Максвелл Энн. Тайные сестры

Энн Максвелл
Тайные сестры

ГЛАВА 1

   «Позвони Джо-Джо. Срочно».
 
   Записка была трехдневной давности, всего лишь одна из множества записок, накопившихся за время двухнедельного отпуска Кристи Маккенна.
   Кристи похолодела. Она не получала вестей от младшей сестры вот уже двенадцать лет. В последний раз это были плохие новости. Что ждет ее на этот раз?
   На Кристи нахлынуло старое, такое знакомое чувство — чувство любви, смешанной с виной. Угораздило же Джо-Джо родиться такой красавицей, что, когда проходила по улице, все оборачивались на нее! Мужчины буквально из кожи вон лезли, чтобы угодить ей. Неудивительно, что она привыкла считать себя пупом Земли.
   «Когда тебе кто-нибудь нравится, то это за что-то, — вспомнила Кристи. — А когда ты кого-нибудь любишь, то это несмотря на что-то».
   Кристи любила свою красавицу сестру, несмотря на.
   Кристи просмотрела другие записки, и тревога усилилась. После более чем десяти лет молчания Джо-Джо вдруг позвонила целых пять раз за две недели.
   Кристи так окончательно и не простила Джо-Джо. Та отбирала у нее все, что ей приглянется: ее одежду, туфли, подруг, парней, золотое ожерелье — бабушки Маккенна.
   Впрочем, сейчас Кристи жалела только об ожерелье единственной вещи из всего прошлого, которую она действительно хотела вернуть.
   Джо-Джо об этом знала. Именно поэтому она его тогда и взяла.
   «Ну и что? — подумала Кристи. — Бабушка умерла. Я в Нью-Йорке. Джо-Джо там, где она сама хочет быть. Я делаю то, что хочу. Не так ли?»
   Нахмурившись, Кристи оглядела свой кабинет. Ничто, казалось, не изменилось за эти две недели. Полки все так же завалены книгами по искусству, философии, психологии, моде, начиная с татуировок первобытных людей и до последних новинок ювелирной промышленности. Сквозь единственное, давно не мытое окно виден все тот же Манхэттенский банк, а на двери ее кабинета все та же табличка: «КРИСТИ МАККЕННА, РЕДАКТОР».
   Все было по-прежнему, и вместе с тем что-то неуловимо изменилось. Может быть, ей это всего лишь кажется и дело в том, что она просто устала за последнее время, с тех пор как несколько месяцев назад ей исполнилось тридцать два года? Или это напомнило о себе прошлое — как старая рана, которая время от времени ноет. «Позвони Джо-Джо».
   А вдруг на этот раз все будет по-другому? И старая рана заживет. Вдруг Джо-Джо наконец поняла, что не только ей, но и другим бывает больно, и они иногда даже плачут. Например, ее сестра.
   Кристи взяла последний номер «Горизонта». Перелистав страницы, она нашла рекламу новой коллекции Питера Хаттона. С фотографии, открывавшей материал, на нее глядела главная модель Хаттона — красавица, которую во всем мире знали под именем Джо.
   Длинноногая блондинка, наивная и соблазнительная одновременно, была одета в тонкий голубой свитер и белые шелковые лосины. Морской ветер развевал ее прямые волосы, а большие зеленые кошачьи глаза глядели на этот мир свысока.
   Кристи пристально смотрела на фотографию, будто та могла дать ей ответ, почему после стольких лет молчания Джо-Джо вдруг позвонила. Ответа не было.
   Джо-Джо не похожа на девиц со стандартной внешностью фотомодели. Умело выбранная одежда подчеркивала роскошную фигуру Джо — тонкую девичью талию, широкие бедра и полную грудь. Ткань свитера настолько тонка, что просвечивают соски, а шелковые лосины и того тоньше. Да, подумала Кристи, фотография получилась на грани приличия, но… все же не переходит эту грань.
   Таков Хаттон, такова Джо-Джо. Джо-Джо и Хаттон подчас были почти вульгарны, и все же умудрялись не переходить грань приличия. В основном благодаря потрясающей красоте Джо-Джо.
   — В чем дело? — спросила Кристи у фотографии. — Хаттон наконец понял, что ты не единственная, и тебе скоро придется расстаться со сладкой жизнью?
   «Срочно».
   Кристи отложила журнал. Несмотря на годы ссоры и разлуки, она чувствовала себя по-прежнему ответственной за сестру, так же как много лет назад.
   «Да позвони ты наконец ей и выясни, что случилось. Потому что ты знаешь: что-то случилось».
   Телефон, который оставила Джо-Джо, начинался с кода 505. Где бы это могло быть? Кристи взяла телефонный справочник.
   Колорадо.
   Почему Колорадо? Ведь Джо-Джо ненавидела Запад еще больше, чем сама Кристи.
   Негнущимися от волнения пальцами Кристи набрала номер. Где-то в Колорадо зазвонил телефон. Ответ был коротким и односложным:
   — Да!
   Но этого односложного ответа было достаточно, чтобы Кристи поняла, с кем она говорит. У кого еще мог быть такой волнующий голос? Самой Кристи тоже не нужно было представляться. Кроме нее, никто на свете, кажется, не называл Джоди Маккенна Джо-Джо.
   — Привет, Джо-Джо. Что случилось?
   Казалось, Джо-Джо перевела дыхание.
   — Подожди минутку.
   Голос вежливо-спокойный, как будто она разговаривает с посторонним человеком.
   Кристи ждала, теряясь в догадках и испытывая чувство вины. Похоже, за двенадцать лет, с тех пор как сестры разговаривали последний раз, ничего не изменилось. Кристи по-прежнему считала, что она должна первой пойти навстречу Джо-Джо. Ведь она старшая сестра и по идее должна воспитывать Джо-Джо.
   В трубке послышался звук отодвигаемого стула и закрывающейся двери. Когда Джо-Джо снова заговорила, Кристи узнала прежнюю Джо-Джо — все тот же наигранно веселый и дразнящий голос.
   — Привет, Кристаллик. Я, должно быть, перепугала тебя до смерти?
   «Кристаллик!»
   Рыжие волосы, зеленые глаза… Давно уже никто не называл Кристи Кристалликом.
   Очень давно, целую жизнь…
   — Да, ты меня напугала. Ты запретила звонить тебе, никогда не отвечала на мои письма и вот звонишь сама. Что случилось?
   — Я всегда читаю твои статьи. — Джо-Джо словно не слышала слов Кристи. — Мне нравится, что ты мной всегда восхищаешься.
   Волнение Кристи усилилось.
   — Что случилось, Джо-Джо?
   — Ты о чем?
   — Тебе что-то от меня нужно. Иначе бы ты не позвонила.
   Джо-Джо рассмеялась. Смех ее был таким же дразнящим, как и голос. Затем последовала пауза: Джо-Джо затянулась сигаретой.
   — Кристаллик…
   Кристи различила в ее голосе тоску и еще что-то такое, от чего у нее похолодели руки. Мольбу? Одиночество? Страх?
   Кристи откинулась в кресле, пытаясь успокоиться. Нет, ей показалось. Конечно, показалось.
   — Мне в этом году исполнилось тридцать, — сказала Джо-Джо.
   — Рано или поздно это должно было случиться, — сухо ответила Кристи. — К тому же мало кто к тридцати годам добивается таких успехов, как ты.
   — За всю жизнь у меня был только один успех.
   — Достаточно и одного успеха, если он состоит в том, что ты главная модель Питера Хаттона.
   Джо-Джо снова затянулась сигаретой. Она выдохнула дым со звуком, более напоминающим вздох.
   — Послушай, — продолжала Джо-Джо, — ты эксперт по моде международного класса. Что ты думаешь о последних работах Хаттона?
   По легкости и нарочитой небрежности тона, которым Джо-Джо задала вопрос, Кристи поняла, что она уже знает ответ. В детстве Джо-Джо всегда нужно было одобрение старшей сестры, и сейчас Кристи почувствовала что-то вроде вины.
   — Джо-Джо, — произнесла она как можно мягче, — у нас разные вкусы и разные взгляды на жизнь, но в этом нет ничего страшного. Мы ведь взрослые люди, и каждый живет так, как ему нравится.
   — Кристаллик, ты знаешь… Ты единственный человек, мнение которого для меня важно.
   Кристи понимала, что Джо-Джо играет на ее чувствах, и все же была тронута. На глаза навернулись слезы. А она-то думала, что уже разучилась плакать!
   — А бабушка? — спросила Кристи. — По-моему, ты всегда хотела, чтобы она тебя похвалила.
   — Ее любимицей была ты.
   — Зато тебя любили все остальные.
   — Я хотела, чтобы меня любила она.
   Снова долгая пауза.
   — Ты ведь знаешь, почему я убежала из дома? — спросила наконец Джо-Джо.
   — Чтобы насолить бабушке.
   — Я хотела, чтобы ты получила хорошее образование где-нибудь в столице, стала известной преуспевающей леди. Поэтому я и убежала.
   Кристи почувствовала уколы совести: она уехала из Вайоминга, получила образование. Застарелое чувство вины вновь напомнило о себе. В Вайоминг она не вернулась. И даже ни разу не побывала там за все это время.
   — Я гордилась тобой, когда ты поступила в институт, — продолжала Джо-Джо. — И горжусь сейчас. Ты неплохая журналистка, надо это признать.
   — Приходится вертеться.
   Джо-Джо хрипловато рассмеялась, и в ее смехе Кристи почудилась насмешка.
   — Питер говорит, что ты чуть ли не лучшая журналистка в мире, хоть ты пару раз и раскритиковала его в пух и прах. Ты это сделала из-за меня?
   На телефоне внутренней связи загорелся огонек.
   — Я не поняла.
   — Если бы не я была моделью Питера, тебе бы больше нравились его работы?
   — Нет.
   Внутренний телефон зазвонил. Кристи вздрогнула.
   — Хаттону неинтересно, что я о нем думаю. — Звонок нервировал Кристи. — Он модельер с мировым именем, а ты модель с мировым именем.
   — Я бы лучше снова стала двадцатилетней.
   — Время не повернешь вспять, крошка. Где ты сейчас живешь?
   — В Ксанаду.
   — Что такое Ксанаду? Где это?
   — Это новомодное ранчо на юго-западе Колорадо. Питер купил его в прошлом году.
   — Что значит новомодное?
   — Увидишь, когда приедешь.
   Телефон внутренней связи перестал звонить.
   — Ты зовешь меня в гости? — удивленно спросила Кристи.
   — Ты едешь в Ксанаду как представитель журнала.
   — Что?
   — Так ты еще ничего не знаешь! Я-то думала, что все улажено, поэтому и пыталась дозвониться тебе прежде, чем ты уедешь.
   — Я была в отпуске, поэтому ничего не знаю.
   Телефон внутренней связи снова настойчиво зазвонил. Наверное, Мира хочет сказать ей то, что уже сообщила Джо-Джо.
   — Когда приедешь, — быстро проговорила Джо-Джо, — ты скорее всего услышишь разные сплетни обо мне. Не верь им.
   Кристи застыла на месте. Кажется, Джо-Джо наконец-то перешла к тому, ради чего звонит.
   — Похоже, я нажила себе врагов, — продолжала та. — Мужчин.
   — Я думала, что все мужчины без ума от тебя.
   — Некоторые мужчины не любят, когда им отказывают. Это их бесит. Как, например, Кейна.
   — Кого?
   — Эрона Кейна. Держись от Кейна подальше. Ты слышишь? Он меня ненавидит. Он опасен.
   — Джо-Джо, да говори толком: что случилось? Это был не вопрос — требование старшей сестры.
   — Если ты приедешь через три дня, я отдам тебе бабушкино ожерелье, — сказала Джо-Джо. — Ты мне нужна.
   В трубке раздались частые гудки.
   Несколько минут Кристи неподвижно смотрела на телефон, думая о том, что из сказанного сестрой было правдой, а что — ложью. В юности Джо-Джо любила устраивать драмы на пустом месте и щекотать всем нервы.
   Однако сейчас Кристи была уверена: в голосе ее сестры звучал страх.
   «Не может быть, — попыталась уговорить себя Кристи. — Я, должно быть, ошиблась. Прошло уже двенадцать лет. Я ведь на самом деле совсем не знаю Джо-Джо».
   Но это была неправда. Она отлично помнила, как вел себя красивый белокурый ребенок, когда был чем-то испуган. А сейчас Джо-Джо была явно напугана.

ГЛАВА 2

   Телефон снова зазвонил, напомнив Кристи, что она в редакции журнала «Горизонт».
   — Маккенна слушает, — машинально произнесла она, сняв трубку.
   — Наконец-то, — послышался голос Эми, секретарши. — Мира меня уже достала, звонит через каждые две секунды. Зайди к ней.
   — Сейчас? Вообще-то я в отпуске.
   — Ты должна была хотя бы сказать, где тебя искать в случае чего.
   — Мне кажется, я не обязана отчитываться, где и как я провожу отпуск.
   — Скажи это Мире.
   Кристи повесила трубку. Она чувствовала, что ей предстоит неприятный разговор, поэтому постаралась взять себя в руки.
   Мира, заместитель главного редактора, была непонятна и, пожалуй, неприятна Кристи. Она казалась ей гладкой и полированной, как мрамерный шар, и такой же холодной. Кристи и Мира не сходились ни в чем, начиная с политических взглядов и кончая манерой одеваться. Мира никогда бы не надела того, что не одобрялось высокой модой, о которой писал журнал «Горизонт». Кристи уже давно поняла: что хорошо смотрится на манекенщицах, не обязательно пойдет ей, Кристи Маккенна.
   Телефон снова зазвонил, напомнив Кристи, что Мира ждет.
   Ругаясь про себя, Кристи направилась к кабинету заместителя главного редактора. Поколебавшись с минуту около двери, она решительно шагнула в комнату.
   — Вызывала?
   Мира испуганно оторвалась от фотографий, которые рассматривала, и быстро сняла очки в черепаховой оправе, словно не хотела, чтобы кто-нибудь увидел ее в них. — Что-то я не слышала, чтобы ты постучала.
   — Извини, я не стучусь с тех пор, как Ховард однажды пошутил, что уволит меня, если я буду слишком строго соблюдать формальности.
   Мира холодно улыбнулась и поправила пиджак светло-голубого цвета. И пиджак Миры, и ее плиссированная юбка были от Питера Хаттона. Она поднесла руку с наманикюренными ногтями к тоненькой нитке жемчуга — единственному украшению, которое она носила, и принялась перебирать жемчужины, словно пересчитывая их. Воцарилась пауза.
   Наконец Мира кинула взгляд на бронзовые часы, стоявшие на ее столе.
   — Сотрудники обязаны приходить на работу к девяти, за исключением случаев, оговоренных заранее, — строго произнесла она.
   «Скорее бы Ховард вышел из больницы», — подумала Кристи, а вслух сказала:
   — Разумеется. Но вообще-то я в отпуске. Мне еще больше месяца гулять.
   Мира улыбнулась. Улыбка ее была такой же тонкой и холодной, как и нитка жемчуга.
   — Закрой, пожалуйста, дверь и присаживайся.
   Кристи закрыла дверь и села, выжидающе глядя на Миру.
   — Ховард вчера умер.
   У Кристи сжалось сердце. Ховард Кесслер был болен СПИДом. За прошедший год его три раза клали в больницу, но каждый раз он выписывался и возвращался к работе, похудевший и тихий, но по-прежнему остроумный и деятельный. В конце концов все сотрудники поверили, что Ховард все-таки выкарабкается, а тем временем врачи найдут средство от СПИДа.
   Кристи закрыла глаза, пытаясь справиться с подступившим к горлу комком.
   — С завтрашнего дня, — объявила Мира, — я главный редактор.
   — Поздравляю, — выдавила наконец Кристи.
   — Спасибо. Несмотря на наши… разногласия в прошлом, я надеюсь, мы найдем общий язык.
   Кристи молча кивнула. Ховарда больше нет. Мозг отказывался понять это.
   — Теперь направление журнала изменится, — донесся бесстрастный голос.
   Все же удивительно, что они, Кристи Мак-кенна и Ховард Кесслер, такие разные, непохожие друг на друга люди, совершенно одинаково понимали, как с помощью одежды и украшений подчеркнуть индивидуальность человека. Куда Мире до Ховарда!
   — Я подумала насчет твоей статьи об алмазах. Мне кажется, ты слишком преувеличиваешь значение всех этих новых… — Мира замолчала, пытаясь подобрать слова.
   Кристи тоже молчала, не желая помогать ей.
   — Одним словом, мне непонятно твое, на мой взгляд, провинциальное предубеждение против признанных модельеров, — наконец сформулировала свою мысль Мира.
   Кристи едва сдержалась. Сначала она спокойно заявляет о смерти Ховарда, а теперь еще критикует статью, которую Ховард считал одной из лучших статей Кристи!
   — Я писала о новых тенденциях, о молодых интересных художниках, — как можно спокойнее ответила Кристи. — Что, я их перехвалила или была слишком строга к старым фирмам, дающим у нас рекламу?
   — Ты считаешь, что рекламодатели могут мне что-то диктовать? — возмутилась Мира.
   — А им этого и не нужно делать. Еще Ховард говорил, что ты всегда отдаешь предпочтение тем, кто хорошо платит.
   Мира словно не слышала ее.
   — Твоя статья на веки вечные отправляется в архив, — подытожила она. — У меня есть для тебя кое-что поважнее. — И выпрямилась в кресле.
   Кристи разозлилась, впрочем, скорее на себя, чем на Миру. Как наивна она была! Ей-то казалось, что достаточно стажа и имени, чтобы иметь полную свободу писать все, что хочешь.
   Как она ошибалась! Десять лет работы на «Горизонт» оказались мыльным пузырем — большим, блестящим и непрочным.
   А Мира Бест сейчас поднесла иголку к этому пузырю.
   — Что же это такое? — скорее для приличия поинтересовалась Кристи.
   — «Горизонт» стал слишком экстравагантным журналом, — начала Мира. — Нашим читателям неинтересны сомнительные эксперименты и никому не известные японские модельеры, которые не сегодня-завтра разорятся.
   Кристи фыркнула, но сдержалась.
   — Мы должны больше писать об известных фирмах, — продолжала Мира, — тех, кого публика знает, чьи вещи покупает.
   — Конечно, ведь они дают рекламу на наших страницах! Все правильно: рука руку моет, — тихо сказала Кристи.
   — Реклама здесь ни при чем, — как отрезала Мира. — И если ты еще когда-нибудь заикнешься, что рекламодатели могут диктовать мне свои условия, ты будешь уволена. И можешь менять профессию.
   В этом Кристи не сомневалась. У Миры везде были прочные связи еще со времен Адама. У Кристи же, кроме хорошего понимания тенденций моды и таланта журналиста, не было ничего.
   — Я надеюсь, мы поняли друг друга? — жестко спросила Мира.
   — Совершенно.
   Мира продолжила свою, похоже, заранее приготовленную речь:
   — «Горизонт» считается одним из лучших журналов мод, поэтому естественно, что известные модельеры дают рекламу именно на наших страницах. Разве они не сумеют придумать что-нибудь новое и интересное? Взять хотя бы Питера Хаттона. — Мира запнулась и пристально поглядела на Кристи. — Ты не согласна?
   — Я не видела его последних работ.
   Мира слегка покраснела.
   — Кристи, у тебя острый ирландский ум. Пойми же наконец, что нам лучше быть союзниками, чем врагами.
   — Шотландский, — поправила Кристи.
   — Что?
   — Может быть, у меня ум и острый, но он шотландский, а не ирландский.
   — Не важно, — нетерпеливо прервала ее Мира. — Главное — то, что направление «Горизонта» теперь изменится. Мы будем писать о модельерах и ювелирах, чьи вещи продаются в лучших магазинах Парижа, Нью-Йорка, Рима, Лондона, Лос-Анджелеса и Токио, а не о никому не известных японских или латиноамериканских кустарях.
   Кристи приказала себе молчать, но не сдержалась:
   — Вряд ли кто-нибудь назовет Питера Хаттона одним из лучших модельеров мира. Последнее время дела его идут неважно.
   — Ерунда.
   — Ой ли? Цены в его магазинах падают, промышленники отказываются использовать его разработки, и ходят даже слухи, что…
   — Ерунда, — резко перебила ее Мира. — О модельерах часто ходят всякие нелепые слухи. Питер Хаттон признан одним из лучших модельеров Америки. Его фирменный знак можно увидеть повсюду.
   — Вот именно, повсюду.
   Мира поморщилась. Она поняла намек Кристи: нельзя быть элитным модельером и в то же время продаваться по всей Америке.
   — Питер скоро представит новую, совершенно потрясающую коллекцию. — Мира решила не обращать внимания на скепсис Кристи. — Я уже видела наброски и уверена, что коллекция будет иметь большой успех. «Горизонт» должен написать об этом большую статью.
   Кристи понимала: она уже не хозяйка самой себе. Мира заранее решила, как «Горизонт» должен оценить новую коллекцию. Бездарный, давно выдохшийся Хаттон должен получите восторженный отзыв.
   — Я знаю, у тебя получится. Смелость и необычность замысла Хаттона сможешь оценить только ты, с твоим вкусом и талантом. — Мира была уверена в согласии Кристи.
   Кристи хотела было отказаться, но вспомнила о Джо-Джо.
   «Джо-Джо, во что ты меня втянула?! Послать бы эту сушеную воблу подальше! Но я не могу. Мне остается надеяться только на то, что я сумею найти новую работу прежде, чем она сумеет разрушить мою репутацию. Или надеяться, что Питер Хаттон действительно изобразил что-то необычное. Но это было бы чудом».
   — Интересная идея, — произнесла Кристи вслух.
   Это была ее обычная фраза, которой она прикрывалась, когда не знала, что сказать.
   Мира улыбнулась так, будто у нее камень с плеч свалился.
   — Ну что ж, я рада, что мы союзники. С такими сотрудниками, как ты, «Горизонт» будет процветать.
   — А с Хаттоном ты договорилась? — спросила Кристи.
   — Эми уже купила для тебя билеты на самолет.
   — Разве шоу Хаттона будет не в Манхэттене?
   — Предварительный показ будет там, где к нему впервые пришло вдохновение, — в Ксанаду. В своей новой коллекции он использовал мотивы искусства древних индейцев, живших когда-то в этих краях. Предоставишь мне материал через тринадцать — нет, двенадцать с половиной дней, перед основным показом в Манхэттене.
   — Не так уж много времени для того, чтобы написать столь эпохальную статью!
   — Эми передаст тебе вместе с билетами мои наброски. Ты успеешь просмотреть их до завтра, а не успеешь — прочитаешь в самолете. Лететь самолетом всегда скучно, как раз и развлечешься. А сейчас прошу меня извинить. — И Мира вновь вернулась к фотографиям.
   Кристи вышла, не сказав ни слова.
   Закрыв за собой дверь, она постояла некоторое время, пытаясь унять дрожь в руках. Глубоко вздохнула несколько раз и отправилась к себе в кабинет, размышляя над тем, что ей при новом раскладе «светит» в редакции «Горизонта».
   Похоже, «светило» ей не так уж и много. Хо-вард был для нее учителем и наставником, и вряд ли его сможет кто-нибудь заменить. Люди с таким умом и безукоризненным вкусом, как у него, рождаются раз в столетие.
   «Сначала Джо-Джо и Ксанаду, — решила Кристи. — Затем поиски новой работы».
 
   Кристи ежеминутно поглядывала на часы. До вылета оставались считанные минуты.
   «Ну где же ты, Ник? — думала она, — Мы не успеем даже попрощаться».
   Впрочем, ей было не привыкать, Единственной настоящей страстью Ника Уоррена был бизнес. Последние три недели он провел в Лондоне, заключая очередную сделку, которая должна была добавить кругленькую сумму к его и без того немалому банковскому счету.
   Кристи взглянула на часы. Оставалось всего одиннадцать минут, а Ника все не было. Наконец он появился. Обычно одетый безукоризненно, на этот раз Ник выглядел почти неряшливо: белая рубашка пропитана потом, брюки не глажены.
   Он устало улыбнулся:
   — Ты выглядишь замученной, Кристи. Плохо спала?
   Приветствие Ника было таким же, как и он сам: вежливым и бесстрастным. Она легко поцеловала его в губы, а он чмокнул ее по-отечески в лоб.
   — Привет, — натянуто улыбнулась Кристи. — Это все ерунда. Как ты слетал?
   — Я знаю, ты сердилась, что я не поехал с тобой в отпуск, но, поверь, это стоило того, — ответил он довольно.
   Кристи промолчала. Ник вот уже столько времени обещает провести несколько спокойных недель вместе с ней. Может быть, хоть это сдвинет их отношения с мертвой точки. Вообще-то кое-что изменилось, но не так, как хотела бы Кристи.
   — Я услышал о смерти Ховарда в Лондоне. — Ник помолчал. — Сожалею.
   — Мира не сожалеет. Она теперь главный редактор.
   — Да, не повезло. Сейчас не очень-то легко найти новую работу. Все стали прижимистыми.
   — Да. Пойдем, проводишь меня.
   — Куда ты летишь? — наконец спросил Ник.
   — В Колорадо, собираю материал для статьи о Питере Хаттоне.
   Ник нахмурился:
   — Но я же сто лет тебя не видел.
   Кристи едва не сказала ему, что он сам в этом виноват, но решила не ссориться.
   — Через одиннадцать — нет, теперь уже десять минут я сяду в самолет и полечу на шоу Питера Хаттона. Надеюсь, за три дня обернусь.
   — Скажи лучше — за три недели, — проворчал Ник.
   — Как получится.
   Ник вздохнул.
   — Надеюсь, это скоро кончится, — сказал он.
   — Что кончится? — не поняла Кристи.
   — Твоя работа. Советую: лучше уволься сама, пока Мира тебя не уволила.
   Кристи понимала, что Ник прав, поэтому не стала спорить, а вскинула сумку на плечо и направилась к выходу на летное поле.
   — Ну ладно, это все ерунда, — говорил Ник, следуя за ней. — Лучше скажи: ты принимаешь мое предложение?
   Кристи искоса взглянула на него, желая поскорее закончить неизбежный разговор.
   — «Кристи, выходи за меня замуж»? — улыбнулась она.
   Ник поморщился, как от боли.
   — Я серьезно, Кристи.
   — Если я не сяду сейчас в самолет, Мира уж непременно меня уволит. Вот это уже серьезно.
   — Послушай, — настаивал Ник. — Я уже давно все обдумал.
   Кристи ускорила шаг.
   — У меня ни жены, ни детей, ни настоящего дома, — торопливо продолжал он. — А через неделю мне стукнет сорок. Это серьезно, Кристи. Ерунда — все остальное.
   — В таком случае почему ты улетел в Лондон, вместо того чтобы быть со мной?
   — Я же сказал тебе, — нетерпеливо прервал Ник. — Соглашение не могло ждать.
   — А я, значит, могла?
   — Опять двадцать пять! Слушай, я зарабатываю в сто раз больше, чем ты. Так что бросай ты эту работу.
   — Не будем обсуждать этот вопрос в сотый раз.
   — Я вполне смогу тебя обеспечивать, — настаивал Ник. — Да что я говорю, я могу обеспечивать дюжину жен!
   — Вот и найди себе дюжину жен и обеспечивай их. А я и сама себя обеспечу.
   — Черт возьми, да что ты так привязалась к этой своей работе!
   Ник осторожно притянул Кристи к себе и поцеловал.
   — Я устал, — сказал он. — Я хочу, чтобы у меня был дом.
   Кристи почувствовала что-то вроде раскаяния. Ей нравился Ник, но она не верила, что у них может быть будущее. Что-то в Нике не то. Какой-то он… бесстрастный.
   Кристи сама испугалась неожиданно пришедшей в голову мысли. За две недели отпуска, проведенные в одиночестве, она многое передумала.