— Да, — сказал Вудворд.
Пейн задержался.
— Не думаете же вы, — обратился он к Мэтью, — что кто-то, помимо заключенной, мог убить преподобного Гроува и Дэниела Ховарта? Если думаете, то остерегитесь, потому что ведьма наводит порчу на ваш разум прямо в эту минуту! Она совершила эти преступления и все прочие грехи, в которых ее обвиняют. Ее конечной целью было разрушить этот город, и она почти преуспела и еще может преуспеть, если скоро не станет пеплом! Кому еще это могло бы быть нужно?
На этот вопрос у Мэтью не было ответа.
— До свидания, сэр, — сказал Пейн магистрату, повернулся и вышел из здания тюрьмы.
Вудворд из-под опухших век смотрел вслед капитану милиции. Магистрат вспомнил другие слова доктора Шилдса насчет покойной жены Пейна: "Но это было давно, и я сомневаюсь, чтобы Пейн стал об этом говорить. На самом деле я просто знаю, что он не станет". Такое это было страшное переживание, что Пейн решил даже не говорить жителям Фаунт-Рояла о том, что жена у него вообще была? И если так, почему он тогда доверился доктору Шилдсу? Мелочь, конечно... но все же интересно.
А у Мэтью на уме был неминуемый приход последней свидетельницы, ребенка, Вайолет Адамс. Он очистил перо и достал чистый лист бумаги. Рэйчел вернулась на скамью и села, опустив голову. Вудворд внимательно рассмотрел одну из кукол с черной ленточкой, после чего опустил глаза и воспользовался возможностью отдохнуть.
Через небольшое время открылись двери тюрьмы, и вошла Вайолет Адамс.
Глава 18
Эдуард Уинстон ступил в двери первым, ведя за собой худого шатена лет тридцати в темно-зеленом костюме и коричневых чулках. Прямо за ним — точнее, у него под рукой — шла девочка лет одиннадцати-двенадцати. Она тоже была худенькой. Светло-каштановые волосы уходили со лба назад, прижатые жестким белым чепчиком. Одежду ее составлял дымчато-серый балахон от шеи до щиколоток и грубые черные башмаки, недавно почищенные. Правой рукой она цеплялась за руку отца, а под мышкой левой зажала потрепанную Библию. Синие глаза, довольно широко расставленные на длинном болезненно-желтоватом лице, выкатывались из орбит от страха.
— Магистрат, это Вайолет Адамс и ее отец Мартин, — представил их Уинстон.
На пороге девочка заупрямилась, но отец ей что-то тихо и твердо сказал, и она неохотно вошла.
— Здравствуй, — шепнул Вудворд девочке. От звука его сиплого голоса она еще сильнее встревожилась, отступила назад и могла бы сбежать, если бы Мартин Адамс не держал ее за плечи. — Мне трудно говорить, — пояснил Вудворд. — Поэтому за меня будет говорить мой клерк.
— Вы ей скажите, чтобы на нас не глазела! — потребовал Адамс, у которого на костлявом лице выступила испарина. — А то она хочет нас сглазить!
Мэтью заметил, что Рэйчел действительно на них смотрит.
— Мадам, ради того, чтобы сохранить всеобщее спокойствие, не воздержитесь ли вы от взглядов на отца и дочь?
Она опустила глаза.
— Мало! — возразил Адамс. — Ее нельзя в другое место куда-нибудь?
— К сожалению, сэр, это невозможно.
— Так пусть отвернется! Пусть повернется к нам спиной!
В ответ на это Мэтью посмотрел на магистрата в поисках поддержки, но магистрат только пожал плечами.
— Мы тут не останемся, если она не отвернется! — заявил Адамс. — Я вообще не хотел Вайолет сюда вести!
— Мартин, перестаньте! — Уинстон протянул к нему руку. — Это же важно, чтобы Вайолет рассказала магистрату то, что ей известно.
Вайолет вдруг вздрогнула, и глаза ее были готовы выскочить из орбит: Рэйчел встала на ноги. Она отодвинула скамью от стены и села снова, на этот раз спиной к свидетелям.
— Ну вот, — сказал Мэтью с большим облегчением. — Так вас устраивает?
Адамс пожевал нижнюю губу.
— Пока сойдет, — решил он. — Но если она еще раз на нас посмотрит, я своего ребенка отсюда заберу.
— Хорошо. — Мэтью разгладил чистый лист бумаги. — Мистер Уинстон, вы можете удалиться. — Уход Уинстона заставил отца и дочь еще сильнее встревожиться. У обоих был такой вид, будто они готовы в любую секунду броситься наутек. — Вайолет, не сядешь ли? — Мэтью показал рукой на стул, но девочка быстро и энергично замотала головой. — Мы должны привести тебя к присяге на Библии.
— А что за нужда? — произнес Адамс голосом, который уже начал раздражать слух Мэтью. — Вайолет не врет. Она никогда не врет.
— Это формальность, которой требует суд, сэр. Можете воспользоваться собственной Святой Книгой, если угодно.
С мрачной неохотой отец согласился, и Мэтью привел к присяге его дочь, которая с трудом смогла прошептать согласие говорить только правду перед лицом Господа.
— Вот и хорошо, — сказал Мэтью, когда все препятствия остались позади. — Так что ты можешь показать по этому делу?
— Она вам расскажет, что случилось примерно три недели назад, — зазвучал тот же раздражающий голос. — Это было днем. Вайолет задержалась в школе и возвращалась домой одна.
— Из школы? Она учится в школе?
Мэтью никогда о таком не слыхал.
— Училась. Я с самого начала не хотел ее пускать. Чтение — занятие для дураков, только время зря терять.
Вот теперь этот подлец внушил Мэтью настоящую к себе любовь. Мэтью посмотрел девочке в лицо. Ее нельзя было назвать красивой, но и невзрачной она тоже не была. Она была совершенно обыкновенной, если не считать широко расставленных глаз и легкого подергивания верхней губы, которое становилось заметнее, когда ей надо было говорить. Все же девочка держалась изящно и казалась крепкой породы. Мэтью сам знал, сколько нужно мужества, чтобы войти в эту тюрьму.
— Меня зовут Мэтью, — начал он. — Можно мне называть тебя Вайолет?
Она посмотрела на отца.
— Можно, — согласился Адамс.
— Вайолет, очень важно для суда, чтобы на мои вопросы отвечала ты, а не твой отец. Ладно?
— Она будет отвечать, — сказал Адамс.
Мэтью окунул перо в чернильницу — не потому, что чернила на нем кончились, а чтобы дать себе время собраться. Потом он начал снова, для начала улыбнувшись девочке.
— У тебя красивый чепчик. Это мама тебе его сшила?
— А это здесь при чем? — спросил Адамс. — Она пришла рассказать, что видела, а не болтать про чепчики!
Мэтью захотелось глотнуть хорошую порцию рома. Он посмотрел на магистрата — тот сидел, приложив руку ко рту, пряча полуулыбку-полугримасу.
— Хорошо, — сказал Мэтью. — Вайолет, расскажи, что ты видела.
Взор девочки скользнул в сторону Рэйчел, убеждаясь, что обвиняемая так же сидит лицом к стене. Потом Вайолет наклонила голову — рука отца лежала у нее на плече — и тихим, испуганным голосом заговорила:
— Я видела Дьявола и его дьяволенка. Там они сидели. Дьявол мне сказал, что ведьму надо выпустить. Сказал, что, если ведьма останется в тюрьме, весь Фаунт-Роял ему за это заплатит.
И снова ее глаза метнулись посмотреть, не шевельнется ли Рэйчел, не ответит ли на эти слова. Но узница не шевельнулась.
Мэтью тихо спросил:
— А могу я узнать, где тебе было это видение?
Ответил, конечно, Адамс.
— Это было в доме Гамильтона. Где жили Гамильтоны, пока не собрались и не уехали. На улице Трудолюбия, через три дома от нашего.
— Хорошо. Я так понял, что Гамильтоны уехали до того, как было это видение?
— Они уехали сразу, как ведьма Дэниела убила. Абби Гамильтон сразу знала, что это ведьма сделала. Она моей Констанс говорила, что у темной женщины и в душе тьма.
— Гм... — заявил Мэтью за неимением лучшего ответа. — Вайолет, как вышло, что ты оказалась в этом доме?
Она не ответила. Отец подтолкнул ее в бок:
— Давай, дитя, рассказывай. Это правильный поступок — рассказать.
Вайолет начала почти неслышным голосом, низко опустив голову.
— Я... я шла домой. Из школы. Шла мимо места, где жили Гамильтоны... и... я кого-то услышала. — Она замолчала, и Мэтью подумал, что надо ее чуть подтолкнуть, но она заговорила дальше: — Меня кто-то позвал. Он сказал... "Вайолет, иди сюда". Тихо-тихо позвал. "Вайолет, иди сюда". Я посмотрела... а дверь там была открыта.
— Дверь в дом Гамильтонов? — уточнил Мэтью.
— Да, сэр. Я знала, что там никого нет. Но тут я еще раз услышала: "Вайолет, иди сюда". Такой голос... как батюшка меня зовет. Вот почему я вошла.
— Ты бывала раньше в этом доме?
— Нет, сэр.
Мэтью снова обмакнул перо.
— Рассказывай дальше.
— Я вошла, — сказала Вайолет. — И не было ни звука. Тихо было, как... только мое дыхание, и другого звука не было. Я почти уже повернулась бежать... и тут... я услышала: "Вайолет, посмотри на меня". Поначалу... там очень темно было, и я ничего не видела. А потом зажглась свеча, и я увидела их, они сидели в комнате. — Мэтью и Вудворд оба понимали — хотя лицо девочки было обращено вниз, — как мучительны для нее эти воспоминания. Она дрожала, и отец потрепал ее по плечу, чтобы успокоить. — Я их увидела, — повторила она. — Дьявол сидел в кресле, а дьяволенок — у него на колене. Дьяволенок... держал свечу... и он улыбался мне. Скалился.
Она издала тихий горловой стон и замолчала.
— Я знаю, что это трудно, — произнес Мэтью, стараясь говорить как можно ласковее. — Но сказать необходимо. Пожалуйста, говори дальше.
— Да, сэр, — ответила она, но долгое время ничего больше не произносила. Очевидно, вспоминать об этом случае было для нее почти непосильным напряжением. Наконец она сделала глубокий вдох, выпустила воздух и заговорила снова: — сказал: "Вели им отпустить мою Рэйчел". И он сказал: "Выпустите ее из тюрьмы, иначе Фаунт-Роял будет проклят". Потом... он меня спросил, помню ли я, что он сказал. Я кивнула. Тогда дьяволенок задул свечу, и снова стало темно. Я побежала домой. — Она посмотрела на Мэтью потрясенными и мокрыми глазами. — Можно мне уже домой?
— Скоро, — ответил он. Сердце его забилось сильнее. — Я должен буду задать тебе несколько вопросов и хочу, чтобы ты хорошенько подумала перед тем, как ответить...
— Она ответит, — перебил Адамс. — Она девочка правдивая.
— Спасибо, сэр, — поблагодарил его Мэтью. — Вайолет? Ты мне можешь сказать, как выглядел Дьявол?
— Да, сэр. На нем... на нем был черный плащ... и капюшон на голове, так что я лица не видела. Я помню, у него на плаще... золотые пуговицы. Они блестели при свече.
— Золотые пуговицы. — У Мэтью пересохло во рту, язык стал как кусок чугуна. — А можно мне спросить... ты не помнишь, сколько их было?
— Да, сэр, помню, — ответила она. — Шесть.
— К чему этот дурацкий вопрос? — возмутился Адамс. — Шесть или шестьдесят, какая разница?
Мэтью не стал обращать на него внимания. Он пристально смотрел в глаза девочки.
— Вайолет, подумай, пожалуйста, вот о чем: можешь ты мне сказать, как эти пуговицы были расположены на плаще? Шесть сверху вниз или по три с каждой стороны?
— Тьфу! — мужчина недовольно скривился. — Она видела Дьявола, а вы спрашиваете про его пуговицы!
— Я могу ответить, батюшка, — сказала Вайолет. — Их было шесть сверху вниз. Я видела, как они блестят.
— Сверху вниз? — настоятельно повторил Мэтью. — Ты в этом абсолютно уверена?
— Да, сэр.
Мэтью до сих пор сидел, наклонившись вперед. Сейчас он откинулся на спинку кресла, и на свежие строчки упала клякса.
— Девочка, — прошептал Вудворд и сумел слабо улыбнуться, — ты очень хорошо отвечаешь. Могу я тебя попросить описать этого дьяволенка?
И снова Вайолет обернулась на отца. Он сказал:
— Давай расскажи магистрату.
— Дьяволенок... он сидел на колене у Дьявола. У него были белые волосы, как паутина. Он был без одежды, и кожа у него была серая и морщинистая, как сушеное яблоко. Кроме лица. — Она замолчала, на лице ее отразилась мука. Вудворд подумал, что она сейчас больше похожа на выжатую тяжелой жизнью женщину, чем на ребенка. — Лицо у него было... как у ребенка, — сказала она. — И... пока Дьявол со мной разговаривал... дьяволенок высунул язык и стал им вертеть.
Она содрогнулась при этом воспоминании, и одинокая слеза покатилась по левой щеке.
Мэтью утратил дар речи. Он понял, что Вайолет Адамс только что точно описала одно из трех гротескных созданий, которых — предположительно — видел Джеремия Бакнер в саду, когда они вступали в нечестивые половые отношения с Рэйчел.
И если добавить к описанию Сатаны, которого видел ребенок, того, что видел Элиас Гаррик, вплоть до черного плаща и шести золотых пуговиц, то...
"Боже мой! — подумал Мэтью. — Этого не может быть!"
Или может?
— Вайолет? — Ему пришлось постараться, чтобы голос звучал ровно. — Ты не слыхала рассказов относительно этих Дьявола и дьяволенка, которых видали в городе? Я хочу спросить...
— Нет, сэр, она ничего не выдумывает! — Адамс стиснул зубы от одного такого предположения. — Я вам говорил, она правдивая девочка! Ну да, слухи ходят здесь и там, и наверняка Вайолет их слышала от других детей, но видели бы вы, какая она пришла тогда — белая, как молоко! — в тот день! Вы не слышали, как она рыдала и плакала, напуганная почти до смерти! Нет, сэр, она не врет!
Вайолет снова опустила голову. Когда отец ее перестал бушевать, она подняла глаза и вновь посмотрела на Мэтью.
— Сэр? — начала она робко. — Было все так, как я говорила. Я услышала голос и вошла в дом и там видела Дьявола и его дьяволенка. Дьявол мне все это сказал, и я побежала домой изо всех сил.
— Ты уверена — абсолютно уверена, — что тот, кто был в черном плаще, сказал... — Мэтью нашел нужные слова на бумаге: — "Вели им отпустить мою Рэйчел"?
— Да, сэр. Уверена.
— Свечка — в какой руке держал ее дьяволенок?
Она наморщила лоб:
— В правой.
— Дьявол был в башмаках или в сапогах?
— Не знаю, сэр. Я не видела.
— На каком колене сидел дьяволенок? На левом или на правом?
И снова Вайолет нахмурилась, напрягая память.
— На... левом, я думаю. Да, сэр. На левом.
— Ты видела кого-нибудь на улице перед тем, как вошла в дом?
— Нет, сэр. Не помню такого.
— А потом? Был на улице кто-нибудь, когда ты вышла?
Она покачала головой:
— Не знаю, сэр. Я плакала. И хотела только попасть домой.
— Как вышло, что ты поздно осталась в школе?
— Из-за чтения, сэр. Мне нужна была помощь, и мастер Джонстон оставил меня для дополнительных занятий.
— Из всех учеников только тебя попросили остаться?
— В тот день — да, сэр. Но мастер Джонстон почти каждый день кого-нибудь оставляет на дополнительные занятия.
— Что заставило тебя обратить внимание на золотые пуговицы? — Мэтью приподнял брови. — Как это так: перед тобой сидит сам Дьявол с дьяволенком, а у тебя хватает присутствия духа пересчитать их?
— Я не помню, чтобы считала их, сэр. Просто они привлекали взгляд. Я собираю пуговицы, сэр. У меня дома полная банка их, и все, что я нахожу, я туда складываю.
— Когда ты вышла из школы, ты не говорила с кем-нибудь по доро...
— Мэтью! — Сказано было шепотом, но Вудворд сумел вложить в этот шепот суровую властность. — Достаточно. — Он посмотрел на своего клерка недовольно, воспаленными покрасневшими глазами. — Эта девочка рассказала все, что знала.
— Да, сэр, но...
— Достаточно.
Воля магистрата не встречала сопротивления, тем более сейчас, потому что у Мэтью начисто кончились вопросы. Все, что он мог сейчас сделать, — это кивнуть и уставиться бессмысленно на то, что он только что записал на лежащем перед ним листе. Он сделал вывод, что из всех трех свидетелей, дававших показания, слова этого ребенка были леденяще близки к реальности. Она знала все подробности, которые полагалось бы знать. То, чего она не могла припомнить, было простительно, могло быть отнесено на потрясение и на скоротечность события.
"Вели им отпустить мою Рэйчел", — сказал Дьявол. Одной этой фразы вместе с куклами было уже достаточно, чтобы отправить ее на костер, даже не будь других свидетелей.
— Я полагаю, — сказал Мэтью, чувствуя, что у него тоже несколько ослабел голос, — что учитель слышал этот рассказ?
— Да. Я ему сам рассказал на следующее утро, — сказал Адамс.
— И он помнит, что просил Вайолет остаться после уроков?
— Помнит.
— Что ж, тогда все. — Мэтью облизнул пересохшие губы и подавил желание обернуться к Рэйчел. Он ничего не мог придумать, кроме как повторить: — Тогда все.
— Ты очень мужественна, — сказал Вудворд девочке. — Очень мужественно с твоей стороны было прийти и нам рассказать. Хвалю и благодарю. — Несмотря на боль, он сумел улыбнуться, пусть и натянуто. — Можешь теперь идти домой.
— Да, сэр, спасибо, сэр. — Вайолет наклонила голову и изобразила неуклюжий, но честно исполненный реверанс. Однако перед тем, как выйти из камеры, тревожно оглянулась на узницу, которая все еще сидела на скамье, повернувшись спиной. — Она мне ничего не сделает?
— Нет, — ответил Вудворд. — Бог защитит тебя.
— Сэр... я еще могу одну вещь рассказать. Мэтью очнулся от своего ступора безнадежности.
— Что именно?
— Дьявол и этот дьяволенок... они не были одни в том доме.
— Ты видела еще какое-нибудь существо?
— Нет, сэр. — Она нерешительно замолчала, прижимая к себе Библию. — Я слышала мужской голос. Пение.
— Пение? — нахмурился Мэтью. — Но никого больше ты не видела?
— Нет, сэр. А пение... оно изнутри дома шло, похоже. Из другой комнаты, там было темно. Я его слышала до того, как зажглась свеча.
— И это был мужской голос, говоришь? — Мэтью взял перо, которое было отложил в сторону, и начал снова записывать показания. — Громкий или тихий?
— Тихий. Едва слышный. Но да, сэр, мужской голос.
— Ты его раньше слышала когда-нибудь?
— Не знаю, сэр. Не могу сказать, слышала или не слышала.
Мэтью потер подбородок, попутно нечаянно вымазав его чернилами.
— Ты помнишь что-нибудь из этой песни?
— Ну... иногда мне кажется, что я знаю эту песню, будто ее слышала раньше... но она уходит. Иногда у меня голова начинает болеть, когда я про нее думаю. — Она посмотрела на Мэтью, на магистрата и снова на Мэтью. — Это не Дьявол наводит на меня порчу?
— Нет, не думаю. — Мэтью уставился на строчки, ум его работал. Если в этом доме было еще и третье демоническое существо, почему оно не показалось ребенку? Ведь смысл, в конце концов, был в том, чтобы напугать ее и встревожить? С какой целью мог демон петь в темноте, если ни голое, ни песня не были особо страшными? — Вайолет, может быть, тебе это трудно, но ты не могла бы вспомнить, что пел этот голос?
— Да какая разница? — Адамс уже слишком долго сдерживался. — Она вам все рассказала про Дьявола и дьяволенка!
— Только мое любопытство, мистер Адамс, — объяснил Мэтью. — И мне кажется, что воспоминания об этом голосе тревожат вашу дочь, иначе бы она не вытащила их на свет. Вы согласны?
— Ну... — Адамс кисло скривился. — Может, согласен.
— Что-нибудь еще? — спросил Мэтью у девочки, и она покачала головой. — Тогда хорошо. Суд благодарит вас за ваше свидетельство.
Вайолет и ее отец вышли из камеры. Перед самым выходом девочка со страхом глянула на Рэйчел, которая сидела, согнувшись и приложив ладонь ко лбу.
Когда эти двое ушли, Вудворд стал заворачивать кукол обратно в белую ткань.
— Я полагаю, — прошептал он, — что все остальные свидетели покинули город. В силу этого... — Он остановился прочистить горло, что оказалось трудной и мучительной работой. — В силу этого наш суд окончен.
— Погодите! — Рэйчел встала. — А мое слово? Разве мне не дадут возможности говорить?
Вудворд посмотрел на нее холодным взглядом.
— Это ее право, сэр, — напомнил Мэтью.
Магистрат продолжал заворачивать кукол.
— Да-да, — сказал он. — Конечно, ее право. Что ж, говорите.
— Но вы же уже вынесли решение? Разве нет? — Она подошла к решетке и вцепилась в прутья.
— Нет. Сначала я должен прочесть протокол, когда буду в состоянии это сделать.
— Но это же только формальность? Что я вообще могу сказать, чтобы убедить вас: я не виновна во всей этой лжи?
— Не забывайте, — сказал ей Мэтью, — что свидетели клялись на Библии. Я бы поостерегся называть их лжецами. Тем не менее...
— Тем не менее — что? — просипел Вудворд.
— Я думаю, что есть некоторые пробелы в деталях в показаниях мистера Бакнера и мистера Гаррика, которые следует принять во внимание. Например...
— Избавь меня, — поднял руку Вудворд. — Я не буду сегодня это обсуждать.
— Но вы согласны со мной, сэр?
— Я пойду лягу. — Взяв сверток под мышку, Вудворд оттолкнул кресло и встал. Кости заболели, голова закружилась, и он ухватился за край стола, ожидая, чтобы головокружение прошло.
Мэтью тут же тоже вскочил на ноги, готовый подхватить магистрата, чтобы он не упал.
— Кто-нибудь придет вам помочь?
— Я надеюсь, меня ждет карета.
— Мне выйти посмотреть?
— Нет. Не забывай, ты пока что заключенный.
Вудворд настолько изнемог, что ему пришлось закрыть глаза на несколько секунд; голова его склонилась к груди.
— Я настаиваю на своем праве говорить, — потребовала Рэйчел. — Что бы вы там ни решили.
— Тогда говорите.
Вудворд боялся, что у него снова закладывает горло, и ноздри тоже почти закрылись.
— Это какой-то злобный заговор, — начала она, — с целью выставить меня убийцей или доказать, что я наводила порчу и делала кукол или что совершала такие грехи, в каких меня обвиняют. Да, я знаю, что свидетели клялись на Библии. Я не могу понять, зачем или как они создали подобные истории, но если вы дадите Библию мне, я тоже на ней поклянусь!
К удивлению Мэтью, Вудворд взял Святую Книгу, неуверенными шагами подошел к решетке и передал том в руки Рэйчел.
Она прижала книгу к груди.
— Клянусь этой Библией и каждым ее словом, что я никого не убивала и что я не ведьма! — Глаза ее горели тревогой пополам с торжеством. — Видите? Вот! Вспыхнула я огнем? Закричала от того, что у меня сгорели руки? Если вы придаете такое значение сказанной под клятвой на Библии правде, не должны ли вы так же ценить мое отрицание?
— Мадам, — устало прошептал магистрат, — не умножайте свои богохульства. Ваше умение запутывать дело весьма велико, в этом я отдаю вам должное.
— Я держу Библию! Я только что поклялась на ней! Хотите, чтобы я ее поцеловала?
— Нет. Хочу, чтобы вы ее вернули.
Он протянул руку. Мэтью увидел, как ярко вспыхнули гневом глаза Рэйчел, и на миг он испугался за магистрата. Но тут Рэйчел отступила от решетки, раскрыла Святую Книгу и с совершенно мертвым лицом начала методически выдирать из нее пергаментные страницы.
— Рэйчел! — выкрикнул Мэтью, не успев подумать. — Не надо!
Вырванные страницы Слова Божьего опускались на солому у ее ног. Она глядела в глаза магистрату, совершая это невиданное богохульство, будто вызывая его ей помешать.
Вудворд выдержал ее взгляд, только желвак ходил у него на скуле.
— Теперь, — прошептал он, — я вижу вас ясно.
Она выдернула еще страницу, дала ей упасть, потом просунула Библию между прутьями. Вудворд не сделал движения подхватить изуродованную книгу, которая упала на пол.
— Ничего вы не видите, — сказала Рэйчел, и голос ее дрожал от эмоций, которых она не позволяла себе выразить лицом. — Почему не поразил меня Бог смертью на месте?
— Потому что, мадам, Он поручил это мне.
— Если бы я в самом деле была ведьмой, Бог ни за что не допустил бы такого поступка!
— Только злобный грешник мог его совершить, — сказал Вудворд, демонстрируя достойное восхищения самообладание. Он наклонился, поднял книгу, у которой был разорван корешок.
— Она не в себе, сэр! — сказал Мэтью. — Она сама не знает, что делает!
На это Вудворд повернулся к своему клерку и сумел с жаром произнести:
— Знает! Бог мой, Мэтью? Неужто она тебя ослепила?
— Нет, сэр. Но я думаю, что этот акт должен быть оправдан крайним напряжением души.
У Вудворда челюсть отвалилась, серое лицо обвисло. Он почувствовал, будто весь мир завертелся вокруг него, и понял, что эта женщина в самом деле околдовала его клерка до потери самого страха Божьего.
Потрясение на лице магистрата не ускользнуло от взгляда Мэтью.
— Сэр, она действительно в трудных обстоятельствах. Я надеюсь, вы это учтете при рассмотрении данного инцидента.
На эту мольбу Вудворд дал единственный ответ, который мог дать:
— Собирай свои бумаги. Ты уходишь отсюда. Теперь потрясен был Мэтью.
— Но... но я же должен отбыть еще одну ночь своего срока.
— Я тебя прощаю! Собирайся!
Мэтью увидел, что Рэйчел отодвинулась обратно в темный угол камеры. Он разрывался между желанием выбраться из этой мерзкой дыры и пониманием, что если он выйдет сейчас из тюрьмы, то вряд ли уже увидит Рэйчел до утра ее казни. А столько было еще вопросов, которые надо задать и на которые найти ответ! Он не мог это дело так оставить, иначе, наверное, оно будет преследовать его до конца его дней.
— Я останусь здесь и отбуду свой приговор, — сказал он.
— Что?
— Я остаюсь здесь, — хладнокровно заявил Мэтью. — Одна ночь не будет иметь последствий.
— Ты забываешься! — Вудворд готов был упасть в обморок. — Я требую от тебя повиновения!
Это требование, хотя и высказанное таким слабым голосом, все же несло в себе достаточно властности, чтобы оскорбить чувство независимости Мэтью.
— Я ваш слуга, — ответил он, — но не ваш раб. Я решаю остаться здесь и отбыть свой приговор. Утром я приму удары плети, и тем мое наказание кончится.
— Ты с ума сошел!
— Нет, сэр. Простить меня — это только создаст дальнейшие проблемы.
Вудворд начал было спорить, но ни голос, ни дух его не имели достаточно силы. Он встал на пороге камеры, держа оскверненную Библию и сверток с куклами. Взглянув в сторону Рэйчел Ховарт, он увидел, что ведьма отступила к дальней стене своей камеры, но магистрат знал: стоит ему выйти, она тут же начнет плести свои разрушающие разум заклинания вокруг мальчика. Вроде как оставить ягненка в зубах волчицы. Он попытался еще раз: