— Все эти пятнадцать лет?
— Даже больше. Я начала преподавать в школе Ривер-Вэлли восемнадцать лет назад. Я знаю Лорел с двенадцати лет. Она всегда жила в своем собственном мире — в очень мрачном мире, где происходят малоприятные вещи.
— Это бывает со многими детьми. Но обычно мы их за это не осуждаем.
— Господи, разве я ее осуждаю? Просто мне хочется внести в это немножко здравого смысла. Жаль, если Лорел получит деньги или любовь ценой разбитого сердца деда.
Он слишком стар, уязвим и слишком любит ее, чтобы спокойно относиться ко всему этому. Его это может убить.
— Не приведи Господь, — сказал я, думая о том, какие веские резоны есть у этой женщины, чтобы не дать ему умереть.
— Вы не воспринимаете меня всерьез, — сказала она, вглядываясь мне в лицо своими темными глазами.
— Я воспринимаю вас самым серьезным образом, миссис Хэпгуд, — заверил я ее. — И всегда буду относиться именно так, — добавил я шутливо.
Она улыбнулась и вдруг вся изменилась. Так происходит с молоденькой девушкой, когда затронуты ее чувства.
— Тогда я покажу вам кое-что любопытное.
Любопытное содержалось в большой и тонкой книге. По зеленой ткани переплета было вытиснено «Ежегодник Ривер-Вэлли». Конни Хэпгуд положила ее на столик у стены, открыла и стала листать, а я смотрел ей через плечо.
Там были рассказы и стихи, написанные учениками, отчеты о школьных чемпионатах по футболу и женскому хоккею, о дискуссионном клубе, обращение директора школы и двухстраничный разворот с фотографиями учителей. Я сразу узнал Конни Хэпгуд в девушке лет двадцати с небольшим, с косматой гривой, с веселым обаятельным и слегка загадочным лицом.
Миссис Хэпгуд задержалась на этой странице, словно та прежняя Конни застала ее врасплох.
— Я и забыла, что попала в этот ежегодник, — призналась она.
— Вы не сильно изменились.
— Лжец! Это было пятнадцать лет назад. Пятнадцать долгих лет!
Чуть более нервно она пролистала еще несколько страниц и открыла разворот с фотографиями выпускного класса. Под фотографиями были выведены фамилии учеников и предсказания их судьбы, судя по всему, сделанные одноклассниками. Конни показала на довольно полнолицего мальчика с неуверенной улыбкой и темными сердитыми глазами. Его звали Гарольд Шерри, и предсказание гласило: «Лучший в мире гурман. А если серьезно: когда Гарольд обнаружит, кто он такой, это будет величайшее в мире открытие».
Конни прочитала это вслух задумчивым голосом и добавила:
— Интересно, обнаружил ли Гарольд, кто он такой.
— Это тот самый Гарольд, который убежал в Лас-Вегас вместе с Лорел?
— Тот самый. Его выгнали из школы, а кроме того, ему пришлось отвечать перед судом. Школу он так и не окончил. Но было уже поздно убирать фотографию из ежегодника.
— А что решил суд?
— Шесть лет условно.
— Сурово!
— Да. В конце концов он всего лишь убежал с девицей, которая была только счастлива составить ему компанию. И которая, кстати, могла быть инициатором этой экскурсии в Лас-Вегас. Но Лорел оставили в покое, потому что она была на два-три года младше Гарольда. А с ним получилось и вовсе скверно. Он нарушил условие приговора: сбежал из дома. Его вернули и на какое-то время отправили в тюрьму. Его отец махнул на него рукой, что, естественно, только осложнило судьбу Гарольда.
— А кто его отец?
— Роджер Шерри. Он был инженером и жил в Эль-Ранчо. Его жена живет здесь и по сей день. Но потом они разошлись. Я думаю, из-за Гарольда. Эта маленькая эскапада с Лас-Вегасом порушила их семью.
Я взял книгу и подошел с ней к окну. Лицо Гарольда Шерри показалось мне неуловимо знакомым. По мере того как я всматривался в него, оно стало мне еще знакомее. Под слоем плоти проступали, словно из-под маски, черты лица широкоплечего молодого человека, которого я видел вчера в ресторане Бланш, а сегодня на озере Сэндхилл. И у мальчика, и у мужчины были глаза озлобленного мечтателя.
Конни Хэпгуд подошла ко мне так близко, что я почувствовал затылком ее дыхание.
— Гарольд имеет какое-то отношение ко всему этому?
— Может быть.
— Будьте откровенны, — посоветовала она. — Что бы там ни говорили, я на стороне Лорел. К расколу в семье я не имею никакого отношения.
— Я так и думал, что вы на ее стороне. Все, кто находится в здравом уме, желают ее возвращения.
— Лорел и Гарольд сейчас вместе, мистер Арчер?
— Не знаю. Не исключено, что да.
— Означает ли это, что нынешний киднеппинг — такая же липа, как и в тот раз?
— Возможно, — сказал я, — но события редко копируют друг друга, особенно, когда это преступления. Тут слишком много вариаций. Да и мир за эти пятнадцать лет изменился. Причем в худшую сторону. Возможно, и Гарольд тоже.
— Это он стрелял в Джека?
— Он или кто-то похожий на него.
— Почему вы увиливаете?
— Я видел этого человека издалека. Такая дистанция и фото пятнадцатилетней давности — плохая основа для опознания. — Я закрыл ежегодник и вернул его хозяйке.
— Не хотите узнать, где живет его мать?
— Это был как раз мой следующий вопрос.
— Ее дом на Лоренцо-драйв. — Конни подвела меня к двери и показала рукой на долину. — Розовый оштукатуренный дом, стоит отдельно на холме. По-моему, бедняжка живет там совсем одна. В этих местах немало одиноких женщин. Они приезжают сюда с мужьями, свято веря, что те будут заботиться о них до конца дней. Но потом что-то случается, иллюзии рушатся...
Конни Хэпгуд говорила с таким чувством, словно речь шла о ней самой. Я не мог определить, была ли она жестким человеком, у которого бывали моменты слабины, или, напротив, слабым человеком, который иногда делался жестким. Женщины в этом смысле совершенно загадочные существа.
Я поблагодарил ее за уделенное мне время и пошел к «кадиллаку». За рулем сидел Уильям Леннокс, и его не было видно от парадной двери, где стояла Конни Хэпгуд. Он сменил свой щегольской наряд на темный костюм и фетровую шляпу. Вид у нею был древний и весьма официальный, словно он собрался на похороны.
Леннокс посмотрел на меня довольно свирепо, но у меня возникло впечатление, что он свалится с ног от легкого порыва ветра, а удар — в физическом или моральном смысле — вообще прикончит его.
— Я хочу, чтобы вы отвезли меня в город, — буркнул он. — Похоже, кому-то надо собирать черепки, и судя по всему, этот человек я. Джек вышел из игры, а Бену Сомервиллу цена ломаный грош. Это прирожденный неудачник. Он начал с того, что погубил свой корабль, а кончит тем, что погубит мой нефтяной бизнес.
Уильям Леннокс слегка шепелявил и глотал слова. Вообще, он говорил как-то слишком быстро, словно хотел выговориться, до того как забудет, что хотел сказать. То ли это действительно транквилизатор, то ли в нем произошла за эти минуты какая-то внутренняя перемена.
— Поехали, — сказал он. — Время не ждет. Я хочу видеть своего сына. Он тяжело ранен?
— Не думаю. Но вряд ли ему сейчас до гостей. Может, вам лучше остаться с миссис Хэпгуд?
— Мне надо принять ряд решений.
— Но вы можете принять их здесь.
Он побагровел.
— Если вы не повезете меня, я сам поеду. В конце концов это машина моего сына!
— Вам вряд ли следует вести машину.
Он снял шляпу и ударил по ней тощим костлявым кулаком.
— Черт возьми, перестаньте объяснять мне, чего делать и чего не делать! Я запрещаю вам это. Вылезайте из машины!
Слова сами по себе были достаточно внушительны, но в голосе сквозила неуверенность. Его седые волосы напоминали воду под ветром. Он угодил в старую ловушку стариков: он был слишком слаб, чтобы ехать, но слишком взволнован, чтобы бездействовать.
Он испытал и гнев и облегчение одновременно, когда Конни подошла к машине и сказала:
— Мистер Арчер не едет в город. Ему надо сделать здесь кое-что еще. Да и тебе все равно надо отдохнуть.
— Кому это надо отдохнуть?
— Тебе. И мне тоже. Нам обоим. Пошли, Уильям, или я напущу на тебя доктора Лангсдейла.
Она говорила и как мать, и как соблазнительница. Он вылез из машины и нахлобучил на голову помятую шляпу. Она рассмеялась и натянула шляпу ему на самые уши. Он тоже рассмеялся. Ему понравилась ее грубоватая шутка. Они пошли к дому бок о бок, пара мало сыгранных, но старающихся вовсю комедиантов.
Когда я съезжал в долину, то подумал, что во всем этом есть что-то настоящее. Они, несомненно, заключили своеобразную сделку. Она ухаживает за ним до его смерти, а после его смерти за ней будут ухаживать его деньги.
Глава 24
Глава 25
— Даже больше. Я начала преподавать в школе Ривер-Вэлли восемнадцать лет назад. Я знаю Лорел с двенадцати лет. Она всегда жила в своем собственном мире — в очень мрачном мире, где происходят малоприятные вещи.
— Это бывает со многими детьми. Но обычно мы их за это не осуждаем.
— Господи, разве я ее осуждаю? Просто мне хочется внести в это немножко здравого смысла. Жаль, если Лорел получит деньги или любовь ценой разбитого сердца деда.
Он слишком стар, уязвим и слишком любит ее, чтобы спокойно относиться ко всему этому. Его это может убить.
— Не приведи Господь, — сказал я, думая о том, какие веские резоны есть у этой женщины, чтобы не дать ему умереть.
— Вы не воспринимаете меня всерьез, — сказала она, вглядываясь мне в лицо своими темными глазами.
— Я воспринимаю вас самым серьезным образом, миссис Хэпгуд, — заверил я ее. — И всегда буду относиться именно так, — добавил я шутливо.
Она улыбнулась и вдруг вся изменилась. Так происходит с молоденькой девушкой, когда затронуты ее чувства.
— Тогда я покажу вам кое-что любопытное.
Любопытное содержалось в большой и тонкой книге. По зеленой ткани переплета было вытиснено «Ежегодник Ривер-Вэлли». Конни Хэпгуд положила ее на столик у стены, открыла и стала листать, а я смотрел ей через плечо.
Там были рассказы и стихи, написанные учениками, отчеты о школьных чемпионатах по футболу и женскому хоккею, о дискуссионном клубе, обращение директора школы и двухстраничный разворот с фотографиями учителей. Я сразу узнал Конни Хэпгуд в девушке лет двадцати с небольшим, с косматой гривой, с веселым обаятельным и слегка загадочным лицом.
Миссис Хэпгуд задержалась на этой странице, словно та прежняя Конни застала ее врасплох.
— Я и забыла, что попала в этот ежегодник, — призналась она.
— Вы не сильно изменились.
— Лжец! Это было пятнадцать лет назад. Пятнадцать долгих лет!
Чуть более нервно она пролистала еще несколько страниц и открыла разворот с фотографиями выпускного класса. Под фотографиями были выведены фамилии учеников и предсказания их судьбы, судя по всему, сделанные одноклассниками. Конни показала на довольно полнолицего мальчика с неуверенной улыбкой и темными сердитыми глазами. Его звали Гарольд Шерри, и предсказание гласило: «Лучший в мире гурман. А если серьезно: когда Гарольд обнаружит, кто он такой, это будет величайшее в мире открытие».
Конни прочитала это вслух задумчивым голосом и добавила:
— Интересно, обнаружил ли Гарольд, кто он такой.
— Это тот самый Гарольд, который убежал в Лас-Вегас вместе с Лорел?
— Тот самый. Его выгнали из школы, а кроме того, ему пришлось отвечать перед судом. Школу он так и не окончил. Но было уже поздно убирать фотографию из ежегодника.
— А что решил суд?
— Шесть лет условно.
— Сурово!
— Да. В конце концов он всего лишь убежал с девицей, которая была только счастлива составить ему компанию. И которая, кстати, могла быть инициатором этой экскурсии в Лас-Вегас. Но Лорел оставили в покое, потому что она была на два-три года младше Гарольда. А с ним получилось и вовсе скверно. Он нарушил условие приговора: сбежал из дома. Его вернули и на какое-то время отправили в тюрьму. Его отец махнул на него рукой, что, естественно, только осложнило судьбу Гарольда.
— А кто его отец?
— Роджер Шерри. Он был инженером и жил в Эль-Ранчо. Его жена живет здесь и по сей день. Но потом они разошлись. Я думаю, из-за Гарольда. Эта маленькая эскапада с Лас-Вегасом порушила их семью.
Я взял книгу и подошел с ней к окну. Лицо Гарольда Шерри показалось мне неуловимо знакомым. По мере того как я всматривался в него, оно стало мне еще знакомее. Под слоем плоти проступали, словно из-под маски, черты лица широкоплечего молодого человека, которого я видел вчера в ресторане Бланш, а сегодня на озере Сэндхилл. И у мальчика, и у мужчины были глаза озлобленного мечтателя.
Конни Хэпгуд подошла ко мне так близко, что я почувствовал затылком ее дыхание.
— Гарольд имеет какое-то отношение ко всему этому?
— Может быть.
— Будьте откровенны, — посоветовала она. — Что бы там ни говорили, я на стороне Лорел. К расколу в семье я не имею никакого отношения.
— Я так и думал, что вы на ее стороне. Все, кто находится в здравом уме, желают ее возвращения.
— Лорел и Гарольд сейчас вместе, мистер Арчер?
— Не знаю. Не исключено, что да.
— Означает ли это, что нынешний киднеппинг — такая же липа, как и в тот раз?
— Возможно, — сказал я, — но события редко копируют друг друга, особенно, когда это преступления. Тут слишком много вариаций. Да и мир за эти пятнадцать лет изменился. Причем в худшую сторону. Возможно, и Гарольд тоже.
— Это он стрелял в Джека?
— Он или кто-то похожий на него.
— Почему вы увиливаете?
— Я видел этого человека издалека. Такая дистанция и фото пятнадцатилетней давности — плохая основа для опознания. — Я закрыл ежегодник и вернул его хозяйке.
— Не хотите узнать, где живет его мать?
— Это был как раз мой следующий вопрос.
— Ее дом на Лоренцо-драйв. — Конни подвела меня к двери и показала рукой на долину. — Розовый оштукатуренный дом, стоит отдельно на холме. По-моему, бедняжка живет там совсем одна. В этих местах немало одиноких женщин. Они приезжают сюда с мужьями, свято веря, что те будут заботиться о них до конца дней. Но потом что-то случается, иллюзии рушатся...
Конни Хэпгуд говорила с таким чувством, словно речь шла о ней самой. Я не мог определить, была ли она жестким человеком, у которого бывали моменты слабины, или, напротив, слабым человеком, который иногда делался жестким. Женщины в этом смысле совершенно загадочные существа.
Я поблагодарил ее за уделенное мне время и пошел к «кадиллаку». За рулем сидел Уильям Леннокс, и его не было видно от парадной двери, где стояла Конни Хэпгуд. Он сменил свой щегольской наряд на темный костюм и фетровую шляпу. Вид у нею был древний и весьма официальный, словно он собрался на похороны.
Леннокс посмотрел на меня довольно свирепо, но у меня возникло впечатление, что он свалится с ног от легкого порыва ветра, а удар — в физическом или моральном смысле — вообще прикончит его.
— Я хочу, чтобы вы отвезли меня в город, — буркнул он. — Похоже, кому-то надо собирать черепки, и судя по всему, этот человек я. Джек вышел из игры, а Бену Сомервиллу цена ломаный грош. Это прирожденный неудачник. Он начал с того, что погубил свой корабль, а кончит тем, что погубит мой нефтяной бизнес.
Уильям Леннокс слегка шепелявил и глотал слова. Вообще, он говорил как-то слишком быстро, словно хотел выговориться, до того как забудет, что хотел сказать. То ли это действительно транквилизатор, то ли в нем произошла за эти минуты какая-то внутренняя перемена.
— Поехали, — сказал он. — Время не ждет. Я хочу видеть своего сына. Он тяжело ранен?
— Не думаю. Но вряд ли ему сейчас до гостей. Может, вам лучше остаться с миссис Хэпгуд?
— Мне надо принять ряд решений.
— Но вы можете принять их здесь.
Он побагровел.
— Если вы не повезете меня, я сам поеду. В конце концов это машина моего сына!
— Вам вряд ли следует вести машину.
Он снял шляпу и ударил по ней тощим костлявым кулаком.
— Черт возьми, перестаньте объяснять мне, чего делать и чего не делать! Я запрещаю вам это. Вылезайте из машины!
Слова сами по себе были достаточно внушительны, но в голосе сквозила неуверенность. Его седые волосы напоминали воду под ветром. Он угодил в старую ловушку стариков: он был слишком слаб, чтобы ехать, но слишком взволнован, чтобы бездействовать.
Он испытал и гнев и облегчение одновременно, когда Конни подошла к машине и сказала:
— Мистер Арчер не едет в город. Ему надо сделать здесь кое-что еще. Да и тебе все равно надо отдохнуть.
— Кому это надо отдохнуть?
— Тебе. И мне тоже. Нам обоим. Пошли, Уильям, или я напущу на тебя доктора Лангсдейла.
Она говорила и как мать, и как соблазнительница. Он вылез из машины и нахлобучил на голову помятую шляпу. Она рассмеялась и натянула шляпу ему на самые уши. Он тоже рассмеялся. Ему понравилась ее грубоватая шутка. Они пошли к дому бок о бок, пара мало сыгранных, но старающихся вовсю комедиантов.
Когда я съезжал в долину, то подумал, что во всем этом есть что-то настоящее. Они, несомненно, заключили своеобразную сделку. Она ухаживает за ним до его смерти, а после его смерти за ней будут ухаживать его деньги.
Глава 24
У розового дома на Лоренцо-драйв был немного заброшенный вид. Кустарники и цветы вокруг него отчасти переросли, отчасти погибали, и когда я выключил мотор «кадиллака», в воздухе повисла тишина.
Я обошел дом и заглянул в гараж. Там были пожилой «мерседес», женский велосипед и садовые инструменты. Ни зеленого «фалькона», ни кровавых следов.
Тогда снова вернулся к парадной двери и постучал. Миссис Шерри отозвалась не скоро. Наконец я услышал ее тихое шевеление в доме. В замке повернулся ключ, и дверь открылась на цепочке.
Это была сильно полинявшая женщина, и она заслонялась от света ладонью так, словно весь день провела впотьмах.
— Что вам угодно?
— Поговорить с вами немного.
— Кто вы?
— Частный детектив. — Я назвался.
— Вы насчет Гарольда?
— Боюсь, что да. Разрешите войти, миссис Шерри.
— А зачем? Он больше здесь не живет. Недавно мы с сыном решили жить каждый своей жизнью. — Она говорила, как женщина, положившая конец неудачному роману или едва выжившая после тяжелой болезни.
— Но вы сразу догадались, что я явился сюда именно из-за него?
— Вы так думаете? — она была искренне удивлена. — Вы ошибаетесь. Я понятия не имела — и не имею, что вас ко мне привело.
— Вот об этом я и хотел бы поговорить. Так я могу зайти, миссис Шерри?
Она колебалась. Вокруг рта и глаз кожа натянулась. Она явно собиралась с силами, чтобы захлопнуть дверь перед моим носом...
— Гарольд, судя по всему, ранен.
Лицо ее исказила чуть заметная гримаса. Похоже, ей не раз случалось получать от жизни такие удары, и она уже научилась сносить их. Если запрятать душу подальше, с глаз долой, больше шансов сохранить ее от полного уничтожения. Но тогда возникает опасность, что душа ослепнет в потемках внутреннего Я.
Она неловко загремела цепочкой и наконец открыла дверь.
— Входите и рассказывайте. — Она задала главный вопрос, лишь когда мы уселись в ее тусклой, симметричной гостиной. — Гарольд может умереть?
— Не думаю.
— Где он?
— Не знаю. Сегодня утром на озере Сэндхилл я видел человека, похожего на него. Он ехал в зеленом «фальконе».
— Тогда это не Гарольд. У моего сына нет такой машины. У него вообще нет машины.
— Откуда вы знаете, если потеряли с ним контакт?
— Я этого не говорила. Он дает о себе знать. — И она добавила с неожиданной безжалостностью. — Когда ему от меня что-то надо.
— Вы сегодня с ним говорили?
— Вчера.
— Что он хотел?
— Одолжить мою машину. Я отказала. — Она смотрела на меня с отчаянной надеждой, словно этот отказ мог сделать ее бесчувственной к новой боли.
— Зачем ему понадобилась ваша машина?
— Он не сказал. Но я поняла: что-то неладно.
— Как вам это удалось?
— Я знаю сына. Он был жутко возбужден. Оно охватывает его всегда, когда его посещает очередная великая идея.
Еще один псевдо-киднэппинг, чуть было не сказал я вслух, но вовремя удержался. Жизнь и без меня сильно потрепала ей нервы. Я не хотел ее слишком травмировать, я не хотел ее терять. Кроме того, опять возникла опасность ошибки — я мог говорить не о том человеке и не с той матерью.
Она тем временем достаточно совладала с нервами, чтобы спросить:
— Что все-таки случилось на озере Сэндхилл? Мой муж... отец Гарольда там бывало охотился.
— Там была стрельба. Перестрелка.
Она поднесла руку к горлу, словно желая задержать вопрос, но он все равно вырвался наружу:
— Гарольд тоже в кого-то стрелял?
— Да, похоже. Но прежде чем задавать новые вопросы, я бы хотел взглянуть на какую-нибудь его фотографию.
Она повеселела.
— Вы все-таки, значит, не уверены, что в этом замешан Гарольд?
— Не на сто процентов. У вас есть какая-нибудь недавняя его фотокарточка?
— Да, есть, сделанная пару лет назад. Она у меня в спальне.
Она вынесла ее так, словно это была бомба, которую надо обезвредить. Маленькая фотокарточка молодого человека, который заметно потерял в весе и приобрел в возрасте с тех пор, как снимался для ежегодника школы Ривер-Вэлли. Это, безусловно, был человек, которого я видел в ресторане Бланш, и, скорее всего, тот, кто подстерег Джека Леннокса в башне на озере Сэндхилл.
— Боюсь, это он. — Я положил карточку на соседний столик.
— В кого он стрелял?
— В Джека Леннокса.
Жизнь покинула ее лицо. Миссис Шерри упала в кресло и стала покачиваться из стороны в сторону, обхватив голову руками.
— Значит, — сказала она, — все начинается сначала.
— Я вас не понимаю.
— Неприятности с семьей Ленноксов. Все началось, когда Гарольд был еще мальчишкой. Он не был тем преступником, которым его выставили. Физически он был старше своих лет, это была его главная беда. Он хотел жениться на Лорел. Потому-то они и поехали в Лас-Вегас. Они думали найти там священника, который бы их обвенчал. Но у них кончились деньги, тогда Лорел пришла блестящая идея притвориться, будто ее похитили. Идея принадлежала Лорел, но отвечать пришлось Гарольду. Ее отец приехал в Лас-Вегас, отыскал их, страшно избил Гарольда и отправил его за решетку. Гарольду было лишь восемнадцать лет. Он так и не оправился от той травмы. Есть врачи, готовые показать это под присягой в суде. В моей семье и в семье его отца все окончили колледж, но Гарольд так и не окончил школу. Где сейчас Гарольд?
— Если бы я знал!
— Но вы сказали, его ранили.
— Он покинул озеро своим ходом. Джека Леннокса увезла скорая помощь.
— Мистер Леннокс ранен серьезно?
— Не знаю. Он ранен в голову. Мне показалось, что рана поверхностная, но я не врач.
— Лорел имеет к этому какое-то отношение?
— Боюсь, что да, миссис Шерри. Ее опять похитили. Ваш сын встретился на озере с ее отцом, чтобы получить от него выкуп. Сумма значительно возросла со времен Лас-Вегаса. На сей раз это сто тысяч долларов.
— Гарольд потребовал у Ленноксов эту сумму?
— Не только потребовал, но и получил. Их привез ему на озере Сэндхилл Джек Леннокс. Сегодня днем. Судя по всему, между вашим сыном и Джеком Ленноксом завязалась перестрелка.
Она помотала головой, словно стараясь отринуть услышанное.
— Жаль, что я вообще родила его, — Но когда она услышала самое себя, ее окатило ледяной волной одиночества. — Но его подставила Лорел. Поймите, тогда это была ее идея.
— Может быть. Но это случилось давно, а люди меняются. На этот раз похищение могло стать настоящим.
— Думаете, он похитил Лорел?
— Похоже. Он потребовал у ее отца выкуп.
— Так чего вы хотите? Вернуть деньги?
— Не деньги, а Лорел. Это главное. О деньгах никто особо не волнуется. Если вы могли бы передать это Гарольду, вы бы очень помогли делу.
— Я не знаю, как его найти. — Но она взглянула на меня, как секретный агент, готовый выгодно продать информацию.
— Вы говорили, он вам вчера звонил?
— Да, он хотел мою машину.
— Откуда он звонил?
— Он не сказал.
— Звонок был междугородный?
— Не знаю. Разговор длился с минуту. Когда я отказалась дать ему машину, он рассердился и швырнул трубку. — Ее лицо исказилось такой болью, словно трубка только что ударила ее по уху. — Но я рада, что не дала ему машину.
— Вы сказали, что сразу поняли: что-то неладно.
— Я ничего толком не поняла. Но он был возбужден. А я уже научилась с подозрением относиться к такому его состоянию. Мой сын слишком молод для своих лет и очень легко возбуждается.
— Гарольду лет тридцать, так?
Она взглянула на меня с таким удивлением, словно лет десять-пятнадцать его жизни прошли ею незамеченными. Ее губы слегка шевелились, пока она производила подсчеты:
— Ему тридцать три.
— Он не мальчик. На что же он живет?
— Во-первых, я ему помогаю. К тому же он работал. Его никак не назовешь лентяем.
— Где он работал?
— Недавно он служил помощником официанта и искал место получше.
— Где он сейчас живет, миссис Шерри?
— Не знаю. Где-то на побережье.
— Побережье у нас большое, — заметил я. — От Исла-Висты до Сан-Диего.
— Одно время он жил в Исла-Висте. Но потом вернулся в Лос-Анджелес. Я не знаю, где он живет сейчас, он не говорил. Когда ему от меня ничего не нужно, он обращается со мной так, словно я его заклятый враг.
— У него есть девушки?
— Да, он говорил об одной. Но я ее не знаю. По-моему, Гарольд стесняется ее.
— Почему вам так кажется?
— Он отказывается отвечать на вопросы о ней. Похоже, она замужем.
— Лорел тоже замужем. Гарольд виделся с Лорел?
— Да. Судя по всему, он встретил ее в Лос-Анджелесе и она пригласила его к себе в дом. Я предупреждала его, чтобы он с ней не связывался. Она всегда оказывала на него дурное влияние.
— Откуда вам известно, что она пригласила его к себе в дом?
— Он сам мне это сказал.
— Вчера?
— Неделю или две тому назад.
— Значит, вы все-таки поддерживаете с ним отношения?
— Он приезжает ко мне за деньгами. Но в последнее время я не могу много давать. Все то, что у меня есть, вложено в дело, но проценты невелики, и доход не тот, что прежде.
— Когда он упоминал Лорел, как он о ней говорил?
— С благодарностью, — в ее голосе звучало презрение. — Он был благодарен за то, что она пригласила его к себе на обед. Я сказала, что после того, что сделала с ним его семья, ему следовало бы иметь больше гордости. Я сказала Гарольду, что он унижает себя, принимая что-то от Лорел Леннокс.
— Как он на это отреагировал?
— Не знаю. Прямо он не сказал ничего. Но я почувствовала, что дала ему материал для размышлений.
Она сидела, молчала и явно пыталась осмыслить свою жизнь. Ее тело дергалось, словно от приступов боли. Мне показалось, что между ней и сыном существует осязаемая связь, нечто вроде пуповины, тянущейся из этой гостиной туда, где он оставил кровавые следы.
— Не знаю, что теперь будет, — наконец подала голос миссис Шерри.
— Я тоже. Остается надеяться, что самое худшее уже произошло.
— Я тоже. — Она увидела в моих словах оптимистический прогноз. — И я надеюсь, что он... что с Лорел не случилось ничего худого.
— Мне надо отыскать ее. Пока этого не произошло. Но где мне искать ее, миссис Шерри?
— Понятия не имею.
— Он не давал адреса или телефона?
— Давал, но он все время меняет место жительства. По-моему, он опять переехал на прошлой неделе.
— После того, как побывал на обеде в доме Лорел?
Она подумала над вопросом и ответила утвердительно.
— А какой его последний адрес?
— Он жил где-то в Лонг-Биче. Не знаю, где именно. По-моему, у него там была женщина.
— Почему вы так решили?
— В таких случаях он меняет отношение ко мне. Делается более независимым. Но это обычно скоро кончается.
— Он когда-нибудь говорил вам об этой женщине?
— Нет.
— Куда он может обратиться со своим ранением?
— Понятия не имею.
— У него есть свой доктор?
— Был. Я просила его присылать счета мне. Он брал вполне умеренные деньги. Доктор Лоренс Брокау. — Она встала, приняв вдруг решение. — Сейчас погляжу, где у меня его адрес.
Вскоре миссис Шерри вернулась с голубым листком бумаги с неровными краями — на нем она записала адрес доктора Брокау в Лонг-Биче.
Почерк у нее был мелкий и изящный. Она нервно смотрела на меня, когда я читал адрес.
— Вы не расскажете доктору Брокау обо всем этом?
— О чем?
— О киднэппинге. О фальшивом киднэппинге. В конце концов это была идея Лорел. Зачем обливать грязью имя моего сына еще раз?
Она попыталась улыбнуться, но была так напряжена, что из улыбки ничего не вышло. Я сложил листок и сунул в карман.
— Совершено преступление, возможно, тяжкое. Похищена молодая женщина, ваш сын получил за нее выкуп. Он ранен. А вас пугает дурная слава.
— Меня пугает и многое другое. Но я знаю, что может натворить дурная слава с юношей и его близкими. Я уже испытала это однажды. Гарольд с тех пор стал совсем другим человеком. Да и я тоже.
— Что случилось с отцом Гарольда?
— Он работал инженером в компании «Леннокс ойл». Естественно, после тех событий он потерял работу и с трудом нашел другую. Теперь Роджер живет где-то в Техасе, на побережье. С другой женщиной, — горько добавила она.
— Вы в разводе?
— Да, я развелась с Роджером. Он возненавидел своего собственного сына. — Она некоторое время молчала и затем сказала: — Роджер сейчас уже совсем старик. Он гораздо старше меня, а я ведь не девочка.
— Все мы стареем. Когда я вчера увидел Гарольда в Пасифик-Пойнте, он был со стариком в твидовом костюме. Старик был почти совсем лыс. Было такое впечатление, что когда-то он сильно обгорел. На лице и голове у него были следы ожогов.
— У него, наверное, был жуткий вид, — сказала миссис Шерри с гримасой.
— Да в общем-то нет. Это был старик, который видел и лучшие дни, но они прошли. Вы когда-нибудь встречали такого человека?
— Нет.
— Вы не могли бы предположить, кто это такой?
— Понятия не имею. По крайней мере, это не отец Гарольда, если вы к этому клоните. Роджер — крупный мужчина, у него пышные волосы и никаких ожогов. Кроме того, он ни за что на свете не появился бы на людях в обществе Гарольда.
Прежде чем распрощаться, я попросил у нее фотографию Гарольда. Я думал, она мне откажет. Но похоже, она сознавала, что Гарольда надо непременно разыскать, и я тот самый человек, кто в состоянии это сделать.
Я обошел дом и заглянул в гараж. Там были пожилой «мерседес», женский велосипед и садовые инструменты. Ни зеленого «фалькона», ни кровавых следов.
Тогда снова вернулся к парадной двери и постучал. Миссис Шерри отозвалась не скоро. Наконец я услышал ее тихое шевеление в доме. В замке повернулся ключ, и дверь открылась на цепочке.
Это была сильно полинявшая женщина, и она заслонялась от света ладонью так, словно весь день провела впотьмах.
— Что вам угодно?
— Поговорить с вами немного.
— Кто вы?
— Частный детектив. — Я назвался.
— Вы насчет Гарольда?
— Боюсь, что да. Разрешите войти, миссис Шерри.
— А зачем? Он больше здесь не живет. Недавно мы с сыном решили жить каждый своей жизнью. — Она говорила, как женщина, положившая конец неудачному роману или едва выжившая после тяжелой болезни.
— Но вы сразу догадались, что я явился сюда именно из-за него?
— Вы так думаете? — она была искренне удивлена. — Вы ошибаетесь. Я понятия не имела — и не имею, что вас ко мне привело.
— Вот об этом я и хотел бы поговорить. Так я могу зайти, миссис Шерри?
Она колебалась. Вокруг рта и глаз кожа натянулась. Она явно собиралась с силами, чтобы захлопнуть дверь перед моим носом...
— Гарольд, судя по всему, ранен.
Лицо ее исказила чуть заметная гримаса. Похоже, ей не раз случалось получать от жизни такие удары, и она уже научилась сносить их. Если запрятать душу подальше, с глаз долой, больше шансов сохранить ее от полного уничтожения. Но тогда возникает опасность, что душа ослепнет в потемках внутреннего Я.
Она неловко загремела цепочкой и наконец открыла дверь.
— Входите и рассказывайте. — Она задала главный вопрос, лишь когда мы уселись в ее тусклой, симметричной гостиной. — Гарольд может умереть?
— Не думаю.
— Где он?
— Не знаю. Сегодня утром на озере Сэндхилл я видел человека, похожего на него. Он ехал в зеленом «фальконе».
— Тогда это не Гарольд. У моего сына нет такой машины. У него вообще нет машины.
— Откуда вы знаете, если потеряли с ним контакт?
— Я этого не говорила. Он дает о себе знать. — И она добавила с неожиданной безжалостностью. — Когда ему от меня что-то надо.
— Вы сегодня с ним говорили?
— Вчера.
— Что он хотел?
— Одолжить мою машину. Я отказала. — Она смотрела на меня с отчаянной надеждой, словно этот отказ мог сделать ее бесчувственной к новой боли.
— Зачем ему понадобилась ваша машина?
— Он не сказал. Но я поняла: что-то неладно.
— Как вам это удалось?
— Я знаю сына. Он был жутко возбужден. Оно охватывает его всегда, когда его посещает очередная великая идея.
Еще один псевдо-киднэппинг, чуть было не сказал я вслух, но вовремя удержался. Жизнь и без меня сильно потрепала ей нервы. Я не хотел ее слишком травмировать, я не хотел ее терять. Кроме того, опять возникла опасность ошибки — я мог говорить не о том человеке и не с той матерью.
Она тем временем достаточно совладала с нервами, чтобы спросить:
— Что все-таки случилось на озере Сэндхилл? Мой муж... отец Гарольда там бывало охотился.
— Там была стрельба. Перестрелка.
Она поднесла руку к горлу, словно желая задержать вопрос, но он все равно вырвался наружу:
— Гарольд тоже в кого-то стрелял?
— Да, похоже. Но прежде чем задавать новые вопросы, я бы хотел взглянуть на какую-нибудь его фотографию.
Она повеселела.
— Вы все-таки, значит, не уверены, что в этом замешан Гарольд?
— Не на сто процентов. У вас есть какая-нибудь недавняя его фотокарточка?
— Да, есть, сделанная пару лет назад. Она у меня в спальне.
Она вынесла ее так, словно это была бомба, которую надо обезвредить. Маленькая фотокарточка молодого человека, который заметно потерял в весе и приобрел в возрасте с тех пор, как снимался для ежегодника школы Ривер-Вэлли. Это, безусловно, был человек, которого я видел в ресторане Бланш, и, скорее всего, тот, кто подстерег Джека Леннокса в башне на озере Сэндхилл.
— Боюсь, это он. — Я положил карточку на соседний столик.
— В кого он стрелял?
— В Джека Леннокса.
Жизнь покинула ее лицо. Миссис Шерри упала в кресло и стала покачиваться из стороны в сторону, обхватив голову руками.
— Значит, — сказала она, — все начинается сначала.
— Я вас не понимаю.
— Неприятности с семьей Ленноксов. Все началось, когда Гарольд был еще мальчишкой. Он не был тем преступником, которым его выставили. Физически он был старше своих лет, это была его главная беда. Он хотел жениться на Лорел. Потому-то они и поехали в Лас-Вегас. Они думали найти там священника, который бы их обвенчал. Но у них кончились деньги, тогда Лорел пришла блестящая идея притвориться, будто ее похитили. Идея принадлежала Лорел, но отвечать пришлось Гарольду. Ее отец приехал в Лас-Вегас, отыскал их, страшно избил Гарольда и отправил его за решетку. Гарольду было лишь восемнадцать лет. Он так и не оправился от той травмы. Есть врачи, готовые показать это под присягой в суде. В моей семье и в семье его отца все окончили колледж, но Гарольд так и не окончил школу. Где сейчас Гарольд?
— Если бы я знал!
— Но вы сказали, его ранили.
— Он покинул озеро своим ходом. Джека Леннокса увезла скорая помощь.
— Мистер Леннокс ранен серьезно?
— Не знаю. Он ранен в голову. Мне показалось, что рана поверхностная, но я не врач.
— Лорел имеет к этому какое-то отношение?
— Боюсь, что да, миссис Шерри. Ее опять похитили. Ваш сын встретился на озере с ее отцом, чтобы получить от него выкуп. Сумма значительно возросла со времен Лас-Вегаса. На сей раз это сто тысяч долларов.
— Гарольд потребовал у Ленноксов эту сумму?
— Не только потребовал, но и получил. Их привез ему на озере Сэндхилл Джек Леннокс. Сегодня днем. Судя по всему, между вашим сыном и Джеком Ленноксом завязалась перестрелка.
Она помотала головой, словно стараясь отринуть услышанное.
— Жаль, что я вообще родила его, — Но когда она услышала самое себя, ее окатило ледяной волной одиночества. — Но его подставила Лорел. Поймите, тогда это была ее идея.
— Может быть. Но это случилось давно, а люди меняются. На этот раз похищение могло стать настоящим.
— Думаете, он похитил Лорел?
— Похоже. Он потребовал у ее отца выкуп.
— Так чего вы хотите? Вернуть деньги?
— Не деньги, а Лорел. Это главное. О деньгах никто особо не волнуется. Если вы могли бы передать это Гарольду, вы бы очень помогли делу.
— Я не знаю, как его найти. — Но она взглянула на меня, как секретный агент, готовый выгодно продать информацию.
— Вы говорили, он вам вчера звонил?
— Да, он хотел мою машину.
— Откуда он звонил?
— Он не сказал.
— Звонок был междугородный?
— Не знаю. Разговор длился с минуту. Когда я отказалась дать ему машину, он рассердился и швырнул трубку. — Ее лицо исказилось такой болью, словно трубка только что ударила ее по уху. — Но я рада, что не дала ему машину.
— Вы сказали, что сразу поняли: что-то неладно.
— Я ничего толком не поняла. Но он был возбужден. А я уже научилась с подозрением относиться к такому его состоянию. Мой сын слишком молод для своих лет и очень легко возбуждается.
— Гарольду лет тридцать, так?
Она взглянула на меня с таким удивлением, словно лет десять-пятнадцать его жизни прошли ею незамеченными. Ее губы слегка шевелились, пока она производила подсчеты:
— Ему тридцать три.
— Он не мальчик. На что же он живет?
— Во-первых, я ему помогаю. К тому же он работал. Его никак не назовешь лентяем.
— Где он работал?
— Недавно он служил помощником официанта и искал место получше.
— Где он сейчас живет, миссис Шерри?
— Не знаю. Где-то на побережье.
— Побережье у нас большое, — заметил я. — От Исла-Висты до Сан-Диего.
— Одно время он жил в Исла-Висте. Но потом вернулся в Лос-Анджелес. Я не знаю, где он живет сейчас, он не говорил. Когда ему от меня ничего не нужно, он обращается со мной так, словно я его заклятый враг.
— У него есть девушки?
— Да, он говорил об одной. Но я ее не знаю. По-моему, Гарольд стесняется ее.
— Почему вам так кажется?
— Он отказывается отвечать на вопросы о ней. Похоже, она замужем.
— Лорел тоже замужем. Гарольд виделся с Лорел?
— Да. Судя по всему, он встретил ее в Лос-Анджелесе и она пригласила его к себе в дом. Я предупреждала его, чтобы он с ней не связывался. Она всегда оказывала на него дурное влияние.
— Откуда вам известно, что она пригласила его к себе в дом?
— Он сам мне это сказал.
— Вчера?
— Неделю или две тому назад.
— Значит, вы все-таки поддерживаете с ним отношения?
— Он приезжает ко мне за деньгами. Но в последнее время я не могу много давать. Все то, что у меня есть, вложено в дело, но проценты невелики, и доход не тот, что прежде.
— Когда он упоминал Лорел, как он о ней говорил?
— С благодарностью, — в ее голосе звучало презрение. — Он был благодарен за то, что она пригласила его к себе на обед. Я сказала, что после того, что сделала с ним его семья, ему следовало бы иметь больше гордости. Я сказала Гарольду, что он унижает себя, принимая что-то от Лорел Леннокс.
— Как он на это отреагировал?
— Не знаю. Прямо он не сказал ничего. Но я почувствовала, что дала ему материал для размышлений.
Она сидела, молчала и явно пыталась осмыслить свою жизнь. Ее тело дергалось, словно от приступов боли. Мне показалось, что между ней и сыном существует осязаемая связь, нечто вроде пуповины, тянущейся из этой гостиной туда, где он оставил кровавые следы.
— Не знаю, что теперь будет, — наконец подала голос миссис Шерри.
— Я тоже. Остается надеяться, что самое худшее уже произошло.
— Я тоже. — Она увидела в моих словах оптимистический прогноз. — И я надеюсь, что он... что с Лорел не случилось ничего худого.
— Мне надо отыскать ее. Пока этого не произошло. Но где мне искать ее, миссис Шерри?
— Понятия не имею.
— Он не давал адреса или телефона?
— Давал, но он все время меняет место жительства. По-моему, он опять переехал на прошлой неделе.
— После того, как побывал на обеде в доме Лорел?
Она подумала над вопросом и ответила утвердительно.
— А какой его последний адрес?
— Он жил где-то в Лонг-Биче. Не знаю, где именно. По-моему, у него там была женщина.
— Почему вы так решили?
— В таких случаях он меняет отношение ко мне. Делается более независимым. Но это обычно скоро кончается.
— Он когда-нибудь говорил вам об этой женщине?
— Нет.
— Куда он может обратиться со своим ранением?
— Понятия не имею.
— У него есть свой доктор?
— Был. Я просила его присылать счета мне. Он брал вполне умеренные деньги. Доктор Лоренс Брокау. — Она встала, приняв вдруг решение. — Сейчас погляжу, где у меня его адрес.
Вскоре миссис Шерри вернулась с голубым листком бумаги с неровными краями — на нем она записала адрес доктора Брокау в Лонг-Биче.
Почерк у нее был мелкий и изящный. Она нервно смотрела на меня, когда я читал адрес.
— Вы не расскажете доктору Брокау обо всем этом?
— О чем?
— О киднэппинге. О фальшивом киднэппинге. В конце концов это была идея Лорел. Зачем обливать грязью имя моего сына еще раз?
Она попыталась улыбнуться, но была так напряжена, что из улыбки ничего не вышло. Я сложил листок и сунул в карман.
— Совершено преступление, возможно, тяжкое. Похищена молодая женщина, ваш сын получил за нее выкуп. Он ранен. А вас пугает дурная слава.
— Меня пугает и многое другое. Но я знаю, что может натворить дурная слава с юношей и его близкими. Я уже испытала это однажды. Гарольд с тех пор стал совсем другим человеком. Да и я тоже.
— Что случилось с отцом Гарольда?
— Он работал инженером в компании «Леннокс ойл». Естественно, после тех событий он потерял работу и с трудом нашел другую. Теперь Роджер живет где-то в Техасе, на побережье. С другой женщиной, — горько добавила она.
— Вы в разводе?
— Да, я развелась с Роджером. Он возненавидел своего собственного сына. — Она некоторое время молчала и затем сказала: — Роджер сейчас уже совсем старик. Он гораздо старше меня, а я ведь не девочка.
— Все мы стареем. Когда я вчера увидел Гарольда в Пасифик-Пойнте, он был со стариком в твидовом костюме. Старик был почти совсем лыс. Было такое впечатление, что когда-то он сильно обгорел. На лице и голове у него были следы ожогов.
— У него, наверное, был жуткий вид, — сказала миссис Шерри с гримасой.
— Да в общем-то нет. Это был старик, который видел и лучшие дни, но они прошли. Вы когда-нибудь встречали такого человека?
— Нет.
— Вы не могли бы предположить, кто это такой?
— Понятия не имею. По крайней мере, это не отец Гарольда, если вы к этому клоните. Роджер — крупный мужчина, у него пышные волосы и никаких ожогов. Кроме того, он ни за что на свете не появился бы на людях в обществе Гарольда.
Прежде чем распрощаться, я попросил у нее фотографию Гарольда. Я думал, она мне откажет. Но похоже, она сознавала, что Гарольда надо непременно разыскать, и я тот самый человек, кто в состоянии это сделать.
Глава 25
Когда я проезжал мимо озера Сэндхилл уже в обратном направлении, вокруг него кишели люди в синей форме. Было такое впечатление, что Ассоциация содействия службе шерифа устроила свой ежегодный пикник. Я проехал мимо. Если бы я остановился, мне бы пришлось рассказать им о Гарольде Шерри.
Я отправился прямехонько на Сихорс-лейн и застал Элизабет в явно пустом доме. Она приветствовала меня довольно прохладно и молча провела в переднюю гостиную. Большие окна, выходящие на океан, были теперь сильно перепачканы нефтью. Сквозь них я увидел, что отлив превратил берег в нечто темное и поблескивающее, словно накрыл его гигантской черной клеенкой.
— Где вы были? — в ее интонациях чуть заметный упрек.
— В Эль-Ранчо.
— Вы выбрали не самое удачное время для визита.
— Тем не менее поездка оказалась полезной, хотя и не в том смысле, в каком я предполагал. Где ваша мать?
— У себя. Она в плохой форме.
— Из-за Джека?
— Это, конечно, было для нее ударом. А теперь пропал Тони Лашман. Я думаю, уж не замешан ли он в похищении Лорел. Мама, по-видимому, опасается того же.
— Как же он исчез?
— Наверное, ушел пешком, по берегу. У него нет машины.
— Где остальные?
— Мой муж отвез Мариан в больницу к Джеку.
— Как ваш брат?
— Рана не смертельная, вот и все, что мне известно. — Она пристально и холодно посмотрела на меня. — Я что-то никак не возьму в толк, чем занимались вы, когда Джек был ранен.
Теперь в ее голосе уже безошибочно звучала злость. Она была направлена против мира вообще и против меня как его представителя. Перемена, которая произошла в ней, возможно, отражала перемены в семье. Один из них был похищен, другой ранен, и все они чувствовали себя на осадном положении.
— Я видел все, что произошло на озере, но с далекого расстояния. — Я описал все подробно. — Я сам видел, как был ранен ваш брат, но у меня есть серьезные основания подозревать в стрелявшем этого человека. — Я извлек фото Гарольда из внутреннего кармана пиджака. — Вы не узнаете его?
Она поднесла карточку к одному из замазанных нефтью окон и сказала:
— Это же Гарольд Шерри, так?
— Да.
— Я так и думала.
— Он был у нас в Бельэре и нес какую-то чушь.
— Когда это было?
— На прошлой неделе.
— Что именно он сказал?
— Мне бы не хотелось вам этого повторять.
— Мне бы не хотелось быть в этом доме...
Уже сказав это, я понял, до чего сердит на нее. Невероятно сердит в глубине души. Накануне ночью между нами возникла близость, причем не столько в физическом, сколько в каком-то ином смысле. Но утро и день развели нас далеко друг от друга, и мы явно винили друг друга за эту возникшую дистанцию.
— Вас здесь никто не держит, — сказала она.
— Я не совсем удачно выразился.
— Зато я говорю именно то, что думаю.
Я сел, не спуская с нее глаз.
— Мы оба в чудовищном напряжении. Мы оба хотим вернуть Лорел. Это главное. Разве я не прав?
Элизабет глубоко вздохнула:
— Вы правы. Но где она?
— Я уверен, что это знает Гарольд.
— Тогда где Гарольд?
— В этом-то и вопрос. Но то, что он вам сказал, могло бы помочь нам понять это.
Она глядела на фотографию так, словно это было зеркало, в котором она обнаружила, что потеряла былую красоту.
— Имел ли Гарольд обыкновение бывать в вашем доме?
— Ни в коем случае! Я не видела его много лет. Я и не узнала его, пока он не назвался. С тех пор он явно похорошел. И вес же внутренне он совсем не изменился.
Я отправился прямехонько на Сихорс-лейн и застал Элизабет в явно пустом доме. Она приветствовала меня довольно прохладно и молча провела в переднюю гостиную. Большие окна, выходящие на океан, были теперь сильно перепачканы нефтью. Сквозь них я увидел, что отлив превратил берег в нечто темное и поблескивающее, словно накрыл его гигантской черной клеенкой.
— Где вы были? — в ее интонациях чуть заметный упрек.
— В Эль-Ранчо.
— Вы выбрали не самое удачное время для визита.
— Тем не менее поездка оказалась полезной, хотя и не в том смысле, в каком я предполагал. Где ваша мать?
— У себя. Она в плохой форме.
— Из-за Джека?
— Это, конечно, было для нее ударом. А теперь пропал Тони Лашман. Я думаю, уж не замешан ли он в похищении Лорел. Мама, по-видимому, опасается того же.
— Как же он исчез?
— Наверное, ушел пешком, по берегу. У него нет машины.
— Где остальные?
— Мой муж отвез Мариан в больницу к Джеку.
— Как ваш брат?
— Рана не смертельная, вот и все, что мне известно. — Она пристально и холодно посмотрела на меня. — Я что-то никак не возьму в толк, чем занимались вы, когда Джек был ранен.
Теперь в ее голосе уже безошибочно звучала злость. Она была направлена против мира вообще и против меня как его представителя. Перемена, которая произошла в ней, возможно, отражала перемены в семье. Один из них был похищен, другой ранен, и все они чувствовали себя на осадном положении.
— Я видел все, что произошло на озере, но с далекого расстояния. — Я описал все подробно. — Я сам видел, как был ранен ваш брат, но у меня есть серьезные основания подозревать в стрелявшем этого человека. — Я извлек фото Гарольда из внутреннего кармана пиджака. — Вы не узнаете его?
Она поднесла карточку к одному из замазанных нефтью окон и сказала:
— Это же Гарольд Шерри, так?
— Да.
— Я так и думала.
— Он был у нас в Бельэре и нес какую-то чушь.
— Когда это было?
— На прошлой неделе.
— Что именно он сказал?
— Мне бы не хотелось вам этого повторять.
— Мне бы не хотелось быть в этом доме...
Уже сказав это, я понял, до чего сердит на нее. Невероятно сердит в глубине души. Накануне ночью между нами возникла близость, причем не столько в физическом, сколько в каком-то ином смысле. Но утро и день развели нас далеко друг от друга, и мы явно винили друг друга за эту возникшую дистанцию.
— Вас здесь никто не держит, — сказала она.
— Я не совсем удачно выразился.
— Зато я говорю именно то, что думаю.
Я сел, не спуская с нее глаз.
— Мы оба в чудовищном напряжении. Мы оба хотим вернуть Лорел. Это главное. Разве я не прав?
Элизабет глубоко вздохнула:
— Вы правы. Но где она?
— Я уверен, что это знает Гарольд.
— Тогда где Гарольд?
— В этом-то и вопрос. Но то, что он вам сказал, могло бы помочь нам понять это.
Она глядела на фотографию так, словно это было зеркало, в котором она обнаружила, что потеряла былую красоту.
— Имел ли Гарольд обыкновение бывать в вашем доме?
— Ни в коем случае! Я не видела его много лет. Я и не узнала его, пока он не назвался. С тех пор он явно похорошел. И вес же внутренне он совсем не изменился.