Макдональд Росс. Кровавый след на песке

   Я старался держаться подальше от дороги, шел наискосок по пустынному месту в направлении автострады. Воздух становился прохладным. В надвигающейся темноте на небе сияла одинокая звезда. Я чувствовал себя несколько легкомысленно и думал время от времени, что эта звезда является чем-то, что я утратил: женщиной, идеалом или мечтой.
   Жалость к себе преследовала меня, как бы учуяв мой след. Это чувство было невидимым, но я ощущал его кошачий запах. Один раз или даже дважды оно ласкалось, приблизившись к моим ногам, но я дал ему пинка. Ветви багряника цеплялись ко мне и хихикали надо мной.

Глава 14

   Четвертая машина, которой я посигналил, остановилась. Это был старенький автомобиль, с парой лыж, прикрепленных к крыше. За рулем сидел студент, возвращавшийся в Вествуд. Я ему сказал, что моя машина перевернулась по горной дороге. Он был еще молод, без лишних вопросов поверив моему рассказу, и достаточно воспитан, разрешив мне заснуть на заднем сиденье.
   Он подвез меня к приемному покою больницы Святого Джона. Местный хирург сделал несколько швов на моем черепе, негромко отругал меня и велел пару дней полежать в постели. До дома я доехал на такси. На бульваре машин было немного, и мы ехали быстро. Я сидел на заднем сиденье, наблюдал, как мимо проплывают фонари, сверкая, как летящие ножи. Бывают вечера, когда город мне противен.
   Мой дом показался мне маленьким и задрипанным. Я включил все светильники. Костюм Джорджа Уолла валялся на полу и походил на скомканного человека. Пошел он к лешему, подумал я и произнес эту мысль вслух. Я принял ванну, выключил везде свет и лег спать.
   Отдыха не получалось. Вокруг меня возник мир кошмарных снов, мир менявшихся лиц, которые ни на мгновение не оставляли меня. Среди них было и лицо Эстер, преломленное через страдания Джорджа Уолла. Оно изменялось, пропадало и появлялось опять, потом опять исчезало с улыбкой, глядя любящими глазами из красноватой тьмы. Я некоторое время покрутился на кровати и сдался. Встал, оделся и пошел в гараж.
   Тут только до меня дошло, что машины-то у меня не было. Если полицейские Беверли-Хиллз не отвезли ее за нарушение парковочных правил, то она должна стоять на улице Мэнор Крест Драйв, напротив дома Эстер. Я опять вызвал такси и попросил высадить меня на углу квартала, в середине которого находился ее дом. Моя машина стояла там, где я ее оставил, со штрафным квитком на ветровом стекле за нарушение парковки.
   Я перешел улицу, чтобы поближе посмотреть на дом. На въездной площадке не было машин, в окнах не светился огонь. Я поднялся по парадным ступенькам и нажал на кнопку. Электрический звонок затрещал внутри, как сверчок в покинутой печурке. Звук ничейного дома, блюз на одной ноте о пустом доме ушедшей девочки.
   Я попробовал открыть дверь. Она была заперта. Огляделся. На перекрестках и в тихих домах горел свет. Все жители находились у себя дома. Они отказались от ночных прогулок еще во время холодной войны.
   Можете называть меня дураком, который то и дело нарывается на неприятности и получает то, что ищет, повсюду. Я обошел дом с другой стороны, войдя через скрипнувшую деревянную калитку в огороженный дворик. Каменные плиты на дорожке были разбиты, лежали неровно. Сорная трава буйно разрослась между ними. Я прошел мимо чугунных столиков и стульев без сидений к высоким застекленным дверям.
   Мой фонарик осветил грязные стекла веранды, заполненного непристойными тенями, которые отбрасывали каучуконосные растения и кактусы, рассаженные в горшках с землей. Я повернул фонарик обратной стороной и, выбив стекло, с трудом вытащил крепежный болт.
   Дом состоял в основном из фасада, как декоративные строения в хозяйстве Граффа. Его задняя часть была отдана привидениям и ящерицам. Ящерицы оснастили бамбуковую мебель на веранде и черные дубовые стропила петлями, гамаками и кругами пыльной паутины. Я чувствовал себя как археолог, проникающий в склеп.
   Дверь с веранды в дом была не закрыта. Я прошел мимо кладовки, полной когда-то дорогих вещей; высоких, неудобных для сидения испанских стульев, рояля с отошедшими желтыми клавишами, коричневых масляных картин в позолоченных рамах. Прошел через другую дверь и попал в центральный зал дома. Пересек зал и подошел к двери гостиной.
   Предо мной предстали белые стены и полуосвещенный моим фонариком потолок. Я направил свет фонаря на пол, покрытый ковром цвета слоновой кости. Черно-белая секционная мебель, низкая и кубическая, была сгруппирована под прямыми углами по всей комнате. Камин облицован черным кафелем, рядом стоял кубик, обитый белой кожей. С другой стороны камина нечетко виднелось темное пятно.
   Я встал на колени и внимательно его осмотрел. Это было влажное пятно величиной с большую столовую тарелку, без определенного цвета. Но несмотря на запахи моющих средств, духов, табачного дыма и сладковатый аромат спиртных напитков, пропитавших комнату, я чувствовал запах крови. Запах крови остается, как бы хорошо вы все ни выскоблили.
   Все еще оставаясь на коленях, я обратил внимание на приподнятый камин. На стойке возле него находился набор бронзовых приборов для огня: щетка, совок, пара кожаных надувных мехов с бронзовыми рукоятками. Набор был новый и выглядел так, будто им не только никогда не пользовались, но и не дотрагивались до него. Лишь не хватало кочерги.
   За камином находилась ниша, которая, возможно, вела на кухню. Большинство домов такого типа и времени постройки имели одинаковую планировку, и мне пришлось побывать не в одном из них. Я направился к нише, намереваясь осмотреть остальную часть нижнего этажа, а затем и верхнего.
   На улице затарахтел мотор. Свет лизнул завешенные окна фасада и метнулся дальше. Я подошел к крайнему окну и выглянул в щелочку между шторой и рамой окна. На стоянке у дома остановился старый черный «линкольн». За рулем сидел Марфельд, его лицо нелепо освещалось отраженным светом от фар. Он выключил фары и вылез из машины.
   Лерой Фрост вышел из машины с другой стороны. Я узнал его по торопливой семенящей походке. Оба прошли в трех-четырех шагах от меня, направляясь к парадной двери. Фрост нес блестящий металлический прут, который он использовал как тросточку.
   Через нишу я прошел в соседнюю комнату. В центре комнаты полированный стол отражал свет, который проникал через двойные окна, закрытые кружевными занавесками. У стены в комнате со сводчатым потолком стоял высокий буфет, в углу — стул. Я сел на него, скрытый густой тенью, держа фонарь в одной руке, а пистолет — в другой.
   Я услышал, как поворачивается ключ в замке парадной двери, затем голос Лероя Фроста, резкий от возбуждения:
   — Я возьму ключ себе. Куда делся другой ключ?
   — Лэнс отдал его свинье.
   — Это разгильдяйство, а не дело.
   — Идея была ваша, шеф. Вы приказали мне самому с ней не разговаривать.
   — Хорошо, коль скоро он у нее... — Фрост пробормотал что-то неразборчивое. Я слышал, как он шмыгал из прихожей в гостиную. Неожиданно он взорвался: — Где этот чертов свет? Вы не раз бывали в этом доме, а хотите, чтобы я ощупью ходил всю ночь?
   В гостиной вспыхнул свет. В комнате раздались шаги. Фрост сказал:
   — Ты не очень хорошо обработал ковер.
   — Я сделал все, что мог в то время. Да и вообще, никто не пройдется по нему с большой придирчивостью.
   — Ты на это надеешься? Лучше возьми-ка вот этот кубик и закрой им пятно, пока оно не высохнет. Не надо, чтобы она увидела его.
   Марфельд неохотно согласился. Было слышно, как перетаскивают кубик по ковру.
   — Прекрасно, — воскликнул Фрост. — Теперь сотри мои отпечатки с кочерги и положи ее на место.
   — Вы уверены, шеф, что кочергу вам вернули в чистом виде?
   — Не будь придурком, это же не та кочерга. Я нашел ее на складе киношного инвентаря.
   — Черт меня подери, вы умеете обо всем позаботиться. — Подобострастный голос Марфельда выражал восхищение. — Куда вы засунули другую?
   — Туда, где ее никто не найдет. Даже ты.
   — Я? На что она мне нужна?
   — Забудь.
   — Дьявольщина, вы мне не верите, шеф?
   — Я никому не верю. Только самому себе. А теперь пошли отсюда.
   — А как же свинья? Мы не подождем ее?
   — Нет, нас здесь какое-то время не будет. И чем реже она нас будет видеть, тем лучше. Лэнс объяснил ей, чего от нее ожидают, и мы не хотим, чтобы она приставала к нам с вопросами.
   — Думаю, вы правы.
   — Я не нуждаюсь в твоем мнении о том, что я прав. Я знаю лучше, как избежать шантажа, чем любые два других человека в этом городе. Имей это в виду, если у тебя возникнут какие-нибудь идеи.
   — Не понимаю, шеф, какие идеи вы имеете в виду? — В голосе Марфельда прозвучала уязвленная невинность.
   — Может быть, идея об уходе на пенсию, на хорошую жирную пенсию.
   — Нет, сэр. Только не я, мистер Фрост.
   — Думаю, тебе это известно лучше. Если ты попытаешься откусить что-то у меня или моего друга, это станет кратчайшей дорогой к тому, чтобы получить дырку в голове в дополнение к той дырке, которую ты уже схлопотал.
   — Я это знаю, мистер Фрост. Видит Бог, я — лояльный человек. Разве я это не доказал вам?
   — Может быть. Ты уверен, что видел то, что говоришь?
   — Когда это, шеф?
   — Здесь. Сегодня после обеда.
   — Господи, конечно. — До тупого ума Марфельда дошел смысл возможных последствий. Это укололо его. — Господи, я никогда не вру вам.
   — Ты соврешь, если бы это сделал сам. Это был бы ловкий трюк: совершить убийство и заставить организацию выручать тебя.
   — О, послушайте, шеф, вы не станете меня обвинять в этом. Зачем мне кого-либо убивать?
   — Для потехи. Ты сделаешь это ради потехи всякий раз, когда решишь, что это сойдет тебе с рук. Или задумаешь изобразить себя героем.
   — Изобразить из себя героя? — прогундосил Марфельд.
   — Да, Марфельд — спаситель. Опять защищает компанию, спасает ее сладкое существование. Получается какое-то совпадение: ты присутствовал во время обоих убийств. Палочка-выручалочка. Или ты так не думаешь?
   — Это — шальная мысль, шеф, клянусь Богом. — Голос Марфельда изображал искренность. Его тембр снизился и зазвучал на новой ноте: — Всю жизнь я был надежным человеком, сначала был верен шерифу, а потом — вам. Я никогда ничего не просил для себя.
   — Если не считать дополнительных выплат наличными время от времени, да? — Фрост засмеялся. Теперь, когда Марфельд тоже занервничал, Фрост был готов простить ему. Его смех прошуршал так, будто Святая Анна что-то искала в сухих листьях. — Ладно, ты получишь очередную премию, если ее утвердит финансовый контролер.
   — Спасибо, шеф. Я совершенно откровенен с вами.
   — Не сомневаюсь в этом.
   Свет погас. За ними закрылась парадная дверь. Я подождал, пока шум мотора «линкольна» пропал вдали, потом поднялся на второй этаж. Передняя спальня была единственной комнатой, которая использовалась. У нее были розовые в большую клетку стены, здесь стояла кровать под шелковым балдахином, похожая на мечту девочки-подростка. Содержимое комода и платяного шкафа показали, что девушка расходовала много денег на одежду и косметику, но с собой она ничего не взяла.

Глава 15

   Я вышел из дома так же, как вошел — через веранду с заднего хода, и поехал в каньон. Несколько разрозненных звезд мерцали среди полос туч, плывших вдоль горного хребта. В темноте отдельными точками светились огни домов, среди которых пролегала дорога, казавшаяся белой в свете фар. Делая поворот на высоком склоне, я увидел на побережье далеко слева от меня зарево городов, похожее на выброшенный морем на берег фосфоресцирующий свет.
   Дом Лэнса Леонарда не был освещен. Я запарковался на обочине из гравия, в ста ярдах от въездной дорожки к дому. Дорога намокла от тумана и была скользкой. Парадная дверь оказалась закрытой, и никто не ответил на мой стук.
   Я попробовал войти в гараж. Дверь легко открылась, когда я приподнял ручку. «Ягуар» вернулся на свое место, рядом стоял мотоцикл. Я прошел между ними к боковому выходу. Эта дверь не была закрыта на ключ.
   Концентрические овальные круги света от моего фонаря скользили передо мной по полу кладовки, по линолеуму в квадратиках на кухне, полированному дубовому паркету гостиной, вверх вдоль застекленных стен, плотно окутанных серой ночью, около облицованного каменными плитами камина, где еще дымившееся полено превращалось в мелкую золу и темно-красные угли с язычками пламени. На полочке над камином лежали подставка для трубок и банка для табака. Часы «Атмос» показывали без трех минут одиннадцать. На глянцевом снимке в посеребренной рамке улыбался со всем своим кошачьим очарованием Лэнс Леонард.
   Сам Лэнс оказался в доме, в гостиной. На нем был шерстяной вечерний пиджак, темно-голубые брюки и темно-синие лакированные туфли. Но он никуда не собирался уходить. Он лежал на спине, широко раскинув ноги. Один остекленевший глаз смотрел, не мигая, на огонь. Второй был выбит пулей.
   Я надел перчатки, встал на колени и увидел вторую пулевую рану на левом виске. Крови не было. Волосы вокруг раны опалены, кожа усыпана черными пороховыми точками. Я осмотрел пол, ползая на корточках.
   Отодвинул в сторону закоченевшую ногу, нашел один использованный медный патрон среднего калибра. По-видимому, он отлетел от стены или от одежды убийцы и по полу закатился под упавшего Леонарда.
   Прошло много времени, пока я нашел второй патрон. Он блестел в расщелине между нижней перемычкой парадной двери и бетонным порожком. Я нагнулся в дверном проеме спиной к покойнику и постарался воспроизвести сцену убийства. Кто-то постучал в дверь и стал ждать с пистолетом в руке. Когда Лэнс открыл ее, ему выстрелили в глаз, затем выстрелили еще раз, чтобы убить наверняка. Затем убийца ушел, захлопнув за собой дверь. Замок был автоматическим.
   Положив патроны туда, где они лежали, я внимательно осмотрел остальную часть дома. Гостиная почти не имела никаких отпечатков личности, индивидуальности обитателя дома, выглядела как номер отеля. Даже трубки на каминной полочке были куплены в наборе, и только одна из них была использована для курения. Табак в банке совершенно пересох. В банке кроме табака ничего не оказалось, ничего не удалось обнаружить и в дровяном ящике. Небольшой бар в углу комнаты был заставлен бутылками, почти вое нетронутые.
   Я вошел в спальню. Ящики светлых дубовых комодов были набиты мужской галантереей из магазинов «Миракл Майл», стопками брюк и рубашек, сшитых по заказу из английской шелковой ткани, шерстяного габардина и ярких тканей из Индии, галстуками ручной работы. Различные носки, шелковые шарфы, целая радуга цветов различных шерстяных и пуховых свитеров. В одном из ящиков лежали золотые запонки, защипки для галстуков с инициалами, золотой именной браслет, на котором было выгравировано «Лэнс Леонард», поблекшая медаль Мануэлю Торресу (надпись была сделана на обратной стороне) за участие в международных соревнованиях в средней школе города Серено в 1945 году, пять дорогих ручных часов и хронометр. Парнишка явно торопился.
   Я заглянул в чулан. На деревянных полочках для ботинок стояло около дюжины мужских туфель, подогнанных по цвету к дюжине костюмов и пиджаков, висевших над ними. В углу около стопки комиксов и детективных журналов в метр высотой стояла двустволка. Я перелистал некоторые журналы: страх, похоть, ужас, убийства, страсти.
   На полках, над изголовьем кровати, лежали книги. Переплетенный в сафьян катехизис с надписью, сделанной женской рукой: «Мануэлю Пьюрификейшн Торресу, 1943». Старая книга о жизни Джека Демпси, зачитанная до дыр, на заглавном листе которой была написана целая легенда: «Мэнни „Ужасному“ Торресу, улица Вест Нопал 1734, Лос-Анджелес, Калифорния, Соединенные Штаты Америки, Западное полушарие Всего Света, Всей Вселенной». Справочник разговорного английского языка, первые страницы которого были жирно подчеркнуты карандашом. На этом справочнике, на заглавном листе, было написано уже «Лэнс Леонард».
   Четвертая, и последняя, книга оказалась на самом деле кожаным альбомом для хранения вырезок из газет. Газетная фотография на первой странице изображала молодцеватого Лэнса, широкоплечего, с узкой талией, который склонился в сторону фотоаппарата. Подпись под снимком гласила, что Мэнни Торрес тренируется у своего дяди Тони, ветерана по боксу этого клуба, и что эксперты предсказывают ему отличные шансы на звание чемпиона в легком весе на соревнованиях за кубок «Золотые перчатки». У этой картины продолжения не было. Вторая вырезка содержала краткий отчет о начале профессиональной карьеры Лэнса Торреса. Он послал в нокаут своего соперника во втором полусреднем весе за две минуты во втором раунде. Дальше шли вырезки о двадцати боях, продолжительностью по шесть и двенадцать раундов. Ни в одной из вырезок не упоминалось о его аресте и об отстранении от игр.
   Я поставил альбом на полку и вернулся к убитому. В его боковом кармане находился бумажник крокодиловой кожи, набитый деньгами, записная книжка с именами и номерами телефонов женщин, разбросанных по широкому периметру от Нэшэнал-Сити до Оже. Две записи относились к Эстер Кэмпбелл и Рине Кэмпбелл. Я записал их телефоны в Лос-Анджелесе.
   В наружном кармане обеденного пиджака Лэнса находился золотой портсигар, полный сигарет с марихуаной. В этом же кармане я обнаружил запечатанное в конверте приглашение, адресованное Лэнсу Леонарду, каньон Колдвотер. Мистер и миссис Саймон Графф приглашали его на праздничный вечер, который состоится сегодня в клубе «Чаннел».
   Я положил все обратно на место и поднялся, чтобы уходить. Подойдя к двери, повернулся, чтобы бросить последний взгляд на парня. Он лежал, выдохшийся от своего небывалого прыжка из грязи в князе. Его лицо приобрело оттенок старого мрамора, когда на него упал свет фонарика. Я выключил фонарь и позволил тьме поглотить его.
   — Лэнс Мануэль Пьюрификейшн Торрес Леонард, — произнес я вслух, будто прочитал надпись на надгробии.
   На улице небольшое облако брызнуло мне в лицо каплями дождя, похожими на холодные и скупые слезы. Уставшими ногами я взобрался в свою машину. Но не успел включить мотор. Со стороны бульвара Вентура раздалось урчание мотора другой машины. Свет от фар взметнулся к нависшей туче. Я не стал включать свои фары.
   Дальний свет метнулся вокруг последнего изгиба дороги, и показался темный автомобиль с массивным хромированным бампером. Он спокойно въехал во двор и осветил фасад дома Леонарда. Из передней дверцы вышел мужчина и побрел, освещенный фарами, к парадной двери. На нем был темный плащ, перетянутый в поясе, он ступал легко и уверенно. Мне была видна лишь тыльная часть его головы с короткой темной шевелюрой, подстриженной ежиком.
   Он позвонил и, когда ему никто не ответил, достал позвякивающую связку ключей и отпер дверь. В доме вспыхнул свет. Минутой позже раздался мужской вопль, наполовину заглушенный стенами дома из красного дерева и напоминавший карканье ворона. Свет опять погас. Карканье продолжалось еще какое-то время в темном помещении.
   Наступила тишина, а потом раскрылась дверь. Человек вышел на крыльцо. В свете фар его собственного лимузина я узнал Карла Штерна. Несмотря на стрижку ежиком и на аккуратную бабочку, его лицо напоминало лицо старухи, понесшей тяжелую утрату.
   Он довольно небрежно развернул свой лимузин и проехал мимо, не заметив меня. Мне надо было еще завести мотор и развернуть свою машину, но я догнал его еще до того, как он достиг подножия холма. Он проезжал знаки «Стоп» на бульваре, как будто его сопровождал полицейский эскорт на мотоциклах. Я делал то же самое. Я висел у него на хвосте.
   Затем мы оказались на улице Мэнор Крест Драйв, и я завершил круг объезда побережья. Впрочем, на этот раз была некоторая разница. Дом Эстер был освещен, на обоих этажах горел свет. На втором этаже за шторами виднелся женский силуэт. Тень передвигалась по комнатам в энергичном ритме.

Глава 16

   Я вошел в дом через разбитую дверь веранды. Надо мной, на верхнем этаже, кто-то ходил. Я слышал быстрое, четкое постукивание домашних каблуков и нестройный шум, будто двигали мебель. Поднявшись по лестнице, сильно опираясь на перила, я неслышно прошел по коридору до двери спальни, откуда вырывался яркий свет. В спальне я увидел кровать с балдахином, возле которой спиной ко мне стояла девушка. Она была очень просто одета: твидовая юбка и белая блузка с короткими рукавами. Ее яркие волосы были гладко зачесаны и собраны на затылке в узел. На кровати лежал раскрытый белый кожаный чемодан с голубой шелковой подкладкой. Девушка аккуратно укладывала в него черное шелковое платье.
   Вот она выпрямилась и направилась в другую сторону комнаты, раскачивая бедрами, пружиня гибкой, узкой талией. Открыла зеркальную дверцу в гардеробную и вошла внутрь. Когда девушка вышла оттуда, неся в руках другие платья, я был уже в комнате.
   Она остановилась как вкопанная. Яркие наряды скользнули на пол. Девушка попятилась назад.
   — Хелло, Эстер. Я думал, что вас нет в живых.
   Она приоткрыла рот и прикусила зубами согнутый палец.
   — Кто вы такой?
   — Моя фамилия — Арчер? Разве вы не помните меня? Мы виделись сегодня утром.
   — Вы — сыщик... Тот, с которым дрался Лэнс?
   Я кивнул.
   — Что вам от меня нужно?
   — Поговорить.
   — Убирайтесь отсюда. — Она взглянула на телефонный аппарат цвета слоновой кости на тумбочке возле кровати и неуверенно сказала: — Я позвоню в полицию.
   — Очень в этом сомневаюсь.
   Она прижала руку к сердцу, на ее лице отразились одновременно злоба и страх. Но она была одной из тех девушек, которые не могут выглядеть безобразно, какие бы низменные чувства ни искажали их прелестные черты. Ее лицо и фигура несли в себе скульптурную красоту, и она держала себя с таким видом, будто была уверена, что ее красота позаботится о ней.
   — Я вас предупреждаю, — заявила она, — вот-вот должны подъехать мои друзья, они будут здесь с минуты на минуту...
   — Прекрасно. Хочу познакомиться с ними.
   — Вы уверены?
   — Я уверен.
   — Тогда оставайтесь, если хотите, — продолжала она. — Вы ничего не имеете против, если я продолжу свои сборы?
   — Ради Бога, валяйте, Эстер. Вы ведь Эстер Кэмпбелл, не так ли?
   Она мне не ответила и не взглянула на меня. Подобрала упавшие платья, швырнула шуршащую охапку на кровать и продолжала упаковывать чемодан.
   — Куда это вы собрались в такое время, средь ночи?
   — Вас это не касается.
   — Это может заинтересовать полицию.
   — Может? Тогда идите и скажите им, чего же вы стоите? Делайте, что хотите.
   — Девушке, которая дает стрекача, опрометчиво так заявлять.
   — Я не даю никакого стрекача, как вы выразились, и я вас не боюсь.
   — Вы просто уезжаете на уик-энд за город...
   — А почему бы и нет?
   — Я слышал, как вы сказали Лэнсу сегодня утром, что хотите выйти из этого дела...
   Как я и подозревал, она не прореагировала на это имя. Ее ловкие руки уложили последнее платье. Мне нравилось ее мужество, но я не доверял ему. В чемодане мог быть пистолет. Но когда она повернулась наконец, у нее в руках ничего не было.
   — Из какого дела вы хотели выйти? — снова спросил я.
   — Не знаю, о чем вы говорите, и мне абсолютно на это наплевать. — Но это было не так.
   — Эти друзья, которые должны приехать сюда... Лэнс Леонард — один из них?
   — Да, и вы лучше убирайтесь отсюда, пока он не приехал.
   — Вы уверены, что он приедет?
   — Увидите сами.
   — Такое зрелище стоило бы увидеть. Интересно, кто же принесет корзину?
   — Корзину? — повторила она тонким взвинченным голоском.
   — Лэнс ведь больше не может двигаться сам. Придется его принести в корзине.
   Она опять приложила руку к сердцу — видно, заболело, бедное. Ее красивое тело резко дернулось, стремясь одолеть узкий проход между кроватью и мной. Я преградил ей дорогу.
   — Когда вы видели его в последний раз?
   — Сегодня.
   — В какое время?
   — Не знаю. Несколько часов назад. Разве это имеет значение?
   — Это имеет значение для вас. Как он себя чувствовал, когда вы уехали от него?
   — Превосходно. Почему вы спрашиваете? С ним что-нибудь случилось?
   — Вы должны мне рассказать об этом, Эстер. Вы оставляете следы разрушения, подобно генералу Шерману, продвигающемуся через штат Джорджия.
   — Что случилось? Он пострадал?
   — Тяжело пострадал.
   — Где он теперь находится?
   — Дома. Скоро он будет в морге.
   — Он умирает?
   — Он мертв. Разве Карл Штерн не сказал вам об этом?
   Она отрицательно покачала головой. Это было скорее конвульсивное движение чем отрицание.
   — Лэнс не мог умереть. Вы — полоумный.
   — Иногда я думаю, что только я один нормален.
   Она присела на край кровати. Испарина выступила у нее на лбу. Она смахнула капельки пота, и ее правая грудь поднялась вместе с движением руки. Она посмотрела на меня, ее глаза помутнели от потрясения. Если она разыгрывала сцену, то была хорошей артисткой. Не думаю, что она была артисткой.
   — Ваш дружок мертв, — сказал я. — Кто-то его застрелил.
   — Вы лжете.
   — Может, мне надо было привезти тело? Хотите знать, куда ему угодили пули? Одна в висок, другая в глаз. А может быть, вы это знаете? Я не хочу надоедать вам до смерти.