– Где капитан Гроссман? – спросил Карелла. – Я хочу поговорить с ним.
   – Если вы собираетесь жаловаться начальству, это вам...
   – Где он?
   – В суде. И пробудет там до конца недели. Он проходит свидетелем по делу об убийстве. А убийство важнее самоубийства. Порядок срочности, Карелла!
   – Как вы думаете, когда я смогу получить результаты?
   – Через сутки или около того.
   – А завтра утром?
   – Я сказал – через сутки или около. Мы работаем над тем, что удалось заснять, мы проверяем эту капсулу...
   – Медэкспертиза уже определила состав...
   – Но мы должны провести свои анализы. Как только мы все подготовим...
   – Значит, завтра, договорились?
   – Сделаю все, что смогу, – сказал Оуэнби и повесил трубку.
* * *
   Минут через десять Карелле вручили конверт из телефонной компании. Патрульный, принесший конверт в помещение детективов, подождал, пока Карелла распишется в получении, и бросил конверт на стол, на кучу всякой ерунды, включавшую распечатанное на компьютере приглашение на ежегодный праздник полицейского управления с пикником и танцами, запрос из 31-го участка обо всех известных случаях применения револьвера «смит-и-вессон» калибра 0,38, послание от копов из Сарасоты, штат Флорида, и пачку полученных из фотолаборатории глянцевых снимков восемь на десять, отснятых в пятницу в квартире Ньюмена.
   Карелла разорвал конверт.
   В нем было четыре страницы ксерокса со списком всех звонков, сделанных с телефона Ньюмена со времени последней оплаты, имевшей место быть в июле. Здесь, как и в большинстве американских городов, счет телефонной компании представлял собой табличку, в графах которой были указаны даты междугородных звонков, город, в который звонили, телефон в этом городе, время звонка, продолжительность разговора в минутах и сумма оплаты.
   Карелла начал с последней страницы.
   Энн Ньюмен ушла из квартиры на Сильвермайн-Овал первого августа в восемь сорок пять и вернулась только восьмого. Следовательно, можно было предположить, что за это время из квартиры не мог звонить никто, кроме самого Джерри Ньюмена, пока он был еще жив.
   Последний пункт гласил:
   дата: междугородный звонок: время: мин.: сумма:
   07.08 Беверли-Хиллз, Кал. 18.21 ЗБ 35 (213)-275-42-82
* * *
   Стало быть, седьмого августа Джерри Ньюмен звонил в Беверли-Хиллз в 18.21 по местному времени, или в 15.21 по калифорнийскому. Он говорил в течение трех минут, и разговор обошелся ему в тридцать пять центов. Карелла не знал, что означает буква в в колонке «время», но номер телефона показался ему знакомым. Карелла позвонил в калифорнийскую справочную и спросил номер отеля «Беверли-Уилшир». «(213)-275-42-82», – ответила дежурная. Он поблагодарил дежурную и позвонил в телефонную компанию, от души надеясь, что там не будет ни мисс Корнинг, ни мисс Шульц. Вместо них он застал некую безымянную дежурную, которая сообщила ему, что буква "Б" означает всего-навсего, что звонок производился вечером либо в выходные и оплачивается по льготному тарифу. Карелла поблагодарил и повесил трубку.
   Итак, можно предположить, что в 18.21 накануне того дня, когда было обнаружено тело Джерри Ньюмена, он был еще жив. Он звонил в отель «Беверли-Уилшир» и, предположительно, разговаривал со своей женой в 15.21 по тихоокеанскому летнему времени. Карелла достал свой блокнот. В 17.00 по тихоокеанскому летнему времени того же дня Энн Ньюмен звонила своей свекрови и сообщила ей, что подумывает о разводе. Потом она, предположительно, собрала вещи и отбыла в аэропорт, чтобы сесть на самолет в 22.30, прилетающий в город в 6.30 следующего дня. Но если она разговаривала со своим мужем в четверг, почему же тогда она сказала Карелле, что в последний раз говорила с ним во вторник, когда сообщила ему время своего прибытия?
   Карелла снова снял трубку и набрал номер Сьюзен Ньюмен. Телефон прозвонил раз десять. Карелла уже собирался повесить трубку, когда запыхавшийся голос Энн Ньюмен ответил:
   – Алло?
   – Миссис Ньюмен?
   – Да. Минутку, пожалуйста.
   Карелла подождал.
   Когда Энн снова взяла трубку, она сказала:
   – Извините, я была в душе. Кто это спрашивает?
   – Детектив Карелла.
   – А, здравствуйте!
   – Если я не вовремя...
   – Нет, все в порядке. В чем дело?
   – Миссис Ньюмен, передо мной лежит телефонный счет, из которого следует, что ваш муж звонил в отель «Беверли-Уилшир» седьмого августа – то есть в четверг – в 18.21 по нашему времени, в 15.21 по калифорнийскому.
   – И что? – спросила она.
   – Когда мы говорили с вами в прошлую пятницу, вы мне сказали, что в последний раз разговаривали с мужем во вторник, пятого августа. Не так ли?
   – Да, именно тогда я с ним и разговаривала.
   – Но ведь он, видимо, звонил в «Беверли-Уилшир» в четверг, седьмого?
   – Во сколько он звонил, вы говорите?
   – В 15.21 по Калифорнии.
   – Меня не было, – сказала она.
   – Вас не было?
   – Да, я уходила гулять.
   – Понятно. А когда вы вернулись к себе?
   – Наверно, незадолго до пяти.
   – Перед тем, как вы позвонили своей свекрови, так?
   – Да. Я много размышляла в тот день, и мне хотелось обсудить с ней принятое решение.
   – Понятно. А вам не передавали, что вам звонил муж?
   – Мне никто ничего не передавал.
   – Значит, вы не знали, что он пытался с вами связаться.
   – Нет, я узнала об этом только от вас. Вы уверены, что он?..
   – Ну, у меня тут счет за телефон, – сказал Карелла.
   – Значит, в четверг он был еще жив.
   – Похоже, что да.
   – О Господи!
   – Ну, спасибо вам, – сказал Карелла. – Я просто хотел проверить. Простите, что побеспокоил.
   – Ничего-ничего, – ответила Энн и повесила трубку.
   Карелла подумал о том, что скажет муниципалитет по поводу всех его междугородных звонков, послал муниципалитет к черту и позвонил в отель «Беверли-Уилшир» в Лос-Анджелесе. Дежурный сообщил ему, что все, что передают по телефону клиентам, записывается, один экземпляр послания кладется в личный ящик постояльца через несколько минут после звонка, а другой просовывается под дверь вскоре после этого. Дежурный не думал, что клиент, пришедший в отель около пяти, мог не увидеть сообщения о звонке, имевшем место быть в 15.21.
   Карелла поблагодарил и повесил трубку. Через полчаса ему позвонили из Комиссии по наследствам. Звонила служащая отдела распоряжения наследством по имени Хестер Этгингер, которую Карелла вчера попросил проверить, оставил ли Джереми Ньюмен завещание. В этом штате закон требовал, чтобы завещанию давался ход в течение десяти дней после известия о смерти. Большинство адвокатов внимательно следят за колонками некрологов в газетах, чтобы вовремя узнать, не усоп ли накануне кто-нибудь из их клиентов. И поскольку большинство простых смертных плохо разбираются в законах, если у них на руках окажется завещание или даже если им просто придется подписывать чье-то завещание в качестве свидетелей, они скорее всего обратятся к своему адвокату, чтобы спросить, что им делать. Так что большинство завещаний – конечно, кроме тех, которые хранятся на дне колодца или под половицей, – так или иначе попадают в Комиссию по наследствам. Завещание Джереми Ньюмена поступило туда вчера.
   – Это завещание должно быть предано огласке, – сообщила мисс Эттингер, – так что вы можете в любое время прийти и ознакомиться с ним.
   – А не могли бы вы зачитать его мне по телефону? – попросил Карелла.
   – Ну-у...
   – Я расследую убийство, – позволил он себе маленькую ложь. Мысленно он давно уже считал этот случай именно убийством. – Это сбережет мне уйму времени.
   – Я его только просмотрела, – сказала мисс Эттингер. – Если не вдаваться в подробности, можно просто сказать, что по завещанию все отходит человеку по имени Луи Керн.
   – Он единственный наследник?
   – Да.
   – А кто должен наследовать имущество после Керна?
   – Жена Керна и двое его детей.
   – А вы не знаете, кем представлено завещание?
   – Его зовут Чарльз Вебер. Я так понимаю, он адвокат. Завещание прислано в голубой папке, и на папке стоит название адвокатской конторы – «Вебер, Герцог и Ллевеллин». Ллевеллин – с двумя "л"...
   – Вы сказали «Герцог»?
   – Что-что?
   – Один из партнеров – Герцог?
   – Да, Герцог.
   – А как пишется?
   Мисс Эттингер произнесла по буквам.
   – А адрес там указан?
   – Адрес – Айсола, Холл-авеню, 847.
   – Спасибо вам большое! – от души сказал Карелла.
   – Да не за что, – ответила мисс Эттингер и повесила трубку.
* * *
   Адвокатская контора «Вебер, Герцог и Ллевеллин» располагалась на двадцать восьмом этаже здания в самом сердце Айсолы. Внутри здания царила блаженная прохлада – окна были заделаны наглухо, и на всех сорока двух этажах работали кондиционеры. Замечательная система – когда нет перебоев с электричеством. Но если электрическая компания ощутит перегрузку сетей – а такое частенько случалось в эту треклятую жарищу, – пиши пропало. В этом случае открыть окно оказывалось невозможно, и небоскреб превращался в сорокадвухэтажную парилку. Но зато выброситься из окна этого небоскреба было сложновато.
   Карелла позвонил Чарльзу Веберу около десяти, и ему ответили, что адвокат очень занят и сможет уделить ему не более получаса перед ленчем. Когда Карелла приехал, Вебер беседовал с клиентом. Он позвонил секретарше и попросил ее впустить Кареллу только без четверти одиннадцать. Чарльз Вебер был представительный мужчина немного за пятьдесят, с седеющими темно-русыми волосами и проницательными голубыми глазами. На нем был бледно-голубой, под цвет глаз, тропический костюм и белая рубашка с голубым же, но более темным галстуком. Из-под левого лацкана пиджака выглядывала вышитая темно-синим монограмма «ЧПВ». Он восседал за большим, не заваленным бумагами столом в просторном кабинете с двумя окнами, выходящими на авеню и на западную оконечность Гровер-парка. Приятно улыбнулся, взглянул на часы, чтобы показать Карелле, что тому следует быть кратким, и спросил:
   – Чем могу служить, мистер Карелла?
   – Мистер Вебер, я расследую предполагаемое самоубийство Джереми Ньюмена. Насколько я понимаю, вы...
   – Предполагаемое? – переспросил Вебер.
   – Да, сэр, предполагаемое.
   – Насколько я понял, он скончался от смертельной дозы барбитуратов...
   – Да, сэр, это так. Но дело еще не закрыто как доказанное самоубийство.
   – Понимаю.
   – Мистер Вебер, насколько я понимаю, вы вчера передали его завещание в Комиссию по наследствам.
   – Да.
   – Вы сами его составляли?
   – Да.
   – Если не ошибаюсь, по завещанию все имущество отходит человеку по имени Луи Керн?
   – Да.
   – Кто такой этот Керн, сэр?
   – Владелец «Галереи Керна».
   – Это картинная галерея?
   – Да, и притом очень знаменитая и влиятельная.
   – А где она находится?
   – Здесь, в городе. Более того, на этой же улице.
   – Не можете ли вы мне сказать, сколько унаследует мистер Керн?
   – Полагаю, я не обязан этого делать, мистер Карелла.
   – Мне уже известно, что мистер Ньюмен унаследовал от своего отца картины на сумму в несколько миллионов долларов. Это было всего два года назад. Могу ли я предположить...
   – Не буду создавать вам лишних трудностей, – улыбнулся Вебер. – Пожалуй, вы можете предположить, что наследство стоит по меньшей мере два миллиона долларов.
   – И мистер Ньюмен оставил все это Луи Керну.
   – Да.
   – Почему?
   – Почему? Мистер Карелла, ваш вопрос мне неясен. Любой человек имеет право сам избрать своего наследника.
   – В обход своей жены? Своей матери? Своего брата?
   – Его жена получит внушительную страховку.
   – Сколько?
   – Сто тысяч долларов.
   – То есть он оставил сотню тысяч своей жене и два миллиона постороннему человеку?
   – Мистера Керна нельзя назвать посторонним человеком. Когда Лоуренс Ньюмен был жив, он все свои работы выставлял в «Галерее Керна». На самом деле именно мистер Керн оценил оставшиеся после него картины и позднее помог Джерри продать часть из них.
   – То есть Джерри испытывал к нему благодарность.
   – Да.
   – Которую он оценил в два миллиона долларов.
   – Мы только составляем завещание, – сказал Вебер. – К его содержанию мы никакого отношения не имеем. Мистер Ньюмен избрал своего наследника. Завещание составлено согласно его желанию. Лично мне его требования не понравились, но...
   – Почему нет?
   – Видите ли, я не знаю, знакомы ли вы с законами относительно наследства, действующими в нашем штате...
   – Незнаком.
   – Я изложу вам их так же кратко, как самому мистеру Ньюмену. В нашем штате, если человек принимает решение оставить наследство кому-либо в обход своей жены, она все равно получает долю наследства, не меньшую, чем если бы он скончался, не оставив завещания. Иными словами, даже если он не включит ее в завещание, она может получить половину наследства, чтобы утвердить свое избирательное право.
   – И вы объяснили все это мистеру Ньюмену?
   – Да.
   – И какова была его реакция?
   – Он, видимо, стремился таким образом наказать ее.
   – Наказать?
   – Да. Он настаивал на том, чтобы вообще исключить ее из завещания. Принимая во внимание его намерения, я предложил ему альтернативную возможность.
   – Какую?
   – Ну, если хотите, своего рода обходной маневр. Он мог бы оставить жене минимальную сумму, необходимую для обеспечения избирательных прав. Если причитающаяся ей доля наследства составит более двух тысяч пятисот долларов – а в данном случае это, разумеется, так и есть, – он по закону имеет право оставить ей две тысячи пятьсот долларов наличными, а остальные деньги положить на депозит на ее имя, с пожизненной выплатой процентов.
   – Но он на это не согласился.
   – Он сказал, что не желает оставлять ей ни гроша. Сказал, что остается надеяться на то, что она не пожелает утверждать свое избирательное право. И настаивал, чтобы все его наследство перешло к Луи Керну.
   – И именно на этих основаниях вы и составили завещание.
   – Именно на этих основаниях. Обязанность адвоката – давать советы. Но клиент, разумеется, вовсе не обязан им следовать. Я полагаю, что он совершил ошибку. Если бы он принял мое предложение, она получила бы ту же самую половину наследства, которую теперь получит по закону. А наказание было бы куда ощутимее.
   – Почему?
   – Ну, ведь выдача денег растянулась бы на много лет. Всего лишь проценты с депозита. В качестве кругленькой суммы наличными она бы их никогда не получила. Разумеется, утверждение избирательного права повлечет за собой расходы на адвокатов, тяжбы и тому подобное. Возможно, именно на это он и рассчитывал. Причинить ей как можно больше неприятностей и хлопот.
   – Мистер Вебер, а с чего бы ему желать ей неприятностей?
   – Понятия не имею.
   – А вы его не спрашивали?
   – Советы по семейным проблемам не моя специальность.
   – А у них были семейные проблемы?
   – Мистер Ньюмен пил.
   – Я знаю. Но, насколько мне известно, Энн Ньюмен была преданной и любящей женой, и...
   – Я не спрашивал у мистера Ньюмена, почему он пожелал изменить свое завещание. Я просто дал ему советы относительно существующих законов и следовал его пожеланиям.
   – Мистер Вебер, а когда он составил это новое завещание?
   – Где-то в прошлом месяце.
   – В июле?
   – Да.
   – А не могли бы вы сообщить мне точную дату?
   – Конечно, – сказал Вебер и нажал кнопку на интеркоме. – Мисс Уэлан! – сказал он. – Не могли бы вы сообщить мне дату составления завещания Джереми Ньюмена?
   И отключился, не дожидаясь ответа.
   – А Луи Керну известно, что он унаследует такую большую сумму денег? – спросил Карелла.
   – Я уверен, что ему сообщили.
   – Кто ему сообщил?
   – Наверное, отдел доверенностей «Первого свободного банка». Этот банк назначен душеприказчиком покойного.
   – А когда это должно было произойти?
   – Вчера. Я вчера позвонил им и сообщил о кончине мистера Ньюмена и напомнил им, что они назначены душеприказчиками.
   – И вы полагаете, что они в свою очередь позвонили Луи Керну?
   – Я так думаю. Вам, мистер Карелла, видимо, представляются сцены из фильмов, где все сидят в конторе адвоката и ждут, когда зачитают завещание. Но такого почти никогда не бывает. Обычно наследнику сообщается об этом письмом, иногда по телефону. Даже в таком случае, как сейчас, когда мистер Ньюмен потребовал, чтобы завещание держалось в секрете до его кончины...
   – А оно должно было держаться в секрете?
   – Конечно.
   – Мистер Вебер, является ли некий Герцог членом вашей фирмы?
   – Да, это один из наших старших партнеров.
   – А как его зовут?
   – Мартин.
   – Мартин Герцог.
   – Да.
   – Он не в родстве с Джессикой Герцог?
   – Это его сестра.
   – Понятно.
   – На самом деле, это он и познакомил ее с Джерри. Ох, как же давно это было! – Вебер неожиданно улыбнулся. – А-а, мистер Карелла, я по вашему лицу вижу, что вы углядели здесь конфликт интересов? Зря.
   Мой клиент попросил меня составить для него завещание. Тот факт, что некогда он был женат на сестре одного из партнеров нашей фирмы, не имеет никакого отношения ни к содержанию завещания, ни к нашему стремлению соблюсти интересы клиента.
   – Угу... – сказал Карелла.
   – На самом деле у нас действует правило, что ни наша фирма, ни один из ее работников не может быть назначен душеприказчиком составленного нами завещания. Это правило установлено именно затем, чтобы избежать даже предположения о возможности конфликта интересов.
   – Значит, вы считаете, что мисс Герцог ничего не знала об этом завещании.
   – Я в этом твердо уверен.
   – Вы думаете, что мистер Герцог не мог упомянуть об этом в разговоре с сестрой?
   – Нет, конечно.
   Зажужжал звонок интеркома. Вебер нажал на кнопку.
   – Да?
   – Я нашла дату, сэр, – сообщил женский голос.
   – Да, мисс Уэлан.
   – Восемнадцатое июля, сэр.
   – Спасибо, – сказал Вебер и отключился. – Восемнадцатого июля, – сказал он Карелле.
   – Ровно за три недели до того, как его нашли мертвым в его квартире, – заметил Карелла.
   – Да, вроде бы так.
   – Ну, спасибо вам большое, – сказал Карелла. – Не буду отнимать у вас лишнего времени...
   – Ну что вы! – сказал Вебер и посмотрел на часы.

Глава 7

   Когда Джессика Герцог открыла им дверь в три часа того же дня, она была ничуть не похожа на капитана израильской армии. Карелле подумалось, что она похожа на танцовщицу из фильма о театральной жизни тридцатых годов. Клинг подумал, что она похожа на теннисистку. На ней были коротенькие белые шорты, обтягивающие бедра и привлекающие внимание к длинным ногам с великолепным загаром. Еще она была одета – если это называется «одета» – в белую топ-маечку с оборками, подчеркивающую роскошную грудь. Белые сандалии на высоких каблуках, с ремешками по колено, добавляли еще пару дюймов к ее и без того не маленькому росту. Лицо и обнаженные плечи блестели от пота. Она извинилась за свой вид – им обоим показалось, что неискренне, – объяснила, что загорала на балконе, и пригласила в дом.
   – Хотите холодного чая? – спросила она. – Только что приготовила.
   – Да, пожалуйста, – сказал Карелла.
   – Пожалуйста, – повторил Клинг и кивнул ей. Она ушла на кухню.
   Стены квартиры были увешаны картинами. Карелла сразу решил, что картины, должно быть, весьма ценные. В искусстве он разбирался плохо, но однажды читал статью об аукционах – по сравнению с этим торговые сделки большого бизнеса были мелочью, вроде детской торговли фантиками. Если верить той статье, влиятельные маклеры и критики даже средненького художника могут раскрутить так, что его картины будут продаваться по бешеным ценам. Интересно, этот Лоуренс Ньюмен, после которого осталось картин на два миллиона, тоже был обязан своей славой подобной рекламной кампании? Кроме картин, в комнате было множество скульптур – на подставочках и столиках. Несколько бронзовых статуэток – обнаженная натура, а в основном абстракции. Карелла подумал, что, наверно, самые непонятные как раз и стоят настоящих денег. С потолка перед раздвижными застекленными дверьми, ведущими на балкон, свисала большая металлическая конструкция – нарочно, что ли, так подвесили, чтобы об нее лбом стукаться?
   – Выйдем на воздух? – предложила Джессика.
   Она принесла поднос с тремя стаканами холодного чая, в котором плавали ломтики лимона. Темно-янтарный чай, бледно-желтый лимон, белые шорты, майка и сандалии – казалось, все было нарочно подобрано так, чтобы подчеркнуть великолепный загар Джессики, точно так же, как белые стены гостиной подчеркивали колорит картин, висящих на них, и изящество скульптур, витающих в пространстве. Джессика и сама, казалось, не шла, а витала. Она подплыла к раздвижным дверям, подождала, пока Клинг отодвинет одну из створок, провела детективов на балкон и опустила поднос на круглый столик, рядом с которым стояли два шезлонга.
   Отсюда раскинувшийся внизу город казался почти раем.
   – Ну вот, – сказала Джессика. – Пожалуйста, угощайтесь. Сахар я не положила. Хотите сахару?
   – Нет, спасибо, – сказал Карелла.
   – Спасибо, не надо, – сказал Клинг.
   – Действительно жарко, – вздохнула Джессика, протирая смятой освежающей салфеткой шею и грудь в вырезе майки. – Присаживайтесь, пожалуйста. Я сейчас принесу еще один стул.
   Она раздвинула дверь, вернулась в гостиную, вскоре вышла со стулом с прямой спинкой и поставила его у низкой ограды балкона. Детективы по-прежнему стояли.
   – Садитесь, – повторила она, указывая на шезлонги.
   Оба сели.
   – Ну, – сказала она, – так о чем вы хотели поговорить? Вы мне сказали по телефону, что появилась новая информация...
   – Да, мисс Герцог, – сказал Карелла. – Сегодня утром я узнал от адвоката вашего бывшего мужа, что он оставил все свое состояние человеку по имени Луи Керн. Более двух миллионов долларов.
   – Ну, меня это не удивляет, – сказала Джессика. – Картины его отца, знаете ли, стоят довольно дорого.
   – Мисс Герцог, адвокатская контора, которая составляла завещание для мистера Ньюмена, называется «Вебер, Герцог и Ллевеллин».
   – И что?
   – В этой фирме работает ваш брат.
   – И что?
   – Мистер Ньюмен изменил свое завещание восемнадцатого июля, за три недели до того, как его нашли мертвым в его квартире на Сильвермайн-Овал.
   – И какое отношение это имеет ко мне или моему брату?
   – Вы знали, что мистер Ньюмен изменил завещание?
   – Нет, конечно!
   – Брат вам об этом ничего не говорил?
   – Разумеется, нет. Во всяком случае, какое отношение это имеет ко мне? Разве я тоже что-нибудь унаследовала?
   – Насколько мне известно, нет. А что, вы что-то унаследовали?
   – Нет, конечно.
   – Вы знаете Луи Керна?
   – Нет. Кто он такой?
   – Он владелец картинной галереи. Здесь, в Айсоле.
   – Я его не знаю.
   – Но вы ведь общались с миром искусства...
   – И что?
   – ...пока еще были замужем за Джерри?
   – Да, общалась.
   – Разве вы не знали, что его отец выставлял свои картины в «Галерее Керна»?
   – Может, и знала.
   – Да или нет?
   – Почему я вообще должна отвечать на подобные вопросы? – возмутилась Джессика. – Это что, нацистская Германия?
   – Нет, мэм, – сказал Карелла. – Но неужели вам так трудно ответить на простой вопрос относительно картинной галереи?
   – Вы хотите сказать, что я знала о завещании Джерри! Вы хотите сказать, что завещание связано с его смертью!
   – Я просто спрашиваю, знали ли вы, что ваш свекор выставлял свои картины в «Галерее Керна».
   – Нет, вы спрашиваете о том, говорил ли мне брат о завещании Джерри. А я ведь вам уже сказала, что нет. Почему же вы...
   – Мисс Герцог, – медленно произнес Карелла, – это не Агата Кристи.
   – Что-что?
   – Я государственный служащий, у меня работа. Мне вовсе не нравится таскаться по городу в такую жарищу, мне не нравится распутывать отношения между братьями и сестрами, которые могут привести, а могут и не привести к нарушению конфиденциальности. Честно, не нравится. Я бы предпочел загорать тут, на балкончике, и попивать холодный чаек. Но ваш бывший муж умер через три недели после того, как изменил завещание. Если кто-то знал об этом до того, как...
   – Я ничего не знала!
   – Я вовсе не хочу сказать, что вы имеете отношение к...
   – Не имею!
   – Но если вы знали о завещании и если вы сообщили об этом человеку, который мог извлечь выгоду из...
   – Я незнакома с этим Луи Керном. Я не знала о завещании. Вы что, забыли: это я сказала вам, что Джереми не мог принять таблетки по доброй воле?
   – Нет, мисс Герцог, не забыл.
   – А теперь вы подозреваете, что я или мой брат имеем отношение к его смерти. Из-за этого завещания. Хотя это именно я пришла к вам, детектив Карелла, сказать, что он не мог покончить жизнь самоубийством, приняв...
   – Да, мисс Герцог, я знаю.
   – Я не обязана отвечать на ваши вопросы!
   – Мисс Герцог...
   – Здесь вам не нацистская Германия! – повторила она и вдруг расплакалась.