Страница:
Это меня доконало.
– Ну все! – взревел я и бросился на Рамона, но зацепился ногой за ковер и повалился на пол.
Падая, я успел схватить Рамона за руку и увлечь за собой. Лопата, Дермот, Мексика, Большой Боб – все это выплеснулось наружу сразу, как вулкан, как ураган беспорядочных ударов и хриплых воплей.
Боже мой!
Удар, еще удар, вопли, искры из глаз… Вот она, разрядка, наконец-то! Крича что-то невнятное и брызжа слюной, я попытался прижать Рамона к полу, но он тоже был не из слабых и сумел меня сбросить. С полминуты я невнятно бранился, пытаясь ухватить его за одежду и швырнуть на стекло кофейного столика, но Рамон ударил меня локтем в горло и, проворно вскочив, сунул руку за отворот куртки. Он не достал оружия, но угроза была достаточно ясной.
– Ну давай же, давай, сделай это! – с хохотом кричал я, лежа на полу.
– Успокойся, Майкл, – сказал Рамон и слегка попятился, но руки из куртки не вынул.
Примерно секунду я смотрел на него снизу вверх, прикидывая, броситься мне на него или нет, и решил оставить все как есть.
Я выдохся.
Еще с полминуты мы настороженно следили друг за другом, потом я сказал:
– Убирайся из моего дома. Не знаю, что тебе от меня нужно. Ты вампир, вот ты кто. Стервятник. И Кастро тоже больше ко мне не подсылай…
– Бога ради, не знаю, что это на тебя нашло… Честное слово, если я что сказал…
– Ты, кажется, оглох? Убирайся, – устало повторил я.
Рамон открыл входную дверь и, выйдя, бесшумно прикрыл ее за собой.
– Сволочи! – громко сказал я, корчась посреди комнаты. Я ждал слез, но слез не было. Тогда я попытался вызвать их нарочно, но так и не сумел заплакать.
Весь следующий день я оставался в постели. Никто ко мне не пришел. Кастро не принес свою курицу. А я даже не читал. Я вообще ничего не делал – только лежал, глядя в потолок, да пил ржавую воду из-под крана.
В конце концов я все же оделся и отправился в ресторан на углу Бродвея и 189-й улицы. Меню было целиком на испанском, и я выбрал блюдо, название которого, как мне казалось, означает что-то вроде тушеного мяса. Но это оказался суп из потрохов, в котором плавали кусочки чего-то, напоминавшего разрезанный на части человеческий эмбрион. Я так и не смог заставить себя притронуться к нему; расплатившись, я попытался уйти, но оскорбленный в лучших чувствах официант задержал меня, обещая принести что-нибудь особенное, что мне наверняка понравится. Поскольку в зале я был единственным клиентом, из кухни вышел даже шеф-повар, который стал уговаривать меня попробовать суп. Я пытался отговориться ссылками на библейские запреты, но ни повар, ни официант не были с ними знакомы. Хуже того, ни один из них не владел ни одним сколько-нибудь удобопонимаемым вариантом английского, и мы никак не могли договориться. Они только хотели любезно меня накормить, но я повел себя как последний зануда и в конце концов добился того, что в их речи стало все чаще повторяться слово puta [69]. Тогда я поспешил вернуться домой и на обратном пути купил в ларьке пакет доминиканского печенья.
Вечером я достал из холодильника упаковку «Короны», включил телевизор и, вооружившись пультом, принялся переключать каналы. Но ничего интересного я так и не нашел, и неудивительно, поскольку доступа к кабельным программам у меня не было. Правда, в одной из передач я услышал, что в Ирландии опять произошли какие-то волнения, но это вряд ли можно было считать новостями.
Я лег спать довольно рано, а проснувшись утром, решил немного прогуляться. Я быстро натянул джинсы, футболку, свитер и черный плащ. Дойдя до моста Джорджа Вашингтона, я зачем-то потащился на другую сторону. Примерно на середине моста я остановился и стал смотреть вниз, на Гудзон и оконечность Манхэттена. Кроме меня, пешеходов на мосту не было, хотя автомобильное движение со стороны Нью-Джерси было довольно плотным. Интересно, подумал я, который сейчас час, но, поскольку часов у меня не было, я мог только догадываться, что было часов семь-восемь. Интересно, перевели уже часы на зимнее время? И вообще, переводят ли часы в Америке? Кажется, весной мы стрелки вперед переводили, поэтому логично было предположить, что осенью их переводят назад.
Прилегающий к мосту район на другой стороне Гудзона показался мне унылым и неинтересным. Тем не менее я решил немного побродить там и вскоре набрел на бакалейную лавочку, где купил несколько меренг с кремом. Меренги оказались вполне приличными. В бакалее готовили и кофе, и я взял чашечку. К сожалению, кофе был жидким и отвратительным, а самое обидное заключалось в том, что он смыл изо рта вкус меренг.
Выйдя из бакалейной лавки, я снова направился к мосту, гадая на ходу, как мне попасть в зеленую рощицу, которой я так часто любовался из окон своей квартиры. Полагаясь на свое умение ориентироваться, я несколько раз свернул и вскоре заметил небольшой указатель, на котором было написано «Пэлисейдс-парк». Похоже, это было именно то, что я искал. Из моих окон поросшие зеленью гранитные скалы, живописно спускавшиеся к самой воде, выглядели весьма привлекательно, почти красиво, но сейчас, когда деревья облетали, парк наверняка утратил большую часть своего очарования. И все же я не повернул назад, надеясь, что мне там понравится. Не спеша шагая по дороге, которая, петляя, шла вниз к парку, я сам не заметил, как оказался в какой-то глуши под мостом – совсем как в сказке о трех козлятах и злом тролле.
Двое мужчин следили за мной от самой бакалейной лавки, а возможно – от самого Манхэттена. Сначала они ехали в синем «форде», но сейчас они оставили машину где-то на дороге и двигались пешком. Держались они на порядочном расстоянии от меня, но я был уверен, что их именно двое и оба – крупные и сильные ребята. По всей видимости, они сели мне на хвост, как только я вышел из подъезда, и больше не выпускали из виду. Ехать по мосту со скоростью пешехода они не могли из-за плотного движения, поэтому им, вероятно, пришлось обогнать меня и поджидать где-нибудь в укромном уголке в надежде, что я не поверну с полпути обратно. Если бы дело происходило в час пик, мне было бы легче затеряться, но им повезло, и сейчас они шли за мной по дороге. К счастью, они были достаточно далеко, так что речь пока не шла о жизни и смерти.
Но только пока…
Не все в их поведении было мне понятно. Если они знали, где я живу, то почему не поднялись ко мне в квартиру еще утром, чтобы без труда расправиться со мной? Правда, в здании существовала кое-какая система безопасности, но справиться с ней профессионалу было раз плюнуть. Дверь моей квартиры тоже не могла служить серьезным препятствием – вскрыть ее ничего не стоило. А сейчас их вряд ли интересовало, куда я направляюсь, потому что дорога в Пэлисейдс-парк заканчивалась тупиком и вернуться назад я мог только тем путем, которым пришел. В подобном случае любая пара соглядатаев поступила бы одинаковым образом: один шпик остался бы у машины, а второй попытался бы тайно проследить за мной, чтобы увидеть, что я делаю в парке: встречаюсь с кем-нибудь, достаю из тайника контейнер с инструкциями и т. д. и т. п. Но они поступили иначе. Бросив машину, они отправились за мной оба. Это было странно, поскольку, если бы я повернул и двинулся им навстречу, им тоже пришлось бы разворачиваться и, пропустив меня вперед, начинать все сначала, а это было бы слишком грубо и очевидно. Другое дело, если бы они разделились… Если за объектом отправляется только один из пары, то в случае, подобном описанному выше, он продолжает идти в прежнем направлении, а его напарник, не возбуждая подозрений, «ведет» объект из машины. Но эти парни поступили не так, а между тем я не сомневался, что в синем «форде» сидело только двое шпиков. Вряд ли они успели каким-то образом добраться до телефона и вызвать вторую машину, а раз так, то оставалось только одно объяснение: эта парочка спускалась по холму, чтобы перехватить меня внизу и убить. Скорее всего – убить. Все остальные предположения были лишены здравого смысла, и я их отбросил.
Придя к этому малоутешительному выводу, я снова спросил себя, почему все-таки они не попытались прикончить меня утром сонного в моей квартире. Не исключено, подумалось мне, что они наблюдали за несколькими домами одновременно. Они не знали точно, где я живу, и следили за определенным участком улицы. Может быть, зная, что меня видели где-то в этом районе, они курсировали по Бродвею и им повезло – они заметили меня. В этом случае логично было бы застрелить меня на месте, но что, если они увидели меня не сразу, а, скажем, где-то на подходе к мосту Вашингтона? В том районе почти всегда дежурит дорожная полиция, а даже на Вашингтон-Хайтс нельзя застрелить человека на глазах у дюжины полицейских и надеяться, что это сойдет тебе с рук.
Должно быть, эта охота казалась им увлекательным занятием. Вот они медленно едут вдоль тротуара, а в их ушах звучит голос Лучика: «Мне доложили, что он живет в районе 180-х рядом с Бродвеем. Покатайтесь по тем местам, мальчики, и если увидите его – стреляйте, а вопросы задавать будете потом. Только смотрите не наделайте глупостей». И вот один из них замечает меня… Ага, вот он. Ну-ка, посмотрим поближе… Взгляни, похож? Он самый! Точно, он! Правда, у него борода, да и волосы длиннее, ну и что? Дай-ка сюда ту старую фотографию из профсоюзной карточки… Ну точно, одно лицо. Интересно, куда это он направляется? Черт, пошел через мост… Ничего, ничего, не переживай, никуда он не денется. Дуй через мост, подождем его с той стороны…
Да, я представлял себе, как они возбуждены, как горят нетерпением. Вот они переезжают через мост, останавливаются, проверяют оружие и ждут, пока им представится подходящая возможность. А вот и «объект», который, как по заказу, сам спускается под мост, в глухомань, где нет ни единой живой души. Надо же случиться такому: как раз в это время по мосту над нами проезжает и проходит, наверное, добрая половина населения Нью-Джерси, но здесь, внизу, тихо и безлюдно. И никаких свидетелей.
На мгновение я почувствовал, как во мне нарастает злость. Двое убийц шагали как на параде; неужели они думали, что я их не услышу? Потом я подумал, что, может быть, я ошибся и за мной следила не одна машина, а больше. Может быть, они все-таки вызвали подкрепление. Справиться с четырьмя профессионалами будет трудновато, особенно если они решат побеседовать со мной, прежде чем всадить мне пулю в затылок.
Что ж, придется как следует поработать головой, тем более что шпики, конечно, вооружены, а я, как назло, не успел попросить у Рамона новый ствол.
Мне оставалось только одно: соображать, думать, вспоминать… Хорошо еще, что у меня был кое-какой опыт и знания. Я побывал в мясорубке в Белфасте, в мясорубке в Мексике, а кроме того – быть может, самое главное, – в армии я прошел два весьма полезных курса подготовки: разведывательный курс на Святой Елене (когда я избил того парня и в результате с треском вылетел оттуда) и курсы подготовки младшего командного состава в Блайти, которые я так и не сумел закончить, чего, впрочем, почти не стыдился. Я объясню, в чем тут дело: в последнее время приходится много слышать о высоких требованиях, предъявляемых к американским военнослужащим. В каждом вербовочном пункте вам скажут, что американские армейские части специального назначения – это войска элитные, а вот о том, что при приеме на курсы базовой подготовки у них почти нет отсева, здесь предпочитают помалкивать. Как помалкивают и о том, что даже «Морские львы» ВМС США испытывают настолько острую нехватку личного состава, что берут на службу больше половины желающих. Честно. Иными словами, служба службе рознь. Я учился на капральских курсах в Западной Шотландии и не справился, но ведь недаром курсы подготовки младшего командного состава британской армии считаются самыми трудными в мире. Все дело в принципах комплектования. Британцы считают капралов и сержантов становым хребтом своих вооруженных сил. Именно младшие командиры у нас отвечают за все, поэтому, естественно, они должны быть блестяще подготовлены и многократно испытаны. Не удивительно, что учеба в капральской школе – это тебе не баран чихнул. За какие-нибудь четыре-пять дней в тебя вдалбливают дистиллированный и процеженный опыт нескольких поколений военнослужащих. Этакий британский И-Цин… [70]
Одной из дисциплин, которую я изучал на курсах, была «пешая разведка лесистой местности дозорной группой в темное время суток». Практическая отработка этого навыка заключалась в том, что две дозорные группы разыскивали друг друга в лесу и «уничтожали». Должен сказать честно: в разведывательном дозоре, даже учебном, бывает страшновато, и, скрытно приближаясь к макету деревни, будущий капрал невольно учится не торопиться самому и не торопить своих людей, наблюдать, слушать, делать выводы. В наши дни большинство людей разучилось слушать, но кое-кто это еще умеет.
И сейчас, стоя на склоне холма в Нью-Джерси, я в одно мгновение вспомнил этот свой опыт и впервые попытался исполнить все, что говорили мне тогда: «Слушай, ты, ирландский тупица. Вытряхни дерьмо из ушей и слушай. Напрягись. Ну, давай же!»
Опустившись на корточки, я приставил к ушам согнутые ковшиком ладони. Потом убрал руки и сел поудобнее. Сначала я ничего не услышал, но так всегда бывает. Стоило мне сосредоточиться, разобраться в какофонии звуков, отсечь пение птиц, шум движения на мосту и буксиров на реке, и я начал различать шорох их шагов. Вскоре мне стали очевидны три вещи: во-первых, мои преследователи не бежали, а шли обычным шагом; во-вторых, ритм их шагов был неравномерным; в-третьих, они старались ступать осторожно, чтобы производить как меньше шума. Они были уверены, но не самонадеянны. Из этого я сделал два важных вывода. Первое: шпики достаточно глупы, раз думают, что я их не услышу (старушка Хелен Келлер [71]услышала бы их за милю с плеером на голове). И второе: никакой подмоги они, скорее всего, вызвать не успели. Их было только двое, вот они и старались не шуметь, хотя это и получалось у них довольно хреново. Итак, двое против меня одного…
Я выпрямился во весь рост и спустился по тропинке, шедшей параллельно засыпанной листьями дороге вниз, почти к самой реке. Здесь было еще красивее. Меня окружили огромные, голые деревья со скрюченными, узловатыми ветками; под ногами шуршал золотой ковер из листьев, между стволами просвечивал Гудзон, а за ним маячил гигантский призрачный город, который, казалось, балансировал на своем острове у самой кромки воды.
Следующий виток тропы вывел меня на самый берег, вдоль которого тянулась полоска травы, переходившая в каменистый пляж. Напасть на своих преследователей я мог либо на этом витке, либо на предыдущем. Предыдущий поворот был удобнее, так как там было проще спрятаться, и я ринулся назад и присел за кустом у тропы. Я поплотнее закутался в плащ и стал ждать, радуясь, что оделся в темное. Преследователи теперь прибавили шагу; они по-прежнему старались соблюдать осторожность, но в их походке чувствовалось возбуждение: видно, парни предвкушали решительный момент.
Если бы у меня были целы обе ноги, мне следовало бы пропустить обоих мимо, потом прыгнуть на них сзади и повалить одного из них ударом в спину и в голову (обеими ногами разом). Пока бы он падал, я мог нанести удар и второму противнику, который, несомненно, будет ошеломлен внезапностью нападения. Но коль скоро на свою левую ногу я полагаться не мог, от этого плана мне пришлось отказаться. Я решил, что брошусь на того из врагов, что покрупнее, и постараюсь толкнуть его на напарника, а там видно будет.
Дожидаясь своих преследователей, я глубоко дышал и старался сохранять спокойствие, но мне было трудно не думать о том, что на самом деле я не проучился на курсах капралов и трех дней. Господи Иисусе, кого я хотел обмануть?! Дистиллированный, процеженный опыт, как же! И-Цин, твою мать. Я напился, и меня вышвырнули – вот как было дело! И теперь любой новобранец американской армии, прослуживший хотя бы пару недель, был, наверное, раз в десять лучше меня…
Я все еще предавался самобичеванию, когда они появились на тропе. Один из них был высоким и жирным, второй – высоким и худым. Оба курили, что было с их стороны крайне неосторожно: я мог бы учуять запах дыма издалека. Правда, сейчас я почему-то ничего не чувствовал, но я знал, что мне это вполне по силам. В высоком и жирном шпике я узнал Бориса Карлоффа, который следил за Бриджит. Второго я видел впервые. Бледный, наголо бритый, он вполне мог оказаться еще одним гастарбайтером из родной моей Эрин. Интересно, заставлял ли его Темный петь «Дэнни-бой», чтобы узнать, годится ли он для дела?
Толстый и тощий шли довольно быстро, причем оба уже вынули оружие, что меня вполне устраивало.
Тропа была довольно узкой. Тощий шел с ближайшей ко мне стороны, так что волей-неволей я должен был обрушиться на него первого. Мне было ясно, что я должен проделать все максимально быстро и жестко. Малейшее промедление означало для меня смертный приговор. Я задержал дыхание, напрягся, изготовился и, когда оба шпика миновали меня, прыгнул, оттолкнувшись здоровой ногой.
Я приземлился Тощему точно на спину, ударил коленом в позвоночник и разом вышиб из него весь дух. Правой рукой я обхватил его шею и запрокинул ему голову. Тощий покачнулся и, падая, врезался в Карлоффа. Воспользовавшись моментом, я силой вывернул ему голову, и прежде чем мы трое распростерлись на земле, Тощий был мертв.
Свернув врагу шею, я поспешил подобрать его оружие – небольшой шестизарядный револьвер неизвестного калибра. Карлофф все еще шарил в листве, разыскивая свой пистолет. Он сидел на земле, и его ноги были придавлены телом товарища. Я перевел дух и, направив на него револьвер, взвел курок.
– Не надо, – сказал я.
Карлофф на мгновение замер, потом поднял руки.
– Ключи от машины, – приказал я.
– У н-него в кармане, – ответил Карлофф грустным, старческим голосом. Похоже, ему было уже под семьдесят. Какого черта его послали на дело, требующее быстрой реакции, крепких мускулов и железных нервов? Говорил Карлофф с легким акцентом, который отдаленно напоминал ирландский, но был уже сильно смягчен многими годами, прожитыми в Америке или, точнее, в Бостоне (его выговор показался мне похожим на бостонский).
Я сунул руку в карман брюк Тощего и вытащил ключи и бумажник, в который я, впрочем, не заглянул.
– Почему вы не пришили меня в квартире? – спросил я Карлоффа, продолжая целиться из револьвера ему в лицо.
– М-мы не знали, где ты живешь. Искали тебя по всему району, но заметили, только когда ты подошел к мосту.
– Значит, вам повезло?
– Д-да.
– Вы сообщили кому-нибудь, что засекли меня?
– Н-нет, у нас в машине нет ни р-рации, ни радиотелефона. Ничего такого…
– Кто вас послал? Лучик?
Карлофф кивнул.
– Где он живет? У тебя есть его адрес?
Карлофф странно улыбнулся, и мне стало не по себе. Что такого смешного он увидел в моем вопросе?
Подавшись вперед, Карлофф сказал шепотом (как будто нас кто-то мог подслушать):
– Лучик всегда встречался с нами только в «Четырех провинциях», но я знаю, где он живет. Джеки Мак однажды выследил его – хотел посмотреть, уж не приударяет ли он за малолетками.
Теперь я тоже улыбнулся. Странно, как я сам не подумал о такой элементарной вещи. Я знал, что Лучик никакой не извращенец, но выследить его было бы делом нелишним. Так же просто было бы выяснить и адрес Темного, так что мне оставалось только удивляться самому себе, вернее – своему умению создавать трудности на пустом месте. Причиной, должно быть, была обычная лень.
– О'кей, приятель, давай адрес.
Карлофф продиктовал мне адрес, но у меня в карманах не нашлось ни ручки, ни карандаша, и мне пришлось его просто запомнить. Потом я обыскал Бориса и, не найдя ничего интересного, забрал его семнадцатизарядный полуавтоматический пистолет «глок» – действительно прекрасное оружие, которое с этого дня стало моим любимым.
Покончив с этим, я велел Карлоффу встать. Мы вместе подняли его мертвого напарника (он за ноги, я за плечи) и оттащили с дороги подальше в лес. Там я приказал Карлоффу забросать труп листьями. Когда он закончил, я выстрелил ему в голову, проделав это ловко и без излишнего драматизма. Я действительно не имел ничего против него лично. Упавшего я, как мог, забросал ветками и листвой, а потом проверил, не попали ли брызги крови мне на одежду, но все было в порядке.
Машину они оставили в полумиле выше по дороге. Это был уже знакомый мне старенький синий «форд» с ручным переключением передач, и мне потребовалось довольно много времени, прежде чем я сумел завести его и сдвинуть с места. Я уже говорил, что никогда не умел водить машину как следует, а с протезом это стало еще труднее, и я порядком измучился и изматерился, прежде чем мне удалось проехать мост и вернуться в Нью-Йорк. Впрочем, все на свете относительно, и хотя я точно заработал пару лишних мозолей на своей культяпке, я бы не хотел поменяться местами с Лучиком – человеком, которому при удачном (для меня) стечении обстоятельств теперь предстояло не дожить до вечера.
Мне понадобилось меньше десяти минут, чтобы понять, что за синим «фордом» следят. Старый черный «линкольн» я заметил, когда, преодолев трудности и опасности пути по мосту Вашингтона, собирался свернуть, чтобы через Верхний Манхэттен попасть в Квинс. В Квинсе тоже существовала ирландская колония, но это была не наша территория, и мне еще не приходилось там бывать. Во всем Квинсе я знал как следует только район аэропорта и Рокэвей-бич.
«Линкольн» следовал за мной, держась от меня на расстоянии четырех-пяти машин. В салоне я разглядел двоих мужчин, одетых в темные костюмы и плащи. Возможно, впрочем, что они следили не за мной, а за синим «фордом», полагая, что за рулем по-прежнему сидит либо Карлофф, либо второй шпик. Когда именно они сели мне на хвост, я точно не знал. Ясно было одно: если они видели, как я пришил Карлоффа и его напарника, мое дело труба. Полная труба, если точнее, потому что это были легавые. Все говорило за то, что я не ошибся: они и машину-то вели в своей легавой манере, и вид у них был легавый, и разило от них – легавыми.
Почему они следили за парнями из шайки Темного, догадаться тоже было нетрудно. Темный вел отнюдь не безгрешную жизнь, поэтому, несмотря на все таланты Лучика, рано или поздно его деятельность должна была привлечь внимание законников. Смерть Боба на Лонг-Айленде тут тоже могла сыграть свою роль. Похоже, Отдел по борьбе с организованной преступностью Нью-Йоркского полицейского управления решил наконец вплотную заняться махинациями Темного.
Я понимал, что стряхнуть копов будет делом нелегким. Я никогда не ездил по Манхэттену и плохо представлял себе, на каких улицах движение одностороннее и где там объезды. Единственной улицей, которую я знал по-настоящему хорошо, была 125-я, и я чуть мозги себе не вывихнул, гадая, как было бы мне сподручнее бросить машину и удрать.
Первым делом я постарался не показать копам, что знаю о слежке. Ехал я не спеша, без рывков и внезапных ускорений. О своем намерении попасть в Квинс я уже забыл – теперь я просто тащился по направлению к центру города в плотном потоке других машин. Наконец я свернул на Бродвей, и где-то в районе 130-х улиц у меня созрел план. Я вспомнил, что в кафе «Кентукки фрайд чикен» на углу Бродвея и 125-й было два выхода. Если я остановлюсь у «Макдональдса» на южной стороне 125-й, перейду через улицу и войду в «Чикен» (у этого входа как раз не было стоянки), то самым разумным для легавых будет припарковаться рядом с моей машиной и ждать, пока я перекушу и вернусь. В конце концов, они же копы, поэтому им и в голову не придет, что я мог их заметить и бросить машину.
Сказано – сделано. Я продолжал ехать все так же неторопливо и вскоре затормозил у «Макдональдса» напротив «Кентукки фрайд чикен». Припарковав машину, я тщательно ее запер и стал терпеливо дожидаться сигнала светофора, чтобы спокойно перейти улицу, которая здесь весьма широка и небезопасна (особенно в это время дня). Стараясь выглядеть как можно непринужденнее, я подошел ко входу в кафе. Дверь мне придержал какой-то бродяга, надеявшийся, что на обратном пути я отдам ему сдачу. Я был голоден, а в кармане у меня было несколько долларов, поэтому я заказал сандвич с цыпленком и кофе. Сандвич я съел быстро, но кофе оказался чересчур горячим, а у меня не было времени ждать, пока он остынет. К сожалению, окна кафе запотели и были сплошь залеплены объявлениями и рекламными постерами, поэтому я не видел, на месте ли полицейские или нет. Впрочем, я думал, что на месте.
Выйдя через вторую дверь, которая вела на Бродвей, я первым делом огляделся по сторонам, ища взглядом черный «линкольн», но, как я и рассчитывал, он остался на стоянке возле «Макдональдса» за углом. Тогда я пробежал один квартал до станции подземки. Возле эскалатора я остановился и оглянулся, чтобы посмотреть, не преследуют ли меня легавые. Они не преследовали – несомненно, они все еще ждали, пока я закончу завтракать и вернусь к своему «форду» на 125-ю. Верно говорят: легавого могила исправит.
Сверившись с планом подземки, я выяснил, как лучше добраться до Вудсайда. Самый короткий путь предполагал две пересадки в самые оживленные утренние часы, но я решил, что ничего со мной не случится.
– Ну все! – взревел я и бросился на Рамона, но зацепился ногой за ковер и повалился на пол.
Падая, я успел схватить Рамона за руку и увлечь за собой. Лопата, Дермот, Мексика, Большой Боб – все это выплеснулось наружу сразу, как вулкан, как ураган беспорядочных ударов и хриплых воплей.
Боже мой!
Удар, еще удар, вопли, искры из глаз… Вот она, разрядка, наконец-то! Крича что-то невнятное и брызжа слюной, я попытался прижать Рамона к полу, но он тоже был не из слабых и сумел меня сбросить. С полминуты я невнятно бранился, пытаясь ухватить его за одежду и швырнуть на стекло кофейного столика, но Рамон ударил меня локтем в горло и, проворно вскочив, сунул руку за отворот куртки. Он не достал оружия, но угроза была достаточно ясной.
– Ну давай же, давай, сделай это! – с хохотом кричал я, лежа на полу.
– Успокойся, Майкл, – сказал Рамон и слегка попятился, но руки из куртки не вынул.
Примерно секунду я смотрел на него снизу вверх, прикидывая, броситься мне на него или нет, и решил оставить все как есть.
Я выдохся.
Еще с полминуты мы настороженно следили друг за другом, потом я сказал:
– Убирайся из моего дома. Не знаю, что тебе от меня нужно. Ты вампир, вот ты кто. Стервятник. И Кастро тоже больше ко мне не подсылай…
– Бога ради, не знаю, что это на тебя нашло… Честное слово, если я что сказал…
– Ты, кажется, оглох? Убирайся, – устало повторил я.
Рамон открыл входную дверь и, выйдя, бесшумно прикрыл ее за собой.
– Сволочи! – громко сказал я, корчась посреди комнаты. Я ждал слез, но слез не было. Тогда я попытался вызвать их нарочно, но так и не сумел заплакать.
Весь следующий день я оставался в постели. Никто ко мне не пришел. Кастро не принес свою курицу. А я даже не читал. Я вообще ничего не делал – только лежал, глядя в потолок, да пил ржавую воду из-под крана.
В конце концов я все же оделся и отправился в ресторан на углу Бродвея и 189-й улицы. Меню было целиком на испанском, и я выбрал блюдо, название которого, как мне казалось, означает что-то вроде тушеного мяса. Но это оказался суп из потрохов, в котором плавали кусочки чего-то, напоминавшего разрезанный на части человеческий эмбрион. Я так и не смог заставить себя притронуться к нему; расплатившись, я попытался уйти, но оскорбленный в лучших чувствах официант задержал меня, обещая принести что-нибудь особенное, что мне наверняка понравится. Поскольку в зале я был единственным клиентом, из кухни вышел даже шеф-повар, который стал уговаривать меня попробовать суп. Я пытался отговориться ссылками на библейские запреты, но ни повар, ни официант не были с ними знакомы. Хуже того, ни один из них не владел ни одним сколько-нибудь удобопонимаемым вариантом английского, и мы никак не могли договориться. Они только хотели любезно меня накормить, но я повел себя как последний зануда и в конце концов добился того, что в их речи стало все чаще повторяться слово puta [69]. Тогда я поспешил вернуться домой и на обратном пути купил в ларьке пакет доминиканского печенья.
Вечером я достал из холодильника упаковку «Короны», включил телевизор и, вооружившись пультом, принялся переключать каналы. Но ничего интересного я так и не нашел, и неудивительно, поскольку доступа к кабельным программам у меня не было. Правда, в одной из передач я услышал, что в Ирландии опять произошли какие-то волнения, но это вряд ли можно было считать новостями.
Я лег спать довольно рано, а проснувшись утром, решил немного прогуляться. Я быстро натянул джинсы, футболку, свитер и черный плащ. Дойдя до моста Джорджа Вашингтона, я зачем-то потащился на другую сторону. Примерно на середине моста я остановился и стал смотреть вниз, на Гудзон и оконечность Манхэттена. Кроме меня, пешеходов на мосту не было, хотя автомобильное движение со стороны Нью-Джерси было довольно плотным. Интересно, подумал я, который сейчас час, но, поскольку часов у меня не было, я мог только догадываться, что было часов семь-восемь. Интересно, перевели уже часы на зимнее время? И вообще, переводят ли часы в Америке? Кажется, весной мы стрелки вперед переводили, поэтому логично было предположить, что осенью их переводят назад.
Прилегающий к мосту район на другой стороне Гудзона показался мне унылым и неинтересным. Тем не менее я решил немного побродить там и вскоре набрел на бакалейную лавочку, где купил несколько меренг с кремом. Меренги оказались вполне приличными. В бакалее готовили и кофе, и я взял чашечку. К сожалению, кофе был жидким и отвратительным, а самое обидное заключалось в том, что он смыл изо рта вкус меренг.
Выйдя из бакалейной лавки, я снова направился к мосту, гадая на ходу, как мне попасть в зеленую рощицу, которой я так часто любовался из окон своей квартиры. Полагаясь на свое умение ориентироваться, я несколько раз свернул и вскоре заметил небольшой указатель, на котором было написано «Пэлисейдс-парк». Похоже, это было именно то, что я искал. Из моих окон поросшие зеленью гранитные скалы, живописно спускавшиеся к самой воде, выглядели весьма привлекательно, почти красиво, но сейчас, когда деревья облетали, парк наверняка утратил большую часть своего очарования. И все же я не повернул назад, надеясь, что мне там понравится. Не спеша шагая по дороге, которая, петляя, шла вниз к парку, я сам не заметил, как оказался в какой-то глуши под мостом – совсем как в сказке о трех козлятах и злом тролле.
Двое мужчин следили за мной от самой бакалейной лавки, а возможно – от самого Манхэттена. Сначала они ехали в синем «форде», но сейчас они оставили машину где-то на дороге и двигались пешком. Держались они на порядочном расстоянии от меня, но я был уверен, что их именно двое и оба – крупные и сильные ребята. По всей видимости, они сели мне на хвост, как только я вышел из подъезда, и больше не выпускали из виду. Ехать по мосту со скоростью пешехода они не могли из-за плотного движения, поэтому им, вероятно, пришлось обогнать меня и поджидать где-нибудь в укромном уголке в надежде, что я не поверну с полпути обратно. Если бы дело происходило в час пик, мне было бы легче затеряться, но им повезло, и сейчас они шли за мной по дороге. К счастью, они были достаточно далеко, так что речь пока не шла о жизни и смерти.
Но только пока…
Не все в их поведении было мне понятно. Если они знали, где я живу, то почему не поднялись ко мне в квартиру еще утром, чтобы без труда расправиться со мной? Правда, в здании существовала кое-какая система безопасности, но справиться с ней профессионалу было раз плюнуть. Дверь моей квартиры тоже не могла служить серьезным препятствием – вскрыть ее ничего не стоило. А сейчас их вряд ли интересовало, куда я направляюсь, потому что дорога в Пэлисейдс-парк заканчивалась тупиком и вернуться назад я мог только тем путем, которым пришел. В подобном случае любая пара соглядатаев поступила бы одинаковым образом: один шпик остался бы у машины, а второй попытался бы тайно проследить за мной, чтобы увидеть, что я делаю в парке: встречаюсь с кем-нибудь, достаю из тайника контейнер с инструкциями и т. д. и т. п. Но они поступили иначе. Бросив машину, они отправились за мной оба. Это было странно, поскольку, если бы я повернул и двинулся им навстречу, им тоже пришлось бы разворачиваться и, пропустив меня вперед, начинать все сначала, а это было бы слишком грубо и очевидно. Другое дело, если бы они разделились… Если за объектом отправляется только один из пары, то в случае, подобном описанному выше, он продолжает идти в прежнем направлении, а его напарник, не возбуждая подозрений, «ведет» объект из машины. Но эти парни поступили не так, а между тем я не сомневался, что в синем «форде» сидело только двое шпиков. Вряд ли они успели каким-то образом добраться до телефона и вызвать вторую машину, а раз так, то оставалось только одно объяснение: эта парочка спускалась по холму, чтобы перехватить меня внизу и убить. Скорее всего – убить. Все остальные предположения были лишены здравого смысла, и я их отбросил.
Придя к этому малоутешительному выводу, я снова спросил себя, почему все-таки они не попытались прикончить меня утром сонного в моей квартире. Не исключено, подумалось мне, что они наблюдали за несколькими домами одновременно. Они не знали точно, где я живу, и следили за определенным участком улицы. Может быть, зная, что меня видели где-то в этом районе, они курсировали по Бродвею и им повезло – они заметили меня. В этом случае логично было бы застрелить меня на месте, но что, если они увидели меня не сразу, а, скажем, где-то на подходе к мосту Вашингтона? В том районе почти всегда дежурит дорожная полиция, а даже на Вашингтон-Хайтс нельзя застрелить человека на глазах у дюжины полицейских и надеяться, что это сойдет тебе с рук.
Должно быть, эта охота казалась им увлекательным занятием. Вот они медленно едут вдоль тротуара, а в их ушах звучит голос Лучика: «Мне доложили, что он живет в районе 180-х рядом с Бродвеем. Покатайтесь по тем местам, мальчики, и если увидите его – стреляйте, а вопросы задавать будете потом. Только смотрите не наделайте глупостей». И вот один из них замечает меня… Ага, вот он. Ну-ка, посмотрим поближе… Взгляни, похож? Он самый! Точно, он! Правда, у него борода, да и волосы длиннее, ну и что? Дай-ка сюда ту старую фотографию из профсоюзной карточки… Ну точно, одно лицо. Интересно, куда это он направляется? Черт, пошел через мост… Ничего, ничего, не переживай, никуда он не денется. Дуй через мост, подождем его с той стороны…
Да, я представлял себе, как они возбуждены, как горят нетерпением. Вот они переезжают через мост, останавливаются, проверяют оружие и ждут, пока им представится подходящая возможность. А вот и «объект», который, как по заказу, сам спускается под мост, в глухомань, где нет ни единой живой души. Надо же случиться такому: как раз в это время по мосту над нами проезжает и проходит, наверное, добрая половина населения Нью-Джерси, но здесь, внизу, тихо и безлюдно. И никаких свидетелей.
На мгновение я почувствовал, как во мне нарастает злость. Двое убийц шагали как на параде; неужели они думали, что я их не услышу? Потом я подумал, что, может быть, я ошибся и за мной следила не одна машина, а больше. Может быть, они все-таки вызвали подкрепление. Справиться с четырьмя профессионалами будет трудновато, особенно если они решат побеседовать со мной, прежде чем всадить мне пулю в затылок.
Что ж, придется как следует поработать головой, тем более что шпики, конечно, вооружены, а я, как назло, не успел попросить у Рамона новый ствол.
Мне оставалось только одно: соображать, думать, вспоминать… Хорошо еще, что у меня был кое-какой опыт и знания. Я побывал в мясорубке в Белфасте, в мясорубке в Мексике, а кроме того – быть может, самое главное, – в армии я прошел два весьма полезных курса подготовки: разведывательный курс на Святой Елене (когда я избил того парня и в результате с треском вылетел оттуда) и курсы подготовки младшего командного состава в Блайти, которые я так и не сумел закончить, чего, впрочем, почти не стыдился. Я объясню, в чем тут дело: в последнее время приходится много слышать о высоких требованиях, предъявляемых к американским военнослужащим. В каждом вербовочном пункте вам скажут, что американские армейские части специального назначения – это войска элитные, а вот о том, что при приеме на курсы базовой подготовки у них почти нет отсева, здесь предпочитают помалкивать. Как помалкивают и о том, что даже «Морские львы» ВМС США испытывают настолько острую нехватку личного состава, что берут на службу больше половины желающих. Честно. Иными словами, служба службе рознь. Я учился на капральских курсах в Западной Шотландии и не справился, но ведь недаром курсы подготовки младшего командного состава британской армии считаются самыми трудными в мире. Все дело в принципах комплектования. Британцы считают капралов и сержантов становым хребтом своих вооруженных сил. Именно младшие командиры у нас отвечают за все, поэтому, естественно, они должны быть блестяще подготовлены и многократно испытаны. Не удивительно, что учеба в капральской школе – это тебе не баран чихнул. За какие-нибудь четыре-пять дней в тебя вдалбливают дистиллированный и процеженный опыт нескольких поколений военнослужащих. Этакий британский И-Цин… [70]
Одной из дисциплин, которую я изучал на курсах, была «пешая разведка лесистой местности дозорной группой в темное время суток». Практическая отработка этого навыка заключалась в том, что две дозорные группы разыскивали друг друга в лесу и «уничтожали». Должен сказать честно: в разведывательном дозоре, даже учебном, бывает страшновато, и, скрытно приближаясь к макету деревни, будущий капрал невольно учится не торопиться самому и не торопить своих людей, наблюдать, слушать, делать выводы. В наши дни большинство людей разучилось слушать, но кое-кто это еще умеет.
И сейчас, стоя на склоне холма в Нью-Джерси, я в одно мгновение вспомнил этот свой опыт и впервые попытался исполнить все, что говорили мне тогда: «Слушай, ты, ирландский тупица. Вытряхни дерьмо из ушей и слушай. Напрягись. Ну, давай же!»
Опустившись на корточки, я приставил к ушам согнутые ковшиком ладони. Потом убрал руки и сел поудобнее. Сначала я ничего не услышал, но так всегда бывает. Стоило мне сосредоточиться, разобраться в какофонии звуков, отсечь пение птиц, шум движения на мосту и буксиров на реке, и я начал различать шорох их шагов. Вскоре мне стали очевидны три вещи: во-первых, мои преследователи не бежали, а шли обычным шагом; во-вторых, ритм их шагов был неравномерным; в-третьих, они старались ступать осторожно, чтобы производить как меньше шума. Они были уверены, но не самонадеянны. Из этого я сделал два важных вывода. Первое: шпики достаточно глупы, раз думают, что я их не услышу (старушка Хелен Келлер [71]услышала бы их за милю с плеером на голове). И второе: никакой подмоги они, скорее всего, вызвать не успели. Их было только двое, вот они и старались не шуметь, хотя это и получалось у них довольно хреново. Итак, двое против меня одного…
Я выпрямился во весь рост и спустился по тропинке, шедшей параллельно засыпанной листьями дороге вниз, почти к самой реке. Здесь было еще красивее. Меня окружили огромные, голые деревья со скрюченными, узловатыми ветками; под ногами шуршал золотой ковер из листьев, между стволами просвечивал Гудзон, а за ним маячил гигантский призрачный город, который, казалось, балансировал на своем острове у самой кромки воды.
Следующий виток тропы вывел меня на самый берег, вдоль которого тянулась полоска травы, переходившая в каменистый пляж. Напасть на своих преследователей я мог либо на этом витке, либо на предыдущем. Предыдущий поворот был удобнее, так как там было проще спрятаться, и я ринулся назад и присел за кустом у тропы. Я поплотнее закутался в плащ и стал ждать, радуясь, что оделся в темное. Преследователи теперь прибавили шагу; они по-прежнему старались соблюдать осторожность, но в их походке чувствовалось возбуждение: видно, парни предвкушали решительный момент.
Если бы у меня были целы обе ноги, мне следовало бы пропустить обоих мимо, потом прыгнуть на них сзади и повалить одного из них ударом в спину и в голову (обеими ногами разом). Пока бы он падал, я мог нанести удар и второму противнику, который, несомненно, будет ошеломлен внезапностью нападения. Но коль скоро на свою левую ногу я полагаться не мог, от этого плана мне пришлось отказаться. Я решил, что брошусь на того из врагов, что покрупнее, и постараюсь толкнуть его на напарника, а там видно будет.
Дожидаясь своих преследователей, я глубоко дышал и старался сохранять спокойствие, но мне было трудно не думать о том, что на самом деле я не проучился на курсах капралов и трех дней. Господи Иисусе, кого я хотел обмануть?! Дистиллированный, процеженный опыт, как же! И-Цин, твою мать. Я напился, и меня вышвырнули – вот как было дело! И теперь любой новобранец американской армии, прослуживший хотя бы пару недель, был, наверное, раз в десять лучше меня…
Я все еще предавался самобичеванию, когда они появились на тропе. Один из них был высоким и жирным, второй – высоким и худым. Оба курили, что было с их стороны крайне неосторожно: я мог бы учуять запах дыма издалека. Правда, сейчас я почему-то ничего не чувствовал, но я знал, что мне это вполне по силам. В высоком и жирном шпике я узнал Бориса Карлоффа, который следил за Бриджит. Второго я видел впервые. Бледный, наголо бритый, он вполне мог оказаться еще одним гастарбайтером из родной моей Эрин. Интересно, заставлял ли его Темный петь «Дэнни-бой», чтобы узнать, годится ли он для дела?
Толстый и тощий шли довольно быстро, причем оба уже вынули оружие, что меня вполне устраивало.
Тропа была довольно узкой. Тощий шел с ближайшей ко мне стороны, так что волей-неволей я должен был обрушиться на него первого. Мне было ясно, что я должен проделать все максимально быстро и жестко. Малейшее промедление означало для меня смертный приговор. Я задержал дыхание, напрягся, изготовился и, когда оба шпика миновали меня, прыгнул, оттолкнувшись здоровой ногой.
Я приземлился Тощему точно на спину, ударил коленом в позвоночник и разом вышиб из него весь дух. Правой рукой я обхватил его шею и запрокинул ему голову. Тощий покачнулся и, падая, врезался в Карлоффа. Воспользовавшись моментом, я силой вывернул ему голову, и прежде чем мы трое распростерлись на земле, Тощий был мертв.
Свернув врагу шею, я поспешил подобрать его оружие – небольшой шестизарядный револьвер неизвестного калибра. Карлофф все еще шарил в листве, разыскивая свой пистолет. Он сидел на земле, и его ноги были придавлены телом товарища. Я перевел дух и, направив на него револьвер, взвел курок.
– Не надо, – сказал я.
Карлофф на мгновение замер, потом поднял руки.
– Ключи от машины, – приказал я.
– У н-него в кармане, – ответил Карлофф грустным, старческим голосом. Похоже, ему было уже под семьдесят. Какого черта его послали на дело, требующее быстрой реакции, крепких мускулов и железных нервов? Говорил Карлофф с легким акцентом, который отдаленно напоминал ирландский, но был уже сильно смягчен многими годами, прожитыми в Америке или, точнее, в Бостоне (его выговор показался мне похожим на бостонский).
Я сунул руку в карман брюк Тощего и вытащил ключи и бумажник, в который я, впрочем, не заглянул.
– Почему вы не пришили меня в квартире? – спросил я Карлоффа, продолжая целиться из револьвера ему в лицо.
– М-мы не знали, где ты живешь. Искали тебя по всему району, но заметили, только когда ты подошел к мосту.
– Значит, вам повезло?
– Д-да.
– Вы сообщили кому-нибудь, что засекли меня?
– Н-нет, у нас в машине нет ни р-рации, ни радиотелефона. Ничего такого…
– Кто вас послал? Лучик?
Карлофф кивнул.
– Где он живет? У тебя есть его адрес?
Карлофф странно улыбнулся, и мне стало не по себе. Что такого смешного он увидел в моем вопросе?
Подавшись вперед, Карлофф сказал шепотом (как будто нас кто-то мог подслушать):
– Лучик всегда встречался с нами только в «Четырех провинциях», но я знаю, где он живет. Джеки Мак однажды выследил его – хотел посмотреть, уж не приударяет ли он за малолетками.
Теперь я тоже улыбнулся. Странно, как я сам не подумал о такой элементарной вещи. Я знал, что Лучик никакой не извращенец, но выследить его было бы делом нелишним. Так же просто было бы выяснить и адрес Темного, так что мне оставалось только удивляться самому себе, вернее – своему умению создавать трудности на пустом месте. Причиной, должно быть, была обычная лень.
– О'кей, приятель, давай адрес.
Карлофф продиктовал мне адрес, но у меня в карманах не нашлось ни ручки, ни карандаша, и мне пришлось его просто запомнить. Потом я обыскал Бориса и, не найдя ничего интересного, забрал его семнадцатизарядный полуавтоматический пистолет «глок» – действительно прекрасное оружие, которое с этого дня стало моим любимым.
Покончив с этим, я велел Карлоффу встать. Мы вместе подняли его мертвого напарника (он за ноги, я за плечи) и оттащили с дороги подальше в лес. Там я приказал Карлоффу забросать труп листьями. Когда он закончил, я выстрелил ему в голову, проделав это ловко и без излишнего драматизма. Я действительно не имел ничего против него лично. Упавшего я, как мог, забросал ветками и листвой, а потом проверил, не попали ли брызги крови мне на одежду, но все было в порядке.
Машину они оставили в полумиле выше по дороге. Это был уже знакомый мне старенький синий «форд» с ручным переключением передач, и мне потребовалось довольно много времени, прежде чем я сумел завести его и сдвинуть с места. Я уже говорил, что никогда не умел водить машину как следует, а с протезом это стало еще труднее, и я порядком измучился и изматерился, прежде чем мне удалось проехать мост и вернуться в Нью-Йорк. Впрочем, все на свете относительно, и хотя я точно заработал пару лишних мозолей на своей культяпке, я бы не хотел поменяться местами с Лучиком – человеком, которому при удачном (для меня) стечении обстоятельств теперь предстояло не дожить до вечера.
Мне понадобилось меньше десяти минут, чтобы понять, что за синим «фордом» следят. Старый черный «линкольн» я заметил, когда, преодолев трудности и опасности пути по мосту Вашингтона, собирался свернуть, чтобы через Верхний Манхэттен попасть в Квинс. В Квинсе тоже существовала ирландская колония, но это была не наша территория, и мне еще не приходилось там бывать. Во всем Квинсе я знал как следует только район аэропорта и Рокэвей-бич.
«Линкольн» следовал за мной, держась от меня на расстоянии четырех-пяти машин. В салоне я разглядел двоих мужчин, одетых в темные костюмы и плащи. Возможно, впрочем, что они следили не за мной, а за синим «фордом», полагая, что за рулем по-прежнему сидит либо Карлофф, либо второй шпик. Когда именно они сели мне на хвост, я точно не знал. Ясно было одно: если они видели, как я пришил Карлоффа и его напарника, мое дело труба. Полная труба, если точнее, потому что это были легавые. Все говорило за то, что я не ошибся: они и машину-то вели в своей легавой манере, и вид у них был легавый, и разило от них – легавыми.
Почему они следили за парнями из шайки Темного, догадаться тоже было нетрудно. Темный вел отнюдь не безгрешную жизнь, поэтому, несмотря на все таланты Лучика, рано или поздно его деятельность должна была привлечь внимание законников. Смерть Боба на Лонг-Айленде тут тоже могла сыграть свою роль. Похоже, Отдел по борьбе с организованной преступностью Нью-Йоркского полицейского управления решил наконец вплотную заняться махинациями Темного.
Я понимал, что стряхнуть копов будет делом нелегким. Я никогда не ездил по Манхэттену и плохо представлял себе, на каких улицах движение одностороннее и где там объезды. Единственной улицей, которую я знал по-настоящему хорошо, была 125-я, и я чуть мозги себе не вывихнул, гадая, как было бы мне сподручнее бросить машину и удрать.
Первым делом я постарался не показать копам, что знаю о слежке. Ехал я не спеша, без рывков и внезапных ускорений. О своем намерении попасть в Квинс я уже забыл – теперь я просто тащился по направлению к центру города в плотном потоке других машин. Наконец я свернул на Бродвей, и где-то в районе 130-х улиц у меня созрел план. Я вспомнил, что в кафе «Кентукки фрайд чикен» на углу Бродвея и 125-й было два выхода. Если я остановлюсь у «Макдональдса» на южной стороне 125-й, перейду через улицу и войду в «Чикен» (у этого входа как раз не было стоянки), то самым разумным для легавых будет припарковаться рядом с моей машиной и ждать, пока я перекушу и вернусь. В конце концов, они же копы, поэтому им и в голову не придет, что я мог их заметить и бросить машину.
Сказано – сделано. Я продолжал ехать все так же неторопливо и вскоре затормозил у «Макдональдса» напротив «Кентукки фрайд чикен». Припарковав машину, я тщательно ее запер и стал терпеливо дожидаться сигнала светофора, чтобы спокойно перейти улицу, которая здесь весьма широка и небезопасна (особенно в это время дня). Стараясь выглядеть как можно непринужденнее, я подошел ко входу в кафе. Дверь мне придержал какой-то бродяга, надеявшийся, что на обратном пути я отдам ему сдачу. Я был голоден, а в кармане у меня было несколько долларов, поэтому я заказал сандвич с цыпленком и кофе. Сандвич я съел быстро, но кофе оказался чересчур горячим, а у меня не было времени ждать, пока он остынет. К сожалению, окна кафе запотели и были сплошь залеплены объявлениями и рекламными постерами, поэтому я не видел, на месте ли полицейские или нет. Впрочем, я думал, что на месте.
Выйдя через вторую дверь, которая вела на Бродвей, я первым делом огляделся по сторонам, ища взглядом черный «линкольн», но, как я и рассчитывал, он остался на стоянке возле «Макдональдса» за углом. Тогда я пробежал один квартал до станции подземки. Возле эскалатора я остановился и оглянулся, чтобы посмотреть, не преследуют ли меня легавые. Они не преследовали – несомненно, они все еще ждали, пока я закончу завтракать и вернусь к своему «форду» на 125-ю. Верно говорят: легавого могила исправит.
Сверившись с планом подземки, я выяснил, как лучше добраться до Вудсайда. Самый короткий путь предполагал две пересадки в самые оживленные утренние часы, но я решил, что ничего со мной не случится.