Макдональд Росс. Кровавый след на песке

   Женщина утвердительно кивнула. В руках она держала чашку с кофе и что-то жевала.
   — Насколько я знаю, вы сдаете соседний коттедж. Она проглотила то, что было у нее во рту. Я наблюдал, как глоток проходит по ее поблекшему горлу.
   — Хочу сразу же сказать, что не сдаю холостякам. Ну, а если вы женаты, тогда другое дело. — Она сделала паузу, ожидая, что скажу я, и отпила еще один глоток, оставив красный полукруг на краю чашки.
   — Я не женат.
   Это было все, что я сказал.
   — Тем хуже, — заявила она. Ее канзасский говор в нос продолжал звучать, как натянутая струна на ветру: — Лично я выступаю за свадьбы. За свою жизнь я имела четырех мужчин, за двумя из них была замужем. С первым прожила тридцать три года. Думаю, что он был счастлив со мной. Он не беспокоил меня фарфоровой посудой из Копенгагена или уборкой в доме. Нужно что-то поважнее, чтобы вывести меня из равновесия. Поэтому, когда он умер, я снова вышла замуж, и этот муж оказался не таким уж плохим. Он мог быть и хуже, мог быть и лучше. Впрочем, я почувствовала облегчение, когда и он помер. За семь лет он не притронулся ни к каким делам. К счастью, я была достаточно энергичной, чтобы содержать его.
   Ее острые глаза, окруженные концентрическими морщинками, переводили взгляд с меня на Джорджа Уолла и опять на меня.
   — Вы оба симпатичные молодые люди и сможете найти себе девушку, которая согласится попытать счастья с вами. — Она резко улыбнулась, покрутила оставшийся в чашке кофе и выпила все остатки.
   — У меня была жена, — выдавил из себя Джордж Уолл. — В настоящий момент я разыскиваю ее.
   — Да что вы говорите? Что же вы сразу об этом не сказали?
   — Не успел.
   — Не сердитесь. Мне нравится общение, а вам? Как ее зовут?
   — Эстер.
   Ее глаза расширились.
   — Эстер Кэмпбелл?
   — Эстер Уолл.
   — Что за дьявольщина! Я не знала, что она замужем. Что случилось? Она ушла от вас?
   Он угрюмо кивнул головой:
   — В июне прошлого года.
   — Скажите пожалуйста! Она глупее, чем я думала, если бросила такого приятного молодого человека, как вы. — Она внимательно изучала его лицо через сетчатую дверь, издавая все более тихие восклицания. — Конечно, я никогда не считала ее достаточно умной. Она всегда была набита разными трали-вали, с самого детства.
   — Вы давно ее знаете? — спросил я.
   — Еще бы. Ее, и ее сестру, и ее мать. Ее мать была раздражительной, капризной женщиной, которая много на себя напускала.
   — А не знаете ли вы, где теперь находится се мать?
   — Уже много лет не видела ее, и сестру тоже.
   Я посмотрел на Джорджа Уолла. Он отрицательно покачал головой.
   — Я даже не знал, что у нее есть мать. Она никогда не рассказывала о своей семье. Я думал, что она — сирота.
   — У нее была мать, — сказала миссис Лэмб. — У нее и ее сестры Рины. Обе они получали хорошую поддержку от матери. Миссис Кэмпбелл считала себя обязанной сделать что-то путное из этих девочек, так она о них заботилась. Не знаю, где ей удавалось доставать средства на все эти уроки, которые она давала им: уроки музыки, танцев, плавания.
   — У нее не было мужа?
   — Когда я ее знала, то не было. Она работала продавщицей в винном магазине во время войны, тогда мы и познакомились через моего второго мужа. Миссис Кэмпбелл всегда хвасталась своими дочками, но по-настоящему она не заботилась об их благополучии. Она была тем, что принято называть «киношная мать», которая старалась научить девочек подрабатывать для дома.
   — Она все еще проживает здесь?
   — Насколько мне известно, нет. Она пропала из виду несколько лет назад. Это меня совсем не огорчило.
   — И вы также не знаете, где сейчас Эстер?
   — Я ее в глаза не видела с сентября. Она съехала, и на этом все кончилось. Могу сообщить вам, что у нас тут в Малибу народ меняется довольно часто.
   — Куда она поехала? — спросил Джордж.
   — Вот это мне тоже хотелось бы узнать. — Она перевела свой взгляд на меня. — Вы тоже ее родственник?
   — Нет. — Я — частный детектив.
   Она не выказала никакого удивления.
   — Очень хороша, тогда я вам кое-что расскажу. Заходите ко мне и выпейте чашечку кофе. А ваш друг может подождать на улице.
   Уолл не стал возражать: он просто был не в духе. Миссис Лэмб сняла крючок с сетчатой двери, и я вошел вслед за ней в маленькую белую кухню. Рисунок в красную клетку на скатерти повторялся и на занавесках над раковиной. На электроплитке шипит кофейник.
   Миссис Лэмб налила мне немного кофе и плеснула также себе. Она села за стол и знаком пригласила меня садиться напротив.
   — Без кофе я не могу жить. Эта привычка, появилась у меня, когда мне принадлежала закусочная. Двадцать пять чашек в день, глупая старая женщина. — Но создавалось впечатление, что к себе она относилась с большим терпением. — Я в самом деле думаю, что если порежусь, то из меня потечет кофе. Мистер Финн и — он мой духовный наставник в церкви спиритуалистов — говорит, что мне надо переходить на чай, но я не соглашаюсь. Финни, сказала я ему, если придет день, когда мне надо будет отказаться от основного порока, я скорее скрещу руки на груди и отправлюсь в другой мир.
   — Ну и правильно, — отозвался я. — Вы что-то собирались мне рассказать о Эстер.
   — Да, хочу. Мне неприятно было сразу выкладывать это перед ее мужем. Я была вынуждена выселить ее отсюда.
   — За что?
   — За легкомысленное поведение, — ответила она неопределенно. — Девушка держит себя глупо с мужчинами. Разве это ему неизвестно?
   — Кажется, он это подозревает. Вы имеете в виду кого-нибудь конкретно?
   — Особенно одного мужчину.
   — Не Кларенса Бассета?
   — Мистер Бассет? Да что вы! Я знаю мистера Бассета больше десяти лет. Я заведовала закусочной в клубе, пока ноги не подвели. И вы мне можете поверить на слово, что он не принадлежит к типу хахалей. Мистер Бассет был для нее скорее как отец. Думаю, он очень старался оградить се от неприятностей, но его стараний не хватило. Моих тоже.
   — Какие неприятности она навлекла на себя?
   — Неприятности с мужчинами, как я уже сказала. Может быть, прямо так пальцем не покажешь, но я видела, что надвигается несчастье. Один мужчина, которого она привела сюда в дом, относился к типу явных бандитов. Я сказала Эстер, что если она хочет приводить к себе таких подонков и спать, с ними, то ей для этого придется поискать другой дом. Я чувствовала, что имею право говорить так с ней, потому что знала ее с детских лет и все такое. Но она неправильно восприняла это, сказала, что она сама сумеет побеспокоиться о своих делах и чтобы я занималась своими. Я ей заявила, что все происходящее в моем доме является моим делом. Она сказала: хорошо, коли так, то она съедет, сказала, что я старая перечница, которая сует свой нос в чужие дела. Может быть, так оно и есть, но я не позволю разговаривать в подобном тоне легкомысленной девчонке, которая якшается с бандитами.
   — Вам известно, кто это был?
   — Его фамилию мне так и не удалось узнать. Эстер не пожелала называть ее. Когда у нас зашел об этом разговор, то она сказала, что это — менеджер ее ухажера.
   — Ее ухажера?
   — Парня по фамилии Торрес. Лэнс Торрес. Так он именует себя сам. Когда-то это был довольно приличный юноша, по крайней мере, внешне он держал себя порядочно, когда работал спасателем.
   — Спасателем при клубе?
   — Работал в клубе пару сезонов. На эту работу его устроил его дядя, Тони Торрес. Но спасатель — слишком мелкое занятие для Лэнса, ему подавай крупное дело. Я слышала, что он какое-то время выступал в качестве боксера, а потом у него начались неприятности. Думаю, в прошлом году он попал за это в тюрьму.
   — Какого сорта неприятности?
   — Не знаю. В мире гораздо больше хороших людей, и мне не резон тратить время на то, чтобы следить за судьбой проходимцев. Меня как будто обухом огрели по голове, когда я увидела здесь Лэнса со своим приятелем-бандитом, который увивался вокруг Эстер. Я думала, что у нее больше развито чувство самоуважения.
   — Почему вы решили, что он — бандит?
   — Я видела, как он стреляет. Однажды утром я проснулась, услышав звуки хлопков на пляже. Они звучали, как выстрелы. Это и была стрельба. Этот парень находился на пляже и стрелял по пустым бутылкам из-под пива из своего противного черного нагана. Именно в этот день я сказала себе: либо она прекратит путаться с подонками, либо прощай, Эстер.
   — Кто это был?
   — Я так и не узнала его имени. Этого отвратительного коротконосого нагана и манеры обращения с оружием было для меня достаточно, чтобы знать, с кем я имею дело. Эстер сказала, что он — менеджер Лэнса.
   — Как он выглядит?
   — С моей точки зрения, как олицетворение смерти. Стеклянные карие глаза, какое-то плоское лицо рыбьего цвета. Но я не побоялась сказать ему в глаза, что ему должно быть стыдно, что он стреляет по бутылкам там, где люди могут порезаться об осколки. Он на меня даже не посмотрел, просто вставил другую обойму в пистолет и продолжал стрелять по бутылкам. Он с таким же спокойствием мог бы начать стрелять и в меня. Во всяком случае, держал себя он именно так.
   Мне противно, когда отмахивается так нахально, это не по-людски. И я очень чувствительна, когда дело касается стрельбы. Особенно после того, как в прошлом году застрелили одну девушку — моего друга. Здесь же, на этом самом пляже, всего несколько миль к югу от места, где вы сейчас сидите.
   — Не имеете ли вы в виду Габриэль Торрес?
   — Да, именно ее я имею в виду. Вы слышали о Габриэль, да?
   — Немного. Значит, она была вашим другом?
   — Да, конечно. Некоторым людям свойственно иметь предрассудки, она была наполовину мексиканка. Но я бы сказала, если человек хорош для совместной работы, то он хорош и для дружбы. — Ее пышная грудь поднялась и опустилась под хлопчатобумажным халатом с рисунком под цветочки.
   — Как я слышал, так и не узнали, кто в нее стрелял.
   — Кто-то знает об этом. Тот, кто стрелял.
   — А у вас есть какие-нибудь догадки на этот счет?
   Довольно долго се лицо сохраняло спокойствие камня. Наконец, она отрицательно покачала головой.
   — Может быть, ее двоюродный брат Лэнс или его менеджер? — спросил я.
   — Без них тут не обошлось. Но зачем им это делать?
   — Значит, вы подумали о такой возможности.
   — Разве, могло быть иначе, когда они сновали туда-сюда в соседнем коттедже, стреляли из пистолетов на пляже? Я сказала Эстер в тот день, когда она уезжала, что она должна извлечь урок из того, что произошло с ее подругой.
   — Но она все равно уехала вместе с ними?
   — Думаю, да. Я не видела, когда она уходила из дома. Я не знаю, куда она отправилась или с кем поехала. Именно в тот день я специально решила для себя, что поеду проведаю свою замужнюю дочь в Сан-Берду.

Глава 6

   Я передал Джорджу Уоллу как можно меньше из этого разговора. В нем стала нарастать досада. По пути в Лос-Анджелес я повернул на дорогу, ведущую в клуб «Чаннел». Он начал дико озираться, как будто я подстроил ему ловушку.
   — Зачем нам сюда возвращаться?
   — Я хочу поговорить с охранником. Он может дать какие-то сведения о вашей жене. Если же не получится, тогда обратимся к Энтони.
   — Не вижу в этом смысла. Я разговаривал с Энтони вчера и передал вам все, что он сказал.
   — Может быть, я смогу выжать еще кое-что. Я знаком с Энтони, однажды делал кое-что для него.
   — Вы думаете, он утаил что-то от меня?
   — Вполне может быть. Он не любит что-нибудь отдавать, в том числе и информацию. А теперь посидите здесь, в машине, и посмотрите, чтобы кто-нибудь не отвернул пистончики на камерах у колес. Мне хочется развязать язык у Тони, а на вас он произвел плохое впечатление.
   — Зачем мне вообще здесь оставаться? — произнес он обиженно. — Я вполне могу вернуться в гостиницу и немного поспать.
   — Это тоже хорошая идея.
   Я оставил его в машине, вне пределов видимости от ворот, и пошел по вьющейся между двух рядов олеандров дороге. Тони услышал, когда я подходил. Он вышел, шаркая из сторожки, улыбка приоткрыла его золотые коронки.
   — Где ваш сумасшедший напарник? Вы потеряли его?
   — Такая удача мне пока не светит. Тони, у вас есть племянник?
   — У меня куча племянников. — Он развел руки в стороны. — Пять или шесть племянников.
   — Тот, которого зовут Лэнс. — Он крякнул. Лицо его не изменилось, если не считать того, что с него сошла улыбка.
   — Что с ним?
   — Не назовете ли вы мне его настоящее имя?
   — Мануэль, — ответил он. — Мануэль Пьюрификейшн Торрес. Имя, которое он получил от моего брата, оказалось для него недостаточно подходящим. Он взял и изменил его.
   — Не знаете ли вы, где он живет теперь?
   — Нет, сэр. Этого я не знаю. С этим парнем я больше не хочу иметь никаких дел. Когда-то он был мне как сын. Но это время прошло. — Он медленно покачал головой. Это движение как будто подтолкнуло вопрос: — Что, Мануэль опять попал в передрягу:
   — Я не могу сказать ничего определенного на этот счет. У него есть менеджер, Тони?
   — У него нет никакого менеджера, никакого тренера. Ему больше не разрешают выступать. Пару лет назад я сам тренировал его и был для него импресарио, вел все его дела. Научил его легко и спокойно вести бой, показал ему, как надо пользоваться левой, и передал ему свои навыки по комбинациям. Следил, чтобы он вел правильный образ жизни, поселил его у себя дома. Вставали в шесть утра, занятия со скакалкой, затем легкая и тяжелая груши, пятикилометровая пробежка по пляжу. Железные мышцы на ногах, великолепно. И он все это похерил.
   — Каким образом?
   — Обычная, банальная история, — продолжал Тони. — Я видел это не раз. Он выигрывает пару боев из трех раундов, пару из четырех раундов и один бой из шести раундов в Сан-Диего. И сразу же возомнил, что он — величина, он думает, что стал таким. Дядя Тони, бедный старый дядя Тони теперь уже слишком глуп, чтобы управлять его делами и поступками. Дядя Тони больше не может отличить важное от пустого, по-прежнему твердит ему: брось спиртные и другие напитки, не путайся со шлюхами и наркоманами, продай свой ревущий, мерзкий мотоцикл, пока ты не свернул себе шею. Тебе надо подумать о будущем. Но он все хочет получить прямо сейчас. Весь мир и прямо сейчас.
   Потом мы в чем-то не поладили. Он сделал что-то такое, что мне не понравилось. Мне это чертовски не понравилось. Я сказал: теперь я тебе стал не нужен, убирайся отсюда. С тех пор, думаю, мы порвали все контакты, все, что нас связывало. Он вскарабкался на свой мотоцикл и затарахтел на -нем обратно в Лос-Анджелес. Там он превратился в поденка на улице Мейн, а ведь ему еще Не исполнилось и двадцати одного года.
   Моя сестра Дезидерия ругала меня, считала, что я должен ползать вокруг него. — Тони покачал головой. — Ну нет, сказал я Дезидерии, я повидал свет. Не младенец и ты, но ты — женщина и многого не замечаешь. Мальчик сам себе набивает шишки. Пусть он сам и лечится, мы не можем все делать за него.
   И вот один из этих мошенников, на которых он так хочет быть похожим, знакомится с Мануэлем, когда тот занимается в гимнастическом зале. Предлагает ему подписать контракт, и Манни подписывает его. Он выигрывает несколько боев, кое-какие по договоренности проигрывает, нечистоплотно зарабатывает деньги, тратит их на всякие мерзости. В прошлом году его поймали с капсулами героина в его собственной машине и посадили за решетку. Когда срок кончился, его отстранили от спортивных состязаний. Никаких больше боев, и он свалился обратно туда же, откуда начинал — попал в армию голодранцев. — Тони плюнул, хотя слюны не было. — Давно еще я пытался объяснить ему, что мой отец, его дедушка, был батраком. Отец Манни и я, мы родились в птичнике во Фресно, были пустым местом на пустом месте. Мы уже замазали себя участием в двух забастовках, объяснял я ему, мы должны не лезть в свалку. Но разве он послушает? И не подумает. Ему обязательно надо подсунуть шею под топор.
   — Сколько он отсидел?
   — Думаю, он был за решеткой весь прошлый год. Точно не знаю. В то время у меня были свои неприятности.
   Он с трудом повел плечами, как будто на них навалилась тяжесть всего небосвода. Мне хотелось спросить о гибели его дочери, но горестное выражение на его лице сомкнуло мои уста. Рубцы вокруг его глаз, отчетливые и глубокие под лучами солнца, появились там от гораздо более страшных вещей, чем кулаки. Я задал совсем другой вопрос:
   — Вы знаете фамилию человека, который подписал с ним договор?
   — Его фамилия Штерн.
   — Карл Штерн?
   — Да. — Искоса взглянув на меня, он заметил, какое действие на меня произвела эта фамилия. — Вы его знаете?
   — Я с ним встречался в ночных клубах и кое-что слышал о нем. Если всего лишь десять процентов соответствует истине, то это — опасный тип. Тони, ваш племянник все еще связан с ним?
   — Не знаю. Держу пари, что у него — неприятности. Думаю, вы об этом знаете, только не хотите сказать мне.
   — Почему вы так думаете?
   — Потому что я его видел на прошлой неделе. Он был разодет, как киношная звезда, и сидел за рулем шикарной спортивной машины. — Рукой он сделал быстрый скользящий жест. — Откуда он достал деньги? Он не работает и не может больше выступать в соревнованиях.
   — Почему вы не спросили его об этом?
   — Не смешите меня. Дяде Тони он не хочет сказать даже «здравствуй». Он слишком занят, разъезжая с блондинками на скоростных машинах.
   — Он был с блондинкой?
   — Конечно.
   — С кем-нибудь, кого вы знаете?
   — Конечно, знаю. Прошлым летом она работала здесь. Ее зовут Эстер Кэмпбелл. Я думал, она поумнее и не станет путаться с моим племянником Манни.
   — Давно ли она крутит с ним?
   — Откуда мне знать. У меня нет волшебного зеркальца.
   — Где вы их видели?
   — На скоростной автостраде.
   — Скажите, не дружила ли эта девушка Кэмпбелл с вашей дочерью?
   Его лицо потемнело и ожесточилось.
   — Может быть. Чего вы добиваетесь, мистер? Сначала вы спрашиваете о моем племяннике, а теперь о дочери.
   — Я услышал о вашей дочери только сегодня утром. Она дружила с этой девушкой Кэмпбелл, а меня интересует как раз Кэмпбелл.
   — А меня она не интересует, и я ничего не знаю. И меня не стоит спрашивать. Что я могу знать? — Его настроение резко ухудшилось. Он прикинулся дурачком. — Я — неотесанный бездарь. Башка у меня плохо варит. Моя дочь умерла. Мой племянник — прохвост. И всякие проходимцы дают мне по носу...

Глава 7

   Окна студии Энтони, расположенной на втором этаже оштукатуренного здания в западном Голливуде, выходили на бульвар. Здание было относительно новым, но оно закрашивалось, счищалось и снова закрашивалось частями — розовыми, белыми и голубыми пятнами, чтобы было похоже на старинное парижское строение на левом берегу Сены. Перед входом раскинулся дворик с несколькими небольшими художественными ларьками, в центре двора каскадом спускался фонтан. В воде возвышалась бетонная скульптура нимфы, закрывающей одной рукой свое срамное место и манящей к себе другой рукой.
   По наружной лестнице я поднялся на балкон второго этажа. Через закрытую дверь увидел с полдюжины девушек, затянутых в трико, которые разминали свои конечности у станка. Плоскогрудая женщина с мощными бедрами отдавала приказания голосом ефрейтора во время муштровки:
   — Шире движения, силь ву пле. Нет, нет, гран баттемент.
   Я подошел к краю балкона, преследуемый кисло-сладким запахом молодого пота. Энтони находился в кабинете, за своим письменным столом, невысокий и широкоплечий, в габардиновом костюме цвета лимонного мороженого. Его лицо было коричневым от загара. Он очень легко поднялся, чтобы показать, что возраст его не берет. На двух пальцах поданной им для рукопожатия руки были надеты по кольцу: одно с печатью, другое — бриллиантовое, под стать бриллиантовой запонке на галстуке. Его рукопожатие походило на захват клешни.
   — Мистер Арчер?
   Энтони жил в Голливуде дольше, чем я, но он все еще произносил «миистер Аршейр». Возможно, акцент являлся частью его деловой внешности. Несмотря на это, он мне нравился.
   — Удивлен, что вы запомнили мою фамилию.
   — Я вспоминаю о вас с признательностью, — отозвался он. — Часто.
   — С какой женой вы теперь воюете?
   — Пожалуйста, не будьте вульгарны. — Он поднял руки жестом утонченного человека и воспользовался моментом, чтобы осмотреть свой маникюр. — С пятой. Мы очень счастливы, и ваша помощь не нужна.
   — Пока что.
   — Но вы пришли не за тем, чтобы обсудить мои семейные дела. Почему вы здесь?
   — Пропала девушка.
   — Опять Эстер Кэпмбелл?
   — Угу.
   — Вас нанял этот большой простак — муж?
   — Вы — психолог.
   — А он — глупец. Любой мужчина его возраста и комплекции, который в этом городе бегает за женщиной, — глупец. Почему бы ему не постоять на месте, и они потянутся к нему косяками?
   — Его интересует только одна. Так что с ней?
   — Так что с ней? — повторил он, разводя руки ладонями вверх и показывая, насколько они чисты. — У меня она получила некоторое количество уроков по балету в течение трех или четырех месяцев. Молодые дамы приходят и уходят. Я не отвечаю за их личную жизнь.
   — А что вам известно о ее личной жизни?
   — Ничего не знаю. И не хочу ничего знать. Мой приятель в Торонто, Педди Дейн, отнюдь не оказал мне услугу, когда прислал ее сюда. Это — весьма самовлюбленная молодая дама. Она может причинить неприятности.
   — Если вам все это понятно, тогда почему вы науськали ее мужа на Кларенса Бассета?
   Его плечи приподнялись.
   — Я науськал его на Бассета? Я просто ответил на его вопросы.
   — Ви создали у него впечатление, что она живет с Бассетом. А Бассет не видел ее почти четыре месяца.
   — Откуда это мне может быть известно?
   — Не разыгрывайте меня, Тони. Вы знали Бассета раньше?
   — Очень поверхностно. Возможно, он не помнит меня.
   Он подошел к окну и пошире раскрыл жалюзи. Шум уличного движения, доносившийся с бульвара, усилился. В этом шуме его голос несколько свистел:
   — Но сам я не забыл. Пять лет назад я подал заявление о приеме в члены клуба «Чаннел». Но мне отказали, не указывая причин. Я узнал от человека, который меня рекомендовал, о том, что Бассет и не представлял мою кандидатуру в комитет по приему новых членов. Он не хотел допускать в клуб мастеров танца.
   — Поэтому вы решили мстить ему...
   — Возможно. — Он посмотрел на меня через плечо своими блестящими и пустыми, как у птицы, глазами. — Удалось мне это?
   — Я помешал случиться непредвиденному. Но вы могли спровоцировать убийство.
   — Чепуха. — Он повернулся и подошел ко мне, с кошачьей мягкостью ступая по ковру. — Муж — пустое место. Психопат. Он не опасен.
   — Интересно. Он большой и сильный. К тому же без ума.
   — Богат ли он?
   — Вряд ли.
   — Тогда скажите ему, чтобы он забыл о ней. Я видел многих самовлюбленных дамочек, подобных ей. Они думают, что стремятся к искусству, к музыке. А на деле они тянутся лишь к деньгам и одежде. В один прекрасный день появляется мужчина, который может обеспечить их этими, вещами, и кладет конец их устремлениям. — Его руки сделали движение, показывающее, как выпускается на свободу птица, и прощальный поцелуй.
   — Нашелся ли такой мужчина для Эстер?
   — Возможно. Она казалась удивительно преуспевающей на моем рождественском вечере. На ней была новая минковая накидка. Я поздравил се с таким приобретением, а она мне сообщила, что у нее есть договор с кинопродюсером.
   — С кем именно?
   — Она не сказала, и это не имеет значения. Она говорила неправду. Это была басенка на мою потребу.
   — Откуда это вам известно?
   — Я знаю женщин.
   Я был готов поверить ему. Стена за его письменным столом была увешана фотографиями молодых женщин с надписями.
   — К тому же, — продолжал он, — вряд ли какой продюсер в здравом уме заключит договор с такой особой. В ней чего-то недостает — настоящего таланта, чувства. Она смолоду стала циником и даже не пытается скрыть это.
   — Как она держала себя в тот вечер?
   — Долго я за ней не наблюдал. У меня было более ста гостей.
   — Она отсюда позвонила. Вы знали об этом?
   — До вчерашнего дня не знал. Ее муж сказал мне, что она была чем-то напугана. Может быть, она слишком много выпила. На моем вечере не было ничего такого, что могло бы кого-то испугать — просто много молодых веселящихся людей.
   — С кем она пришла?
   — С парнем, довольно симпатичным. — Он щелкнул пальцами. — Она представила его мне, но я забыл его фамилию.
   — Лэнс Торрес?
   Он поморщился.
   — Возможно. Он был темнокожим. Испанского типа. Очень хорошо сложенный юноша — представитель одного из тех новых типов молодежи с гордым видом индейцев-апачей. Может быть, его опознает для вас мисс Спили. Я видел, что она с ним разговаривала. — Он приподнял правую манжету и посмотрел на ручные часы. — Мисс Спили пошла выпить кофе, но скоро должна вернуться.
   — Пока мы ждем ее, вы могли бы дать мне адрес Эстер? Ее подлинный адрес?
   — С какой стати я буду облегчать вашу задачу? — сказал Энтони, криво улыбаясь. — Мне не нравится парень, на которого вы работаете. Он чересчур агрессивен. К тому же: я — старый, а он — молодой. Кроме того, мой отец работал кондуктором автобуса в Монреале. С какой стати мне помогать англосаксу из Торонто?
   — Поэтому вы не позволите ему разыскать свою жену?
   — Да что уж там, я могу дать вам адрес. Я просто не удержался, чтобы не высказать своего отношения к этому делу. Она живет в гостинице «Виндзор» в Санта-Монике.