Первым делом она увидела бутылку джина и бокалы, потом цветы и джентльмена.
   – Миссис Грин, вы чудо!
   С трудом оторвав взгляд от бутылки, Дженни посмотрела на молодого человека. Высокий, симпатичный, моложе тех, что посещали ее в последнее время, гораздо лучше одет. И при шпаге.
   – После спектакля пересохло в горле. – Она поднялась, чтобы взять бутылку. – Как вас зовут?
   – Николас Спенсер к вашим услугам, мэм.
   Она попыталась наполнить бокал. Но он поехал по столу.
   – Позвольте мне, миссис Грин.
   Николас забрал у нее бутылку и наполнил бокалы. Молодой человек ей понравился, и она была не прочь с ним переспать. Такое желание у нее давно уже не возникало.
   – Здесь слишком многолюдно, – проворковала она, беря у него бокал. – Позвольте, я допью, и поедем ко мне. Это рядом.
   – Может, вы и мне позволите допить?
   Он переложил в сторону гору костюмов, что громоздились кучей на двух стульях, и подставил один из них к туалетному столику, чтобы она могла сесть. Хорошо сосредоточившись, Дженни с первой попытки благополучно попала на сиденье. Сделав еще один длинный глоток, она уставилась на его мускулистые ляжки, когда молодой человек присел рядом.
   – Вы любите театр, Николас?
   – Люблю, мэм. Правда, меня мало интересует всякая заумная чепуха.
   – И часто вы здесь бываете?
   – Всякий раз, когда позволяет время. – Он наклонился вперед, и, когда Дженни переместила взгляд на свой бокал, то обнаружила, что он снова наполнен. – Признаться, я предпочитаю пьесы, где главные роли исполняют мои любимые актрисы.
   – И много у вас любимых?
   – Осмелюсь признаться, мэм, я никого не ценю так высоко, как непревзойденную Дженни Грин.
   Глядя в полные восхищения голубые глаза молодого человека, она вспомнила мужчин, дожидавшихся ее после спектакля. Подарки, балы, обожание, зависть соперниц.
   – Когда вы впервые увидели меня на сцене? В «Друри-Лейн»? Или в «Хеймаркет»?
   – Откровенно говоря, мэм, прежде чем лицезреть вас на сцене, я увидел ваш портрет, – произнес молодой человек после затянувшейся паузы. – И замер от восторга.
   Горечь, смешанная с яростью, охватила Дженни. Он восхищался красотой, которой она обладала много лет назад.
   – А где, позвольте полюбопытствовать, вы видели этот портрет?
   – Впервые я его увидел, когда был мальчиком. В галерее на вилле в Хэмптоне. У друга моего отца, великого актера Дэвида Гаррика.
   – Дэвид! – Печаль пронзила ее сердце, и она откинулась на стуле. – Мой красивый, милый, неверный Дэвид.
   – Вы, насколько я понимаю, много лет вместе играли.
   – Что правда, то правда, – прошептала она. – Это он открыл меня, да будет вам известно. Он был в меня влюблен.
   – Ни один мужчина не мог избежать этой участи.
   – Да, это так.
   – Когда был написан портрет, миссис Грин?
   – Дэвид заказал мой портрет сразу после того, как я отдала своего ребенка. В благодарность за то, что я выполнила его желание.
   – Вы отдали ребенка Гаррика?
   – Нет! Нет! Нет! Я уже была беременна, когда впервые увидела Дэвида. Он играл Ричарда III в «Друри-Лейн». Мы полюбили друг друга с первого взгляда.
   – И он попросил вас избавиться от ребенка?
   – Нет, все было совсем не так!
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Дэвид старался сделать все как положено ради этого дурака Гилфорда и меня. Отцом ребенка был Гилфорд. Он тоже меня любил, но был женат. Он мне сказал, что обеспечит ребенка. Но, когда мы с Дэвидом полюбили друг друга, я порвала с Гилфордом всякие отношения и отказалась от его помощи. Я не хотела оставлять ребенка, но Дэвид уговорил меня отдать его отцу.
   – И вы отдали?
   – Разумеется.
   – А вам известно, что стало с ребенком? Дженни нахмурилась.
   – Не желаю о ней говорить. Спросите лучше обо мне и Дэвиде, о сцене, о театре. Обо всех радостях, что мы испытали вместе, пока он не обманул меня и не женился на этой стерве, венской шлюхе, этой танцовщице.
   – Всем хорошо известна эта история, Дженни. Но сомневаюсь, что многие знают что-либо об этой вашей таинственной дочери.
   – Никто ничего не знает. Да и кому она нужна? Вы единственный, кто заинтересовался ею. Не считая Хартфелта, или Хартингфорда. Хартингтона – вот кого. Вы его знаете? – спросила Дженни.
   – Хартингтона?
   – Да. Когда же это было? Он нанял ее, давно это было. Он приходил ко мне, сказал, что сходит по мне с ума. Кажется, мы с ним крутили роман, если мне память не изменяет. И вдруг выясняется, что моя Ребекка работает у него. Ладно, хватит о ней. Сейчас мы поедем ко мне и познакомимся, как полагается.
   Сэр Николас поднялся, и по выражению его лица Дженни осознала, что совершенно не интересует его.
   – В другой раз, миссис Грин, – сказал он весело. – Вас отвезут домой в моей карете. Вряд ли в столь поздний час удастся найти свободный фиакр.
   – В вашей карете? – фыркнула она. – Провалитесь вы со своей наглостью! Я не нуждаюсь в сочувствии какого-то там сосунка!
   – Сочувствие тут ни при чем. Я был бы польщен, если бы вы согласились воспользоваться моим экипажем. – Он помог ей подняться со стула. – Миссис Грин, вы самая красивая актриса, когда-либо жившая на земле.
   У нее пересохло в горле, и она очень устала. Николас вывел ее из театра и усадил в свой экипаж.
   – Вы жалеете о чем-нибудь, Дженни? – спросил он, прежде чем захлопнуть дверцу кареты. – Никогда не раскаивались в том, что отдали дочь?
   Дженни вспомнила, что дома ее ждет холодная постель. Но тут перед ее мысленным взором возникла толпа поклонников у ее ног. Восторженные возгласы.
   – Нет! – ответила стареющая актриса. – Только круглая дура может променять то, что у меня было, на ребенка.
 
   Небо за окном посветлело. Близился рассвет. Ребекка выскользнула из объятий Стенмора, и он шевельнулся. Полированный пол под ее босыми ногами был прохладным. Завернувшись в одеяло, Ребекка подошла к окну. Луна, отражавшаяся в озере, залила призрачно-белым светом дорогу, ведущую из имения в Сент-Олбанс. При мысли о том, что она скоро покинет эти дорогие ее сердцу края, что расстанется со Стенмором и Джейми, которых любила больше жизни, Ребекку охватило отчаяние.
   – Почему ты поднялась?
   – Не спится.
   Стенмор снял с ее плеч одеяло, и оно упало к их ногам.
   – Надо было меня разбудить.
   Всю ночь они занимались любовью, но не могли насытиться друг другом. Желание не угасало. Напротив. Разгоралось с новой силой.

Глава 29

   Две женщины тихо разговаривали у старинного склепа, В церкви, кроме них, никого не было.
   – Он держит всех в страхе. Домашние шарахаются от него. Это не гнев, не злость, скорее безумие. Он пьет днем и ночью, совершенно не спит. Сегодня утром он поколотил судомойку за то, что не смогла ответить, когда вернется леди Нисдейл. Затем приказал привести к нему в кабинет одну из моих горничных, Вай, молоденькое невинное создание. Пришлось спрятать ее в Роще, в хижине рабов, а ему сказать, что девушка ушла в Сент-Олбанс ухаживать за больной матерью. Надеюсь, он забудет о ней.
   – Сможешь продержаться до конца недели? – спросила Ребекка, не сводя глаз с лица подруги, все еще покрытого синяками.
   – Меня он пока не трогает, а я старюсь его не злить.
   – А что надсмотрщик? По-прежнему зверствует?
   – Узнав, что лорд Стенмор отдал приказ стрелять в него без предупреждения, негодяй струсил. По словам одной из служанок, он готов отплыть на Ямайку, если сквайр отпустит его и выплатит причитающееся ему жалованье. А как Изриел? – в свою очередь спросила Миллисент.
   Ребекка рассказала подруге, что у мальчика сломаны ребра, но состояние его улучшилось, и что Джейми дежурит у постели друга.
   – Ты не раздумала уезжать? Ребекка через силу улыбнулась.
   – Мы с тобой уезжаем в ближайшую пятницу. Я попросила одного из грумов в Солгрейве нанять карету.
   Встретимся рано утром в конце сада, у дороги, ведущей в Мелбери-Холл.
   Миллисент сжала руку Ребекки.
   – У меня есть немного денег и драгоценности. Вещей я взять не смогу. Но это меня не волнует. Главное – я обрету свободу.
 
   Адвокат с сомнением уставился на визитера.
   – А его сиятельству что-нибудь известно о ваших замыслах?
   – Не старайтесь меня разубедить, Берн, – предупредил Николас. – Это самый благородный поступок в моей жизни. Стенмор на моем месте поступил бы точно так же. Только никому ни слова. Подумайте о моей репутации!
   Берч стал мерить шагами комнату.
   – Не уверен, что его сиятельство обрадуется, узнав о вашем вмешательстве в его дела!
   – В том случае, если вы ему скажете, что это я собрал информацию о миссис Форд.
   – Мисс Невилл, – поправил его Берч. – Вчера я получил письмо, которое подтвердило то, что я выяснил ранее, – Он сделал паузу, буквально испепеляя Николаса гневным взглядом. – Ее зовут мисс Ребекка Невилл. Мужа у нее никогда не было, леди Элизабет она не знала, пока не встретилась с ней.
   – Остается невыясненным еще одно обстоятельство.
   – Что заставило мисс Невилл бежать десять лет назад из Англии и сменить имя.
   – Это вновь возвращает нас к ее юным годам в Англии и, вероятно, к ее работодателю.
   Берч перестал ходить по комнате.
   – Я не отрицаю важности того, что вы разузнали, сэр Николас. Но дело это весьма щепетильное.
   – Что вы имеете в виду?
   – Лорд Стенмор собирается жениться на мисс Невилл. – Адвокат бросил взгляд на лежавшее на столе письмо Стенмора. – Возможно, уже на этой неделе.
   – Именно такого поворота событий я и боялся. – Николас рухнул в кресло.
   – Бояться нечего. Миссис Форд, то есть мисс Невилл, – образец добропорядочности, само совершенство, репутация ее матери здесь ни при чем. Конечно, следует найти этого мистера Гилфорда, кем бы он ни был.
   Николас тихо присвистнул.
   – Значит, и вы оказались во власти ее чар. Вы и Стенмор – вы оба. И это еще не полный список. Дэниел, миссис Трент и даже этот старый ворчун Филипп. Похоже, все, с кем она встречается, становятся жертвами ее чар.
   – Слово «жертвами» в данном случае неуместно. Все дело в том, сэр Николас, что вас не тронула эта замечательная женщина. Более благородная и достойная, чем все дамы высшего общества.
   – С чего вы взяли, что она меня не тронула? – возмутился Николас. – Но меня обеспокоили слишком смелые намерения Стенмора. Ни я, ни вы не хотим, чтобы у него возникли неприятности.
   – Я точно этого не хочу. Николас порывисто поднялся.
   – Итак, решено. Приступаем к осуществлению моего плана.
   – С вашего разрешения, я хотел бы отправиться к Хартингтону один.
   – Ни за что, Берч. – Николас взял шляпу и перчатки. – Нравится вам или нет, но я не отступлюсь, пока мисс Невилл не поднимется на пьедестал святости или не будет проклята навеки.
   На лице Берча отразилось недовольство.
   – Я пошлю сэру Чарльзу Хартингтону свою визитную карточку и попрошу принять нас завтра же.
   – Не тревожьте сэра Чарльза. Пошлите вашу карточку леди Хартингтон.
   – Почему?
   – Потому что нынешнему баронету нет еще и двадцати.
   – Двадцати?
   – Его отец, тоже сэр Чарльз, был убит много лет назад. Информацию о мисс Невилл мы можем получить от вдовы сэра Чарльза.
 
   Они старались соблюдать осторожность. Стенмор приходил к ней в спальню поздно ночью, когда все домочадцы уже спали, а на рассвете оставлял, возвращаясь к себе в комнату, чтобы умыться, переодеться и встретиться с Джеймсом у конюшни для утренней верховой прогулки. И все же Ребекку не покидало чувство, что все догадываются об их отношениях со Стенмором и с любопытством смотрят на нее, когда, прежде чем спуститься вниз, она идет к Изриелу справиться о его здоровье.
   Войдя в столовую, Ребекка встретила Филиппа, который сообщил ей о предстоящем визите важного гостя, которого ждали в Солгрейве во второй половине недели.
   – В четверг к нам пожалует лорд Норт, премьер-министр!
   Ребекка изобразила радость, хотя надеялась провести время до отъезда с дорогими ее сердцу людьми.
   – Помнится, еще в колониях я читала о новом премьер-министре короля. Если не ошибаюсь, он вступил в должность в начале года?
   – Совершенно верно, мэм. Король благоволит лорду Норту. Они знакомы с детства. – Слуга принес Ребекке завтрак.
   Филипп дождался, когда слуга уйдет, и продолжил, понизив голос:
   – Сходство между королем и лордом Нортом так велико, что ходят слухи, будто они близкие родственники. Всем известно, что леди Люси Монтегю, мать нынешнего лорда Норта, была очень привлекательной женщиной и, как поговаривают, ею увлекся отец короля. Но я этим слухам не верю.
   Чтобы поддержать разговор, Ребекка спросила:
   – А отец лорда Норта жив?
   – Жив! – ответил управляющий. – Он уже в почтенном возрасте и большую часть времени проводит в Рокстон-Эбби близ Банбери. Именно оттуда и прибудет к нам премьер-министр. Он очень любит отца и не оставляет его своим вниманием.
   Появились Джейми и Стенмор. Джейми обратился к отцу:
   – Кто сообщит новость? Я или вы?
   – Сделай это ты, – сказал граф. Джейми повернулся к Ребекке:
   – В августе мы посетим Шотландию. Его сиятельство решил отправиться туда раньше, чем обычно, поскольку я уеду в Итон учиться.
   Ребекка улыбнулась Стенмору. Джейми понадобится внимание отца, когда ее не будет.
   – Разве это не потрясающие новости? – спросил мальчик. – Изриела мы тоже возьмем с собой.
   – Вы славно проведете время, – промолвила Ребекка.
   – Но ты тоже поедешь с нами! Его сиятельство полагает, что тебе нечего бояться леди Мэг, моей бабушки. Она полюбит тебя. Ты ведь поедешь с нами? Скажи, что поедешь!
   У Ребекки болезненно сжалось сердце. Все взгляды были устремлены на нее.
   – Мама?
   Джейми по-прежнему называл ее мамой. Глаза мальчика наполнились слезами.
   – Я должна обсудить это с его сиятельством. – Она повернулась к Стенмору: – Потом поговорим.
   Прежде чем отправиться с сэром Николасом в дом Хартингтонов, Берч навел кое-какие справки об этой семье.
   Со дня убийства сэра Чарльза Хартингтона в Воксхолл-Гарденз неизвестным злодеем прошло восемь лет, но леди Хартингтон до сих пор болезненно реагировала на любое упоминание о случившемся, поскольку ее муж вел распутный образ жизни и волочился за любой женщиной, независимо от возраста, статуса и семейного положения. По слухам, убийство главы семьи совершил один из мужей, лодочник, всадив сэру Чарльзу нож между ребер.
   Ситуация и не представлялась такой уж исключительной, тем не менее вполне объясняла желание почтенной женщины, какой, несомненно, была леди Хартингтон, избегать разговоров на эту тему.
   По прибытии в особняк Хартингтонов сэра Оливера и сэра Николаса проводили в приемную комнату хозяйки. Сэр Оливер с удивлением обнаружил, что женщина обладает достаточно приятной наружностью и выглядит моложе своих лет.
   – Как странно, что за эту неделю ко мне обращаются уже второй раз и задают одни и те же вопросы об одном и том же человеке.
   Берч переглянулся с сэром Николасом. Оба были ошеломлены.
   – Значит, кто-то еще приходил к вам наводить справки о мисс Ребекке Невилл? – спросил Берч.
   – Вот именно! Леди Луиза Нисдейл. Она побывала у меня в понедельник и утверждала, что является подругой бесследно исчезнувшей мисс Невилл. Надеялась, по ее собственному выражению, разузнать что-нибудь о своей пропавшей подруге.
   – Ах, леди Нисдейл. – Берч нахмурился, подумав, что Стенмор убьет Луизу. Но при виде ярости, промелькнувшей в глазах Николаса, не был уверен, кто сделает это первым. – А леди Нисдейл объяснила, почему обратилась именно к вам?
   – Она утверждала, будто является старой школьной подругой Ребекки и что на меня якобы сослалась их старая школьная наставница, – Женщина покраснела от негодования. – Но едва она обмолвилась об этом, как я тотчас догадалась, что дама лжет. Я давно знаю миссис Стокдейл. Более того, продолжаю с ней общаться, поскольку моя дочь Сара – ей сейчас шестнадцать – является воспитанницей ее замечательной школы. Миссис Стокдейл никому не сообщит сведения такого рода. Я ничего не сказала леди Нисдейл и отправила ее восвояси.
   Берч с трудом скрыл вздох облегчения. У него и без того хватало забот в последнее время. Недоставало только вмешательства в это дело Луизы.
   – Позволите ли мне напрямую спросить, как вы узнали, что я имею какое-то касательство к мисс Невилл?
   Берч не нашелся что ответить. Зато сэр Николас отреагировал мгновенно.
   – Ваше имя подсказала нам мать мисс Невилл. Она известная актриса. Ваш покойный супруг как-то посетил ее и обмолвился, что нанял Ребекку на работу.
   На лицо женщины набежала тень.
   – Простите, миледи, что ссылаемся на вашего покойного супруга, – мягко заметил Берч. – Но нам чрезвычайно важно знать, какого рода деятельностью и как долго занималась мисс Невилл, находясь у вас в услужении, а также обстоятельства, связанные с ее уходом.
   От внимания адвоката не ускользнуло, что костяшки пальцев сложенных на коленях рук леди Хартингтон побелели и она вновь залилась румянцем. Он знал, что, если бы их вопросы не имели отношения к графу Стенмору, члену палаты лордов, леди Хартингтон тут же выставила бы их вон.
   Леди подняла глаза.
   – Мисс Невилл прибыла к нам из школы для девочек миссис Стокдейл десять лет назад. Я наняла ее в качестве домашней учительницы для своих троих детей. В то время им было шесть, восемь и десять лет. Старший собирался на учебу в Итон. У Ребекки были прекрасные рекомендации от миссис Стокдейл.
   – Насколько мне известно, – вставил сэр Николас, – девушки, которые учатся в этом учебном заведении, не нуждаются в добывании хлеба насущного.
   – Вы правы, сэр, – мягко ответила леди Хартингтон. – Мне очень повезло с ней, но я была уверена, что она у нас надолго не задержится.
   Женщина замолчала. Берч заерзал в кресле. Он не мог оказывать на нее давление, но желание узнать все до конца сводило его с ума. Ему хотелось убедиться, что Ребекка ничем себя не запятнала. Доказать, что Стенмор поступает правильно, собираясь сделать ее своей женой.
   – Продолжайте! – нетерпеливо произнес сэр Николас.
   – Ребекка пробыла у нас месяц, – снова заговорила леди Хартингтон. – Должна признаться, лучшей учительницы у моих детей никогда не было.
   – Но через месяц она с вами рассталась, – произнес Николас.
   – Это так.
   – Почему?
   – Не знаю.
   – Просила ли она у вас перед уходом какие-либо рекомендации?
   – Нет.
   – Поставила ли вас в известность о своем уходе?
   – Нет.
   – Получила ли перед уходом жалованье?
   – Едва ли, – помолчав, прошептала леди Хартингтон.
   – Забрала ли свои вещи?
   – У Ребекки здесь почти не было вещей.
   – Но она забрала их?
   – Нет. – Леди Хартингтон побледнела.
   – Не хотите ли вы сказать, что Ребекка Невилл не ушла, а исчезла в один прекрасный день?
   Николас поднялся.
   – Послушайте, сэр Николас, – возмутился сэр Оливер, когда друг Стенмора приготовился к новой атаке.
   – Вы не подумали, мэм, что с девушкой стряслась беда? Ведь вы несли за нее ответственность!
   Леди Хартингтон отвернулась, продолжая хранить молчание.
   – Вы были дома, миледи, в тот день или в ту ночь, когда мисс Невилл ушла? – мягко поинтересовался Берч.
   Она покачала головой и поднялась.
   – А ваш супруг? – не унимался Берч.
   Леди Хартингтон устремилась к двери, а взявшись за ручку, произнесла:
   – Я сообщила вам все, что могла, джентльмены. А теперь прошу прощения. Мне нездоровится. Мой дворецкий проводит вас.
   Когда дверь за женщиной притворилась, мужчины переглянулись.
   – Мы не выяснили все до конца, – мрачно заметил Берч.
   – По крайней мере мы знаем, что в деле был замешан ее муж! – сердито бросил Николас. – Нет сомнений, что грязный подонок добрался до нее!
   – Или пытался добраться, сэр Николас. Не стоит делать скоропалительных выводов.
   – Ваша правда. Возможно, она сбежала, чтобы избавиться от его домогательств.
   – Леди Хартингтон чего-то недоговаривает, – заключил адвокат. – Еще одна встреча с ней – и я все выясню.
   В комнату вошел дворецкий, и Берч умолк.
   Едва они вышли из приемной, как Николас положил ладонь на мускулистую руку дворецкого.
   – Скажи-ка, братец, не ты ли участвовал на прошлой неделе в состязаниях в Уэдерби?
   – Да, сэр, я.
   – Благодаря тебе я выиграл кучу денег. Было на что посмотреть, должен признаться. У тебя сокрушительный удар правой.
   Пока они спускались с лестницы, адвокат не без удовольствия слушал, как мужчины обсуждают прошедшие на минувшей неделе бои и ставки в боксерских клубах, ожидаемые на этой неделе.
   . – А тот дворецкий, который работал перед вами...
   – Роберт, сэр.
   Адвокат прислушался. Втроем они стояли у открытой двери, выходившей на тихую улицу.
   – Правильно, Роберт. Не передашь ли ему от меня записку, Джордж?
   Человек с опаской огляделся. – Всенепременно, сэр.
   – На следующей неделе буду ставить только на тебя, Джордж.
   Когда они сели в экипаж, Николас сказал:
   – Мой новый приятель Джордж работает дворецким в доме Хартингтонов всего два года. Но его предшественник по имени Роберт служил там со времен падения Трои.
   – И, видимо, находился здесь во время пребывания в этом доме Ребекки.
   – Абсолютно точно. По словам Джорджа, Роберта уволили за пристрастие к азартным играм, когда он растратил господские деньги. Судя по всему, он до сих пор питает неприязнь к покойному сэру Чарльзу Хартингтону.
   Оливер потер руки.
   – Итак, когда отправимся к нему на встречу?
   – Роберт явится к вам в кабинет в «Миддл темпл» завтра вечером. Джордж полагает, что в семье Хартингтонов нет такого секрета, которым он не пожелал бы поделиться, разумеется, за вознаграждение.

Глава 30

   Приготовленный миссис Тримбл обед был превосходен, но Уильяму Каннингему кусок не лез в горло. Обсуждаемая за столом тема повергла его в ужас. Хотя они с преподобным Тримблом все еще не посещали Мелбери-Холл, приходской священник получал сообщения из различных источников о состоянии дел в соседнем имении. Информация не отличалась разнообразием, только и было разговоров, что о беспрецедентной жестокости и насилии сквайра.
   Директор школы возвращался домой, когда деревню объяла тьма.
   Внимание учителя привлек знакомый свист, донесшийся со стороны восточной стены школы. Он двинулся на звук. Его ждал Джона.
   – Как там у вас дела, мой друг? Как леди Уэнтуорт?
   Он увел Джону за здание школы, где их не могли обнаружить.
   – Леди Уэнтуорт просит вас завтра на рассвете приехать в Рощу и пригнать экипаж.
   – Кто-нибудь ранен? Мы можем отправиться немедленно.
   Джона покачал головой.
   – Сторож сквайра убьет вас, если вы появитесь сейчас. Она считает, что утром вы будете в безопасности.
   – Я должен кого-то забрать? Кого-нибудь из слуг?
   – Да, – подтвердил Джона. – Горничную Вай. Сквайр положил на нее глаз, и бедная девочка готова покончить с собой. Мы уже два дня как прячем ее в Роще. Мне пора, сэр.
   – Ладно, Джона. Спасибо, что пришел.
   – Так вы будете там на заре?
   – Обязательно, – ответил Каннингем.
   – Куда ты меня ведешь? – спросила Ребекка, следуя за Стенмором в крыло Солгрейва, где еще ни разу не была.
   – Не спрашивай, просто иди, и все, – ответил граф.
   Стенмор нес подсвечник с зажженными свечами.
   Ребекка огляделась, скользя взглядом по запертым дверям. В нос ударил затхлый запах давно не проветриваемых помещений. Перед двустворчатой дверью они остановились.
   – Куда мы пришли? – тихо спросила Ребекка.
   – Здесь комнаты, в которых жил мой отец. – Поколебавшись, граф распахнул дверь и вошел.
   – Почти восемь лет это была его тюрьма. Эта кровать служила ему местом преступления и наказания одновременно.
   Ребекке захотелось подойти к нему. Обнять. Сказать, как сильно она любит его.
   – Восемь лет отец пролежал в этой постели. Добровольно заточив себя в этой комнате. Терзаемый чувством вины, восемь лет пролежал он здесь и однажды покаялся мне в своих грехах.
   Ребекка хотела сказать, что все это уже знает, но Стенмору нужно было выговориться, и она промолчала.
   – Джеймс – не мой сын. Думаю, живя здесь, ты могла об этом догадаться, видя, как я отношусь к мальчику.
   Ей оставалось лишь кивнуть.
   – Отец рассказал мне, что сошелся с Элизабет вскоре после моего отъезда. Что она была несчастлива со мной в браке, что они увлеклись друг другом. Беременность Элизабет потрясла их обоих. Однако отец решил выдать будущего ребенка за моего, полагая, что разница в два месяца не имеет особого значения.
   Ребекка прошла в комнату и, прикрыв за собой дверь, прислонилась к ней спиной.
   – Он изолировал Элизабет от общества, сославшись на то, что у нее тяжело протекает беременность. Это дало им возможность и дальше заниматься любовью. В положенный срок, когда Элизабет должна была разрешиться от бремени, в том случае, если бы ребенок был мой, отец дал официальное объявление. Причем объявил о рождении мальчика.
   Граф нервно провел рукой по лицу.
   – Он собирался отдать младенца, если бы родилась девочка, а официально сообщить, что ребенок заболел и умер.
   Элизабет ни в чем ему не перечила. До того дня, когда родился Джеймс. Когда она узнала, что из-за деформированной руки отец хочет отдать ребенка, она воспротивилась его планам, впервые в жизни проявив мужество. Видимо, в ней пробудился материнский инстинкт.