— Энид уверяет всех, что Франсина — умная деловая женщина. Том всегда советовался с ней. И некоторые идеи он почерпнул у своей сестры.
— Мне тоже показалось, что она очень умна.
— Том записал в завещании, что компанию должна возглавить Франсина, если на то будет ее желание. Скажите мне… как, простите, вас звать?
— Майк.
— Знаете, Майк, я приму ее с распростертыми объятьями.
— Правда? Дела вашей компании идут не очень хорошо?
— Компании, любой компании, необходим руководитель. Тот, кто принимает решения, определяет стратегию. Я — президент, по милости Тома Бредли, но не силен в таких Делах. Мое призвание — продавать. Это я делаю хорошо, и не хочу заниматься ничем другим. Моя жена говорит, что мне по силам продать снежки сибирякам. А вот долгосрочная политика компании, каждодневная рутина — это не для меня. Энид, конечно, старается, но, вы понимаете…
— Энид — жена Тома?
— Да. Очень милая дама. Изредка и ее осеняет хорошая идея, но вот насчет стратегии… Знаете, чтобы Том не хотел сделать с компанией, его решение не встретит возражений с моей стороны. Я бы согласно кивнул, оставь он компанию даже лошади.
— Том любил верховую езду?
Алекс удивленно глянул на Флетча.
— Просто, к слову пришлось. Разве в школе вас не учили истории древнего Рима?[11]
— А, вы об этом.
— Том, между прочим, ездил верхом. Где-то у него была ферма с конюшней. Он частенько проводил там воскресенья. Да, он любил ездить верхом. Один, без жены.
— У меня такое ощущение, что вам он очень нравился.
— Послушайте, — у Алекса увлажнились глаза. — Нравился… Я любил этого парня. Настоящий джентльмен. Если б не его глупые, похабные анекдоты, которые все уже слышали. Прекрасный был человек. Такие не должны умирать молодыми. В то время, как всякое дерьмо доживает до глубокой старости… Вроде меня!
— Ну, мне пора, — Флетч протянул руку Алексу Коркорану. — Беседовать с вами — одно удовольствие. Жаль, конечно, что Том Бредли умер.
— Да, жаль. Я тоже пойду. Жена, должно быть, уже ищет меня, — двое из гольфистов уже ушли. Коркоран взял со стойки свой кубок. — Иди сюда, моя прелесть, — он поцеловал кубок. — И что бы мужчины делали без гольфа?
— Сидели бы дома с женами, — предположил кто-то из оставшихся в баре гольфистов. И все рассмеялись.
Глава 15
Глава 16
Глава 17
— Мне тоже показалось, что она очень умна.
— Том записал в завещании, что компанию должна возглавить Франсина, если на то будет ее желание. Скажите мне… как, простите, вас звать?
— Майк.
— Знаете, Майк, я приму ее с распростертыми объятьями.
— Правда? Дела вашей компании идут не очень хорошо?
— Компании, любой компании, необходим руководитель. Тот, кто принимает решения, определяет стратегию. Я — президент, по милости Тома Бредли, но не силен в таких Делах. Мое призвание — продавать. Это я делаю хорошо, и не хочу заниматься ничем другим. Моя жена говорит, что мне по силам продать снежки сибирякам. А вот долгосрочная политика компании, каждодневная рутина — это не для меня. Энид, конечно, старается, но, вы понимаете…
— Энид — жена Тома?
— Да. Очень милая дама. Изредка и ее осеняет хорошая идея, но вот насчет стратегии… Знаете, чтобы Том не хотел сделать с компанией, его решение не встретит возражений с моей стороны. Я бы согласно кивнул, оставь он компанию даже лошади.
— Том любил верховую езду?
Алекс удивленно глянул на Флетча.
— Просто, к слову пришлось. Разве в школе вас не учили истории древнего Рима?[11]
— А, вы об этом.
— Том, между прочим, ездил верхом. Где-то у него была ферма с конюшней. Он частенько проводил там воскресенья. Да, он любил ездить верхом. Один, без жены.
— У меня такое ощущение, что вам он очень нравился.
— Послушайте, — у Алекса увлажнились глаза. — Нравился… Я любил этого парня. Настоящий джентльмен. Если б не его глупые, похабные анекдоты, которые все уже слышали. Прекрасный был человек. Такие не должны умирать молодыми. В то время, как всякое дерьмо доживает до глубокой старости… Вроде меня!
— Ну, мне пора, — Флетч протянул руку Алексу Коркорану. — Беседовать с вами — одно удовольствие. Жаль, конечно, что Том Бредли умер.
— Да, жаль. Я тоже пойду. Жена, должно быть, уже ищет меня, — двое из гольфистов уже ушли. Коркоран взял со стойки свой кубок. — Иди сюда, моя прелесть, — он поцеловал кубок. — И что бы мужчины делали без гольфа?
— Сидели бы дома с женами, — предположил кто-то из оставшихся в баре гольфистов. И все рассмеялись.
Глава 15
Флетч приехал домой уже затемно. В окнах его квартиры горел свет, и Мокси поспешила к двери, как только он сунул ключ в замок. Кроме фартука, на ней ничего не было.
— Хо-хо, — улыбнулся Флетч. — Прямо, как жена.
— Не как жена, — поправила его Мокси. — Как Мокси Муни.
Флетч поцеловал ее в губы.
— Звонила твоя бывшая жена, — продолжила она. Флетч снова поцеловал Мокси. — Звонил Том Джеффриз. Просил перезвонить.
Еще один поцелуй.
— И что хотела старушка Линда?
— Мы так долго говорили. Она сказала, что ты — нимфоманка мужского рода, что веры тебе нет ни на цент, что с тобой бывает очень весело. Вспомнила, как однажды ты позвонил ей из редакции, сказал, что едешь домой и улетел на Гавайи.
— Куда только не полетишь ради хорошей статьи.
— А у нее пережарилось мясо. А еще ты жестоко обращался с ее котом. Мне кажется, она до сих пор любит тебя.
— И что ты ей сказала?
— Заверила твою бывшую жену, что ты, по моему убеждению, до сих пор любишь ее.
— Премного тебе благодарен. Особенно мне нравится платить ей алименты.
— Она сказала, что ты ей ничего не платишь. Что она не получила от тебя ни цента. Я ответила, что меня это удивляет. Ты же купаешься в деньгах, только что купил шестидесятифутовую яхту, так что, если у нее возникнут денежные проблемы, пусть сразу приезжает к тебе. Ты ее выручишь.
— Потрясающе. Чем еще ты меня порадуешь?
— Я сказала, что намедни ты подарил мне бриллиантовую тиару и норковую шубу.
— Она, несомненно, тебе поверила.
— Боюсь, что нет. А теперь звони тому парню. С переломанной спиной.
— Успеется.
— Я налью тебе ванну.
— А почему бы нам…
Мокси подняла руку, толкнула его в плечо.
— Потому что ты грязный и от тебя плохо пахнет. Если уж я и собираюсь отдаться тебе, то лишь после того, как ты помоешься.
— Но, но…
— Времени нам хватит, — и Мокси упорхнула в ванную.
— Том? Это Флетч. Как идет жизнь на уровне земли?
— Флетч, я понятия не имел, что у нас так много муравьев. Я наблюдал за ними весь день.
Сидя в гостиной, Флетч слышал, как бежит в ванной вода.
— Наверное, с дельтаплана муравьев не разглядеть.
— Между прочим, наблюдать за ними очень интересно. Они совсем как люди.
— Хочешь составить конкуренцию Дарвину?
— Слушай, я звонил тебе не потому, что умираю от скуки. Хотел рассказать тебе забавную историю. Чтобы хоть как-то подбодрить тебя. Историю с названием «НЕКОМПЕТЕНТНЫЕ ЖУРНАЛИСТЫ, КОТОРЫХ НЕ УВОЛЬНЯЮТ ИЗ „НЬЮС-ТРИБЮН“.
— А такие есть?
— После твоего ухода мне позвонил Джек Кэрридайн. Насчет Клары Сноу.
— Что она сотворила на этот раз?
— Ты же знаешь, что она нынче парламентский корреспондент, словно действительно умеет писать.
— Знаю.
— Так вот, будучи аккредитованой при законодательном собрании штата, она не удосужилась сообщить, что брату пресс-секретаря губернатора принадлежит автосалон, который продает машины полицейскому управлению.
— Клара об этом не сообщила?
— Она задрала носик, скорчила гримаску, ты знаешь, как она это делает, и заявила, что это личный вопрос.
— Для кого?
— Наверное, для пресс-секретаря. Семейные отношения не представляют для читателей никакого интереса. Да и вообще, должно же полицейское управление где-то покупать машины. Можешь ты в это поверить?
— Зло берет, когда слышишь такое.
— Это точно. Я вот и подумал, что тебя это подбодрит. Ты, конечно, знаешь, что Клара спала с пресс-секретарем.
— Я думал, что она спит с Френком Джеффом.
— И с ним тоже. Клара спит со всеми, кто может поспособствовать ее карьере. Так что нельзя сказать, что она не отдается работе. Потому-то подобные промахи и сходят ей с рук.
— Ты хочешь сказать, что Френк не собирается дать этот материал?
— Джек говорит, что Френк позвонил губернатору и потребовал в течение месяца пресечь коррупцию, пригрозив, что в противном случае обнародует известные ему сведения. Как тебе это нравится?
— Губернатору понравилось наверняка. Надеюсь, что наши конкуренты воспользуются медлительностью «Ньюс-Трибюн».
— Ты можешь позаботиться о том, чтобы воспользовались.
— Нет. Я за это не возьмусь.
— Я лишь стараюсь найти тебе работу.
— Такие методы не по мне.
— Как у тебя настроение, Флетч?
— Отвратительное. А у тебя?
— Такое же. До встречи.
— Пока.
Флетч позвонил в «Ньюс-Трибюн». Волноваться о том, что ванна переполнится, не приходилось. Вода, похоже, текла тонкой струйкой.
— Отдел личных объявлений, — ответил женский голос. — Могу я чем-нибудь вам помочь?
— Да, пожалуйста. Я хотел бы дать объявление в вашей колонке «Потери и находки».
— Да, сэр. Какой будет текст.
— «Найден бумажник Джеймса Сейнта Э. Крэндолла. Писать абонементный ящик номер… Какой вы мне дадите номер?
— Двести тридцать шестой.
— Двести тридцать шестой.
— Джеймс Сейнт Э. Крэндолл. Под Э. подразумевается Эдуард, так?
— Да.
— Кейт-Рональд-Эдуард-Ник-Дон-Огден-дважды Лео?
— Да.
— Кому и по какому адресу я должна послать счет за объявление?
— Ай-эм Флетчеру.
— Вы шутите.
— Отнюдь.
— Так это ты, Флетч?
— Да.
— Слушай, я так жалею, что тебя вышибли. А что ты сделал, поджег брюки Френку?
— Я думал, все и так знают.
— Да, я знаю. Процитировал покойника.
— А с кем я говорю?
— Мэри Пейтуч.
— Мэри, ты запишешь мой адрес?
— Флетч, я всегда хотела знать твой адрес. Тебе это известно.
Флетч продиктовал ей адрес, позвонил по межгороду в «Сан-Франциско кроникл» и дал точно такое же объявление.
— Как я встретила Флетча? — говорила Мокси словно сама с собой, детским голоском. Она сбросила фартук на пол и забралась к Флетчу в наполненную теплой водой ванну. — Я покупала булочку с сосиской, и этот милый человек, стоявший в очереди у прилавка следом за мной, молча заплатил за меня. Я, конечно, тут же поблагодарила его: «Большое спасибо, сэр». А ты ответил: «Раз у вас такой скромный ленч, почему бы вам не пообедать со мной?»
— Пока ты недалека от истины. И ты сказала: «Да, хорошо». Почему ты согласилась?
— Потому что ты прекрасен. У тебя нежная кожа, милые глаза, и мне захотелось прикоснуться к тебе.
— Понятно. С такой логикой не поспоришь.
— У тебя глаза, которые все время смеются. Почти все время.
— Я вижу.
— Ты не можешь видеть своих глаз. И за обедом я сказала тебе, что должна ехать туда на уик-энд, потому что в понедельник у меня начинаются репетиции, а ты сказал, что и ты должен быть там завтра, тебя ждут в редакции, так почему бы мне не сэкономить на автобусе, раз уж ты можешь отвезти меня на машине. Раз уж мы подружились, то пошли ко мне и…
— …И что?
— И прикоснулись друг к другу.
Мокси поцеловала его в шею, а Флетч ее — в лоб.
— Расскажи мне о сегодняшнем дне, — попросила она. — Я знаю тебя три дня, но пробыла с тобой только два.
— Обычный день. Такой же, как остальные. Пообщался со сварливым стариком, который хотел вышвырнуть меня из дома, хотя я не желал ему ничего плохого, а потом позвонил в полицию, чтобы меня арестовали.
— Сегодня копы[12] снова предложили тебе душ и бритву?
— Нет. Лишь оштрафовали за то, что я сижу за рулем босиком. Еще я встретил удивительно счастливую женщину по имени Хэппи, которая пригласила меня в дом и поджарила мне три гамбургера.
— Как мило с ее стороны. Она хотела твоего тела?
— За три гамбургера?
— Мне ты обошелся еще дешевле. Хватило банки орехового масла.
— Это тетка жены Чарлза Блейна. Между прочим, Чарлз Блейн, тот самый, что скормил мне ложную информацию, уехал в Мексику.
— Значит, ты не сможешь побить его.
— А хотелось бы. Потом я встретил примерного семьянина, который красил свою яхту в Саутуорте и был в курсе всех сплетен. Он многое рассказал о семействе Бредли. Возможно, кое-что добавил и от себя.
— Он знал, с кем говорит?
— Разумеется, нет. Потом я побывал у вдовы Бредли.
— Ну, ты даешь. По-моему, это наглость.
— Не мог поступить иначе. Болтливый сосед сказал, что миссис Бредли обожала шумные ночные скандалы и однажды чуть не довела мужа до самоубийства. Оказалось, что это спокойная, уверенная в себе, благоразумная женщина. Она разъяснила мне, что причина случившегося — нервный срыв Чарлза Блейна. А потому она отправила его в длительный отпуск.
— Значит, Том Бредли умер?
— Потом я поехал в Саутуортский загородный клуб, выпить пива.
— Я знаю.
— Откуда?
— Я его вижу. Оно переливается в твоем желудке, — и Мокси ткнула пальцем туда, где находился аппендикс.
— Ничего ты не видишь.
Она поцеловала его в губы.
— Когда ты пришел, от тебя пахло пивом.
— Поговорил с Алексом Коркораном, президентом «Уэгнолл-Фиппс». Все говорят, что Том Бредли умер. Вдова показала мне золу, в которую обратилось его тело.
— Но ты, конечно, не можешь заставить себя в это поверить.
— Я, конечно, в это верю. Я верю всему. Потому-то и оказался по уши в дерьме.
Мокси погрузила его в воду с головой.
— Пора признать очевидное, Флетч. Ты утонул.
— А куда ты пошла?
Мокси уже вылезала из ванны.
— Забыла про бифштекс. Разве ты не чувствуешь запаха? Боюсь, он уже обуглился.
— Бифштекс! Где ты взяла бифштекс?
«Можешь не одеваться, все готово», — ранее крикнула она ему из кухни. Тарелки с бифштексами и салатом она поставила на ковер в гостиной, И улыбнулась, когда он вошел.
— Открыла в магазине расчетный счет.
— На свое имя?
— Естественно, — Мокси разлила по бокалам вино. — Не могу же я вечно голодать?
— Это хорошо. Отличный бифштекс!
— Дешевый и пережаренный, — уточнила Мокси. — Зато тебе не придется разводиться со мной.
— Почему? Я, правда, об этом еще не думал.
— Потому что ты никогда не женишься на мне.
— А я — то собирался предложить тебе руку и сердце.
— Я никогда не выйду замуж.
— Никогда?
— Именно так. Я — актриса, а актерам не следует связывать себя семейными узами.
— Многие связывают.
— Ты, наверное, намекаешь на моего отца.
— Фредерика Муни.
— Вот-вот.
— Ты говорила, что он играет Фальстаффа в Торонто.
— Играет, когда трезв. Потом собирается играть в «Коммивояжере» в Чикаго. Если будет трезв. А на прошлое Рождество играл в какой-то комедии во Флориде. Если был трезв.
— Так он — актер, который любит выпить. Не первый. И не последний. Всем известно, что твой папаша — блестящий актер.
— Я ничего не говорила тебе насчет моей матери?
— Нет.
— Она в Канзасе, в очень дорогой клинике для слабоумных.
— И ты думаешь, что виноват в этом твой отец?
— Собирать вещи, разбирать, снова собирать. Укладывать его в постель. Поднимать из постели. Приводить в чувство. Искать по всем барам. Напоминать, в какой пьесе он сегодня играет. И так из года в год. Заботиться обо мне, со всеми этими разъездами. Его женщины. Его исчезновения. Его страхи. Его выходки. Больше она не могла этого выносить. Что-то сломалось.
— Ясно. А как все это связано с тем, что он — актер?
— Целиком и полностью.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
— Так почему же ты хочешь стать актрисой?
— Я не хочу стать актрисой, — она вскинула голову. — Я — актриса.
Флетч выпил вина.
— Кто ж в этом сомневается. Приступим к еде.
— Кроме того, я хочу иметь деньги для оплаты счетов, которые выставляет клиника, когда Фредди не сможет этого делать.
— Спасибо за бифштекс. Доедай свой, а не то я наброшусь на тебя прямо сейчас.
Мокси взялась за нож и вилку.
— А какие у тебя планы на завтра?
Флетч пожал плечами.
— Похоже, проведу еще один день в извинениях.
— А кто остался неохваченным?
— Дети Бредли.
Мокси кивнула.
— Наверное, твоя статья повергла их в шок.
— Да, я считаю, что обязан повидаться с ними.
— А вечером ты собираешься пойти на презентацию в «Кэлоуквиэл»?
— Конечно. Я пойду с тобой.
— Могу я попросить тебя об одном одолжении?
— Проси о чем угодно.
— Не упоминай Фредди.
— Фредерик Муни. Известное имя.
— Позорное имя, — возразила Мокси. — Позорное.
— Хо-хо, — улыбнулся Флетч. — Прямо, как жена.
— Не как жена, — поправила его Мокси. — Как Мокси Муни.
Флетч поцеловал ее в губы.
— Звонила твоя бывшая жена, — продолжила она. Флетч снова поцеловал Мокси. — Звонил Том Джеффриз. Просил перезвонить.
Еще один поцелуй.
— И что хотела старушка Линда?
— Мы так долго говорили. Она сказала, что ты — нимфоманка мужского рода, что веры тебе нет ни на цент, что с тобой бывает очень весело. Вспомнила, как однажды ты позвонил ей из редакции, сказал, что едешь домой и улетел на Гавайи.
— Куда только не полетишь ради хорошей статьи.
— А у нее пережарилось мясо. А еще ты жестоко обращался с ее котом. Мне кажется, она до сих пор любит тебя.
— И что ты ей сказала?
— Заверила твою бывшую жену, что ты, по моему убеждению, до сих пор любишь ее.
— Премного тебе благодарен. Особенно мне нравится платить ей алименты.
— Она сказала, что ты ей ничего не платишь. Что она не получила от тебя ни цента. Я ответила, что меня это удивляет. Ты же купаешься в деньгах, только что купил шестидесятифутовую яхту, так что, если у нее возникнут денежные проблемы, пусть сразу приезжает к тебе. Ты ее выручишь.
— Потрясающе. Чем еще ты меня порадуешь?
— Я сказала, что намедни ты подарил мне бриллиантовую тиару и норковую шубу.
— Она, несомненно, тебе поверила.
— Боюсь, что нет. А теперь звони тому парню. С переломанной спиной.
— Успеется.
— Я налью тебе ванну.
— А почему бы нам…
Мокси подняла руку, толкнула его в плечо.
— Потому что ты грязный и от тебя плохо пахнет. Если уж я и собираюсь отдаться тебе, то лишь после того, как ты помоешься.
— Но, но…
— Времени нам хватит, — и Мокси упорхнула в ванную.
— Том? Это Флетч. Как идет жизнь на уровне земли?
— Флетч, я понятия не имел, что у нас так много муравьев. Я наблюдал за ними весь день.
Сидя в гостиной, Флетч слышал, как бежит в ванной вода.
— Наверное, с дельтаплана муравьев не разглядеть.
— Между прочим, наблюдать за ними очень интересно. Они совсем как люди.
— Хочешь составить конкуренцию Дарвину?
— Слушай, я звонил тебе не потому, что умираю от скуки. Хотел рассказать тебе забавную историю. Чтобы хоть как-то подбодрить тебя. Историю с названием «НЕКОМПЕТЕНТНЫЕ ЖУРНАЛИСТЫ, КОТОРЫХ НЕ УВОЛЬНЯЮТ ИЗ „НЬЮС-ТРИБЮН“.
— А такие есть?
— После твоего ухода мне позвонил Джек Кэрридайн. Насчет Клары Сноу.
— Что она сотворила на этот раз?
— Ты же знаешь, что она нынче парламентский корреспондент, словно действительно умеет писать.
— Знаю.
— Так вот, будучи аккредитованой при законодательном собрании штата, она не удосужилась сообщить, что брату пресс-секретаря губернатора принадлежит автосалон, который продает машины полицейскому управлению.
— Клара об этом не сообщила?
— Она задрала носик, скорчила гримаску, ты знаешь, как она это делает, и заявила, что это личный вопрос.
— Для кого?
— Наверное, для пресс-секретаря. Семейные отношения не представляют для читателей никакого интереса. Да и вообще, должно же полицейское управление где-то покупать машины. Можешь ты в это поверить?
— Зло берет, когда слышишь такое.
— Это точно. Я вот и подумал, что тебя это подбодрит. Ты, конечно, знаешь, что Клара спала с пресс-секретарем.
— Я думал, что она спит с Френком Джеффом.
— И с ним тоже. Клара спит со всеми, кто может поспособствовать ее карьере. Так что нельзя сказать, что она не отдается работе. Потому-то подобные промахи и сходят ей с рук.
— Ты хочешь сказать, что Френк не собирается дать этот материал?
— Джек говорит, что Френк позвонил губернатору и потребовал в течение месяца пресечь коррупцию, пригрозив, что в противном случае обнародует известные ему сведения. Как тебе это нравится?
— Губернатору понравилось наверняка. Надеюсь, что наши конкуренты воспользуются медлительностью «Ньюс-Трибюн».
— Ты можешь позаботиться о том, чтобы воспользовались.
— Нет. Я за это не возьмусь.
— Я лишь стараюсь найти тебе работу.
— Такие методы не по мне.
— Как у тебя настроение, Флетч?
— Отвратительное. А у тебя?
— Такое же. До встречи.
— Пока.
Флетч позвонил в «Ньюс-Трибюн». Волноваться о том, что ванна переполнится, не приходилось. Вода, похоже, текла тонкой струйкой.
— Отдел личных объявлений, — ответил женский голос. — Могу я чем-нибудь вам помочь?
— Да, пожалуйста. Я хотел бы дать объявление в вашей колонке «Потери и находки».
— Да, сэр. Какой будет текст.
— «Найден бумажник Джеймса Сейнта Э. Крэндолла. Писать абонементный ящик номер… Какой вы мне дадите номер?
— Двести тридцать шестой.
— Двести тридцать шестой.
— Джеймс Сейнт Э. Крэндолл. Под Э. подразумевается Эдуард, так?
— Да.
— Кейт-Рональд-Эдуард-Ник-Дон-Огден-дважды Лео?
— Да.
— Кому и по какому адресу я должна послать счет за объявление?
— Ай-эм Флетчеру.
— Вы шутите.
— Отнюдь.
— Так это ты, Флетч?
— Да.
— Слушай, я так жалею, что тебя вышибли. А что ты сделал, поджег брюки Френку?
— Я думал, все и так знают.
— Да, я знаю. Процитировал покойника.
— А с кем я говорю?
— Мэри Пейтуч.
— Мэри, ты запишешь мой адрес?
— Флетч, я всегда хотела знать твой адрес. Тебе это известно.
Флетч продиктовал ей адрес, позвонил по межгороду в «Сан-Франциско кроникл» и дал точно такое же объявление.
— Как я встретила Флетча? — говорила Мокси словно сама с собой, детским голоском. Она сбросила фартук на пол и забралась к Флетчу в наполненную теплой водой ванну. — Я покупала булочку с сосиской, и этот милый человек, стоявший в очереди у прилавка следом за мной, молча заплатил за меня. Я, конечно, тут же поблагодарила его: «Большое спасибо, сэр». А ты ответил: «Раз у вас такой скромный ленч, почему бы вам не пообедать со мной?»
— Пока ты недалека от истины. И ты сказала: «Да, хорошо». Почему ты согласилась?
— Потому что ты прекрасен. У тебя нежная кожа, милые глаза, и мне захотелось прикоснуться к тебе.
— Понятно. С такой логикой не поспоришь.
— У тебя глаза, которые все время смеются. Почти все время.
— Я вижу.
— Ты не можешь видеть своих глаз. И за обедом я сказала тебе, что должна ехать туда на уик-энд, потому что в понедельник у меня начинаются репетиции, а ты сказал, что и ты должен быть там завтра, тебя ждут в редакции, так почему бы мне не сэкономить на автобусе, раз уж ты можешь отвезти меня на машине. Раз уж мы подружились, то пошли ко мне и…
— …И что?
— И прикоснулись друг к другу.
Мокси поцеловала его в шею, а Флетч ее — в лоб.
— Расскажи мне о сегодняшнем дне, — попросила она. — Я знаю тебя три дня, но пробыла с тобой только два.
— Обычный день. Такой же, как остальные. Пообщался со сварливым стариком, который хотел вышвырнуть меня из дома, хотя я не желал ему ничего плохого, а потом позвонил в полицию, чтобы меня арестовали.
— Сегодня копы[12] снова предложили тебе душ и бритву?
— Нет. Лишь оштрафовали за то, что я сижу за рулем босиком. Еще я встретил удивительно счастливую женщину по имени Хэппи, которая пригласила меня в дом и поджарила мне три гамбургера.
— Как мило с ее стороны. Она хотела твоего тела?
— За три гамбургера?
— Мне ты обошелся еще дешевле. Хватило банки орехового масла.
— Это тетка жены Чарлза Блейна. Между прочим, Чарлз Блейн, тот самый, что скормил мне ложную информацию, уехал в Мексику.
— Значит, ты не сможешь побить его.
— А хотелось бы. Потом я встретил примерного семьянина, который красил свою яхту в Саутуорте и был в курсе всех сплетен. Он многое рассказал о семействе Бредли. Возможно, кое-что добавил и от себя.
— Он знал, с кем говорит?
— Разумеется, нет. Потом я побывал у вдовы Бредли.
— Ну, ты даешь. По-моему, это наглость.
— Не мог поступить иначе. Болтливый сосед сказал, что миссис Бредли обожала шумные ночные скандалы и однажды чуть не довела мужа до самоубийства. Оказалось, что это спокойная, уверенная в себе, благоразумная женщина. Она разъяснила мне, что причина случившегося — нервный срыв Чарлза Блейна. А потому она отправила его в длительный отпуск.
— Значит, Том Бредли умер?
— Потом я поехал в Саутуортский загородный клуб, выпить пива.
— Я знаю.
— Откуда?
— Я его вижу. Оно переливается в твоем желудке, — и Мокси ткнула пальцем туда, где находился аппендикс.
— Ничего ты не видишь.
Она поцеловала его в губы.
— Когда ты пришел, от тебя пахло пивом.
— Поговорил с Алексом Коркораном, президентом «Уэгнолл-Фиппс». Все говорят, что Том Бредли умер. Вдова показала мне золу, в которую обратилось его тело.
— Но ты, конечно, не можешь заставить себя в это поверить.
— Я, конечно, в это верю. Я верю всему. Потому-то и оказался по уши в дерьме.
Мокси погрузила его в воду с головой.
— Пора признать очевидное, Флетч. Ты утонул.
— А куда ты пошла?
Мокси уже вылезала из ванны.
— Забыла про бифштекс. Разве ты не чувствуешь запаха? Боюсь, он уже обуглился.
— Бифштекс! Где ты взяла бифштекс?
«Можешь не одеваться, все готово», — ранее крикнула она ему из кухни. Тарелки с бифштексами и салатом она поставила на ковер в гостиной, И улыбнулась, когда он вошел.
— Открыла в магазине расчетный счет.
— На свое имя?
— Естественно, — Мокси разлила по бокалам вино. — Не могу же я вечно голодать?
— Это хорошо. Отличный бифштекс!
— Дешевый и пережаренный, — уточнила Мокси. — Зато тебе не придется разводиться со мной.
— Почему? Я, правда, об этом еще не думал.
— Потому что ты никогда не женишься на мне.
— А я — то собирался предложить тебе руку и сердце.
— Я никогда не выйду замуж.
— Никогда?
— Именно так. Я — актриса, а актерам не следует связывать себя семейными узами.
— Многие связывают.
— Ты, наверное, намекаешь на моего отца.
— Фредерика Муни.
— Вот-вот.
— Ты говорила, что он играет Фальстаффа в Торонто.
— Играет, когда трезв. Потом собирается играть в «Коммивояжере» в Чикаго. Если будет трезв. А на прошлое Рождество играл в какой-то комедии во Флориде. Если был трезв.
— Так он — актер, который любит выпить. Не первый. И не последний. Всем известно, что твой папаша — блестящий актер.
— Я ничего не говорила тебе насчет моей матери?
— Нет.
— Она в Канзасе, в очень дорогой клинике для слабоумных.
— И ты думаешь, что виноват в этом твой отец?
— Собирать вещи, разбирать, снова собирать. Укладывать его в постель. Поднимать из постели. Приводить в чувство. Искать по всем барам. Напоминать, в какой пьесе он сегодня играет. И так из года в год. Заботиться обо мне, со всеми этими разъездами. Его женщины. Его исчезновения. Его страхи. Его выходки. Больше она не могла этого выносить. Что-то сломалось.
— Ясно. А как все это связано с тем, что он — актер?
— Целиком и полностью.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
— Так почему же ты хочешь стать актрисой?
— Я не хочу стать актрисой, — она вскинула голову. — Я — актриса.
Флетч выпил вина.
— Кто ж в этом сомневается. Приступим к еде.
— Кроме того, я хочу иметь деньги для оплаты счетов, которые выставляет клиника, когда Фредди не сможет этого делать.
— Спасибо за бифштекс. Доедай свой, а не то я наброшусь на тебя прямо сейчас.
Мокси взялась за нож и вилку.
— А какие у тебя планы на завтра?
Флетч пожал плечами.
— Похоже, проведу еще один день в извинениях.
— А кто остался неохваченным?
— Дети Бредли.
Мокси кивнула.
— Наверное, твоя статья повергла их в шок.
— Да, я считаю, что обязан повидаться с ними.
— А вечером ты собираешься пойти на презентацию в «Кэлоуквиэл»?
— Конечно. Я пойду с тобой.
— Могу я попросить тебя об одном одолжении?
— Проси о чем угодно.
— Не упоминай Фредди.
— Фредерик Муни. Известное имя.
— Позорное имя, — возразила Мокси. — Позорное.
Глава 16
Шагая по тротуару в три часа утра, Флетч заметил, что яхта все еще стоит на подъездной дорожке. В лунном свете блестел ее свежевыкрашенный корпус. В домах не светилось ни огонька. Горели лишь уличные фонари.
Босиком, он свернул на подъездную дорожку дома Бредли, вошел в открытый гараж. Но дверь в дом была заперта. Он обошел дом, попытался войти через черный ход. Но и тут потерпел неудачу.
А вот стеклянную дверь, ведущую из гостиной на террасу и к бассейну, запереть не удосужились. Открылась она со скрипом. Где-то тут же залаяла собака.
В гостиную свет предрассветной луны почти не проникал. Переступив порог, Флетч постоял, привыкая к темноте. Затем двинулся вперед, осторожно переставляя ноги. Добрался до камина. Но шкатулки с золой на каминной доске не обнаружил.
Проследовал к кофейному столику, наклонился над ним. Медленно ощупал его поверхность. Сначала нашел стакан, из которого пила вино Энид Бредли. Потом — шкатулку.
Достав из заднего кармана конверт, Флетч раскрыл его, затем откинул крышку шкатулки.
Набрал щепотку золы и пересыпал ее в конверт. Закрыл крышку, заклеил конверт.
Повернувшись, наткнулся на стул, в котором сидела Энид Бредли. Стул не упал, но сдвинулся по ковру на несколько сантиметров.
Когда он закрывал за собой дверь на террасу, собака не залаяла.
Босиком, он свернул на подъездную дорожку дома Бредли, вошел в открытый гараж. Но дверь в дом была заперта. Он обошел дом, попытался войти через черный ход. Но и тут потерпел неудачу.
А вот стеклянную дверь, ведущую из гостиной на террасу и к бассейну, запереть не удосужились. Открылась она со скрипом. Где-то тут же залаяла собака.
В гостиную свет предрассветной луны почти не проникал. Переступив порог, Флетч постоял, привыкая к темноте. Затем двинулся вперед, осторожно переставляя ноги. Добрался до камина. Но шкатулки с золой на каминной доске не обнаружил.
Проследовал к кофейному столику, наклонился над ним. Медленно ощупал его поверхность. Сначала нашел стакан, из которого пила вино Энид Бредли. Потом — шкатулку.
Достав из заднего кармана конверт, Флетч раскрыл его, затем откинул крышку шкатулки.
Набрал щепотку золы и пересыпал ее в конверт. Закрыл крышку, заклеил конверт.
Повернувшись, наткнулся на стул, в котором сидела Энид Бредли. Стул не упал, но сдвинулся по ковру на несколько сантиметров.
Когда он закрывал за собой дверь на террасу, собака не залаяла.
Глава 17
В ярком солнечном свете воскресного утра группа девочек-подростков бегала трусцой вокруг зеленой лужайки на территории школы Саутуорта. Флетч ждал у двери в опустевшее общежитие.
Когда они подбежали ближе, Флетч отметил разительное сходство между старшей по возрасту девушкой, уже не подростком, и Энид Бредли. Разумеется, девушка эта не страдала полнотой и, ее шорты с разрезами по бокам и кроссовки нельзя было назвать старомодными.
— Роберта?
Остальные девушки, тяжело дыша, сгрудились у крыльца, не торопясь уйти в дом.
— Все в душ! — скомандовала Роберта. — Через полчаса идем в церковь!
И посмотрела на Флетча.
— Роберта Бредли.
— Мы с вами встречались? — спросила она. Ровным голосом. Пробежка не утомила ее. Она даже не запыхалась.
— Это наша первая встреча. Скорее всего, и последняя. Я — Флетчер.
— И что?
— Ай-эм Флетчер.[13]
— Вы это уже сказали.
— Тот мерзавец, что написал статью об «Уэгнолл-Фиппс», опубликованную в среду.
— Теперь поняла, — в ее взгляде не сверкнула злоба и и ненависть. — Вы хотите поговорить. В этом нет нужды.
— Я подумал, что мне следует…
Она взглянула на часы на здании церкви за лужайкой.
— Я бы хотела пробежать еще пару миль, пока мои крошки нежатся под горячим душем. Составите мне компанию?
— С удовольствием.
Бежала она быстрее, чем могло показаться со стороны. Большими шагами, легко выбрасывая вперед длинные, без лишнего жира, ноги.
Они свернули на тропинку, уводящую за здание школы.
— Я бегаю, чтобы хоть несколько минут побыть в одиночестве.
— Извините. Если хотите, считайте, что я часть ландшафта. Валун, дерево, перекати-поле.
— Эти крошки из школы не дают мне возможности покататься на Мелани. Ей бы тоже не повредила прогулка. Это папина лошадь.
— Вы все еще держите лошадь отца?
Минуту или две Роберта бежала молча.
— Наверное, еще никто не решил, что же с ней делать. Так чего вы от меня хотите?
— Прежде всего, хочу извиниться перед вами. Я крепко напортачил. Должно быть, вас очень огорчила моя статья.
На ее лице отразилось раздражение.
— Почему из мухи раздувают слона? В мире случаются куда более странные вещи… Вы написали статью об «Уэгнолл-Фиппс» и назвали моего отца председателем совета директоров. Что из этого? Вы просто отстали от жизни, и ничего более.
— Однако…
— На днях к нам приходил господин в костюме-тройке. Из редакции. Посидел со мной и Томом, извинился за «Ньюс-Трибюн». Сказал, что бывают досадные ошибки. Как будто мы не знаем этого сами? Не ошибается только тот, кто ничего не делает.
— Я должен был проверить все факты, прежде чем сдавать статью в набор. Я слышал, Кэрридайн дал мне нелестную характеристику.
Роберта улыбнулась и покачала головой.
— Если даже вы хотя бы наполовину такой, как описывал вас этот человек, вы просто чудовище! Некомпетентный, глупый, самовлюбленный, лживый, — она перепрыгнула лежащий на тропинке булыжник. — Хорошо, конечно, что вы пришли.
— Не могу объяснить, как такое случилось.
— И не нужно. Вы напортачили. И что? На прошлой неделе я дала тест по французскому классу, изучающему испанский. Так поверите ли, две или три девочки начали отвечать на вопросы. Так нельзя верить ни газетам, ни учителям.
— Ваш отец уезжает на лечение в Швейцарию… Ваша мать берет на себя руководство компанией в его отсутствие… Потом он умирает… ваша мать греет место для вашей тети Франсины…
Роберта вроде бы внимательно слушала.
— Не обошлось без суеты.
— Да. Наверное, вы правы.
— Невозможно осознать всего, что происходит вокруг. Я всегда говорю это своим ученикам. Можно пытаться осознать все, даже делать вид, что вам это по силам. Но есть такое…
— О чем вы?
— Я слышала, что бег — лекарство для души. Настраивает на философский лад.
— Особенно утром в воскресенье, — поддакнул Флетч.
— Здесь мы поворачиваем назад, — не стала развивать затронутую тему Роберта.
Какое-то время они бежали молча.
— Хорошо, что вы заехали ко мне, — повторила она. — Но нужды в этом не было. Вы намереваетесь повидаться и с Томом?
— Да.
— Напрасно. Он готовится к экзаменам, знаете ли. Грызет гранит науки. Он очень ответственный парень. Работает, не щадя себя. Давайте считать инцидент исчерпанным. Согласны?
— Я пытался загладить свою вину.
— Вы ее загладили, — они подбегали к зданию общежития. — Я скажу Тому, что вы заезжали. Хорошо?
— Неужели мы пробежали две мили? — удивился Флетч.
— Ровно две мили. Если хотите, можете повторить.
Они остановились у крыльца.
— Нет, с меня хватит.
Роберта оглядела его.
— Похоже, у вас из кармана сейчас выпадет конверт, — она указала на задний карман джинсов Флетча.
— О, большое вам спасибо, — он затолкал запечатанный конверт с золой поглубже.
Общежитие вибрировало от смеха и криков.
— Хорошо, что вы не потеряли его. Иначе вам пришлось бы пробежаться вновь, чтобы найти конверт, — она взлетела на крыльцо. — Спасибо, что нашли время заглянуть ко мне. С Томом я переговорю сама.
— Вы хотите увидеть Тома, — открытое, внушающее доверие лицо соседа Томаса Бредли, младшего, было почти таким же широким, как и дверь в комнату общежития. — Он есть, но его нет.
На лице Флетча отразилось изумление.
— Мы держим его в ванне, — пояснил сосед.
И провел Флетча в ванную.
В ванне, на подложенных под спину и голову подушках, лежал двадцатилетний парень. С растрепанными волосами, с заросшими щетиной подбородком и щеками, с закрытыми глазами.
— Мы решили, что здесь ему самое место, — продолжил объяснения сосед. — Он не причинит себе вреда. Из ванны ему не выбраться. Слишком высоко надо подняться.
— Он напился таблеток или сидит «на игле»?
— «Колеса», только «колеса».
Сосед наклонился и большим пальцем правой руки приподнял веко одного из глаз Тома Бредли.
— Привет. Кто-нибудь дома? Есть тут кто-нибудь?
Флетч сказал соседу по комнате, что хочет видеть Тома Бредли по «семейному делу», а сосед ответил: «Слава Богу, что наконец-то кто-то пришел».
— Послушайте, но нельзя же так жить, — воскликнул Флетч.
— А вот он живет. Он еще лучше других. Иногда встает, едет домой, привозит деньги. А потом вновь отключается.
— И когда это началось?
— В пятницу. Два дня тому назад. Позавчера была пятница?
— Кошмар. А мне сказали, что он корпит над учебниками, не поднимая головы.
— Никогда не корпел. В прошлом году едва сдал экзамены. Осенью, однако, вернулся в колледж. Несколько недель от случая к случаю бывал на лекциях. Последний раз появился в аудитории в ноябре. Не знаю зачем, он уже не мог наверстать упущенное.
— Но почему он до сих пор живет в общежитии?
— А что нам с ним делать? Мы пытались переслать его домой, но на почте сказали, что посылки таких габаритов они не отправляют. Такие вот дела. Однажды мы на руках отнесли его в лазарет. На следующий день он сбежал.
— Когда это было?
— Перед Рождеством. Потом он появился через две недели после Нового года. Весь избитый. Казалось, он провел это время в джунглях Борнео. Мы вновь уложили его в ванну. Я не счел за труд съездить к нему домой. В Саутуорт. Там живет его мать. Сказал ей, что ее ждут тяжелые дни. И причина тому — Том. Поначалу она словно обезумела от страха. Отказывалась верить тому, что я говорю. Утверждала, что Том появлялся дома раз в неделю, максимум — в две. Наверное, так оно и было. Сказала, что он просто переутомился от занятий. Ерунда. Сказала, что на его долю в последнее время выпало много переживаний.
— Переживаний? — переспросил Флетч. — Она сказала, переживаний?
— Упомянула о смерти его отца.
— Вроде бы он умер год тому назад.
Сидевший у ванны на корточках сосед поднял голову.
— Что значит, «вроде бы»?
— У него очень милая сестра, — ушел от прямого ответа Флетч. — Не жалующаяся на здоровье.
— Та-та? Да. С ней я тоже виделся.
— И что она сказала?
— Сказала, что в этом мире каждый должен сам выбрать себе дорогу. Она, словно заводная игрушка, и полагает, что все остальные ничем от нее не отличаются. Говорит, что не все в жизни поддается осознанию. Тут я с ней согласен. Никак не могу понять ее реакции, — наклонившись над ванной, сосед несколько раз легонько шлепнул Тома Бредли по щекам. Тот приоткрыл глаза. — Эй, Том. К тебе гость. Говорит, что его зовут Сатана. Хочет взять тебя на работу кочегаром.
Затуманенный взгляд Тома Бредли устремился к потолку. Затем переместился на лицо соседа по комнате.
— Том, ты проснулся?
Взгляд Тома пробежал по Флетчу и зафиксировался на точке в полуметре от его левого плеча. Сосед по комнате встал.
— Приведите кого-нибудь, чтобы что-то сделать с этим парнем. У меня такое ощущение, словно я унаследовал аквариум. И должен заботиться о его обитателях и смотреть на них, не имея на то ни малейшего желания. Понимаете?
— Не знаю, что я смогу сделать. Во всяком случае, прямо сейчас.
Когда они подбежали ближе, Флетч отметил разительное сходство между старшей по возрасту девушкой, уже не подростком, и Энид Бредли. Разумеется, девушка эта не страдала полнотой и, ее шорты с разрезами по бокам и кроссовки нельзя было назвать старомодными.
— Роберта?
Остальные девушки, тяжело дыша, сгрудились у крыльца, не торопясь уйти в дом.
— Все в душ! — скомандовала Роберта. — Через полчаса идем в церковь!
И посмотрела на Флетча.
— Роберта Бредли.
— Мы с вами встречались? — спросила она. Ровным голосом. Пробежка не утомила ее. Она даже не запыхалась.
— Это наша первая встреча. Скорее всего, и последняя. Я — Флетчер.
— И что?
— Ай-эм Флетчер.[13]
— Вы это уже сказали.
— Тот мерзавец, что написал статью об «Уэгнолл-Фиппс», опубликованную в среду.
— Теперь поняла, — в ее взгляде не сверкнула злоба и и ненависть. — Вы хотите поговорить. В этом нет нужды.
— Я подумал, что мне следует…
Она взглянула на часы на здании церкви за лужайкой.
— Я бы хотела пробежать еще пару миль, пока мои крошки нежатся под горячим душем. Составите мне компанию?
— С удовольствием.
Бежала она быстрее, чем могло показаться со стороны. Большими шагами, легко выбрасывая вперед длинные, без лишнего жира, ноги.
Они свернули на тропинку, уводящую за здание школы.
— Я бегаю, чтобы хоть несколько минут побыть в одиночестве.
— Извините. Если хотите, считайте, что я часть ландшафта. Валун, дерево, перекати-поле.
— Эти крошки из школы не дают мне возможности покататься на Мелани. Ей бы тоже не повредила прогулка. Это папина лошадь.
— Вы все еще держите лошадь отца?
Минуту или две Роберта бежала молча.
— Наверное, еще никто не решил, что же с ней делать. Так чего вы от меня хотите?
— Прежде всего, хочу извиниться перед вами. Я крепко напортачил. Должно быть, вас очень огорчила моя статья.
На ее лице отразилось раздражение.
— Почему из мухи раздувают слона? В мире случаются куда более странные вещи… Вы написали статью об «Уэгнолл-Фиппс» и назвали моего отца председателем совета директоров. Что из этого? Вы просто отстали от жизни, и ничего более.
— Однако…
— На днях к нам приходил господин в костюме-тройке. Из редакции. Посидел со мной и Томом, извинился за «Ньюс-Трибюн». Сказал, что бывают досадные ошибки. Как будто мы не знаем этого сами? Не ошибается только тот, кто ничего не делает.
— Я должен был проверить все факты, прежде чем сдавать статью в набор. Я слышал, Кэрридайн дал мне нелестную характеристику.
Роберта улыбнулась и покачала головой.
— Если даже вы хотя бы наполовину такой, как описывал вас этот человек, вы просто чудовище! Некомпетентный, глупый, самовлюбленный, лживый, — она перепрыгнула лежащий на тропинке булыжник. — Хорошо, конечно, что вы пришли.
— Не могу объяснить, как такое случилось.
— И не нужно. Вы напортачили. И что? На прошлой неделе я дала тест по французскому классу, изучающему испанский. Так поверите ли, две или три девочки начали отвечать на вопросы. Так нельзя верить ни газетам, ни учителям.
— Ваш отец уезжает на лечение в Швейцарию… Ваша мать берет на себя руководство компанией в его отсутствие… Потом он умирает… ваша мать греет место для вашей тети Франсины…
Роберта вроде бы внимательно слушала.
— Не обошлось без суеты.
— Да. Наверное, вы правы.
— Невозможно осознать всего, что происходит вокруг. Я всегда говорю это своим ученикам. Можно пытаться осознать все, даже делать вид, что вам это по силам. Но есть такое…
— О чем вы?
— Я слышала, что бег — лекарство для души. Настраивает на философский лад.
— Особенно утром в воскресенье, — поддакнул Флетч.
— Здесь мы поворачиваем назад, — не стала развивать затронутую тему Роберта.
Какое-то время они бежали молча.
— Хорошо, что вы заехали ко мне, — повторила она. — Но нужды в этом не было. Вы намереваетесь повидаться и с Томом?
— Да.
— Напрасно. Он готовится к экзаменам, знаете ли. Грызет гранит науки. Он очень ответственный парень. Работает, не щадя себя. Давайте считать инцидент исчерпанным. Согласны?
— Я пытался загладить свою вину.
— Вы ее загладили, — они подбегали к зданию общежития. — Я скажу Тому, что вы заезжали. Хорошо?
— Неужели мы пробежали две мили? — удивился Флетч.
— Ровно две мили. Если хотите, можете повторить.
Они остановились у крыльца.
— Нет, с меня хватит.
Роберта оглядела его.
— Похоже, у вас из кармана сейчас выпадет конверт, — она указала на задний карман джинсов Флетча.
— О, большое вам спасибо, — он затолкал запечатанный конверт с золой поглубже.
Общежитие вибрировало от смеха и криков.
— Хорошо, что вы не потеряли его. Иначе вам пришлось бы пробежаться вновь, чтобы найти конверт, — она взлетела на крыльцо. — Спасибо, что нашли время заглянуть ко мне. С Томом я переговорю сама.
— Вы хотите увидеть Тома, — открытое, внушающее доверие лицо соседа Томаса Бредли, младшего, было почти таким же широким, как и дверь в комнату общежития. — Он есть, но его нет.
На лице Флетча отразилось изумление.
— Мы держим его в ванне, — пояснил сосед.
И провел Флетча в ванную.
В ванне, на подложенных под спину и голову подушках, лежал двадцатилетний парень. С растрепанными волосами, с заросшими щетиной подбородком и щеками, с закрытыми глазами.
— Мы решили, что здесь ему самое место, — продолжил объяснения сосед. — Он не причинит себе вреда. Из ванны ему не выбраться. Слишком высоко надо подняться.
— Он напился таблеток или сидит «на игле»?
— «Колеса», только «колеса».
Сосед наклонился и большим пальцем правой руки приподнял веко одного из глаз Тома Бредли.
— Привет. Кто-нибудь дома? Есть тут кто-нибудь?
Флетч сказал соседу по комнате, что хочет видеть Тома Бредли по «семейному делу», а сосед ответил: «Слава Богу, что наконец-то кто-то пришел».
— Послушайте, но нельзя же так жить, — воскликнул Флетч.
— А вот он живет. Он еще лучше других. Иногда встает, едет домой, привозит деньги. А потом вновь отключается.
— И когда это началось?
— В пятницу. Два дня тому назад. Позавчера была пятница?
— Кошмар. А мне сказали, что он корпит над учебниками, не поднимая головы.
— Никогда не корпел. В прошлом году едва сдал экзамены. Осенью, однако, вернулся в колледж. Несколько недель от случая к случаю бывал на лекциях. Последний раз появился в аудитории в ноябре. Не знаю зачем, он уже не мог наверстать упущенное.
— Но почему он до сих пор живет в общежитии?
— А что нам с ним делать? Мы пытались переслать его домой, но на почте сказали, что посылки таких габаритов они не отправляют. Такие вот дела. Однажды мы на руках отнесли его в лазарет. На следующий день он сбежал.
— Когда это было?
— Перед Рождеством. Потом он появился через две недели после Нового года. Весь избитый. Казалось, он провел это время в джунглях Борнео. Мы вновь уложили его в ванну. Я не счел за труд съездить к нему домой. В Саутуорт. Там живет его мать. Сказал ей, что ее ждут тяжелые дни. И причина тому — Том. Поначалу она словно обезумела от страха. Отказывалась верить тому, что я говорю. Утверждала, что Том появлялся дома раз в неделю, максимум — в две. Наверное, так оно и было. Сказала, что он просто переутомился от занятий. Ерунда. Сказала, что на его долю в последнее время выпало много переживаний.
— Переживаний? — переспросил Флетч. — Она сказала, переживаний?
— Упомянула о смерти его отца.
— Вроде бы он умер год тому назад.
Сидевший у ванны на корточках сосед поднял голову.
— Что значит, «вроде бы»?
— У него очень милая сестра, — ушел от прямого ответа Флетч. — Не жалующаяся на здоровье.
— Та-та? Да. С ней я тоже виделся.
— И что она сказала?
— Сказала, что в этом мире каждый должен сам выбрать себе дорогу. Она, словно заводная игрушка, и полагает, что все остальные ничем от нее не отличаются. Говорит, что не все в жизни поддается осознанию. Тут я с ней согласен. Никак не могу понять ее реакции, — наклонившись над ванной, сосед несколько раз легонько шлепнул Тома Бредли по щекам. Тот приоткрыл глаза. — Эй, Том. К тебе гость. Говорит, что его зовут Сатана. Хочет взять тебя на работу кочегаром.
Затуманенный взгляд Тома Бредли устремился к потолку. Затем переместился на лицо соседа по комнате.
— Том, ты проснулся?
Взгляд Тома пробежал по Флетчу и зафиксировался на точке в полуметре от его левого плеча. Сосед по комнате встал.
— Приведите кого-нибудь, чтобы что-то сделать с этим парнем. У меня такое ощущение, словно я унаследовал аквариум. И должен заботиться о его обитателях и смотреть на них, не имея на то ни малейшего желания. Понимаете?
— Не знаю, что я смогу сделать. Во всяком случае, прямо сейчас.