Страница:
Потом сверху спустился Скотчи. Тронув меня за плечо, он сказал, что Темный и Лучик хотят меня видеть.
«Вот твой последний шанс удрать», – сказал я себе, но мне не хватило смелости броситься к дверям, и я послушно поднялся в банкетный зал.
Когда я вошел, Темный, Лучик и Боб просматривали какие-то бумаги.
– Гхм, – откашлялся я. – Вы хотели меня видеть?
Темный даже головы не поднял. Лучик улыбнулся.
– Да, Майкл, – сказал он. – Садись-ка сюда…
Я сел. Темный повернулся и посмотрел на меня.
Большой Боб поднялся. Зачем? Чтобы удобнее было нанести удар?
– Вчера вечером я говорил с Лучиком о тебе, Майкл… Должен сказать откровенно – мы давно к тебе приглядываемся, и пока нам нравится то, что мы видим. Я вот что хотел сказать тебе, Майкл: если ты не скурвишься и будешь работать как следует, мы тебя не забудем. И тогда ты сможешь добиться многого, – сказал Темный, вручая мне конверт, в котором лежало пять двадцатидолларовых бумажек.
– Спасибо, Темный, – поблагодарил я.
Лучик ухмыльнулся:
– С тобой все. Можешь идти.
Я поднялся и не спеша двинулся к выходу. Меньше всего мне хотелось, чтобы они поняли, как мне хочется поскорее убраться отсюда.
– Да, и навести Энди, – сказал Темный, когда я был уже у дверей.
Четыре моих обычных кружки я уже выпил, поэтому внизу я попрощался с парнями и поехал домой. Путь был неблизкий, к тому же, несмотря на усталость, я решил последовать совету Темного и, не откладывая дела в долгий ящик, побывать в больнице и узнать, как поживает Энди. Речь шла не о посещении – посетителей в палаты наверняка пускали только днем. Я хотел просто навести справки о нашей крошке.
Интересно, почему Темный вообще заговорил об Энди? Может, он хотел, чтобы я своими глазами увидел, что случается с дружками Бриджит? Гм-м…
Больничные корпуса были разбросаны по довольно обширной территории, и мне пришлось четыре раза обращаться к охранникам, прежде чем я узнал дорогу в отделение реанимации, но даже после этого я по ошибке забрел в приют для бездомных.
Разумеется, в реанимацию уже не пускали, а когда дежурная сестра узнала, что я даже не родственник, она буквально вытолкала меня, велев приходить в более приличное (как то считают пресвитериане) время.
С таким напутствием я отправился восвояси. Я собирался покинуть больницу, но снова заблудился. Пока я разыскивал выход, мне попался туалет, я воспользовался случаем, чтобы отлить. Покончив с этим важным делом, я вышел в коридор, раздумывая, как, черт побери, мне отсюда выбраться, когда вдруг увидел… Кого бы вы думали? Миссис Лопата собственной персоной! Она стояла буквально в двух шагах от двери туалета и, сжимая в дрожащей руке пластиковый стаканчик с кофе, с ненавистью смотрела на меня.
Я уверен, что на моем месте Скотчи, не задумываясь, сделал бы ноги. И по-хорошему мне тоже следовало удрать. Это было бы самое разумное, но вместо этого я подошел к ней и сказал:
– Эй, послушайте, я здесь не из-за Лопаты. Я навещал одного приятеля и заблудился, а теперь никак не могу найти выход. Я вовсе не хотел вас пугать. Извините.
Она довольно долго смотрела на меня исподлобья, и я уже думал, что сейчас она вцепится в меня ногтями или обольет своим кофе, но она вдруг заплакала. Плечи ее затряслись, а кофе выплеснулся из стаканчика и потек по руке.
Сначала я растерялся, потом осторожно взял стаканчик у нее из рук и подвел к стоявшим у стены пластиковым сиденьям. Миссис Лопата поплакала еще немного, достала носовой платок, высморкалась, потом всхлипнула еще несколько раз. Через минуту-другую она успокоилась и внимательно посмотрела на меня. Под ее взглядом я чувствовал себя очень неловко, и мне захотелось что-то ей сказать.
– Как он? – спросил я.
– В сознании. Его оперировали четыре часа. Четыре часа под ножом! Ему дали наркоз, накачали болеутоляющими, а он все не спит! Это так на него похоже. Все сиделки были просто поражены – они такого еще не видели.
– Да, Лопата крепкий парень, – сказал я.
– Но с троими ему было не справиться, – ответила она.
– Нет.
Некоторое время мы сидели молча. Потом я снова посмотрел на нее:
– Конечно, от слов мало проку, но я надеюсь, что он поправится.
– Зачем Скотчи понадобилось его калечить? Он бы заплатил. Он всегда платил! – воскликнула она.
Теперь я понял, в чем дело. Она думала, что с Лопатой расправился Скотчи, что я лишь помогал ему… Что ж, я не стал ее переубеждать.
– Скотчи думал, что Лопата завалил нашего Энди, – сказал я, решив, что от Скотчи не убудет, если она станет считать виноватым его.
– Но он ничего такого не делал, – грустно возразила она.
– Да, я знаю, – вырвалось у меня.
У нее на щеке синел внушительных размеров синяк – это Скотчи ударил ее рукояткой револьвера. Волосы у миссис Лопаты были короткие, светлые, и это шло ей куда больше, чем нелепый черный парик, который был на ней вчера. Парик был ей совершенно не к лицу…
Мысль, как это часто со мной бывает, самопроизвольно облеклась в слова.
– Вы, случаем, не еврейка? – спросил я.
– Нет. А почему вы спросили?
– Вчера вы были в парике.
– Это он придумал, – объяснила она, ткнув пальцем в дверь палаты за спиной.
– Лопата? – удивился я.
Она кивнула, потом покачала головой.
– Я постригла волосы, а ему не понравилось, и он сказал, что заставит меня носить парик, пока они не отрастут, – объяснила она.
Говорила она серьезно или шутила? Я терялся в догадках. Больничная обстановка к шуткам вроде бы не располагала, и я взглянул на нее повнимательнее. Жена Лопаты показалась мне совсем молодой, она была младше мужа лет на десять. У меня сложилось впечатление, что она принадлежит к иному, более высокому социальному кругу, и я спросил себя, как они встретились, как сошлись… Сейчас я думал, что записной выпивоха Лопата и его сдержанная, мягкая жена не особенно подходят друг другу, но с другой стороны, любовь не разбирает…
– Но почему парик черный? – спросил я. Она рассмеялась:
– Его спросите.
– Он, значит, просто пошел и купил эту штуку? – уточнил я.
– Не знаю, – ответила она и снова засмеялась.
– По-моему, он просто ненормальный, – сказал я. – Без парика вам гораздо лучше.
– Вы так считаете?
– Никаких сомнений.
Она прикусила губу и вздохнула:
– Не понимаю, почему вы с Фергалом слушаетесь Скотчи, ведь он – настоящее чудовище, психопат. Тупость какая-то.
Я и не подозревал, что она знает нас настолько хорошо. Раньше я с ней не встречался, это точно, но, быть может, она видела нас в «Четырех провинциях» или еще где-нибудь. Расспрашивать ее я, однако, не стал, и минуту или две мы сидели молча.
– Пойдем отсюда, – сказала она наконец.
– Я бы рад, только я не знаю, куда идти. Никак не могу найти выход. Я торчу здесь чуть не с самого утра – зашел выписать рецепт, и вот чем все кончилось.
Она слабо улыбнулась.
– Посадите меня в такси, – сказала она.
С этими словами она встала. Я тоже поднялся, и она повела меня к выходу.
– Я слышал, Лопату выпишут не раньше Рождества, – сказал я.
– Кто это сказал?
– Не помню. Кто-то говорил.
– Его выпишут через пару недель. Он крепкий парень и должен скоро поправиться.
– Угу.
Пока мы стояли на улице в ожидании такси, она достала из сумочки золотистую пачку сигарет и предложила одну мне.
– Спасибо, но я пытаюсь бросить, – покачал я головой.
– И давно? – спросила она небрежно.
– Со вчерашнего вечера.
– А я со вчерашнего вечера снова закурила, – призналась она.
Тут я заметил такси и махнул рукой. Машина остановилась, и она села.
– До дому меня проводите?
– Мне вообще-то нужно в центр, – замялся я.
– Проводите меня, – повторила она настойчиво.
Вот так все и получилось. Мы поехали вместе, и поскольку я был при деньгах, в конце я расплатился с таксистом. Потом мы стали подниматься по лестнице, которую я хорошо помнил со вчерашнего вечера. Мне приходилось слышать истории о женщинах-активистках Ирландской республиканской армии, которые заманивают британцев к себе домой, а там их приканчивают боевики. Классическая приманка. Вот почему, пока мы шагали по ступенькам, меня не оставляло ощущение, что рано или поздно мне в лоб упрется ствол револьвера, последуют яростные крики и брань, потом сверкнет огонь, и конец. Даже когда она сняла с меня майку и джинсы, стащила через голову блузку и брюки и отвела в выдержанную в розовых тонах спальню, где стояла широкая кровать, я все еще не был до конца уверен, что это не ловушка.
– Ты очень красивый, – сказала она.
Я спросил, как ее зовут, но она не захотела говорить. Вместо ответа она прижала палец к моим губам в знак того, что сейчас лучше молчать. В словах таилась опасность – они могли напомнить о прошлом и все испортить.
Я привлек ее к себе, обнял. У нее были маленькие груди и гибкое, тонкое тело. Враждебность, которую я заметил в ней вчера, была, по-видимому, лишь реакцией на наше появление; во всяком случае, сейчас она не проявлялась ни в ее поцелуях, ни в прикосновениях и ласках. Бриджит была в постели то деловитой, то страстной, то кокетливой; жена Лопаты, казалось, была до краев полна одним лишь желанием, которое заменяло, подавляло все остальные чувства. Ей нужен был мужчина. И не просто мужчина; я ясно видел, что она хочет именно меня, и сознавать это мне было горько до боли.
Но я не отстранился, не ушел. Я хотел наказать Бриджит за то, что она была с Темным, наказать Темного за то, что ему нравилась Бриджит…
Она заметила мою неуверенность и поняла – я боюсь, что она раздавлена, сломлена, что она позвала меня от отчаяния и безысходности. И поспешила убедить меня в обратном. Она была нежна, собранна, нетерпелива. Желание продолжало сжигать ее изнутри. Я целовал ее синяки, ее глаза и губы, а она целовала меня в ответ. Каждый из нас отдавал не скупясь и с благодарностью принимал то, что дарил другой. Утро следующего дня застало нас еще в постели.
4. За 110-й улицей
«Вот твой последний шанс удрать», – сказал я себе, но мне не хватило смелости броситься к дверям, и я послушно поднялся в банкетный зал.
Когда я вошел, Темный, Лучик и Боб просматривали какие-то бумаги.
– Гхм, – откашлялся я. – Вы хотели меня видеть?
Темный даже головы не поднял. Лучик улыбнулся.
– Да, Майкл, – сказал он. – Садись-ка сюда…
Я сел. Темный повернулся и посмотрел на меня.
Большой Боб поднялся. Зачем? Чтобы удобнее было нанести удар?
– Вчера вечером я говорил с Лучиком о тебе, Майкл… Должен сказать откровенно – мы давно к тебе приглядываемся, и пока нам нравится то, что мы видим. Я вот что хотел сказать тебе, Майкл: если ты не скурвишься и будешь работать как следует, мы тебя не забудем. И тогда ты сможешь добиться многого, – сказал Темный, вручая мне конверт, в котором лежало пять двадцатидолларовых бумажек.
– Спасибо, Темный, – поблагодарил я.
Лучик ухмыльнулся:
– С тобой все. Можешь идти.
Я поднялся и не спеша двинулся к выходу. Меньше всего мне хотелось, чтобы они поняли, как мне хочется поскорее убраться отсюда.
– Да, и навести Энди, – сказал Темный, когда я был уже у дверей.
Четыре моих обычных кружки я уже выпил, поэтому внизу я попрощался с парнями и поехал домой. Путь был неблизкий, к тому же, несмотря на усталость, я решил последовать совету Темного и, не откладывая дела в долгий ящик, побывать в больнице и узнать, как поживает Энди. Речь шла не о посещении – посетителей в палаты наверняка пускали только днем. Я хотел просто навести справки о нашей крошке.
Интересно, почему Темный вообще заговорил об Энди? Может, он хотел, чтобы я своими глазами увидел, что случается с дружками Бриджит? Гм-м…
Больничные корпуса были разбросаны по довольно обширной территории, и мне пришлось четыре раза обращаться к охранникам, прежде чем я узнал дорогу в отделение реанимации, но даже после этого я по ошибке забрел в приют для бездомных.
Разумеется, в реанимацию уже не пускали, а когда дежурная сестра узнала, что я даже не родственник, она буквально вытолкала меня, велев приходить в более приличное (как то считают пресвитериане) время.
С таким напутствием я отправился восвояси. Я собирался покинуть больницу, но снова заблудился. Пока я разыскивал выход, мне попался туалет, я воспользовался случаем, чтобы отлить. Покончив с этим важным делом, я вышел в коридор, раздумывая, как, черт побери, мне отсюда выбраться, когда вдруг увидел… Кого бы вы думали? Миссис Лопата собственной персоной! Она стояла буквально в двух шагах от двери туалета и, сжимая в дрожащей руке пластиковый стаканчик с кофе, с ненавистью смотрела на меня.
Я уверен, что на моем месте Скотчи, не задумываясь, сделал бы ноги. И по-хорошему мне тоже следовало удрать. Это было бы самое разумное, но вместо этого я подошел к ней и сказал:
– Эй, послушайте, я здесь не из-за Лопаты. Я навещал одного приятеля и заблудился, а теперь никак не могу найти выход. Я вовсе не хотел вас пугать. Извините.
Она довольно долго смотрела на меня исподлобья, и я уже думал, что сейчас она вцепится в меня ногтями или обольет своим кофе, но она вдруг заплакала. Плечи ее затряслись, а кофе выплеснулся из стаканчика и потек по руке.
Сначала я растерялся, потом осторожно взял стаканчик у нее из рук и подвел к стоявшим у стены пластиковым сиденьям. Миссис Лопата поплакала еще немного, достала носовой платок, высморкалась, потом всхлипнула еще несколько раз. Через минуту-другую она успокоилась и внимательно посмотрела на меня. Под ее взглядом я чувствовал себя очень неловко, и мне захотелось что-то ей сказать.
– Как он? – спросил я.
– В сознании. Его оперировали четыре часа. Четыре часа под ножом! Ему дали наркоз, накачали болеутоляющими, а он все не спит! Это так на него похоже. Все сиделки были просто поражены – они такого еще не видели.
– Да, Лопата крепкий парень, – сказал я.
– Но с троими ему было не справиться, – ответила она.
– Нет.
Некоторое время мы сидели молча. Потом я снова посмотрел на нее:
– Конечно, от слов мало проку, но я надеюсь, что он поправится.
– Зачем Скотчи понадобилось его калечить? Он бы заплатил. Он всегда платил! – воскликнула она.
Теперь я понял, в чем дело. Она думала, что с Лопатой расправился Скотчи, что я лишь помогал ему… Что ж, я не стал ее переубеждать.
– Скотчи думал, что Лопата завалил нашего Энди, – сказал я, решив, что от Скотчи не убудет, если она станет считать виноватым его.
– Но он ничего такого не делал, – грустно возразила она.
– Да, я знаю, – вырвалось у меня.
У нее на щеке синел внушительных размеров синяк – это Скотчи ударил ее рукояткой револьвера. Волосы у миссис Лопаты были короткие, светлые, и это шло ей куда больше, чем нелепый черный парик, который был на ней вчера. Парик был ей совершенно не к лицу…
Мысль, как это часто со мной бывает, самопроизвольно облеклась в слова.
– Вы, случаем, не еврейка? – спросил я.
– Нет. А почему вы спросили?
– Вчера вы были в парике.
– Это он придумал, – объяснила она, ткнув пальцем в дверь палаты за спиной.
– Лопата? – удивился я.
Она кивнула, потом покачала головой.
– Я постригла волосы, а ему не понравилось, и он сказал, что заставит меня носить парик, пока они не отрастут, – объяснила она.
Говорила она серьезно или шутила? Я терялся в догадках. Больничная обстановка к шуткам вроде бы не располагала, и я взглянул на нее повнимательнее. Жена Лопаты показалась мне совсем молодой, она была младше мужа лет на десять. У меня сложилось впечатление, что она принадлежит к иному, более высокому социальному кругу, и я спросил себя, как они встретились, как сошлись… Сейчас я думал, что записной выпивоха Лопата и его сдержанная, мягкая жена не особенно подходят друг другу, но с другой стороны, любовь не разбирает…
– Но почему парик черный? – спросил я. Она рассмеялась:
– Его спросите.
– Он, значит, просто пошел и купил эту штуку? – уточнил я.
– Не знаю, – ответила она и снова засмеялась.
– По-моему, он просто ненормальный, – сказал я. – Без парика вам гораздо лучше.
– Вы так считаете?
– Никаких сомнений.
Она прикусила губу и вздохнула:
– Не понимаю, почему вы с Фергалом слушаетесь Скотчи, ведь он – настоящее чудовище, психопат. Тупость какая-то.
Я и не подозревал, что она знает нас настолько хорошо. Раньше я с ней не встречался, это точно, но, быть может, она видела нас в «Четырех провинциях» или еще где-нибудь. Расспрашивать ее я, однако, не стал, и минуту или две мы сидели молча.
– Пойдем отсюда, – сказала она наконец.
– Я бы рад, только я не знаю, куда идти. Никак не могу найти выход. Я торчу здесь чуть не с самого утра – зашел выписать рецепт, и вот чем все кончилось.
Она слабо улыбнулась.
– Посадите меня в такси, – сказала она.
С этими словами она встала. Я тоже поднялся, и она повела меня к выходу.
– Я слышал, Лопату выпишут не раньше Рождества, – сказал я.
– Кто это сказал?
– Не помню. Кто-то говорил.
– Его выпишут через пару недель. Он крепкий парень и должен скоро поправиться.
– Угу.
Пока мы стояли на улице в ожидании такси, она достала из сумочки золотистую пачку сигарет и предложила одну мне.
– Спасибо, но я пытаюсь бросить, – покачал я головой.
– И давно? – спросила она небрежно.
– Со вчерашнего вечера.
– А я со вчерашнего вечера снова закурила, – призналась она.
Тут я заметил такси и махнул рукой. Машина остановилась, и она села.
– До дому меня проводите?
– Мне вообще-то нужно в центр, – замялся я.
– Проводите меня, – повторила она настойчиво.
Вот так все и получилось. Мы поехали вместе, и поскольку я был при деньгах, в конце я расплатился с таксистом. Потом мы стали подниматься по лестнице, которую я хорошо помнил со вчерашнего вечера. Мне приходилось слышать истории о женщинах-активистках Ирландской республиканской армии, которые заманивают британцев к себе домой, а там их приканчивают боевики. Классическая приманка. Вот почему, пока мы шагали по ступенькам, меня не оставляло ощущение, что рано или поздно мне в лоб упрется ствол револьвера, последуют яростные крики и брань, потом сверкнет огонь, и конец. Даже когда она сняла с меня майку и джинсы, стащила через голову блузку и брюки и отвела в выдержанную в розовых тонах спальню, где стояла широкая кровать, я все еще не был до конца уверен, что это не ловушка.
– Ты очень красивый, – сказала она.
Я спросил, как ее зовут, но она не захотела говорить. Вместо ответа она прижала палец к моим губам в знак того, что сейчас лучше молчать. В словах таилась опасность – они могли напомнить о прошлом и все испортить.
Я привлек ее к себе, обнял. У нее были маленькие груди и гибкое, тонкое тело. Враждебность, которую я заметил в ней вчера, была, по-видимому, лишь реакцией на наше появление; во всяком случае, сейчас она не проявлялась ни в ее поцелуях, ни в прикосновениях и ласках. Бриджит была в постели то деловитой, то страстной, то кокетливой; жена Лопаты, казалось, была до краев полна одним лишь желанием, которое заменяло, подавляло все остальные чувства. Ей нужен был мужчина. И не просто мужчина; я ясно видел, что она хочет именно меня, и сознавать это мне было горько до боли.
Но я не отстранился, не ушел. Я хотел наказать Бриджит за то, что она была с Темным, наказать Темного за то, что ему нравилась Бриджит…
Она заметила мою неуверенность и поняла – я боюсь, что она раздавлена, сломлена, что она позвала меня от отчаяния и безысходности. И поспешила убедить меня в обратном. Она была нежна, собранна, нетерпелива. Желание продолжало сжигать ее изнутри. Я целовал ее синяки, ее глаза и губы, а она целовала меня в ответ. Каждый из нас отдавал не скупясь и с благодарностью принимал то, что дарил другой. Утро следующего дня застало нас еще в постели.
4. За 110-й улицей
Жизнь – это последовательность стоп-кадров. Поход в «Си-таун» за продуктами; драка в двухдолларовом кинотеатрике; пиво в «Четырех провинциях»; вечерние походы по точкам вместе со Скотчи; Фергал, сцепившийся с таксистом, машину которого он помял; труп чернокожей девушки в парке Маркуса Гарви; поножовщина на 191-й улице; поцелуй, который Бриджит украдкой подарила мне, когда мы доставали новый бочонок пива; заброшенная автостоянка на бульваре Мартина Лютера Кинга, где сквозь трещины в асфальте проросли деревья и трава, а напротив – мотоциклист, сбитый машиной под окнами почтового отделения Манхэттенвилл; ряды свежих фруктов на Вестсайдском рынке; расплющенные колесами крысы; перечные деревья; целые лужи мочи; наши попытки убедить торговца с Фордхема отвалить нам ни за что целую кучу денег; булочная на Ленокс-авеню; негритянские блюда в «Эм энд Джи»; поездка к какому-то дальнему родственнику Темного в Йонкерс, которому мы должны были доставить диван и две тумбы (пешком на третий этаж плюс изогнутый под немыслимым углом коридор, сквозь который чертов диван едва пролез); перепалка с «Черными мусульманами» на остановке маршрута «А» на 125-й; девушка с глазами голубицы и ее парень в моем подъезде; дети, старательно изображающие беззаботное веселье; уличные музыканты; крошечная, забытая синагога на 126-й; полуголая эфиопка, которая как ни в чем не бывало расхаживает по коридору; еще одна откупоренная бутылка и санта-клаусовский смех Ратко; рис с фасолью на 112-й; «Кентукки фрайд чикен»; рис с фасолью во «Флоридите»; «Макдональдс»; снова «Эм энд Джи»; «Четыре провинции»; Бриджит; снова Бриджит…
Все события лета полыхнули как одна яркая вспышка, сжались, втиснулись в одно краткое мгновение. Восемь недель пронеслись как одна секунда. Краски, запахи, влажная духота, привкус бензиновой гари на языке – все спрессовалось, уложилось в один миг, как складывается старинная подзорная труба из позеленевшей латуни.
Одно мгновение… Зафиксированное, удержанное. Более яркое, чем воспоминания о Белфасте. Более насыщенное и богатое – но не в смысле денег.
Жизнь сверкнула, пронеслась мимо, и я, потрясенный, рухнул…
И ударился затылком о пол.
Ударился…
Заорал.
– Твою мать!
Шум.
Я вдохнул. Я дышал.
Я дышал тяжело. Я обливался потом. В следующую секунду я с ужасом осознал, что меня зацепило. Пуля рикошетом попала в левую руку. Сразу за костяшками пальцев был вырван солидный кусок мяса, но образовавшаяся глубокая рана еще не кровила. Казалось, она о чем-то задумалась, но я знал, что еще немного – и кровь потечет ручьем.
Должно быть, меня задело, когда я закрыл лицо руками, поэтому мне (и моей руке) понадобилось некоторое время, чтобы понять, в чем дело. А дело между тем было в том, что мы попали в довольно серьезную переделку. В такие переделки я не попадал, наверное, с тех самых пор, когда в розовом детстве участвовал в молодежных разборках в Северном Белфасте и Ратколе. Вляпались мы довольно крепко, но, как мне казалось, эта заварушка вовсе не обязательно должна была стать последней: наша позиция находилась довольно близко к входной двери, а Дермот допустил серьезный промах, не поставив своего человечка у нас в тылу и не отрезав нам путь к отступлению.
То, о чем я рассказываю, случилось через пять дней после расправы с Лопатой. Перенесенная встреча с Дермотом, проходившая, кстати, на его территории, закончилась стрельбой. Точнее, стрельбой она началась, потому что никаких переговоров не было. Когда я только поступил на работу к Темному, Скотчи предупредил, что рано или поздно пальбы не миновать, но сказано это было тоном, каким дети говорят об игре в ковбоев и индейцев. Сам Скотчи утверждал, что бывал в Кроссмаглене, который у нас прозвали Бандитским Краем; я же приехал из Северного Белфаста, так что ни ему, ни мне стрельба не была в новинку. Я, однако, давно заметил, что в Америке вещам, о которых порядочные люди предпочитают не говорить вовсе, зачастую придается какой-то мишурный блеск. К примеру, Скотчи и Фергал не раз с упоением вспоминали заварушку, в которую они попали два года назад в Инвуд-парке. Если верить этим двоим, пули так и свистели у них над головой, а одна из них даже попала Фергалу в ногу, однако нашим отважным героям все же удалось обратить в бегство двух черномазых, которые без оглядки удрали куда-то в холмы. Подробности битвы в изложении нашей сладкой парочки выглядели, однако, довольно противоречиво и туманно, и я почти уверен, что большая часть из них была почерпнута из гангстерских сериалов и боевиков.
Однако сегодняшняя заварушка была, увы, вполне реальной. Я проработал у Темного уже восемь месяцев, и за это время только раз стал свидетелем того, как Скотчи и Энди лупили одного парня, пока тот не потерял сознание. А если быть честным до конца, то самым серьезным был случай, когда я сам хладнокровно искалечил Лопату. Я хочу сказать – в большинстве случаев нам удавалось добиться желаемого с помощью угроз, хотя пару раз мне и пришлось применить силу против одного-двух особенно упрямых клиентов. Но теперь реальности Старого Света буквально в течение нескольких дней проросли (не без моего участия) на почве североамериканских Соединенных Штатов, и я оказался вовлечен в самую настоящую бандитскую разборку, в которой меня с большой долей вероятностей могли прихлопнуть. Для меня это был своего рода перелом, серьезное нарушение сложившегося порядка вещей, и, будь я склонен к подозрительности, я мог бы кое-что и заподозрить.
Короче говоря, мы с Лучиком склонились за стойкой бара, занимая позицию слева от входа, а справа – практически на открытом месте – залегли Фергал со Скотчи. Энди, разумеется, остался снаружи; он сидел за рулем нашей машины, и я молился, чтобы этому дураку хватило здравого смысла не лезть на рожон. Только сегодня утром Энди выписался из больницы, но вместо того, чтобы дать ему прийти в себя, Скотчи потащил его на задание, которое могло оказаться – и оказалось! – довольно опасным.
Если бы я хоть немного верил в приметы, я бы остался дома и никуда не поехал, потому что сегодняшний день с самого начала был необычным. Поезда подходили точно по расписанию, погода стала прохладней, а кроме того, билет моментальной лотереи, который я купил в подпольной винной лавочке на 123-й, выиграл двадцать долларов. После такого сумасшедшего везения неприятности просто не могли не посыпаться на меня как из рога изобилия.
Сегодня мы собирались как следует обмыть выздоровление Энди, но дело испортил Лучик. Обычно он достаточно хорошо владел собой, и я уверен, что его вывела из себя только неслыханная наглость Дермота, заявившего, что, мол, «разговор окончен» и что «ты, Лучик, да и Темный, если не хотите неприятностей, лучше не попадайтесь мне на глаза».
Короче говоря, мы поехали разбираться, и теперь парни Дермота палили в нас по чем зря из чего-то крупнокалиберного. Грохот стоял такой, что к месту происшествия должны были сбежаться все окрестные жители, даже если в это время они смотрели по телику решающий матч с участием «Янки». Автоматные очереди уже изрешетили полки над нашими головами, а несколько пуль пробило стойку навылет. Лучик трясся как заливное, которое каким-то образом обрело разум и обнаружило, что его расстреливают практически в упор. Во всяком случае, в его устремленных на меня глазах застыл самый настоящий ужас.
Я тем временем продолжал размеренно вдыхать и выдыхать воздух, стараясь хоть немного успокоиться и вернуть ясность мысли.
– Что это, черт тебя побери, ты делаешь? – осведомился Лучик хриплым шепотом.
Но я не собирался отвечать на дурацкие вопросы. Сегодня легендарная предусмотрительность Лучика дала осечку. Против нас было по меньшей мере два автоматчика, сам Дермот и, возможно, долбаный бармен, а Лучик повел нас в бар без всякой разведки и едва не угробил.
– Пытаюсь уравновесить свое ци.
– Что-что?!
– Ци.
– Какое еще, к черту, ци?
– Ци. Это духовная субстанция, которая лежит в основе всего.
– И ты пытаешься ее уравновесить? – с испугом переспросил Лучик.
– Угу.
– А сколько времени это займет?
– Думаю, не много. Только что перед моим мысленным взором промелькнула вся моя прежняя жизнь, – сказал я уже не так сердито, стараясь этим успокоить Лучика.
– Правда?
– Правда.
– И теперь ты пытаешься уравновесить свое ци?
– Да.
Два автомата Калашникова вели огонь из полутемного коктейль-бара футах в пятидесяти от нашей ненадежной позиции. Каков был первоначальный план Дермота, я не совсем понимал, поскольку для засады он выбрал явно не идеальное место, однако наше положение все равно было хуже некуда. По-видимому, решил я, Дермот велел своим парням впустить нас в паб, а потом расстрелять сразу из нескольких стволов, но стрелки либо не обладали достаточным опытом, либо слишком нервничали, либо нанюхались крэка, поскольку они открыли огонь, едва мы появились на пороге. Лучик и я успели юркнуть за стойку. Фергал и Скотчи так и остались у столиков. С начала заварушки прошло минуты полторы, но за это время моя прошлая жизнь действительно пронеслась перед моим мысленным взором во всех подробностях.
Кроме того, лежа на полу рядом с Лучиком, я успел подумать о том, что ждет меня в ближайшем будущем. На мой взгляд, возможный исход сводился к трем вариантам: мы шлепнем их, они шлепнут нас, появятся фараоны и заметут всех.
Я, правда, уже говорил, что после наступления темноты стрельба в этой части города была делом обычным (какие-нибудь придурки могли просто выпускать в воздух пулю за пулей из пистолетов калибра.9), однако надеяться на то, что среднестатистический фараон – при всей своей лени и патологической трусости – не обратит внимания на шум, не стоило. А ведь дело происходило поздним утром и стрельба велась очередями… Нет, на то, чтобы разминуться с легавыми, у нас оставалось минут пять, от силы десять, но никак не больше.
Тут я заметил, что Скотчи подает мне из противоположного угла какие-то знаки. Автоматчики расстреливали наших друзей практически в упор, и Скотчи, по-видимому, пытался жестами убедить меня встать во весь рост и немного постоять, отвлекая внимание врагов, пока он и Фергал займут более удобную позицию. Судя по всему, у столиков они чувствовали себя не слишком уютно и были не прочь перебраться к нам за стойку.
Я вовсе не собирался вставать и изображать из себя мишень. Будь я вооружен немного получше, я мог бы, по крайней мере, отвечать на огонь, но при мне был только небольшой револьвер калибра 22, который, по совести сказать, и оружием-то можно было назвать лишь с большой натяжкой. Напугать кого-то, прострелить лодыжку или колено – для этого я и таскал его с собой. Отстреливаться с помощью этой штуки мне и в голову не приходило, да я и не думал, что такая ситуация возникнет. Пистолетам я не доверял, так как отлично знал, что в решительный момент проклятую штуковину обязательно заклинит. Нет, для «быка» нет ничего лучше американского револьвера калибра 38; он бьет точно и мощно, хоть в воде, хоть одеяло… Иными словами, взяв револьвер у Лучика, я мог бы попытаться привести в исполнение сомнительный план Скотчи, однако куда благоразумнее было притвориться, будто я не понимаю, чего он от меня хочет. Так я и поступил. В ответ на отчаянную жестикуляцию Скотчи я просто кивнул, но остался лежать на месте.
Скотчи удвоил усилия, разразившись серией отчаянных гримас. Я поглядел на Лучика, но он закрыл глаза и бормотал что-то себе под нос – должно быть, читал молитвы. Это меня удивило. Он всегда казался мне рационалистом, агностиком, но, наверное, атеисты остаются атеистами только в достаточно глубокой траншее, бомбоубежище, окопе или в чем-то подобном.
Сквозь приоткрытую дверь бара я видел, что снаружи уже собралась небольшая толпа, состоящая из всяких недоносков, которые обычно первыми появляются на месте происшествия, чтобы быть убитыми шальной пулей. Что ж, по крайней мере никто из них не станет звонить в полицию… Даже эти придурки хорошо знали, когда лучше держать рот на замке. Буквально на соседней улице был когда-то смертельно ранен Малколм Икс [21]; в прошлом месяце здесь же хладнокровно расстреляли сразу шестерых, так что для местных жителей наша заварушка не была чем-то из ряда вон выходящим. Я, однако, хорошо понимал, что какая-нибудь молодая мать, которая с трудом укачала орущее чадо, чтобы вздремнуть самой, в конце концов вызовет легавых. Они приедут, прочтут нам через мегафон лекцию о том, как должны вести себя законопослушные граждане, потом пустят слезоточивый газ и возьмут нас тепленькими. Это было неизбежно, как восход солнца, если только парни Дермота не примутся за дело всерьез и не прикончат нас раньше. Оба варианта вряд ли могли нас устроить, поэтому я подумал, что мне, пожалуй, все-таки придется что-то предпринять. Что именно, я пока не знал, но что-то надо было делать. Расчетливо отступать, бросаться сломя голову к двери в надежде на удачу, пытаться заключить перемирие – хоть что-нибудь!
Между тем бормотание Лучика стало громче; ребята Дермота перестали стрелять и, сместившись в сторону, чтобы вернее выцелить укрывшегося за перевернутым столом Скотчи, снова открыли ураганный огонь. Пока пули крупного калибра ударялись в пол или впечатывались в стены, но я знал, что рано или поздно одна из них попадет в цель.
И тогда нам точно несдобровать.
Я подумал еще немного и откашлялся.
– Эй, Дермот, фенианская [22]отрыжка, сукин сын, дешевка. Дешевка долбаная! – прокричал я. Ответа не было, и я повторил все сначала, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно оскорбительнее. И снова мое красноречие пропало втуне.
Дермот Финюкин приехал в Нью-Йорк сравнительно недавно. В Туме, в графстве Антрим, он был записным пижоном и дамским угодником: костюмы «Некст», летний отдых на Ибице, бездна очарования и собственный маленький «эм-джи» темно-синего цвета, но ему не повезло. Он обрюхатил дочь одного из заправил и был вынужден в срочном порядке сниматься с насиженного места и бежать в Новый Свет, имея в пассиве смертный приговор, вынесенный ему одним из местных авторитетов. В Нью-Йорке Дермот Финюкин открыл бар в крошечном ирландском квартале в районе 160-х улиц. Это был скверный план, поскольку как раз в то время ирландцы покидали старый район, перебираясь в Бронкс, Джерси или Квинс, где условия жизни были лучше, а от покровительства доминиканцев и пуэрториканцев Дермот отказался. Когда появились мы, его бар хронически пустовал. Лучик предложил Дермоту крупный заем под пятьдесят процентов в месяц. Дополнительной гарантией возврата денег служил находившийся где-то на севере нашего штата тайник с оружием, закупленным для «временных» [23]примерно в 1988 году. Вскоре, однако, некоторые главари и непосредственные исполнители операции оказались за решеткой, оружие осталось невостребованным, и Финюкин предложил его Лучику в качестве обеспечения долга.
Лучик был неглуп. Он рассчитывал, что месяца через три бар окончательно прогорит и тогда мы получим все оружие и продадим его людям, которые в нем остро нуждались и которые по случайному стечению обстоятельств были ближайшими соседями Финюкина. Однако избранная Финюкиным линия поведения оказалась не такой безнадежной, как казалось на первый взгляд. Он не только ежемесячно выплачивал положенные проценты, но даже ухитрялся возвращать часть основного долга. Как выяснилось впоследствии, проныре Финюкину было начхать, как идут дела в баре. С самого начала основной статьей его дохода был крэк – кристаллический кокаин, который он производил у себя в подвале с одобрения и под покровительством какого-то местного главаря, о котором было известно только то, что его кличка – Фокусник. Не сразу, но мы все же узнали, что под этой кличкой скрывался некий Рамон – тот самый Рамон, который много, много месяцев спустя поможет мне осуществить мои собственные планы.
Все события лета полыхнули как одна яркая вспышка, сжались, втиснулись в одно краткое мгновение. Восемь недель пронеслись как одна секунда. Краски, запахи, влажная духота, привкус бензиновой гари на языке – все спрессовалось, уложилось в один миг, как складывается старинная подзорная труба из позеленевшей латуни.
Одно мгновение… Зафиксированное, удержанное. Более яркое, чем воспоминания о Белфасте. Более насыщенное и богатое – но не в смысле денег.
Жизнь сверкнула, пронеслась мимо, и я, потрясенный, рухнул…
И ударился затылком о пол.
Ударился…
Заорал.
– Твою мать!
Шум.
Я вдохнул. Я дышал.
Я дышал тяжело. Я обливался потом. В следующую секунду я с ужасом осознал, что меня зацепило. Пуля рикошетом попала в левую руку. Сразу за костяшками пальцев был вырван солидный кусок мяса, но образовавшаяся глубокая рана еще не кровила. Казалось, она о чем-то задумалась, но я знал, что еще немного – и кровь потечет ручьем.
Должно быть, меня задело, когда я закрыл лицо руками, поэтому мне (и моей руке) понадобилось некоторое время, чтобы понять, в чем дело. А дело между тем было в том, что мы попали в довольно серьезную переделку. В такие переделки я не попадал, наверное, с тех самых пор, когда в розовом детстве участвовал в молодежных разборках в Северном Белфасте и Ратколе. Вляпались мы довольно крепко, но, как мне казалось, эта заварушка вовсе не обязательно должна была стать последней: наша позиция находилась довольно близко к входной двери, а Дермот допустил серьезный промах, не поставив своего человечка у нас в тылу и не отрезав нам путь к отступлению.
То, о чем я рассказываю, случилось через пять дней после расправы с Лопатой. Перенесенная встреча с Дермотом, проходившая, кстати, на его территории, закончилась стрельбой. Точнее, стрельбой она началась, потому что никаких переговоров не было. Когда я только поступил на работу к Темному, Скотчи предупредил, что рано или поздно пальбы не миновать, но сказано это было тоном, каким дети говорят об игре в ковбоев и индейцев. Сам Скотчи утверждал, что бывал в Кроссмаглене, который у нас прозвали Бандитским Краем; я же приехал из Северного Белфаста, так что ни ему, ни мне стрельба не была в новинку. Я, однако, давно заметил, что в Америке вещам, о которых порядочные люди предпочитают не говорить вовсе, зачастую придается какой-то мишурный блеск. К примеру, Скотчи и Фергал не раз с упоением вспоминали заварушку, в которую они попали два года назад в Инвуд-парке. Если верить этим двоим, пули так и свистели у них над головой, а одна из них даже попала Фергалу в ногу, однако нашим отважным героям все же удалось обратить в бегство двух черномазых, которые без оглядки удрали куда-то в холмы. Подробности битвы в изложении нашей сладкой парочки выглядели, однако, довольно противоречиво и туманно, и я почти уверен, что большая часть из них была почерпнута из гангстерских сериалов и боевиков.
Однако сегодняшняя заварушка была, увы, вполне реальной. Я проработал у Темного уже восемь месяцев, и за это время только раз стал свидетелем того, как Скотчи и Энди лупили одного парня, пока тот не потерял сознание. А если быть честным до конца, то самым серьезным был случай, когда я сам хладнокровно искалечил Лопату. Я хочу сказать – в большинстве случаев нам удавалось добиться желаемого с помощью угроз, хотя пару раз мне и пришлось применить силу против одного-двух особенно упрямых клиентов. Но теперь реальности Старого Света буквально в течение нескольких дней проросли (не без моего участия) на почве североамериканских Соединенных Штатов, и я оказался вовлечен в самую настоящую бандитскую разборку, в которой меня с большой долей вероятностей могли прихлопнуть. Для меня это был своего рода перелом, серьезное нарушение сложившегося порядка вещей, и, будь я склонен к подозрительности, я мог бы кое-что и заподозрить.
Короче говоря, мы с Лучиком склонились за стойкой бара, занимая позицию слева от входа, а справа – практически на открытом месте – залегли Фергал со Скотчи. Энди, разумеется, остался снаружи; он сидел за рулем нашей машины, и я молился, чтобы этому дураку хватило здравого смысла не лезть на рожон. Только сегодня утром Энди выписался из больницы, но вместо того, чтобы дать ему прийти в себя, Скотчи потащил его на задание, которое могло оказаться – и оказалось! – довольно опасным.
Если бы я хоть немного верил в приметы, я бы остался дома и никуда не поехал, потому что сегодняшний день с самого начала был необычным. Поезда подходили точно по расписанию, погода стала прохладней, а кроме того, билет моментальной лотереи, который я купил в подпольной винной лавочке на 123-й, выиграл двадцать долларов. После такого сумасшедшего везения неприятности просто не могли не посыпаться на меня как из рога изобилия.
Сегодня мы собирались как следует обмыть выздоровление Энди, но дело испортил Лучик. Обычно он достаточно хорошо владел собой, и я уверен, что его вывела из себя только неслыханная наглость Дермота, заявившего, что, мол, «разговор окончен» и что «ты, Лучик, да и Темный, если не хотите неприятностей, лучше не попадайтесь мне на глаза».
Короче говоря, мы поехали разбираться, и теперь парни Дермота палили в нас по чем зря из чего-то крупнокалиберного. Грохот стоял такой, что к месту происшествия должны были сбежаться все окрестные жители, даже если в это время они смотрели по телику решающий матч с участием «Янки». Автоматные очереди уже изрешетили полки над нашими головами, а несколько пуль пробило стойку навылет. Лучик трясся как заливное, которое каким-то образом обрело разум и обнаружило, что его расстреливают практически в упор. Во всяком случае, в его устремленных на меня глазах застыл самый настоящий ужас.
Я тем временем продолжал размеренно вдыхать и выдыхать воздух, стараясь хоть немного успокоиться и вернуть ясность мысли.
– Что это, черт тебя побери, ты делаешь? – осведомился Лучик хриплым шепотом.
Но я не собирался отвечать на дурацкие вопросы. Сегодня легендарная предусмотрительность Лучика дала осечку. Против нас было по меньшей мере два автоматчика, сам Дермот и, возможно, долбаный бармен, а Лучик повел нас в бар без всякой разведки и едва не угробил.
– Пытаюсь уравновесить свое ци.
– Что-что?!
– Ци.
– Какое еще, к черту, ци?
– Ци. Это духовная субстанция, которая лежит в основе всего.
– И ты пытаешься ее уравновесить? – с испугом переспросил Лучик.
– Угу.
– А сколько времени это займет?
– Думаю, не много. Только что перед моим мысленным взором промелькнула вся моя прежняя жизнь, – сказал я уже не так сердито, стараясь этим успокоить Лучика.
– Правда?
– Правда.
– И теперь ты пытаешься уравновесить свое ци?
– Да.
Два автомата Калашникова вели огонь из полутемного коктейль-бара футах в пятидесяти от нашей ненадежной позиции. Каков был первоначальный план Дермота, я не совсем понимал, поскольку для засады он выбрал явно не идеальное место, однако наше положение все равно было хуже некуда. По-видимому, решил я, Дермот велел своим парням впустить нас в паб, а потом расстрелять сразу из нескольких стволов, но стрелки либо не обладали достаточным опытом, либо слишком нервничали, либо нанюхались крэка, поскольку они открыли огонь, едва мы появились на пороге. Лучик и я успели юркнуть за стойку. Фергал и Скотчи так и остались у столиков. С начала заварушки прошло минуты полторы, но за это время моя прошлая жизнь действительно пронеслась перед моим мысленным взором во всех подробностях.
Кроме того, лежа на полу рядом с Лучиком, я успел подумать о том, что ждет меня в ближайшем будущем. На мой взгляд, возможный исход сводился к трем вариантам: мы шлепнем их, они шлепнут нас, появятся фараоны и заметут всех.
Я, правда, уже говорил, что после наступления темноты стрельба в этой части города была делом обычным (какие-нибудь придурки могли просто выпускать в воздух пулю за пулей из пистолетов калибра.9), однако надеяться на то, что среднестатистический фараон – при всей своей лени и патологической трусости – не обратит внимания на шум, не стоило. А ведь дело происходило поздним утром и стрельба велась очередями… Нет, на то, чтобы разминуться с легавыми, у нас оставалось минут пять, от силы десять, но никак не больше.
Тут я заметил, что Скотчи подает мне из противоположного угла какие-то знаки. Автоматчики расстреливали наших друзей практически в упор, и Скотчи, по-видимому, пытался жестами убедить меня встать во весь рост и немного постоять, отвлекая внимание врагов, пока он и Фергал займут более удобную позицию. Судя по всему, у столиков они чувствовали себя не слишком уютно и были не прочь перебраться к нам за стойку.
Я вовсе не собирался вставать и изображать из себя мишень. Будь я вооружен немного получше, я мог бы, по крайней мере, отвечать на огонь, но при мне был только небольшой револьвер калибра 22, который, по совести сказать, и оружием-то можно было назвать лишь с большой натяжкой. Напугать кого-то, прострелить лодыжку или колено – для этого я и таскал его с собой. Отстреливаться с помощью этой штуки мне и в голову не приходило, да я и не думал, что такая ситуация возникнет. Пистолетам я не доверял, так как отлично знал, что в решительный момент проклятую штуковину обязательно заклинит. Нет, для «быка» нет ничего лучше американского револьвера калибра 38; он бьет точно и мощно, хоть в воде, хоть одеяло… Иными словами, взяв револьвер у Лучика, я мог бы попытаться привести в исполнение сомнительный план Скотчи, однако куда благоразумнее было притвориться, будто я не понимаю, чего он от меня хочет. Так я и поступил. В ответ на отчаянную жестикуляцию Скотчи я просто кивнул, но остался лежать на месте.
Скотчи удвоил усилия, разразившись серией отчаянных гримас. Я поглядел на Лучика, но он закрыл глаза и бормотал что-то себе под нос – должно быть, читал молитвы. Это меня удивило. Он всегда казался мне рационалистом, агностиком, но, наверное, атеисты остаются атеистами только в достаточно глубокой траншее, бомбоубежище, окопе или в чем-то подобном.
Сквозь приоткрытую дверь бара я видел, что снаружи уже собралась небольшая толпа, состоящая из всяких недоносков, которые обычно первыми появляются на месте происшествия, чтобы быть убитыми шальной пулей. Что ж, по крайней мере никто из них не станет звонить в полицию… Даже эти придурки хорошо знали, когда лучше держать рот на замке. Буквально на соседней улице был когда-то смертельно ранен Малколм Икс [21]; в прошлом месяце здесь же хладнокровно расстреляли сразу шестерых, так что для местных жителей наша заварушка не была чем-то из ряда вон выходящим. Я, однако, хорошо понимал, что какая-нибудь молодая мать, которая с трудом укачала орущее чадо, чтобы вздремнуть самой, в конце концов вызовет легавых. Они приедут, прочтут нам через мегафон лекцию о том, как должны вести себя законопослушные граждане, потом пустят слезоточивый газ и возьмут нас тепленькими. Это было неизбежно, как восход солнца, если только парни Дермота не примутся за дело всерьез и не прикончат нас раньше. Оба варианта вряд ли могли нас устроить, поэтому я подумал, что мне, пожалуй, все-таки придется что-то предпринять. Что именно, я пока не знал, но что-то надо было делать. Расчетливо отступать, бросаться сломя голову к двери в надежде на удачу, пытаться заключить перемирие – хоть что-нибудь!
Между тем бормотание Лучика стало громче; ребята Дермота перестали стрелять и, сместившись в сторону, чтобы вернее выцелить укрывшегося за перевернутым столом Скотчи, снова открыли ураганный огонь. Пока пули крупного калибра ударялись в пол или впечатывались в стены, но я знал, что рано или поздно одна из них попадет в цель.
И тогда нам точно несдобровать.
Я подумал еще немного и откашлялся.
– Эй, Дермот, фенианская [22]отрыжка, сукин сын, дешевка. Дешевка долбаная! – прокричал я. Ответа не было, и я повторил все сначала, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно оскорбительнее. И снова мое красноречие пропало втуне.
Дермот Финюкин приехал в Нью-Йорк сравнительно недавно. В Туме, в графстве Антрим, он был записным пижоном и дамским угодником: костюмы «Некст», летний отдых на Ибице, бездна очарования и собственный маленький «эм-джи» темно-синего цвета, но ему не повезло. Он обрюхатил дочь одного из заправил и был вынужден в срочном порядке сниматься с насиженного места и бежать в Новый Свет, имея в пассиве смертный приговор, вынесенный ему одним из местных авторитетов. В Нью-Йорке Дермот Финюкин открыл бар в крошечном ирландском квартале в районе 160-х улиц. Это был скверный план, поскольку как раз в то время ирландцы покидали старый район, перебираясь в Бронкс, Джерси или Квинс, где условия жизни были лучше, а от покровительства доминиканцев и пуэрториканцев Дермот отказался. Когда появились мы, его бар хронически пустовал. Лучик предложил Дермоту крупный заем под пятьдесят процентов в месяц. Дополнительной гарантией возврата денег служил находившийся где-то на севере нашего штата тайник с оружием, закупленным для «временных» [23]примерно в 1988 году. Вскоре, однако, некоторые главари и непосредственные исполнители операции оказались за решеткой, оружие осталось невостребованным, и Финюкин предложил его Лучику в качестве обеспечения долга.
Лучик был неглуп. Он рассчитывал, что месяца через три бар окончательно прогорит и тогда мы получим все оружие и продадим его людям, которые в нем остро нуждались и которые по случайному стечению обстоятельств были ближайшими соседями Финюкина. Однако избранная Финюкиным линия поведения оказалась не такой безнадежной, как казалось на первый взгляд. Он не только ежемесячно выплачивал положенные проценты, но даже ухитрялся возвращать часть основного долга. Как выяснилось впоследствии, проныре Финюкину было начхать, как идут дела в баре. С самого начала основной статьей его дохода был крэк – кристаллический кокаин, который он производил у себя в подвале с одобрения и под покровительством какого-то местного главаря, о котором было известно только то, что его кличка – Фокусник. Не сразу, но мы все же узнали, что под этой кличкой скрывался некий Рамон – тот самый Рамон, который много, много месяцев спустя поможет мне осуществить мои собственные планы.