Манфреди Рене. Выше неба

   Вернувшись в гостиную, Анна собрала все блюдца и кофейные чашки и отнесла их на кухню. Грета пошла следом, захватив полотенце.
   – Не надо, – сказала Анна. – Здесь немного посуды.
   – Почему нет? Лили спит. А я не очень люблю мюзиклы. Извини.
   – Я тоже. Но разве это не здорово? Никаких противных громких футбольных матчей.
   Грета взяла тарелку из рук Анны, та упала на пол и разбилась вдребезги. Грета залилась слезами.
   – Все в порядке. Это даже не моя тарелка. Она была здесь, когда я переехала. Не видела ничего более уродливого.
   – Извини.
   – Оставь. Я уберу все позже. – Анна опустила руки в горячую воду Что случилось, дорогая? – И сразу же услышала смех Флинн – смех! Как давно это было! – и голос Джека, который дразнил ее. Женщине захотелось подбежать и посмотреть на румянец, который, несомненно, был на лице внучки. У нее был такой же смех, как у Поппи; Анна решила, что она похожа на свою мать, когда заливается, как сейчас. Анна улыбнулась и почувствовала, как она счастлива.
   Она посмотрела на Грету, зная, что подруга скажет ей, еще прежде, чем она спросит.
   – Я ухожу от него. Сразу же, как только будут готовы документы по удочерению Лили. Я за ним следила. – Липо Греты было мертвенно-бледным.
   – Где он был?
   Грета едко засмеялась:
   – Это унизительно. Всю дорогу я готовилась к тому, что увижу какую-нибудь горячую штучку, стройную блондинку или пышногрудую брюнетку, но это! Оказывается, я борюсь за внимание своего мужа с цветами.
   Анна выключила воду:
   – Что?
   – Все это время он куда-то уходил. Он проводил часы неизвестно где и говорил, что просто катается по городу…
   – Да. А где он был?
   – В ботаническом саду. Часами сидел среди маргариток и роз.
   Анна засмеялась от неожиданности.
   – Вот-вот. И я засмеялась, когда детектив рассказал мне об этом. Он спросил меня: «Мисс Аллен, ваш муж – религиозный человек? Потому что я наблюдал за ним и увидел, что его губы шевелятся так, словно он разговаривает с цветами, и тогда я подумал, что он, должно быть, молится».
   – Никогда раньше не слышала ничего подобного, – задумчиво проронила Анна. – Но может быть, это не так уж и плохо?
   – А что в этом хорошего? Мой муж предпочитает глазеть на кучку растений, а не на меня. Он обязан быть дома, чтобы помочь мне покрасить детскую для Лили. Иногда мне кажется, он согласился удочерить Лили, только потому, что ее имя похоже на название цветка. Мечтательная Лилия – вот как он ее называет. О боже!
   – Ого! – присвистнула Анна. – Ты хочешь сказать, что все то время, которое он пропадал, Майк проводил в садах и парках?
   – Да. Он два раза уезжал на выходные. Якобы в командировки. Детектив подумал, что тут-то он его и поймает. Он проследил за ним до хижины где-то на границе со штатом Мэн. Но там не было никаких женщин, сплошная ботаника. Два дня Майк провел, гуляя по паркам и рассматривая растительность. – Она взяла кастрюлю из рук Анны.
   – О боже. Ты сказала ему об этом?
   – Частично. Я чувствую себя полной дурой. А что тут скажешь? «Я видела, как ты разглядывал березы? Я знаю о Маргаритке и Розе?» Мне пришлось придумать, будто бы один мой друг видел его в ботаническом саду, хотя он сказал мне, что идет обедать с деловыми партнерами.
   – И что он ответил? – Анна вылила воду из графина в папоротник на подоконнике.
   – Он начал нести всякую чушь, вроде того, что ему становится менее одиноко, когда он соприкасается с подлинной красотой. Я даже не хочу делать выводы из этого утверждения.
   Они замолчали.
   – Загадки, – наконец заговорила Анна. – Какие все люди загадочные.
   Когда они закончили убираться, на кухню вошла Флинн:
   – Крошка Иисус там кое-что натворил.
   – Ладно, – сказала Анна. – Сейчас приду. Отведи его на улицу. Щенков нужно выводить на улицу каждый час.
   Анна обнаружила, что все трое мужчин полностью погружены в фильм. Там была сцена свадьбы старшей дочери, и на протяжении всей церемонии ее отец стенал: «Восход! Закат!»
   – Как фильм? – спросила Анна, но они были так захвачены действием, что никто не повернул головы. Анну это вполне устраивало. Она всегда думала, что лучший ответ беззвучен.
   За пять дней до Рождества у Джека все еще не было планов на праздники. Большую часть времени он проводил дома, расстроенный и удивленный тем, как мало у него друзей: все старые приятели, которые были у них со Стюартом, остались с ним, там, на прежней квартире. Джек до сих пор поражался утонченности, с которой его партнер вел хозяйство, ведь умение принять гостей само по себе искусство. У него был один друг. Два, если считать Анну. Он разговаривал с ней всего несколько раз после Дня благодарения, и она обещала приехать, как только сможет. Каждую среду к нему заходила Джейн с полным портфелем работы от фирмы. Джек чувствовал себя больным, но не мог выносить безделье и поэтому договорился с Хэнком Шерманом, что тот переведет его на должность консультанта. Это была простая работа, и Джек мог не слишком напрягаться. Нужно было только изучать выписки из счетов, которыми управляли новички, и предлагать свою оценку их инвестиционных стратегий.
   Он как раз работал над счетами, когда в шесть часов пришла Джейн. Джек предложил ей войти, надеясь, что аромат ванили, кипящей в кастрюле, заглушит запах, который становился все сильнее. Вентиляция на кухне и в ванной не работала, а его соседи, казалось, готовят, используя самые вонючие специи. Даже полотенца в ванной насквозь пропахли карри.
   Он выключил лампы дневного света и зажег несколько свечей.
   – Как там погода? – спросил он, когда Джейн вошла.
   – Снежная. Кажется, будет буря.
   – Садись. – Он взял кучу папок на диване и переложил их на кофейный столик. – Что будешь пить?
   – Ничего, спасибо. Я ненадолго. У нас с Лейлой планы на сегодняшний вечер.
   – Как дела у Лейлы? – спросил он из кухоньки, где перелил вино из бутылки в графин и взял два бокала.
   – У нее все хорошо. И у нас все хорошо. Она передает привет, и Стюарт передает тоже.
   Каждую неделю Джек не мог удержаться, чтобы не спросить про Стюарта. Они не общались с того самого дня, как Джек переехал, – уже почти месяц.
   – У него все в порядке. Вчера вечером мы ходили к ним на ужин.
   На секунду Джек застыл. Он протянул бокал Джейн, которая, отпив ради приличия, отставила бокал.
   – К ним? – Джейн медлила, но Джек быстро заговорил: – Вот и все. Больше ничего не будет. Я рад, что он кого-то встретил. Стюарт заслуживает того, чтобы быть счастливым.
   Джейн кивнула:
   – Я скажу, что ты передаешь ему наилучшие пожелания.
   – Кто он? – спросил Джек, прежде чем смог остановиться. Самое смешное, что он не видел Гектора с тех пор, как переехал. Он говорил себе, что это из-за болезни, но ночью, наедине со своими желаниями, он понимал, что кроме Стюарта ему никто не нужен.
   – Ты действительно хочешь, чтобы я ответила на этот вопрос? – спросила Джейн.
   – Нет. Я думаю, что знаю ответ. Это тот библиотекарь, с которым работает Стюарт. – Он взял бокал вина и осушил его. – Ладно. Сейчас это его личное дело. Послушай, я хочу устроить вечеринку накануне Рождества. Вы с Лейлой приглашены. – Джек и не думал ни о чем подобном, но почему бы и нет? Можно пригласить четверых или пятерых людей, этого будет достаточно, чтобы заполнить маленькую квартирку.
   – Я бы с радостью, но, к сожалению, у нас уже есть планы. – Джейн встала, взяла пальто и поцеловала Джека в щеку. – Позвони, если тебе что-то понадобится. – Она взяла папки.
   – Позвоню, – пообещал Джек. Когда девушка ушла, он вылил остатки вина в свой бокал. Больше всего ему нужны люди. Почему он прежде не беспокоился о том, что таит в себе дружеское участие? Неужели он так и проведет остаток дней? Ему нужно заставить себя действовать, несмотря на то что большую часть времени он чувствует себя больным; иначе он никогда не будет общаться с людьми. Встреч с врачом и походов в магазин явно недостаточно.
   Джек лег на диван, поставил бокал на грудь и принялся слушать, как по соседству ссорилась индийская пара. Жена пилила мужа почти всю ночь. Джек предпочитал громкие ссоры затяжным рыданиям, которые как раз вступили в начальную стадию. Он сел, задул свечи и надел ботинки.
   Он поехал в Бостон, не имея ни малейшего представления, куда именно направляется. Все магазины были украшены к Рождеству. У магазинчика, где он каждый год покупал Стюарту красный свитер, Джек остановился, вошел и выбрал еще один. Он пошлет его Стюарту после праздников, и тот не будет чувствовать себя обязанным. Может быть, стоит выбрать подарки для Джейн и Лейлы. Стюарт всегда им что-нибудь дарил – Стюарт всем что-то дарил, – но Джек понятия не имел, что нужно девушкам.
   Он добрел до Кембриджа, постепенно подойдя к большому навесу в Гарвардском дворе. Под ним шел какой-то фестиваль народной музыки. Джеку не очень нравилась такая музыка, но он уже устал гулять. Вокруг вились стайки ботаников-интеллектуалов. Шерил Вилер пела, что в Новую Англию пришла осень, хотя из-за шума улицы и криков лоточников он не мог различить многих слов.
   Джек услышал голос Анны еще до того, как увидел ее, она возмущалась в очереди за хот-догами: «Боже мой, сколько можно готовить этот хот-дог? Я стою в этой очереди уже достаточно, чтобы перестать ходить в церковь, отречься от нее, а потом снова креститься».
   Джек трижды ее позвал, пока она медленно двигалась сквозь толпу, глядя на музыкантов и медля, словно не была уверена, стоит ли оставаться.
   Наконец она его услышала и обернулась:
   – Джек! Ты даже не представляешь, как часто я о тебе думала. Я собиралась позвонить.
   Он обнял Анну, вдыхая свежий запах ее одежды и опьяняющий запах духов, напоминающий какие-то экзотические цветы.
   – Как ты? Куда собиралась? Ты в городе ненадолго, или есть время что-нибудь выпить? – Оба засмеялись над тем количеством вопросов, которые выпалил Джек. – Все что я хотел сказать: не уходи от меня, Анна, я этого не перенесу. – Он снова рассмеялся, но так и не смог добиться того непринужденного тона, которого хотел. – Не говори мне, что ты куда-то собираешься.
   – Ну, здесь все куда-то собираются. – Она откусила кусок хот-дога. – Я как сумасшедшая ношусь по магазинам перед Рождеством, поскольку утром мы уезжаем в Мэн. Флинн и я. Марвин приедет позже.
   – О? Ты наконец продала свой дом? – Джек на прошлой неделе увидел объявление в газете. Он пытался шагать рядом с ней, поддерживая дыхание в норме; женщина ходила быстрее, чем все, кого он когда-либо знал.
   Анна покачала головой:
   – Марвин остается там, пока дом не купят. Он будет приезжать к нам на выходные.
   – Хорошо. Звучит хорошо.
   – Я надеюсь. – Она остановилась у бара, который выглядел просто первоклассно, с медными отполированными перилами и бизнесменами в строгих костюмах внутри. – Не желаешь бренди?
   Джек кивнул и прошел за ней в кабинку у окна.
   – Я так рада, что встретила тебя. Сейчас настали такие сумасшедшие дни, что даже нет времени позвонить, – сказала Анна.
   – Все в порядке. Я тоже никому не звоню. Анна поднесла свой бокал к его:
   – CentAnno. За следующие сто лет, как говорят итальянцы. – Она глотнула. – Я пью «Гранд Марнье» только по праздникам. Я так люблю Рождество, а ты?
   Почувствовав комок в горле, Джек кивнул.
   – Все в порядке?
   – О, ты же знаешь. Большое горе, СПИД, безработица, злые индийские соседи – все как обычно.
   Он допил бренди и подозвал официанта. Затем взглянул на Анну и увидел в ее взгляде ту же силу, которую он видел в выражении лица Флинн. Джек часто думал о девочке, удивляясь самому себе, потому что он не любил детей. Но что-то в этой девчонке – напряженный взгляд, понятливость, некоторая странность – напоминало ему собственное детство, то как он хранил свои секреты, даже не понимая, в чем они заключаются.
   Анна прикурила сигарету и посмотрела на него сквозь колечки дыма:
   – У тебя, наверное, полно работы сейчас, как и у всех остальных, но мне бы очень хотелось, чтобы ты приехал в Мэн на часть праздников. Мы с мужем раньше устраивали ежегодные рождественские вечеринки в нашем доме, и я решила возобновить эту традицию, хотя и в меньшем масштабе. Все будет вполне спокойно, но я заказала поставщикам из Бостона кое-какие продукты. Приедут Грета с дочкой. Марвин тоже будет.
   – Правда? – сказал Джек. – Ты меня приглашаешь?
   – Ты приедешь?
   – Я с удовольствием. – Он чуть не зарыдал от благодарности.
   – Здорово. Ты сможешь напиться хоть в стельку. Дом огромен, спальни для гостей готовы и ждут пьяных весельчаков.
   – Как у Великого Гэтсби. Анна рассмеялась.
   – Да, точно. В любом случае, завтра мы с Флинн уезжаем. Я объясню тебе, как добраться, и ты сможешь приехать в любое время и остаться на столько, на сколько у тебя получится. – Она сделала большой глоток и посмотрела ему в глаза. – Вот что я хотела сказать.
   Когда они распрощались, Джек смотрел вслед Анне, пока та не завернула за угол. Что-то в том, как она вертела головой из стороны в сторону, заставило его вспомнить тот вечер, когда они со Стюартом уезжали из ее дома. На заднем дворе Флинн лепила ангела из снега, а щенок лежал рядом.
   – Что ты знаешь о небесных телах?^[30] – спросила девочка у Джека. – Сколько из них ты знаешь?
   – Не слишком много, но больше, чем хотелось бы, – ответил он.
   Дома Джек собрал чемодан, затем второй. Прежде чем он понял это, он уже собрал все, что привез. Ни один нормальный человек не смог бы жить в этом доме. После праздников он подыщет новое место, а может быть, Анна приютит его на неделю или две. Этого времени достаточно, чтобы найти приличную квартиру, в которой из каждого угла смотрит на него его вина.
   Этой ночью он мирно спал первый раз за весь месяц. Анна такая добрая, даже мысль о ней согревала душу. Он никогда не уделял большого внимания доброте и до сих пор не чувствовал, как много счастья могут доставить такие важные мелочи. Внезапно жизнь показалась ему не такой уж безрадостной. С утра он позвонит Стюарту и пожелает всего самого наилучшего.

Часть вторая
ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

Глава X
Третья версия «Сюзанны»

   Анне казалось, что последние дни она только и делала, что кого-то утешала. Сначала Флинн с ее ночными кошмарами, затем Джека с пневмонией, а теперь Марвина. Они говорили по телефону уже третий раз за день. На первый взгляд могло показаться, что он звонил по делу: дом продавался уже шестнадцать месяцев, и риелтор советовал Анне снизить цену, но она не хотела этого делать. Почему это она должна продешевить? Ей некуда спешить. Марвин все еще жил там, приезжая в Мэн на выходные, – хотя в последний месяц или два его визиты стали намного реже. Она, Джек и Флинн мирно уживались вместе. Большую часть времени.
   – Флинн пошла гулять с собакой, – сказала Анна. – Ты хочешь, чтобы я позвала ее, или она перезвонит тебе позже?
   – Она уже не хочет меня навестить. И почти не узнает, когда я приезжаю. Разве я сделал что-то, что ее рассердило? Что не так?
   – Это не связано с тобой. Просто у нее такой возраст. Анна непроизвольно сжалась, услышав в собственных интонациях голос своей матери.
   – Просто ей двенадцать, и она немного странная. Все девочки проходят через это. Она формирует собственный характер, но еще не может связать его в одно целое.
   – Еще раз, пожалуйста.
   – Она меняется, вот и все. Это не значит, что она не хочет тебя видеть. Она кажется странной. Она одинока. Приезжай на выходные и сходи с ней в кино. Все будет в порядке. – Однако, по правде говоря, Анна немного беспокоилась. Сказать, что Флинн одинока, было преуменьшением. Девочка где-то пропадала целыми днями. Она сильно выросла за последний год и начала превращаться в девушку. Анна считала это обнадеживающим знаком – значит, неустойчивое поведение Флинн вызвано игрой гормонов, а не психическим расстройством. Анна уже забыла, что именно вытворяла Поппи в подростковом возрасте, но точно помнила – это было невыносимо.
   – Я предполагал, что девочки должны восхищаться своими отцами. У нее сейчас должен быть комплекс Офелии.
   – О, – сказала Анна, – я что-то не помню, что это может значить.
   – Это значит, что я не могу сделать что-то неправильно. Что я для нее полубог.
   Анна вздохнула.
   – Ладно, попытаюсь наверстать все в пятницу. – Он надолго замолчал. – Я получил известие от Поппи на прошлой неделе, – наконец сказал Марвин.
   – Да? Где она? Как она?
   – В Англии. Пытается поступить в какую-то школу дизайна. Она с кем-то встречается. – Судя по голосу, Марвин был оскорблен. – Возможно, мне придется поехать туда и убить его.
   – Да, но ты тоже с кем-то встречаешься. Начал встречаться практически сразу же.
   – Это другое. Поппи – это моя семья, а Кристин – моя подруга вдали от дома.
   – Что-то мне подсказывает, что Кристин этого не знает. В любом случае, я должна идти. Я попрошу Флинн позвонить тебе.
   Анна повесила трубку и вошла в комнату, где Джек уже четыре часа подряд слушал все версии «Сюзанны» Леонарда Коэна. В некоторые дни он был здравым и рассудительным, в другие – не очень. Он обсуждал с Анной, с Флинн и по телефону со Стюартом, какая из версий песни самая лучшая. Анна не знала, что делать с ним: его эмоции перехлестывали через край, что отчасти было результатом лечения. Врач намешал ему коктейль из азидо-тимидина, когда основные способы, казалось, исчерпали себя. В течение нескольких недель Джек был очень слаб. Анна боялась, что он умрет. Но теперь уровень лейкоцитов в крови медленно, но постоянно рос. Через три недели будет его сороковой день рождения. Если его самочувствие останется стабильным, Анна устроит вечеринку, размеры и стиль которой будут определены позже.
   Звучала все та же мелодия в интерпретации Джоан Баэз.
   – Анна! – позвал Джеке настойчивостью паралитика.
   – Что? – Она повернулась. – Что случилось?
   – Ничего. Я просто хотел, чтобы ты услышала, как исполнение Баэз отличается в ключевых местах.
   Он остановил проигрыватель, а затем опять включил его.
   – В оригинале Коэн написал: «И она прикасалась к твоему совершенному телу в своих мыслях». А теперь послушай Баэз.
   Анна остановилась, держа в руках пыльный коврик.
   – Ты слышала, как она изменила песню? Баэз заменила «совершенное тело» и «мысли» на «своей добротой».
   Не кажется ли Анне, что это снизило смысл песни? Нет, ей не кажется, сказала она, протирая мокрой тряпкой стол и плетеные кресла. Диванные подушки давно нуждались в стирке.
   – А какая лучше? – спросил Джек.
   – Какая тебе нравится больше?
   Окна тоже очень грязные. Собака Флинн все время возит носом по стеклу.
   – Меня интересует другое. Версия Баэз лучше, чем версия Коэна и Джуди Коллинз? Доброта лучше, чем совершенство и красота?
   – Да, – сказала Анна, – она всегда предпочтительнее. Совершенство может быть достигнуто только через добро. Недобрая красота ведет только к успеху.
   Она произнесла это не задумываясь, но Джек начал всхлипывать:
   – О, Анна, ты упрекаешь меня.
   – Джек, – она выключила проигрыватель, – давай поставим что-то другое. Как насчет чего-нибудь классического? Здесь слишком трагичная атмосфера.
   Он шмыгнул носом, соглашаясь, и сказал, что еще раз послушает Джуди Коллинз, а потом найдет что-нибудь другое.
   Анна подоткнула шерстяное одеяло ему под ноги, поцеловала в лоб и подошла к зазвонившему телефону. Это была Виолетта, вдова, чей дом стоял дальше по дороге. За последний год она стала еще более эксцентричной, чем была когда-то. Она жила здесь с рождения. Когда-то Хью и Анна ходили в гости в Виолетте и ее мужу Флойду на рождественские вечеринки. Когда Анна встретила Виолетту в бакалейном магазине на прошлой неделе, ей показалось, что на той надеты сразу три пары брюк.
   – Анна?
   – Привет, Виолетта, как ты?
   – Ты давно была в аптеке?
   С Виолеттой нельзя было просто перекинуться парой слов. Ее заботы всегда были слишком сиюминутными, но очень значительными.
   – Я спрашиваю, потому что я на прошлой неделе зашла за своими таблетками, а там на витрине были выставлены презервативы. Они лежали по соседству с «Миндальным наслаждением». – Анна еле сдерживала смех. – Думаю, тебе надо это знать, у тебя же растет девочка.
   Стоя у телефона, Анна слушала пересуды Виолетты о мелких и крупных проступках соседей, благодарная за то, что эта болтовня дает ей хоть маленькую передышку. Она не особенно вслушивалась в слова – все ее внимание было приковано к Джеку. Теперь он запел сам, запел так, что Анна застыла, задержав дыхание. В проигрывателе снова стоял диск Джоан Баэз, и что-то во вкрадчивом контральто певицы, в медленной и ритмичной мелодии заставило баритон Джека засиять. Акустика в комнате была великолепная благодаря Хью, который нанял самого лучшего архитектора, чтобы Анна могла играть на виолончели. Стереофония тоже была отличная. Система «Бэнг энд Олафсен» была, по мнению Анны, слуховым эквивалентом пуантилизма: каждая нота проникала внутрь, звучала в гармонии с остальными, но индивидуально, как часть общей музыкальной церемонии. Голос Джека так соответствовал голосу Баэз, как будто они пели дуэтом в едином пространстве.
   – Анна? – сказала Виолетта.
   – Да, я тебя слушаю.
   – Он что, не знает, что леденцы и профилактика – вещи совершенно разные? Я написала письмо редактору, которое хочу прочитать тебе. Оно называется «Поиски мистера Добрые намерения среди данайцев».
   Анна засмеялась:
   – Умно.
   Она взяла аэрозоль и начала чистить стеклянные дверные ручки, которые лежали в большой миске на столе в коридоре. Ее свекровь сняла их с дверей в начале семидесятых годов, когда они вышли из моды. Анна была уверена, что типичная жительница Новой Англии, которая трижды использовала оберточную бумагу, никогда не выбросила бы дверные ручки. Она искала их в течение двадцати пяти лет и наконец нашла в чулане под лестницей в холле.
   Джек вел свою партию энергично и с удовольствием. Анне никогда не нравилась эта сентиментальная песня, но тембр Джека и его интонации были восхитительны. Она слушала. Что-то об одиночестве Иисуса, о том, как он наблюдал за моряками из деревянной башни. Звучало действительно здорово. Прошло уже двадцать лет с тех пор, как Хью построил эту комнату для нее. Кто бы мог представить, что все так окончится? Что она полностью отдалится от дочери, которую никогда не хотела? Что будет жить в одном доме с геем, которого необъяснимо любит, и внучкой, которую любит с такой силой, что иногда эта любовь граничит с болью? «Душа сама выбирает себе компанию». Кто это сказал? Дикенсон? Или кто-то еще из этих поэтесс-затворниц? Самым странным было то, что Анна, впервые за эти годы, чувствовала себя по-настоящему счастливой. Когда она оставила преподавание, то думала, что будет невыносимо скучать без своей работы. Но она ничуть не скучала. В ее днях чувствовались ритм и сила, она постоянно была занята: вела хозяйство, была в курсе событий в жизни Флинн и здоровья Джека. Денег было много – Хью оставил ее богатой, да и вклад Джека был значительным, но, несмотря на это, Анна четыре часа в день помогала местному врачу. Это позволяло ей побыть какое-то время вдали от домашних забот, но не слишком долго, чтобы беспокоиться о том, что могло произойти в ее отсутствие.
   Перемены сказались и на Флинн. Хотя здесь девочка казалась более здоровой, чем в Бостоне, Флинн все еще было трудно заводить друзей, и она отказывалась принимать участие во внеклассных занятиях. Анна считала, что со временем это изменится. Каждый день Флинн часами гуляла с огромной собакой – когда ветеринар ее взвесил, оказалось, она весит сто семьдесят восемь фунтов, – пес ни на минуту не отходил от своей хозяйки. Так же как и у Джека, у Флинн были как хорошие, так и плохие дни. В первые она усердно училась и с удовольствием ходила по магазинам. Когда же наступали другие, она с прежним жаром утверждала, что разговаривала с мертвыми. Вчера Флинн отказалась идти в школу на том основании, что ей не нужны земные знания и что небесных знаний ей вполне достаточно.
   – Неужели? – сказала Анна. – У тебя есть десять минут, чтобы взять свои небесные знания в школьный автобус, юная мисс.
   Этим утром Флинн вела в своей комнате одностороннюю беседу с духом свекрови Анны, а Джек раз за разом прокручивал одну и ту же песню о сумасшедшей и Иисусе – так начался выходной. А сама Анна сейчас разговаривала с болтливой, одетой в три пары брюк вдовой. Она поблагодарила Виолетту за звонок и повесила трубку.
   Она вернулась в комнату, выключила стерео и взяла все три диска:
   – Джек, извини, мой дорогой. Я люблю тебя, но если послушаю эту песню еще хоть минуту, я применю силу.
   – По крайней мере честно.
   И он откинулся в кресле-качалке, запрокинув голову, и посмотрел на позднее ноябрьское солнце.
   – Что еще включить? – Анна пробежала глазами по куче дисков – пятнадцать или шестнадцать названий, ни одно не вызывало интереса.
   – Ничего. Я наслаждаюсь тишиной, – буркнул Джек, раздраженный, будто не он выбирал музыку в первый раз.