В предвидении тяжелых объяснений с женой и сыном он глубоко вздохнул и поднялся из-за стола. Вечером намечено провести ряд важных встреч со свидетелями по расследуемому делу; вызвав сопровождающих, спустился вместе с ними к машине.
   Домой Михаил Юрьевич вернулся очень поздно. Светлана Ивановна уже легла, но не спала – читала книгу. Увидев мужа, сразу вскочила с постели.
   – Наконец-то, Мишенька! А я уже начала беспокоиться, улыбнулась она ему. – Вот уж сколько лет, а все никак не могу привыкнуть… Ужинать будешь?
   – Не откажусь, – в ответ благодарно улыбнулся муж, внезапно ощутив острый голод. – Я ведь не обедал. А то тебя съем вместо ужина.
   Светлана Ивановна накинула халатик, и они прошли на свою уютную, прекрасно оборудованную кухню – единственное место в квартире, имеющее вполне современный дизайн. Михаил Юрьевич сел на обычное место и взял по привычке газету, но тут же отложил.
   – Нам, Светочка, нужно серьезно поговорить – о сыне!
   Поставив на стол перед мужем сковороду – яичница с ветчиной и помидорами, – Светлана Ивановна устроилась напротив и с тревогой подняла на него ярко-синие глаза.
   – А что случилось? Петя мирно спит, мне ничего не говорил.
   – Сам не понимаю, что с ним творится. Ведь он раньше от нас ничего не скрывал – всегда делился тем, что у него на душе.
   – А теперь скрывает? – всполошилась Светлана Ивановна. – Ты что-то узнал, Миша?
   Красивое лицо ее враз померкло и приняло такой несчастный вид, что ему стало жаль расстраивать жену, но после минутного колебания решил – обсудить все же необходимо. Объявил без предисловий:
   – Ты знаешь, что наш сын собирается жениться на Даше?
   – Да что ты говоришь?! Он и словом не обмолвился об этом, – побледнев, прошептала Светлана Ивановна и с сомнением добавила: – А откуда ты знаешь?
   – Кирилл Слепнев сказал. Петя с ним поделился, – мрачно объяснил Михаил Юрьевич. – Искренно переживает за друга, считает – Петя делает ошибку.
   – Еще бы! О какой женитьбе может идти речь? – в сердцах воскликнула Светлана Ивановна. – Ведь они еще дети – первокурсники! Им получить образование надо, а не заводить семью!
   Разволновавшись, вскочила со стула и заходила взад-вперед по кухне, горестно приговаривая:
   – Ну как же так? Петенька у нас такой умный, ответственный! И Даша не какая-нибудь проходимка: серьезная девочка и искренне его любит, я же вижу. Материнское сердце не обманешь…
   Михаил Юрьевич удрученно покачал головой и глухим голосом, выдававшим, как сильно оскорблен, произнес:
   – Мне казалось, Петя уважает традиции своего славного рода, помнит, что в его жилах течет княжеская кровь. А он намерен ввести в нашу семью дочь уголовника и алкоголички. Я этого не допущу!
   – Не может этого быть! – ужаснулась Светлана Ивановна. – У тебя достоверная информация, Миша?
   – Нет, пока еще не проверил… – признался он и с безнадежным видом договорил: – Но полагаю, все так. Кирилл вряд ли посмел бы сообщить мне недостоверные факты. К тому же об этом ему сказал сам Петя.
   – Что же все-таки могло случиться?.. Это так не похоже на нашего сына, – пригорюнилась Светлана Ивановна. – Не думаю, чтобы у Даши были… – она замялась, подбирая слова, – осложнения с женскими делами. Петя не стал бы это скрывать. Причина в чем-то другом!
   – Ладно! Не терзайся, не ломай голову, родная! – Михаил Юрьевич ласково взглянул на жену и поднялся из-за стола. – Завтра все узнаем у Пети. Иди ложись, у тебя усталый вид. А я быстренько помою посуду и к тебе приду. – Он нежно ее обнял и поцеловал.

Глава 13. Сомнения

   «Кажется, процесс пошел, – со злобным удовлетворением думал Кирилл. – Теперь предки дадут Петьке прикурить!» По тому, как остро отреагировал старший Юсупов на его сообщение, он видел, что задуманная им подлая интрига дает плоды, и стал действовать дальше.
   Узнав, что на фирме у Даши вечером очередной показ весенних и летних моделей одежды, Кирилл решил поехать туда – поговорить с ней. Обстоятельства способствовали: Петра демонстрация мод не интересовала, собирался на научный семинар в Геологическом музее.
   Тщательно продумав основные аргументы, которые приведет Даше, Кирилл прибыл к самому началу показа летних туалетов. Он очень любил демонстрации модной одежды, но еще больше – оценивать стройные фигуры элегантных девушек, одна краше другой.
   Даша вышла четвертой: легкий светлый плащ из переливающейся блестящей ткани, широкополая шляпа с веточками цветов… Не отличаясь, пожалуй, такой броской красотой, как другие манекенщицы, она зато держалась более естественно и так мило, грациозно… Кирилл сделал ей приветственный знак рукой, – кажется, заметила…
   – Ну как, тебе что-нибудь понравилось? – поинтересовалась она, когда увидела, что он дожидается ее у выхода. – А почему ты один, без Пети?
   – Он мне поручил поболеть за нас двоих и отвезти тебя домой, – находчиво соврал Кирилл, беря ее под руку. – Не смог отвертеться от семинара – в музее сегодня проводят.
   – Ты на машине? Вот это кстати! – обрадовалась Даша. Так сегодня устала…
   Когда ехали в «форде», Кирилл деланно простодушным тоном задал вопрос:
   – Ты не знаешь, что это Петька так переживает из-за своих предков? По-моему, с их старомодными взглядами можно не считаться. А Михаил Юрьевич так вообще носится со своим благородным происхождением аж до смешного.
   – Переживает из-за родителей? А что случилось? – бросила на него тревожный взгляд сидевшая справа Даша. Мне он ничего не говорил.
   Да все из-за того, что они против, чтобы он на тебе женился, – беспардонно врал Кирилл. – Считают, ты ему не пара. Особенно папаша нос задирает!
   – А ты откуда знаешь? Тебе Петя сказал? – упавшим голосом спросила Даша. – И что, он с ними согласен?
   Кирилл искоса взглянул на ее сразу будто осунувшееся лицо, подленько радуясь – как эффективно действует его отравленное оружие.
   – Петю это сильно мучает – вчера мне признался, на лекции. Ну и еще… На тренировке, в офисе у Михаила Юрьевича, сам он, когда Петя вышел, сказал мне: возмущен, мол, легкомыслием сына, позорит он его.
   – Это почему же Петя его позорит? – не спросила, а прошептала, не глядя на него, Даша. – Не объяснил?
   – Мы говорили мало, – сочинял, мешая правду с ложью, Кирилл, – но я понял так, что его фамильная гордость не позволяет, чтобы потомок княжеского рода, – с издевкой подчеркнул он, – женился на дочери человека, сидевшего в тюрьме. Словом, считает вас грязью!
   – А что… говорит… Петя? Неужели… он с ним… согласен?.. – Даша еле сдерживала слезы. – Он ведь не такой, нет!
   – Переживает. Говорит – не знает как быть. – Кирилл торжествовал в душе: нашел верный тон, аргументы его на Дашу подействовали. – Дурак будет, если поддастся на их бредни. Ты ведь этого ему не простишь… – Со скрытой надеждой взглянул на нее исподтишка.
   Даша ничего на это не ответила; сумела справиться с подступавшими слезами. Всю оставшуюся дорогу они молчали, лишь выходя из машины, она бросила на Кирилла благодарный взгляд:
   – Спасибо тебе. Кирилл! Я убедилась – ты преданный друг!
 
   Михаил Юрьевич, готовясь к серьезному разговору с сыном, решил прежде собрать точную информацию о родителях Даши. Он поручил это деликатное дело своему старому другу и помощнику Сальникову; сейчас, сидя за столом в кабинете, внимательно слушал его доклад.
   Виктора Степановича трудно было бы узнать, если бы не симпатичная плутовская улыбка, время от времени игравшая у него на губах, и белесый чуб, по-прежнему не поддающийся расческе. Он пополнел, был дорого и элегантно одет, а когда шел, то благодаря отличному протезу почти не хромал.
   Семейная жизнь явно пошла ему на пользу. Поздно поженившись, они с Наташей так и не завели детей. Тем более, как пианистка, его жена часто гастролировала со своим оркестром. Однако она трогательно заботилась о муже, и Виктор Степанович всегда был ухожен и хорошо выглядел.
   – Вот, Миша, полученные справки. – И протянул документы своему другу и шефу. – К сожалению, все подтверждается! На отца Даши действительно было заведено уголовное дело; три года просидел в тюрьме, освобожден по амнистии. А ее мать до сих пор состоит на учете в наркологическом диспансере, хотя вроде бы спиртным больше не злоупотребляет.
   Михаил Юрьевич бегло просмотрел документы, растерянно уставился на него…
   Факты удручающие… Не знаю, как объяснить сыну, что все это не пустяки. Что для счастливого прочного брака мало одной любви. Необходимо уважение друг к другу и родителям; хорошая наследственность…
   – Но ты, по-моему, недостаточно вник в суть дела, – не согласился Сальников. – У Волошина отличный послужной список, а преступление его не доказано! И алкоголизм матери, похоже, лишь временное проявление слабости – только в период, когда муж сидел в тюрьме.
   – Ты слишком мягкосердечен, Витек! – неодобрительно покачал головой Михаил Юрьевич. – Волошин не оправдан судом, а лишь амнистирован, а у его жены, видимо, в генах тяга к спиртному. Ты уверен, что преступные наклонности и слабости не передаются по наследству?
   Вопрос непростой, – возникла продолжительная пауза. Однако, поразмыслив, Сальников упрямо тряхнул чубом.
   – Нет, нельзя подходить к этому формально! Если кто-то побывал в тюряге, это еще ни о чем не говорит. Я ведь тоже отсидел срок, но ты же не считаешь, что у меня плохая наследственность?
   – Брось, Витя! При чем здесь ты?
   – При том же, что и Волошин. Может, он тоже попал за решетку не из-за наследственности, а по стечению обстоятельств.
   – Ну а с матерью как? – не сдавался Михаил Юрьевич. – Что, скажешь, и ее склонность к алкоголизму не наследственная?
   – Хорошо, допустим – наследственная, – рассердился Сальников. – Но разве из этого следует, что она обязательно передается? По-твоему, и все последующие поколения – изгои? Это несправедливо, Миша!
   С аргументами друга трудно, пожалуй, спорить, однако душой Михаил Юрьевич их не принимал и злился, что не может доказать свою правоту.
   – Нет! Не согласен! – возразил он. – Не могу столь безответственно относиться к продолжению своего древнего рода. Можешь, Витя, считать как угодно, но я не допущу, чтобы мои внуки имели дурную наследственность!
   – Ладно, что с тобой спорить – снобизм у тебя в крови, – пожал плечами Сальников. – Оставайся при своем мнении! Что касается меня – люблю даже твои слабости, Миша, благо их не так много.
   Однако его добрая душа не терпела несправедливости; помолчав, он не выдержал:
   – И все же ты поступаешь слишком жестоко по отношению к Даше и к своему сыну. Почему, спрашивается, она должна отвечать за недостатки своих родителей? А Петя? Будет ли он когда-нибудь счастлив, если любит ее по-настоящему?
 
   Вернувшись домой после занятий в институте, Петр здорово удивился: надо же, его встречают в прихожей и отец и мать… Светлана Ивановна иногда в это время бывала дома, но Михаил Юрьевич днем не заезжал даже пообедать.
   – Удивлен, что мы оба тебя поджидаем? – без обиняков спросил отец, отвечая на вопросительный взгляд Петра. – Я нарочно приехал, чтобы вместе с тобой и мамой обсудить серьезную проблему.
   – Ты обедал сегодня, сын? – заботливо добавила Светлана Ивановна. – Если нет, сначала покормлю.
   – Я не голоден, спасибо, поел в институте… Какая проблема, что понадобился семейный совет? Интересно…
   – Пойдем в гостиную! – позвал Михаил Юрьевич. Сейчас все узнаешь!
   Здесь стоял гарнитур красного дерева, удобная мягкая мебель. Хозяин уселся в глубокое кресло, Светлана Ивановна и Петр – рядышком на диване.
   – Ну что ж, Петя! Очень жаль, что о твоем решении жениться мы узнаем не от тебя, – с упреком взглянув на сына, начал он после небольшой паузы. – Но не это главное! Важно, чтобы ты не сделал непоправимой ошибки!
   – Обидно, конечно, что для тебя советы товарища ценнее, чем самых близких людей, – со слезами на глазах не выдержала его мать. – Неужели ты думаешь, что кому-то дороже нас?
   – Да что вы, в самом деле… переполошились? – спокойно отвечал им Петр. – Ничего ведь еще не решено. Ну подумаешь, поделился с Киром, а он, трепло, успел всем раззвонить!
   – Нет уж! Ты не прав! – горячась, заявила сыну Светлана Ивановна. – Если и вправду вы с Дашей такое задумали – первыми должны были узнать мы с отцом!
   – Ладно, будет вам препираться! – вмешался Михаил Юрьевич. – Может, ты все-таки объяснишь нам, Петя, чем вызвана такая спешка? Почему, – он жестко взглянул на сына, требуя честного и прямого ответа, – нельзя подождать до окончания института?
   Выпрямился в кресле и, нахмурив брови, сурово продолжал:
   – Ты ведь не избалованный маменькин сынок, считающий нормальным жить за счет родителей, и не альфонс. Тогда объясни нам: как думаешь содержать семью, если сейчас женишься?
   – Ты, Мишенька, уж слишком много задал вопросов, – остановила мужа Светлана Ивановна. – Пусть сын сначала ответит на первый – самый главный!
   «Ну и безответственный болтун Слепнев! Здорово меня подвел, – огорчился Петр, видя как взволнованы отец и мать. – Не дал мне постепенно их подготовить!»
   – Успокойтесь, отвечу на все! – Надо брать инициативу в свои руки. – И, пожалуйста, не обижайтесь! Собирался уже, просто не успел с вами поговорить. Меня Кир опередил. Жалею, что с ним поделился.
   Как бы покороче, потолковее донести до них то, что у него на душе?
   – Вот что, родители… Мне трудно… передать словами то, что происходит со мной и с Дашей. Мы слишком сильно любим друг друга, чтобы так долго ждать. Поэтому, – он потупил глаза, – нужно узаконить наши отношения. – Иначе неловко… перед всеми, да и сами, наверное, перестанем уважать друг друга. – Смутился, снова сделал паузу. – Мы ни у кого не собираемся сидеть на шее. Пока не сможем зарабатывать, будем жить раздельно. Но встречаться должны на законном основании. Этого требуют и родители Даши.
   – Вот даже как – «требуют»! – взорвался Михаил Юрьевич. – А кто они такие, чтобы требовать? Бывший уголовник и алкоголичка! Ты хоть знаешь об этом?
   – И это тебе Кирилл доложил? А ты ему поверил? – тоже возвысил голос Петр. – Нехорошо, папа, не разобравшись так говорить о людях!
   – Ты… меня учить вздумал? Неужели, если бы не знал, сказал бы? – гневно оборвал его отец. – Своими глазами читал медицинские и судебные справки!
   – Веришь бумажкам? А я сам с этими людьми знаком. Они хорошие люди! – восстал Петр. – Сначала узнай получше, а потом суди!
   Видя, что никто не хочет уступить, перепуганная Светлана Ивановна попыталась погасить назревавший конфликт:
   – Да возьмите же себя в руки! Неужели нельзя говорить спокойно? Прошу вас, не ссорьтесь!
   – Нет уж, дорогая! – твердо заявил Михаил Юрьевич. – Не буду я спокойно наблюдать, как наш сын губит свою жизнь. Если ему не хватает чувства фамильной гордости и любви к своим предкам, то у меня того и другого достаточно. Не позволю нашу честь!
   Однако и чести и гордости у Петра, видно, было в избытке, – не вымолвив больше ни слова, он встал и ушел к себе в комнату.
 
   На занятия в институт Петр приехал в скверном настроении. После тяжелого разговора с родителями он плохо спал, все обдумывал сложившуюся ситуацию. Никогда раньше у него не было с ними разногласий. Но на этот раз, как ни старался посмотреть на все глазами отца и матери, – не признавал их правоту.
   Кирилл появился только после первой пары лекций.
   – Что такой угрюмый? – как ни в чем не бывало обратился он к Петру, заметив, что тот бросает на него косые взгляды. – Недоволен, что я опоздал? Но под утро случилось самое интересное. – И самодовольно ухмыльнулся. – Расскажу – помрешь со смеху! – Да уж! Ты рассказчик что надо! – гневно бросил ему Петр. – У тебя иногда просто словесный понос!
   – А что я такого сказал? Никак ты на меня злишься?
   – Мало того, что натрепался отцу, будто я собираюсь жениться! – обрушился на него Петр. – Вдобавок еще поспешил сообщить про Дашиных родителей!
   «Никак предки задали ему жару! Видок у него неважнецкий».
   – Неужели проговорился? Прости меня, Петя! Но я ведь упомянул только в том плане, что ее родители – люди бедные, и вам с Дашей на первых порах будет нелегко.
   – А отцу и этого достаточно! Он же детектив. Все уже про них выяснил. Даже досье успел завести.
   «Вот здорово! Кажется, дело идет на лад. Еще немного – и голубков удастся рассватать!»
   – Зря так переживаешь, Петя! Ничего ведь страшного не произошло. Или считаешь, что из-за родителей твои хуже отнесутся к Даше?
   Тут и считать нечего! Так оно и вышло, – с мрачным видом подтвердил Петр, – Отец сразу настроился категорически против. Знаешь, как он дорожит фамильной честью.
   – Ничего, со временем преодолеет этот предрассудок. Вам только не нужно форсировать ход событий.
   – Ошибаешься! Для отца честь нашего старинного рода не предрассудок. Да и для меня, признаться, тоже. Это у нас в крови! – вздохнул Петр. – Но я надеюсь ему доказать, что родители Даши – достойные люди. Несмотря на то, что с ними произошло!
   «Ничего у тебя не выйдет! Уж я постараюсь!»
   – Ты, Петя, упорный – своего добьешься. Думаю, все у вас с Дашей будет о'кей. Кстати, – будто между прочим поинтересовался он, – как она к этому отнеслась? Не обиделась? Даша – девушка с характером!
   – К счастью, ничего пока не знает. Хоть это хорошо! Вот ломаю голову, как ей сообщить.
   «Так она ему не сказала о нашем разговоре, – хорошо! Уверен – и впредь не проговорится. Гордость не позволит!»
   – Зря мучаешься! Тебе бы не откладывая с ней поговорить, – на этот раз искренне посоветовал он. – Не то обидится, если узнает от других, или поймет все по тому, как изменилось отношение твоих родителей.
   «Уж я-то постараюсь, чтобы она не простила вам этого оскорбления, ваши благородия. Рано ты торжествовал надо мной победу, Петюня!»
 
   Все время, прошедшее после разговора с Кириллом, Даша думала только об отношении родителей Пети к себе и к своей семье – к матери и отцу. Пусть они далеки от совершенства и сама она в душе считает их не слишком удачливыми людьми, но пренебрежение к ним и к себе выносить не намерена.
   Чувствуя себя глубоко оскорбленной, произносила мысленно гневные монологи, осуждая чванство и высокомерие родителей Петра. Объясниться бы с ним, но не хватает смелости. И она мучилась в ожидании, когда это произойдет само собой, не решаясь из гордости проявить инициативу.
   От переживаний у Даши пропал аппетит. Обычно веселая и жизнерадостная, она сделалась мрачной и задумчивой. Замкнулась в себе, перестала делиться с домашними, все им рассказывать. Разумеется, это не осталось незамеченным.
   – Что это с тобой творится? Поссорилась с Петей? – не выдержала мать за завтраком. – Вот уже который день вижу – ходишь мрачнее тучи.
   – Пока еще не поссорились, но к этому идет, – угрюмо ответила Даша, глядя в тарелку. – На это есть серьезные причины.
   – Да ну? Не может быть! – тревожно встрепенулась Анна Федоровна. – Какая такая между вами трещина появилась? Вы же так хорошо ладили…
   – Мы с ним и сейчас ладим, – грустно произнесла Даша. – Это касается вас с папой. Из-за вас весь сыр-бор.
   Анна Федоровна перестала есть и с изумлением воззрилась на дочь.
   – Ничего не понимаю, – медленно произнесла она. – К нам-то с отцом какие претензии? Разве мы с Петей были неприветливы?
   – Не знаю, как тебе и сказать… – замялась Даша, не решаясь открыть матери оскорбительную правду, но все же не утерпела. – Похоже, родители Пети считают, вы с папой недостойны, чтобы с ними породниться.
   – Это сам Петя тебе сказал? Неужели он с ними согласен? – расстроилась Анна Федоровна. – Что за зловредная чушь? Чем же мы им не угодили?
   – Если бы Петя сказал подобное, мы бы с ним сразу поссорились, – сумрачно взглянув на нее, покачала головой Даша. – Мне сообщил Кирилл. А он узнал от отца Пети.
   Но Анна Федоровна не желала в это поверить.
   – Может, он тебе все наврал, доченька, и зря ты расстраиваешься? – с робкой надеждой в голосе произнесла она. – Ведь сама знаешь – Кирилл имел на тебя виды, до сих пор небось ревнует.
   – Нет, мама, это правда! Он побоялся бы, – уверенно возразила Даша. – Такими вещами не шутят! – Горестно склонила голову и, не глядя на мать, с трудом выдавила: – Кирилл говорил, родители Пети брезгают нами. Откуда-то узнали, что папа сидел в тюрьме, а ты лечилась в наркологическом. Словом, – Даша тяжело вздохнула, – не желают принимать меня в свою семью.
   – Во-от оно, значит, что-о… протянула смертельно оскорбленная Анна Федоровна, – Боятся о нас замараться? А кто они сами-то такие? Бояре?
   – Представь, мамочка, ты угадала! – грустно улыбнулась Даша. – Бояре, и не в переносном, а в прямом смысле!
   Видя, что мать вытаращила на нее глаза как на ненормальную, торопливо объяснила:
   – Петин отец, Михаил Юрьевич, – самый настоящий русский князь, а со стороны матери происходит из старинного боярского рода Стрешневых. Это правда, своими глазами видела их родословную.
   – Ну и что из того? – Анна Федоровна опешила от услышанного, но старалась сохранить достоинство. – Это, конечно, как-то объясняет его щепетильность, но не оправдывает высокомерия. В наше время чваниться происхождением просто смешно!
   С грустью посмотрела на несчастное лицо дочери.
   – Хорошо еще, папа ничего этого не слышит. Он ведь у нас человек военный, характер у него боевой. Боюсь, не поставил бы точку в твоих отношениях с Петей. И прав был бы! Так не поступают добрые люди.
   – Ладно, мамочка, не волнуйся! Будем надеяться, не такие они плохие, мы еще поладим, – постаралась успокоить ее Даша. – А так – сама не захочу иметь с ними ничего общего!
 
   – Как хорошо, что тебя застал, Дашенька! – обрадовался Петр, услышав в трубке любимый грудной голос. – Не представляешь, как я по тебе соскучился!
   – Отчего же? Представляю, – стараясь справиться с охватившим ее волнением, тихо ответила Даша. – Я тоже соскучилась. А почему ты так долго не звонил?
   – Зачеты замучили – так много в эту сессию! Все время занимают. Звонил я тебе несколько раз днем – не заставал. А вечером приходил домой слишком поздно. До смерти хочу тебя видеть!
   – Так в чем же дело? Приезжай сейчас! – Даше казалось, что она говорит спокойно, но дрогнувший голос выдал, как она жаждет, чтобы он оказался рядом. – Я дома одна.
   – А что? Так и сделаю! – счастливым голосом заявил Петр. – Немедленно еду! Только позвоню домой, чтобы не ждали.
   Даша, волнуясь, стала прибирать в квартире, наводя порядок перед его приходом. «Обязательно обо всем с ним поговорю сегодня же! – твердила она себе, далеко не уверенная, что у нее хватит смелости. – Надо выяснить все до конца!»
   Петр, как обычно пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку, вошел в прихожую, сияя радостной улыбкой, лаская горячим взглядом карих глаз, – и у Даши сразу пропали все заранее заготовленные слова. Влюбленные заключили друг друга в объятия и целовались так долго, что едва не задохнулись. Потом, опьянев от соприкосновения друг с другом, молча, тяжело дыша от охватившего их страстного волнения, жадно занялись любовью, вновь и вновь убеждаясь, что они две половинки единого целого.
   – Дашенька! Мы с тобой просто сумасшедшие! – первым опомнился Петр, когда полные наслаждения и счастья, они сделали небольшой перерыв. – Ведь в любой момент могут вернуться твои родители!
   – Напрасно считаешь меня такой дурочкой, – блаженно улыбнулась ему Даша. – Папа допоздна на семинаре экологов, а мама звонила, что задерживается на работе. А потом… – собралась что-то добавить, но передумала.
   – Что «потом»? Договаривай, коли начала! – шутливо потребовал Петр.
   – Слушаюсь, мой господин! – подчинилась Даша. – Хотела сказать, что мои вряд ли нас осудили бы. Они ведь знают, что мы скоро поженимся. Или ты передумал?
   – О чем ты говоришь? Конечно, нет! – Петр ласково привлек ее к себе. – Но все же нам с этим придется немного повременить. – И, вновь ощутив страстное влечение, хотел заключить ее в объятия. Однако Даша воспротивилась. «Ну вот, самое время объясниться! – трезво решила она. – Потом ведь снова онемею».
   – Ты что это, Дашенька? Устала? – останавливаясь, ласково спросил Петр. – Или что-то не так?
   – Все очень хорошо. – Она мягко освободилась из его объятий. – Но нам нужно поговорить.
   – А разве нельзя… это отложить… на потом?
   – Нет, нельзя! Поговорим сейчас! – твердо потребовала Даша. Он со вздохом повиновался – откинулся на подушки и прикрылся простыней.
   Собравшись с мыслями, Даша без предисловий, напрямую попросила:
   – Объясни мне, пожалуйста: что имеют твои родители против моего отца и мамы? Неужели правда, что считают зазорным с нами породниться?
   Вопрос прозвучал так неожиданно, что Петр растерялся, не зная, что ответить. Все любовное томление вмиг улетучилось; он изумленно произнес:
   – Вот чудеса! Как ты об этом узнала? Уж не читаешь ли чужие мысли на расстоянии?
   «Кирилл сказать не мог – не знает, – подивился он в уме. – Неужели отец звонил? Не может быть! – сразу отбросил он эту мысль. – Он не способен поступить недостойно!»