— Нет проблем, Эл. У кого?
   — У Дуайта Эйзенхауэра.[5] Старине Айку есть что сказать.
   — Хорошо, Эл. Я переговорю с ним перед ленчем.
   — А как насчет Наполеона? — спросил фотограф.
   — Беседовал с ним в прошлом месяце. Я рад, что вы читаете «Ньюс-Трибюн».
   — Наполеон сказал тебе что-нибудь новенькое? — полюбопытствовал Эл.
   — Да, очень сердился на Жозефину.
   — Правда? А почему?
   — Она ложилась в постель в бигудях. Потому-то он столько времени проводил на войне.
   — Слушай, Флетч, — вступил в разговор еще один репортер, Терри, — а может, тебе перейти в один из этих спиритических журналов? Ты меня понимаешь. Там любят статьи типа «Что поведал мне Авраам Линкольн».[6]
   — Или в профессиональную газету гробовщиков, — порекомендовал фотограф. — Ты мог бы вести у них постоянную рубрику «Вести с того света».
   — Смейтесь, парни, смейтесь.
   — Ты мог бы вновь процитировать Томаса Бредли, — добавил еще один, ранее молчавший репортер.
   Флетч глянул на большие настенные часы.
   — Извините, но мне пора бежать, а то не успею на собеседование в «Нью-Йорк таймс». Нельзя заставлять их ждать. Им нужен главный редактор, знаете ли.
   — Мы об этом не слышали, Флетч, — ответил фотограф.
   — Едва ли тебе светит эта должность, — усмехнулся Терри.
   Флетч уже шагал к двери.
   — Эй, Флетч, — крикнул вслед Эл, — а разве ты не забираешь свои пожитки?
   — Нет, конечно, — обернулся Флетч. — Я еще вернусь.
   — Да, да, — покивал пожилой репортер. — В следующей жизни.

Глава 9

   — Господи, как я все это ненавижу, — Том Джеффриз лежал на высокой металлической кровати с колесиками на ножках.
   Кровать выкатили в маленький дворик за его домом, а лежал он на животе, в одних шортах, с талии до шеи закованный в гипсовую броню, стянутую металлическими обручами. Тина, его подруга, в легком, свободного покроя платье, сидя на стуле, скармливала ему сваренное вкрутую яйцо.
   — Что бы я ни ел, все застревает в горле, — жаловался Том. — Дай мне еще апельсинового сока, Тина.
   Она поднесла стакан с соком к его лицу, всунула соломинку в рот.
   — Со стороны полеты на дельтапланах смотрятся красиво, — Флетч сидел на столе, поставив босые ноги на скамью.
   — Летать на дельтаплане — одно удовольствие. Непередаваемые ощущения. Паришь, словно птица.
   — А птицы часто ломают спины? — полюбопытствовал Флетч.
   — Иногда посадка бывает жесткой, — пояснила Тина. — Том летал последний раз перед нашей свадьбой. Мы собирались пожениться.
   — Да, — вздохнул Том, — я намеревался завязать с дельтапланами, потому что этого хотела Тина. Она опасалась, что я могу разбиться. Похоже, предчувствовала, — Том улыбнулся.
   — Свадьбу перенесли? — спросил Флетч.
   — Нет. Только вместо фрака Тина положит красную ленточку на мою задницу.
   — Как мило, — Флетч пожал плечами. — По крайней мере, она будет знать, за кого выходит замуж. И долго ты будешь пребывать в гипсе и алюминии?
   — Недели, — простонал Том. — Месяцы.
   — Мы женимся надолго, — успокоила его Тина. — Несколько месяцев не имеют никакого значения.
   Она предложила накормить Флетча завтраком, но тот, хоть и был голоден, отказался, резонно предположив, что ей хватает хлопот и с Томом.
   — Ты слышал о моих успехах? — спросил Флетч.
   — Да, — ответил Том. — Мне позвонил Джек Кэрридайн. Поначалу я подумал, что он рассказывает мне забавную историю. Потом понял, что он не находит в ней ничего смешного. Кто-то заслал твою статью об «Уэгнолл-Фиппс» на его страницы, пока он был в отъезде. Ты процитировал мертвеца, Флетч.
   — За что меня и уволили.
   — За что тебя и уволили. А я оказался в выигрышном положении, — Том улыбнулся Флетчу. — Мне, в данной ситуации, это только на пользу. Ты же пролетел со статьей, готовить которую поначалу поручили мне.
   — Том, можешь ты назвать мне причину, побудившую Чарлза Блейна подсунуть мне служебные записки, которые он будто бы получил совсем недавно от Томаса Бредли?
   — Конечно. Он — подонок. В «Уэгнолл-Фиппс» все подонки. И Томас Бредли был таким же.
   — В каком смысле?
   — Понимаешь, не было в нем ничего человеческого. Никакой открытости. Его словно окружала стена. Просчитанные заранее слова, выверенные жесты. Словно ему было что скрывать. Потому-то два года тому назад мы и провели расследование финансовой деятельности «Уэгнолл-Фиппс». И уж конечно, обнаружили и взятки, и тот пансионат в Аспене, где никогда не отдыхали ни он сам, ни другие высокопоставленные чиновники «Уэгнолл-Фиппс».
   — Хочешь кофе, Том? — спросила Тина.
   — Чуть теплое, без кофеина кофе, да через соломинку, — Том поморщился. — Нет, не хочу.
   — А ты, Флетч?
   — Спасибо, Тина, не надо.
   — Тогда я иду мыть посуду, — она собрала чашки и тарелки и ушла в дом.
   — Бредли никогда не ездил в Аспен? — переспросил Флетч.
   — Никогда. Спортсменом он не был.
   — Откуда ты знаешь?
   — Мы тщательно проверяли, кто жил в пансионате, а кто — нет. Только политики и коммивояжеры. Он никогда не привозил туда детей. Иногда там бывал начальник отдела продаж. Если ты катаешься на лыжах и у тебя есть пансионат на лыжном курорте, ты должен им пользоваться, не так ли?
   — В общем-то, да.
   — У Бредли было другое хобби. Он выкладывал мозаики из кусочков цветной плитки. Некоторые украшали его кабинет. Получалось красиво.
   — А каким образом он возглавил «Уэгнолл-Фиппс»? Это семейная фирма?
   — Нет. Оптовая компания «Уэгнолл-Фиппс» разорилась, и Бредли купил ее за долги, думаю, чуть ли не задаром. Потом продал часть складов. По куда более высокой цене. Полагаю, он договорился с покупателем, что вернет ему часть денег наличными. Короче, он получил оборотные средства, закупил товары, и дело у него пошло.
   — И когда это было?
   — Наверное, лет двадцать тому назад. А потом, когда у какой-либо из компаний-поставщиков возникали финансовые трудности, Бредли покупал всю компанию или ее часть. Так что теперь «Уэгнолл-Фиппс» — холдинг, владеющий акциями многих, никак не связанных друг с другом фирм, производящих все, что угодно, от пластиковых бочек до швабр и гвоздей. Надо прямо сказать, голова у Томаса Бредли варила как надо. Но основной сферой деятельности «Уэгнолл-Фиппс» по-прежнему оставалась оптовая торговля. Впрочем, ты, наверное, и так все это знаешь, Флетч. На прошлой неделе ты же написал об этой компании статью. Помнишь?
   — Не забуду до конца дней.
   — Блейн — типичный неудачник. В свое время я говорил с ним. Начальник финансового отдела компании. Из тех, кто отсиживает от сих и до сих, а потом — хоть трава не расти. Вечно во всем путается, не знает, где нужные документы. А вот Коркоран — нормальный парень. По крайней мере, смотрит в глаза, когда говорит с тобой.
   — Александер Коркоран, президент компании.
   — Молодец, Флетч. Ты говорил с ним?
   — Нет. Блейн сказал, что он участвует в каком-то турнире по гольфу.
   — Значит, ты говорил только с Блейном?
   — Выходит, что так.
   — Как же ты мог, Флетч? Нельзя писать статью на основе информации, полученной только из одного источника.
   — Спасибо за совет.
   — Извини, Флетч. Не стоит сердиться на меня. Как-нибудь я расскажу тебе о своих промахах, благо, они случались.
   — Как я понимаю, мне поручили написать статью о финансовом положении маленькой компании, которую пару лет назад «Ньюс-Трибюн» уже поджарила на медленном огне. С какой стати мне беседовать с кем-то еще, кроме вице-президента и начальника финансового отдела? Я знал, что все цифры, которые он мне дает, должны фиксироваться где-то еще, может, в отделе промышленных корпораций правительства штата. Я чувствовал себя в полной безопасности. С чего ему врать мне?
   — Белые люди врут, — глубокомысленно заметил Том Джеффриз. — Черные, впрочем, тоже.
   — И все-таки я этого не понимаю. Том, тебе когда-нибудь говорили, что Том Бредли умер?
   — Не знаю. Я этого не помню. Впрочем, если б кто и сказал, я бы пропустил это мимо ушей. Слушай, в этой компании работает две-три тысячи людей. Это даже не открытое акционерное общество. Уэгнолл-Фиппс — название какой-то деревушки. И мы занимались ей только по одной причине — чтобы показать, что не только гигантские корпорации занимаются подкупом чиновников и слуг народа.
   — Если «Уэгнолл-Фиппс» не открытое акционерное общество, кто, тогда, ее владелец?
   — Думаю, Бредли. Бредли и его жена. Возможно, часть акций принадлежит Коркорану, но я в этом сомневаюсь. «Уэгнолл-Фиппс» не из тех компаний, где коллективное руководство. Бредли всегда был себе на уме. Не делился с кем-либо своими планами. А Коркоран, пусть и числится президентом, на самом деле обычный продавец. Руководил компанией Бредли, как председатель совета директоров. А титул президента он пожаловал Коркорану, чтобы тот лучше работал.
   — А что делал Бредли помимо работы?
   — В каком смысле?
   — С кем-то же он общался.
   — Да. С детьми, женой, сотрудниками. Разве этого мало?
   — А увлечения? Благотворительные комитеты, клубы. Ты, вот, Том, увлекаешься дельтапланеризмом.
   — Увлекался.
   — Ладно, увлекался. Играл Бредли в гольф? Теннис? Ты говорил, что спорт он не любил.
   — Ну, не знаю, мне он казался мягкотелым. Не из тех, кто следит за здоровьем, хотя бы бегает трусцой. Может, он чем-то болел.
   — А политика его не интересовала? Неужели он занимался только своей компанией?
   — Понятия не имею. Мы виделись с ним в его кабинете. Говорил он спокойно, тщательно взвешивая каждое слово. Показывал мне мозаики. Красивые, но не более того. Не понимаю, куда ты клонишь, Флетч.
   — Я пытаюсь разобраться, с кем имею дело.
   — Может, тебе лучше сходить за этим на кладбище?
   — Как смешно. Я хочу знать, почему Блейн говорил о нем, как о живом, хотя он мертв.
   — Спроси Блейна.
   — Именно это я и собираюсь сделать.
   — Послушай, Флетч, выставить прессу в глупом свете пытаются с давних пор. Скармливают нам ложную информацию, чтобы потом от всего отказаться и оставить нас по уши в дерьме. Это же обычное дело.
   — Говорить о мертвом, как о живом?
   — Да, с этим Блейн перегнул палку.
   — У Бредли же двое детей. Представь себе, как кто-то скажет им: «На днях я прочитал о вашем отце в газете. Ваш отец очень милый человек.» Том, это жестоко.
   — Согласен с тобой.
   — Так почему он это сделал?
   — Наверное, кроме Блейна никто тебе не ответит.
   — Пожалуй, ты прав, — Флетч спрыгнул со стола. Поздравляю со свадьбой.
   — Спасибо. Наверное, я буду единственным, кто женится в лежачем положении.
   — Могу я тебе чем-нибудь помочь?
   — Да. Скажи Тине, чтобы принесла губку. Я весь вспотел.

Глава 10

   Джеймс Сейнт Э. Крэндолл, сутулый старичок лет семидесяти, стоял на веранде своего неказистого домишки в Ньютауне, засунув руки в карманы темнозеленых штанов, сшитых из толстого брезента. Взгляд его не отрывался от лица Флетча с той минуты, как тот вышел из машины.
   — Доброе утро, — поздоровался Флетч, подойдя к крыльцу.
   — Мне ничего не нужно, — пробурчал Крэндолл.
   — В каком смысле?
   — Из того, что у тебя есть.
   — Но вы же не знаете, что я вам привез.
   — А мне плевать.
   — Вы уверены?
   — Абсолютно уверен. Так что садись в консервную банку, на которой приехал, и отправляйся в обратный путь.
   — Вы — Джеймс Сейнт Э. Крэндолл?
   — Не твое дело.
   — Вы — Джеймс Сейнт Э. Крэндолл или нет?
   — Хочешь, чтобы я вызвал полицию?
   — Естественно. Я подожду.
   Морщинистая кожа под глазами Крэндолла покраснела.
   — А с чего ты решил, что у тебя есть право это знать?
   — У меня есть право знать все.
   — Кто ты, собственно, такой?
   Флетч широко улыбнулся.
   — А почему вас это интересует?
   — Ты — бродяга.
   — Возможно.
   — Даже не носишь башмаки. Оборванец оборванцем. Откуда ты взялся? Ты ходишь в церковь? Как ты узнал мое имя?
   — Так вы Джеймс Сейнт Э. Крэндолл.
   — Возможно.
   — Если так, то я нашел ваш бумажник.
   — Я не терял бумажник.
   — Вернее, «корочки» для паспорта.
   — Не было у меня паспорта. Тем более «корочек».
   — Вы останавливались в отеле «Парк Уорт» несколько дней тому назад?
   — Я постоянно живу дома.
   Флетч оглядел дом Крэндолла. Облупившаяся краска. Кресло-качалка на веранде.
   — Пожалуй, вы никогда не останавливались в «Парк-Уорт».
   — Даже не слышал о нем.
   — Есть ли у вас сын или внук, которого зовут Джеймс Сейнт Э. Крэндолл?
   — Не твое дело.
   — Послушайте, я нашел этот бумажник, — Флетч продемонстрировал старику бумажник. — В нем деньги. Принадлежит он Джеймсу Сейнту Э. Крэндоллу. Я пытаюсь вернуть бумажник его владельцу.
   — Бумажник не мой. Я тебе это уже говорил.
   — Вашего сына?
   — Не было у меня детей. И жена умерла тридцать лет тому назад. Что б ей гореть в аду. И племянников у меня, слава Богу, нет.
   — Интересный вы человек. И в церковь ходите?
   — Конечно, хожу.
   — А нет ли среди ваших знакомых другого Джеймса Сейнта Э. Крэндолла?
   — Если и есть, какая тебе разница?
   — Извините, что побеспокоил вас, — Флетч отступил на шаг. — Поболтать с вами — одно удовольствие, — и направился к машине.
 
 
   — Позвольте посмотреть на ваше водительское удостоверение и регистрационный талон на автомашину.
   Флетч еще не выехал за пределы Ньютауна, когда сзади пристроилась патрульная машина и водитель-полицейский, взвыв сиреной, приказал ему остановиться.
   Он протянул полицейскому документы.
   — Ирвин Морис Флетчер, — прочитал вслух полицейский. — Необычное имя, знаете ли.
   — Да, вонючее. Мои родители ожидали скунса.
   — Дождались?
   — Нет, родился очаровательный мальчуган.
   — И чем теперь промышляет их очаровательный мальчуган?
   — Что-то я вас не понял.
   Полицейский все еще держал документы в руке.
   — Приезжаете к человеку, говорите, что нашли его бумажник с деньгами. Зачем вам это надо?
   — Ага! Старина Крэндолл позвонил-таки в полицию.
   — Неважно, кто позвонил.
   — Какой же злопамятный тип.
   — Не хотите ли проехать в полицейский участок и объясниться?
   — Объясниться можно и здесь.
   — Я слушаю.
   — Я нашел бумажник, в котором лежала визитка Джеймса Сейнта Э. Крэндолла. Без адреса. Я пытался найти Крэндолла, которому принадлежит бумажник. Приехал к тому, что живет здесь, а он чуть не вышвырнул меня из дома И позвонил вам.
   — Покажите мне бумажник.
   — Зачем?
   — Чтобы не оказаться за решеткой по обвинению в мошенничестве.
   — У вас недостаточно улик, чтобы посадить меня.
   — Чтобы не оказаться за решеткой за вождение автомобиля босиком.
   — За это вы можете лишь оштрафовать меня.
   Полицейский выписал квитанцию.
   — Штраф двадцать пять долларов.
   — Не уходите на пенсию, пока не дождетесь моего чека.
   Полицейский протянул Флетчу квитанцию.
   — Покажите мне бумажник.
   — Нет.
   — Вы уезжаете из Ньютауна?
   — Во всяком случае, пытаюсь уехать.
   Полицейский вернул Флетчу водительское удостоверение и регистрационный талон на автомобиль.
   — Уезжайте, Ирвин, да побыстрее.
   — Да, сэр. Будет исполнено, сэр.

Глава 11

   Открылась дверь, и ноздрей Флетча достиг запах жарящегося гамбургера. За утро он выпил лишь чашку кофе.
   — Привет, красавчик, — грудастая женщина, открывшая дверь дома Блейнов оглядела его с босых ног до головы. — Чем я могу вам помочь?
   Лет шестидесяти пяти, она была в желтом, под горло, свитере, обтягивающих брючках и теннисных туфлях.
   — Как себя чувствует мистер Блейн? — спросил Флетч.
   — Откуда мне знать? — карие глаза женщины смотрели Флетчу в лицо.
   — Это дом Чарлза Блейна?
   — Совершенно верно.
   — Разве он не подхватил грипп?
   — Надеюсь, что нет. Болеть в отпуске — это ужасно.
   — Он в отпуске?
   — В Сан-Орландо. На мексиканском побережье. Они уже ездили туда, два года тому назад.
   — Извините, я не представился. Это от изумления. Мне сказали, что он заболел гриппом. Моя фамилия — Флетчер. Из «Ньюс-Трибюн». На прошлой неделе мистер Блейн помогал мне в подготовке статьи об «Уэгнолл-Фиппс». В статью попали неточности. Вот я и решил еще раз переговорить с ним.
   — Флетчер, Флетчср, Флетчер, — повторила женщина. — Не вы писали, что в некоторых похоронных бюро грабят покойников?
   — Нет.
   — Где-то я слышала вашу фамилию. Вы голодны?
   — Конечно.
   — Вот это ответ правильный. Все хорошие мужчины постоянно голодны, — она отступила в сторону, приглашая Флетча войти. — Я поджарю вам гамбургер.
   — Отлично.
   — Вы собираетесь поблагодарить меня?
   — Да.
   — Это не обязательно. Женщине всегда приятно накормить голодного мужчину, — дверь за Флетчем закрылась.
   — Меня зовут Хэппи Франскатти.
   — По вам сразу видно, что вы и впрямь счастливая.[7]
   — Да, счастливая, — через гостиную и столовую она провела его на кухню. — Я потеряла мужа и двоих детей в трех автокатастрофах.
   — Какой кошмар.
   — Кошмар, но я все равно счастливая. Такой уж родилась, — она положила три гамбургера в гриль. — Подозреваю, тут все дело в обмене веществ. Или в железах. А может, в чем-то еще. Я знаю людей, у которых нет никаких проблем, а они постоянно грустят. Даже представить себе не могут, что такое счастье. Каждое утро я просыпаюсь в половине шестого, и мне сразу хочется петь. Я подбегаю к окну и смотрю на мир, зная, что он чем-нибудь да порадует меня. А чего вы не садитесь?
   Флетч сел за маленький кухонный столик.
   — Я — тетя Мэри Блейн, — пояснила Хэппи. — Вы знакомы с Мэри? Миссис Блейн?
   — Нет. Я лишь встречался с ее мужем. В его кабинете.
   — Я лишь сторожу дом, — она перевернула гамбургеры. — Они позвонили мне в четверг, сказали, что у них появилась возможность уехать в Мексику, и не могу ли я пожить в их доме. Я тут же согласилась. Видели бы вы мою квартиру. Да нет, не надо вам ее видеть. Она такая маленькая. Если я поправлюсь на десять фунтов, то просто не смогу там повернуться.
   — Они не планировали поездку заранее?
   — Думаю, что нет. Я ужинала с ними в субботу, и разговора об этом не было. На Чарли это непохоже. Без подготовки он не ходит даже в бакалейную лавку. Составит список, дважды его проверит, сосчитает, сколько у него при себе денег, дважды переоденется. И уходит, когда уже хочется накричать на него. Я сразу же приехала и отвезла их в аэропорт. Они улетели в половине четвертого.
   — Понятно. А его секретарь сказала мне в четверг, что у него грипп.
   — Может, он и правда заболел. Был такой бледный, все время молчал, хотя обычно любит поговорить.
   — Надолго они уехали?
   — На две недели. Может, на три. Сказали, что дадут мне знать. А что за неточности попали в статью?
   — Вина целиком моя. Я кое-что не проверил, так как посчитал очевидным.
   — И у вас из-за этого неприятности?
   — Нет. Меня уволили.
   Хэппи положила на тарелку три половинки булочек, на них — поджаренные гамбургеры, сверху накрыла вторыми половинками.
   — Если кто-то подложил вам свинью, то только не Чарли, — она поставила тарелку перед Флетчем. — Он на такое не способен. Я знаю его двадцать лет. Он, конечно, зануда. Хочет все знать, до последней мелочи. Иногда он сводит меня и Мэри с ума. Сколько стоит это, сколько то, где мы это купили, в каком магазине, кого мы видели, что они говорили. Дело в том, что мы не можем запомнить все эти мелочи. Никому нет дела, где что покупается. Кроме, конечно, Чарли.
   Флетч смотрел на гамбургеры.
   — Это все мне?
   — Разве вы не сможете их съесть?
   — Смогу.
   — Я уже поела. Хотите молока?
   — Да. Выпью с удовольствием.
   Хэппи взяла стакан, подошла к холодильнику, открыла его, наполнила стакан молоком.
   — Мэри больше похожа на меня. Умеет радоваться жизни. Но рядом с Чарли даже Статуя Свободы покажется комиком.
   — Вкусные гамбургеры, — Флетч энергично жевал. — Чарли двадцать лет работает в «Уэгнолл-Фиппс»?
   — Нет. Последние четыре года. До того он работал в «Ай-би-эм», — Хэппи поставила стакан с молоком на стол, села напротив Флетча. — Вы не слишком хорошо знаете Чарли.
   — Я его совсем не знаю.
   — Он из тех людей, которые, вместо того, чтобы смеяться над шуткой, начинают ее анализировать. А потом начинают все объяснять тому, кто пошутил. Кетчупа добавить?
   — Нет, благодарю. Хэппи, а вы знаете чету Бредли?
   — Босса Чарли и его жену? Да, конечно. Встречалась с ними два или три раза, когда Чарли поступил на работу в «Уэгнолл-Фиппс». Потом не видела два или три года. Не думаю, что они вели активную светскую жизнь. Подозреваю, после того, как они отобедали друг у друга, вы понимаете, необходимый ритуал между начальником и новым подчиненным, каждая парочка залезла в собственную норку. Все они такие необщительные. За исключением Мэри.
   — Вы были на похоронах Тома Бредли?
   — Да разве можно сказать, когда такие люди умирают? — Хэппи рассмеялась. — Они же и не живут. Не подумайте, что я это со зла. Нет, я похоронила младшую дочь полтора года тому назад. Я знала, что Том Бредли тяжело болел, не вылезал из больницы, а потом отправился на восток, в специализированную клинику. Из-за его болезни Энид Бредли пришлось взять руководство компанией на себя. Не думала, что она справится, пусть даже с помощью Чарли и Алекса. Я имею в Виду Алекса Коркорана, президента «Уэгнолл-Фиппс». Вот тот обожает хорошую компанию. Знаете, Флетч, я правильно запомнила ваше имя? Человека, который похоронил близких, а я похоронила троих, стараются не приглашать еще на чьи-то похороны.
   Флетч принялся за третий гамбургер.
   — Вкусно.
   Хэппи улыбнулась.
   — До чего приятно видеть мужчину с хорошим аппетитом.
   — Побольше бы таких женщин, как вы.
   — Вы еще не женаты, Флетч?
   — Уже развелся.
   — В вашем возрасте? Как такое могло случиться? Наверное, ваша жена не научилась повязывать вам слюнявчик.
   — Что-то в этом роде.
   — Она вас не кормила. Ох уж нынешние девушки. Гордость не позволяет им кормить мужчину. Из той же гордости они не могут позволить мужчине заплатить за них в ресторане. А потому все голодают.
   — Хэппи, расскажите мне о Томе и Энид Бредли.
   — А что тут рассказывать?
   — Вы сказали, что он болел. Чем именно?
   — Я забыла. Что-то хроническое. Может, вы мне подскажете?
   — Я в болезнях ни бум-бум.
   — Росточка он небольшого. Не выше жены. Большой любитель неприличных анекдотов. Мне они нравились. Умел он их рассказывать. А вот Энид, я чувствовала, его анекдоты коробили. Она смеялась, но как-то неестественно, вынужденно.
   — Может, она слышала их раньше.
   — Наверное. Я не могу причислить себя к их близким знакомым, — Хэппи глянула на настенные часы. — Я должна бежать.
   — Да, конечно, — Флетч допил молоко. — Могу я чем-нибудь вам помочь, Хэппи? Куда вас подвезти?
   — Благодарю, нужды в этом нет, — она поставила тарелку и стакан в раковину. — Я только возьму гитару, и в путь.
   — Гитару?
   — Да, я всегда беру ее с собой, когда иду в дом престарелых. Я им играю, и мы поем. Некоторые из них поют очень хорошо. У стариков бывают чудные голоса. Жаль только мир этого не замечает.
   Она скрылась в спальне. Флетч дожидался ее в холле.
   — А вот и мы, — Хэппи держала в руках гитару и пять или шесть экземпляров «Нэшнл ревью». Флетч открыл дверь, пропустил ее вперед.
   — Просто захлопните ее за собой, — бросила Хэппи через плечо.
   — Хэппи, большое вам спасибо за ленч.
   — Пустяки.
   — Желаю вам хорошо провести время в доме престарелых.
   — Проведу, будьте уверены. Перегружу на плечи стариков часть моего веселья. Одной мне тащить его невмоготу.

Глава 12

   Флетч проехал мимо дома Бредли в Саутуорте, отметил стоящий на подъездной дорожке «кадиллак». Двумя домами дальше мужчина красил стоящую на прицепе тридцатифутовую яхту. Чувствовалось, что на этой улице живут люди состоятельные. Вновь выехав на автостраду, Флетч свернул налево, остановился на первой же автозаправке, достал из багажника «MG»[8] чемодан, прошел в комнату отдыха, снял свитер и джинсы, надел брюки, рубашку, пиджак, носки и кожаные туфли.
   Вернулся на улицу, где жили Бредли, припарковал машину у третьего от них дома.
   Зашагал по тротуару к дому, рядом с которым мужчина в шортах и измазанной краской футболке любовно водил кистью по борту яхты.
   — Привет, — поздоровался Флетч. — Хорошая у вас яхта.
   Мужчина улыбнулся. Лет под сорок, с веснушками на носу.
   — Тут вы не ошиблись. Это моя хорошая яхта и она никогда не будет вашей хорошей яхтой. Она не продается.
   На подъездной дорожке под яхтой лежали тряпки, чтобы краска не выпачкала асфальт.
   — Я занимаюсь торговлей недвижимостью, — продолжил Флетч. — Поэтому хотел спросить вас о другом.
   — Мой дом тоже не продается.
   — Речь пойдет не о вашем доме, а о том, где живут Бредли.