— Никого вы там не найдете.
— Я уже начинаю свыкаться с этой мыслью.
— Я уверен, что там нет ничего, кроме большого котлована.
— Большого..?
— Хотя, этот дом, может, и уцелел. Какой номер?
— Триста сорок девять.
— Вполне возможно. По вам видно, что вы можете позволить себе поездку на такси.
Под одеждой Флетч обливался потом в сухом, жарком воздухе Техаса. Сев на заднее сидение и захлопнув дверцу, он услышал мерное гудение кондиционера. Водитель тронул машину с места и влился в транспортный поток. Он поднял стекло, отделяющее его от пассажира, и в салоне стало еще прохладнее.
— Там нет ничего, кроме большого котлована, — повторил он.
В понедельник, в девять утра, Флетч вошел в Бюро регистрации рождений и смертей в центре Далласа. Худенькая, седовласая женщина встретила его, как родного, и не только приняла его просьбу близко к сердцу, но налила кофе, сунула в руку пирожок и лишь после этого скрылась среди длинных полок. И вскоре возвратилась с толстой, покрытой пылью регистрационной книгой, испачкавшей ее белоснежную блузку. Она назвала дату рождения и место (городская больница Далласа) рождения Томаса Бредли, имена и фамилии родителей (Люси Джейн, урожденная Макнамара, и Джон Джозеф Бредли) и адрес их дома (349, Гранчестер-стрит).
— Говорю вам, там один большой котлован, так что потом не сердитесь, что я завез вас туда.
— Сердиться не буду, — заверил водителя Флетч.
— Если, конечно, вы не по строительной части.
— По какой части?
— Будь вы по строительной части, я бы ничего вам не сказал. Но на строителя вы не похожи.
— Это точно, — согласился Флетч.
Солнечный свет отражался от зеркал, окон домов, никелированных и хромированных бамперов. Водитель был в солнцезащитных очках.
Пот на теле Флетча начал замерзать. Он обхватил себя руками.
Старушка в Бюро регистрации рождений и смертей, таскала ему книгу за книгой. Он даже начал сомневаться, удастся ли ей отстирать блузку.
Водитель повернул направо, снова направо. Второй раз следуя указанному стрелкой направлению под табличкой «Гранчестер-стрит».
Вместо улицы они попали на огромную строительную площадку, протянувшуюся по обеим ее сторонами, отделенную проволочным забором. Бульдозер мирно дремал между мусорных холмов. Рабочих Флетч не заметил. В место домов и деревьев зиял глубокий котлован. Новые дома строить еще не начали.
— Реконструкция городских кварталов, — пояснил водитель. — Я же говорил вам — один котлован.
— Понятно. Все переехали.
— Никого тут нет, — подтвердил водитель. — Кого бы вы не искали.
— Похоже на то.
— Даже не у кого спросить.
— Сам вижу.
— В Далласе много строят, — добавил водитель.
— И вы этим гордитесь, не так ли?
Затем он назвал водителю адрес отеля, в котором провел ночь с воскресенья на понедельник.
— Франсина.
Он назвал секретарю свои имя и фамилию, без полной уверенности, что она захочет говорить с ним.
Вернувшись в отель, он принял душ, надел плавки, поплавал в бассейне. Теперь он сидел на кровати думая, в чем же выходить на улицу.
— Да, мистер Флетчер, то есть Флетч, — в голосе Франсины чувствовалась усталость.
— Появились новые мысли? — звонил Флетч по коду, не пользуясь услугами телефонистки, так что ни секретарь, ни Франсина не могли знать, что говорит он из Далласа.
— Насчет чего?
— Насчет того, о чем мы говорили в пятницу вечером.
— Я понимаю, что вы обижены, Флетч. Из-за путаницы, возникшей в «Уэгнолл-Фиппс», вы потеряли работу. Загублена ваша профессиональвая карьера. Я собираюсь поговорить с Энид о компенсации причиненного вам ущерба.
— Какой компенсации?
— Финансовой. Ошибся Чарлз Блейн или кто-то из его подчиненных или все дело в том, что мы с Энид решили сообщить о смерти Тома лишь через шесть месяцев после его кончины, результат один: поймали-то вас. И вина в этом частично лежит на нас, вернее, на «Уэгнолл-Фиппс». Вы пострадали из-за нас. Потому-то вас и посещают безумные идеи.
Она говорила так тихо, что Флетч с трудом разбирал слова, хотя изо всех сил прижимал трубку к уху.
— Я порекомендую Энид выплатить вам компенсацию. Скажем, полугодовое жалование. Сумму, достаточную для того, чтобы слетать на отдых в Европу и обдумать, как жить дальше.
— Как вы добры.
— Видите ли, я чувствую, что мы обязаны это сделать. Путаница возникла в результате того, что мы хотели укрепить авторитет Энид в компании, помочь ей примириться со смертью мужа. Но вы-то не должны за это страдать.
— Франсина, где выродились?
Ответила она после долгой паузы.
— Мой отец, как вы знаете, был инженером. Я родилась на стройке.
— Где именно?
— В Джуно, на Аляске.
— Флетч, почему вы не хотите, чтобы я поговорила об этом с Энид?
— Я вижу, что вы не удостоили вниманием представленные мною доказательства, Франсина.
— Как раз наоборот. И я нашла очень простые объяснения, на удивление очевидные. Только об одном я не смогу сказать Энид. Насчет того, что в швейцарском похоронном бюро ей насыпали в урну золу сгоревшего ковра. Это ужасно. Надеюсь, она не узнает об этом и от вас.
Флетч улыбнулся, разглядывая пальцы ног.
— Вы позволите мне еще раз заехать к вам? — спросил он.
— Конечно. В конце недели?
— Вечером в четверг?
— Договорились. Жду вас у себя. К тому времени я обо всем переговорю с Энид и буду знать ее мнение. Полагаю, она согласится со мной. Путешествие в Европу пойдет вам на пользу. Поможет вам восстановить душевное равновесие.
— Я буду у вас в четверг, — и Флетч положил трубку. Наклонился над чемоданом и достал свитер.
Глава 34
Глава 35
Глава 36
Глава 37
Глава 38
— Я уже начинаю свыкаться с этой мыслью.
— Я уверен, что там нет ничего, кроме большого котлована.
— Большого..?
— Хотя, этот дом, может, и уцелел. Какой номер?
— Триста сорок девять.
— Вполне возможно. По вам видно, что вы можете позволить себе поездку на такси.
Под одеждой Флетч обливался потом в сухом, жарком воздухе Техаса. Сев на заднее сидение и захлопнув дверцу, он услышал мерное гудение кондиционера. Водитель тронул машину с места и влился в транспортный поток. Он поднял стекло, отделяющее его от пассажира, и в салоне стало еще прохладнее.
— Там нет ничего, кроме большого котлована, — повторил он.
В понедельник, в девять утра, Флетч вошел в Бюро регистрации рождений и смертей в центре Далласа. Худенькая, седовласая женщина встретила его, как родного, и не только приняла его просьбу близко к сердцу, но налила кофе, сунула в руку пирожок и лишь после этого скрылась среди длинных полок. И вскоре возвратилась с толстой, покрытой пылью регистрационной книгой, испачкавшей ее белоснежную блузку. Она назвала дату рождения и место (городская больница Далласа) рождения Томаса Бредли, имена и фамилии родителей (Люси Джейн, урожденная Макнамара, и Джон Джозеф Бредли) и адрес их дома (349, Гранчестер-стрит).
— Говорю вам, там один большой котлован, так что потом не сердитесь, что я завез вас туда.
— Сердиться не буду, — заверил водителя Флетч.
— Если, конечно, вы не по строительной части.
— По какой части?
— Будь вы по строительной части, я бы ничего вам не сказал. Но на строителя вы не похожи.
— Это точно, — согласился Флетч.
Солнечный свет отражался от зеркал, окон домов, никелированных и хромированных бамперов. Водитель был в солнцезащитных очках.
Пот на теле Флетча начал замерзать. Он обхватил себя руками.
Старушка в Бюро регистрации рождений и смертей, таскала ему книгу за книгой. Он даже начал сомневаться, удастся ли ей отстирать блузку.
Водитель повернул направо, снова направо. Второй раз следуя указанному стрелкой направлению под табличкой «Гранчестер-стрит».
Вместо улицы они попали на огромную строительную площадку, протянувшуюся по обеим ее сторонами, отделенную проволочным забором. Бульдозер мирно дремал между мусорных холмов. Рабочих Флетч не заметил. В место домов и деревьев зиял глубокий котлован. Новые дома строить еще не начали.
— Реконструкция городских кварталов, — пояснил водитель. — Я же говорил вам — один котлован.
— Понятно. Все переехали.
— Никого тут нет, — подтвердил водитель. — Кого бы вы не искали.
— Похоже на то.
— Даже не у кого спросить.
— Сам вижу.
— В Далласе много строят, — добавил водитель.
— И вы этим гордитесь, не так ли?
Затем он назвал водителю адрес отеля, в котором провел ночь с воскресенья на понедельник.
— Франсина.
Он назвал секретарю свои имя и фамилию, без полной уверенности, что она захочет говорить с ним.
Вернувшись в отель, он принял душ, надел плавки, поплавал в бассейне. Теперь он сидел на кровати думая, в чем же выходить на улицу.
— Да, мистер Флетчер, то есть Флетч, — в голосе Франсины чувствовалась усталость.
— Появились новые мысли? — звонил Флетч по коду, не пользуясь услугами телефонистки, так что ни секретарь, ни Франсина не могли знать, что говорит он из Далласа.
— Насчет чего?
— Насчет того, о чем мы говорили в пятницу вечером.
— Я понимаю, что вы обижены, Флетч. Из-за путаницы, возникшей в «Уэгнолл-Фиппс», вы потеряли работу. Загублена ваша профессиональвая карьера. Я собираюсь поговорить с Энид о компенсации причиненного вам ущерба.
— Какой компенсации?
— Финансовой. Ошибся Чарлз Блейн или кто-то из его подчиненных или все дело в том, что мы с Энид решили сообщить о смерти Тома лишь через шесть месяцев после его кончины, результат один: поймали-то вас. И вина в этом частично лежит на нас, вернее, на «Уэгнолл-Фиппс». Вы пострадали из-за нас. Потому-то вас и посещают безумные идеи.
Она говорила так тихо, что Флетч с трудом разбирал слова, хотя изо всех сил прижимал трубку к уху.
— Я порекомендую Энид выплатить вам компенсацию. Скажем, полугодовое жалование. Сумму, достаточную для того, чтобы слетать на отдых в Европу и обдумать, как жить дальше.
— Как вы добры.
— Видите ли, я чувствую, что мы обязаны это сделать. Путаница возникла в результате того, что мы хотели укрепить авторитет Энид в компании, помочь ей примириться со смертью мужа. Но вы-то не должны за это страдать.
— Франсина, где выродились?
Ответила она после долгой паузы.
— Мой отец, как вы знаете, был инженером. Я родилась на стройке.
— Где именно?
— В Джуно, на Аляске.
— Флетч, почему вы не хотите, чтобы я поговорила об этом с Энид?
— Я вижу, что вы не удостоили вниманием представленные мною доказательства, Франсина.
— Как раз наоборот. И я нашла очень простые объяснения, на удивление очевидные. Только об одном я не смогу сказать Энид. Насчет того, что в швейцарском похоронном бюро ей насыпали в урну золу сгоревшего ковра. Это ужасно. Надеюсь, она не узнает об этом и от вас.
Флетч улыбнулся, разглядывая пальцы ног.
— Вы позволите мне еще раз заехать к вам? — спросил он.
— Конечно. В конце недели?
— Вечером в четверг?
— Договорились. Жду вас у себя. К тому времени я обо всем переговорю с Энид и буду знать ее мнение. Полагаю, она согласится со мной. Путешествие в Европу пойдет вам на пользу. Поможет вам восстановить душевное равновесие.
— Я буду у вас в четверг, — и Флетч положил трубку. Наклонился над чемоданом и достал свитер.
Глава 34
— Мокси?
— Флетч?
— Привет.
— Слушай, мы как раз репетируем последнюю сцену. И тут кто-то говорит, что мне звонят из Джуно, Аляска. Это же надо. В Джуно я никого не знаю.
— Ты знаешь меня.
— Ты в Джуно? На Аляске?
— Да.
— Ты, похоже, ничего не можешь сделать, как полагается. Летишь в Даллас, штат Техас, а приземляешься в Джуно, штат Аляска. Флетчерский стиль, ничего не скажешь. Линда рассказывала мне, как из редакции ты добирался домой через Гавайи. Но тогда, по крайней мере, ей скрашивал одиночество полный холодильник.
— Помолчи хоть минуту.
— А в Джуно тоже есть покойники, подписывающие текущие документы?
— В Далласе я был вчера.
— Эй, Флетч, между прочим, во время репетиции звонить нельзя. Что будет, если всех артистов начнут подзывать к телефону? Мы не доберемся до премьеры.
— Так почему ты подошла к телефону?
— Подумала, что звонит старина Фредди, требуя приезда Офелии. А может, ему понадобилась женщина с железными нервами, чтобы кидать в нее нож.
— Я хочу тебя кое о чем попросить.
— Что? Меня ждут на репетиции.
— Тебе приходилось сталкиваться с чем-то совершенно непонятным?
— Конечно. Со своим отцом.
— Я хотел сказать, с чем-то таким, что твое сознание отказывается воспринимать?
— Конечно. Моего отца.
— Я серьезно.
— Я тоже.
— Вопрос действительно серьезный, Мокси. Тебе приходилось доказывать то, что абсолютно невероятно?
— Нет. По-моему, нет.
— Если б ты оказалась в подобной ситуации, что бы ты сделала?
— К моим выводам надо подходить с большой осторожностью.
— Это я знаю.
— Наши мнения не всегда совпадают?
— Не всегда.
— Ладно, мне надо идти.
— У меня есть еще один вопрос.
— Что? Когда ты вернешься?
— Возможно, в пятницу вечером.
— Так какой у тебя вопрос?
— Как Рик?
— О, он…
— Я знаю. До встречи, Мокси.
— Флетч?
— Привет.
— Слушай, мы как раз репетируем последнюю сцену. И тут кто-то говорит, что мне звонят из Джуно, Аляска. Это же надо. В Джуно я никого не знаю.
— Ты знаешь меня.
— Ты в Джуно? На Аляске?
— Да.
— Ты, похоже, ничего не можешь сделать, как полагается. Летишь в Даллас, штат Техас, а приземляешься в Джуно, штат Аляска. Флетчерский стиль, ничего не скажешь. Линда рассказывала мне, как из редакции ты добирался домой через Гавайи. Но тогда, по крайней мере, ей скрашивал одиночество полный холодильник.
— Помолчи хоть минуту.
— А в Джуно тоже есть покойники, подписывающие текущие документы?
— В Далласе я был вчера.
— Эй, Флетч, между прочим, во время репетиции звонить нельзя. Что будет, если всех артистов начнут подзывать к телефону? Мы не доберемся до премьеры.
— Так почему ты подошла к телефону?
— Подумала, что звонит старина Фредди, требуя приезда Офелии. А может, ему понадобилась женщина с железными нервами, чтобы кидать в нее нож.
— Я хочу тебя кое о чем попросить.
— Что? Меня ждут на репетиции.
— Тебе приходилось сталкиваться с чем-то совершенно непонятным?
— Конечно. Со своим отцом.
— Я хотел сказать, с чем-то таким, что твое сознание отказывается воспринимать?
— Конечно. Моего отца.
— Я серьезно.
— Я тоже.
— Вопрос действительно серьезный, Мокси. Тебе приходилось доказывать то, что абсолютно невероятно?
— Нет. По-моему, нет.
— Если б ты оказалась в подобной ситуации, что бы ты сделала?
— К моим выводам надо подходить с большой осторожностью.
— Это я знаю.
— Наши мнения не всегда совпадают?
— Не всегда.
— Ладно, мне надо идти.
— У меня есть еще один вопрос.
— Что? Когда ты вернешься?
— Возможно, в пятницу вечером.
— Так какой у тебя вопрос?
— Как Рик?
— О, он…
— Я знаю. До встречи, Мокси.
Глава 35
В четверг, еще до рассвета, Флетч стоял напротив дома Франсины Бредли в Нью-Йорке. Несмотря на теплую ночь, он был в плаще и шляпе. И в очках. Притаился он в нише у двери химчистки, закрытой в столь ранний час. Его удивляло щебетание птиц. Он полагал, что в Нью-Йорке их давно не осталось. В предрассветном сумраке их можно только слышать, но не видеть. Помимо птичьего щебетания он слышал и полицейские сирены. Последних желающий мог услышать в Нью-Йорке всегда, в любое время дня и ночи.
Без четверти шесть у дома Франсины остановилось такси. Она вышла из подъезда, в коротком плаще и высоких сапогах, и села в машину.
Такси уже проехало несколько кварталов, прежде чем Флетчу удалось поймать другую машину. Автомобилей было немного, а потому настигли они Франсину достаточно быстро. Флетч сказал водителю, что хочет догнать жену, забывшую бумажник.
Они пересекли Центральный парк и повернули на север.
Франсина вышла из машины на углу 89-й улицы.
Остановил машину и Флетч. Расплатился, медленно зашагал к углу. Поворачивая, он увидел, как Франсина нырнула в переулок посередине квартала.
Проходя мимо переулка, он бросил вдоль него короткий взгляд. Его ждал очередной нью-йоркский сюрприз: вымощенный брусчаткой двор и шесть стойл, в каждом из которых стояла лошадь. По углам двора лежали тюки сена. Три конюха занимались повседневными делами. Четвертый помогал Франсине сесть на серую в яблоках кобылу.
Флетч пошел дальше. Обернулся, услышав цокание подков по асфальту.
Франсина, верхом на лошади, выехала из переулка и направилась в парке. Плащ она оставила в конюшне.
Без четверти шесть у дома Франсины остановилось такси. Она вышла из подъезда, в коротком плаще и высоких сапогах, и села в машину.
Такси уже проехало несколько кварталов, прежде чем Флетчу удалось поймать другую машину. Автомобилей было немного, а потому настигли они Франсину достаточно быстро. Флетч сказал водителю, что хочет догнать жену, забывшую бумажник.
Они пересекли Центральный парк и повернули на север.
Франсина вышла из машины на углу 89-й улицы.
Остановил машину и Флетч. Расплатился, медленно зашагал к углу. Поворачивая, он увидел, как Франсина нырнула в переулок посередине квартала.
Проходя мимо переулка, он бросил вдоль него короткий взгляд. Его ждал очередной нью-йоркский сюрприз: вымощенный брусчаткой двор и шесть стойл, в каждом из которых стояла лошадь. По углам двора лежали тюки сена. Три конюха занимались повседневными делами. Четвертый помогал Франсине сесть на серую в яблоках кобылу.
Флетч пошел дальше. Обернулся, услышав цокание подков по асфальту.
Франсина, верхом на лошади, выехала из переулка и направилась в парке. Плащ она оставила в конюшне.
Глава 36
— Привет, — поздоровалась она, открывая ему дверь квартиры 21М.
Флетч смотрел на грудь Франсины.
В подъезд он вошел в начале седьмого, и швейцар сказал, что его ждут. Открыл дверь лифта, добавив, что сам позвонит мисс Бредли, чтобы предупредить о прибытии Флетча.
— Привет.
Франсина заново подкрасилась. Надела жемчужное ожерелье, гармонирующее с серым вечерним платьем. Глубокий вырез обнажал значительную часть не очень больших, но упругих грудей Франсины. Исходя из размеров выреза, Флетч предположил, что Франсина гордится своей грудью и не стесняется выставить ее напоказ.
— Вы выглядите уставшим, — посочувствовала Франсина, закрывая за ним дверь. — Чтобы выдержать темп нью-йоркской жизни, апельсинового сока с овсянкой явно недостаточно.
— Я осматривал окраины, — ответил Флетч.
Она провела Флетча в гостиную и остановилась у бара. Флетч проследовал к окну, посмотрел вниз.
— Налить вам что-нибудь?
— Пока не надо.
— Тогда и я воздержусь. Франсина села на диван.
— Вы, похоже, действительно устали, — она поправила подушку. — И немного взволнованы.
— Нет, — ответил Флетч от окна. — Я не взволнован.
— Осмелюсь предположить, вам не терпится узнать о нашем решении.
— Каком решении?
— Я два или три раза говорила с Энид. Разумеется, я не рассказала ей о ваших безумных предположениях. Лишь сказала, что вы заглянули ко мне, очень расстроенный. Мы сходили в ресторан, я вас выслушала. И пришла к выводу, что вы потеряли работу, в основном, из-за нашего с ней решения никому не говорить о смерти Тома до тех пор, пока она, Энид, не освоится в «Уэгнолл-Фиппс». Хотя непосредственный виновник, разумеется, Чарлз Блейн, с его идиотскими фантазиями. Я даже сказала Энид, что теперь вас не возьмут ни в какую другую газету. Так оно и есть?
— В общих чертах, да.
— Она подтвердила, что вы заезжали в Саутуортскую школу и виделись с Робертой. Та выразила ей свое недовольство по поводу вашего визита. Насчет того, что вы были у Тома, она не знала. Я сказала, что вы заезжали к обоим, чтобы извиниться. Это так?
— В определенной степени.
— Энид в конце концов поняла, что вы вправе винить нас за происшедшее. И согласилась, что мы должны вам помочь. Материально.
На крыше дома на другой стороне улицы Флетч видел пожилых мужчину и женщину, сидевших на складных стульчиках под солнцезащитным зонтиком. На металлическом столике стоял шейкер с «мартини» и тарелка с крекерами и сыром. У ног мужчины лежала газета. Женщина что-то сказала, и мужчина рассмеялся.
— Разумеется, мы не знаем, сколько зарабатывает журналист, — продолжала Франсина. — Но подумали, что вам потребуется добрых полгода, чтобы вновь обрести вкус к жизни, найти новые интересы, новую профессию. Успокоиться и избавиться от этой навязчивой идеи. Возможно, путешествие очень вам поможет. Вы также можете использовать полученные от нас деньги на обучение в институте.
Франсина глубоко вдохнула.
— И я вам очень благодарна, что вы раскрыли мне глаза на Тома. Мы понятия не имели, что с ним происходит. Энид полетела в общежитие и выяснила, что вы сказали правду. Она нашла его в ванне, как вы и говорили. Лежал, наглотавшись таблеток, отключившись от реальности. Энид тут же переправила его в закрытую клинику. Специалисты помогут ему избавиться от вредной привычки. На это потребуется время, но с ним все будет в порядке. Так что за Тома мы у вас в неоплатном долгу, Флетч. И чисто по-человечески…
Франсина не договорила. На крыше напротив мужчина налил женщине «мартини».
— Короче, мы с Энид решили загладить свою вину и выдать вам полугодовое жалование, — радостно возвестила Франсина. — Мы проведем выплату через «Уэгнолл-Фиппс», так что на нашем благосостоянии эти расходы не отразятся. Делайте с этими деньгами, что хотите, поезжайте, куда хотите. Дайте себе шанс начать новую жизнь.
— Нет.
— Что?
Флетч по-прежнему смотрел в окно.
— Нет.
Франсина на мгновение даже потеряла дар речи.
— Послушайте, разве не за этим вы пришли сначала к Энид, а затем ко мне? Вы же чувствовали, что мы перед вами в долгу? Будьте честны с самим собой. Разве вы не надеялись, что мы вас поймем и поможем выкарабкаться из той ямы, в которую вы угодили?
— Нет.
— А что вам не нравится? Мы предложили недостаточную сумму? Вы же рассчитываете на нашу финансовую помощь, не так ли?
— Нет.
В комнате повисла гнетущая тишина. На улице начали сгущаться сумерки.
Флетч наблюдал, как пожилая пара сложила стульчики, собрала газету, шейкер, стаканы, тарелку с сыром и крекерами и ретировалась через люк.
Флетч смотрел на грудь Франсины.
В подъезд он вошел в начале седьмого, и швейцар сказал, что его ждут. Открыл дверь лифта, добавив, что сам позвонит мисс Бредли, чтобы предупредить о прибытии Флетча.
— Привет.
Франсина заново подкрасилась. Надела жемчужное ожерелье, гармонирующее с серым вечерним платьем. Глубокий вырез обнажал значительную часть не очень больших, но упругих грудей Франсины. Исходя из размеров выреза, Флетч предположил, что Франсина гордится своей грудью и не стесняется выставить ее напоказ.
— Вы выглядите уставшим, — посочувствовала Франсина, закрывая за ним дверь. — Чтобы выдержать темп нью-йоркской жизни, апельсинового сока с овсянкой явно недостаточно.
— Я осматривал окраины, — ответил Флетч.
Она провела Флетча в гостиную и остановилась у бара. Флетч проследовал к окну, посмотрел вниз.
— Налить вам что-нибудь?
— Пока не надо.
— Тогда и я воздержусь. Франсина села на диван.
— Вы, похоже, действительно устали, — она поправила подушку. — И немного взволнованы.
— Нет, — ответил Флетч от окна. — Я не взволнован.
— Осмелюсь предположить, вам не терпится узнать о нашем решении.
— Каком решении?
— Я два или три раза говорила с Энид. Разумеется, я не рассказала ей о ваших безумных предположениях. Лишь сказала, что вы заглянули ко мне, очень расстроенный. Мы сходили в ресторан, я вас выслушала. И пришла к выводу, что вы потеряли работу, в основном, из-за нашего с ней решения никому не говорить о смерти Тома до тех пор, пока она, Энид, не освоится в «Уэгнолл-Фиппс». Хотя непосредственный виновник, разумеется, Чарлз Блейн, с его идиотскими фантазиями. Я даже сказала Энид, что теперь вас не возьмут ни в какую другую газету. Так оно и есть?
— В общих чертах, да.
— Она подтвердила, что вы заезжали в Саутуортскую школу и виделись с Робертой. Та выразила ей свое недовольство по поводу вашего визита. Насчет того, что вы были у Тома, она не знала. Я сказала, что вы заезжали к обоим, чтобы извиниться. Это так?
— В определенной степени.
— Энид в конце концов поняла, что вы вправе винить нас за происшедшее. И согласилась, что мы должны вам помочь. Материально.
На крыше дома на другой стороне улицы Флетч видел пожилых мужчину и женщину, сидевших на складных стульчиках под солнцезащитным зонтиком. На металлическом столике стоял шейкер с «мартини» и тарелка с крекерами и сыром. У ног мужчины лежала газета. Женщина что-то сказала, и мужчина рассмеялся.
— Разумеется, мы не знаем, сколько зарабатывает журналист, — продолжала Франсина. — Но подумали, что вам потребуется добрых полгода, чтобы вновь обрести вкус к жизни, найти новые интересы, новую профессию. Успокоиться и избавиться от этой навязчивой идеи. Возможно, путешествие очень вам поможет. Вы также можете использовать полученные от нас деньги на обучение в институте.
Франсина глубоко вдохнула.
— И я вам очень благодарна, что вы раскрыли мне глаза на Тома. Мы понятия не имели, что с ним происходит. Энид полетела в общежитие и выяснила, что вы сказали правду. Она нашла его в ванне, как вы и говорили. Лежал, наглотавшись таблеток, отключившись от реальности. Энид тут же переправила его в закрытую клинику. Специалисты помогут ему избавиться от вредной привычки. На это потребуется время, но с ним все будет в порядке. Так что за Тома мы у вас в неоплатном долгу, Флетч. И чисто по-человечески…
Франсина не договорила. На крыше напротив мужчина налил женщине «мартини».
— Короче, мы с Энид решили загладить свою вину и выдать вам полугодовое жалование, — радостно возвестила Франсина. — Мы проведем выплату через «Уэгнолл-Фиппс», так что на нашем благосостоянии эти расходы не отразятся. Делайте с этими деньгами, что хотите, поезжайте, куда хотите. Дайте себе шанс начать новую жизнь.
— Нет.
— Что?
Флетч по-прежнему смотрел в окно.
— Нет.
Франсина на мгновение даже потеряла дар речи.
— Послушайте, разве не за этим вы пришли сначала к Энид, а затем ко мне? Вы же чувствовали, что мы перед вами в долгу? Будьте честны с самим собой. Разве вы не надеялись, что мы вас поймем и поможем выкарабкаться из той ямы, в которую вы угодили?
— Нет.
— А что вам не нравится? Мы предложили недостаточную сумму? Вы же рассчитываете на нашу финансовую помощь, не так ли?
— Нет.
В комнате повисла гнетущая тишина. На улице начали сгущаться сумерки.
Флетч наблюдал, как пожилая пара сложила стульчики, собрала газету, шейкер, стаканы, тарелку с сыром и крекерами и ретировалась через люк.
Глава 37
— Наверное, Мелани ждет не дождется вашего перевоплощения.
Он повернулся достаточно быстро, чтобы увидеть ее дрогнувшие губы и мелькнувший в глазах испуг. Ибо секундой позже ее лицо выражало разве что тревогу за его психическое состояние.
— Что теперь у вас на уме?
— Мелани. Ваша лошадь. Ваша лошадь в Калифорнии. Ее же не продали.
— Что значит, моя лошадь?
— Я понятия не имею, как такое возможно, но вы — Том Бредли.
— Мой Бог! — ахнула Франсина. — Вы окончательно свихнулись.
Взгляд Флетча уперся в груди Франсины.
— Возможно.
— Сначала вы заявили, что Энид убила Тома, теперь говорите, что Том — это я, — она выдавила из себя смешок. — Похоже, за полгода вам не оклематься.
Флетч по-прежнему смотрел на Франсину.
— Должен признать, вы прекрасны.
— Энид не продала лошадь Тома, Мелани или как там вы ее назвали, потому что я — мой брат? Энид была занята, очень занята, знаете ли. Семейные дела, руководство крупной компанией. Да о лошади она и не вспоминала.
— Вы ездите верхом. Я видел это сегодня своими глазами. На восемьдесят девятой улице.
— Да, я обожаю ездить верхом. И мой брат любил ездить верхом. Разве это означает, что я — мой брат?
— В тот вечер, когда мы обедали, в прошлую пятницу, вы все время рассказывали длинные, не очень смешные, но скабрезные истории.
— И что? Жаль, конечно, что вам не понравились мои истории. Я выпила. И думала, что они смешные.
— Длинные, похабные истории — конек Томаса Бредли. Об этом говорили мне Мабел Франскатти, Алекс Коркоран, Мэри и Чарлз Блейн.
— У нас с Томом было много общего. Все-таки брат и сестра. Флетч, вы сошли с ума?
— Брат… сестра. Вы — ваш брат.
— Я также мой дедушка.
— Дело в том, что у меня только один листок бумаги, а должно быть три, — он достал из кармана свидетельство о рождении Томаса Бредли и положил на кофейный столик перед Франсиной. — Томас Бредли родился в Далласе, штат Техас.
Франсина кивнула.
— Благодарю вас. Мне это известно.
— В воскресенье я полетел в Даллас. Между прочим, все дома на вашей улице снесли.
Франсина пожала плечами.
— Значит, построят новые.
— Вы родились не в Далласе, штат Техас.
— Я же говорила вам, что родилась в Джуно, на Аляске.
— Во вторник я был в Джуно, штат Аляска. Вы родились не в Джуно.
Франсина молча смотрела на него.
— И Томас Бредли не умер в Швейцарии, — Флетч вернулся к окну, но продолжал наблюдать за Франсиной.
— А потому вместо двух свидетельств о рождении и одного о смерти у меня только одно свидетельство о рождении. Ваше свидетельство. У Бредли был только один ребенок — сын, названный Томасом.
— Я родилась довольно далеко от Джуно, примерно в сотне миль…
— Вы совсем не рождались, Франсина.
Она вздохнула и отвернулась.
— О Боже.
— И Том Бредли не умирал.
— Вы слишком доверяете бумажкам, Флетчер. Бюрократы, клерки, секретари…
— И швейцарские похоронные бюро. Я верю швейцарским похоронным бюро. Вы писали эти служебные записки, Франсина, и подписывали их «Ти-би», возможно, даже не осознавая, что делаете. Не зря говорят, привычка — вторая натура. В мелочах мы постоянны при любых обстоятельствах. Подсознательно, — он помолчал. — Так ведь?
— Нет.
— Франсина, пожалуйста, подойдите сюда.
Она напоминала испуганного ребенка.
— Пожалуйста, подойдите, — повторил Флетч. Она встала и неохотно двинулась к нему.
— Посмотрите сюда, — он указал на низкий столик у окна.
Франсина посмотрела на лежащую на столике мозаику.
— Почти закончена, не так ли?
— Да.
— Когда я впервые попал в вашу квартиру, ее только начали складывать.
Рот Франсины чуть приоткрылся.
— Понятно.
— Хватит, Том. У меня нет ни малейшего желания усложнять кому-то жизнь. Я лишь спасаю собственную шкуру.
Франсина поднесла руку ко лбу, повернулась и направилась в прихожую. По пути наткнулась на кресло.
До Флетча донесся стук в дверь.
— Энид, — позвала Франсина. — Энид, пожалуйста, помоги мне.
Он повернулся достаточно быстро, чтобы увидеть ее дрогнувшие губы и мелькнувший в глазах испуг. Ибо секундой позже ее лицо выражало разве что тревогу за его психическое состояние.
— Что теперь у вас на уме?
— Мелани. Ваша лошадь. Ваша лошадь в Калифорнии. Ее же не продали.
— Что значит, моя лошадь?
— Я понятия не имею, как такое возможно, но вы — Том Бредли.
— Мой Бог! — ахнула Франсина. — Вы окончательно свихнулись.
Взгляд Флетча уперся в груди Франсины.
— Возможно.
— Сначала вы заявили, что Энид убила Тома, теперь говорите, что Том — это я, — она выдавила из себя смешок. — Похоже, за полгода вам не оклематься.
Флетч по-прежнему смотрел на Франсину.
— Должен признать, вы прекрасны.
— Энид не продала лошадь Тома, Мелани или как там вы ее назвали, потому что я — мой брат? Энид была занята, очень занята, знаете ли. Семейные дела, руководство крупной компанией. Да о лошади она и не вспоминала.
— Вы ездите верхом. Я видел это сегодня своими глазами. На восемьдесят девятой улице.
— Да, я обожаю ездить верхом. И мой брат любил ездить верхом. Разве это означает, что я — мой брат?
— В тот вечер, когда мы обедали, в прошлую пятницу, вы все время рассказывали длинные, не очень смешные, но скабрезные истории.
— И что? Жаль, конечно, что вам не понравились мои истории. Я выпила. И думала, что они смешные.
— Длинные, похабные истории — конек Томаса Бредли. Об этом говорили мне Мабел Франскатти, Алекс Коркоран, Мэри и Чарлз Блейн.
— У нас с Томом было много общего. Все-таки брат и сестра. Флетч, вы сошли с ума?
— Брат… сестра. Вы — ваш брат.
— Я также мой дедушка.
— Дело в том, что у меня только один листок бумаги, а должно быть три, — он достал из кармана свидетельство о рождении Томаса Бредли и положил на кофейный столик перед Франсиной. — Томас Бредли родился в Далласе, штат Техас.
Франсина кивнула.
— Благодарю вас. Мне это известно.
— В воскресенье я полетел в Даллас. Между прочим, все дома на вашей улице снесли.
Франсина пожала плечами.
— Значит, построят новые.
— Вы родились не в Далласе, штат Техас.
— Я же говорила вам, что родилась в Джуно, на Аляске.
— Во вторник я был в Джуно, штат Аляска. Вы родились не в Джуно.
Франсина молча смотрела на него.
— И Томас Бредли не умер в Швейцарии, — Флетч вернулся к окну, но продолжал наблюдать за Франсиной.
— А потому вместо двух свидетельств о рождении и одного о смерти у меня только одно свидетельство о рождении. Ваше свидетельство. У Бредли был только один ребенок — сын, названный Томасом.
— Я родилась довольно далеко от Джуно, примерно в сотне миль…
— Вы совсем не рождались, Франсина.
Она вздохнула и отвернулась.
— О Боже.
— И Том Бредли не умирал.
— Вы слишком доверяете бумажкам, Флетчер. Бюрократы, клерки, секретари…
— И швейцарские похоронные бюро. Я верю швейцарским похоронным бюро. Вы писали эти служебные записки, Франсина, и подписывали их «Ти-би», возможно, даже не осознавая, что делаете. Не зря говорят, привычка — вторая натура. В мелочах мы постоянны при любых обстоятельствах. Подсознательно, — он помолчал. — Так ведь?
— Нет.
— Франсина, пожалуйста, подойдите сюда.
Она напоминала испуганного ребенка.
— Пожалуйста, подойдите, — повторил Флетч. Она встала и неохотно двинулась к нему.
— Посмотрите сюда, — он указал на низкий столик у окна.
Франсина посмотрела на лежащую на столике мозаику.
— Почти закончена, не так ли?
— Да.
— Когда я впервые попал в вашу квартиру, ее только начали складывать.
Рот Франсины чуть приоткрылся.
— Понятно.
— Хватит, Том. У меня нет ни малейшего желания усложнять кому-то жизнь. Я лишь спасаю собственную шкуру.
Франсина поднесла руку ко лбу, повернулась и направилась в прихожую. По пути наткнулась на кресло.
До Флетча донесся стук в дверь.
— Энид, — позвала Франсина. — Энид, пожалуйста, помоги мне.
Глава 38
— Флетч, вы верите в существование души?
— Душа нематериальна, — ответил он.
— Шутить изволите? — спросила Франсина.
— Естественно.
Энид нерешительно вошла в гостиную. Каждый шаг давался ей с трудом, словно она опасалась, что пред ней вот-вот разверзнется пропасть.
— Добрый вечер, миссис Бредли, — поздоровался Флетч.
На лице ее отражались тревога, волнение. Флетчу она не ответила.
Франсина последовала за ней, более решительно, взяла Энид за руку, вместе они сели на диван.
Флетч ослабил узел галстука и плюхнулся в кресло.
— Извините, — вновь он посмотрел на груди Франсины. — Я просто ничего не понимаю, — глядя на них, он отметил, что Франсина ниже ростом. И на фотографии за его спиной Томас Бредли был ниже жены. — Но понять я должен. Должен спасти себя.
Обе женщины сидели, сложив руки на коленях. Энид сгорбившись, Франсина — расправив плечи. Флетч вспомнил слова Мэри Блейн, сказанные за обедом в Пуэбло де Сан-Орландо: «У Энид такой вид, будто в следующее мгновение она ожидает чего-то ужасного. Вы понимаете, если кто-то и откроет рот, то лишь для того, чтобы рассказать какую-нибудь похабную историю». На что Чарлз добавил: «Ее муж так и делает. Делал.»
— Флетч, вы знаете, кто такие транссексуалы? — спросила Франсина.
— Говорю вам, я не понимаю, что происходит. Хотя хотел бы понять.
Вновь ему вспомнились услышанные ранее слова, на этот раз от Роберты: «Невозможно осознать все, что происходит вокруг. Можно пытаться осознать все, даже делать вид, что вам это по силам. Но есть такое…»
— Мужчина может родиться в теле женщины, — объяснила Франсина. — Или женщина — в теле мужчины.
— Что определяет нас мужчиной или женщиной, как не ваши тела? — удивился Флетч.
— Наши души, — возразила ему Франсина. — Используя вашу терминологию, существует нематериальное «я», независимое от «я» материального, то есть тела. Я была женщиной, рожденной в мужском теле. Я чувствовала себя женщиной с раннего детства, с двух или трех лет. Насколько я себя помню, у меня всегда были женские желания. Я интересовалась женской одеждой. Смотрела на все с точки зрения женщины. Любила играть в куклы, устраивать чаепития, причесываться. Я помню, какое испытала потрясения, когда мой отец первый раз представил меня, как своего сына Тома. Я же была девочкой. Я знала, что я девочка.
Франсина поднялась, прошла к бару, наполнила три бокала виски с содовой.
— В школу я ходила в Далласе. Носила брюки, футболки, играла в бейсбол. Неплохо, кстати играла, за сборную школы, — она улыбнулась. — Чуть не сказала, что могла бросать мяч с такой же силой, что и парни. Я назначала свидания девушкам, а в старшем классе меня выбрали казначеем. Я стала превосходной актрисой. В словах, в выражении лица я играла мужчину. Стопроцентного мужчину. Кстати, «прибор» у меня был внушительных размеров, и я могла использовать его по назначению. Только не спрашивайте, о чем я думала, обнимаясь на заднем сидении с Люси, Джейн или Алисой. Девушки очень меня любили, потому что я так хорошо их понимала. И в колледже проблем не было, ни в мужском общежитии, ни в студенческих обществах. Но я чувствовала себя обманщицей, потому что была девушкой.
Она принесла Флетчу полный бокал.
— Можете вы представить себе более ужасный конфликт, чем между девичьей душой, заточенной в теле юноши? Или женской — в теле мужчины? Что может быть хуже жизни, в которой лживо все, каждое слово, движение, выражение лица?
Она взяла два оставшихся бокала, подошла с ними к дивану, один отдала Энид. Та сразу же ополовинила его.
— Вы говорили мне, что какой-то сосед рассказывал вам о ночных криках Энид. Кричала я, в стремлении вырваться из тела Тома Бредли. — Франсина пригубила виски. — А потом наступило воскресное утро, когда я проглотила все таблетки, которые нашла в аптечном шкафчике. Я решила, что лучше смерть, чем такая жизнь, такая ложь, непрерывная борьба с самим собой, — свободная рука Франсины легла на руку Энид, сжала ее. — Энид пообещала, что поможет в моем желании изменить пол. Энид — моя лучшая подруга. Никого я не люблю так, как ее.
— Вы и раньше обо всем этом знали? — спросил Флетч Энид.
— Конечно.
— С давних пор?
— Да.
— Муж не может долго скрывать такое от жены, — вновь вступила в разговор Франсина. — Когда я женилась, то думала, что смогу продолжать играть мужчину до конца своих дней. Видите ли, Флетч, такому человеку, как я, кажется, что любой мужчина, даже вы, предпочел бы стать женщиной. Я знаю, это не так. Я просто не понимаю, почему вам хочется быть мужчиной.
— А почему вы вообще женились? — спросил Флетч.
— Потому что у меня очень сильный материнский инстинкт. Только так я могла иметь детей. Вы это понимаете? И потом, я полюбила Энид, — она все еще держала Энид за руку. — Я не прошу вас понять и это.
— Роберта и Том — ваши дети?
— Разумеется, — Франсина улыбнулась. — Я же сказала вам. С «прибором» у меня был полный порядок. Так что я могла иметь детей… как отец.
— Однако, — Флетч покачал головой.
Франсина улыбнулась.
— Вам требуется время, чтобы осознать услышанное?
— Энид, я думал, вы убили Тома.
— Я убила себя, чтобы остаться в живых, — ответила за Энид Франсина. — Иногда, мой юный Флетч, приходится кардинально менять жизнь, чтобы не отправиться в мир иной.
Вновь взгляд Флетча уперся в грудь Франсины.
— Да, — кивнула она. — За два года до первой хирургической операции я начала принимать гормоны. Они изменили мое тело, увеличили грудь, — на память Флетчу пришли слова Алекса Коркорана, произнесенные в гольфклубе: «Я, правда, говорил моей жене, что он вроде бы ссыхается, уменьшается в размерах. Он худел.» — Кроме того, два года я ходила к психоаналитику, чтобы убедиться в правильности принятого решения.
На улице стемнело, погрузилась в мрак и комната. Однако Франсина вроде бы и не собиралась зажечь свет.
— Хирургия? — спросил Флетч.
— Да, хирургия.
Флетч вспомнил резкое движение Тома-младшего, когда он словно вогнал в живот нож и повернул его там, перерезая внутренности.
— Мне предстоит только одна операция, — добавила Франсина, не скрывая радости. — И тогда я смогу вернуться домой.
— Как Франсина Бредли.
— Да. Как Франсина. И смогу жить нормальной жизнью. Видите ли, после стольких лет притворства, мне больше нет нужды притворяться. Я всегда была Франсиной Бредли. А Тома только играла.
— Вы меня убедили.
— Энид и я тщательно готовили эту легенду, долгие годы убеждая всех в существовании Франсины. Сестры Тома. Умной, компетентной, разбирающейся в хитросплетениях бизнеса, знающей все, что нужно знать об «Уэгнолл-Фиппс». Которой вполне по силам взять на себя руководство компанией, случись что с Томом.
— Ваши дети, Та-та и Том, они знают правду, не так ли?
— Да, — кивнула Франсина. — Мы думали, что они достаточно взрослые. Они видели мою боль, мои страдания. Но Том, как видно, не выдержал. Наверное, на сына такое решение отца влияет сильнее, чем на дочь. Та-та может понять мое желание изменить пол, потому что она сама женщина. И мы, Флетч, действительно не подозревали о том, что происходит с Томом, пока вы не ввели меня в курс дела. Думаю, мы поможем ему примириться с действительностью. У меня же была только одна альтернатива — отправиться на тот свет.
— Душа нематериальна, — ответил он.
— Шутить изволите? — спросила Франсина.
— Естественно.
Энид нерешительно вошла в гостиную. Каждый шаг давался ей с трудом, словно она опасалась, что пред ней вот-вот разверзнется пропасть.
— Добрый вечер, миссис Бредли, — поздоровался Флетч.
На лице ее отражались тревога, волнение. Флетчу она не ответила.
Франсина последовала за ней, более решительно, взяла Энид за руку, вместе они сели на диван.
Флетч ослабил узел галстука и плюхнулся в кресло.
— Извините, — вновь он посмотрел на груди Франсины. — Я просто ничего не понимаю, — глядя на них, он отметил, что Франсина ниже ростом. И на фотографии за его спиной Томас Бредли был ниже жены. — Но понять я должен. Должен спасти себя.
Обе женщины сидели, сложив руки на коленях. Энид сгорбившись, Франсина — расправив плечи. Флетч вспомнил слова Мэри Блейн, сказанные за обедом в Пуэбло де Сан-Орландо: «У Энид такой вид, будто в следующее мгновение она ожидает чего-то ужасного. Вы понимаете, если кто-то и откроет рот, то лишь для того, чтобы рассказать какую-нибудь похабную историю». На что Чарлз добавил: «Ее муж так и делает. Делал.»
— Флетч, вы знаете, кто такие транссексуалы? — спросила Франсина.
— Говорю вам, я не понимаю, что происходит. Хотя хотел бы понять.
Вновь ему вспомнились услышанные ранее слова, на этот раз от Роберты: «Невозможно осознать все, что происходит вокруг. Можно пытаться осознать все, даже делать вид, что вам это по силам. Но есть такое…»
— Мужчина может родиться в теле женщины, — объяснила Франсина. — Или женщина — в теле мужчины.
— Что определяет нас мужчиной или женщиной, как не ваши тела? — удивился Флетч.
— Наши души, — возразила ему Франсина. — Используя вашу терминологию, существует нематериальное «я», независимое от «я» материального, то есть тела. Я была женщиной, рожденной в мужском теле. Я чувствовала себя женщиной с раннего детства, с двух или трех лет. Насколько я себя помню, у меня всегда были женские желания. Я интересовалась женской одеждой. Смотрела на все с точки зрения женщины. Любила играть в куклы, устраивать чаепития, причесываться. Я помню, какое испытала потрясения, когда мой отец первый раз представил меня, как своего сына Тома. Я же была девочкой. Я знала, что я девочка.
Франсина поднялась, прошла к бару, наполнила три бокала виски с содовой.
— В школу я ходила в Далласе. Носила брюки, футболки, играла в бейсбол. Неплохо, кстати играла, за сборную школы, — она улыбнулась. — Чуть не сказала, что могла бросать мяч с такой же силой, что и парни. Я назначала свидания девушкам, а в старшем классе меня выбрали казначеем. Я стала превосходной актрисой. В словах, в выражении лица я играла мужчину. Стопроцентного мужчину. Кстати, «прибор» у меня был внушительных размеров, и я могла использовать его по назначению. Только не спрашивайте, о чем я думала, обнимаясь на заднем сидении с Люси, Джейн или Алисой. Девушки очень меня любили, потому что я так хорошо их понимала. И в колледже проблем не было, ни в мужском общежитии, ни в студенческих обществах. Но я чувствовала себя обманщицей, потому что была девушкой.
Она принесла Флетчу полный бокал.
— Можете вы представить себе более ужасный конфликт, чем между девичьей душой, заточенной в теле юноши? Или женской — в теле мужчины? Что может быть хуже жизни, в которой лживо все, каждое слово, движение, выражение лица?
Она взяла два оставшихся бокала, подошла с ними к дивану, один отдала Энид. Та сразу же ополовинила его.
— Вы говорили мне, что какой-то сосед рассказывал вам о ночных криках Энид. Кричала я, в стремлении вырваться из тела Тома Бредли. — Франсина пригубила виски. — А потом наступило воскресное утро, когда я проглотила все таблетки, которые нашла в аптечном шкафчике. Я решила, что лучше смерть, чем такая жизнь, такая ложь, непрерывная борьба с самим собой, — свободная рука Франсины легла на руку Энид, сжала ее. — Энид пообещала, что поможет в моем желании изменить пол. Энид — моя лучшая подруга. Никого я не люблю так, как ее.
— Вы и раньше обо всем этом знали? — спросил Флетч Энид.
— Конечно.
— С давних пор?
— Да.
— Муж не может долго скрывать такое от жены, — вновь вступила в разговор Франсина. — Когда я женилась, то думала, что смогу продолжать играть мужчину до конца своих дней. Видите ли, Флетч, такому человеку, как я, кажется, что любой мужчина, даже вы, предпочел бы стать женщиной. Я знаю, это не так. Я просто не понимаю, почему вам хочется быть мужчиной.
— А почему вы вообще женились? — спросил Флетч.
— Потому что у меня очень сильный материнский инстинкт. Только так я могла иметь детей. Вы это понимаете? И потом, я полюбила Энид, — она все еще держала Энид за руку. — Я не прошу вас понять и это.
— Роберта и Том — ваши дети?
— Разумеется, — Франсина улыбнулась. — Я же сказала вам. С «прибором» у меня был полный порядок. Так что я могла иметь детей… как отец.
— Однако, — Флетч покачал головой.
Франсина улыбнулась.
— Вам требуется время, чтобы осознать услышанное?
— Энид, я думал, вы убили Тома.
— Я убила себя, чтобы остаться в живых, — ответила за Энид Франсина. — Иногда, мой юный Флетч, приходится кардинально менять жизнь, чтобы не отправиться в мир иной.
Вновь взгляд Флетча уперся в грудь Франсины.
— Да, — кивнула она. — За два года до первой хирургической операции я начала принимать гормоны. Они изменили мое тело, увеличили грудь, — на память Флетчу пришли слова Алекса Коркорана, произнесенные в гольфклубе: «Я, правда, говорил моей жене, что он вроде бы ссыхается, уменьшается в размерах. Он худел.» — Кроме того, два года я ходила к психоаналитику, чтобы убедиться в правильности принятого решения.
На улице стемнело, погрузилась в мрак и комната. Однако Франсина вроде бы и не собиралась зажечь свет.
— Хирургия? — спросил Флетч.
— Да, хирургия.
Флетч вспомнил резкое движение Тома-младшего, когда он словно вогнал в живот нож и повернул его там, перерезая внутренности.
— Мне предстоит только одна операция, — добавила Франсина, не скрывая радости. — И тогда я смогу вернуться домой.
— Как Франсина Бредли.
— Да. Как Франсина. И смогу жить нормальной жизнью. Видите ли, после стольких лет притворства, мне больше нет нужды притворяться. Я всегда была Франсиной Бредли. А Тома только играла.
— Вы меня убедили.
— Энид и я тщательно готовили эту легенду, долгие годы убеждая всех в существовании Франсины. Сестры Тома. Умной, компетентной, разбирающейся в хитросплетениях бизнеса, знающей все, что нужно знать об «Уэгнолл-Фиппс». Которой вполне по силам взять на себя руководство компанией, случись что с Томом.
— Ваши дети, Та-та и Том, они знают правду, не так ли?
— Да, — кивнула Франсина. — Мы думали, что они достаточно взрослые. Они видели мою боль, мои страдания. Но Том, как видно, не выдержал. Наверное, на сына такое решение отца влияет сильнее, чем на дочь. Та-та может понять мое желание изменить пол, потому что она сама женщина. И мы, Флетч, действительно не подозревали о том, что происходит с Томом, пока вы не ввели меня в курс дела. Думаю, мы поможем ему примириться с действительностью. У меня же была только одна альтернатива — отправиться на тот свет.