Маккаммон Роберт. Корабль ночи

   - Хватит, - жестко оборвал Чейн. - Уходите отсюда. Идите в Кокину нянчиться со своими мертвецами, оба. Я не хочу, чтобы вы околачивались в Карибвиле; до рассвета еще час, а у меня много дел.
   На несколько секунд их взгляды скрестились, потом Чейн вдруг отвернулся от Яны и опять подошел к старухе; он опустился рядом с ней на колени, заглянул ей в глаза и поцеловал в щеку. Она погладила морщинистой рукой ту половину его лица, где не было шрамов. Когда Чейн снова поднялся, старуха обхватила его ноги, но он высвободился, отошел и остановился рядом с женой и ребенком. Он взял малыша на руки и прижал к себе.
   - Мой сын, - негромко сказал он, обращаясь к Муру. - После моей смерти он станет следующим Отцом-Вождем и будет править честно и справедливо, он будет сильным и никогда не узнает страха, который пожирает нутро человека, так что тот делается слабым и плачет по ночам. Нет. Кет будет свободным, бесстрашным, он вырастет стройным и прямым, не обезображенным шрамами. - Чейн вернул малыша матери, что-то прошептал ей на ухо и чмокнул в щеку. Когда он отстранился, Яна увидела, что по лицу женщины ползет одинокая слеза, но смотрела индианка по-прежнему твердо, холодно и храбро. Больше не взглянув на нее, Чейн взял ружье, прихватил керосиновую лампу и решительным шагом вышел за дверь.
   Жена выбежала за ним. Старуха с трудом выбралась из качалки и, с трудом удерживаясь на ногах, остановилась в дверях, похожая на хрупкую соломенную куклу. Она повернула голову к Муру - в глазах у нее стояли слезы - и прошептала: "Помоги ему".
   Мур поднялся и вышел за дверь. Дождь еще шел, но уже не такой сильный. Индианка стояла и смотрела, как ее муж исчезает в направлении бухты. Мур разглядел в той стороне десятки фонарей и фонариков, десятки желтых точек, двигавшихся за пеленой дождя. Он смахнул капли с глаз.
   Через секунду к нему присоединилась Яна; к жене вождя подошла промокшая насквозь старуха, обняла ее за талию, потянула в дом. "Вдовы от моря, - подумал Мур, наблюдая за ними. - Вдовы? Нет-нет. Еще нет". Женщины пошли по грязи к дому.
   - Почему? - спросил Мур старуху, когда они проходили мимо него, и прирос к месту, такая твердая уверенность, возможно, даже умудренность, проступила на морщинистом лице.
   - Судьба, - ответила старуха, и они с женой Чейна ушли.
   "Судьба. Судьба. Судьба". Это слово вошло в его мозг и взорвалось там тысячью стальных осколков. Мур вспомнил надпись на транце разбитой морем яхты: "Баловень судьбы". Он ничего не мог сделать - быстрые потаенные течения судьбы несли его, ничего не понимающего, не постигающего причин и смысла происходящего, несли, как бы отчаянно он ни боролся с ними. Он не мог победить в этой борьбе, ибо жизнь подобна морю, и ее могучая сила увлекает человека в таинственную пучину Бездны его будущего.
   Возможно, возвращение Корабля Ночи было лишь вопросом времени; возможно, Мур лишь ускорил неизбежное. Сейчас, оглядываясь на цепь смертей и разрушения, он видел в ней лишь звено той цепи событий, которая заставила его объехать весь мир и очутиться здесь, не где-нибудь, а именно здесь под хлестким тропическим ливнем. Чейн прав, дошло до него, ничто не помешает этим тварям вернуться за новыми припасами, за новыми жизнями. Много лет назад, в другой бурный штормовой день, когда земля сомкнулась над ним, в нем, Муре, что-то сломалось. Тогда какая-то часть его умерла, и он стал подобен истерзанным тварям с борта подводной лодки - бесприютный, неприкаянный, попавший в тиски судьбы, которая лишь сейчас обнаружила себя. Только последние несколько дней позволили ему явственно увидеть страшное будущее.
   К добру ли, к худу ли, но Мур любил этот остров и островитян. Он любил их как свою утраченную семью. И, с Божьей помощью или без нее, не должен был, не мог, не желал терять их из-за внезапного мрачного каприза своей судьбы.
   - Я помогу ему, - услышал он свой голос.
   Яна вцепилась ему в руку, стараясь остановить, удержать. Она вытерла залитые дождем глаза и замотала головой:
   - Дэвид, он сумасшедший! Если он найдет лодку, она разрежет его траулер пополам! Он не вернется, он знает, что не вернется!
   В мышцах Мура зажглось раскаленное белое пламя. "Мы рождаемся в одиночку и смерть должны встречать в одиночку". Кто это сказал? Преподаватель философии, тысячу лет назад, в учебном классе, в другой жизни. "Всем нам придется умереть, мирно или в муках", - сказал Чейн. Мур понимал, что шансы расстаться с жизнью очень велики, и принимал это. Он рискнет, схватит удачу за хвост, бросит вызов злобным богам, потому что в краткий, мимолетный миг прозрения видел финал своего путешествия. Видел замерший в ожидании нос Корабля Ночи, острый, как нож.
   Он высвободился от Яны и пошел по раскисшей извилистой дороге вниз, к бухте, где еще двигались светляки фонарей.
   Старенький, видавший виды траулер Чейна терся бортом об обшитый старыми покрышками причал. Это было самое большое судно в индейской флотилии, пожалуй, чуть-чуть больше пятидесяти футов от носа до кормы, широкое, с продолговатым корпусом. Почти вся краска с бортов облупилась, кое-где виднелись заплаты, но все они находились выше заметной темной полосы ватерлинии. Посреди палубы, чуть сдвинутая к корме, была широкая приземистая кабина, выкрашенная в бордовый цвет, с несколькими металлическими иллюминаторами. В дождливое небо смотрели голые мачты с туго свернутыми парусами, со снастей капало. На корме стояли лебедки, лежали сети, какие-то железные бочки. Судно казалось солидным, надежным продолговатый притупленный нос, надстройка, чистый четкий контур.
   Приблизившись, Мур различил на плоской корме выцветшие, когда-то красные буквы: "Гордость". Сильная зыбь качала траулер, терла бортом о покрышки; скрипели и стонали доски, глухо плескала у носа вода.
   На юте возилось несколько голых по пояс карибов - убирали сети и тросы. Работали помпы; из шлангов на корму выплескивалась вода. Один из индейцев пронес объемистый сверток из прозрачного пластика, но Муру не было видно, что это. Он подождал. Индеец открыл дверь каюты и исчез внутри.
   - Где Чейн? - крикнул Мур тому, кто был к нему ближе всех.
   Кариб поднял голову и угрюмо посмотрел на него, потом повернулся к Муру спиной и покатил тяжелую железную бочку дальше.
   - Эй! - Мур ухватился за тянувшуюся вдоль причала ограду, перегнулся и крикнул другому индейцу, дальше на палубе: - Эй! Позовите Чейна!
   Но тут дверь каюты вновь открылась, и из нее появился человек, который занес внутрь сверток, а за ним - Чейн, что-то отрывисто, резко, приказным тоном говоривший ему. Чейн заметил Мура и подошел к планширу.
   - Что вы здесь делаете? - спросил он угрожающе. - Я же велел вам проваливать!
   - Я хочу пойти с вами, - объяснил Мур.
   Несколько мгновений Чейн молчал. Потом он сказал:
   - Уходи домой, белый. Эта охота не для тебя.
   И отошел от борта.
   Мур отчаянно замахал руками:
   - Постойте! Погодите! Прошу вас! Вы вряд ли поймете, но для меня это очень важно. Я не буду обузой, я сам плавал, я могу подменить любого из команды. За мной не придется присматривать!
   - Зачем вам это? - спросил индеец.
   - Я... хочу быть там, - сказал Мур. - Лично удостовериться, что лодка не вернется. Позвольте мне пойти с вами.
   - Вы сошли с ума, - сказал Чейн.
   - Нет. _Я_ нашел эту сволочь, из-за меня она всплыла. Если бы не я, по Кокине этой ночью не гуляла бы смерть. Как вы не понимаете? Я должен быть там, обязательно, у меня есть право помочь вам остановить эту тварь... может статься, у меня даже больше прав на это, чем у вас.
   Чейн хмыкнул.
   - Нет, не больше.
   - Ну так как? - настаивал Мур, отмахнувшись от этого замечания.
   Чейн внимательно присмотрелся к нему. Он вдруг протянул руку, крепко взял Мура за запястье и потянул к себе, пока траулер не поднялся на гребне очередной волны.
   - Ладно, - сказал он. - Но старайтесь не мешать мне.
   "Гордость" снова качнулась, разбив крутым боком бурлящую пену, и затихла. Тогда с причала на палубу кто-то спрыгнул. Чейн круто обернулся, а рыбаки разинули рты.
   Яна откинула волосы с лица, и мокрые пряди рассыпались по ее плечам.
   - Я с вами, - объявила она мужчинам.
   Не успел Чейн и рта раскрыть, как девушка подступила к нему. Индеец попятился.
   - Выслушайте меня. Прежде всего хочу довести до вашего сведения, что то, что вы задумали, - безумие. Я сама дура набитая, что пришла сюда, но если вы намерены догнать подводную лодку, а тем более заметно замедлить ее продвижение, без меня вам не обойтись. Я знаю эти лодки вдоль и поперек, я знаю, где слабые места в их броне, знаю, где ее можно протаранить, чтобы лишить маневренности. И еще я знаю, что траулер против подводной лодки, даже такой старой и медленной, это самоубийство. И не заводите старую песню о том, что-де женщина на борту приносит несчастье - меня этим не проймешь, только зря потратите время.
   Приоткрыв рот, Чейн, как зачарованный, смотрел на нее. Дождь заливал испещренную шрамами половину его лица.
   - Если кто-нибудь из вас начнет лезть не в свое дело, окажетесь за бортом, понятно? Если уж вам так приспичило, помогите ребятам перетащить бочки с соляркой. Давайте! - Он наградил Яну уничтожающим взглядом и вернулся в рубку.
   Трюмный люк был распахнут; Мур помог какому-то индейцу протащить тяжеленную бочку по палубе и спустить ее в трюм, а Яна убирала у них с дороги тросы. Кошмар, думал Мур, кативший по палубе четвертую бочку, что если мы ошиблись и лодка идет вовсе не к Ямайке, а к Тринидаду и Южной Америке? Нет, нет; он был уверен, что некогда служившее в военном флоте чудовище, снедаемое яростью и жаждой крови, отправит субмарину охотиться на грузовые суда в районе морских сообщений. Что если мы опоздали, что если лодка ускользнула, что если страшную команду уже не остановить?
   Примерно за сорок минут траулер был приведен в полную готовность. С нижней палубы донесся гортанный рокот, закурился белый дымок выхлопов, задраили люк. Несколько индейцев спрыгнули на причал и стали убирать швартовы. Под ногу Муру подвернулся пустой деревянный ящик с полустертой, сделанной по трафарету надписью "НЕ КАНТОВАТЬ", и он пинком отшвырнул его в сторону. Команда собралась на юте. Они покинули траулер и стояли под дождем, глядя, как "Гордость", отдав швартовы, отходит от причала. Кто-то помахал на прощанье рукой.
   - Чейн их оставил! - сказал Мур Яне и пошел в рубку.
   Внутри просторной каюты с покрытыми темным лаком дощатыми переборками стоял штурманский стол; в глубине рубки горела укрепленная на стене керосиновая лампа. Подволок был из толстых, некрашеных деревянных брусьев. Чейн, который почти касался его головой, стоял за полированным штурвалом с восемью спицами, перед тускло освещенными приборами. На уровне его плеча на полке примостилась рация. Мур громко сказал, перекрикивая шум двух дизелей:
   - А что же остальные?
   Чейн, не отрывая глаз от моря за широким стеклом в деревянной раме, переложил штурвал на несколько градусов влево, и стекло забрызгала пена.
   - Остались на берегу со своими семьями. И вы, и женщина сами напросились сюда, Мур. Если вы передумали, плывите обратно, я не против.
   - Но вам же понадобятся люди!
   - Я ни с кого не требую больше, чем он сам хочет дать, - сказал Чейн. - Их место в Карибвиле, с близкими. Они помогли мне подготовиться, а большего я у них просить не вправе.
   - Но вы ничего не сможете в одиночку, - возразил Мур.
   - Я не один.
   Вошедшая в рубку Яна вопросительно посмотрела на Мура. На стекло обрушился дождь пополам с морской водой; нос траулера высоко задрался и резко опустился. Яна ухватилась за деревянный брус подволока, чтобы не упасть.
   - Если вы передумали... - повторил Чейн.
   - Нет, - ответил Мур и повернулся к Яне: - Вам не следовало бы быть здесь.
   - За меня не волнуйтесь, не маленькая.
   Чейн сердито засопел.
   - Либо сию секунду убирайтесь с моего корабля, либо идите на бак и смотрите за морем.
   Из рубки Муру видно было бурлящее море. Небо из черного становилось серым - быстро светало. Сильный ветер гнал низкие тучи, рвал облачную пелену, и в прорехи пробивался промозглый желтоватый свет. Мур вышел на палубу, на резкий колючий ветер, и увидел, что в небо поднимается черный столб дыма. Он висел точно над деревней, и сердце Мура мгновенно подкатило к горлу.
   - Чейн, - позвал он, показывая на дым. Индеец выглянул, не выпуская штурвала из сильных рук. "Деревня горит", - сказал он, задыхаясь от ярости. В горле застрял комок. Чейн развернул траулер, очень медленно, чтобы волны не перехлестывали через левый борт, перевел рычаг управления двигателями на "малый вперед", и шум дизелей стал тише. Холодные угрюмые глаза Чейна смотрели в одну точку.
   Через несколько минут Мур различил разгромленные рыбачьи хижины. Траулер Чейна прошел между обросшими зеленой слизью бакенами в более спокойные воды гавани. Запах дыма здесь был густым и едким, и Мур почувствовал, как ярость закипает в нем с новой силой. Когда траулер подходил к грузовой пристани, Мур увидел кучку оборванных островитян, закричал им и бросил швартов. Не дожидаясь, пока Чейн отключит двигатели, он спрыгнул на причал и стал пробираться сквозь толпу к лачугам.
   Чейн вышел на палубу.
   - Мур! - рявкнул он. - Не до того!..
   Но Мур уже исчез. Ярость бушевала в нем, ноги вязли в сыром песке. Над бухтой висел тошнотворный запах гари. На мостовой лежали вынесенные из развалин обугленные трупы; во многих из них не осталось ничего человеческого - трудно было представить, что когда-то они ходили, жили, дышали как все люди. Мур стиснул зубы, высматривая знакомые лица, но не мог никого узнать. Впереди, там, где работала еще одна группа спасателей-добровольцев, кто-то крикнул: "Вот он!" - и какая-то женщина зарыдала.
   Потрясенный Мур уходил все дальше. Вокруг мелькали лица изможденные, осунувшиеся, грязные, знакомые и незнакомые, но все застывшие от боли и ужаса. Женщина укачивала на руках мертвого ребенка, муж стоял над ней, дико озираясь, - он понимал, что должен что-то сделать, но думать не мог. "Баю-бай, баю-бай, - шептала женщина сквозь слезы, спи, мой милый, засыпай..." Предрассветные сумерки разорвал пронзительный рыдающий вопль. Мур увидел обугленные, еще дымящиеся развалины на месте пивных. Дождь почти перестал, и пожар разгорался с новой силой, перекидываясь на другие здания; он заметил лихорадочно работавшие пожарные бригады. Вдали, на вершине холма, стояла не тронутая огнем и все равно пустая и мертвая "Индиго инн".
   Бойня потрясла его до глубины души. Он услышал, как Чейн кричит из гавани: "Мур! Будь ты проклят!.."
   На Фронт-стрит рядами лежали трупы, закрытые простынями. Мур мельком заметил доктора Максвелла - он вместе с одной из медсестер перевязывал раненых. Еще шаг, и он чуть не споткнулся о скорчившееся на дороге тело; заставив себя посмотреть под ноги, Мур увидел, что это тот самый старик, который так почтительно говорил о джамби. Теперь череп у него был проломлен, а остекленелые глаза глубоко ушли в орбиты.
   Он помотал головой, с силой выдохнув сквозь стиснутые зубы. Боже, нет... нет... нет... "История повторяется, - подумал он, - пришли нацисты, морские волки, завоеватели, хитрые и безжалостные. Ужас громоздится на ужас, смерть на смерть". А в океане Корабль Ночи движется к морским трассам, чтобы выполнить свою миссию разрушения, над которой не властно время.
   Потом Мур увидел Рейнарда. На лбу мэра зиял глубокий порез, одежда была перемазана золой. Одна рука была сильно обожжена и покрыта желтыми волдырями. Рейнард шагнул вперед, издав горлом булькающий звук, и схватил Мура за грудки.
   - Это ваша работа... - прохрипел он. - Поглядите, что вы наделали. ГЛЯДИТЕ ЖЕ, ГЛЯДИТЕ, ЧЕРТ ВАС ПОБЕРИ!
   Мур заморгал, не в силах ни сдвинуться с места, ни оттолкнуть от себя Рейнарда.
   На них смотрели.
   - Ты притащил сюда эту чертову лодку, - прошипел мэр. - Ты поднял ее из Бездны!
   - Нет, - запротестовал Мур, - я же не знал...
   - Открой глаза и посмотри на мертвых! - взвизгнул Рейнард, заливаясь слезами. - ТЫ ПРИНЕС ЭТО НА ОСТРОВ!
   - Это все белый! - громко подхватил тощий негр с дикими глазами. - Он убил мою жену и деток, он спалил мой дом! Он поднял эту лодку со дна, он!
   Мур почувствовал, что атмосфера накаляется; он вырвался от Рейнарда, и тот ничком растянулся на песке. Но вперед вышел другой, его ненависть была почти осязаемой:
   - ТЫ, ГРЯЗНАЯ ТВАРЬ, БРАТ ЭТИХ ТВАРЕЙ! - пронзительно крикнул он. ТЫ УБИЛ ЕЕ!
   Перед Муром возникла рука с чем-то тонким, острым, серебристым. Кто-то гикнул, люди обступили Мура плотной стеной, отрезав все пути к отступлению. Жаркое дыхание, засохшая кровь на лицах, безумные от ярости глаза...
   - Кровь ему пустить! - выкрикнул женский голос. Мужчины подступили ближе, кто-то нагнулся, разбил о камень пивную бутылку и выпрямился с поблескивающим оружием в руке. Мур попятился, споткнулся об обугленные доски и упал на больное плечо. От боли он вскрикнул, и тогда толпа бросилась на него. Кричал сорванным голосом Рейнард. К Муру протянулось множество нетерпеливых рук, его подняли с земли и поволокли куда-то сквозь тучи золы и пепла. Он вырывался, но силы были слишком неравны.
   К нему стал пробираться негр с ножом - Мур мельком увидел яростные глаза, блеск металла. Рукоять ножа прочертила в воздухе короткую грозную дугу, на миг замерла и устремилась к цели - грудной клетке Мура.
   В толпе возникло молниеносное движение, послышался внезапный крик боли. На голову человеку с ножом обрушилась сломанная доска; он испустил мучительный стон, пошатнулся и рухнул лицом в землю, выронив нож.
   Доска вновь взлетела в воздух, угодила еще одному островитянину в грудь, и у того подломились колени. Тяжело дыша, толпа отступила от Мура.
   Неровно обломанную доску держал Чейн, готовый ударить снова. Он обежал взглядом злые лица и негромко велел Муру:
   - Отойди от них.
   Мур, держась за пульсирующее болью плечо, подвинулся к нему. Вокруг заблестели ножи.
   - Ну валяйте, - с вызовом буркнул Чейн. - Чего рассусоливать...
   От толпы отделился мужчина повыше и покрепче прочих; в толстой как окорок руке была зажата "розочка". За ним к Муру с Чейном двинулся другой. Но резкий щелчок заставил обоих замереть на месте.
   - Клянусь Богом, я пристрелю первого же, кто хоть пальцем тронет этих двоих, - предупредил Кип, целясь из ружья в самую гущу толпы. Глаза у него ввалились, он сонно моргал, сражаясь с усталостью. За спиной у него стояла Майра, грязная, с забинтованной рукой; она прижимала к себе Минди с остановившимися, стеклянными от шока глазами. - Что, кто-нибудь из вас думает таким способом вернуть жену, ребенка, мужа?.. Если мы начнем убивать друг друга, то закончим начатое этими тварями!..
   Люди смотрели на Кипа, и на их лицах по-прежнему читалась готовность мстить.
   - Вы ничего не можете сделать, - сказал он им. - Их больше нет...
   - А ТЫ ЧТО СОБИРАЕШЬСЯ ДЕЛАТЬ? - Потный Рейнард пробрался в первые ряды. - Ты у нас представитель закона, значит, что-то, как-то ты можешь сделать...
   - Когда распогодится, мы сможем вызвать по рации помощь, хладнокровно ответил Кип. - А до тех пор - ничего.
   Рейнард покачал головой.
   - Этого мало! Посмотри на этих людей, приятель! Посмотри, сколько трупов на земле! Что мы будем делать, если те твари вернутся? Как нам бороться?
   - Вот твои друзья, - сказал Чейн Муру. - Полюбуйся. - Он повысил голос: - Я скажу тебе, как нам бороться, старина! Я выйду в море за этой лодкой и попытаюсь заманить ее на Джейкобс-Тис. - Он покосился на Мура и с оттенком уважения в голосе прибавил: - Он идет со мной.
   Кип посмотрел через плечо на вождя, потом на Мура:
   - На Джейкобс-Тис? Значит, вы считаете, что они идут к Ямайке?
   - Возможно, - ответил Чейн. - Это самый короткий путь к морским трассам. Если мы ошиблись или если мы опоздаем, другой возможности отыскать лодку у нас не будет.
   - Ты не догонишь ее, Чейн, - сказал Кип. - Тебе никак не...
   - А что нам остается? - Индеец сердито сверкнул на него глазами. Позволить этой проклятой посудине ускользнуть или пуще того - вернуться сюда и все повторить? Теперь они знают, что мы слабы, знают, где найти топливо для своих дизелей. Они доберутся до морских трасс, и тогда... нет. Я не приму такой грех на душу. В этот раз они не тронули Карибвиль, но я помню, как давным-давно над моей деревней свистели снаряды и горящие индейцы ползали в золе. Нет! Я не дам им уйти! Не дам! Никогда! - Он взглянул на Мура. - Я ждал долго. Хватит! Если ты сейчас же не пойдешь со мной, я оставлю тебя на берегу. - Он развернулся и зашагал к бухте.
   Мгновение Мур медлил, глядя Кипу в лицо.
   - Я должен ему помочь, - сказал он. - По-другому нельзя.
   - Идете только вы двое?
   - И Яна Торнтон.
   Кип уставился на него, качнул головой и снова посмотрел на островитян. Страх и дурнота вернулись к ним и погасили безудержную жажду насилия. Рейнард, пошатываясь, повернул обратно в толпу, что-то испуганно бормоча.
   - Я... больше не способен думать, - напряженно проговорил он. - Я не знаю, что делать. - Он на мгновение остановился, ссутулился, провел рукой по лицу и уставился в землю, словно мог найти ответ в золе.
   Глаза Кипа блеснули. Он заозирался и наконец заметил знакомое лицо.
   - Дж.Р., до нашего возвращения ты остаешься за главного. Вот ключи от моей конторы. Если понадобится, там есть оружие. Убери из гавани как можно больше народу, отправь их в больницу. Дэвид, можно нам занять твою гостиницу под убежище?
   Мур кивнул.
   - Значит, решено. - Кип снова повернулся к Дж.Р. - Переправь туда как можно больше людей. Судя по небу, буря уже недалеко. Уведи их от ветра, вот и все. - Кип повернулся к жене и сжал ее руку. - Иди. Все будет хорошо. Поторопись.
   Она медлила, судорожно прижимаясь к нему; Кип окликнул по имени какую-то женщину, и та подошла, чтобы увести Майру от мужа. - Помни, сказал Кип Дж.Р., прежде чем отдать ему ружье, - сделай все, чтобы у этих людей был хоть какой-то кров.
   Кип с Муром молча шли по Фронт-стрит; они слышали грохот дизелей и голос Чейна - тот кричал каким-то мальчишкам, чтобы они бросили ему швартовы.
   - Последние два часа я занимался тем, что пытался вызвать кого-нибудь по рации, - объяснил Кип. - Но ловил только обрывки корабельной связи. Где-то жуткая гроза!
   - Тебе не обязательно идти с нами. Ты отвечаешь за Кокину, этим все сказано.
   Кип покачал головой.
   - Я знаю, что эта лодка все еще там, Дэвид. И не смогу жить в мире с собой, если не попытаюсь - хотя бы не попытаюсь - остановить ее, пока она не натворила бед где-нибудь еще. Будут новые смерти, снова погибнут ни в чем не повинные люди. Умыть сейчас руки значило бы отречься от всего, во что я верил.
   Они подошли к траулеру. Чейн с Яной уже выбирали швартовы. Индеец несколько секунд внимательно смотрел на Кипа, но ничего не сказал.
   Мур перебрался на борт и взялся помогать Чейну и Яне; тогда Чейн скрылся в рубке, и траулер, грохоча дизелями, двинулся в сторону кисс-боттомского пролива.
   Океан вокруг траулера превратился в подвижную черно-белую равнину. Волны поднимали судно и сбрасывали в водяные ямы, тускло мерцавшие, как тысячи глаз. Белые гребни разбивались о нос траулера, и пена текла по палубе и исчезала в шпигатах. Мур - он стоял на баке и следил за морем посмотрел на небо и увидел отвратительную однообразную серо-желтую массу. Траулер лег на северо-восточный курс, и вдалеке, закрыв горизонт и превратив его в необъятный пустой дверной проем, возникли густые черные тучи.
   Мур обернулся, чтобы поглядеть на Кокину - зеленое пятно на сером. Потом обзор ему закрыла высокая волна с гребнем в прядях водорослей. Они прошли пролив и двигались через пучину Бездны, и море било снизу по обшивке.
   Мура пронизала холодная дрожь: он понял, чем был горизонт.
   Широко распахнутой дверью.
   Дверью в царство мертвых.
   Держась за планшир, он прошел мимо Кипа в рубку.
   24
   - Впереди полоса шторма, - угрюмо сказал Чейн. На руках, державших штурвал, от усилий вздувались мышцы. По всей длине траулера поскрипывали доски, вода плескала в стекло рубки с таким звуком, словно кто-то хлопал в ладоши. Ветер улегся, но море было неспокойным - дурной знак.
   Впереди, ближе к Ямайке, море бурлило и ходило ходуном. Они шли недостаточно быстро, хотя Чейн понимал, что волна задержит и подводную лодку.
   Чейн вел "Гордость" по просветам между волнами, успевая выискать спокойную воду раньше, чем пена обрушится с гребня и закроет лазейку; сильное встречное течение так и норовило завладеть рулем и развернуть корабль бортом к волне. Чейн лелеял "Гордость", словно сильную, чуткую женщину. Он построил ее своими руками из материалов, украденных с верфи Лэнгстри, и списанных частей двигателей и плавал на траулере уже семь лет - ловил рыбу с командой, набранной из местных индейцев. "Гордость" была славным суденышком, быстроходным и остойчивым. Сейчас Чейн не отрываясь смотрел вперед, время от времени поглядывая на компас и латунный барометр, установленные на панели перед ним. Стрелка барометра стояла низко и продолжала падать.
   - Как бы эту лодку ни болтало, - сказала Яна, - она будет плыть и плыть - такая конструкция, низкая осадка. Не переворачивается.
   - Все эти годы, - сказал Кип Муру, - эти твари старались снова вывести лодку в море... может быть, даже лежа на дне они как могли поддерживали рабочее состояние двигателей. Все это время у них была одна-единственная цель. Страстное желание нанести ответный удар, жгучая ненависть, иссушающая жажда. - Он повторял все то, что говорил ему Бонифаций.
   - Экипажи немецких подводных лодок были специально обучены импровизировать, - рассказывала Яна. - Они пользовались тем, что было под рукой - проволокой, тросами, обломками досок, даже металлом переборок. Есть документально зафиксированные случаи, когда субмарины, пролежав на дне несколько дней, всплывали - в последний момент, когда воздух был практически на исходе, - исключительно благодаря мужеству и смекалке команды. Мне кажется, в некоторых отношениях храбрее их не было.