Маккефри Энн. Арфистка Менолли

   – Где они у вас хранятся? – спросила Менолли, желая снискать расположение домоправительницы, а сама подумала: <Неужто и здесь мне придется бегать вверх и вниз по узким лестницам, разнося светильники?>
   – Где же твоя служанка? – осведомилась Сильвина. – Это она должна следить за светильниками, а вовсе не Менолли. – Подойдя к окну, она распахнула сначала внутренние ставни, а потом и наружные, впустив в комнату поток солнечного света.
   – Что ты делаешь, Сильвина?!
   – Успокойся, Данка. Раньше, чем через два дня Падения все равно не будет. А комнату нужно проветрить.
   В ответ раздался визг Данки: в открытое окно ворвалась стайка файров и, возбужденно чирикая, заметалась по комнате. Им было не на что присесть – вокруг лишь голые стены без карнизов, тюфяка на постели нет, меховое покрывало свернуто на сундучке. Две зеленые Тетушки и голубой Дядюшка опустились было на спинку стула, но, испугавшись воплей Данки, выпорхнули наружу. А толстуха забилась в угол и, прикрыв голову подолом юбки, кричала так, будто ее резали.
   Менолли приказала коричневым прекратить свои воздушные трюки, Тетушкам и Дядюшке велела сесть на подоконник, а Нырку с Крепышом – на спинку кровати. Сильвина тем временем успокаивала Данку и уговаривала ее выйти из угла. Прошло немало времени, пока маленькая домоправительница соблаговолила наконец взглянуть, как Сильвина управляется с Лентяем – тот позволял себя гладить любому, лишь бы это не требовало никаких усилий с его стороны. Менолли же стало окончательно ясно, что Данка никогда не смирится с их присутствием в доме. Девочка почувствовала: толстуха невзлюбила ее за то, что она стала свидетелем ее трусости. На какой-то миг она даже пожалела, что не осталась в Вейре, где все относились к ее файрам вполне дружелюбно.
   Тихонько вздыхая, Менолли стала поглаживать Красотку, рассеянно слушая, как Сильвина уверяет Данку, что файры не могут причинить никакого вреда ни ей, ни ее подопечным, а все домоправительницы Форта умрут от зависти, когда узнают, что у нее в доме поселилось девять файров…
   – Как – девять? – испуганно пискнула Данка и снова схватилась за юбку, чтобы накинуть ее на голову.– Девять этих мерзких тварей будут носиться по моему дому…
   – Они не очень-то любят сидеть дома, разве что ночью, – сказала Менолли, надеясь успокоить Данку. – И потом, их редко можно увидеть со мной всех сразу.
   Перехватив злобный трусливый взгляд, который метнула на нее толстуха, Менолли поняла, что ее тоже редко можно будет увидеть вместе с Данкой, во всяком случае, домоправительница приложит к этому все силы.
   – Нам пора, Менолли. Ты ведь еще должна подобрать себе гитару в мастерской, – напомнила Сильвина. – Если тебе, Данка, понадобится сено для тюфяков, пошли служанку к нам в Цех, – добавила она, приглашая девочку следовать за собой. – Менолли будет поддерживать с Цехом арфистов более тесную связь, чем остальные твои постоялицы…
   – Все равно, ей, как и остальным, придется возвращаться домой до закрытия дверей, или пусть ночует в Цехе, – предупредила Данка, когда Менолли с Сильвиной уже спускались по лестнице.
   – Данка держит девочек в строгости, – заметила Сильвина, выйдя на яркий солнечный свет и направляясь через широкую мощеную площадь. – Само по себе это не так уж плохо: ведь вокруг увивается столько мальчишек. И не обращай внимания на то, как она окрысилась при одном упоминании о Петироне. Просто она пыталась окрутить его после смерти Мереланы. Я бы сказала, что Петирон оставил пост арфиста Форта по двум причинам: чтобы избавиться от приставаний Данки и освободить путь для Робинтона. Он так гордился, когда его сына избрали Главным арфистом…
   – Да, Полукруглый далековато от Форт холда.
   – Вот-вот, – хохотнула Сильвина. – К тому же, детка, это одно из немногих заброшенных мест, куда бы Данка не рискнула за ним увязаться. Можно подумать, что Петирон взглянул бы на кого-нибудь после Мереланы! Она была такая прелесть, а голос – изумительной красоты и диапазона… До сих пор не могу ее забыть!
   Вокруг становилось все оживленнее: крестьяне возвращались с полей на обед, вот через толпу, не спеша, проехал отряд всадников на длинноногих скакунах. Какой-то школяр, бегущий с поручением, налетел прямо на Менолли. Мальчуган уже начал бормотать слова извинения, когда Красотка, выглянув из волос девочки, угрожающе зашипела на него. Паренек вскрикнул от неожиданности, ловко, как все школяры, увернулся и помчался дальше.
   – Хотела бы я послушать, что он наплетет, когда вернется в свой цех!
   – Сильвина, я…
   – Ни слова больше, Менолли! Я не желаю слушать, как ты все время извиняешься за своих файров. И мастер Робинтон – тоже. На свете никогда не переведутся глупцы, вроде Данки, готовые визжать от страха при виде чего-то нового или необычного. – Они вошли под арку, ведущую к Цеху арфистов. – А теперь ступай – в ту дверь, через вестибюль, там и найдешь мастерскую. Главный у них – мастер Джеринт. Он подыщет тебе инструмент, чтобы ты могла сыграть перед мастером Домисом. Он тоже там. – Улыбнувшись и ободряюще похлопав девочку по плечу, Сильвина поспешила по своим делам.
 
   Глава 3
   Не ссорься с файрами, дружок, И ласков будь со мной: Они обидчивый народ И за меня – стеной.
 
   Сначала Менолли пожалела, что Сильвина не задержалась еще чуть-чуть, чтобы познакомить ее с мастером Джеринтом, но, поразмыслив, виновато призналась себе, что и так отняла у главной смотрительницы уйму времени. Она расправила плечи, пытаясь побороть внезапный прилив робости, и вошла в квадратный вестибюль. Перед ней была дверь – должно быть, за ней находятся владения мастера Джеринта.
   Даже сюда доносился шум работы: стук молотка, визг пилы, удары, скрежет, но когда она открыла дверь, на них с Красоткой обрушилась целая лавина звуков – кто-то настраивал инструменты, кто-то пилил, строгал, зачищал, кто-то натягивал на каркас барабана жесткую кожу, которая щелкала и потрескивала. Красотка издала жалобный, душераздирающий писк и, вспорхнув с плеча Менолли, устроилась на балке под самым потолком. Ее резкий крик и стремительный полет приковали к себе внимание всех, кто трудился в мастерской. Внезапно наступившая тишина, нарушаемая лишь перешептыванием юных мастеровых, поглядывавших на Менолли, привлекла внимание пожилого мужчины, который, согнувшись чуть ли не вдвое над лежащей у него на коленях гитарой, приклеивал особо сложный фрагмент инкрустации. Он поднял глаза и оглядел замерших учеников.
   – Ну? Что это с вами?
   Красотка снова вскрикнула и, обрадованная наступившей тишиной, слетела с балки к Менолли на плечо.
   – Это еще что за дивные звуки? Они явно не музыкального, а звериного происхождения.
   И вдруг без всякой посторонней подсказки мастер Джеринт заметил ее присутствие.
   – А тебе что здесь нужно? И что это за существо у тебя на плече? У нас здесь не полагается таскать с собой всякую живность. Говори же, парень! Ты что, язык проглотил?
   По мастерской пролетело приглушенное хихиканье, и мастер догадался, что сказал что-то не то.
   – Видите ли, мой господин, если вы мастер Джеринт, то я, с вашего позволения, Менолли…
   – Но если ты Менолли, то, значит, ты не парень.
   – Нет, мой господин.
   – И, значит, это тебя я жду, если, конечно, снова не ошибаюсь. – Мастер укоризненно воззрился на инкрустацию, над которой трудился, как будто это она была виною его забывчивости. – Так кто это у тебя на плече? Это оно так верещало?
   – Она, мой господин, но только потому, что испугалась.
   – Да, шум у нас стоит такой, что напугает любого, у кого есть голова, а на ней уши, – явно смягчившись, проговорил Джеринт и потянулся к маленькой королеве, но Красотка предостерегающе пискнула, и он тотчас отпрянул, удивленный реакцией ящерицы на его любопытство. – Так, значит, это и есть знаменитая огненная ящерица? – скептически осведомился мастер.
   – Я назвала ее Красоткой, мастер Джеринт, – сказала Менолли, желая, чтобы как можно больше обитателей Цеха подружилось с ее файрами. Девочка решительно размотала витки хвоста, стискивающего ее шею, и пересадила Красотку на руку. – Она просто обожает, когда ей почесывают надбровья…
   – Правда? – Джеринт принялся поглаживать отливающую золотом ящерицу, и Красотка, прижмурив сверкающие глаза, полностью отдалась его ласкам. – Да, теперь я и сам вижу.
   – Вообще-то, она очень милая, вот только весь этот шум и новые лица…
   – Что ж, и вправду очень милая зверушка. – Джеринт все смелее поглаживал длинным мозолистым пальцем, перепачканным в клею, головку маленькой королевы, а та, млея, тихонько мурлыкала от удовольствия. – Очень милая. А у драконов кожа такая же мягкая?
   – Да, мой господин.
   – Просто очаровательное создание. Совершенно очаровательное. Куда симпатичнее драконов.
   – Она еще и поет, – сказал, неторопливо приближаясь к ним, коренастый человечек, на ходу вытирая полотенцем руки.
   Его появление как будто отпустило какую-то скрытую пружину: по мастерской волной пронесся возбужденный шепоток подмастерьев, то и дело перемежаемый смешками. Коротышка кивнул Менолли.
   – Поет? – переспросил мастер Джеринт, и ладонь его на миг застыла в воздухе, но Красотка немедленно подтолкнула ее носом, требуя продолжения. Он принялся поглаживать ее изящно изогнутую шею. – Правда, Домис, кроме шуток?
   – Но ведь ты сам слышал сегодня утром ее великолепное сопрано.
   Так, значит, этот коротышка и есть мастер Домис, перед которым она должна играть? Правда, на нем старый камзол с выцветшими нашивками подмастерья, но ни один подмастерье не посмел бы запросто обращаться к мастеру по имени и не держался бы так самоуверенно.
   – Сегодня утром? – мастер Джеринт удивленно заморгал, чем вызвал смешки наиболее дерзких школяров. – Ах да, я еще подумал, что для свирели тембр немного необычный, к тому же это сказание обычно исполняется без аккомпанемента, но наш Брудеган вечно что-нибудь изобретает… – Он небрежно махнул рукой.
   Красотка попятилась и, раскинув крылья для равновесия, больно вцепилась коготками в руку Менолли.
   – К тебе это не относится, моя прелесть, – извиняющимся тоном проговорил Джеринт и стал снова поглаживать надбровья маленькой королевы, пока она не успокоилась. – Неужели у этой малышки такой сильный голос?
   – Сколько же файров пело, Менолли? – спросил мастер Домис.
   – Всего пятеро, – сдержанно ответила девочка, помня, как среагировала Данка на цифру девять.
   – Неужели, только пятеро?
   Странный тон мастера заставил Менолли поглядеть на него внимательнее: уж не издевается ли он над ней? Но на непроницаемом лице Домиса блуждала легкая улыбка.
   – Пятеро! – Мастер Джеринт подскочил от неожиданности. – Как, у тебя… пять файров?
   – Вообще-то, если сказать по правде, мой господин…
   – Лучше всегда говорить правду, Менолли, – посоветовал мастер Домис. Он явно дразнил ее, и не так уж беззлобно.
   – Да, я запечатлела девять файров, – в отчаянии выпалила Менолли. – Видите ли, мы были в пещере, вокруг падали Нити – как я могла удержать их внутри и тем самым уберечь от гибели? – только кормить. Ну вот, я их кормила, кормила и…
   – И, конечно, запечатлела, – закончил за Менолли Домис, когда она запнулась, увидев, что мастер Джеринт не сводит с нее удивленного, недоверчивого взгляда. – Придется тебе, Менолли, добавить к своей песенке еще куплет-другой.
   – Главный арфист переработал мою песню так, как он счел нужным, мастер Домис, – ответила Менолли, надеясь, что ей удалось вложить в эти слова спокойное достоинство.
   По лицу мастера скользнула усмешка.
   – Видишь, Менолли, всегда лучше говорить правду. Ты всех своих файров научила петь?
   – Вообще-то, я их специально не учила, мой господин. Просто играла на свирели, а они подпевали.
   – Если уж разговор зашел о свирели, Джеринт, то девочке нужен инструмент, пока она не изготовит свой собственный. Надеюсь, у Петирона хватило материала, чтобы научить тебя?
   – Он объяснял мне… на словах, – пробормотала Менолли. Неужели мастер Домис думает, что Янус разрешил бы ей, девчонке, тратить драгоценную древесину, чтобы сделать инструмент – принадлежность настоящих арфистов?
   – Что ж, со временем увидим, как ты усвоила его объяснения. А пока Менолли нужна гитара, чтобы сыграть мне и чтобы потом заниматься делом, – последние два слова он выразительно подчеркнул, окидывая строгим взглядом многочисленных наблюдателей.
   Все поспешили возобновить прерванную работу, и мастерская снова наполнилась стуком, скрежетом и визгом, от чего Красотка сложила крылья и протестующе вскрикнула.
   – Вряд ли ее можно винить, – произнес Домис, когда Менолли принялась успокаивать королеву.
   – Какой у нее, однако, богатый диапазон, – удивился мастер Джеринт.
   – Так как насчет гитары для Менолли? Нужно же нам оценить ее диапазон, – ворчливо напомнил мастер Домис.
   – Сейчас, сейчас. Здесь есть из чего выбрать, – ответил Джеринт, подпрыгивающей походкой направляясь в дальний угол мастерской, имевшей форму буквы <Г>.
   Там обнаружился целый склад барабанов, труб, арф различных форм и размеров и, конечно, гитар. Инструменты свисали со вбитых в стены крюков, с натянутых под потолком веревок, громоздились на пыльных полках, причем с высотой слой пыли становился все толще.
   – Так ты говоришь, ей нужна гитара? – Джеринт пробежал глазами ряды инструментов и достал одну, сверкающую свежим лаком.
   – Нет-нет, не эту, – слова сорвались у Менолли с языка прежде, чем она успела подумать, что их могут счесть непозволительной дерзостью.
   – Не эту? – Джеринт так и застыл с поднятой рукой. – А почему, позволь узнать? – Голос его звучал ворчливо, но глядевшие на нее глаза внимательно прищурились. Теперь он совсем не походил на рассеянного чудака-мастерового.
   – Она слишком новая, чтобы давать хороший тон.
   – Разве ты можешь оценить на взгляд?
   <Так, – подумала Менолли, – вот и начался экзамен>.
   – Я бы никогда не стала выбирать инструмент на взгляд, мастер Джеринт. Разумеется, я выбирала бы по звучанию, только мне и отсюда видно, что корпус соединен кое-как. И шейка кривовата, хотя отделка хороша, слов нет.
   Ее ответ явно понравился мастеру. Он отступил в сторону, жестом приглашая ее выбирать самостоятельно. Девочка подошла к полке, тронула струны одной гитары, рассеяно покачала головой и продолжала поиск. На глаза ей попался футляр – кожа вытерта, но заботливо смазана маслом. Взглядом спросив у мастеров разрешения, она открыла крышку и достала гитару. Легко провела ладонью по гладкому дереву, примерилась к стройному грифу. Взяв гитару в руки, почти благоговейно коснулась струн и улыбнулась, услышав сочный звук. Красотка, тут же подхватив его, довольно чирикнула. Менолли вздохнула и бережно положила гитару на место.
   – Почему ты ее не берешь? Чем она тебе не угодила? – резко спросил мастер Домис.
   – Я бы с радостью взяла ее, мой господин, но такая гитара должна принадлежать мастеру – она слишком хороша для упражнений.
   Домис расхохотался и хлопнул Джеринта по плечу.
   – А ведь никто не мог ей подсказать, Джеринт, что это твой инструмент. Продолжай, девочка, – подыщи себе гитару, чтобы была не слишком хороша для упражнений, но и не слишком плоха для игры.
   Менолли перепробовала еще несколько инструментов, отлично понимая, что от ее выбора зависит очень многое. У одной гитары оказался приятный звук, но колки так сносились, что не держали струны. Она уже стала бояться, что так и не найдет себе подходящего инструмента, когда заметила в самом углу еще одну гитару, висящую на крюке. Одна струна была порвана, но когда она попробовала остальные, звук оказался нежным и сильным. Девочка погладила корпус – шелковистое на ощупь дерево ласково льнуло к пальцам. Искусные руки создателя выложили вокруг отверстия затейливый узор из более светлой древесины. Колки недавно заменили, но, если не считать недостающей струны, это было, бесспорно, лучшее из того, что имелось у мастера Джеринта.
   – Если можно, я взяла бы эту, – она потянула гитару Джеринту.
   Мастер медленно кивнул, одобряя ее выбор и не обращая внимания на Домиса, который толкал его в бок.
   – Я дам тебе новую струну ми… – Джеринт порылся в одном из примыкающих к полкам ящичков и извлек из него аккуратно свернутую жилу.
   На струне уже была петелька, и Менолли, набросив ее на крючок, протянула струну через кобылку, вдоль грифа и продела в отверстие колка. Зная, что за ней внимательно наблюдают, девочка отчаянно старалась унять дрожь в руках. Она настроила новую струну по соседней, потом подстроила к остальным и взяла аккорд. Глубина и сочность тона убедили ее в том, что она сделала правильный выбор.
   – Ну что ж, теперь, когда ты доказала нам, что хорошо умеешь выбирать, натягивать струны и настраивать, остается убедиться, что ты так же хорошо сумеешь сыграть на выбранной гитаре, – произнес Домис и, взяв девочку за локоть, повел к выходу из мастерской.
   Едва она успела кивком поблагодарить мастера Джеринта, как дверь захлопнулась у нее за спиной. Не выпуская ее руки и не обращая внимания на шипение Красотки, мастер Домис повлек Менолли вверх по лестнице и привел в квадратную комнату над входной аркой. Судя по письменному столу, по полкам с рукописями и инструментами, по доске на стене, она служила одновременно кабинетом и классом для занятий. У стен выстроились ряды стульев, но были и три дивана – Менолли в первый раз видела такие – с потемневшими от времени подлокотниками и спинками, с заплатами, кое-где украшавшими кожаные сидения. Одно из больших окон со складными металлическими ставнями выходило на широкую подъездную дорогу, другое – во внутренний двор.
   – Ну, играй, – плюхнувшись на дива, велел мастер Домис и сделал ей знак сесть на стул.
   Он сказал это без всякого выражения и так небрежно, что Менолли подумала: похоже, он не ожидает, что она на что-то способна. Даже та капля уверенности, которая появилась у нее после того, как она неожиданно отличилась, выбирая гитару, мгновенно исчезла. Она зачем-то тронула новую струну, потом покрутила колок, стараясь сообразить, что же ей сыграть; чтобы доказать свое умение. Менолли решила во что бы то ни стало удивить мастера Домиса, который все время цеплялся к ней и ехидничал, и к тому же невзлюбил ее файров.
   – Только не пой, – предупредил Домис. – И еще: пусть она помолчит, – он указал пальцем на Красотку, которая по-прежнему восседала у Менолли на плече. – Я желаю слышать только гитару, – он махнул рукой в сторону инструмента и выжидательно сложил руки на коленях.
   Его снисходительный тон пробудил в Менолли дремавшую дотоле гордость. Отбросив робость, она заиграла вступительные аккорды <Баллады о полете Мориты> и с удовлетворением заметила, как его брови удивленно взметнулись. Исполнение этой вещи требовало немалого искусства, даже когда основную мелодию вел хор, а уж для того, чтобы сочетать соло с аккомпанементом, музыкант должен владеть гитарой просто виртуозно. Не все получалось чисто – пальцы левой руки плохо повиновались, когда шла быстрая смена гармоник, но девочка отлично держала ритм, и пальцы правой руки стремительно летали над струнами, ясно и отчетливо ведя замысловатую мелодию.
   Она была готова к тому, что Домис остановит ее после первого же куплета, но, поскольку никакого знака не последовало, продолжала играть, смело меняя гармонию и аппликатуру, там где левая рука не могла следовать традиционному варианту. Она уже начала третий куплет, когда мастер нагнулся вперед и поймал ее правую кисть.
   – На сегодня гитары хватит, – с непроницаемым видом изрек он и щелкнул пальцами, указывая на ее левую руку. Медленно и неохотно Менолли протянула ему левую ладонь. Рука болела. Он повернул кисть ладонью вверх и легко провел пальцем по грубому шраму. Девочка с трудом усидела на месте – от его прикосновения по спине пробежали колючие мурашки. Домис недовольно хмыкнул, увидев, что от усилий края раны кое-где разошлись. – Олдайв уже видел?
   – Да, мой господин.
   – И, конечно, прописал одну из своих липучих, вонючих мазей. Если они помогут, ты сможешь разработать кисть, чтобы правильно выполнять аппликатуру, которая не удалась тебе в первом куплете.
   – Надеюсь, что так и будет.
   – Я тоже. В учебных балладах и сказаниях вольности неуместны.
   – Именно так говорил мне Петирон, – ответила она столь же бесстрастно, – но септаккорд в миноре во втором такте – это вариант, сохранившийся в Летописях Полукруглого холда.
   – Устаревший вариант.
   Менолли промолчала. Пусть придирается – все равно она знает, что, несмотря на больную руку, сыграла хорошо – просто Домис не считает нужным ее хвалить.
   – На каких еще инструментах Петирон научил тебя играть?
   – Разумеется, на барабанах.
   – Разумеется? Вон позади тебя маленький барабанчик.
   Она продемонстрировала Домису основные варианты барабанной дроби, после чего по его просьбе исполнила более сложный танцевальный ритм, популярный у обитателей морских холдов. И хоть выражение его лица не изменилось, она увидела, что пальцы мастера подрагивают в такт музыки и про себя порадовалась. Потом она исполнила на малой арфе незатейливую колыбельную, которая хорошо подходила к легкому, чистому звучанию инструмента. Домис сказал, что со временем она сможет играть, и на большой арфе, но пока, чтобы взять октаву, ей пришлось бы слишком перенапрягать левую руку. Затем вручил ей дудочку-альт, сам взял теноровую и велел играть гармонию к своей музыкальной теме. Эта затея целиком захватила Менолли, она могла бы продолжать до бесконечности: что за чудо – исполнять дуэт!
   – А духовые у вас в Полукруглом были?
   – Только простой горн, но Петирон объяснил мне теорию клапанов. Он сказал, что из меня мог бы получиться неплохой трубач.
   – Рад слышать, что он не пренебрегал духовыми. – Домис встал. – Благодарю, Менолли. Теперь твой музыкальный уровень мне ясен. Можешь отправляться на обед.
   С явным сожалением Менолли потянулась за гитарой.
   – Мне придется вернуть ее мастеру Джеринту?
   – Это еще зачем? – все так же холодно, почти неприязненно, бросил он. – Ее дали тебе для занятий, так и запомни. А заниматься, несмотря на все твои таланты, тебе придется немало.
   – А чья это гитара, мастер Домис? – вырвалось у Менолли. Неожиданно ей пришло в голову, что, может быть, это его собственный инструмент, и ее выбор послужил причиной его непонятной враждебности.
   – Эта? На этой гитаре играл Робинтон, когда был подмастерьем. – Широко ухмыльнувшись при виде ее изумления, Домис вышел из комнаты.
   Менолли замерла на месте, дивясь собственной смелости и одновременно досадуя на себя, и крепче прижала к груди вдвойне драгоценную гитару. Неужели мастер Робинтон будет так же недоволен, как и мастер Домис, если узнает, что она выбрала его гитару? Но это противоречит здравому смыслу: ведь теперь у мастера Робинтона наверняка куда более ценный инструмент – иначе зачем его ученической работе пылиться на складе у мастера Джеринта? И тут ее поразил скрытый в ситуации юмор: надо же, из всего множества инструментов она безошибочно выбрала всеми забытую гитару Главного арфиста! И не удивительно, что Робинтон стал им, если еще в юности сделал такой прекрасный инструмент. Наклонив голову, она легонько тронула струны, чтобы еще раз услышать их нежный сочный звон, и с улыбкой слушала, как он тихо замирает в воздухе. Сверху, с книжных полок, радостно откликнулась Красотка. Раздавшееся со всех сторон чириканье подсказало Менолли, что остальные файры, улучив момент, тоже пробрались в комнату.
   Вдруг вся стая с воплями взметнулась в воздух – где-то поблизости раздался гулкий колокольный звон. И сразу же внизу началось столпотворение. Утренние занятия закончились, и из классов во двор высыпали школяры и подмастерья. Все они лавиной устремились в столовую, при этом так буйно вопя, толкаясь и пихаясь, что Менолли подивилась про себя: ведь некоторым из них никак не меньше двадцати Оборотов! Ни один парень из морского холда не допустил бы подобного ребячества. Даже ее сверстники, мальчишки, которым сравнялись пятнадцать Оборотов, уже вовсю трудились, выходя в море на рыболовных судах. Конечно, после изнурительной возни с сетями и парусами у них уже не оставалось сил для проказ и беготни. Может быть, именно поэтому родители и не ценили ее музыку – они не считали ее достаточно тяжелой работой. Менолли потрясла кистями. После часа напряженной игры руки ныли и дрожали. Нет, родителям никогда не понять, что от игры на музыкальных инструментах можно устать не меньше, чем от гребли или работы со снастями.
   И проголодалась она так, как будто тянула сети. Девочка помедлила, стоя с гитарой в руках. Она уже не успеет отнести ее в свою комнату. С другой стороны, не видно, чтобы у кого-нибудь из высыпавших во двор учеников были с собой инструменты. Поразмыслив, она бережно опустила гитару на свободное место на полке и велела Красотке вместе с остальной стаей оставаться на месте. Можно себе представить, что произойдет, если она заявится в столовую вместе с файрами – начнется гвалт не меньше того, что сотрясает сейчас стены Цеха…
   И вдруг двор опустел. Спеша, насколько позволяли едва зажившие ступни, Менолли спустилась по лестнице и пересекла двор, стараясь при этом, чтобы походка ее ничем не отличалась от обычной, – она надеялась войти в столовую незамеченной. Дойдя до широких дверей, девочка остановилась в нерешительности. Зал был полон, и все, вытянувшись в струнку, застыли вдоль длинных столов. На лицах, обращенных к окнам, было написано напряженное ожидание, у тех же, кто стоял лицом к глухой стене, глаза были устремлены в правый угол. Менолли собралась взглянуть, что же там происходит, когда услышала слева от себя какие-то шипение. Она оглянулась и увидела Камо – взглядами и жестами он подсказывал ей поскорее занять одно из трех свободных мест у ближайшего стола. Девочка проворно шмыгнула туда.