Пол встал.
   — Пойду еще раз поговорю с вашим сыном.
   Он перешел в смежную комнату, где четырнадцатилетний заблудший отпрыск знаменитого артиста сидел, задрав ноги на стол, и читал порнографический журнал. На дорогих белых джинсах красным фломастером были накарябаны неприличные ругательства. Какая творческая натура!
   Парень лениво посмотрел на Пола и выдул пузырь жевательной резинки.
   — Что там сказал папаша?
   — Хочет, чтобы я еще раз поговорил с тобой. — Джулиан хихикнул и углубился в журнал.
   — К херам собачьим. Я же сказал вам, что не поджигал школу. — Голос у парня был приглушенный и злой.
   Пол сел.
   — Я думаю, нам следует обсудить твои отношения с отцом.
   — Исключено.
   — Почему?
   — Потому что это не ваше дело.
   Пол внимательно смотрел на него. Все очень просто. Наркоман папочка, который сегодня осыпает сына деньгами, а на следующий день бросается с кулаками. Мамочка, оставившая его много лет назад. Это ребенок, который вырос, не зная, что такое родительские забота и любовь. Одинокий, ожесточившийся, напуганный. Хорошо для киносценария, однако это человеческая жизнь.
   — Так ты отказываешься разговаривать?
   — Да.
   — Прекрасно.
   Джулиан перелистнул страницу, удивленный, что так быстро одержал победу. Пол возвратился в консультационный кабинет.
   — Ну что? — спросил Тони Бреннан.
   Пол собирался точно указать артисту место, куда ему идти. Надоело. В конце концов есть работа, которой он не будет заниматься ни за какие деньги.
   И вдруг он почувствовал, что от этого человека исходят флюиды. Увидел его таким, каков он есть на самом деле. Как будто открылся ящик Пандоры с ощущениями. Актер излучал волны меланхолии, озлобления и отчаяния. Они плыли по комнате, достигая Пола, подобно морскому прибою или музыке. Причем принимал он их не сознанием, а каким-то иным магическим способом. Они просто входили в его существо, как некая вибрирующая субстанция.
   Несколько минут он сидел неподвижно, захваченный этим уникальным переживанием, впитывал ощущения, как ноты партитуры. Вот этот аккорд означает страх, другой зависть, тот злобу.
   «Что это? Похоже на действие какого-то препарата. Но я ничего не принимал», — пронеслось у Пола в голове.
   Тони подался вперед.
   — Так вы напишете заключение?
   Пол посмотрел на актера и его менеджера. Может, они тоже что-то почувствовали? Похоже, нет. А вот он продолжал ощущать вибрацию, как будто находился в центре водоворота. Странно, но никакой тревоги эти ощущения не вызывали. И сознание в этом как будто участия тоже не принимало. Это происходило внутри его.
    Я еще не решил.
   — Что значит — не решили?
   — Я хочу встретиться с вашим сыном на следующей неделе, — твердо произнес Пол. — А потом приму решение.
   Тони вскочил.
   — Послушайте, перестаньте выжимать из меня деньги. Мне нужно представить заключение в суд на этой неделе.
   — Мистер Бреннан, я не собираюсь выжимать из вас деньги. Просто хочу помочь вашему сыну.
   Тони театрально вскинул руки.
   — Ладно, он приедет на следующей неделе. Но я занят.
   — Нет, мне нужно, чтобы приехали вы оба. — Пол продолжал принимать излучение, исходящее от актера. Оно изменилось — место злости занял страх. И волны начали пульсировать интенсивнее, пронзительнее.
   «Тони боится, что я о чем-то догадался. Но о чем?» Знаменитый киноактер картинно встал. Хотел нагрубить психиатру, но воздержался. С Джулиана нужно было снять обвинение в поджоге, а лучше Стаффера это сделать вряд ли кто сможет. Этот высокомерный наглый сукин сын был ему нужен.
   Пол пригласил из соседней комнаты сына, и троица неторопливо двинулась по коридору. Глядя им вслед, Пол ощутил также волны, исходящие от Джулиана. Очень мощное излучение, пропитанное острой враждебностью и злобой к отцу. И Пол осознал: это случится очень скоро, сын убьет отца.
   «Но черт возьми, что со мной происходит?» Он так и не могнайти ответ на этот вопрос.
   — Миссис…
   — Стаффер. Мэри Стаффер.
   Полицейский вздохнул. Он был толст и плохо выбрит. Но ему было безразлично, как он выглядит и что подумают люди. Работа ему не нравилась, зато платили прилично. Это был нечестный полицейский.
   — Где вы увидели кота?
   — Здесь. — Мэри показала место на ковре в холле. — Он лежал здесь.
   — Да, — произнес полицейский. Поковырял ногтем в зубах и подумал: «Глупая женщина. Но симпатичная. Лет примерно тридцать, темные волосы, стройная фигура, большой рот. Интересно, муж у нее есть?»
   Большинство обитательниц этого района были разведены или жили с мужьями врозь. Возраст обычно средний, большой дом, один ребенок, реже двое. Муж сбежал с секретаршей. Чем они занимаются? Сидят на кухне, вспоминают прошлое, когда все было хорошо, и ждут ежемесячный чек с алиментами. Куда девать время? И главное, тело, роскошное тело, которое остается неиспользованным. Он несколько раз подкатывался то к одной, то к другой с гнусными предложениями, за что получал дисциплинарные взыскания. Но ему было наплевать.
   — Ага. — Полицейский причмокнул губами. — Вы обнаружили мертвого кота на пороге дома, отвезли дочку в школу и вернулись. Но его там уже не было. И вы позвонили в полицию.
   — Да, — ответила Мэри, набираясь терпения. Этот человек ей не нравился, но он был полицейский.
   Коп высморкался в грязный платок.
   — У кого есть ключи от дома?
   — Только у мужа и горничной. Но их в доме не было.
   — Давайте посмотрим.
   — Пожалуйста.
   Полицейский обошел ленивым шагом комнаты. Женщине наверняка что-то привиделось.
   — Скорее всего ваш муж или горничная обнаружили мертвого кота и убрали его.
   — Нет, — произнесла Мэри твердым голосом. Она видела, что полицейский ей не верит, и не решалась рассказать о четках и о том, что собаки тоже нигде нет. — Я звонила горничной. Она ничего об этом не знает. Муж домой не заезжал. Я видела кота. Он был мертвый. А когда я вернулась из школы, он исчез. Кто-то входил в дом дважды — подложить мертвого кота, а потом убрать.
   Полицейский усмехнулся.
   — Вы с мужем это обсуждали? Соседям звонили? В конце концов, можно было сфотографировать. Подумайте сами, кто станет проникать в ваш дом, чтобы сначала положить, а потом убрать мертвого кота? Да, по этому городу разгуливают разные психи, — полицейский облизнул потрескавшиеся губы, — но они больше специализируются на грабежах. Давайте поднимемся наверх, проверим. Идите вперед.
   Полицейский шел следом, не отрывая глаз от ее ягодиц. Затем прищурился. Ему показалось, что на площадке кто-то стоит. Нет, вроде никого. Должно быть, игра света.
   «Ну давай же, завали ее», — приказал кто-то ему на ухо.
   — Что? — громко спросил полицейский. Осмотрелся. — Вы что-то сказали?
   — Нет, — испуганно ответила Мэри.
   Полицейский побледнел. Он отчетливо слышал женский голос, но не мог понять откуда. А затем этот мягкий настойчивый голос прошептал снова: «Схвати ее».
   Он слышал внутренний голос и прежде. Обычно, когда что-нибудь воровал или давал в суде ложные показания. Но этот был повелительный и гораздо громче, к тому же похож на его собственный.
   Они вошли в спальню. Полицейский притворился, что осматривает комнату, а сам все время поглядывал на Мэри, стоящую у кровати. Она насторожилась, обхватила плечи руками. Почему он так странно на нее смотрит?
   — Здесь все нормально.
   Полицейский кивнул и двинулся к ней. «По глазам вижу, эта женщина меня хочет. Муж, наверное, давно этим делом не занимается, вот и соскучилась. Чего там бояться, все равно никто не узнает», — пронеслось у него в голове.
   Мэри попятилась. Подчиняясь неведомой силе, полицейский поднял руки.
   «Давай, давай, смелее. У тебя это получится, — ликовал внутренний голос. — Свидетелей нет, так что все в порядке».
   Громко зазвонил телефон. Мэри рванулась, дрожащей рукой сняла трубку.
   — Глория! — Она неожиданно расплакалась. — Приезжай немедленно. — Скосила глаза на полицейского. — Вам больше здесь нечего делать. Пожалуйста, уходите.
   Он усмехнулся.
   — Хм… ладно. Позвоните, если буду нужен.
   Полицейский спустился вниз, прошел к автомобилю, выезжая задним ходом по подъездной дорожке, бросил взгляд в боковое зеркало. На дорожке стоял крупный мужчина с волосами, убранными в хвостик. Он показался ему знакомым, хорошо знакомым. Полицейский прищурился, потом посмотрел снова, но человек исчез.
   — Привет, Пол. — Похожий на морского пехотинца начальник тюрьмы Хэнлон Досон чуть приподнялся в кресле. — Присаживайтесь.
   Пол вежливо поздоровался с присутствующими. За столом заседаний сидели главный психиатр Эмма Брек, заместитель начальника Даррел Бартлетт, начальник блока D Пэт Харбисон и Джефф Айхенбергер, ответственный за работу тюремных компьютеров.
   — Ваша студентка оправилась? Без проблем?
   — Да, она в порядке, — соврал Пол, ругая себя, потому что уже прошло два дня, а он забыл справиться о здоровье Сьюзенн. — У нее был небольшой шок, но теперь все прошло.
   — Хорошо. — сурово посмотрел на подчиненных. — Так, черт возьми, что же все-таки произошло?
   — Сэр, — нервозно начал Пэт Харбисон, — двери всех камер управляются с пульта. Их можно открыть, только введя специальный пароль.
   — И что? — Харбисон побледнел. — надзиратель Шрамп продолжает утверждать, что камеру Крамера не открывал. И в компьютере ничего не зарегистрировано.
   Начальник тюрьмы перевел взгляд на ответственного за компьютеры.
   — Это правда, сэр, — проговорил Айхенбергер сдавленным голосом и поправил очки. — Сигналы открыть и закрыть камеру поступают с компьютера. Но там значится, что камеру Крамера никто не открывал. Мы до сих пор не можем понять, как это произошло.
   — Не можете понять? — взорвался Хэнлон Досон. — Крамер как-то выбрался в коридор и чуть не изнасиловал студентку, а вы не можете понять? — Его шея налилась кровью. — Шрамп уволен. А вы, — он взглянул на Айхенбергера, — продолжайте проверять свои компьютеры. Завтра в десять собираемся снова, подводим итоги. Все свободны. — Досон встал. — Пол, задержитесь, пожалуйста, на пару минут.
   Дождавшись, когда сотрудники тюрьмы покинут кабинет, он подошел вплотную к психиатру.
   — Пол, вы что-то напортачили. Этот Крамер и есть тот самый серийный убийца.
   — Откуда вам это известно? — с вызовом проговорил Пол. Хэнлон Досон схватил его за руку и вывел в коридор.
   — Я тридцать лет работаю с подонками и научился отличать прирожденных убийц. То, что Крамер напал на студентку, не случайно. Он привык убивать.
   — Я так не считаю. — Полу не нравилось, как этот недоумок с ним разговаривает.
   — Слушайте меня, мистер. — Хэнлон Досон погрозил ему пальцем. — Вы, возможно, опытный и знающий психиатр, но здесь допустили явный прокол. Теперь придумайте что-нибудь, чтобы можно было снова отдать под суд эту скотину Крамера. Иначе вход сюда будет для вас закрыт. Посещения студентов я уже отменил. И помните: из-за вашей хитрожопой экспертизы покончила с собой девушка. Всего доброго. — Хэнлон Досон развернулся и зашагал прочь.
   Пол угрюмо смотрел ему вслед. Отношения с начальником тюрьмы, которые он налаживал целых пять лет, окончательно испорчены.
   Через несколько минут в кабинете начальника блока D его ждало еще одно разочарование.
   — Пэт! — воскликнул он в сердцах. — Я не сумасшедший! Я видел женщину. Она стояла позади меня, наблюдала за Крамером. Вчера вечером я с ней случайно встретился в гостях. Ее зовут Хелен.
   — Но, Пол, там никого не было, — смущенно проговорил начальник блока D. — Это можно проверить. Давайте просмотрим видеозаписи, сделанные камерой наблюдения.
   Они внимательно просмотрели все пленки. Пол убедился, что действительно не было никакой женщины, кроме Сьюзенн Делейни и Эммы Брек. Он устало пожал плечами.
   — Возможно, вам показалось, — успокоил его Пэт Харбисон. — Еще бы — такое напряжение.
   — Я хочу поговорить с Крамером.
   — Может, не стоит?
   — Я настаиваю.
   — Ладно, как хотите.
   В подземный блок Е помещали только самых опасных преступников. Сейчас там сидели известные калифорнийские убийцы.
   Крис Купер, сатанист, пивший кровь своих жертв; Дэйв Эрч, психопат, убивший больше двадцати детей; Ежи Палубский, медбрат, который вводил пациентам различные яды; Хэнк Якобсен, застреливший на работе пятнадцать человек только потому, что ему неправильно начислили месячное жалованье; Абдул Хали, террорист, взорвавший самолет с туристами. Этот жуткий список можно было продолжать.
   Пол посещал заключенных, изучал их поведение, пытался лечить. Впрочем, безуспешно — они действительно были безнадежны.
   Охранники ввели Крамера в специальную комнату, прикрепили наручники к стене. Вошел Пол, сел.
   — Какой сюрприз! — радостно воскликнул убийца. — Психиатр пришел справиться о моем здоровье.
   Пол молчал, прикрыв глаза. И вдруг это началось снова.
   Крамер тоже излучал флюиды, похожие на те, что исходили от Тони Бреннана и его сына. Только тут был настоящий ураган — концентрированная злоба и жестокость, направленные на Пола. Он быстро открыл глаза.
   — Так вы тоже это чувствуете, — сказал Крамер, облизнув губы.
   — Что?
   — А то самое. — Убийца гнусно усмехнулся, мол, знаю, но не скажу.
   — Кто эта женщина? — спросил Пол.
   — Какая женщина?
   — Женщина, которая стояла позади меня, когда ты издевался над студенткой. Хелен. Ты видел ее. Я знаю, видел. Кто она?
   Молчание.
   — Карл, ты ее испугался, верно? Хелен заставила тебя отпустить девушку. Как она это сделала?
   Крамер продолжал молчать, но в его излучении злобу начал подавлять страх. Он боялся. Серийный убийца, наводящий ужас на огромный город, боялся. Чего? Что могло вызвать у него такой ужас?
   — Охрана! — заорал Крамер. — Отведите меня в камеру.
   Вошли надзиратели, начали отстегивать наручники от стены. Крамер не отрываясь смотрел на Пола. А когда проходил мимо, наклонился и со значением произнес:
   — Ищи метку, простофиля.
   Из тюрьмы Пол поехал домой. Попал в час пик, потому добирался долго, зато было время поразмышлять. «Со мной происходит что-то непонятное. У меня возникла повышенная чувствительность к раздражителям. Почему? Я не принимал наркотиков и вообще никаких лекарств. Сбои в работе мозга? Вроде нет. Зрение в порядке, головные боли отсутствуют, никаких провалов памяти, потери сознания. Депрессия? Напротив, сознание острое и ясное. Удивительно, но факт. Это все как-то связано с Хелен. Крамер ее тоже видел — в этом нет никаких сомнений. Но больше никто. И Крамер боится. Почему? И что за метка, о которой он сказал в самом конце? Что это значит?»
   Наконец Пол свернул к дому. Навстречу выбежала Мэри, вся в слезах.
   Он издали по губам прочитал:
   «Рейчел».

Глава пятнадцатая

   Несомненно, зло в человеке обитает в гигантских размерах. Церковь настаивает на первородном грехе, на сравнительно невинном промахе, который допустили Адам с Евой. Но я думаю, тут дело обстоит гораздо серьезнее.
Карл Юнг. Неисследованная Самость

   Собравшиеся у гробницы святого Петра молчали. Всем христианам было хорошо известно, как предали Христа. Это описал евангелист Матфей.
   Когда-то в доме первосвященника Каиафы первосвященники и старейшины сговорились захватить Иисуса обманом, чтобы потом убить. И такая возможность скоро представилась. Один из двенадцати учеников Христа, Иуда Искариот, оказался негодяем. Перед тем как он отведал хлеба на Тайной вечере, в него вселился сатана. Он пошел к первосвященникам и сказал: «Что вы дадите мне, и я предам Его?»[5].
   Они предложили ему тридцать сребреников. И Иуда явился в ту ночь в Гефсиманский сад с толпой вооруженных мечами и дубинками людей, посланных первосвященниками и старейшинами, и, поцеловав Светоч мира, предал его. Иисуса схватили, передали римскому прокуратору Пилату. А потом распяли. Вот как описал святой Матфей то, что случилось потом, когда Иуда осознал содеянное им:
   «… и раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам.
   Говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? Смотри сам.
   И бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился.
   Первосвященники, взявши сребреники, сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови.
   Сделавши же совещание, купили на них землю горшечника для погребения странников.
   Посему и называется земля та «землею крови» до сего дня»[6]
   Кардинал Грациани посмотрел на Бенелли.
   — Вы считаете, что сребреники Иуды до сих пор существуют?
   — И обладают колоссальной силой. То, что я собираюсь вам рассказать, известно только двоим: папе и мне, главе святой палаты. Эта тайна — наверное, самая сокровенная тайна церкви — переходила от одного понтифика к другому с момента возникновения папства.
   Лица кардиналов омрачила глубокая тревоuа. Они не хотели, чтобы их посвящали в эту страшную тайну, но Бенелли было приказано поделиться ею с ними. Не отрывая глаз от стены из красного кирпича, он начал:
   — В мире можно обнаружить много свидетельств, подтверждающих правдивость того, что сказано в Евангелиях. Останки святых, окровавленные одежды Мученика, писания отцов церкви. Это все проникнуто Божественной правдой и напоено гигантской силой добра. А вот о силах зла, средствах, с помощью которых оно может быть вызвано, церковь в течение многих столетий хранила молчание. Намеренно, чтобы заблудшие, обманутые и обделенные умом не могли причинить себе серьезный вред. Более всего церковь хранит тайну сребреников Иуды.
   Бенелли вздохнул. Несмотря на то что они стояли у гробницы святого Петра, самой сокровенной святыни церкви, он испытывал беспокойство, как будто кто-то невидимый прислушивался к его словам.
    Что потом стало с этими сребрениками? — спросил кардинал Грациани.
   — В Священном Писании сказано, что за эти монеты купили участок земли неподалеку от Иерусалима, называвшийся землей горшечника, чтобы устроить там кладбище для странников. Имя человека, который продал этот участок, первосвященникам не было известно, и полученные им сребреники вскоре разошлись по Римской империи. Собрать их все было непосильной задачей. Однако Первый апостол не дрогнул, выполняя свой долг. Во время странствований ему были откровения, помогающие найти монеты. Некоторые обнаружились в Антиохии, какие-то в Риме, какие-то в Корнифе. И всегда оказывалось, что ими владеют богатые, могущественные и жестокие люди. Святой Петр продолжал поиски до конца жизни и каждую попавшую ему в руки монету очищал от дьявольской силы. Но ангелы тьмы делали все, чтобы сорвать его замыслы. Они добились своего через римского императора Нерона, одного из самых жесточайших людей, когда-либо живших на земле. — Бенелли посмотрел на присутствующих. — Разумеется, вам известно, что Нерон обвинил христиан в пожаре Рима, чтобы уничтожить зарождающуюся церковь. Вот как об этом писал римский историк Тацит: «Их убивали ради развлечения, забавы. Одевали в шкуры диких зверей и натравливали своры свирепых псов, которые разрывали христиан на части. После захода солнца их прибивали к крестам и поджигали, чтобы они служили факелами. Эти представления устраивались в саду Нерона, в которых он представал одетым в воинские доспехи на боевой колеснице».
   Святого Петра распяли прежде, чем он собрал все сребреники.
   — И сколько удалось собрать? — спросил кардинал Вышинский.
   — Осталось восемь, — ответил Бенелли. — Святого Петра похоронили здесь, — он показал на гробницу, — вложили ему в руки чашу со святой водой, опустили туда двадцать два сребреника, после чего чашу тщательно запечатали. Эти сребреники больше не имели никакой силы, ибо в Писании сказано, что даже сатанинские силы не могут победить отца церкви.
   — А что с этими восемью ненайденными? — спросил кардинал Грациани.
   — О пяти кое-что известно. Но…
   Часы на башне собора пробили двенадцать. Стало еще прохладнее. Бенелли посмотрел на отца исповедника. Кто знает, какие темные силы собрались сейчас вокруг них?
   — Продолжайте, — спокойно произнес священник.
   — Историю каждого сребреника я могу поведать вам только в присутствии святого отца, — сказал Бенелли. — Мне поручено раскрыть вам их свойства. Сребреники Иуды выглядят так, как обычные римские монеты, серебряные динарии с изображением цезаря Тиберия, и приобретают силу, только попав в руки человека, который запутался в сетях зла. В иных случаях ничего не происходит.
   — Запутался в сетях зла? — повторил кардинал Вышинский. — Каким образом?
   — Продал душу дьяволу.
   Оба кардинала посмотрели на Бенелли в ужасе.
   — Несмотря на греховность человека, — грустно продолжил Бенелли, — в истории можно обнаружить сравнительно немного случаев, когда люди по своей охоте были готовы продать душу дьяволу. Даже диктаторы, палачи, убийцы и богохульники побаивались это делать, поскольку в их развращенном сознании звучало предупреждение: «Осторожно, не заходи слишком далеко, ибо будешь проклят навеки». Но некоторые обладатели сребреников решились на такой шаг.
   — И что при этом произошло? — спросил Грациани. Бенелли почувствовал невероятную усталость.
   — Бог предоставил людям свободу выбора. Любое Божье создание может Его отвергнуть. Но, отвергая Его, они отвергают и себя. После этого любовь ко всему, что было им дорого, гаснет, как будто никогда не существовала. Ибо дьяволу любовь неведома. Их тела и души превращаются в ничто, поскольку они уже больше не они. Такие люди становятся исполнителями воли сил тьмы.
   — Но почему человек продает свою душу за какой-то сребреник? — хрипло проговорил кардинал Вышинский.
   — Потому что это не простая монета. Оказавшись в чьих-то руках, она позволяет владельцу проникнуть в высшее знание. На какой-то период с помощью сребреника Иуды его обладатель приобретает способность ангела тьмы проникать в суть вещей. А затем его существо распадается. Чем больше силы в сребренике, тем скорее это происходит. У последних сребреников период просветления и упадка души очень короткий.
   — Значит, монеты различаются по степени воздействия на человека? — спросил кардинал Грациани.
   Бенелли кивнул.
   — Первоначально они все были одинаковы, но, когда святой Петр принялся очищать их от зла один за другим, сила этих очищенных, к сожалению, начала перетекать к оставшимся. Когда сребреник возвращается туда, откуда начал путь — к хозяину земли крови, — зло становится более концентрированным.
   — И кто может этому противостоять? — спросил кардинал Грациани после долгого молчания.
   — Вот этого я не знаю, — скорбно ответил Бенелли. — Святой отец ждет вашего совета, потому что… потому что в мир явился один из последних сребреников Иуды.

Глава шестнадцатая

   Злые ангелы также способны вызвать помутнение рассудка… потому что, входя в тело, они могут управлять органами, принадлежащими этому телу.
Молот ведьм

   Пол и Мэри быстро шли по больничному коридору. Вокруг кружился настоящий водоворот. Все куда-то спешили. Сестры с процедурными столиками на колесах пытались не столкнуться с каталками, на которых везли больных на срочную операцию. Группа сестер заступала на вечернюю смену. Молодой человек с забинтованной головой, явно с похмелья, сидел на деревянной скамье, глядя в пол. Он еще не знал, что несколько минут назад на операционном столе умерла его подружка и что теперь ему очень долго не придется водить машину.
   Пол скрипнул зубами: он ненавидел больницы, ненавидел смерть.
   У детского отделения он тронул руку Мэри.
   — Тебе сообщили, что Рейчел упала с качелей и все? Больше никаких деталей?
   — Никаких, — ответила Мэри.
   — Как это случилось?
   — Рядом прошла какая-то женщина, и она сразу упала. Лица женщины учительница не разглядела.
   — Понятно. — Пол чувствовал странное озлобление. День сегодня был очень тяжелый.
   Мэри не переставала размышлять, она пыталась понять смысл событий, происшедших за последние двенадцать часов, но не могла. Чувствовала себя скверно, как будто из нее высосали всю энергию. Тело казалось тяжелым, вялым, в голове туман. «Что происходит? Может быть, у меня нервное расстройство? Ощущение, как будто внезапно опустилось черное облако».
   Они вошли в ординаторскую. Доктор встал, пожал им руки.
   — Ваша дочь останется здесь до завтра. Она сильно ударилась головой, ее нужно обследовать.
   Особого доверия он не внушал: молодой, рыжий, видно, недавно окончил медицинский институт.
   — Сделаете энцефалограмму?
   — Конечно, — ответил доктор и посмотрел на Пола. «Наверно, отец девочки — врач. Во всяком случае, похож», — подумал он. Они вошли в палату. — Вот ваша девочка. Спит. Ей дали обезболивающее и успокоительное.
   Рейчел лежала с перебинтованной головой, лицо ее было спокойным.
   — Миссис Стаффер, я хотел бы уточнить кое-какие детали, касающиеся Рейчел, — обратился доктор к Мэри.