглянуть в милое лицо девушки, но голова, казалось, вросла в подушку. У Веры не было сил подняться.
   — Хорошо, — ответил доктор после минутного раздумья, — я все понял. У нас нет выбора, и я должен взять всю ответственность на себя.
   — Нет, — ответила Вера, но голос ее был так слаб, что даже Элизабет, которая стояла в двух шагах, с трудом расслышала ее.
   А доктор и вовсе не обратил внимания на ее слова. Доктор достал свой чемоданчик с инструментами и разложил их на комоде, который акушерка накрыла чистым полотенцем. Эти блестящие металлические предметы казались Вере орудиями пыток.
   Вера похолодела от ужаса, глядя на эти приготовления. Кроме набора родовспомогательных щипцов, там были приспособления для удаления ребенка, умершего в утробе матери, и для уничтожения — Господи, какое страшное слово! — ребенка, если он угрожает жизни роженицы. Отчаяние овладело молодой женщиной, слезы покатились по щекам.
   «Деточка моя, Господи, деточка моя», — подумала Вера и силы вернулись к ней. Она уцепилась пальцами за петли, висевшие над изголовьем, с напряжением приподнялась. Звук ее голоса, так долго рвавшийся наружу и не находивший выхода, огласил наконец комнату. Это была страстная мольба о милосердии, мольба без слов…

Глава 29

   Город погрузился в ледяное безмолвие. Серое небо нависло над крышами домов, угрожая новым снегопадом.
   Ветер стих, и каждый звук странным эхом разносился по сторонам. Улицы были занесены снегом, покрывшимся обледенелой коркой.
   Лейтенант Флетчер стоял на замерзшей мостовой и разглядывал кирпичный фасад Бостонской тюрьмы. Его дыхание буквально замерло в воздухе, обжигая лицо.
   «В прошлом году в это же время я ходил в мундире, даже без плаща, так было тепло, — подумал лейтенант, — а теперь стоят сугробы выше человеческого роста». Прошлой зимой он в первый раз провожал Веру после вечера у Эзры.
   Она была в легком шелковом платье и плаще. Он помнил и покрой, и цвет этого платья. Он помнил прическу миссис Эшли в тот вечер. Он вспоминал этот вечер с болью в сердце, потому что тогда он навсегда потерял ощущение простоты и определенности своей военной жизни. С тех пор как он первый раз поцеловал Веру, и она ответила на его поцелуй, их жизни нерасторжимо переплелись в радость любви и трагедию.
   Флетчер нахмурился и подошел к воротам тюрьмы.
   — Кто идет? — крикнул часовой, стоящий у входа с мушкетом за плечами.
   — Лейтенант Флетчер Айронс. Первая бригада легкой пехоты лорда Перси.
   — По какому делу, господин лейтенант?
   Флетчер старался скрыть свое беспокойство и произнес безразличным тоном:
   — Я пришел встретиться с осужденным на смертную казнь. Мне надо повидать его перед тем, как он будет повешен. Вы поняли, сержант?
   — Так это не государственное дело?
   — Нет, — сказал Флетчер. Он подождал немного и, видя, что часовой колеблется, добавил:
   — Очень холодно, сержант.
   — Конечно, господин лейтенант.
   Солдат достал связку ключей, висевших у него на поясе, и отпер калитку. Флетчер прошел внутрь.
   — Я проведу Вас, господин лейтенант, там дальше есть фонарь. Как зовут заключенного?
   — Жак Сабо, — ответил Флетчер.
 
   Элизабет стояла на пустынной морозной улице и плакала. Слезы замерзали у нее на ресницах. Она закрыла лицо руками.
   «Я не могу вернуться домой, — думала она. — Я не могу! Ребенок может умереть. Миссис Эшли может умереть. Господи, что же мне делать?»
   Доктор сказал, что у нее совсем мало времени. А она уже целый час бегала по городу в поисках лейтенанта Айронса. Когда Бетси услышала крик миссис Эшли, она поняла, что не может больше выносить ее мучений. Ее хозяйка противилась тому, что должно было произойти. Она протестовала против уничтожения ребенка, и Элизабет должна была ей помочь.
   Она решила найти лейтенанта Айронса и привести его. Недавно Бетси слышала, что англичане вернулись в город и по-прежнему живут в гостинице. Она поспешила туда, но лейтенанта там не было, и никто не мог ей сказать, куда он ушел.
   «Господи, — молилась Элизабет, — сделай так, чтобы миссис Эшли и ребенок остались живы. Сделай, о Господи!»
   Лейтенанта надо было разыскать во что бы то ни стало. Он имел право увидеть женщину, которую любил и узнать о судьбе своего ребенка.
   Элизабет поплотнее укуталась в плащ. Ей надо возвращаться домой. Зачем бегать по городу, если никто не знает где лейтенант. Надо спешить домой.
   Бетси подумала, что с ее стороны было неразумным уйти из дома, когда миссис Эшли была так нужна ее помощь. Это был детский и трусливый поступок. Конечно, она хотела разыскать лейтенанта, но еще больше она боялась оставаться дома.
   Теперь, если это ужасное дело было сделано, миссис Эшли нужен ее уход. А если чудо произошло, и ребенок появился на свет, ей тем более надо быть дома. Бетси смахнула слезы и посмотрела на свинцовое небо над головой.
   «Слишком холодно для снегопада, — подумала она, — я должна идти домой. Миссис Эшли может подумать, что я бросила ее».
   — Простите, сударыня…
   Элизабет обернулась и увидела молодого офицера в красном мундире, запыхавшегося и румяного.
   — Это Вы разыскиваете лейтенанта Айронса?
   — Да, я.
   Офицер смотрел на Элизабет с улыбкой, которая, наверное, уже разбила не одно девичье сердце, но оставила совершенно безразличной Элизабет.
   — Как я рад, что нагнал Вас. Мне сказали, что лейтенант Вам срочно нужен. Я знаю, где он. Он в тюрьме.
   — Так он арестован? — испуганно спросила Элизабет.
   — Да нет, тут совсем другое дело. Ему надо было навестить одного заключенного.
   — Зачем?
   — Не знаю…
   Элизабет замерла в раздумье. Если она побежит так быстро, как только хватит сил, она доберется до тюрьмы за пятнадцать минут, потом еще двадцать минут, чтобы добраться до дома. Очень, очень долго, но она должна сделать это. Элизабет схватила руку офицера и крепко пожала ее.
   — Спасибо, — сказала она, — большое спасибо. Девушка повернулась и побежала в сторону тюрьмы, оставив удивленного офицера посреди улицы. Дорожки, по которым можно было идти, покрылись льдом, и ноги на них скользили. Отойти в сторону тоже нельзя — везде высокие сугробы. Все-таки Бетси решилась бежать напрямик. Она подобрала юбку и шагнула на ледяную корку, покрывавшую сугроб. Несколько раз она падала, вставала, бежала дальше и наконец оказалась перед зданием тюрьмы.
   Элизабет подбежала к железным воротам и забарабанила в них своими маленькими кулачками. Но никто не откликнулся. Звук ее голоса эхом разносился по пустынным улицам. Бетси стала дергать ручку калитки.
   — Дайте мне войти!
   Ответа не было.
   — Эй, кто-нибудь! Дайте мне войти!
   Опять молчание. Потом девушка увидела, как из полуоткрытой двери появилась рука, держащая фонарь, и повесила его на крюк. Послышались шаги.
   — Прошу Вас, дайте мне войти!
   Калитка открылась, и на пороге появился сержант, строго уставившийся на Элизабет.
   — Ну девица, чего ты хочешь?
   — Сюда приходил лейтенант Айронс? — спросила она, подойдя к калитке.
   Сержант казался очень смущенным.
   — Лейтенант Айронс, — повторила девушка еще раз.
   На лице сержанта промелькнула хитрая улыбка. Но, может быть, он просто сморщился от холода?
   — Ах, лейтенант Айронс. Дайте-ка мне подумать. Вы точно запомнили имя?
   — Да! — закричала рассерженная Элизабет.
   — И нечего кричать, — примирительно сказал сержант, — по-моему, ты права, и этот офицер там, внутри. А зачем он тебе нужен?
   — У меня есть для него записка.
   — Ну, так отдай ее мне, а я передам, — сказал сержант.
   — Ну уж нет, — ответила Элизабет, — я должна передать ее сама. Вы его позовете? Охранник, подумав минуту, сказал:
   — Ну что ты будешь тут мерзнуть! Заходи, и я провожу тебя к нему.
   Элизабет вошла, и он запер за ней калитку.
   — Иди немного впереди, а я понесу фонарь.
   Элизабет осторожно ступала по скользкому каменному полу.
   Пятно света от фонаря металось то вверх, то вниз, выхватывая из темноты то кусок пола, то грязной стены.
   — Поверни здесь, — сказал охранник, — теперь здесь… А ты хорошенькая штучка. Не думал я увидеть такие голубенькие глазки.
   С этими словами он стал приближаться к Элизабет. Глаза его злорадно блестели, в нем чувствовалась грубая сила. Он протянул к девушке руки и схватил ее, пытаясь поцеловать. Элизабет плюнула ему в лицо. Сержант размахнулся и нанес Бетси сильный удар в челюсть. Девушка ударилась о стену и упала на пол. Комната погрузилась во мрак…
 
   Флетчер стоял, держась за прутья зарешеченной двери, и заглядывал в камеру. Неужели этот постаревший мужчина, кутающийся в одеяло, и есть тот самый гигант с золотыми волосами и штыком в руках, тот безумец, который колол им направо и налево!
   — Жак, — позвал Флетчер, — Вы слышите меня?
   — Я слышу Вас. Чего Вы от меня хотите? Вы похожи на исповедника, а у меня и в мыслях нет исповедоваться.
   — Но Вас скоро повесят. Вы понимаете это?
   — Да.
   — Вы убили человека, — сказал Флетчер.
   — Только одного, — ответил узник с горькой гримасой.
   — Этот человек был моим другом, — сказал лейтенант. — Я очень любил его. Наверное, после смерти я полюбил его даже больше, чем при жизни. Я очень страдал, когда его не стало. Ведь он получил штык в грудь, потому что заслонил меня. Он дал обещание женщине, которая меня любила, и сдержал его. Он спас мне жизнь.
   — Храбрый и благородный человек. Он отдал свою жизнь взамен Вашей и погиб. Мы встретились на войне, во время битвы. Я никогда не знал его. Но в Вашей памяти он всегда будет жить, — сказал Джек и покачал головой.
   Флетчер стоял у самой двери, крепко сцепив пальцы вокруг прутьев решетки.
   — Вы не помните его? — спросил Флетчер.
   — Нет, — ответил Джек. — А Вы сами разве помните каждого, кого сразили саблей или застрелили? Это война, мой друг.
   — Не называйте меня другом, — сказал Флетчер.
   Ему хотелось плакать, но не о Брайане, который погиб на войне, он горевал о Вере, которую оставил, сам того не желая. Он бросил к ее ногам свою ненависть и горькие обвинения. Он говорил ей о долге офицера. Но она поняла, в чем он ее обвинял. Он не мог ей простить смерти Брайана.
   — Какой же я дурак, какой идиот! — крикнул Флетчер, уткнувшись в железную решетку.
   Джек подошел ближе, и пламя свечи осветило его глаза.
   — Зачем Вы здесь? — спросил он. — Неужели Вы пришли сюда, чтобы освободиться от своей вины? От своей бесконечной и бесполезной ненависти?
   — Да, — ответил Флетчер.
   Джек видел, что человек, стоящий перед ним, ищет твердой почвы под ногами.
   — Может быть, — сказал он, — я смогу чем-нибудь Вам помочь? Ведь говорят же, что приговоренные к смерти могут быть великодушны. Возможно, — продолжал Джек, — Вы сможете придумать какую-нибудь другую причину гибели Вашего друга, помимо войны. Я был в гневе тогда на всех, кто носил красный мундир. Ведь в тот момент я потерял человека, которого любил и уважал, человека достойного, доброго и храброго, — доктора Уоррена. Он был нашим генералом.
   — Я знал его, это действительно большая потеря. Я всегда восхищался им, — с грустью сказал Флетчер.
   — В самом деле, лейтенант? Ну, что ж, я передам ему это, — ответил Джек, — если, конечно, попаду в царствие небесное.
   — И все-таки Вы совершили преступление, Жак, — сказал Флетчер.
   — Поверьте мне, я предпочел бы, чтобы меня разорвало на тысячу кусков, чем бросили в тюрьму. Но увы, дело сделано, лейтенант. Это война. И кто знает, если победят восставшие, не окажетесь ли Вы на моем месте.
   Внезапно они услышали шаги, затем блеснул свет от качающегося в чьей-то руке фонаря, и перед ними появилась измученная женщина с расширенными от ужаса глазами и кровоточащими губами.
   — Элизабет! — воскликнул Флетчер и кинулся ей навстречу. — Что с тобой, что это?
   — Лейтенант Айронс, — воскликнула девушка, — я искала Вас, но уже слишком поздно… он, он пытался…
   Она залилась слезами.
   — Кто? — спросил Флетчер.
   — Солдат… тот, с ключами, — ответила Элизабет.
   — Ублюдок, — прорычал Флетчер. — Я разберусь с ним. Где он?
   — Он там, в камере, — ответила Элизабет, постепенно приходя в себя. — Я здорово стукнула его.
   — Я разберусь с этим подонком.
   — Нет, лейтенант, у нас нет времени. Я… Голос девушки задрожал. Она увидела человека, стоявшего в камере. Он медленно подходил к решетчатой двери и не отрываясь смотрел на Элизабет.
   — Нет, — прошептала девушка, — нет, — повторила она и отвернулась.
   — Бетси!
   Элизабет вздрогнула и снова взглянула на него.
   — Джек, — голос ее дрогнул, она не хотела верить своим глазам.
   — Неужели я так изменился? — спросил Джек и горько усмехнулся, но не смог сдержать слез.
   Элизабет выронила фонарь. Стекло разбилось, масло продолжало гореть, наполняя коридор мерцающим светом.
   — О, Джек! — воскликнула девушка и протянула руки сквозь прутья решетки. Молодые люди прижались друг к другу.
   Джек целовал Бетси в лоб, прижатый к решетке, а девушка пыталась обнять его.
   — Бетси, любимая, кто обидел тебя?
   — Никто, поверь мне — Элизабет плакала, целуя Джека в глаза, в губы, в щеки, куда только могла дотянуться через барьер.
   Флетчер наблюдал эту сцену с разрывающимся сердцем.
   Лучше бы Элизабет не видеть своего возлюбленного в тюрьме. Ведь сейчас она обратится к Флетчеру и попросит освободить Джека. А он не сможет этого сделать. Жак Сабо завтра будет повешен.
   Флетчер, пытаясь прочитать слова молитвы, поднял глаза и натолкнулся на горящий взгляд Джека.
   «Не говори ей, прошу тебя, не говори ей!» — молил он.
   — Элизабет, — сказал Флетчер, — ты искала меня? Что-то случилось?
   — Ах, лейтенант Айронс, простите меня. Ведь миссис Эшли ждет от Вас ребенка… Роды начались раньше времени, — продолжала Элизабет, не переставая плакать. — И миссис Эшли сейчас очень трудно. Что-то плохое может случиться с ребенком. Доктор говорит, что он не может появиться на свет. Доктор хочет уничтожить его. А миссис Эшли потеряла так много крови! Я боюсь, что она тоже может умереть!
   Флетчер закрыл глаза, и пол начал уходить у него из-под ног.
   — О, Господи! — воскликнул он. — О, Господи!
   — Мне очень жаль, — произнес Джек с чувством.
   Он поразился тем тайным нитям, которые связывали его с лейтенантом. Ведь миссис Эшли была патриоткой. Но его интерес угас почти мгновенно. Ему оставалось жить совсем недолго…
   — Элизабет, миссис Эшли, дома? — спросил Флетчер.
   — Да. Но мы можем опоздать. Я молю Бога, чтобы этого не случилось. — Бетси снова залилась слезами.
   — Нам надо спешить, пойдем Элизабет, — сказал он девушке.
   — А Джек?
   — Он не может уйти отсюда, не так ли, Джек?
   Джек прикрыл глаза. За его спиной в соломе возились крысы, а единственная свеча освещала камеру.
   — Дорогая, тебе надо идти. Поцелуй меня. Мы скоро снова встретимся…

Глава 30

   Медленными движениями, как будто неохотно, лейтенант собрал окровавленные простыни, лежащие на полу. При этом лицо его ничего не выражало, только скулы дрожали. Он поднял голову и посмотрел на Веру, лежащую на кровати. Сейчас ее красота казалась совершенной. Копна золотисто-рыжих волос живописно обрамляла бледное тонкое лицо. Изящные руки лежали поверх простыни вдоль тела. Лейтенант не мог оторвать взгляда от любимого лица.
   — Доктор, — спросил он, — кто сделал с ней это?
   — Это акушерка, — ответил врач, — она, конечно, и добрая и славная женщина, но опыта у нее пока маловато, особенно для таких серьезных ситуаций.
   Флетчер закрыл глаза.
   — Вы можете подойти поближе, — продолжил доктор. — Конечно, миссис Эшли еще очень слаба, но ей будет приятно узнать, что Вы здесь.
   Флетчер повернулся к доктору и уставился на него удивленными глазами. Он еще не решался поверить.
   — Слаба, — повторил он, — так она не…
   При этих словах лейтенанта глаза доктора округлились от удивления и возмущения.
   — Да взгляните же на нее, молодой человек! Господи! Так вы пришли сюда в уверенности, что она мертва? Кто Вы, сударь? Я думаю, лейтенант…
   — Да, я лейтенант Айронс, — ответил Флетчер. Он едва сдержался, чтобы не броситься на колени у постели своей возлюбленной.
   — Я ее друг, — добавил он сухо.
   — Ну-ну, — сказал доктор, — значит, друг. А Вы знакомы с ее мужем?
   — Нет, — ответил Флетчер, — не знаком.
   — А как его имя?
   — Уильям Эшли.
   — А Вас, видимо, зовут Флетчер? Она звала Вас.
   С этими словами доктор закрыл чемоданчик с инструментами и, взяв его под мышку, направился к выходу.
   — Скажите, доктор, кем был ребенок? Мальчик или девочка? — спросил Флетчер.
   Доктор остановился и покачал головой.
   — Послушайте, лейтенант! Ребенок — мальчик. И, благодарите Бога, у вас прекрасный сын. Когда закончите свои дела здесь, бегите на кухню — он там, в тепле.
   Доктор отвернулся и вышел, бесшумно закрыв за собой дверь.
   Теперь Флетчер смог наконец-то, никого не опасаясь, опуститься на колени рядом с лежащей Верой.
   — Вера, — прошептал он, — Вера, милая, я здесь. Прости меня. Я так надолго оставил тебя одну.
   Не открывая глаз, Вера чуть-чуть повернула голову в его сторону и снова затихла. Флетчер осторожно провел пальцем по ее щеке, лбу, бровям, как бы желая убедиться, что это не сон, что его возлюбленная жива.
   — Ты родила мне сына, — прошептал Флетчер.
   Он был поражен свершившимся чудом. Теперь он, как ему казалось, понял, чем было вызвано молчание Веры. В последнее время он заставил ее сомневаться в том, что известие о ребенке доставит ему радость. Это мучило Флетчера. Он также не был уверен в том, что Вера обрадуется его возвращению и наконец примет его предложение руки и сердца.
   Флетчер встал и в задумчивости подошел к окну.
   Снегопад продолжался. Почти на всех окнах ставни были закрыты, а из труб к небу тянулась тоненькая струйка дыма. Слабый вздох заставил его отойти от окна.
   — Вера, — позвал он.
   Ее глаза открылись и закрылись снова. Все такие же зеленые и блестящие, какими он их запомнил. На губах заиграла слабая улыбка.
   — Флетчер, — с трудом произнесла она, облизывая пересохшие губы, — как ты сюда попал?
   — Элизабет привела меня. Ты не помнишь?
   — Нет, — ответила Вера.
   — Я так боялся опоздать, моя милая. Я боялся потерять вас обоих.
   Флетчер обессиленно опустил голову Вере на грудь, и она стала гладить его по волосам, успокаивая, как ребенка.
   — У нас теперь сын, Вера.
   — Ты его уже видел?
   — Еще нет, моя дорогая.
   — А я видела, — сказала Вера, и Флетчер почувствовал новые материнские нотки в ее голосе. — Но миссис Перри очень быстро унесла его отсюда, потому что я была слишком слаба. Ты знаешь, я очень долго не могла родить. Все казалось уже безнадежным. Доктор решил, что ребенок не сможет родиться и его надо уничтожить и удалить. Он собирался это сделать, чтобы спасти мою жизнь. Но я не могла этого допустить, я не хотела жить, зная… — Вера не смогла докончить фразу и разрыдалась, спрятав голову в подушку.
   — Вера, милая, я знаю это. Не мучай себя воспоминаниями.
   — И я стала кричать и звать тебя, — продолжала Вера, — я молила Бога забрать нас обоих: и меня, и моего ребенка. Потом меня пронзила эта адская боль, и я увидела, что доктор достает свои инструменты. Но он взял только щипцы. И наш сын появился на свет!
   Флетчер обнял Веру и прижал к себе, целуя лоб и рассыпавшиеся волосы. Ее рассказ болью отозвался в его душе.
   — Я люблю тебя, Вера, и всегда тебя любил. Ты помнишь, — продолжал он, — как однажды после долгой размолвки ты предложила мне поклясться, что мы никогда больше не будем ссориться? Я тогда ответил, что это невозможно. Но пообещал тебе не быть жестоким. Я не сдержал своего обещания, любимая моя. Я поступил очень жестоко, когда оставил тебя одну. Я не знал, что ты беременна, но это не оправдывает меня. Я был не прав. Я слишком часто ошибался. Скажи, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
   Вера с глубокой нежностью посмотрела на его расстроенном лицо, поцеловала его ладонь и прижала к своей влажной от слез щеке.
   — Мне нет нужды прощать тебя, мой милый, потому что ты не сделал мне ничего такого, чего я не могла бы понять. Я люблю тебя.
   Очаг на кухне весело пылал, и языки пламени взлетали так высоко, как этого уже давно не случалось. По случаю столь важного события в жертву огню был принесен стул из комнаты Элизабет и деревянный умывальник миссис Эшли.
   Доктор и акушерка уже ушли, оставив ребенка на попечение Элизабет, а миссис Эшли — на попечение Флетчера. Теперь Бетси, умытая, причесанная, в свежем платье сидела на теплой кухне и качала малыша. Девушку разморило, и она дремала вместе с ребенком.
   Флетчер тихонько зашел на кухню, посмотрел на спящую Бетси и нахмурился, заметив разбитые губы девушки. Он накажет этого похотливого охранника сегодня же, он не оставит Бетси беззащитной.
   — Элизабет! — позвал ее Флетчер.
   Девушка приоткрыла глаза, все еще не совсем проснувшись.
   — Бетси, где мой сын?
   — Здесь, у меня на коленях.
   И она приподняла складки своих юбок так, чтобы он смог увидеть младенца. Флетчер наклонился над ним.
   — Так вот он где, — выдохнул восхищенный отец. — Он, как бриллиант в бархате, как король.
   Флетчер поднял своего малыша на руки и стал с любопытством его рассматривать. Он погладил его нежные, как пух, волосы, взял его за мягкие щечки. Ребенок проснулся и открыл глазки. Флетчер начал осторожно распеленывать малыша около теплого очага.
   — Ой, что Вы делаете, лейтенант? — закричала Элизабет.
   — Проверяю, — спокойно ответил он. Элизабет густо покраснела и отвернулась. Наглядевшись вдоволь на малыша, Флетчер принялся заворачивать его и потерпел неудачу. Ему пришлось обратиться за помощью к Элизабет, и девушка быстро и ловко запеленала младенца.
   — Поздравляю, Вас, лейтенант! — сказала она радостно.
   Потом Флетчер долго сидел у очага с сыном на коленях, радуясь цвету его лица, его здоровому виду и той силе, с которой он сжимал палец отца.
   — А он не голоден? — спросил он у Бетси.
   — Ну, не думаю. Они сначала не хотят есть. Ему надо просто что-то пососать. Потом приготовлю ему немного сладкой водички, чтобы он смог попить, пока у миссис Эшли не придет молоко.
   Поглаживая головку сына, Флетчер снова вспомнил о происшествии в тюрьме.
   — Элизабет, — обратился он к девушке, — мне очень жаль, что все так ужасно произошло. Ни один мужчина не имеет права… Поверь, мы тоже солдаты, но мы не такие, как он. Я обещаю тебе, что твой обидчик будет наказан.
   Помолчав немного, Элизабет вернулась к прежней теме: ей хотелось поговорить о малыше.
   — Какой он крупный. Ваш малыш! Для недоношенного, я хочу сказать.
   — А разве он родился раньше срока? Почему это произошло? — встревожился Флетчер.
   — Две вещи случились. Ну, во-первых, приходил этот ужасный тип, мистер… ну, никак не вспомню его фамилию… Да Вы знаете его. Ну да, Джонсон. Так вот, он приходил сюда.
   — Что? Джонсон был здесь? — Флетчер почти закричал, и малыш снова открыл глаза, но не заплакал.
   — Ну, да, — продолжала Элизабет, — значит, пришел к нам и очень расстроил миссис Эшли. А она-то сначала так его любезно встретила и велела мне ему яичницу поджарить. А ведь у нас самих почти ничего не было. Ну и что Вы думаете? Сказал он нам спасибо? Нет! Он вел себя так ужасно, что мне пришлось пригрозить ему горячей сковородкой.