Страница:
– Слушаюсь, учитель, – бодро ответил Пьемур и, повернувшись на каблуках, вприпрыжку зашагал к двери. Выходя, он на миг замешкался, чтобы ободряюще помахать Менолли рукой, а потом помчался вниз по лестнице.
– Негодник! – с притворной свирепостью рявкнул мастер, сделав девочке знак сесть на табурет. – Мне стало известно, Менолли, что Петирон провел последние годы своей жизни в вашем холде, где исполнял обязанности арфиста.
Девочка кивнула – ей стало как-то спокойнее от того, что мастер неожиданно обратился к ней по имени.
– И он учил тебя играть и разбираться в теории музыки?
Менолли снова кивнула.
– Что мастер Домис и мастер Моршал и проверили сегодня. – Девочку внезапно насторожила легкая насмешка в его тоне, и она уже более внимательно смотрела, как он покачивает тяжелой головой, думая о чем-то своем. – А теперь скажи, потрудился ли Петирон, – его густой бас вдруг грозно зарокотал, так что Менолли на миг показалось, что она неверно оценила этого человека и он, как и ехидный Домис и брюзга Моршал, заранее настроен против нее, – …вернее, отважился ли он научить тебя пользоваться голосом?
– Нет, мой господин. По крайней мере, я так не думаю. Мы… мы просто пели вместе.
– То-то! – Огромная ладонь мастера Шоганара с такой силой обрушилась на письменный стал, что песок взметнулся столбом. – Вы просто пели вместе. Так же, как ты пела вместе со своими файрами?
Ее питомцы вопросительно чирикнули.
– Молчать! – рявкнул он, снова грохнув ладонью по столу.
Менолли мимолетно удивилась: несмотря на то, что поведение мастера Шоганара испугало ее, файры прижали крылья и затихли.
– Ну так что?
– Вы хотите знать, пела ли я с ними? Да, пела.
– Так же, как раньше пела с Петироном?
– Да, пожалуй, – только раньше мелодию вел Петирон, а я подпевала, а теперь они подпевают мне.
– Это не совсем то, что я имел в виду. А теперь я хочу, чтобы ты спела для меня.
– А что петь, мой господин? – спросила она, потянувшись за висевшей за плечом гитарой.
– Нет-нет, – он нетерпеливо замахал руками, – только без этой штуки. Я хочу слышать пение, а не концертный номер. Для меня важен голос, а не то, как ты скрываешь несовершенство вокала мелодичными аккордами и затейливой гармонией… Ведь именно голосом мы общаемся друг с другом, голос произносит слова, которыми мы хотим произвести впечатление на окружающих, голос вызывает эмоциональный отклик: слезы, смех, раздумья. Голос – вот самый важный, самый сложный, самый удивительный из инструментов. И если ты не умеешь пользоваться голосом правильно и с толком, то лучше тебе вернуться в свой захолустный холд.
Менолли так зачаровало богатство и разнообразие его интонаций, что она даже не обратила внимание на смысл сказанного.
– Ну? – требовательно спросил он.
Менолли заморгала и судорожно вздохнула, запоздало поняв, что он ждет ее пения.
– Да не так! Вот дуреха! Дышать нужно вот отсюда, – он положил растопыренную ладонь на бочкообразный живот, там где полагалось быть диафрагме, и нажал, так что давление ясно ощущалось в выходившем изо рта голосе. – Вдыхаешь через нос, вот так… – Он вдохнул, но его массивная грудь почти не шевельнулась. – Воздух идет через дыхательное горло, – продолжал он на той же ноте, – и в живот, – голос понизился сразу на целую октаву. – Правильно дышать – значит дышать животом!
Менолли набрала воздуха, как ей было показано, и снова выдохнула: она по-прежнему не знала, что петь.
– Клянусь холдом, который нас защищает, – он воздел глаза и руки, как будто искал утешения у бесплотного воздуха, – эта девица сведет меня с ума… Пой же, Менолли, пой!
Менолли с радостью спела бы, но перед тем, как начать ей хотелось столько сказать, а если нельзя, то хотя бы подумать, что же лучше спеть.
Она снова быстро вдохнула, почувствовала, что сидя петь неудобно, не спрашивая разрешения, встала и начала ту же песню, которую утром пели школяры. Сначала у нее мелькнула мысль: сейчас я ему покажу, что не он один умеет наполнять воздух оглушительными звуками, но потом, вспомнив брошенный вскользь совет Петирона, передумала и постаралась петь не столько громко, сколько выразительно.
Шоганар внимательно глядел на нее.
Вот последняя нота замерла вдали – как будто певец закончил песню и ушел, и Менолли без сил рухнула на табурет. Ее трясло. Как только она кончила петь, вернулась тупая дергающая боль в ногах.
Мастер Шоганар продолжал сидеть молча, его многочисленные подбородки опустились на грудь Потом, так и не шевельнув пальцем, он откинулся назад и пристально взглянул на девочку из-под кустистых темных бровей.
– Так, говоришь, Петирон никогда не учил тебя пользоваться голосом?
– Так, как вы – нет, – для наглядности Менолли прижала ладони к плоскому животу. – Он всегда говорил, что петь нужно сердцем и нутром. Я могу петь еще громче, – на всякий случай добавила она, опасаясь, что не угодила Шоганару.
Он только рукой махнул.
– Велика хитрость. Орать любой дурак умеет. Даже наш Камо. А вот петь он не может.
– Петирон часто говорил: если петь громко, то слышен только шум, а не голос и не сама песня.
– Да ну? Это он тебе сказал? Мои слова! Мои собственные слова! Значит, все-таки он меня слушал, – отметил Шоганар и тихо добавил, обращаясь к самому себе: – Петирон был достаточно умен, чтобы понимать пределы своих возможностей.
Менолли промолчала, но все в ней вознегодовало. Зато с оконного карниза послышалось шипение Красотки; Крепыш с Нырком вторили ей со своих мест. Мастер Шоганар поднял голову и с легким недоумением воззрился на файров.
– Вот оно что! – Он перевел взгляд на Менолли. – Эти прелестные создания выражают чувства своей хозяйки? А ты любила Петирона и не желаешь слушать о нем ничего дурного? – Он слегка подался вперед и погрозил ей пальцем. – Запомни, бегунья Менолли: у каждого из нас есть свой предел, и мудр тот, кто его осознает. Вот что я имел в виду, – он снова откинулся в кресле, – совершенно не желая обидеть покойного Петирона. Для меня это похвала. – Он склонил голову на бок. – А для тебя – большая удача. Петирону хватило разума не портить твой голос, а подождать, пока твоим вокальным образованием займусь я. Так, шлифуя и доводя до совершенства то, что заложено самой природой, мы получим… – левая бровь мастера Шоганара, изогнувшись, поползла вверх, правая же оставалась неподвижной; зачарованная столь искусной мимикой, Менолли не спускала с него глаз, – …получим хорошо поставленный, безупречный певческий голос. – Мастер громко выдохнул.
Ту-т до Менолли, наконец, дошел смысл слов мастера, не затуманенный его мимическими упражнениями.
– Вы хотите сказать, что я могу петь?
– Петь может любой дурак на Перне, – небрежно бросил Шоганар. – И вообще, хватит разговоров. Я устал. – Он отмахнулся от нее, как от назойливого насекомого. – И этих сладкоголосых проныр тоже забирай с собой. Хватит с меня их злобных взглядов и немузыкальных воплей.
– Следующий раз я позабочусь, чтобы они…
– Остались за дверью? Нет, – брови Шоганара стремительно взметнулись, – бери их с собой. Похоже, они учатся на примере. Так что придется тебе показывать им хороший пример. – Лицо его омрачилось какой-то мыслью, потом на нем расплылась улыбка. – А теперь ступай, Менолли. Ступай. Все это невероятно утомило меня.
С этими словами он оперся локтем о письменный стол, да так тяжело, что тот накренился. Уронив голову на ладонь, мастер без всякой паузы оглушительно захрапел. Менолли опешила – она и не предполагала, что можно заснуть так быстро. Тем не менее, повинуясь приказу, она поманила за собой файров и бесшумно вышла.
Глава 4
Почему, мой арфист, ты печален – Ведь у песни веселый лад? Что твой голос дрожит и струна дребезжит, Почему ты отводишь взгляд?
Менолли с радостью свернулась бы где-нибудь клубочком и уснула, но Красотка начала тихонько курлыкать. <Кажется, Сильвина обещала, что им будут собирать остатки еды>, – вспомнила девочка и направилась через двор к кухне. Но среди царившей там кутерьмы ей долго не удавалось обнаружить ни Сильвины, ни Камо. Наконец, она увидела, как дурачок, ковыляя, появился из кладовой; обеими руками он бережно прижимал к себе огромный круг сыра. Увидев девочку, Камо радостно осклабился и опустил сыр на единственное незанятое место, оставшееся на кухонном столе.
– Камо – кормить милашек? Камо – кормить?
– Будь умником, Камо, закончи сначала с сыром, – велела женщина, которую, как припомнила Менолли, звали Альбуна.
– Камо должен кормить, – заявил дурачок и, схватив миску, бесцеремонно вывалил ее содержимое прямо на стол, а потом зашагал по направлению к кладовой.
– Камо! Вернись сейчас же и займись сыром!
Менолли уже и сама пожалела о том, что явилась на кухню, и тут ее заметила Альбуна.
– Так вот кто всему виной! Ну да ладно – все равно от него теперь не будет никакого проку, пока он не поможет тебе накормить твоих зверюшек. Только держи их подальше от кухни!
– Хорошо, Альбуна. Извини, что я тебе помешала…
– Еще бы – устроить такой тарарам в самый разгар приготовления к ужину…
– Камо – кормить милашек? Камо – кормить милашек? – Дурачок уже со всех ног спешил обратно, роняя на пол кусочки мяса из переполненной миски.
– Только не в кухне, Камо! Ступай вон отсюда Ступай, тебе говорят. А ты, девочка, пришли его обратно, когда они поедят, ладно? Одно из немногих доступных ему дел – это управляться с сыром.
Менолли кивнула Альбуне и, улыбнувшись Камо, повела его из кухни вверх по ступенькам во двор. Красотка с компанией сразу же набросились на них. Обе Тетушки с Дядюшкой снова уселись на плечи Камо. Лицо дурачка светилось восторгом, он стоял, боясь шелохнуться, видимо, опасаясь, как бы малейшее его движение не спугнуло дорогих гостей. Остальные файры тоже то и дело подлетали к нему, чтобы схватить кусочек, или, уцепившись за его одежду, клевали прямо из миски. И хотя Красотка, Нырок и Крепыш предпочитали брать еду из рук Менолли, миска, тем не менее, скоро опустела.
– Камо принесет еще? Камо принесет еще?
Менолли поймала его за руку и повернула лицом к себе.
– Нет, Камо. Им хватит. Больше не надо, Камо. Теперь ты должен заняться сыром.
– Милашки уходят? – Лицо дурачка печально вытянулось Он наблюдал, как файры, один за другим, лениво взлетают на высокую крышу здания. – Милашки уходят?
– Теперь, Камо, им нужно поспать на солнышке. Они хорошо поели. А ты возвращайся к своему сыру. – Менолли легонько подтолкнула его в сторону кухни.
Он неохотно заковылял прочь, сжимая в руках миску и так неотрывно глядя через плечо на файров, что врезался прямо в дверной косяк. Потом, так и не сводя глаз со своих любимцев, сделал шаг в сторону и исчез в дверном проеме.
– А можно я тоже буду помогать тебе их кормить? Хотя бы иногда? Ну хоть разок? – раздался рядом просительный голос.
Быстро обернувшись, Менолли увидела Пьемура – взлохмаченные волосы падают на лицо, вся шея, до самых ушей, в грязных разводах.
Другие мальчишки и подмастерья еще только начинали выходить во двор, направляясь в сторону главного здания. Помнится, мастер Шоганар, назвал его негодником. Что ж, очень похоже – несмотря на вкрадчивый голосок, от Менолли не укрылся озорной блеск в его хитрющих глазах.
– Что, с Ранли поспорил?
– Поспорил? – Пьемур испытующе взглянул на девочку, потом не выдержал и фыркнул. – Видишь ли, Менолли, малышам вроде меня все время приходится думать: как бы хоть на шаг обойти здоровенных балбесов вроде Ранли. А не то они в любой момент могут устроить мне темную в спальне.
– Ну и на что же ты побился с ним об заклад?
– На то, что ты позволишь мне кормить ящериц, потому что они уже меня знают. Они ведь и вправду меня знают, верно?
– А ты и вправду негодник, верно?
Ухмылка Пьемура превратилась в хорошо отрепетированную гримасу, и он скромно пожал плечами в знак согласия.
– Хватит с меня Камо – он чуть не расквасил себе физиономию с этим кормлением…
– Милая Красотка, – завел Пьемур, в совершенстве копируя голос и манеры дурачка, – кормить милую Красотку… Да ты не бойся, Менолли, мы с Камо приятели. Он не будет возражать, если я тоже стану тебе помогать.
Видимо, считая вопрос решенным, Пьемур схватил Менолли за руку и потащил вверх по лестнице.
– Пошли, не хочешь же ты снова опоздать к столу, – напомнил он, направляясь вместе с ней к входу в столовую.
– Менолли!
Оба они застыли как вкопанные, заслышав голос Главного арфиста, и, обернувшись, стали ждать, пока он спустится к ним по лестнице.
– Ну, Менолли, как прошел день? Ты ведь уже познакомилась с Домисом, Моршалом и Шоганаром? Скоро я представлю тебя Сибелу – еще до того, как проклюнутся яйца! – Предвкушая это радостное событие, мастер Робинтон улыбнулся, ну совсем как Пьемур. – Я смотрю, этот шалопай уже прилип к тебе. Что ж, может быть, тебе удастся хоть ненадолго отвлечь его от шалостей. О, Брудеган, я как раз хотел перемолвиться с тобой парой слов перед ужином!
– Скорее! – Пьемур схватил ее за руку и повлек в столовую. Менолли даже показалось, что оба они – и Главный арфист, и Пьемур – не хотели, чтобы она столкнулась нос к косу с подмастерьем Брудеганом, чей хоровой урок ее файры так бесцеремонно нарушили. – А Сибел – голова, – как ни в чем не бывало, заметил Пьемур, и Менолли упрекнула себя за слишком буйную фантазию. – Это он получит второе яйцо. – Мальчуган свистнул сквозь зубы. – Ты боишься, что с ним тоже могут быть неприятности? Не волнуйся, он только совсем недавно поменял стол.
– Поменял стол?
– Так у нас говорят, когда кого-нибудь повышают в звании. Это обычно происходит за ужином. Если ты ученик, то к тебе подходит подмастерье и отводит на новое место. – Он указал на овальные столы в конце обеденного зала. – А оттуда мастер в свое время сопровождает подмастерье к круглому столу. Только со мной все это случится еще ох как не скоро, – со вздохом посетовал он, – если вообще когда-нибудь случится.
– Но почему? Разве не все ученики становятся подмастерьями?
– Нет, – нахмурившись, ответил мальчуган. – Некоторых отсылают домой как неспособных. Другие получают какую-нибудь нудную работу здесь и остаются помогать подмастерьям и мастерам, или их отправляют в захолустные цеха.
Может быть, именно такую участь уготовил для нее Главный арфист – стать помощницей мастера или подмастерья в каком-нибудь далеком холде или цехе? Что ж, не так уж плохо, но почему-то Менолли взгрустнулось. Она вздохнула, а вслед за ней и Пьемур.
– Ты уже давно здесь? – спросила она мальчугана.
Выглядел он едва на девять-десять Оборотов – как раз в этом возрасте мальчиков принимают в ученики – но, судя по его разговорам, он отнюдь не новичок.
– Я уже два Оборота хожу в учениках, – ухмыльнувшись, ответил Пьемур. – Меня взяли так рано из-за голоса. – Это прозвучало у него без тени похвальбы. – Смотри, тебе туда, где сидят все девчонки. И не тушуйся – ты все равно родовитее их.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, мальчуган шмыгнул в проход между столами, а Менолли, стараясь не хромать, двинулась к столу, который он ей указал. Откинув плечи и высоко подняв голову, она шла медленно, чтобы скрыть неловкую походку. Девочка кожей ощущала устремленные на нее со всех сторон взгляды – кто глазел исподтишка, а кто и в упор – и старалась сделать вид, что не замечает их. Надо будет позволять Пьемуру кормить файров: его заступничество может оказаться не менее важным, чем расположение Главного арфиста.
Места, предназначенные девочкам, можно было отличить по подушкам, разложенным на жесткой деревянной скамье. Менолли пристроилась с краю, подальше от обжигающего жара очага, и, стоя, стала ждать.
Вот в столовую стайкой вошли девочки. Они держались все вместе и, направляясь к столу, в упор разглядывали ее. На лицах застыло одинаково равнодушное выражение. В горле у Менолли мгновенно пересохло. Она судорожно сглотнула и стала глядеть по сторонам – на что угодно, лишь бы не видеть неумолимо приближающихся девочек.
Вот она поймала взгляд Пьемура и, увидев, что он лукаво ухмыляется, заставила себя улыбнуться в ответ.
– Ты и есть Менолли? – спросил чей-то ровный голос.
Девочки выстроились за спиной говорящей, тем самым лишний раз подчеркивая, что все они заодно.
– Никем другим она, пожалуй, не может быть, – заметила смуглая девочка из стайки.
– Я – Пона, мой дедушка – лорд-правитель Болла, – первая девочка протянула правую руку ладонью вверх, и Менолли, которой до сих пор не приходилось ни с кем обмениваться столь официальным приветствием, накрыла ее ладонь своей.
– А я – Менолли, – ответила она и, вспомнив замечание Пьемура насчет родовитости, добавила: – Мой отец – Янус, морской правитель Полукруглого холда.
По шеренге девочек пронесся удивленный шепоток.
– Выходит, она родовитее нас, – неохотно признал чей-то голос.
– Разве в Цехе арфистов имеют значение титулы? – спросила Менолли, недоумевая, какие еще правила этикета она могла по незнанию нарушить. Ведь Петирон не раз твердил ей, что в Цехе арфистов, как нигде, придается значение в первую очередь способностям и достижениям в музыке, а вовсе не родовитости? Тем не менее, Пьемур сказал: ты родовитее их…
– Все равно самый старый морской холд – не Полукруглый, а Тиллек, – довольно резко заявила смуглая девочка.
– Зато Менолли – дочь, а не племянница, – вставила девочка, признавшая первенство Менолли. Она, в свою очередь, протянула Менолли руку и, как показалось той, уже не так неохотно, как первая. – Мой отец – Тимарин, Главный ткач из холда Телгар. Меня зовут Аудива.
Смуглая девочка тоже протянула было руку, собираясь представиться, но их спугнул внезапный звук шагов, и они заняли свои места за столом. Все вокруг замерли на месте, глядя прямо перед собой. Напротив Менолли оказался высокий паренек, его и без того выпуклые глаза вытаращились еще больше при виде сценки, свидетелем которой он только что стал. Оглянувшись через левое плечо, Менолли увидела, что Пьемур изо всех сил скосил глаза вправо, и решила, что там, должно быть, находится стол Главного арфиста. Мгновение – и все стали перескакивать через скамьи, поспешно рассаживаясь. Менолли ничего не оставалось, как последовать общему примеру.
По столам стали разносить тяжелые кувшины с горячим и наваристым мясным супом и подносы с желтым сыром, который Камо, видимо, все-таки нарезал, а за ними – корзинки с хрустящими хлебцами. Пища в Цехе арфистов явно отличалась разнообразием, причем самая обильная еда подавалась днем. Менолли принялась жадно, торопливо есть, но постепенно заметила: остальные девочки отхлебывают по пол-ложки, а хлеб и сыр разламывают на крошечные кусочки. Пона с Аудивой украдкой наблюдали за ней, кто-то из их товарок хихикнул. Ну вот, – с горечью подумала Менолли, – теперь она не угодила им своими манерами. Но подлаживаться под них значило бы признать свою неправоту. Она стала есть чуть помедленнее, но с неменьшим аппетитом и не постеснялась попросить добавки, когда соседки по столу не одолели и половины первого блюда.
– Насколько мне известно, ты удостоилась привилегии присутствовать в Вейре Бенден на последнем Рождении? – проговорила Пона с таким видом, будто сама, заговорив с Менолли, удостоила ее великой милости.
– Да, я там была. – Привилегия? Что ж, пожалуй, это действительно можно рассматривать как привилегию.
– Навряд ли ты запомнила, кому удалось Запечатление?.. – Пону явно интересовал этот вопрос.
– Отчего же, кое-кого запомнила. Талина из Руата стала всадницей новой королевы…
– Ты уверена?
Менолли покосилась на Аудиву и увидела в ее глазах злорадный огонек.
– Какая незадача, милая Пона, что ни одной из ваших избранниц так и не удалось Запечатлеть, – вкрадчиво пропела она. – Ну что ж, этот раз – не последний.
– Кого еще ты запомнила?
– Паренек из цеха мастера Никата Запечатлел коричневого… – Эта новость почему-то обрадовала Пону. – И еще мастер Никат получил два яйца огненной ящерицы.
Пона вздернула подбородок и высокомерно взглянула на Менолли.
– Как могло случиться, что ты… – осведомилась она таким тоном, что Менолли остро ощутила собственное ничтожество, – стала обладательницей девяти файров?
– Просто она оказалась в нужное время в нужном месте, вот и все, Пона, – ответила Аудива. – Ведь счастливый случай не признает ни титулов, ни привилегий. И только благодаря Менолли мастер Робинтон и мастер Никат тоже получили яйца файров.
– Ты-то откуда знаешь? – удивилась Пона, разом растеряв свой гонор.
– Перекинулась парой слов с Тальмором, пока ты кокетничала с Бенисом и Джессуаном.
– Я?! Да я никогда… – Пона обижалась так же легко, как обижала других, но, услышав предостерегающее шипение Аудивы, была вынуждена замолчать.
– Да ты не волнуйся, Пона, – главное, чтобы Данка не застукала тебя, когда ты вертишь хвостом перед каким-нибудь наследником холда, а я и словечком никому не обмолвлюсь!
Менолли так и не поняла, нарочно ли Аудива отвлекает Пону, чтобы та не донимала Менолли ехидными вопросами, только до конца ужина девица из Болла от нее отстала. Поскольку Менолли знала, что разговаривать через весь стол неприлично, она не могла обратиться к дружелюбно настроенной Аудиве, а сидевший рядом мальчик, повернувшись к ней спиной, беседовал с товарищами.
– Мой дядюшка из Тиллека говорит, что файры – обычная домашняя живность, но ведь держать домашних животных в спальне не разрешается, – поджав губы, заявила смуглая девочка и покосилась на Менолли.
– Зато Главный арфист не считает файров обычной домашней живностью, – подмигнув Менолли, наставительно изрекла Аудива. – Да, ведь у вас в Тиллеке всего-то одна ящерица…
– И еще мой дядя говорит, что в Вейре слишком уж много возятся с этими тварями, вместо того, чтобы заняться насущными делами: например, отправиться к Алой звезде, чтобы навсегда покончить с Нитями. Ведь это единственный способ избавиться от ужасной напасти.
– И что, по-твоему, всадники должны для этого сделать? – свысока осведомилась Аудива. – Даже тебе, Бриала, должно быть известно: драконы не могут летать через Промежуток вслепую.
– Все равно они должны сжечь все Нити на Алой Звезде дотла!
– Неужели это возможно? – ошеломленно спросила соседка Бриалы – от ужаса ее глаза стали совсем круглыми.
– Да не смеши ты людей, Аманья, – сердито бросила Аудива. – Еще никто и никогда не был на Алой Звезде.
– Но они могли хотя бы попытаться! – вставила Пона. – Вот и мой дедушка говорит…
– А кто сказал, что первые всадники не пытались? – не уступала Аудива.
– Почему же тогда в Летописях про эти попытки ничего не сказано? – снисходительно осведомилась Пона.
– Уж в песнях-то об этом написали бы наверняка, – добавила Бриала, радуясь, что удалось поставить Аудиву в тупик.
– Не нашего это ума дело – Алая Звезда, – попыталась вывернуться Аудива.
– Зато разучивание песен – как раз нашего, – жалобно заметила Бриала. – Когда, спрашивается, мы успеем выучить отрывок, который Тальмор задал назавтра? Вечером у нас репетиция, а она наверняка затянется, потому что мальчишки вечно…
– Мальчишки? Всегда-то ты, Бриала, все сваливаешь на мальчишек, – набросилась на подружку Аудива. – У тебя, как и у каждой из нас, было сегодня полно времени, чтобы выучить урок.
– Нужно же было мне помыть голову, а потом Данка выпускала в швах мое розовое платье…
– Постойте… Фу, красных опять нет, – капризно протянула Пона. Менолли же с жадным любопытством пожирала глазами корзинку с фруктами.
Пусть Пона изображает равнодушие – Менолли, не долго думая, выхватила из корзинки странный плод невиданной формы и вонзила в него зубы. Вкус у нежной мякоти оказался сладкий и чуть терпкий. Вот бы облизать пальцы, как все мальчишки! Но девочки держались так чинно и манерно, что Менолли не осмелилась.
Внезапно на нее нахлынула чудовищная усталость – сказывались все заботы и треволнения сегодняшнего дня. Девочка почувствовала, что не может больше сидеть за столом в окружении множества чужих лиц, не зная, на какие еще вопросы придется отвечать, прежде чем она укроется в тишине и покое своей постели. На миг Менолли встревожилась, вспомнив о файрах, но сразу же постаралась выкинуть из головы эту мысль, испугавшись, как бы они вдруг не явились. Ноги у нее гудели, голова раскалывалась, шрам на ладони невыносимо зудел. Менолли ерзала на скамейке, недоумевая, почему их так долго не отпускают. Она то и дело вытягивала шею, косясь на стол Главного арфиста. Со своего места она не видела мастера Робинтона; но соседи его смеялись, по-видимому, наслаждаясь послеобеденной беседой. Может быть, поэтому их так долго и держат за столом? Ждут, когда мастера наговорятся?
Очутиться бы сейчас в уютной пещерке у Драконьих камней! Или даже в своей тесной комнатушке в отцовском холде… Туда ей всегда удавалось проскользнуть, никому не докладывая о причине своего отсутствия. Во всяком случае, после того, как дневные обязанности бывали выполнены. Ей никогда не приходило в голову, что Цех арфистов может оказаться таким… таким многолюдным, здесь столько всяких дел, да еще мастера и Сильвина, и…
– Негодник! – с притворной свирепостью рявкнул мастер, сделав девочке знак сесть на табурет. – Мне стало известно, Менолли, что Петирон провел последние годы своей жизни в вашем холде, где исполнял обязанности арфиста.
Девочка кивнула – ей стало как-то спокойнее от того, что мастер неожиданно обратился к ней по имени.
– И он учил тебя играть и разбираться в теории музыки?
Менолли снова кивнула.
– Что мастер Домис и мастер Моршал и проверили сегодня. – Девочку внезапно насторожила легкая насмешка в его тоне, и она уже более внимательно смотрела, как он покачивает тяжелой головой, думая о чем-то своем. – А теперь скажи, потрудился ли Петирон, – его густой бас вдруг грозно зарокотал, так что Менолли на миг показалось, что она неверно оценила этого человека и он, как и ехидный Домис и брюзга Моршал, заранее настроен против нее, – …вернее, отважился ли он научить тебя пользоваться голосом?
– Нет, мой господин. По крайней мере, я так не думаю. Мы… мы просто пели вместе.
– То-то! – Огромная ладонь мастера Шоганара с такой силой обрушилась на письменный стал, что песок взметнулся столбом. – Вы просто пели вместе. Так же, как ты пела вместе со своими файрами?
Ее питомцы вопросительно чирикнули.
– Молчать! – рявкнул он, снова грохнув ладонью по столу.
Менолли мимолетно удивилась: несмотря на то, что поведение мастера Шоганара испугало ее, файры прижали крылья и затихли.
– Ну так что?
– Вы хотите знать, пела ли я с ними? Да, пела.
– Так же, как раньше пела с Петироном?
– Да, пожалуй, – только раньше мелодию вел Петирон, а я подпевала, а теперь они подпевают мне.
– Это не совсем то, что я имел в виду. А теперь я хочу, чтобы ты спела для меня.
– А что петь, мой господин? – спросила она, потянувшись за висевшей за плечом гитарой.
– Нет-нет, – он нетерпеливо замахал руками, – только без этой штуки. Я хочу слышать пение, а не концертный номер. Для меня важен голос, а не то, как ты скрываешь несовершенство вокала мелодичными аккордами и затейливой гармонией… Ведь именно голосом мы общаемся друг с другом, голос произносит слова, которыми мы хотим произвести впечатление на окружающих, голос вызывает эмоциональный отклик: слезы, смех, раздумья. Голос – вот самый важный, самый сложный, самый удивительный из инструментов. И если ты не умеешь пользоваться голосом правильно и с толком, то лучше тебе вернуться в свой захолустный холд.
Менолли так зачаровало богатство и разнообразие его интонаций, что она даже не обратила внимание на смысл сказанного.
– Ну? – требовательно спросил он.
Менолли заморгала и судорожно вздохнула, запоздало поняв, что он ждет ее пения.
– Да не так! Вот дуреха! Дышать нужно вот отсюда, – он положил растопыренную ладонь на бочкообразный живот, там где полагалось быть диафрагме, и нажал, так что давление ясно ощущалось в выходившем изо рта голосе. – Вдыхаешь через нос, вот так… – Он вдохнул, но его массивная грудь почти не шевельнулась. – Воздух идет через дыхательное горло, – продолжал он на той же ноте, – и в живот, – голос понизился сразу на целую октаву. – Правильно дышать – значит дышать животом!
Менолли набрала воздуха, как ей было показано, и снова выдохнула: она по-прежнему не знала, что петь.
– Клянусь холдом, который нас защищает, – он воздел глаза и руки, как будто искал утешения у бесплотного воздуха, – эта девица сведет меня с ума… Пой же, Менолли, пой!
Менолли с радостью спела бы, но перед тем, как начать ей хотелось столько сказать, а если нельзя, то хотя бы подумать, что же лучше спеть.
Она снова быстро вдохнула, почувствовала, что сидя петь неудобно, не спрашивая разрешения, встала и начала ту же песню, которую утром пели школяры. Сначала у нее мелькнула мысль: сейчас я ему покажу, что не он один умеет наполнять воздух оглушительными звуками, но потом, вспомнив брошенный вскользь совет Петирона, передумала и постаралась петь не столько громко, сколько выразительно.
Шоганар внимательно глядел на нее.
Вот последняя нота замерла вдали – как будто певец закончил песню и ушел, и Менолли без сил рухнула на табурет. Ее трясло. Как только она кончила петь, вернулась тупая дергающая боль в ногах.
Мастер Шоганар продолжал сидеть молча, его многочисленные подбородки опустились на грудь Потом, так и не шевельнув пальцем, он откинулся назад и пристально взглянул на девочку из-под кустистых темных бровей.
– Так, говоришь, Петирон никогда не учил тебя пользоваться голосом?
– Так, как вы – нет, – для наглядности Менолли прижала ладони к плоскому животу. – Он всегда говорил, что петь нужно сердцем и нутром. Я могу петь еще громче, – на всякий случай добавила она, опасаясь, что не угодила Шоганару.
Он только рукой махнул.
– Велика хитрость. Орать любой дурак умеет. Даже наш Камо. А вот петь он не может.
– Петирон часто говорил: если петь громко, то слышен только шум, а не голос и не сама песня.
– Да ну? Это он тебе сказал? Мои слова! Мои собственные слова! Значит, все-таки он меня слушал, – отметил Шоганар и тихо добавил, обращаясь к самому себе: – Петирон был достаточно умен, чтобы понимать пределы своих возможностей.
Менолли промолчала, но все в ней вознегодовало. Зато с оконного карниза послышалось шипение Красотки; Крепыш с Нырком вторили ей со своих мест. Мастер Шоганар поднял голову и с легким недоумением воззрился на файров.
– Вот оно что! – Он перевел взгляд на Менолли. – Эти прелестные создания выражают чувства своей хозяйки? А ты любила Петирона и не желаешь слушать о нем ничего дурного? – Он слегка подался вперед и погрозил ей пальцем. – Запомни, бегунья Менолли: у каждого из нас есть свой предел, и мудр тот, кто его осознает. Вот что я имел в виду, – он снова откинулся в кресле, – совершенно не желая обидеть покойного Петирона. Для меня это похвала. – Он склонил голову на бок. – А для тебя – большая удача. Петирону хватило разума не портить твой голос, а подождать, пока твоим вокальным образованием займусь я. Так, шлифуя и доводя до совершенства то, что заложено самой природой, мы получим… – левая бровь мастера Шоганара, изогнувшись, поползла вверх, правая же оставалась неподвижной; зачарованная столь искусной мимикой, Менолли не спускала с него глаз, – …получим хорошо поставленный, безупречный певческий голос. – Мастер громко выдохнул.
Ту-т до Менолли, наконец, дошел смысл слов мастера, не затуманенный его мимическими упражнениями.
– Вы хотите сказать, что я могу петь?
– Петь может любой дурак на Перне, – небрежно бросил Шоганар. – И вообще, хватит разговоров. Я устал. – Он отмахнулся от нее, как от назойливого насекомого. – И этих сладкоголосых проныр тоже забирай с собой. Хватит с меня их злобных взглядов и немузыкальных воплей.
– Следующий раз я позабочусь, чтобы они…
– Остались за дверью? Нет, – брови Шоганара стремительно взметнулись, – бери их с собой. Похоже, они учатся на примере. Так что придется тебе показывать им хороший пример. – Лицо его омрачилось какой-то мыслью, потом на нем расплылась улыбка. – А теперь ступай, Менолли. Ступай. Все это невероятно утомило меня.
С этими словами он оперся локтем о письменный стол, да так тяжело, что тот накренился. Уронив голову на ладонь, мастер без всякой паузы оглушительно захрапел. Менолли опешила – она и не предполагала, что можно заснуть так быстро. Тем не менее, повинуясь приказу, она поманила за собой файров и бесшумно вышла.
Глава 4
Почему, мой арфист, ты печален – Ведь у песни веселый лад? Что твой голос дрожит и струна дребезжит, Почему ты отводишь взгляд?
Менолли с радостью свернулась бы где-нибудь клубочком и уснула, но Красотка начала тихонько курлыкать. <Кажется, Сильвина обещала, что им будут собирать остатки еды>, – вспомнила девочка и направилась через двор к кухне. Но среди царившей там кутерьмы ей долго не удавалось обнаружить ни Сильвины, ни Камо. Наконец, она увидела, как дурачок, ковыляя, появился из кладовой; обеими руками он бережно прижимал к себе огромный круг сыра. Увидев девочку, Камо радостно осклабился и опустил сыр на единственное незанятое место, оставшееся на кухонном столе.
– Камо – кормить милашек? Камо – кормить?
– Будь умником, Камо, закончи сначала с сыром, – велела женщина, которую, как припомнила Менолли, звали Альбуна.
– Камо должен кормить, – заявил дурачок и, схватив миску, бесцеремонно вывалил ее содержимое прямо на стол, а потом зашагал по направлению к кладовой.
– Камо! Вернись сейчас же и займись сыром!
Менолли уже и сама пожалела о том, что явилась на кухню, и тут ее заметила Альбуна.
– Так вот кто всему виной! Ну да ладно – все равно от него теперь не будет никакого проку, пока он не поможет тебе накормить твоих зверюшек. Только держи их подальше от кухни!
– Хорошо, Альбуна. Извини, что я тебе помешала…
– Еще бы – устроить такой тарарам в самый разгар приготовления к ужину…
– Камо – кормить милашек? Камо – кормить милашек? – Дурачок уже со всех ног спешил обратно, роняя на пол кусочки мяса из переполненной миски.
– Только не в кухне, Камо! Ступай вон отсюда Ступай, тебе говорят. А ты, девочка, пришли его обратно, когда они поедят, ладно? Одно из немногих доступных ему дел – это управляться с сыром.
Менолли кивнула Альбуне и, улыбнувшись Камо, повела его из кухни вверх по ступенькам во двор. Красотка с компанией сразу же набросились на них. Обе Тетушки с Дядюшкой снова уселись на плечи Камо. Лицо дурачка светилось восторгом, он стоял, боясь шелохнуться, видимо, опасаясь, как бы малейшее его движение не спугнуло дорогих гостей. Остальные файры тоже то и дело подлетали к нему, чтобы схватить кусочек, или, уцепившись за его одежду, клевали прямо из миски. И хотя Красотка, Нырок и Крепыш предпочитали брать еду из рук Менолли, миска, тем не менее, скоро опустела.
– Камо принесет еще? Камо принесет еще?
Менолли поймала его за руку и повернула лицом к себе.
– Нет, Камо. Им хватит. Больше не надо, Камо. Теперь ты должен заняться сыром.
– Милашки уходят? – Лицо дурачка печально вытянулось Он наблюдал, как файры, один за другим, лениво взлетают на высокую крышу здания. – Милашки уходят?
– Теперь, Камо, им нужно поспать на солнышке. Они хорошо поели. А ты возвращайся к своему сыру. – Менолли легонько подтолкнула его в сторону кухни.
Он неохотно заковылял прочь, сжимая в руках миску и так неотрывно глядя через плечо на файров, что врезался прямо в дверной косяк. Потом, так и не сводя глаз со своих любимцев, сделал шаг в сторону и исчез в дверном проеме.
– А можно я тоже буду помогать тебе их кормить? Хотя бы иногда? Ну хоть разок? – раздался рядом просительный голос.
Быстро обернувшись, Менолли увидела Пьемура – взлохмаченные волосы падают на лицо, вся шея, до самых ушей, в грязных разводах.
Другие мальчишки и подмастерья еще только начинали выходить во двор, направляясь в сторону главного здания. Помнится, мастер Шоганар, назвал его негодником. Что ж, очень похоже – несмотря на вкрадчивый голосок, от Менолли не укрылся озорной блеск в его хитрющих глазах.
– Что, с Ранли поспорил?
– Поспорил? – Пьемур испытующе взглянул на девочку, потом не выдержал и фыркнул. – Видишь ли, Менолли, малышам вроде меня все время приходится думать: как бы хоть на шаг обойти здоровенных балбесов вроде Ранли. А не то они в любой момент могут устроить мне темную в спальне.
– Ну и на что же ты побился с ним об заклад?
– На то, что ты позволишь мне кормить ящериц, потому что они уже меня знают. Они ведь и вправду меня знают, верно?
– А ты и вправду негодник, верно?
Ухмылка Пьемура превратилась в хорошо отрепетированную гримасу, и он скромно пожал плечами в знак согласия.
– Хватит с меня Камо – он чуть не расквасил себе физиономию с этим кормлением…
– Милая Красотка, – завел Пьемур, в совершенстве копируя голос и манеры дурачка, – кормить милую Красотку… Да ты не бойся, Менолли, мы с Камо приятели. Он не будет возражать, если я тоже стану тебе помогать.
Видимо, считая вопрос решенным, Пьемур схватил Менолли за руку и потащил вверх по лестнице.
– Пошли, не хочешь же ты снова опоздать к столу, – напомнил он, направляясь вместе с ней к входу в столовую.
– Менолли!
Оба они застыли как вкопанные, заслышав голос Главного арфиста, и, обернувшись, стали ждать, пока он спустится к ним по лестнице.
– Ну, Менолли, как прошел день? Ты ведь уже познакомилась с Домисом, Моршалом и Шоганаром? Скоро я представлю тебя Сибелу – еще до того, как проклюнутся яйца! – Предвкушая это радостное событие, мастер Робинтон улыбнулся, ну совсем как Пьемур. – Я смотрю, этот шалопай уже прилип к тебе. Что ж, может быть, тебе удастся хоть ненадолго отвлечь его от шалостей. О, Брудеган, я как раз хотел перемолвиться с тобой парой слов перед ужином!
– Скорее! – Пьемур схватил ее за руку и повлек в столовую. Менолли даже показалось, что оба они – и Главный арфист, и Пьемур – не хотели, чтобы она столкнулась нос к косу с подмастерьем Брудеганом, чей хоровой урок ее файры так бесцеремонно нарушили. – А Сибел – голова, – как ни в чем не бывало, заметил Пьемур, и Менолли упрекнула себя за слишком буйную фантазию. – Это он получит второе яйцо. – Мальчуган свистнул сквозь зубы. – Ты боишься, что с ним тоже могут быть неприятности? Не волнуйся, он только совсем недавно поменял стол.
– Поменял стол?
– Так у нас говорят, когда кого-нибудь повышают в звании. Это обычно происходит за ужином. Если ты ученик, то к тебе подходит подмастерье и отводит на новое место. – Он указал на овальные столы в конце обеденного зала. – А оттуда мастер в свое время сопровождает подмастерье к круглому столу. Только со мной все это случится еще ох как не скоро, – со вздохом посетовал он, – если вообще когда-нибудь случится.
– Но почему? Разве не все ученики становятся подмастерьями?
– Нет, – нахмурившись, ответил мальчуган. – Некоторых отсылают домой как неспособных. Другие получают какую-нибудь нудную работу здесь и остаются помогать подмастерьям и мастерам, или их отправляют в захолустные цеха.
Может быть, именно такую участь уготовил для нее Главный арфист – стать помощницей мастера или подмастерья в каком-нибудь далеком холде или цехе? Что ж, не так уж плохо, но почему-то Менолли взгрустнулось. Она вздохнула, а вслед за ней и Пьемур.
– Ты уже давно здесь? – спросила она мальчугана.
Выглядел он едва на девять-десять Оборотов – как раз в этом возрасте мальчиков принимают в ученики – но, судя по его разговорам, он отнюдь не новичок.
– Я уже два Оборота хожу в учениках, – ухмыльнувшись, ответил Пьемур. – Меня взяли так рано из-за голоса. – Это прозвучало у него без тени похвальбы. – Смотри, тебе туда, где сидят все девчонки. И не тушуйся – ты все равно родовитее их.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, мальчуган шмыгнул в проход между столами, а Менолли, стараясь не хромать, двинулась к столу, который он ей указал. Откинув плечи и высоко подняв голову, она шла медленно, чтобы скрыть неловкую походку. Девочка кожей ощущала устремленные на нее со всех сторон взгляды – кто глазел исподтишка, а кто и в упор – и старалась сделать вид, что не замечает их. Надо будет позволять Пьемуру кормить файров: его заступничество может оказаться не менее важным, чем расположение Главного арфиста.
Места, предназначенные девочкам, можно было отличить по подушкам, разложенным на жесткой деревянной скамье. Менолли пристроилась с краю, подальше от обжигающего жара очага, и, стоя, стала ждать.
Вот в столовую стайкой вошли девочки. Они держались все вместе и, направляясь к столу, в упор разглядывали ее. На лицах застыло одинаково равнодушное выражение. В горле у Менолли мгновенно пересохло. Она судорожно сглотнула и стала глядеть по сторонам – на что угодно, лишь бы не видеть неумолимо приближающихся девочек.
Вот она поймала взгляд Пьемура и, увидев, что он лукаво ухмыляется, заставила себя улыбнуться в ответ.
– Ты и есть Менолли? – спросил чей-то ровный голос.
Девочки выстроились за спиной говорящей, тем самым лишний раз подчеркивая, что все они заодно.
– Никем другим она, пожалуй, не может быть, – заметила смуглая девочка из стайки.
– Я – Пона, мой дедушка – лорд-правитель Болла, – первая девочка протянула правую руку ладонью вверх, и Менолли, которой до сих пор не приходилось ни с кем обмениваться столь официальным приветствием, накрыла ее ладонь своей.
– А я – Менолли, – ответила она и, вспомнив замечание Пьемура насчет родовитости, добавила: – Мой отец – Янус, морской правитель Полукруглого холда.
По шеренге девочек пронесся удивленный шепоток.
– Выходит, она родовитее нас, – неохотно признал чей-то голос.
– Разве в Цехе арфистов имеют значение титулы? – спросила Менолли, недоумевая, какие еще правила этикета она могла по незнанию нарушить. Ведь Петирон не раз твердил ей, что в Цехе арфистов, как нигде, придается значение в первую очередь способностям и достижениям в музыке, а вовсе не родовитости? Тем не менее, Пьемур сказал: ты родовитее их…
– Все равно самый старый морской холд – не Полукруглый, а Тиллек, – довольно резко заявила смуглая девочка.
– Зато Менолли – дочь, а не племянница, – вставила девочка, признавшая первенство Менолли. Она, в свою очередь, протянула Менолли руку и, как показалось той, уже не так неохотно, как первая. – Мой отец – Тимарин, Главный ткач из холда Телгар. Меня зовут Аудива.
Смуглая девочка тоже протянула было руку, собираясь представиться, но их спугнул внезапный звук шагов, и они заняли свои места за столом. Все вокруг замерли на месте, глядя прямо перед собой. Напротив Менолли оказался высокий паренек, его и без того выпуклые глаза вытаращились еще больше при виде сценки, свидетелем которой он только что стал. Оглянувшись через левое плечо, Менолли увидела, что Пьемур изо всех сил скосил глаза вправо, и решила, что там, должно быть, находится стол Главного арфиста. Мгновение – и все стали перескакивать через скамьи, поспешно рассаживаясь. Менолли ничего не оставалось, как последовать общему примеру.
По столам стали разносить тяжелые кувшины с горячим и наваристым мясным супом и подносы с желтым сыром, который Камо, видимо, все-таки нарезал, а за ними – корзинки с хрустящими хлебцами. Пища в Цехе арфистов явно отличалась разнообразием, причем самая обильная еда подавалась днем. Менолли принялась жадно, торопливо есть, но постепенно заметила: остальные девочки отхлебывают по пол-ложки, а хлеб и сыр разламывают на крошечные кусочки. Пона с Аудивой украдкой наблюдали за ней, кто-то из их товарок хихикнул. Ну вот, – с горечью подумала Менолли, – теперь она не угодила им своими манерами. Но подлаживаться под них значило бы признать свою неправоту. Она стала есть чуть помедленнее, но с неменьшим аппетитом и не постеснялась попросить добавки, когда соседки по столу не одолели и половины первого блюда.
– Насколько мне известно, ты удостоилась привилегии присутствовать в Вейре Бенден на последнем Рождении? – проговорила Пона с таким видом, будто сама, заговорив с Менолли, удостоила ее великой милости.
– Да, я там была. – Привилегия? Что ж, пожалуй, это действительно можно рассматривать как привилегию.
– Навряд ли ты запомнила, кому удалось Запечатление?.. – Пону явно интересовал этот вопрос.
– Отчего же, кое-кого запомнила. Талина из Руата стала всадницей новой королевы…
– Ты уверена?
Менолли покосилась на Аудиву и увидела в ее глазах злорадный огонек.
– Какая незадача, милая Пона, что ни одной из ваших избранниц так и не удалось Запечатлеть, – вкрадчиво пропела она. – Ну что ж, этот раз – не последний.
– Кого еще ты запомнила?
– Паренек из цеха мастера Никата Запечатлел коричневого… – Эта новость почему-то обрадовала Пону. – И еще мастер Никат получил два яйца огненной ящерицы.
Пона вздернула подбородок и высокомерно взглянула на Менолли.
– Как могло случиться, что ты… – осведомилась она таким тоном, что Менолли остро ощутила собственное ничтожество, – стала обладательницей девяти файров?
– Просто она оказалась в нужное время в нужном месте, вот и все, Пона, – ответила Аудива. – Ведь счастливый случай не признает ни титулов, ни привилегий. И только благодаря Менолли мастер Робинтон и мастер Никат тоже получили яйца файров.
– Ты-то откуда знаешь? – удивилась Пона, разом растеряв свой гонор.
– Перекинулась парой слов с Тальмором, пока ты кокетничала с Бенисом и Джессуаном.
– Я?! Да я никогда… – Пона обижалась так же легко, как обижала других, но, услышав предостерегающее шипение Аудивы, была вынуждена замолчать.
– Да ты не волнуйся, Пона, – главное, чтобы Данка не застукала тебя, когда ты вертишь хвостом перед каким-нибудь наследником холда, а я и словечком никому не обмолвлюсь!
Менолли так и не поняла, нарочно ли Аудива отвлекает Пону, чтобы та не донимала Менолли ехидными вопросами, только до конца ужина девица из Болла от нее отстала. Поскольку Менолли знала, что разговаривать через весь стол неприлично, она не могла обратиться к дружелюбно настроенной Аудиве, а сидевший рядом мальчик, повернувшись к ней спиной, беседовал с товарищами.
– Мой дядюшка из Тиллека говорит, что файры – обычная домашняя живность, но ведь держать домашних животных в спальне не разрешается, – поджав губы, заявила смуглая девочка и покосилась на Менолли.
– Зато Главный арфист не считает файров обычной домашней живностью, – подмигнув Менолли, наставительно изрекла Аудива. – Да, ведь у вас в Тиллеке всего-то одна ящерица…
– И еще мой дядя говорит, что в Вейре слишком уж много возятся с этими тварями, вместо того, чтобы заняться насущными делами: например, отправиться к Алой звезде, чтобы навсегда покончить с Нитями. Ведь это единственный способ избавиться от ужасной напасти.
– И что, по-твоему, всадники должны для этого сделать? – свысока осведомилась Аудива. – Даже тебе, Бриала, должно быть известно: драконы не могут летать через Промежуток вслепую.
– Все равно они должны сжечь все Нити на Алой Звезде дотла!
– Неужели это возможно? – ошеломленно спросила соседка Бриалы – от ужаса ее глаза стали совсем круглыми.
– Да не смеши ты людей, Аманья, – сердито бросила Аудива. – Еще никто и никогда не был на Алой Звезде.
– Но они могли хотя бы попытаться! – вставила Пона. – Вот и мой дедушка говорит…
– А кто сказал, что первые всадники не пытались? – не уступала Аудива.
– Почему же тогда в Летописях про эти попытки ничего не сказано? – снисходительно осведомилась Пона.
– Уж в песнях-то об этом написали бы наверняка, – добавила Бриала, радуясь, что удалось поставить Аудиву в тупик.
– Не нашего это ума дело – Алая Звезда, – попыталась вывернуться Аудива.
– Зато разучивание песен – как раз нашего, – жалобно заметила Бриала. – Когда, спрашивается, мы успеем выучить отрывок, который Тальмор задал назавтра? Вечером у нас репетиция, а она наверняка затянется, потому что мальчишки вечно…
– Мальчишки? Всегда-то ты, Бриала, все сваливаешь на мальчишек, – набросилась на подружку Аудива. – У тебя, как и у каждой из нас, было сегодня полно времени, чтобы выучить урок.
– Нужно же было мне помыть голову, а потом Данка выпускала в швах мое розовое платье…
– Постойте… Фу, красных опять нет, – капризно протянула Пона. Менолли же с жадным любопытством пожирала глазами корзинку с фруктами.
Пусть Пона изображает равнодушие – Менолли, не долго думая, выхватила из корзинки странный плод невиданной формы и вонзила в него зубы. Вкус у нежной мякоти оказался сладкий и чуть терпкий. Вот бы облизать пальцы, как все мальчишки! Но девочки держались так чинно и манерно, что Менолли не осмелилась.
Внезапно на нее нахлынула чудовищная усталость – сказывались все заботы и треволнения сегодняшнего дня. Девочка почувствовала, что не может больше сидеть за столом в окружении множества чужих лиц, не зная, на какие еще вопросы придется отвечать, прежде чем она укроется в тишине и покое своей постели. На миг Менолли встревожилась, вспомнив о файрах, но сразу же постаралась выкинуть из головы эту мысль, испугавшись, как бы они вдруг не явились. Ноги у нее гудели, голова раскалывалась, шрам на ладони невыносимо зудел. Менолли ерзала на скамейке, недоумевая, почему их так долго не отпускают. Она то и дело вытягивала шею, косясь на стол Главного арфиста. Со своего места она не видела мастера Робинтона; но соседи его смеялись, по-видимому, наслаждаясь послеобеденной беседой. Может быть, поэтому их так долго и держат за столом? Ждут, когда мастера наговорятся?
Очутиться бы сейчас в уютной пещерке у Драконьих камней! Или даже в своей тесной комнатушке в отцовском холде… Туда ей всегда удавалось проскользнуть, никому не докладывая о причине своего отсутствия. Во всяком случае, после того, как дневные обязанности бывали выполнены. Ей никогда не приходило в голову, что Цех арфистов может оказаться таким… таким многолюдным, здесь столько всяких дел, да еще мастера и Сильвина, и…