Страница:
Итак, доктор оставляет Малкольма на ее попечение, и, что бы кто ни говорил, Джейми будет с ним до тех пор, пока не исчезнет нужда в ее помощи.
Когда доктор вышел, Джейми наполнила водой деревянную кружку и поставила у постели. Лицо Малкольма посерело; он дрожал, на лбу выступили капли холодного пота. Скатываясь, они исчезали в спутанных каштановых волосах. Искусанные губы потрескались и запеклись кровью. Чтобы напоить Малкольма, нужно было приподнять ему голову: но его шею свело судорогой, и Джейми поняла, что, пожалуй, ей не справиться в одиночку.
Она оглянулась, размышляя, кого бы позвать, но, стоило ей отвернуться, как позади послышался глухой стук. Джейми взглянула и обнаружила опрокинутую кружку на полу возле себя.
Малкольм не шевелился и не открывал глаз. Мысленно отругав себя за неуклюжесть – зачем поставила кружку слишком близко к краю? – Джейми подняла ее и вновь наполнила водой. Если бы удалось хоть чуть-чуть приподнять Малкольму голову – тогда можно было бы его напоить. Сейчас Джейми просто боялась лить питье ему в рот, опасаясь, что он захлебнется.
Вдруг Малкольм дернул раненой рукой, и кружка снова полетела на пол. На этот раз Джейми заметила это движение. Она всмотрелась в его безжизненное лицо, затем положила руку Малкольму на лоб – он по-прежнему горел в лихорадке. Ему необходимо выпить хотя бы несколько глотков! Потом Джейми протрет его тело влажной тряпкой, чтобы хоть немного охладить.
Джейми молча подняла кружку и снова пошла к сосуду с водой. «Это просто судороги, – говорила она себе, – вполне естественные для лихорадки».
Теперь Джейми поступила умнее: она подвинула к кровати трехногий стул и поставила кружку на него. Обернулась к больному – и тихо чертыхнулась: голова Малкольма соскользнула с подушки. Джейми приподняла ее и поднесла к губам Малкольма ложечку воды. Однако губы больного были плотно сжаты, и ни строгим приказанием, ни уговорами, ни тем более силой Джейми не могла их разжать.
– Ну, давай, Малкольм! – строго приказала она, осторожно надавливая ему на щеки. – Открывай пасть, ты, мартышка-переросток!
Наконец, поняв всю тщетность своих усилий, Джейми бросила ложку и, окунув пальцы в кружку, провела по его губам мокрыми пальцами и тут же отдернула руку, осознав интимность этого движения. Джейми поспешно выпрямилась, вдруг остро ощутив, как они близки друг другу. Светлое шерстяное одеяло соскользнуло, обнажив мощную, покрытую синяками грудь Малкольма. Джейми мысленно назвала себя дурой. Только не хватало сейчас задумываться о его наготе – или, того хуже, вспоминать о давно забытых любовных мечтах!
Нет уж, теперь она не та наивная девчонка. Она не перепутает жалость к раненому с любовью.
Джейми покачала головой и закрыла глаза. Прошлое ушло безвозвратно, и воспоминания приносят только боль. Теперь Малкольм принадлежит другой женщине. Он потерян навсегда.
Джейми заставила себя открыть глаза. Все это – пустые мысли. Малкольм тяжко болен, и она должна помочь ему выжить – это единственное, что сейчас имеет значение. При чем тут ее собственные чувства и страдания? Джейми снова взялась за кружку. Все силы ума и души должна она использовать, чтобы помочь Малкольму выиграть эту битву за жизнь.
Глава 11
Глава 12
Когда доктор вышел, Джейми наполнила водой деревянную кружку и поставила у постели. Лицо Малкольма посерело; он дрожал, на лбу выступили капли холодного пота. Скатываясь, они исчезали в спутанных каштановых волосах. Искусанные губы потрескались и запеклись кровью. Чтобы напоить Малкольма, нужно было приподнять ему голову: но его шею свело судорогой, и Джейми поняла, что, пожалуй, ей не справиться в одиночку.
Она оглянулась, размышляя, кого бы позвать, но, стоило ей отвернуться, как позади послышался глухой стук. Джейми взглянула и обнаружила опрокинутую кружку на полу возле себя.
Малкольм не шевелился и не открывал глаз. Мысленно отругав себя за неуклюжесть – зачем поставила кружку слишком близко к краю? – Джейми подняла ее и вновь наполнила водой. Если бы удалось хоть чуть-чуть приподнять Малкольму голову – тогда можно было бы его напоить. Сейчас Джейми просто боялась лить питье ему в рот, опасаясь, что он захлебнется.
Вдруг Малкольм дернул раненой рукой, и кружка снова полетела на пол. На этот раз Джейми заметила это движение. Она всмотрелась в его безжизненное лицо, затем положила руку Малкольму на лоб – он по-прежнему горел в лихорадке. Ему необходимо выпить хотя бы несколько глотков! Потом Джейми протрет его тело влажной тряпкой, чтобы хоть немного охладить.
Джейми молча подняла кружку и снова пошла к сосуду с водой. «Это просто судороги, – говорила она себе, – вполне естественные для лихорадки».
Теперь Джейми поступила умнее: она подвинула к кровати трехногий стул и поставила кружку на него. Обернулась к больному – и тихо чертыхнулась: голова Малкольма соскользнула с подушки. Джейми приподняла ее и поднесла к губам Малкольма ложечку воды. Однако губы больного были плотно сжаты, и ни строгим приказанием, ни уговорами, ни тем более силой Джейми не могла их разжать.
– Ну, давай, Малкольм! – строго приказала она, осторожно надавливая ему на щеки. – Открывай пасть, ты, мартышка-переросток!
Наконец, поняв всю тщетность своих усилий, Джейми бросила ложку и, окунув пальцы в кружку, провела по его губам мокрыми пальцами и тут же отдернула руку, осознав интимность этого движения. Джейми поспешно выпрямилась, вдруг остро ощутив, как они близки друг другу. Светлое шерстяное одеяло соскользнуло, обнажив мощную, покрытую синяками грудь Малкольма. Джейми мысленно назвала себя дурой. Только не хватало сейчас задумываться о его наготе – или, того хуже, вспоминать о давно забытых любовных мечтах!
Нет уж, теперь она не та наивная девчонка. Она не перепутает жалость к раненому с любовью.
Джейми покачала головой и закрыла глаза. Прошлое ушло безвозвратно, и воспоминания приносят только боль. Теперь Малкольм принадлежит другой женщине. Он потерян навсегда.
Джейми заставила себя открыть глаза. Все это – пустые мысли. Малкольм тяжко болен, и она должна помочь ему выжить – это единственное, что сейчас имеет значение. При чем тут ее собственные чувства и страдания? Джейми снова взялась за кружку. Все силы ума и души должна она использовать, чтобы помочь Малкольму выиграть эту битву за жизнь.
Глава 11
Утренний ветерок принес в спальню свежий запах роз.
В первых бледных лучах рассвета усталые глаза Малкольма различили кресло у кровати, а на кресле – неясную фигуру, завернутую в одеяло. Осторожно, чтобы не потревожить раненую ногу, поворачиваясь на бок, Малкольм видел, как и Джейми тоже ворочается в кресле, скованная беспокойной дремотой.
Малкольм не мог не заметить, что Джейми стала необыкновенной красавицей. Он всегда знал, что так и будет. По ее плечам мягкими волнами спускались распущенные черные волосы. Высокий лоб, скульптурно очерченный нос, аристократические скулы, полные чувственные губы – все это вместе сделало бы честь мадонне с полотна какого-нибудь итальянского мастера. Те же черты, что много лет назад, когда Джейми была еще девчонкой-непоседой – но сейчас девушку окутывала мягкая аура женственности, не чувствовать которой Малкольм не мог. Такой он ее еще не видел. Если не считать ее странного появления на свадьбе, длившегося всего несколько минут, он вообще не видел ее взрослой.
Навсегда запомнился Малкольму день отъезда Джейми во Францию. Она разыскала его в замке и, оставшись с ним наедине, робко попросила поцеловать ее на прощание. Малкольм помнил, как наклонился и нежно поцеловал ее в лоб. На личике девушки отразилось явное разочарование, и Малкольм поспешил заверить ее, что в следующую их встречу она станет совсем взрослой – вот тогда-то, добавил с улыбкой, он и поцелует ее как следует! Однако Джейми не утешилась этим обещанием: она хотела поцелуя сейчас, немедленно! Малкольм невольно бросил взгляд на пухлые губы спящей девушки. Да, она очень выросла…
«Должно быть, я свихнулся», – сказал себе Малкольм, осторожно сгибая и разгибая руку. Он смутно помнил, что и ночью, в полусне, поворачиваясь на правый бок, неизменно видел у своей постели кресло и белую фигуру. Похоже, Джейми провела здесь всю ночь.
Жар спал, и впервые за много дней голова у Малкольма была ясной. Не без труда сдвинув легкое одеяло, он высунул ногу и с облегчением вздохнул, почувствовав на коже веяние ветерка. Джейми снова заворочалась в кресле. Как же неудобно ей здесь спать! Или, может быть… новая мысль поразила Малкольма… может быть, ей одиноко? Из разговоров он понял, что ее любовник уехал, и уехал не на один день. Быть может, ей плохо спится, если рядом не храпит английский боров?
Вдалеке послышался крик петуха. Представив себе Джейми, лежащей в постели Эдварда, Малкольм пришел в ярость: недолго думая, он толкнул кресло ногой, и Джейми упала.
По счастью, подушка и одеяло предохранили ее от удара головой о каменный пол. Выпутавшись из своего кокона, Джейми приподнялась на локтях и ошарашенно осмотрелась вокруг. Уже утро. И вторую ночь она провела в кресле рядом с Малкольмом. Джейми откинула одеяло и села. Должно быть, во сне она умудрилась раскачать кресло, вот и поплатилась. Потирая затылок, Джейми поднялась на ноги и поставила кресло на место. Сейчас ей предстоит по-воровски прокрадываться к себе в спальню… и объясняться с Мэри. Вчера утром она услышала от кузины немало горьких слов. О том, что скажет ей Мэри теперь, Джейми даже думать боялась.
– Больно?
– Пустяки, – Джейми снова потрогала шишку. – Скоро пройдет.
– Жаль.
Словно очнувшись ото сна, Джейми расширенными глазами уставилась на Малкольма.
– Ты очнулся! – прошептала она.
– Увы, да. – Малкольм перекатился на спину и прижал руку к голове, но тут же отдернул, сообразив, что повторяет движение Джейми.
Джейми подбежала к кровати и взглянула ему в лицо. Он выглядел гораздо лучше, чем прошлой ночью: глаза прояснились, отеки исчезли. Правда, бледность и черные круги под глазами красноречиво говорили, что Малкольм еще далек от выздоровления. Джейми хотела пощупать ему лоб, но Малкольм грубо оттолкнул ее руку.
– Убирайся прочь, мерзавка, пока я тебя не придушил!
– Попробуй, – спокойно ответила Джейми. Придержав его обессиленную руку, она все-таки коснулась его лба. – Жара нет, но слабость еще осталась.
Откинув одеяло, Джейми осмотрела раны и удовлетворенно кивнула. Большая рана на груди не кровоточила уже почти сутки; беспокойство внушала лишь глубокая царапина на бедре, и ее следовало промыть. Джейми потянулась за чистой тряпкой.
– Где же твои английские хозяева? – язвительно спросил Малкольм, следя глазами за ее стройной фигурой. Однако, стоило Джейми обернуться, он немедленно отвел взгляд. – Или они настолько тупы, что не приставили ко мне охрану?
Джейми села рядом и разложила на кровати свои медикаменты.
– Много дней ты и пальцем пошевелить не мог, – ответила она. – Им не приходилось бояться, что ты сбежишь.
Бинты и мази полетели на пол.
– Ах ты, шотландская свинья! – вскричала Джейми. – И подумать только, что я всю ночь…
Малкольм сдернул одеяло и попытался сесть. Однако это движение оказалось не по силам для его истощенного ранами тела. Малкольм не смог даже приподняться: мгновенно закружилась голова, и сотни острых иголочек как будто вонзились в плечо. Он бессильно упал на подушку, чувствуя, что сейчас потеряет сознание.
– Упрямый дурень! – сокрушалась Джейми, поправляя на нем одеяло. – У меня из-за тебя и так достаточно хлопот! Не хватает еще, чтобы ты свалился на пол!
– Мне не нужна ничья помощь, – проворчал Малкольм. – Тем более – твоя!
Обняв его за плечи, Джейми помогла ему лечь поудобнее. Малкольм слышал шелест шелка и чувствовал свежесть ее кожи; нежный лавандовый запах духов тревожил его. Он поспешно отдернул голову и отвернулся.
– Сам подумай, Малкольм, – мягко заметила Джейми, не обращая внимания на его мрачность, – зачем тебе вставать? Куда ты сейчас пойдешь? Ты и на ногах-то не удержишься!
– Не смей читать мне нотации, ведьма! – прохрипел Малкольм, сжимая кулаки. – Думаешь, я не понимаю, что за игру ты ведешь? Ты хочешь, чтобы я выжил, ради своего любовника-англичанина! Мы оба знаем, что за мой труп он большого выкупа не получит!
– Если тебе нравится так думать, пожалуйста, – спокойно ответила Джейми. «Пусть считает меня подлой предательницей – так будет лучше для всех», – со вздохом подумала она. – Но под моим надзором тебе становится лучше – и не все ли равно, зачем я это делаю?
– Зачем ты это делаешь, догадаться нетрудно! Твои мотивы прямы и открыты, как дорога в ад!
– Только в твоем воспаленном воображении! – не выдержала Джейми. – В самом деле, только слепой мог бы не заметить всего, что я сделала для тебя! Почему я не оставила тебя гнить в тюрьме? Почему не отвернулась и не пошла прочь? Ты бы умер как собака – и видит бог, только об этом я и мечтала со дня нашей последней встречи!
Малкольм приподнялся, чтобы ответить, но Джейми резким движением уложила его на место. Она избегала встречаться с ним взглядом, чтобы не вызвать новых болезненных воспоминаний. Память о пережитой боли и унижении, казалось, навсегда похороненная на дне души, проснулась и властно заявила о себе. А Джейми-то была просто уверена, что уже исцелилась от сердечной раны!
«Черт бы его побрал!» – думала Джейми. Она согласна лечить его, но оскорблять себя не позволит! Глубоко вздохнув, чтобы справиться с собой, она снова занялась его ранами.
– Посмотри, что ты наделал, осел упрямый! – Она указала на тоненькую, прерывистую струйку крови на одеяле – это вновь открылась рана на груди. – Малкольм хотел ответить, но Джейми прикрыла ему рот рукой. – Помолчи, Малкольм Маклеод, пока я не вставила тебе кляп. У меня нет настроения слушать твою брань.
Джейми медленно отняла руку. К ее удивлению, Малкольм молчал и в темных глазах его, обращенных к ней, застыло какое-то странное выражение… Джейми отвернулась, вдруг смутившись.
– Надо сменить тебе повязку, – быстро произнесла она.
– Где врач? – коротко спросил Малкольм. – Тот валлиец, что меня заштопал?
– Три дня назад уехал в Кембридж, – ответила Джейми, расстилая чистую ткань. – Мастер Грейвс полагает, что раны лучше заживают, если не бинтовать их слишком туго.
Малкольм попытался отодвинуться.
– Буду очень благодарна, если ты прекратишь со мной бороться.
– А что, у Грейвса нет помощника? – поинтересовался Малкольм, позволяя ей развязать старый бинт.
«Похоже, вежливое обращение действует лучше!» – с улыбкой подумала Джейми.
– Есть один, по имени Дейви, но он уехал вместе с доктором.
– И это было три дня назад? – Малкольм устало откинул голову. – Значит, я проспал трое суток?
– Проспал? Скажи лучше, провалялся без сознания! – ответила Джейми, упрямо не поднимая глаз. – И был беспомощен, словно новорожденный младенец!
– И ты все время сидела здесь, со мной?
В его голосе послышалась нотка нежности. Джейми, Замерев, взглянула на него. Словно пойманный за каким-то постыдным занятием, Малкольм нахмурился и поспешно отвел взгляд. Наступило молчание, но, похоже, ненадолго. Малкольм ждал только повода, чтобы нарушить вооруженное перемирие.
– Думаешь, у меня других дел нет, только сидеть с тобой? – снова заговорила Джейми. – Я заглянула сюда всего раз или два.
– Почему же я не видел здесь никого, кроме тебя? Ты спала здесь, в кресле.
– Тебе померещилось в бреду, – пробормотала Джейми, залившись краской.
Долгое-долгое мгновение Малкольм не сводил с нее глаз.
– Врешь, милая, и на редкость неумело.
– Да ты и сейчас бредишь!
– Не могу взять в толк, – продолжал он, словно не слыша ее слов, – зачем ты так надрываешься? Хочешь, чтобы твой любовник получил выкуп – понимаю; но стоит ли дежурить у моей постели и не спать ночами только для того, чтобы сделать ему приятное?
Джейми молча промывала рану. Из-под бинтов еще сочилась кровь, но в общем Малкольм быстро выздоравливал. Даже слишком быстро.
– На свете есть и иные способы ублажить мужчину – много более приятные для того, кто провел несколько месяцев вдали от возлюбленной… – Малкольм коснулся ее руки. От него не ускользнуло, как вздрогнула Джейми. – Впрочем, ты теперь, думаю, прекрасно в этом разбираешься.
Джейми сильно нажала на рану и отдернула руку, увидев, как исказилось лицо Малкольма.
– Стерва! – прорычал он, кривясь от боли.
Джейми сладко улыбнулась в ответ и продолжила свою работу. Малкольм мрачно молчал, но Джейми чувствовала приближение нового грозового взрыва и с нетерпением ждала прихода Кадди. Вчера на рассвете Мэри послала Кадди за своей безрассудной кузиной, и Джейми уговорила свою старую служанку подменять ее у постели больного днем.
В первую ночь после отъезда мастера Грейвса Джейми твердо решила и близко не подходить к Малкольму. Всю ночь она ворочалась в постели, не в силах сомкнуть глаз, и несколько раз за ночь, накинув халат, выходила из спальни и заглядывала в комнату больного. В конце концов она поняла, что легче будет просто ночевать рядом с ним.
– Если пообещаешь лежать спокойно, я, пожалуй, не стану перебинтовывать тебе бедро, – предложила она.
Малкольм что-то проворчал в ответ. Джейми вскинула глаза – и краска залила ее щеки, хотя лицо шотландца оставалось мрачно-спокойным. Нет, ей вовсе не хотелось бы менять Малкольму эту повязку! Тем более – под проницательным взглядом, ловящим каждое ее движение. Нервы ее были натянуты, и, когда он заговорил, она едва не подпрыгнула от неожиданности.
– Я уверен, под этими тряпками нет ничего такого, чего бы тебе не случалось видеть раньше.
– Хорошего же ты обо мне мнения! – фыркнула Джейми, краснея до корней волос.
Осторожный стук в дверь заставил ее вскочить на ноги. «Войдите!» – тихо произнесла Джейми, и в комнату проскользнула горничная. Заметив, что пленник пришел в сознание, Кадди нерешительно покосилась на госпожу.
– Оставляю тебя на попечение Кадди. Надеюсь, что ты отнесешься к ней с уважением – слышишь?
В уголках его глаз заиграла улыбка.
– И твои английские псы не боятся оставлять меня на попечение слабой женщины?
– Входные двери хорошо охраняются, – скорчив гримасу, ответила Джейми. – И не сомневайся, любой стражник будет только рад закончить дело, так удачно начатое лордом Эдвардом на французском корабле.
Джейми подоткнула одеяло, укутав Малкольма, как ребенка.
– Лежи спокойно и пей лекарства. Успеешь нам показать свое упрямство, когда выздоровеешь.
В первых бледных лучах рассвета усталые глаза Малкольма различили кресло у кровати, а на кресле – неясную фигуру, завернутую в одеяло. Осторожно, чтобы не потревожить раненую ногу, поворачиваясь на бок, Малкольм видел, как и Джейми тоже ворочается в кресле, скованная беспокойной дремотой.
Малкольм не мог не заметить, что Джейми стала необыкновенной красавицей. Он всегда знал, что так и будет. По ее плечам мягкими волнами спускались распущенные черные волосы. Высокий лоб, скульптурно очерченный нос, аристократические скулы, полные чувственные губы – все это вместе сделало бы честь мадонне с полотна какого-нибудь итальянского мастера. Те же черты, что много лет назад, когда Джейми была еще девчонкой-непоседой – но сейчас девушку окутывала мягкая аура женственности, не чувствовать которой Малкольм не мог. Такой он ее еще не видел. Если не считать ее странного появления на свадьбе, длившегося всего несколько минут, он вообще не видел ее взрослой.
Навсегда запомнился Малкольму день отъезда Джейми во Францию. Она разыскала его в замке и, оставшись с ним наедине, робко попросила поцеловать ее на прощание. Малкольм помнил, как наклонился и нежно поцеловал ее в лоб. На личике девушки отразилось явное разочарование, и Малкольм поспешил заверить ее, что в следующую их встречу она станет совсем взрослой – вот тогда-то, добавил с улыбкой, он и поцелует ее как следует! Однако Джейми не утешилась этим обещанием: она хотела поцелуя сейчас, немедленно! Малкольм невольно бросил взгляд на пухлые губы спящей девушки. Да, она очень выросла…
«Должно быть, я свихнулся», – сказал себе Малкольм, осторожно сгибая и разгибая руку. Он смутно помнил, что и ночью, в полусне, поворачиваясь на правый бок, неизменно видел у своей постели кресло и белую фигуру. Похоже, Джейми провела здесь всю ночь.
Жар спал, и впервые за много дней голова у Малкольма была ясной. Не без труда сдвинув легкое одеяло, он высунул ногу и с облегчением вздохнул, почувствовав на коже веяние ветерка. Джейми снова заворочалась в кресле. Как же неудобно ей здесь спать! Или, может быть… новая мысль поразила Малкольма… может быть, ей одиноко? Из разговоров он понял, что ее любовник уехал, и уехал не на один день. Быть может, ей плохо спится, если рядом не храпит английский боров?
Вдалеке послышался крик петуха. Представив себе Джейми, лежащей в постели Эдварда, Малкольм пришел в ярость: недолго думая, он толкнул кресло ногой, и Джейми упала.
По счастью, подушка и одеяло предохранили ее от удара головой о каменный пол. Выпутавшись из своего кокона, Джейми приподнялась на локтях и ошарашенно осмотрелась вокруг. Уже утро. И вторую ночь она провела в кресле рядом с Малкольмом. Джейми откинула одеяло и села. Должно быть, во сне она умудрилась раскачать кресло, вот и поплатилась. Потирая затылок, Джейми поднялась на ноги и поставила кресло на место. Сейчас ей предстоит по-воровски прокрадываться к себе в спальню… и объясняться с Мэри. Вчера утром она услышала от кузины немало горьких слов. О том, что скажет ей Мэри теперь, Джейми даже думать боялась.
– Больно?
– Пустяки, – Джейми снова потрогала шишку. – Скоро пройдет.
– Жаль.
Словно очнувшись ото сна, Джейми расширенными глазами уставилась на Малкольма.
– Ты очнулся! – прошептала она.
– Увы, да. – Малкольм перекатился на спину и прижал руку к голове, но тут же отдернул, сообразив, что повторяет движение Джейми.
Джейми подбежала к кровати и взглянула ему в лицо. Он выглядел гораздо лучше, чем прошлой ночью: глаза прояснились, отеки исчезли. Правда, бледность и черные круги под глазами красноречиво говорили, что Малкольм еще далек от выздоровления. Джейми хотела пощупать ему лоб, но Малкольм грубо оттолкнул ее руку.
– Убирайся прочь, мерзавка, пока я тебя не придушил!
– Попробуй, – спокойно ответила Джейми. Придержав его обессиленную руку, она все-таки коснулась его лба. – Жара нет, но слабость еще осталась.
Откинув одеяло, Джейми осмотрела раны и удовлетворенно кивнула. Большая рана на груди не кровоточила уже почти сутки; беспокойство внушала лишь глубокая царапина на бедре, и ее следовало промыть. Джейми потянулась за чистой тряпкой.
– Где же твои английские хозяева? – язвительно спросил Малкольм, следя глазами за ее стройной фигурой. Однако, стоило Джейми обернуться, он немедленно отвел взгляд. – Или они настолько тупы, что не приставили ко мне охрану?
Джейми села рядом и разложила на кровати свои медикаменты.
– Много дней ты и пальцем пошевелить не мог, – ответила она. – Им не приходилось бояться, что ты сбежишь.
Бинты и мази полетели на пол.
– Ах ты, шотландская свинья! – вскричала Джейми. – И подумать только, что я всю ночь…
Малкольм сдернул одеяло и попытался сесть. Однако это движение оказалось не по силам для его истощенного ранами тела. Малкольм не смог даже приподняться: мгновенно закружилась голова, и сотни острых иголочек как будто вонзились в плечо. Он бессильно упал на подушку, чувствуя, что сейчас потеряет сознание.
– Упрямый дурень! – сокрушалась Джейми, поправляя на нем одеяло. – У меня из-за тебя и так достаточно хлопот! Не хватает еще, чтобы ты свалился на пол!
– Мне не нужна ничья помощь, – проворчал Малкольм. – Тем более – твоя!
Обняв его за плечи, Джейми помогла ему лечь поудобнее. Малкольм слышал шелест шелка и чувствовал свежесть ее кожи; нежный лавандовый запах духов тревожил его. Он поспешно отдернул голову и отвернулся.
– Сам подумай, Малкольм, – мягко заметила Джейми, не обращая внимания на его мрачность, – зачем тебе вставать? Куда ты сейчас пойдешь? Ты и на ногах-то не удержишься!
– Не смей читать мне нотации, ведьма! – прохрипел Малкольм, сжимая кулаки. – Думаешь, я не понимаю, что за игру ты ведешь? Ты хочешь, чтобы я выжил, ради своего любовника-англичанина! Мы оба знаем, что за мой труп он большого выкупа не получит!
– Если тебе нравится так думать, пожалуйста, – спокойно ответила Джейми. «Пусть считает меня подлой предательницей – так будет лучше для всех», – со вздохом подумала она. – Но под моим надзором тебе становится лучше – и не все ли равно, зачем я это делаю?
– Зачем ты это делаешь, догадаться нетрудно! Твои мотивы прямы и открыты, как дорога в ад!
– Только в твоем воспаленном воображении! – не выдержала Джейми. – В самом деле, только слепой мог бы не заметить всего, что я сделала для тебя! Почему я не оставила тебя гнить в тюрьме? Почему не отвернулась и не пошла прочь? Ты бы умер как собака – и видит бог, только об этом я и мечтала со дня нашей последней встречи!
Малкольм приподнялся, чтобы ответить, но Джейми резким движением уложила его на место. Она избегала встречаться с ним взглядом, чтобы не вызвать новых болезненных воспоминаний. Память о пережитой боли и унижении, казалось, навсегда похороненная на дне души, проснулась и властно заявила о себе. А Джейми-то была просто уверена, что уже исцелилась от сердечной раны!
«Черт бы его побрал!» – думала Джейми. Она согласна лечить его, но оскорблять себя не позволит! Глубоко вздохнув, чтобы справиться с собой, она снова занялась его ранами.
– Посмотри, что ты наделал, осел упрямый! – Она указала на тоненькую, прерывистую струйку крови на одеяле – это вновь открылась рана на груди. – Малкольм хотел ответить, но Джейми прикрыла ему рот рукой. – Помолчи, Малкольм Маклеод, пока я не вставила тебе кляп. У меня нет настроения слушать твою брань.
Джейми медленно отняла руку. К ее удивлению, Малкольм молчал и в темных глазах его, обращенных к ней, застыло какое-то странное выражение… Джейми отвернулась, вдруг смутившись.
– Надо сменить тебе повязку, – быстро произнесла она.
– Где врач? – коротко спросил Малкольм. – Тот валлиец, что меня заштопал?
– Три дня назад уехал в Кембридж, – ответила Джейми, расстилая чистую ткань. – Мастер Грейвс полагает, что раны лучше заживают, если не бинтовать их слишком туго.
Малкольм попытался отодвинуться.
– Буду очень благодарна, если ты прекратишь со мной бороться.
– А что, у Грейвса нет помощника? – поинтересовался Малкольм, позволяя ей развязать старый бинт.
«Похоже, вежливое обращение действует лучше!» – с улыбкой подумала Джейми.
– Есть один, по имени Дейви, но он уехал вместе с доктором.
– И это было три дня назад? – Малкольм устало откинул голову. – Значит, я проспал трое суток?
– Проспал? Скажи лучше, провалялся без сознания! – ответила Джейми, упрямо не поднимая глаз. – И был беспомощен, словно новорожденный младенец!
– И ты все время сидела здесь, со мной?
В его голосе послышалась нотка нежности. Джейми, Замерев, взглянула на него. Словно пойманный за каким-то постыдным занятием, Малкольм нахмурился и поспешно отвел взгляд. Наступило молчание, но, похоже, ненадолго. Малкольм ждал только повода, чтобы нарушить вооруженное перемирие.
– Думаешь, у меня других дел нет, только сидеть с тобой? – снова заговорила Джейми. – Я заглянула сюда всего раз или два.
– Почему же я не видел здесь никого, кроме тебя? Ты спала здесь, в кресле.
– Тебе померещилось в бреду, – пробормотала Джейми, залившись краской.
Долгое-долгое мгновение Малкольм не сводил с нее глаз.
– Врешь, милая, и на редкость неумело.
– Да ты и сейчас бредишь!
– Не могу взять в толк, – продолжал он, словно не слыша ее слов, – зачем ты так надрываешься? Хочешь, чтобы твой любовник получил выкуп – понимаю; но стоит ли дежурить у моей постели и не спать ночами только для того, чтобы сделать ему приятное?
Джейми молча промывала рану. Из-под бинтов еще сочилась кровь, но в общем Малкольм быстро выздоравливал. Даже слишком быстро.
– На свете есть и иные способы ублажить мужчину – много более приятные для того, кто провел несколько месяцев вдали от возлюбленной… – Малкольм коснулся ее руки. От него не ускользнуло, как вздрогнула Джейми. – Впрочем, ты теперь, думаю, прекрасно в этом разбираешься.
Джейми сильно нажала на рану и отдернула руку, увидев, как исказилось лицо Малкольма.
– Стерва! – прорычал он, кривясь от боли.
Джейми сладко улыбнулась в ответ и продолжила свою работу. Малкольм мрачно молчал, но Джейми чувствовала приближение нового грозового взрыва и с нетерпением ждала прихода Кадди. Вчера на рассвете Мэри послала Кадди за своей безрассудной кузиной, и Джейми уговорила свою старую служанку подменять ее у постели больного днем.
В первую ночь после отъезда мастера Грейвса Джейми твердо решила и близко не подходить к Малкольму. Всю ночь она ворочалась в постели, не в силах сомкнуть глаз, и несколько раз за ночь, накинув халат, выходила из спальни и заглядывала в комнату больного. В конце концов она поняла, что легче будет просто ночевать рядом с ним.
– Если пообещаешь лежать спокойно, я, пожалуй, не стану перебинтовывать тебе бедро, – предложила она.
Малкольм что-то проворчал в ответ. Джейми вскинула глаза – и краска залила ее щеки, хотя лицо шотландца оставалось мрачно-спокойным. Нет, ей вовсе не хотелось бы менять Малкольму эту повязку! Тем более – под проницательным взглядом, ловящим каждое ее движение. Нервы ее были натянуты, и, когда он заговорил, она едва не подпрыгнула от неожиданности.
– Я уверен, под этими тряпками нет ничего такого, чего бы тебе не случалось видеть раньше.
– Хорошего же ты обо мне мнения! – фыркнула Джейми, краснея до корней волос.
Осторожный стук в дверь заставил ее вскочить на ноги. «Войдите!» – тихо произнесла Джейми, и в комнату проскользнула горничная. Заметив, что пленник пришел в сознание, Кадди нерешительно покосилась на госпожу.
– Оставляю тебя на попечение Кадди. Надеюсь, что ты отнесешься к ней с уважением – слышишь?
В уголках его глаз заиграла улыбка.
– И твои английские псы не боятся оставлять меня на попечение слабой женщины?
– Входные двери хорошо охраняются, – скорчив гримасу, ответила Джейми. – И не сомневайся, любой стражник будет только рад закончить дело, так удачно начатое лордом Эдвардом на французском корабле.
Джейми подоткнула одеяло, укутав Малкольма, как ребенка.
– Лежи спокойно и пей лекарства. Успеешь нам показать свое упрямство, когда выздоровеешь.
Глава 12
Бархатное платье соскользнуло с плеч, обнажив пухлую грудь. Рыцарь опустился на колени, прижался губами к одному соску, затем к другому.
Женщина зарылась пальцами в его волосы и застонала тихим, полным желания горловым стоном.
– Возьми меня! – потребовала она. – Скорее!
– Сумасшедшая!
Глядя на ее губы, распухшие от страстных поцелуев, он понимал, что не сможет остановиться.
– Разве ты не слышишь, как трубят рога? Королевская охота близко…
– Хватит болтовни! – хрипло приказала женщина, вцепившись в его кружевной воротник. – Я слишком долго ждала…
Напряженное воплощение его мужества выскользнуло из плена покровов, и женщина задрожала от нетерпения, ощутив рукой его мощь. Снова послышались звуки рога, теперь уже совсем рядом: охотники гнали зверя на расстоянии полета стрелы от дворца.
Кэтрин выпрямилась: глаза ее пылали огнем страсти.
– Иди же ко мне! – воскликнула она и, сорвав чепчик, тряхнула головой, так что роскошные волосы ее рассыпались по плечам.
Сильным движением рыцарь повернул ее спиной к себе и опрокинул поперек кровати. Смеясь, Катрин пыталась повернуться к нему лицом, но он удержал ее. Торопливо задрав пышную юбку женщины, он обнажил стройные, словно выточенные из слоновой кости, ноги и круглые белоснежные ягодицы.
Кэтрин была уже готова – как обычно. Рыцарь чувствовал, как охватывает его грубое первобытное желание, гонящее прочь все посторонние мысли, все тревоги и опасения. Он вошел в нее одним мощным движением, и хриплый стон наслаждения, вырвавшийся из ее уст, стал ему наградой.
Рыцарь лежал недвижно, ожидая, пока сама Кэтрин задвигается под ним, все глубже принимая его в себя. Зарывшись руками в ее золотистые волосы, он повернул ее лицо к себе – и увидел затуманенные страстью глаза и приоткрытые пухлые губы, сквозь которые виднелся розовый язычок.
Медленно, томительно медленно рыцарь подался назад. Затем снова вошел в нее. И снова вышел… и так еще и еще раз, все быстрее и быстрее. Кэтрин стонала все громче, но рыцарь ее уже не слышал. Он не помнил и не замечал ничего, кроме пульсации ритма и нарастания бешеного, ослепляющего наслаждения. Наконец тело его выгнулось в последней чувственной судороге – и он изверг семя в трепещущее лоно красавицы.
Прошло несколько минут, прежде чем рыцарь встал и привел в порядок свою одежду. Кэтрин, перекатившись на спину, положила руку на грудь и чувственным движением ласкала собственные соски. На прекрасном лице ее застыла странная полуулыбка, в которой рыцарю чудилась насмешка. Эту улыбку он видел на лице Кэтрин Говард уже много раз…
За окном послышалось ржание лошадей и людские голоса.
– Король едет, – произнес рыцарь, кивнув в сторону окна. – Вставай и прими приличный вид, сладкая моя распутница.
– Неужели я выгляжу неприлично? – игриво спросила Кэтрин, очерчивая пальцем кружок возбужденного соска.
– Для меня – вполне прилично. Но если хочешь стать королевой, тебе лучше соблюдать осторожность. – С этими словами рыцарь направился к дверям.
– Не беспокойся, я сумею сладить со старым ворчуном. – Кэтрин поднялась и начала застегивать платье. Взявшись за ручку толстой дубовой двери, рыцарь в последний раз оглянулся на любовницу – на лице ее играла все та же загадочная усмешка.
– И вот что, Эдвард: постарайся завтра пораньше вернуться с охоты.
Ты ему неверна и сама знаешь это.
Джейми закатила глаза и беспомощно развела руками:
– Кому неверна, Мэри?
– Джейми Макферсон, перестань притворяться, ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Об Эдварде.
Джейми громко и не вполне естественно расхохоталась. Но Мэри не поддержала ее веселья: она молчала, и на лице ее было написано жестокое осуждение. «Похоже, – подумала Джейми, – на этот раз обернуть дело в шутку не удастся».
– Хорошо, не будешь ли ты так добра объяснить, какой мой поступок является, по твоему мнению, проявлением неверности?
– Пожалуйста! Где ты провела последние две ночи? Молчишь? Хорошо, я скажу: ты спала, – это слово Мэри произнесла со священным ужасом в голосе, – в комнате того человека! А в самую первую ночь после отъезда Эдварда чуть не каждый час бегала к нему! Как ты думаешь, что скажет Эдвард – и вся семья, – когда узнают, что эта недотрога Джейми, которая боится на минуточку остаться наедине с женихом, днюет и ночует в комнате у постороннего мужчины? А о чувствах Эдварда ты подумала? Он без ума от тебя, он страдает в разлуке, а ты… ты…
Джейми сжала голову ладонями, глядя на кузину, словно на сумасшедшую. Боже правый, неужели мало всех вытерпленных неудобств, мало три ночи не смыкать глаз! Теперь приходится еще выслушивать эти смехотворные обвинения!
– О господи… – простонала она. – Мэри… ты ведь шутишь, правда?
– Нет, Джейми, я говорю совершенно серьезно, – мрачно, словно на похоронах, ответствовала Мэри. – Ты поступаешь недостойно, не так, как подобает невесте благородного рыцаря. И поскольку я оказалась единственной свидетельницей твоего поведения, мне не остается ничего другого, как…
– Как что, Мэри? – с вызовом в голосе спросила Джейми. – Бежать к Эдварду и жаловаться ему на мое, как ты говоришь, недостойное поведение?
Мэри смущенно опустила глаза.
– Джейми, ты не понимаешь, что такое Говарды. В нашей семье такие проступки…
Джейми сжала кулаки. Ярость охватила ее при этих словах.
– Проступки? Забота об умирающем – это, по-твоему, «проступок»? Помочь ближнему в несчастье – по-твоему, «недостойно»? И невесте благородного рыцаря не подобает иметь сердце и сострадать человеку в беде? Если ты так думаешь, Мэри Говард, то знай: более жестокой и ограниченной женщины я в жизни не встречала!
– Но, Джейми…
– Подумать только: больше года я считала тебя лучшей подругой, почти сестрой! Я доверяла тебе свои тайны! – сетовала Джейми. – Как я могла так ошибиться? Если ты и вправду думаешь то, что говоришь, Мэри Говард, я не хочу больше тебя видеть! Иди, доноси Эдварду! Расскажи ему, как тяжко я согрешила против вашего благородного семейства!
Мэри бросилась к подруге.
– Джейми, Джейми, я совсем не это хотела сказать!
Джейми повернулась к подруге спиной. Голова ее раскалывалась, глаза горели от непролитых слез.
– Довольно, Мэри. Больше нам говорить не о чем.
– Но, Джейми, я вовсе не хотела на тебя доносить. Ты, Джейми, иногда становишься как сумасшедшая, ей-богу! Совсем не думаешь о своем будущем. – Мэри смахнула слезы и положила Джейми руку на плечо, заставляя кузину повернуться к ней лицом. – Хорошо, меня ты не слушаешь; тогда подумай сама, чем может обернуться твоя… твоя холодность к Эдварду.
– Мои отношения с Эдвардом – это мое личное дело, – отрезала Джейми, потирая виски. – И мое будущее – тоже. Я не позволю ни тебе, ни кому-то другому насильно толкать меня в объятия Эдварда. Мне неважно, что думают другие; я знаю, что я – честная женщина и не сделала ничего дурного, и это – главное.
– Я тоже знаю, что ты честная и добрая, – с несчастным видом подтвердила Мэри. – Пожалуйста, прости меня!
Дуться дальше не имело смысла. Джейми не раз видела кузину «в праведном гневе» и знала, что эти вспышки проходят, не оставляя по себе ни малейшего следа. Бояться, что Мэри выполнит свою угрозу, не приходилось; однако ее смехотворные обвинения почему-то больно задели Джейми. Может быть, именно потому, что на самом деле были близки к истине? Нет, не стоит об этом думать.
Джейми повернулась к подруге, и девушки обнялись.
– Мэри, я не хочу больше слышать разговоров об этом. Поняла?
Мэри со вздохом кивнула. Джейми внимательно взглянула ей в глаза.
– Ты рассердилась из-за того, что я ухаживаю за шотландцем, правильно?
Мэри снова кивнула.
– Я знаю, что ты родилась и всю жизнь провела в семье Говард. Но, Мэри, постарайся понять, что в жизни есть вещи поважнее семейных традиций и сословных предрассудков, Я ухаживаю за больным, потому что это – мой долг, и не вижу, какое это имеет отношение к Эдварду. Если бы заболел охотничий пес или сокол…
– Ах, Джейми, я совсем запуталась! – Мэри со вздохом побрела к окну. – Ты знаешь, я полюбила тебя, как сестру. Кэтрин уехала ко двору, и теперь только ты спасаешь меня от одиночества. Но мне становится страшно, когда я вижу, как ты нарушаешь все правила.
– Мэри, какие «правила» ты ставишь выше христианского долга? Разве наш добрый герцог запрещает домашним заботиться о ближних?
– Нет, конечно, нет! Но ты все делаешь не так, как принято. А семья Говард, ты же знаешь, очень привержена старым обычаям.
– И, разумеется, эти обычаи всегда хороши, а герцог всегда прав! – с горечью заметила Джейми.
Мэри кивнула с самым серьезным видом…
– Разумеется. Его светлость хочет нам всем только добра и всегда знает, как лучше. Мы должны быть благодарны за его заботу.
– О, Мэри! – простонала Джейми. При одной мысли о подобной слепой вере она почувствовала приступ дурноты.
– Посмотри, что наша семья сделала для Кэтрин! – порозовев от волнения, продолжала Мэри. – Она не старше нас с тобой – и благодаря герцогу выходит замуж за самого короля!
Джейми промолчала. Не объяснять же в самом деле глупышке Мэри, что участи жены Генриха Восьмого едва ли можно позавидовать!
– А теперь взгляни на меня! – с пафосом продолжала Мэри. – Как меня растили! Как воспитывали! Я получила такое образование, каким могут похвастаться не многие женщины в Англии! Я наслаждаюсь такими благами жизни, какие и не снились другим девушкам! А когда придет время, я выйду замуж за знатного лорда! И все потому, что я из семьи Говард!
Джейми прикусила язык, чтобы не рассмеяться. Кому, как не ей, знать, что образование Мэри оставляет желать лучшего, и это еще мягко сказано! Девушка не говорила ни на одном языке, кроме родного, не имела понятия о риторике и логике, а ее познания в истории ограничивались семейными преданиями.
Женщина зарылась пальцами в его волосы и застонала тихим, полным желания горловым стоном.
– Возьми меня! – потребовала она. – Скорее!
– Сумасшедшая!
Глядя на ее губы, распухшие от страстных поцелуев, он понимал, что не сможет остановиться.
– Разве ты не слышишь, как трубят рога? Королевская охота близко…
– Хватит болтовни! – хрипло приказала женщина, вцепившись в его кружевной воротник. – Я слишком долго ждала…
Напряженное воплощение его мужества выскользнуло из плена покровов, и женщина задрожала от нетерпения, ощутив рукой его мощь. Снова послышались звуки рога, теперь уже совсем рядом: охотники гнали зверя на расстоянии полета стрелы от дворца.
Кэтрин выпрямилась: глаза ее пылали огнем страсти.
– Иди же ко мне! – воскликнула она и, сорвав чепчик, тряхнула головой, так что роскошные волосы ее рассыпались по плечам.
Сильным движением рыцарь повернул ее спиной к себе и опрокинул поперек кровати. Смеясь, Катрин пыталась повернуться к нему лицом, но он удержал ее. Торопливо задрав пышную юбку женщины, он обнажил стройные, словно выточенные из слоновой кости, ноги и круглые белоснежные ягодицы.
Кэтрин была уже готова – как обычно. Рыцарь чувствовал, как охватывает его грубое первобытное желание, гонящее прочь все посторонние мысли, все тревоги и опасения. Он вошел в нее одним мощным движением, и хриплый стон наслаждения, вырвавшийся из ее уст, стал ему наградой.
Рыцарь лежал недвижно, ожидая, пока сама Кэтрин задвигается под ним, все глубже принимая его в себя. Зарывшись руками в ее золотистые волосы, он повернул ее лицо к себе – и увидел затуманенные страстью глаза и приоткрытые пухлые губы, сквозь которые виднелся розовый язычок.
Медленно, томительно медленно рыцарь подался назад. Затем снова вошел в нее. И снова вышел… и так еще и еще раз, все быстрее и быстрее. Кэтрин стонала все громче, но рыцарь ее уже не слышал. Он не помнил и не замечал ничего, кроме пульсации ритма и нарастания бешеного, ослепляющего наслаждения. Наконец тело его выгнулось в последней чувственной судороге – и он изверг семя в трепещущее лоно красавицы.
Прошло несколько минут, прежде чем рыцарь встал и привел в порядок свою одежду. Кэтрин, перекатившись на спину, положила руку на грудь и чувственным движением ласкала собственные соски. На прекрасном лице ее застыла странная полуулыбка, в которой рыцарю чудилась насмешка. Эту улыбку он видел на лице Кэтрин Говард уже много раз…
За окном послышалось ржание лошадей и людские голоса.
– Король едет, – произнес рыцарь, кивнув в сторону окна. – Вставай и прими приличный вид, сладкая моя распутница.
– Неужели я выгляжу неприлично? – игриво спросила Кэтрин, очерчивая пальцем кружок возбужденного соска.
– Для меня – вполне прилично. Но если хочешь стать королевой, тебе лучше соблюдать осторожность. – С этими словами рыцарь направился к дверям.
– Не беспокойся, я сумею сладить со старым ворчуном. – Кэтрин поднялась и начала застегивать платье. Взявшись за ручку толстой дубовой двери, рыцарь в последний раз оглянулся на любовницу – на лице ее играла все та же загадочная усмешка.
– И вот что, Эдвард: постарайся завтра пораньше вернуться с охоты.
Ты ему неверна и сама знаешь это.
Джейми закатила глаза и беспомощно развела руками:
– Кому неверна, Мэри?
– Джейми Макферсон, перестань притворяться, ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Об Эдварде.
Джейми громко и не вполне естественно расхохоталась. Но Мэри не поддержала ее веселья: она молчала, и на лице ее было написано жестокое осуждение. «Похоже, – подумала Джейми, – на этот раз обернуть дело в шутку не удастся».
– Хорошо, не будешь ли ты так добра объяснить, какой мой поступок является, по твоему мнению, проявлением неверности?
– Пожалуйста! Где ты провела последние две ночи? Молчишь? Хорошо, я скажу: ты спала, – это слово Мэри произнесла со священным ужасом в голосе, – в комнате того человека! А в самую первую ночь после отъезда Эдварда чуть не каждый час бегала к нему! Как ты думаешь, что скажет Эдвард – и вся семья, – когда узнают, что эта недотрога Джейми, которая боится на минуточку остаться наедине с женихом, днюет и ночует в комнате у постороннего мужчины? А о чувствах Эдварда ты подумала? Он без ума от тебя, он страдает в разлуке, а ты… ты…
Джейми сжала голову ладонями, глядя на кузину, словно на сумасшедшую. Боже правый, неужели мало всех вытерпленных неудобств, мало три ночи не смыкать глаз! Теперь приходится еще выслушивать эти смехотворные обвинения!
– О господи… – простонала она. – Мэри… ты ведь шутишь, правда?
– Нет, Джейми, я говорю совершенно серьезно, – мрачно, словно на похоронах, ответствовала Мэри. – Ты поступаешь недостойно, не так, как подобает невесте благородного рыцаря. И поскольку я оказалась единственной свидетельницей твоего поведения, мне не остается ничего другого, как…
– Как что, Мэри? – с вызовом в голосе спросила Джейми. – Бежать к Эдварду и жаловаться ему на мое, как ты говоришь, недостойное поведение?
Мэри смущенно опустила глаза.
– Джейми, ты не понимаешь, что такое Говарды. В нашей семье такие проступки…
Джейми сжала кулаки. Ярость охватила ее при этих словах.
– Проступки? Забота об умирающем – это, по-твоему, «проступок»? Помочь ближнему в несчастье – по-твоему, «недостойно»? И невесте благородного рыцаря не подобает иметь сердце и сострадать человеку в беде? Если ты так думаешь, Мэри Говард, то знай: более жестокой и ограниченной женщины я в жизни не встречала!
– Но, Джейми…
– Подумать только: больше года я считала тебя лучшей подругой, почти сестрой! Я доверяла тебе свои тайны! – сетовала Джейми. – Как я могла так ошибиться? Если ты и вправду думаешь то, что говоришь, Мэри Говард, я не хочу больше тебя видеть! Иди, доноси Эдварду! Расскажи ему, как тяжко я согрешила против вашего благородного семейства!
Мэри бросилась к подруге.
– Джейми, Джейми, я совсем не это хотела сказать!
Джейми повернулась к подруге спиной. Голова ее раскалывалась, глаза горели от непролитых слез.
– Довольно, Мэри. Больше нам говорить не о чем.
– Но, Джейми, я вовсе не хотела на тебя доносить. Ты, Джейми, иногда становишься как сумасшедшая, ей-богу! Совсем не думаешь о своем будущем. – Мэри смахнула слезы и положила Джейми руку на плечо, заставляя кузину повернуться к ней лицом. – Хорошо, меня ты не слушаешь; тогда подумай сама, чем может обернуться твоя… твоя холодность к Эдварду.
– Мои отношения с Эдвардом – это мое личное дело, – отрезала Джейми, потирая виски. – И мое будущее – тоже. Я не позволю ни тебе, ни кому-то другому насильно толкать меня в объятия Эдварда. Мне неважно, что думают другие; я знаю, что я – честная женщина и не сделала ничего дурного, и это – главное.
– Я тоже знаю, что ты честная и добрая, – с несчастным видом подтвердила Мэри. – Пожалуйста, прости меня!
Дуться дальше не имело смысла. Джейми не раз видела кузину «в праведном гневе» и знала, что эти вспышки проходят, не оставляя по себе ни малейшего следа. Бояться, что Мэри выполнит свою угрозу, не приходилось; однако ее смехотворные обвинения почему-то больно задели Джейми. Может быть, именно потому, что на самом деле были близки к истине? Нет, не стоит об этом думать.
Джейми повернулась к подруге, и девушки обнялись.
– Мэри, я не хочу больше слышать разговоров об этом. Поняла?
Мэри со вздохом кивнула. Джейми внимательно взглянула ей в глаза.
– Ты рассердилась из-за того, что я ухаживаю за шотландцем, правильно?
Мэри снова кивнула.
– Я знаю, что ты родилась и всю жизнь провела в семье Говард. Но, Мэри, постарайся понять, что в жизни есть вещи поважнее семейных традиций и сословных предрассудков, Я ухаживаю за больным, потому что это – мой долг, и не вижу, какое это имеет отношение к Эдварду. Если бы заболел охотничий пес или сокол…
– Ах, Джейми, я совсем запуталась! – Мэри со вздохом побрела к окну. – Ты знаешь, я полюбила тебя, как сестру. Кэтрин уехала ко двору, и теперь только ты спасаешь меня от одиночества. Но мне становится страшно, когда я вижу, как ты нарушаешь все правила.
– Мэри, какие «правила» ты ставишь выше христианского долга? Разве наш добрый герцог запрещает домашним заботиться о ближних?
– Нет, конечно, нет! Но ты все делаешь не так, как принято. А семья Говард, ты же знаешь, очень привержена старым обычаям.
– И, разумеется, эти обычаи всегда хороши, а герцог всегда прав! – с горечью заметила Джейми.
Мэри кивнула с самым серьезным видом…
– Разумеется. Его светлость хочет нам всем только добра и всегда знает, как лучше. Мы должны быть благодарны за его заботу.
– О, Мэри! – простонала Джейми. При одной мысли о подобной слепой вере она почувствовала приступ дурноты.
– Посмотри, что наша семья сделала для Кэтрин! – порозовев от волнения, продолжала Мэри. – Она не старше нас с тобой – и благодаря герцогу выходит замуж за самого короля!
Джейми промолчала. Не объяснять же в самом деле глупышке Мэри, что участи жены Генриха Восьмого едва ли можно позавидовать!
– А теперь взгляни на меня! – с пафосом продолжала Мэри. – Как меня растили! Как воспитывали! Я получила такое образование, каким могут похвастаться не многие женщины в Англии! Я наслаждаюсь такими благами жизни, какие и не снились другим девушкам! А когда придет время, я выйду замуж за знатного лорда! И все потому, что я из семьи Говард!
Джейми прикусила язык, чтобы не рассмеяться. Кому, как не ей, знать, что образование Мэри оставляет желать лучшего, и это еще мягко сказано! Девушка не говорила ни на одном языке, кроме родного, не имела понятия о риторике и логике, а ее познания в истории ограничивались семейными преданиями.