– Нет.
   – Тогда хвост нужен. Скажите Бобу, чтобы оставался с ним, пока тот не ляжет спать. Вообще-то, надо не спускать с него глаз всю ночь. Если он в этом деле замешан, чертов стрелок может прийти к нему.
   – Ясно, – сказал Карелла. – А позже вы его смените, Пит?
   – Черт возьми, скажите, пусть позвонит мне, как только Самалсон придет домой. Я позвоню в сто второй, и они пришлют ему замену.
   – Хорошо. – Карелла щелкнул выключателем, нажал другую кнопку и сказал: – Боб, оставайся с ним, пока он не придет домой. Потом позвонишь Питу, он пришлет тебе сменщика из сто второго. Он хочет держать этот дом под наблюдением всю ночь.
   – А если он не пойдет домой? – спросил О'Брайен.
   – Что я могу тебе сказать. Боб?
   – Пропади все пропадом! Я сегодня вечером собирался на бейсбол.
   – А я в кино. Ничего, думаю, к восьми все кончится.
   – Для стрелка все кончится к восьми, это да. Но ведь Пит считает, что этот тип связан с Самалсоном?
   – Он сам в это мало верит. Боб. Так, страхуется на всякий случай. Все-таки версия Самалсона – слегка сомнительная.
   – Ты что, думаешь, убийца побежит к парню, которого допрашивали копы? Да это ни в какие ворота не лезет!
   – Сегодня жаркий день. Боб. Может, у Пита не все колесики крутятся.
   – Конечно, только куда... О-ох, появился этот ублюдок. Позвоню позже. Слушай, сделай мне одолжение.
   – Какое?
   – Расколи этот орех до восьми. Я ужас как хочу попасть на бейсбол.
   – Постараемся.
   – Он пошел. Пока, Стив. – О'Брайен повесил трубку.
   – О'Брайен, – сказал Карелла, – выступает насчет слежки за Самалсоном. Говорит, это смешно. Вообще-то я с ним согласен. Не пахнет этот Самалсон.
   – Чем не пахнет? – удивился Мейер.
   – Тебе этот запах знаком. Он исходит от любого городского ворюги. А от Самалсона нет. Я готов съесть его дурацкий бинокль, если он замешан в этом деле.
   Снова зазвонил телефон.
   – Это, наверное, Самалсон, – пошутил Хейз. – Звонит пожаловаться, что за ним следит О'Брайен.
   Улыбнувшись, Карелла поднял трубку.
   – Восемьдесят седьмой участок, детектив Карелла. Да, да, конечно. – Он закрыл трубку рукой. – Это из отдела регистрации оружия. Записывать?
   – Давай.
   – Валяйте, – произнес Карелла в трубку. Он секунду слушал, потом повернулся к Хейзу. – На территории участка сорок семь люгеров. Они все тебе нужны?
   – Мне одна мысль пришла в голову, – пробормотал Хейз.
   – Какая еще мысль?
   – На обороте заявления на разрешение ты ставишь свои отпечатки. Если...
   – Ничего не надо, – сказал Карелла в трубку. – Отменяется. Большое спасибо. – Он нажал на рычаг. – Если у нашего мальчика, – докончил он за Хейза, – было бы разрешение, его отпечатки имелись бы в картотеке. Следовательно, разрешения у нашего мальчика нет.
   Хейз кивнул.
   – У тебя когда-нибудь был такой день, Стив?
   – Какой такой?
   – Когда чувствуешь себя полным идиотом, – сказал Хейз уныло.
   – Ведь и я слышал, что ты к ним звонишь, – попытался утешить его Карелла. – И тоже не допер.
   Хейз вздохнул и уставился в окно. Вернулся Уиллис с кофе.
   – Будьте любезны, сэр, – согнулся он перед Мейером. – Надеюсь, вы всем довольны, сэр?
   – Я дам вам хорошие чаевые, – сказал Мейер и, поставив перед собой чашку, откашлялся.
   – А я дам вам хороший совет, – сказал Уиллис.
   – Какой?
   – Никогда не становитесь полицейским. Работы много, платят мало, и приходится постоянно раболепствовать перед коллегами.
   – Кажется, я простудился, – сказал Мейер. Из заднего кармана он вытащил пачку таблеток от кашля. – Летом у меня так всегда. Летом простудиться – хуже некуда, а у меня без простуды ни одно лето не проходит. – Он положил таблетку на язык. – Кого-нибудь угостить?
   Никто не ответил. Мейер положил пачку обратно в карман. Запил таблетку кофе.
   – Тишина, – сказал Уиллис.
   – Угу.
   – Думаешь, это какая-нибудь конкретная леди? – спросил Хейз.
   – Не знаю, – ответил Карелла. – Но думаю, что да.
   – Когда он вселился в комнату, – сказал Хейз, – он зарегистрировался как Джон Смит. Одежды там нет. Продуктов тоже.
   – Джон Смит, – сказал Мейер. – Шерше ля фам. Шерше ветра в поле.
   – Мы уже шершекаем эту ля фам целый день, – отозвался Хейз. – Я устал.
   – Выше нос, братишка, – подбодрил его Карелла. Он посмотрел на настенные часы. – Уже семнадцать пятнадцать. Скоро все кончится.
   Тут-то все и началось.

Глава 12

   Все началось с толстой женщины в халате, появившейся возле потрескавшейся перегородки. Ее приход был первым звеном в цепи событий, не имевших ни малейшего отношения к делу. Это было ужасно некстати – нарушился гладкий ход расследования. Будь на то их воля, полицейские из восемьдесят седьмого участка ни за что не стали бы реагировать на эти события. В конце концов, они изо всех сил старались предотвратить убийство. Увы, парни из восемьдесят седьмого участка были всего лишь обычными работягами, принужденными выполнять свои обязанности. Это только в детских кубиках все быстро встает на свои места, события же, происшедшие в следующие пятьдесят минут, были как бы сами по себе. Они никак не вязались с логикой этого дня. Они ни на йоту не приблизили полицейских к Леди или ее потенциальному убийце. Новые события продолжались с 17.15 до 18.05. День успел перейти в вечер.
   События эти съели почти целый час драгоценного времени – ни больше ни меньше.
   К потрескавшейся перегородке, тяжело дыша, подлетела женщина. За руку она держала десятилетнего светловолосого мальчишку в джинсах и футболке в красную полоску. Это был Фрэнки Аннучи. Женщина с трудом сдерживала ярость – казалось, ее вот-вот разорвет по швам. Лицо горело, в глазах сверкали черные угли, а губы были стиснуты в тонкую линию, которая не давала потоку гнева выплеснуться наружу. Она бросилась к перегородке с такой скоростью, словно хотела опрокинуть ее одним ударом, затем резко остановилась. Пар, накапливавшийся внутри, прорвал, наконец, тонкую плотину губ. Рот открылся, и оттуда с грохотом посыпались слова.
   – Где здесь лейтенант?
   Мейер чуть не пролил на брюки кофе, круто повернувшись на стуле. Уиллис, Карелла и Хейз уставились на женщину так, будто она была олицетворением преступного мира.
   – Лейтенант! – закричала она. – Лейтенант! Где он?
   Карелла поднялся и подошел к перегородке. Сразу узнав мальчика, он сказал:
   – Привет, Фрэнки. Что вам угодно, мэм? Что-нибудь...
   – Не смейте говорить ему «привет»! – закричала женщина. – Не смейте даже смотреть на него! Кто вы такой?
   – Детектив Карелла.
   – Так вот, детектив Карелла, я хочу видеть... – Она остановилась. – Tu sei'taliano?[8]
   – Si, – ответил Карелла.
   – Bene. Dov'e il tenente? Voglio parlare con...[9]
   – Итальянский я знаю не очень хорошо, – прервал ее Карелла.
   – Не знаете? Это почему? А где лейтенант?
   – Может, я смогу вам помочь?
   – Фрэнки был у вас сегодня?
   – Да.
   – Зачем?
   – Мы задали ему несколько вопросов.
   – Я его мать. Я миссис Аннучи. Миссис Рудольф Аннучи. Я честная женщина, и мой муж – честный человек. Зачем вам понадобился мой сын?
   – Сегодня утром некто попросил его отнести нам письмо, миссис Аннучи. И мы ищем этого человека – вот и все. Мы просто задали Фрэнки несколько вопросов.
   – Вы не имели права! – закричала женщина. – Он не преступник.
   – Никто и не говорит, что он преступник.
   – Что же тогда он делал в полиции?
   – Я вам только что...
   Где-то в отделе зазвонил телефон. Одновременно с ним миссис Аннучи испустила новый вопль, и Карелла услышал только:
   – Я никогддзиннь в жизни так не обддзиннь!
   – Успокойтесь, успокойтесь, синьора, – произнес Карелла.
   Мейер снял трубку.
   – Восемьдесят седьмой участок, детектив Мейер слушает.
   – Бабушку свою называйте синьорой! Какое унижение! Какое унижение! Vergogna, vergogna![10] Его забрала эта ваша «белоснежка»! Прямо на улице! Ребенок спокойно стоит с другими детьми, тут тебе подкатывает к тротуару «белоснежка», вылезают два копа, хватают его и уводят. Как...
   – Что? – спросил Мейер.
   – Я говорю, два копа... – миссис Аннучи повернулась к нему и тогда только поняла, что он говорит по телефону.
   – Хорошо, сейчас будем! – крикнул Мейер. Он бросил трубку на рычаг. – Уиллис, вперед! На углу Десятой и Калвер-стрит заварушка. Какой-то парень затеял перестрелку с постовым и ребятами с двух патрульных машин!
   – Господь помилуй и спаси! – воскликнул Уиллис. Чуть не сбив миссис Аннучи с ног, они выскочили через дверцу в перегородке.
   – Преступники! – с негодованием произнесла она, глядя, как полицейские бегут по ступенькам вниз. – Вы здесь имеете дело с преступниками и сюда же приводите моего сына, будто он какой-то вор. Он хороший мальчик, таких еще... – Она вдруг остановилась. – Вы его били? Били ребенка резиновым шлангом?
   – Нет же, миссис Аннучи, конечно нет, – ответил Карелла, и тут внимание его привлек металлический стук шагов на лестнице. На пороге появился человек в наручниках, следом за ним ввалился еще один – по лицу его сочилась кровь. Миссис Аннучи, следуя за взглядом Кареллы, обернулась как раз в тот момент, когда в дверь, замыкая шествие, вошел полицейский. Он подтолкнул вперед человека в наручниках. Миссис Аннучи в ужасе застыла.
   – Господи Иисусе! – воскликнула она. – Святая дева Мария!
   Хейз, вскочив на ноги, уже спешил к перегородке.
   – Миссис Аннучи, – позвал Карелла. – Давайте присядем вон там в сторонке и поговорим...
   – Что у вас? – спросил Хейз полицейского.
   – Голова! Посмотрите на его голову! – воскликнула миссис Аннучи и побелела. – Не смей смотреть, Фрэнки! – тут же добавила, противореча себе самой.
   На голову человека действительно нельзя было смотреть без содрогания. Волосы слиплись от крови, которая капала на лицо и на шею, оставляя красные пятна на белой спортивной рубашке. Кроме того, кровь струилась из открытого пореза на лбу и заливала переносицу.
   – Этот сукин сын трахнул его бейсбольной битой по голове, – объяснил полицейский. – А раненый – торговец «травкой». Дежурный лейтенант подумал, что вам стоит его допросить – может, тут замешаны наркотики.
   – Ничем я не торгую! – взвился раненый. – Его надо посадить в тюрьму! Он ударил меня битой.
   – Надо отправить его в больницу, – сказал Хейз, глядя на раненого.
   – Никаких больниц! Сначала отправьте его в тюрьму! Он ударил меня бейсбольной битой! Этот сукин сын...
   – О-ох! – выдохнула миссис Аннучи.
   – Давайте выйдем отсюда, – снова предложил ей Карелла. – Присядем вон на ту скамейку, хорошо? Я объясню, что произошло с вашим сыном.
   Хейз втащил человека в наручниках в комнату.
   – Ну-ка, сюда! – приказал он. – Снимите с него наручники.
   – А вам, мистер, лучше отправиться в больницу, – сказал он раненому.
   – Никакой больницы! – стоял тот на своем. – Сначала отправьте его в тюрьму!
   Полицейский снял с задержанного наручники.
   – Принесите-ка ему влажные тряпки обмотать голову, – распорядился Хейз, и полицейский вышел. – Ваше имя, мистер.
   – Мендес, – ответил раненый. – Рауль Мендес.
   – И «травкой» вы не торгуете, нет, Рауль?
   – В жизни этой дрянью не занимался. Он просто спятил, этот малый. Подошел ко мне и...
   Хейз повернулся к другому.
   – Как ваше имя?
   – Пошел ты!.. – огрызнулся тот.
   Хейз угрюмо посмотрел на него.
   – Опорожните карманы и сложите все на стол.
   Тот не сдвинулся с места.
   – Я сказал...
   Человек вдруг бросился на Хейза, бешено размахивая кулаками. Схватив его левой рукой за ворот рубахи, Хейз ударил в лицо правой. Тот отлетел на несколько шагов, сжал кулаки и снова кинулся на Хейза. Хейз ударил правой по корпусу, и человек согнулся вдвое.
   – Опорожни карманы, дохляк, – суровым тоном произнес Хейз.
   Тот подчинился.
   – Так-то лучше. Так как тебя зовут? – спросил Хейз, рассматривая тем временем содержимое карманов.
   – Джон Бегли. Только попробуй, сукин сын, ударь меня еще раз, я тебе...
   – Заткни глотку! – оборвал Хейз.
   Бегли тут же заткнулся.
   – Почему ты ударил его бейсбольной битой?
   – Это мое дело, – фыркнул Бегли.
   – Мое тоже.
   – Он хотел меня убить, – вмешался Мендес. – Нападение! Вооруженное нападение первой степени! Двести сороковая статья! Нападение с целью убийства!
   – Не хотел я его убивать! – заспорил Бегли. – Если бы я хотел его убить, он бы тут сейчас не разорялся!
   – Так вы, Мендес, знакомы с уголовным кодексом? – поинтересовался Хейз.
   – Просто слышу, о чем говорят у нас в квартале, – сказал Мендес. – Да, черт возьми, кто сейчас не знает двести сороковую?
   – Нападение первой степени по двести сороковой, а, Бегли? – повернулся к нему Хейз. – За это одно схлопотать десять лет. А вот двести сороковая вторая – это нападение второй степени. Максимум пять лет плюс штраф, а то и просто штраф. Так что ты замышлял?
   – Убивать я его не собирался.
   – Значит, он торгует наркотиками?
   – Его спроси.
   – Я спрашиваю тебя.
   – А я не стукач. Мне плевать, кто он есть. Я просто хотел переломать ему руки-ноги. Особенно ноги.
   – Зачем?
   – Он таскается за моей женой.
   – Что вы имеете в виду?
   – Как по-вашему, черт дери, что я имею в виду?
   – Что вы на это скажете, Мендес?
   – Он сумасшедший. Я его жену даже не знаю.
   – Брешешь, сукин сын! – взвизгнул Бегли и шагнул к Мендесу.
   Хейз отпихнул его.
   – Полегче, Бегли, не то придется тебя отшлепать!
   – Он знает мою жену! – закричал Бегли. – Очень даже замечательно ее знает! Этот ублюдок свое получит! Если я сяду в тюрьму, так я еще оттуда выйду, и он все равно свое получит!
   – Я же вам говорю, он сумасшедший, – сказал Мендес. – Сумасшедший! Я стоял на углу и ни к кому не приставал, тут вдруг, откуда ни возьмись, появился этот тип и начал размахивать битой!
   – Хорошо, хорошо, успокойтесь, – унял его Хейз.
   Вернулся полицейский с мокрой тряпицей.
   – Думаю, Алек, нам это не понадобится, – сказал Хейз. – Отведите этого человека в больницу, иначе он изойдет кровью и сыграет в ящик прямо здесь.
   – Сначала отправьте его в тюрьму! – закричал Мендес. – Я не уй...
   – Вы что, Мендес, сами в тюрьму хотите? – повысил голос Хейз. – За сопротивление представителю закона?
   – Да кто...
   – Выметайтесь живо, чтобы я вас не видел! От вас за километр разит «травкой», всю комнату провоняли!
   – Я не торгую «травкой».
   – Торгует, торгует, сэр, – вставил полицейский. – Его уже два раза за это забирали.
   – Выметайтесь отсюда, Мендес, – повторил Хейз.
   – Торговец «травкой»? Вы не по тому адресу...
   – И если впредь я у вас что-нибудь найду, тогда я сам угощу вас бейсбольной битой! А теперь убирайтесь! Отвезите его в больницу, Алек.
   – Пошли, – сказал полицейский, беря Мендеса за локоть.
   – Торговец «травкой», – бормотал Мендес, проходя через дверку в перегородке. – Хорошее дело, стоит один раз оступиться, тут же тебе приклеят ярлык.
   – Два раза, – поправил полицейский.
   – Ну два, два, – пробурчал Мендес, спускаясь по лестнице.
   Миссис Аннучи шумно вздохнула.
   – Так что видите, – говорил ей Карелла, – мы всего лишь задали ему несколько вопросов. Ваш сын немножко герой, можете так и сказать вашим соседям.
   – А потом этот ваш убийца начнет охотиться за ним? Нет уж, спасибо.
   В отделе неподалеку Хейз допрашивал Бегли.
   – Значит, вы хотели убить его, Бегли?
   – Я же сказал, что нет. Слушайте...
   – Что?
   Бегли перешел на шепот.
   – Это же всего лишь нападение второй степени. Парень шалил с моей женой. Черт возьми, представьте, если бы это была ваша жена?
   – Я не женат.
   – Ну представить-то вы можете? Вы хотите упечь меня в тюрьму за то, что я защищал свой семейный очаг?
   – Это решит судья.
   Бегли совсем понизил голос.
   – А может быть, обсудим все сами?
   – Что?
   – Сколько это будет стоить? Три бумаги? Пол-куска?
   – Я не тот коп, что вам нужен, – сказал Хейз.
   – Бросьте, бросьте, – заулыбался в ответ Бегли.
   Хейз снял трубку и соединился с дежурным. Дежурил Арти Ноулз, который в 16.00 сменил Мерчисона.
   – Арти, говорит Коттон Хейз. Можете забрать этого драчуна. Запишите нападение второй степени. Пришлите кого-нибудь за ним наверх.
   – Есть! – бодро крикнул в трубку Ноулз.
   – Вы никак шутите? – спросил ошеломленный Бегли.
   – Нисколько.
   – Вы отказываетесь от пяти сотенных?
   – А разве вы их предлагаете? Мы можем приобщить это к обвинению.
   – Не надо, не надо, – поспешно махнул рукой Бегли. – Ничего я не предлагаю. Ну и ну!
   Пришел полицейский, чтобы увести его вниз, а он все продолжал нукать. На лестнице им повстречался Берт Клинг – высокий молодой белокурый детектив. На нем была кожаная куртка и джинсы. Хлопчатобумажная рубашка под курткой взмокла от пота.
   – Привет! – воскликнул он, увидев Хейза. – Что это тут у тебя?
   – Нападение. А у тебя на сегодня все?
   – Все, – ответил Клинг. – Эта комедия с портом ни к черту не годится. Дохлый номер. Каждый мальчишка в доках знает, что я из полиции.
   – Тебя что, действительно раскусили?
   – Нет как будто, но про героин никаких разговоров, это уж точно. Почему Пит не хочет отдать это дело в отдел борьбы с наркотиками?
   – Он пытается обскакать торговцев наркотиками на нашем участке, хочет разнюхать, откуда они получают товар. Сам знаешь, как он относится к этой отраве.
   – Кого это там снаружи Стив держит за руку?
   – Истеричную мамашу, – сказал Хейз и услышал голос Мейера, поднимавшегося по лестнице.
   Клинг снял куртку.
   – Ну и запарился же я, – произнес он. – Никогда не пробовал разгружать судно?
   – Нет, – сказал Хейз.
   – Туда, туда заходи, поганец, – раздался голос Мейера. – Поогрызайся у меня. – С легким любопытством взглянув на сидящую на скамейке миссис Аннучи, он подтолкнул задержанного вперед. Тот был в наручниках, плотно обхватывающих его запястья.
   Пара полицейских наручников напоминает пятнадцатицентовую детскую игрушку, с той разницей, что полицейская игрушка все-таки настоящая. Они сделаны из стали и представляют собой изящный, прочный, безотказный складной капкан. Наручники – штука малокомфортабельная. Если их надевать на кисти аккуратно, можно даже не защемить. Но обычно во время ареста полицейский торопится, и когда с преступника снимают наручники, кисти его рук всегда стерты и ободраны, а иногда кровоточат.
   С человеком, которого Мейер привел в отделение, обошлись далеко не деликатным образом. Он только что вел перестрелку с целым отрядом полицейских, и когда им, наконец, удалось его изловить, они не слишком церемонились, защелкивая наручники. Металл здорово защемил ему кожу, причиняя сильную боль. Мейер втолкнул задержанного в комнату, и тот, пытаясь сохранить равновесие, взмахнул руками, отчего ему стало еще больнее.
   – Познакомьтесь с крупным деятелем, – насмешливо объявил Мейер. – С половиной участка вздумал тягаться, так, что ли, деятель?
   Задержанный не ответил.
   – Ювелирный магазин на углу Десятой и Калвер-стрит, – продолжал Мейер. – Патрульный заметил его, когда он с пушкой в руках орудовал внутри. Отчаянный парень. Ограбление средь бела дня. Ты ведь отчаянный парень, верно?
   Задержанный не ответил.
   – Только он увидел патрульного, сразу начал палить. Из нашей машины услышали выстрелы и мигом прибыли на поле боя, успели вызвать по радио еще одну машину. А из второй позвонили за подмогой сюда. Прямо герой в осажденной крепости. А, деятель?
   Задержанный не ответил.
   – Садись, – приказал Мейер.
   Задержанный сел.
   – Как зовут?
   – Луи Галлахер.
   – Не первый раз имеешь дело с полицией?
   – Первый.
   – Учти, мы проверим, так что рассказывать басни не советую.
   – Я имею дело с полицией в первый раз, – повторил Галлахер.
   – Кофе там у Мисколо есть? – спросил Клинг и пошел по коридору. С лестницы вернулся Карелла. – Ну что, Стив, избавился от нее?
   – Избавился. Что нового в порту?
   – Жарко там.
   – Домой собираешься?
   – Ага, кофе попью и пойду.
   – Лучше немного задержись здесь. У нас тут один псих разгулялся.
   – Какой еще псих?
   – Прислал нам записку. В восемь часов собирается хлопнуть какую-то дамочку. Так что побудь пока здесь. Можешь понадобиться Питу.
   – Я и так сегодня замотался, Стив.
   – С чего бы это? – спросил Карелла и прошел в отдел.
   – Судимости у тебя есть, Галлахер? – спрашивал Мейер.
   – Я уже сказал, что нет.
   – Галлахер, на нашем участке висят несколько нераскрытых ограблений.
   – Это меня не касается. Вы полиция, вот и ищите.
   – Это твоих рук дело?
   – Я решил тряхнуть сегодня лавочку, потому что были нужны деньжата. И все. Раньше я такими делами не занимался. Может, снимете наручники и отпустите меня с миром?
   – Ну, брат, с тобой не соскучишься, – воскликнул Уиллис. Он повернулся к Хейзу. – Сначала хотел всех перестрелять, а потом строит из себя овечку, думает, вдруг поможет.
   – Какую еще овечку? – удивился Галлахер. – Просто предлагаю вам обо всем забыть.
   Уиллис уставился на него, словно перед ним был невменяемый, который, того и гляди, начнет полосовать прохожих бритвой.
   – Это, должно быть, из-за жары, – сказал он, не сводя с Галлахера немигающих глаз.
   – Ну, в самом деле, – гнул свою линию Галлахер. – Почему бы и нет? Почему бы вам меня не отпустить?
   – Слушай...
   – Ну что, черт возьми, я такого сделал? Пострелял немного? Так никого же не ранил, верно? По-моему, вы со мной даже неплохо развлеклись. Бросьте, будьте нормальными ребятами. Снимите наручники, и я пойду своей дорогой.
   Уиллис потер рукой бровь.
   – А ты знаешь, Мейер, ведь он не шутит, а?
   – Брось, Мейер, – сказал Галлахер, – будь человеком...
   Мейер влепил ему звонкую пощечину.
   – Ты, деятель, лучше ко мне не обращайся. И не произноси мое имя, не то я запихну его тебе в глотку. Это твое первое ограбление?
   Галлахер, потирая рукой щеку, окинул Мейера тяжелым с прищуром взглядом.
   – Да я бы с тобой даже не сел рядом... – начал он, но Мейер врезал ему еще раз.
   – Так сколько еще за тобой ограблений на территории участка?
   Галлахер молчал.
   – Тебе, кажется, задали вопрос, – напомнил Уиллис. Галлахер взглянул на Уиллиса и тут же проникся ненавистью и к нему.
   К ним подошел Карелла.
   – А-а, Лу, привет, привет, – сказал он. Галлахер тупо уставился на него.
   – Я вас не знаю, – произнес он.
   – Ну-ну, Лу, – улыбнулся Карелла. – Что это у тебя с памятью? Не помнишь меня? Я Стив Карелла. Подумай, Лу.
   – Он тоже фараон? – обратился к остальным Галлахер. – Никогда в жизни его не видел.
   – Булочную помнишь, Лу? На Третьей Южной? Вспомнил?
   – Я пирожных не ем, – огрызнулся Галлахер.
   – А ты, Лу, там пирожные и не покупал. Ты выгребал денежки из кассы. А я случайно шел мимо. Припоминаешь теперь?
   – Ах, это, – сказал Галлахер.
   – И когда же ты вышел, Лу? – спросил Карелла.
   – Какая разница? Вышел, и все тут.
   – И сразу вернулся к любимому делу, – добавил Мейер. – Так когда же ты вышел?
   – За вооруженное ограбление тебе дали десять лет, – напомнил Карелла. – Что же случилось? Освободили условно?
   – Угу.
   – Когда ты вышел? – повторил вопрос Мейер.
   – С полгода назад.
   – Кажется, тебе понравилось сидеть на казенных харчах, – заметил Мейер. – Так и рвешься обратно.
   – Ну, ладно, давайте забудем всю эту историю, – сказал Галлахер. – На кой вам надо портить мне жизнь?
   – Почему ты, Галлахер, всем портишь жизнь?
   – Кто, я? Я не хочу никому портить жизнь. Просто обстоятельства так складываются.
   – Ну ладно, наслушались, – прервал беседу Мейер. – В психологию ударился! Это уж слишком! Хватит! Вперед, голубок, пошли на прием к лейтенанту. Ножками, ножками. Живо.
   Зазвонил один из телефонов, и Хейз снял трубку.
   – Восемьдесят седьмой участок, детектив Хейз слушает.
   – Коттон, это Сэм Гроссман.
   – Привет, Сэм, что там у тебя?
   – Немного. Отпечатки совпадают с теми, что на бинокле, но... В общем, Коттон, тщательно обследовать комнату мы не сумеем – нет времени. Уж до восьми часов мы точно ничего не сможем сделать.
   – Почему? А который час? – встрепенулся Хейз.
   – За шесть перевалило, – ответил Гроссман, и, взглянув на настенные часы, обнаружил, что уже пять минут седьмого. Куда же девался целый час?
   – Да-а. Ну, тогда... – начал было Хейз, но не нашел, что сказать дальше.
   – Есть тут разве одна штука, может, она вам поможет. Хотя ты ее, наверное, видел.
   – Какая штука?
   – Мы нашли ее на кухне. На подоконнике, около раковины. На ней отпечатки подозреваемого, так что он мог ею пользоваться. Во всяком случае, в руках он ее держал, это факт.
   – Кого ее, Сэм?
   – Карточку. Обычную визитку.
   – Куда я должен нанести визит? – спросил Хейз, берясь за карандаш.
   – В столовую «Эди – Джордж Дайнер». Первые два слова через черточку. В «Эди» три буквы.
   – Адрес?
   – Тринадцатая Северная, триста тридцать шесть.
   – Еще что-нибудь на карточке есть?
   – В правом верхнем углу написано: «Качество пищи гарантируется». Больше ничего.
   – Спасибо, Сэм. Сейчас лечу туда.