Страница:
– Это просто отлично!
– Я тоже так думаю. Хотя и притворяюсь, что шокирован.
– А как поживают Кевин и Джеймс? Кэрол все же решила устроиться на работу в Мэриленде?
Отец долго перечислял, чем занимаются его братья и сестры и их дети. Стюарт представлял своего состарившегося отца перед телевизором, где шел футбольный матч, его дальнозоркие глаза, мигающие под очками, артритные руки. Все что нужно было отцу, – это здоровье, небольшие путешествия, навещающие его дети и внуки. Стюарт почувствовал, как комок застрял в горле, – как же он отдалился от этого простого мира. Он одновременно и жалел, и презирал родителей за то, что считал малодушием и ограниченной жизнью, – работа, церковь, семья. Никаких увлечений, никаких интересов.
– У тебя все в порядке, сынок?
– Думаю, да. Я надеюсь.
– Мы с мамой любим тебя и скучаем. Ты же знаешь, мы будем очень рады видеть вас с Джеком в любое время.
У Стюарта пересохло во рту.
– Я скоро приеду. Передай маме, что я ее люблю, – и, попрощавшись, он повесил трубку. Отец был добрым человеком, хорошим и щедрым; как долго он преуменьшал ценность этого!
В памяти отчетливо сохранился один осенний день, который он провел с четырьмя или пятью друзьями на заднем дворе. Это были мальчишки из его класса, двое из них считались самыми популярными в школе. Стюарт привлек их внимание своим неприличным поступком – на уроке рисования он изобразил их учительницу, мисс Мак-Карти, обнаженной, держащей китайские палочки для еды. Подпись под рисунком гласила: «Две палочки лучше, чем одна!» Поход в кабинет директора, дополнительные занятия и звонок родителям – все это стоило внимания этих популярных мальчишек. И сейчас они были у него за домом и играли в мяч, пока отец жарил на гриле хот-доги. Стюарт немного стыдился его, хотя и гораздо меньше, чем другие мальчишки. В университете он играл в футбол и все еще был в хорошей форме, хотя то, как он вел себя в тот день, сказало бы любому, что Стюарт редко приглашает кого-либо в гости. Отец усмехался так же нелепо, как когда он смотрел студенческую постановку «Пигмалиона» с участием дочерей.
В этот день Стюарт впервые узнал, что чем-то отличается от других. Когда Тим Эберхарт перехватил пас, Стюарт побежал, чтобы блокировать его захватом. Даже в девять лет он подмечал в мальчишеском теле такие детали! Шелковистые волосы на ногах. Мускусный мальчишеский пот на волосах и под мышками. Его ноги переплелись с ногами Тима, он ощутил маленький член рядом со своим. Стюарт чувствовал себя так хорошо, мальчишка лежал под ним, вокруг витал запах опавших листьев, а сквозь навес кленов проходил янтарный свет, он совсем не хотел шевелиться, хотел зарыться лицом в углубление мальчишеской шеи.
– Слезь с меня, Карпентер, – только и сказал Тим, но у парня было такое удивленное выражение лица, словно Стюарт поцеловал его. Много времени спустя Стюарт подумал, что, возможно, мальчик почувствовал упершийся ему в ногу член. К счастью, Тим никогда об этом не рассказывал, может быть, как и Стюарт, он был слишком мал, чтобы понять, что все это значило.
К концу дня он почувствовал себя несчастным. Принял прохладную ванну, застелил постель и открыл окна. Снаружи витал запах осени. Филины и сверчки заставили его чувствовать себя немного менее одиноким. Его братья в эти выходные уехали в скаутский поход, и поэтому комната была в его распоряжении.
Стюарт расчесал волосы, а затем полистал комиксы про Супермена. Ему казалось, что он что-то потерял или его обманули, как в тот раз, когда дедушка пообещал взять его с собой на рыбалку, а затем все отменил в самую последнюю минуту. Стюарт готовился и мечтал об этой поездке целых три недели.
Он засунул руки в пижаму, обхватывая руками мошонку. Это было то место, где магнит внутри него притягивается к магниту внутри женского тела. Когда целуешь девочку, именно эта часть тела прилипает к ней, до тех пор, пока внутри нее не вырастает ребенок. Здесь вырабатывается специальная жидкость, она выходит из члена и попадает внутрь девушки. Но, должно быть, его магниты каким-то образом изменились и превратились в такие, как у девочек, в форме подковы. Ничего не происходило, когда они с друзьями подсматривали за девчонками. Член не становился более твердым; в бассейне ему не хотелось трогать себя за него через плавки, как это делали его друзья, если видели одноклассниц. Проблема была в этом: его магнит был обращен не в ту сторону и притягивался не к девочкам, а к мальчикам.
Отец постучал в дверь и подождал, пока Стюарт предложит ему войти, – он всегда был правильным, не врывался и не подсматривал.
– Это я, сынок.
– Входи.
Уже переодетый в пижаму и тапочки, он вошел, сел на край кровати и улыбнулся, когда увидел на ночном столике лампу, изображавшую Шалтая-Болтая:
– Нам нужно сменить обстановку в комнате. Ты уже вырос из детских светильников и одеял с мультяшными кроликами.
Стюарт пожал плечами.
– Я просто хотел поздравить тебя с таким замечательным днем. Мне понравились твои друзья, да и ты сиял от счастья.
Стюарт отвернулся, ему стало стыдно, хотя он и не мог сказать почему. Однажды, на встрече семьи, Стюарт стащил у двоюродной сестренки коллекцию пятидесятицентовых монет. Тетя Стюарта позвонила на следующий день, и он слышал, как отец сказал: «Мои сыновья не воруют. Я пройду сквозь огонь, но настою на этом». Сейчас он чувствовал себя, как будто он соврал отцу.
– Что случилось? – спросил отец.
– Я не знаю. – Мальчик не мог больше держаться и заплакал, его дыхание было неровным. – Со мной что-то не так.
– С тобой все в порядке. – Отец решительным движением посадил Стюарта на колени, как будто он был еше совсем маленьким. И эта поддержка словно стерла все волнения. Больше отец не сказал ничего, но, должно быть, он знал, почувствовал случайную неловкость, которая возникла между его сыном и мальчишками. Папа позволил ему выплакаться и вскоре пожелал спокойной ночи.
На следующее утро, когда они вместе поехали в. скобяной магазин, отец прервал напряженное молчание:
– Этим утром я думал о прошлогоднем параде в честь Дня независимости. – Стюарт искоса посмотрел на него. – Я помог тебе отыскать место, чтобы все было видно, помнишь? Человек в шляпе и те высокие парни?
Стюарт кивнул.
– Мир огромен. И ты должен найти место, откуда открывается прекрасный вид. Нужно двигаться туда, откуда тебе все будет видно, где будет удобнее всего. Ты понимаешь? Это место обязательно появится. Просто может пройти много времени, прежде чем ты найдешь его.
Стюарт заварил себе чай, затем пошел принять прохладный душ. Он проскользнул в свою постель со свежим постельным бельем. Звуки снаружи убаюкивали – голоса тинейджеров, бормотание радио. Обычно этот шум раздражал его, но сегодня казался трогательным. Подростки еще не знают, что мир преподнесет им, какое множество дорог будет для них закрыто.
Глава V
– Я тоже так думаю. Хотя и притворяюсь, что шокирован.
– А как поживают Кевин и Джеймс? Кэрол все же решила устроиться на работу в Мэриленде?
Отец долго перечислял, чем занимаются его братья и сестры и их дети. Стюарт представлял своего состарившегося отца перед телевизором, где шел футбольный матч, его дальнозоркие глаза, мигающие под очками, артритные руки. Все что нужно было отцу, – это здоровье, небольшие путешествия, навещающие его дети и внуки. Стюарт почувствовал, как комок застрял в горле, – как же он отдалился от этого простого мира. Он одновременно и жалел, и презирал родителей за то, что считал малодушием и ограниченной жизнью, – работа, церковь, семья. Никаких увлечений, никаких интересов.
– У тебя все в порядке, сынок?
– Думаю, да. Я надеюсь.
– Мы с мамой любим тебя и скучаем. Ты же знаешь, мы будем очень рады видеть вас с Джеком в любое время.
У Стюарта пересохло во рту.
– Я скоро приеду. Передай маме, что я ее люблю, – и, попрощавшись, он повесил трубку. Отец был добрым человеком, хорошим и щедрым; как долго он преуменьшал ценность этого!
В памяти отчетливо сохранился один осенний день, который он провел с четырьмя или пятью друзьями на заднем дворе. Это были мальчишки из его класса, двое из них считались самыми популярными в школе. Стюарт привлек их внимание своим неприличным поступком – на уроке рисования он изобразил их учительницу, мисс Мак-Карти, обнаженной, держащей китайские палочки для еды. Подпись под рисунком гласила: «Две палочки лучше, чем одна!» Поход в кабинет директора, дополнительные занятия и звонок родителям – все это стоило внимания этих популярных мальчишек. И сейчас они были у него за домом и играли в мяч, пока отец жарил на гриле хот-доги. Стюарт немного стыдился его, хотя и гораздо меньше, чем другие мальчишки. В университете он играл в футбол и все еще был в хорошей форме, хотя то, как он вел себя в тот день, сказало бы любому, что Стюарт редко приглашает кого-либо в гости. Отец усмехался так же нелепо, как когда он смотрел студенческую постановку «Пигмалиона» с участием дочерей.
В этот день Стюарт впервые узнал, что чем-то отличается от других. Когда Тим Эберхарт перехватил пас, Стюарт побежал, чтобы блокировать его захватом. Даже в девять лет он подмечал в мальчишеском теле такие детали! Шелковистые волосы на ногах. Мускусный мальчишеский пот на волосах и под мышками. Его ноги переплелись с ногами Тима, он ощутил маленький член рядом со своим. Стюарт чувствовал себя так хорошо, мальчишка лежал под ним, вокруг витал запах опавших листьев, а сквозь навес кленов проходил янтарный свет, он совсем не хотел шевелиться, хотел зарыться лицом в углубление мальчишеской шеи.
– Слезь с меня, Карпентер, – только и сказал Тим, но у парня было такое удивленное выражение лица, словно Стюарт поцеловал его. Много времени спустя Стюарт подумал, что, возможно, мальчик почувствовал упершийся ему в ногу член. К счастью, Тим никогда об этом не рассказывал, может быть, как и Стюарт, он был слишком мал, чтобы понять, что все это значило.
К концу дня он почувствовал себя несчастным. Принял прохладную ванну, застелил постель и открыл окна. Снаружи витал запах осени. Филины и сверчки заставили его чувствовать себя немного менее одиноким. Его братья в эти выходные уехали в скаутский поход, и поэтому комната была в его распоряжении.
Стюарт расчесал волосы, а затем полистал комиксы про Супермена. Ему казалось, что он что-то потерял или его обманули, как в тот раз, когда дедушка пообещал взять его с собой на рыбалку, а затем все отменил в самую последнюю минуту. Стюарт готовился и мечтал об этой поездке целых три недели.
Он засунул руки в пижаму, обхватывая руками мошонку. Это было то место, где магнит внутри него притягивается к магниту внутри женского тела. Когда целуешь девочку, именно эта часть тела прилипает к ней, до тех пор, пока внутри нее не вырастает ребенок. Здесь вырабатывается специальная жидкость, она выходит из члена и попадает внутрь девушки. Но, должно быть, его магниты каким-то образом изменились и превратились в такие, как у девочек, в форме подковы. Ничего не происходило, когда они с друзьями подсматривали за девчонками. Член не становился более твердым; в бассейне ему не хотелось трогать себя за него через плавки, как это делали его друзья, если видели одноклассниц. Проблема была в этом: его магнит был обращен не в ту сторону и притягивался не к девочкам, а к мальчикам.
Отец постучал в дверь и подождал, пока Стюарт предложит ему войти, – он всегда был правильным, не врывался и не подсматривал.
– Это я, сынок.
– Входи.
Уже переодетый в пижаму и тапочки, он вошел, сел на край кровати и улыбнулся, когда увидел на ночном столике лампу, изображавшую Шалтая-Болтая:
– Нам нужно сменить обстановку в комнате. Ты уже вырос из детских светильников и одеял с мультяшными кроликами.
Стюарт пожал плечами.
– Я просто хотел поздравить тебя с таким замечательным днем. Мне понравились твои друзья, да и ты сиял от счастья.
Стюарт отвернулся, ему стало стыдно, хотя он и не мог сказать почему. Однажды, на встрече семьи, Стюарт стащил у двоюродной сестренки коллекцию пятидесятицентовых монет. Тетя Стюарта позвонила на следующий день, и он слышал, как отец сказал: «Мои сыновья не воруют. Я пройду сквозь огонь, но настою на этом». Сейчас он чувствовал себя, как будто он соврал отцу.
– Что случилось? – спросил отец.
– Я не знаю. – Мальчик не мог больше держаться и заплакал, его дыхание было неровным. – Со мной что-то не так.
– С тобой все в порядке. – Отец решительным движением посадил Стюарта на колени, как будто он был еше совсем маленьким. И эта поддержка словно стерла все волнения. Больше отец не сказал ничего, но, должно быть, он знал, почувствовал случайную неловкость, которая возникла между его сыном и мальчишками. Папа позволил ему выплакаться и вскоре пожелал спокойной ночи.
На следующее утро, когда они вместе поехали в. скобяной магазин, отец прервал напряженное молчание:
– Этим утром я думал о прошлогоднем параде в честь Дня независимости. – Стюарт искоса посмотрел на него. – Я помог тебе отыскать место, чтобы все было видно, помнишь? Человек в шляпе и те высокие парни?
Стюарт кивнул.
– Мир огромен. И ты должен найти место, откуда открывается прекрасный вид. Нужно двигаться туда, откуда тебе все будет видно, где будет удобнее всего. Ты понимаешь? Это место обязательно появится. Просто может пройти много времени, прежде чем ты найдешь его.
Стюарт заварил себе чай, затем пошел принять прохладный душ. Он проскользнул в свою постель со свежим постельным бельем. Звуки снаружи убаюкивали – голоса тинейджеров, бормотание радио. Обычно этот шум раздражал его, но сегодня казался трогательным. Подростки еще не знают, что мир преподнесет им, какое множество дорог будет для них закрыто.
Глава V
В поисках львов
Анна собиралась выйти из дому, когда зазвонил телефон. Щелкнул автоответчик, и она услышала голос Марвина, плавный баритон, который даже через столько лет заставил ее вздрогнуть. Анна не испытывала сложных эмоций, когда дело касалось ее зятя: все сводилось к ярости, глубокому возмущению, неизбежному, словно осадок в пробирке после какого-нибудь школьного опыта.
Она накинула футболку, украшенную надписью «Группа хорошего настроения», и захлопнула парадную дверь. Было еще рано, но Майк и Грета уже работали в саду.
– Группа хорошего настроения совершает выборочную проверку домов! – прокричала Анна, показывая воображаемый полицейский значок.
– Наше настроение на полпути от «хорошо» к «отлично», – ответила Грета и улыбнулась. – Ты будешь вечером дома?
– О да, черт возьми, да. Сегодня вечером приезжает моя дочь. Только что звонила.
– Наконец-то!
Анна небрежно кивнула, как будто речь шла о чем-то незначительном, хотя ее сердце уже колотилось от ожидания:
– Но ты заходи. Я не видела тебя уже несколько дней. Поппи еще никогда, включая самый первый день жизни, не появлялась вовремя. Думаю, они будут не раньше полуночи.
Грета скользнула глазами по одежде Анны, пытаясь понять, зачем той термобелье под футболкой.
– Мы играем в хоккей. Я имею в виду, они играют, – объяснила Анна, – так что мне придется выходить на лед.
Майк хихикнул. Когда Анна в последний раз видела такое? Сегодня муж и жена казались необычайно радостными. Даже в лучшие времена у Майка было угрюмое, печальное выражение лица.
– Эй, Анна, я хочу фотографию, где ты в маске вратаря. Заплачу любую сумму, лишь бы заполучить ее. – Он рассмеялся, срезая ряд маргариток и дельфиниумов и складывая их в необъятную кучу.
– О боже! – восхитилась Анна. – Четвертого июля у тебя хватит цветов на целый флот праздничных платформ.
Он опять рассмеялся – может, у Анны галлюцинации? Неужели этот высокий, скрытный, мрачный мужчина на самом деле смеялся? Она посмотрела на Грету, но выражение лица подруги ничего не объясняло.
– В любом случае, поддерживайте хорошее расположение духа. Я буду на катке, а если кому-нибудь понадоблюсь, говорите, что я заболела и умерла.
Анна села в машину и поехала на площадку. После неудачи с Эми Анна пришла к убеждению, что ни один из ее нынешних студентов не справится с группой, что бы там ни говорил Ник. А тут еще администрация «Бостон дженерал» решила, что даже субботние встречи группы находятся в ведении больницы, и издала весьма строгую инструкцию по набору персонала. Вести группу должен был психиатр, ординатор-психиатр или психолог. Социальный работник с соответствующей лицензией приемлем только «совместно с руководителем, имеющим медицинское образование».
– Теперь это точно не мое дело, – сказала Анна, когда Ник позвонил ей три недели назад и рассказал о новых правилах, – Так что, думаю, плакали мои новые микроскопы.
– Ну, видишь ли… – начал Ник. И его монолог закончился не только гарантией нового лабораторного оборудования, но и обещанием помочь с грантом.
Ник надеялся, что Анна согласится присутствовать на этих встречах в качестве руководителя, пока он не подыщет кого-нибудь. Он уже нашел молодого социального работника, который желал – «просто дрожал от нетерпения» – набраться опыта в этой сфере. По существующим правилам, работа Анны в области исследований крови и ее преподавательская деятельность давала ей медицинский статус, подтвержденный соответствующими инстанциями.
– В больнице сказали, что ты подойдешь, пока я не найду ординатора или интерна, – сказал Ник. – Да и мне придется изменить название, раз уж группа приобретает официальный статус. Ты и Кристин, социальный работник, будете вести «Службу хорошего настроения».
– Очаровательно, – согласилась Анна. – Хотя, по мне, лучше бы мы назывались «Кружком хорошего настроения», мне нравится привкус тайного заговора в этом названии.
Ник даже не развеселился:
– Ну пожалуйста, Анна… Новое оборудование и редкие образцы уже на полпути к тебе.
– Насколько редкие?
– Это сюрприз. Но не удивляйся, если обнаружишь, что ты обладательница образцов хантавируса и энцефалита Нипа.
– Великолепно! Может, ты еще найдешь гистологические образцы человека-слона? А еще мне бы хотелось слайды бешенства, обе стадии – апатии и ярости.
– Ну, Анна…
– О боже. Все нормально, – сказала она, и именно так – нормально – она чувствовала себя сейчас, спустя неделю, отправляясь на очередной выезд с неудержимой Кристин.
Анна восхищалась энергией Кристин и ее умением сохранять приподнятое настроение, хотя и считала, что та слишком много времени тратила, планируя всевозможные развлечения. Под руководством Анны группа дважды в неделю встречалась в больнице. С позволения Ника (точнее, с его восторженного одобрения) Кристин организовала две поездки на пикник, костюмированные танцы (половина мужчин переоделась в женщин) и участие в параде в честь Дня независимости, где только Анна и Кристин были без костюмов, когда ехали на платформе почти с сотней Мерилин Монро.
Сегодня должен был состояться хоккейный матч между мужчинами из команды Анны и Кристин и пациентами дома престарелых, многие из которых страдали от болезни Альцгеймера. «Голубые» против «Склеротиков», как определил кто-то из группы.
Когда Анна добралась до катка, игра была в разгаре. На льду она насчитала шесть стариков и четверых мужчин из команды «Настроения»; еще с десяток веселились на местах для зрителей. Анна наблюдала, как Кристин на коньках пыталась поговорить с группой пожилых мужчин на другом конце поля. Они раскачивались, катались туда и обратно, как горстка рассыпавшихся монет. Кто-то ел хот-доги. Вратарь читал газету и каждый раз, когда шайба попадала в ворота, поднимал глаза и говорил:
– Забили.
Два старичка, действительно пытавшихся играть в хоккей, выглядели так агрессивно, что перспектива пары переломов в конце дня выглядела вполне реально.
Анна вышла на лед прямо в уличных туфлях:
– Как дела?
– Не кажется ли тебе естественным, что в группе, состоящей из одних мужчин, хоть кто-то должен быть знаком с правилами? Я не в состоянии их научить. Ни разу в жизни не была на хоккейном матче.
– Не думаю, что это имеет значение. Нужно только убедиться, что никто не поранится, – сказала Анна.
Один из «Склеротиков» надвинулся на «Голубого», который ковылял на носках коньков, пользуясь клюшкой, чтобы сохранить равновесие.
– Эй, там! Ты, мужик, охолонись! – «Голубой» наклонился, подобрал шайбу и спрятал ее в куртке. – Не будь таким противным, мужчина. – Он доковылял до ворот противника, кинул в них шайбу и изобразил маленький победный танец. – В десятку! – крикнул он, и болельщики бурно подхватили его крик.
Вратарь оторвался от газеты:
– Забил. Восстановлено поголовье коров в Монтане.
– Ну ладно, – сказала Анна. – Может, нам следует в будущем придерживаться пикников.
Кто-то за ее спиной сказал:
– Все дело в том, что геи не играют в хоккей, а дряхлые гетеросексуалы могут завладеть шайбой, только не помнят зачем.
Анна повернулась. Рядом с ней стоял приземистый блондин с голосом Трумэна Капоте, одетый в смокинг. Анне показалось, что у него были накрашены глаза и губы.
– Я Гэри, – представился он, – бывший партнер Крейга, который входит в группу. Я координирую шоу в перерыве.
– Шоу в перерыве? – спросила Анна. Вмешалась Кристин:
– Я предложила им организовать шоу на льду.
– Милая, это будет гей-шоу, – сказал Гэри.
Час спустя Гэри как ведущий объявил начало представления. На лед вышли десять мужчин. Хотя костюмы у всех были тщательно продуманы, никто не надел коньков. Пять Пегги Флеминг, Катарина Витт, две Дороти Хамилс, одна Ненси Керриган и одинокая Тоня Хардинг скользили по катку в уличной обуви в сопровождении звуков Кармина Бурана.
Анна села рядом с Кристин, почувствовав, что первый раз за день может расслабиться. Было что-то трогательное в отношении этих мужчин друг к другу. Даже те, кто воевал на собраниях, были сейчас искренне восхищены своими партнерами и друзьями – возмущения и упреки были забыты. На скамейке Анна заметила мужчину, устроившего скандал из-за голубых носков на первом собрании. Он улыбался танцору, изображающему Тоню Хардинг, а тот поднимал глаза каждый раз, как только слышал, что его партнер рассмеялся.
Когда шоу закончилось, «Тоня Хардинг» поднялся к зрительским местам. Парочка выглядела так мирно и удовлетворенно, что Анна просто не могла отвести от них глаз. Любовь – это река, полная подводных скал. Важно знать, как избежать крушения. Анна почувствовала тоску по мужу, по его нежной надежности и дружескому общению.
К концу шоу мужчины из обеих команд выдохлись. Несколько более выносливых игроков собрались пойти есть пиццу и пить пиво и позвали с собой Анну и Кристин.
– Я не могу, – сказала Кристин. – Мне нужно загрузить другую команду в фургон и довезти их до дома. Иначе я бы пошла. Может, миссис Бринкман присоединится к вам.
– Нет, я тоже не могу. Хотя вот что. – Анна повернулась к Кристин: – Если ты хочешь пойти, я отвезу стариков домой. Можешь взять мою машину, а потом поменяемся.
– Это так мило с твоей стороны, Анна.
– Да ладно, ты заслужила это.
Анна помогла мужчинам забраться в фургон. Дом престарелых, «Золотые годы», находился в десяти милях от катка. Большинство стариков всю дорогу спали.
– Может, ты включишь отопление? – сказал один из мужчин. – А то я замерз.
– Конечно. – Анна включила отопление на максимум. Но печка оказалась сломанной: сначала дул теплый воздух, потом раздался громкий стук и потянуло холодом.
– Войдите, – сказал один из мужчин.
Анна посмотрела в зеркало и увидела, что это был вратарь.
– Это печка стучит, – сказала она.
– Да, – кивнул он, – войдите.
Мужчина задремал, но тут же проснулся от очередного стука:
– Входите, я сказал. Я сказал, входите, зверюги. Входите и ложитесь рядом со мной. Здесь нет львов.
Дома Анна села на кровать и осторожно потрогала правый висок, где распухала большая шишка размером с яйцо. На катке она ударилась головой о край барьера, и сейчас у нее просто убийственно болела голова – ни лед, ни аспирин не помогали. Она посмотрела на часы – шесть вечера, а от дочери никакой весточки, которая могла бы внести ясность. Конечно, Анна и не ждала, что Поппи приедет до девяти или десяти часов, но на всякий случай оставила на двери записку с подробными инструкциями, как найти запасной ключ. Внезапно Анну охватило чувство голода. Она сегодня еще совсем ничего не ела. На протяжении нескольких недель у нее не было аппетита, и она ела, потому что пришло время принять пищу, а не потому, что проголодалась.
Она встала на весы и очень удивилась, увидев, что весит всего сорок девять с половиной килограммов, на семь кило меньше, чем обычно. И все-таки она была в нормальной форме для своего роста. Ей нравилось быть легкой и худощавой. Она была абсолютно здорова: образцы ее крови регулярно изучали студенты, обучавшиеся взятию крови из вены. Последние занятия были всего две недели назад, и тогда ее лейкоциты были превосходны, а красные кровяные тельца выглядели круглыми и спелыми, как июльский помидор.
Анна покрутилась перед зеркалом, с подозрением глядя на свое отражение. Она была стройной, как молодая девушка, словно зеркало возродило черты ее прежнего, девичьего тела. Еще до замужества Анна очень боялась, что роды изменят ее тело, что кожа растянется. Ей вспомнились долгие месяцы беременности, когда ее грудь напоминала дыни, а полосы на животе и бедрах были похожи на демаркационные линии, которые наложили на ее плоть муж и дочь. Как приятно было снова ощутить кожу гладкой и упругой.
Она легла, собираясь немного вздремнуть, но крепко проспала два часа.
Когда Анна проснулась, боль в виске горячо пульсировала. Ей приснился сон, в котором шишка превратилась в кокон для маленьких паучков.
Затем Анна услышала, как кто-то ходит по дому. Сердце сильно билось, когда она всунула в ботинки опухшие ноги. Конечно, Поппи разбудила бы ее сразу, как приехала.
Анна вышла в гостиную и увидела Грету.
– Привет, – сказала Грета. – Я пришла, чтобы тебя разбудить. Я уже забегала пару часов назад, но ты была мертва для всего мира.
– Даже не верится, что я так долго спала!
– Может, тебе просто нужно было выспаться.
– Ни телефонного звонка, ни весточки от моей своенравной дочки. – Анна подняла газету. В разделе «События» была уже напечатана сезонная программа выступлений оркестра. Анна в эти дни ни разу не репетировала, а первый концерт должен был состояться менее чем через месяц. Хорошо сыграть Рахманинова у нее точно не получится. Она отложила газету и посмотрела на Грету: – Что новенького, подруга?
– Ничего особенного. Только что вернулась с репетиции с детьми.
– Как все прошло?
– Хорошо, – сказала Грета и отвернулась. Анна подняла брови:
– И?
– И что?
– Когда последний раз ты отвечала так односложно? Обычно я слышала просто страницы текста в ответ.
– Ну ладно. – Грета опустила глаза и покраснела. Потом положила ноги на край кресла Анны, допивая открытую бутылку воды.
Анна достала сигарету и налила бокал вина:
– Хочешь отравиться?
– Нет, спасибо, – отказалась Грета.
– Что такое? – опешила Анна. Грета рассмеялась и пожала плечами. Анна не сводила глаз с подруги.
– Что случилось? Что изменилось? – А затем поняла: – Ты беременна.
Грета широко открыла глаза:
– Откуда ты знаешь?
– Так ты беременна?
– Я не знаю. Может быть. У меня небольшая задержка.
– Да, ты беременна, – сказала Анна, потому что это было заметно.
За свою жизнь она видела так много беременных женщин, что практически сразу же могла определить это по одной только походке: даже на очень маленьком сроке женское тело, казалось, каким-то образом концентрировалось в середине. Женщины, ждущие ребенка, никогда не убирали руки далеко от живота и словно подбирали голову, подбородок, плечи внутрь. В кабинете, полном пришедших на обследование, Анна с легкостью могла определить будущих мамаш уже по тому, как те располагались; беременные женщины всегда сидели немного вдалеке от группы. Это была чистейшая биология, просто инстинкт: самка, ждущая потомства, оставляла для себя больше пространства, чтобы предотвратить любое неожиданное нападение.
– Ты делала тест на беременность?
– Еще нет, – сказала Грета. – Я боюсь. Боюсь узнать, что беременна. Мне не хочется спугнуть, что ли, и загадывать и радоваться так рано. Что-нибудь может пойти не так, ты же знаешь. И потом, у меня уже однажды случился выкидыш. Да и со сперматозоидами Майка тоже были проблемы.
– Да? – сказала Анна. Грета кивнула:
– Мы выяснили это на прошлой неделе. Подвижность? Это правильное слово?
– Да. Но вообще-то для этого достаточно и одного, который сумеет дойти до цели. – Анна улыбнулась. – Я на самом деле очень за тебя рада, дорогая.
– Не говори так. Не сейчас. Ты можешь меня сглазить. Но все равно спасибо.
Грета ушла, и Анна устроилась в кресле у окна с книгой в руках. Она уже собиралась все бросить и лечь спать – было уже полпервого, – как вдруг послышался звук из прошлого: треск, жужжание и шум автобуса марки «Фольксваген». Неужели? Не может же это быть тот самый автобус, который Марвин купил у них много лет назад.
Анна встала, у нее кружилась голова, она не знала, что ей делать: броситься на крыльцо? Подождать, пока позвонят в звонок? Она услышала, как хлопнула дверь машины, и мужской голос произнес:
– Убери это сейчас же, Флинн.
– Нет, – сказал ребенок.
– Возьми кошку. И я тебе уже несколько раз велел снять эти очки.
В дверь позвонили. Анна спустилась по ступенькам и включила свет. Большая фигура Марвина заполнила весь дверной проем.
– Вот и вы. – Она отошла в сторону, чтобы они могли пройти внутрь. – Я уже начала волноваться.
– Извини, – заговорил мужчина. – Мы немного выбились из графика. У нас… э-э… случилась небольшая проблема в дороге.
– О? – Анна искала взглядом Поппи.
Марвин легонько взял ее под локоть и увел от двери.
– Флинн? – крикнул он через плечо.
– Я достаю кота, – ответила девочка, – Сейчас приду.
– Где Поппи?
Марвин опустился на диван, вздохнул и провел руками по волосам – они все еще спускались до плеч, такие, какими она увидела их в первый раз. Сегодня он зачесал их в конский хвост. Анна уже и забыла, каким он был красивым.
– У нас произошла небольшая проблема в Пенсильвании. – Марвин снял куртку и развязал шнурки. – Поппи пропала.
– Что? Что значит «пропала»? – Анна встала, повернулась к двери, словно какая-то частичка ее надеялась, что он врет.
– Анна, пожалуйста, – прервал он и откинулся на спинку дивана. – Позволь мне рассказать все, пока не вернется дочка, хорошо?
Анне никак не удавалось совладать со своим дыханием.
– Как ты мог так со мной поступить? Позвонить, нарушить спокойное течение моей жизни, дать надежду вновь увидеть Поппи и не привезти ее?
– Я пытался. На самом деле пытался. Но у нас возникли проблемы. Этот приезд был ее идеей, Поппи на самом деле очень хотела приехать. Но в последнее время у нее начались перепады настроения – чем ближе мы подъезжали, тем больше она не хотела ехать. Мы остановились позавтракать в Пенсильвании. И последнее, что я увидел, была ее записка на ветровом стекле. Она написала, что передумала, что Флинн и я должны ехать без нее. Пообещала, что даст о себе знать и приедет позже. Во всяком случае, это все, что было в записке.
– Как ты мог так поступить? Почему не пошел и не нашел ее? Где она исчезла?
– У Поппи большие проблемы. Она всегда была импульсивна. Это бы ничего, но последнюю пару лет дела пошли совсем плохо.
Анна открыла рот, как вдруг услышала шаги Флинн на ступеньках.
– Мы поговорим об этом позже, – мягко сказал Марвин. – Флинн?
– Я здесь! – крикнула Флинн с лестничной клетки.
– Зайди и познакомься с бабушкой.
– Сейчас приду.
– Пойду заберу оставшиеся вещи, – встал Марвин.
Анна была потрясена: Марвин уже перетащил из машины вещей больше, чем потребовалось бы на двухмесячный срок, и все продолжал носить коробки. В них лежали вещи, которые люди берут с собой, когда переезжают, а не едут погостить к родственникам. Марвин выгружал коробки с кофейными кружками, кастрюлями и сковородками. Кухонные полотенца. Летняя и зимняя одежда. Они определенно приехали насовсем. Анна почувствовала, что все внутри нее напряглось.
Она накинула футболку, украшенную надписью «Группа хорошего настроения», и захлопнула парадную дверь. Было еще рано, но Майк и Грета уже работали в саду.
– Группа хорошего настроения совершает выборочную проверку домов! – прокричала Анна, показывая воображаемый полицейский значок.
– Наше настроение на полпути от «хорошо» к «отлично», – ответила Грета и улыбнулась. – Ты будешь вечером дома?
– О да, черт возьми, да. Сегодня вечером приезжает моя дочь. Только что звонила.
– Наконец-то!
Анна небрежно кивнула, как будто речь шла о чем-то незначительном, хотя ее сердце уже колотилось от ожидания:
– Но ты заходи. Я не видела тебя уже несколько дней. Поппи еще никогда, включая самый первый день жизни, не появлялась вовремя. Думаю, они будут не раньше полуночи.
Грета скользнула глазами по одежде Анны, пытаясь понять, зачем той термобелье под футболкой.
– Мы играем в хоккей. Я имею в виду, они играют, – объяснила Анна, – так что мне придется выходить на лед.
Майк хихикнул. Когда Анна в последний раз видела такое? Сегодня муж и жена казались необычайно радостными. Даже в лучшие времена у Майка было угрюмое, печальное выражение лица.
– Эй, Анна, я хочу фотографию, где ты в маске вратаря. Заплачу любую сумму, лишь бы заполучить ее. – Он рассмеялся, срезая ряд маргариток и дельфиниумов и складывая их в необъятную кучу.
– О боже! – восхитилась Анна. – Четвертого июля у тебя хватит цветов на целый флот праздничных платформ.
Он опять рассмеялся – может, у Анны галлюцинации? Неужели этот высокий, скрытный, мрачный мужчина на самом деле смеялся? Она посмотрела на Грету, но выражение лица подруги ничего не объясняло.
– В любом случае, поддерживайте хорошее расположение духа. Я буду на катке, а если кому-нибудь понадоблюсь, говорите, что я заболела и умерла.
Анна села в машину и поехала на площадку. После неудачи с Эми Анна пришла к убеждению, что ни один из ее нынешних студентов не справится с группой, что бы там ни говорил Ник. А тут еще администрация «Бостон дженерал» решила, что даже субботние встречи группы находятся в ведении больницы, и издала весьма строгую инструкцию по набору персонала. Вести группу должен был психиатр, ординатор-психиатр или психолог. Социальный работник с соответствующей лицензией приемлем только «совместно с руководителем, имеющим медицинское образование».
– Теперь это точно не мое дело, – сказала Анна, когда Ник позвонил ей три недели назад и рассказал о новых правилах, – Так что, думаю, плакали мои новые микроскопы.
– Ну, видишь ли… – начал Ник. И его монолог закончился не только гарантией нового лабораторного оборудования, но и обещанием помочь с грантом.
Ник надеялся, что Анна согласится присутствовать на этих встречах в качестве руководителя, пока он не подыщет кого-нибудь. Он уже нашел молодого социального работника, который желал – «просто дрожал от нетерпения» – набраться опыта в этой сфере. По существующим правилам, работа Анны в области исследований крови и ее преподавательская деятельность давала ей медицинский статус, подтвержденный соответствующими инстанциями.
– В больнице сказали, что ты подойдешь, пока я не найду ординатора или интерна, – сказал Ник. – Да и мне придется изменить название, раз уж группа приобретает официальный статус. Ты и Кристин, социальный работник, будете вести «Службу хорошего настроения».
– Очаровательно, – согласилась Анна. – Хотя, по мне, лучше бы мы назывались «Кружком хорошего настроения», мне нравится привкус тайного заговора в этом названии.
Ник даже не развеселился:
– Ну пожалуйста, Анна… Новое оборудование и редкие образцы уже на полпути к тебе.
– Насколько редкие?
– Это сюрприз. Но не удивляйся, если обнаружишь, что ты обладательница образцов хантавируса и энцефалита Нипа.
– Великолепно! Может, ты еще найдешь гистологические образцы человека-слона? А еще мне бы хотелось слайды бешенства, обе стадии – апатии и ярости.
– Ну, Анна…
– О боже. Все нормально, – сказала она, и именно так – нормально – она чувствовала себя сейчас, спустя неделю, отправляясь на очередной выезд с неудержимой Кристин.
Анна восхищалась энергией Кристин и ее умением сохранять приподнятое настроение, хотя и считала, что та слишком много времени тратила, планируя всевозможные развлечения. Под руководством Анны группа дважды в неделю встречалась в больнице. С позволения Ника (точнее, с его восторженного одобрения) Кристин организовала две поездки на пикник, костюмированные танцы (половина мужчин переоделась в женщин) и участие в параде в честь Дня независимости, где только Анна и Кристин были без костюмов, когда ехали на платформе почти с сотней Мерилин Монро.
Сегодня должен был состояться хоккейный матч между мужчинами из команды Анны и Кристин и пациентами дома престарелых, многие из которых страдали от болезни Альцгеймера. «Голубые» против «Склеротиков», как определил кто-то из группы.
Когда Анна добралась до катка, игра была в разгаре. На льду она насчитала шесть стариков и четверых мужчин из команды «Настроения»; еще с десяток веселились на местах для зрителей. Анна наблюдала, как Кристин на коньках пыталась поговорить с группой пожилых мужчин на другом конце поля. Они раскачивались, катались туда и обратно, как горстка рассыпавшихся монет. Кто-то ел хот-доги. Вратарь читал газету и каждый раз, когда шайба попадала в ворота, поднимал глаза и говорил:
– Забили.
Два старичка, действительно пытавшихся играть в хоккей, выглядели так агрессивно, что перспектива пары переломов в конце дня выглядела вполне реально.
Анна вышла на лед прямо в уличных туфлях:
– Как дела?
– Не кажется ли тебе естественным, что в группе, состоящей из одних мужчин, хоть кто-то должен быть знаком с правилами? Я не в состоянии их научить. Ни разу в жизни не была на хоккейном матче.
– Не думаю, что это имеет значение. Нужно только убедиться, что никто не поранится, – сказала Анна.
Один из «Склеротиков» надвинулся на «Голубого», который ковылял на носках коньков, пользуясь клюшкой, чтобы сохранить равновесие.
– Эй, там! Ты, мужик, охолонись! – «Голубой» наклонился, подобрал шайбу и спрятал ее в куртке. – Не будь таким противным, мужчина. – Он доковылял до ворот противника, кинул в них шайбу и изобразил маленький победный танец. – В десятку! – крикнул он, и болельщики бурно подхватили его крик.
Вратарь оторвался от газеты:
– Забил. Восстановлено поголовье коров в Монтане.
– Ну ладно, – сказала Анна. – Может, нам следует в будущем придерживаться пикников.
Кто-то за ее спиной сказал:
– Все дело в том, что геи не играют в хоккей, а дряхлые гетеросексуалы могут завладеть шайбой, только не помнят зачем.
Анна повернулась. Рядом с ней стоял приземистый блондин с голосом Трумэна Капоте, одетый в смокинг. Анне показалось, что у него были накрашены глаза и губы.
– Я Гэри, – представился он, – бывший партнер Крейга, который входит в группу. Я координирую шоу в перерыве.
– Шоу в перерыве? – спросила Анна. Вмешалась Кристин:
– Я предложила им организовать шоу на льду.
– Милая, это будет гей-шоу, – сказал Гэри.
Час спустя Гэри как ведущий объявил начало представления. На лед вышли десять мужчин. Хотя костюмы у всех были тщательно продуманы, никто не надел коньков. Пять Пегги Флеминг, Катарина Витт, две Дороти Хамилс, одна Ненси Керриган и одинокая Тоня Хардинг скользили по катку в уличной обуви в сопровождении звуков Кармина Бурана.
Анна села рядом с Кристин, почувствовав, что первый раз за день может расслабиться. Было что-то трогательное в отношении этих мужчин друг к другу. Даже те, кто воевал на собраниях, были сейчас искренне восхищены своими партнерами и друзьями – возмущения и упреки были забыты. На скамейке Анна заметила мужчину, устроившего скандал из-за голубых носков на первом собрании. Он улыбался танцору, изображающему Тоню Хардинг, а тот поднимал глаза каждый раз, как только слышал, что его партнер рассмеялся.
Когда шоу закончилось, «Тоня Хардинг» поднялся к зрительским местам. Парочка выглядела так мирно и удовлетворенно, что Анна просто не могла отвести от них глаз. Любовь – это река, полная подводных скал. Важно знать, как избежать крушения. Анна почувствовала тоску по мужу, по его нежной надежности и дружескому общению.
К концу шоу мужчины из обеих команд выдохлись. Несколько более выносливых игроков собрались пойти есть пиццу и пить пиво и позвали с собой Анну и Кристин.
– Я не могу, – сказала Кристин. – Мне нужно загрузить другую команду в фургон и довезти их до дома. Иначе я бы пошла. Может, миссис Бринкман присоединится к вам.
– Нет, я тоже не могу. Хотя вот что. – Анна повернулась к Кристин: – Если ты хочешь пойти, я отвезу стариков домой. Можешь взять мою машину, а потом поменяемся.
– Это так мило с твоей стороны, Анна.
– Да ладно, ты заслужила это.
Анна помогла мужчинам забраться в фургон. Дом престарелых, «Золотые годы», находился в десяти милях от катка. Большинство стариков всю дорогу спали.
– Может, ты включишь отопление? – сказал один из мужчин. – А то я замерз.
– Конечно. – Анна включила отопление на максимум. Но печка оказалась сломанной: сначала дул теплый воздух, потом раздался громкий стук и потянуло холодом.
– Войдите, – сказал один из мужчин.
Анна посмотрела в зеркало и увидела, что это был вратарь.
– Это печка стучит, – сказала она.
– Да, – кивнул он, – войдите.
Мужчина задремал, но тут же проснулся от очередного стука:
– Входите, я сказал. Я сказал, входите, зверюги. Входите и ложитесь рядом со мной. Здесь нет львов.
Дома Анна села на кровать и осторожно потрогала правый висок, где распухала большая шишка размером с яйцо. На катке она ударилась головой о край барьера, и сейчас у нее просто убийственно болела голова – ни лед, ни аспирин не помогали. Она посмотрела на часы – шесть вечера, а от дочери никакой весточки, которая могла бы внести ясность. Конечно, Анна и не ждала, что Поппи приедет до девяти или десяти часов, но на всякий случай оставила на двери записку с подробными инструкциями, как найти запасной ключ. Внезапно Анну охватило чувство голода. Она сегодня еще совсем ничего не ела. На протяжении нескольких недель у нее не было аппетита, и она ела, потому что пришло время принять пищу, а не потому, что проголодалась.
Она встала на весы и очень удивилась, увидев, что весит всего сорок девять с половиной килограммов, на семь кило меньше, чем обычно. И все-таки она была в нормальной форме для своего роста. Ей нравилось быть легкой и худощавой. Она была абсолютно здорова: образцы ее крови регулярно изучали студенты, обучавшиеся взятию крови из вены. Последние занятия были всего две недели назад, и тогда ее лейкоциты были превосходны, а красные кровяные тельца выглядели круглыми и спелыми, как июльский помидор.
Анна покрутилась перед зеркалом, с подозрением глядя на свое отражение. Она была стройной, как молодая девушка, словно зеркало возродило черты ее прежнего, девичьего тела. Еще до замужества Анна очень боялась, что роды изменят ее тело, что кожа растянется. Ей вспомнились долгие месяцы беременности, когда ее грудь напоминала дыни, а полосы на животе и бедрах были похожи на демаркационные линии, которые наложили на ее плоть муж и дочь. Как приятно было снова ощутить кожу гладкой и упругой.
Она легла, собираясь немного вздремнуть, но крепко проспала два часа.
Когда Анна проснулась, боль в виске горячо пульсировала. Ей приснился сон, в котором шишка превратилась в кокон для маленьких паучков.
Затем Анна услышала, как кто-то ходит по дому. Сердце сильно билось, когда она всунула в ботинки опухшие ноги. Конечно, Поппи разбудила бы ее сразу, как приехала.
Анна вышла в гостиную и увидела Грету.
– Привет, – сказала Грета. – Я пришла, чтобы тебя разбудить. Я уже забегала пару часов назад, но ты была мертва для всего мира.
– Даже не верится, что я так долго спала!
– Может, тебе просто нужно было выспаться.
– Ни телефонного звонка, ни весточки от моей своенравной дочки. – Анна подняла газету. В разделе «События» была уже напечатана сезонная программа выступлений оркестра. Анна в эти дни ни разу не репетировала, а первый концерт должен был состояться менее чем через месяц. Хорошо сыграть Рахманинова у нее точно не получится. Она отложила газету и посмотрела на Грету: – Что новенького, подруга?
– Ничего особенного. Только что вернулась с репетиции с детьми.
– Как все прошло?
– Хорошо, – сказала Грета и отвернулась. Анна подняла брови:
– И?
– И что?
– Когда последний раз ты отвечала так односложно? Обычно я слышала просто страницы текста в ответ.
– Ну ладно. – Грета опустила глаза и покраснела. Потом положила ноги на край кресла Анны, допивая открытую бутылку воды.
Анна достала сигарету и налила бокал вина:
– Хочешь отравиться?
– Нет, спасибо, – отказалась Грета.
– Что такое? – опешила Анна. Грета рассмеялась и пожала плечами. Анна не сводила глаз с подруги.
– Что случилось? Что изменилось? – А затем поняла: – Ты беременна.
Грета широко открыла глаза:
– Откуда ты знаешь?
– Так ты беременна?
– Я не знаю. Может быть. У меня небольшая задержка.
– Да, ты беременна, – сказала Анна, потому что это было заметно.
За свою жизнь она видела так много беременных женщин, что практически сразу же могла определить это по одной только походке: даже на очень маленьком сроке женское тело, казалось, каким-то образом концентрировалось в середине. Женщины, ждущие ребенка, никогда не убирали руки далеко от живота и словно подбирали голову, подбородок, плечи внутрь. В кабинете, полном пришедших на обследование, Анна с легкостью могла определить будущих мамаш уже по тому, как те располагались; беременные женщины всегда сидели немного вдалеке от группы. Это была чистейшая биология, просто инстинкт: самка, ждущая потомства, оставляла для себя больше пространства, чтобы предотвратить любое неожиданное нападение.
– Ты делала тест на беременность?
– Еще нет, – сказала Грета. – Я боюсь. Боюсь узнать, что беременна. Мне не хочется спугнуть, что ли, и загадывать и радоваться так рано. Что-нибудь может пойти не так, ты же знаешь. И потом, у меня уже однажды случился выкидыш. Да и со сперматозоидами Майка тоже были проблемы.
– Да? – сказала Анна. Грета кивнула:
– Мы выяснили это на прошлой неделе. Подвижность? Это правильное слово?
– Да. Но вообще-то для этого достаточно и одного, который сумеет дойти до цели. – Анна улыбнулась. – Я на самом деле очень за тебя рада, дорогая.
– Не говори так. Не сейчас. Ты можешь меня сглазить. Но все равно спасибо.
Грета ушла, и Анна устроилась в кресле у окна с книгой в руках. Она уже собиралась все бросить и лечь спать – было уже полпервого, – как вдруг послышался звук из прошлого: треск, жужжание и шум автобуса марки «Фольксваген». Неужели? Не может же это быть тот самый автобус, который Марвин купил у них много лет назад.
Анна встала, у нее кружилась голова, она не знала, что ей делать: броситься на крыльцо? Подождать, пока позвонят в звонок? Она услышала, как хлопнула дверь машины, и мужской голос произнес:
– Убери это сейчас же, Флинн.
– Нет, – сказал ребенок.
– Возьми кошку. И я тебе уже несколько раз велел снять эти очки.
В дверь позвонили. Анна спустилась по ступенькам и включила свет. Большая фигура Марвина заполнила весь дверной проем.
– Вот и вы. – Она отошла в сторону, чтобы они могли пройти внутрь. – Я уже начала волноваться.
– Извини, – заговорил мужчина. – Мы немного выбились из графика. У нас… э-э… случилась небольшая проблема в дороге.
– О? – Анна искала взглядом Поппи.
Марвин легонько взял ее под локоть и увел от двери.
– Флинн? – крикнул он через плечо.
– Я достаю кота, – ответила девочка, – Сейчас приду.
– Где Поппи?
Марвин опустился на диван, вздохнул и провел руками по волосам – они все еще спускались до плеч, такие, какими она увидела их в первый раз. Сегодня он зачесал их в конский хвост. Анна уже и забыла, каким он был красивым.
– У нас произошла небольшая проблема в Пенсильвании. – Марвин снял куртку и развязал шнурки. – Поппи пропала.
– Что? Что значит «пропала»? – Анна встала, повернулась к двери, словно какая-то частичка ее надеялась, что он врет.
– Анна, пожалуйста, – прервал он и откинулся на спинку дивана. – Позволь мне рассказать все, пока не вернется дочка, хорошо?
Анне никак не удавалось совладать со своим дыханием.
– Как ты мог так со мной поступить? Позвонить, нарушить спокойное течение моей жизни, дать надежду вновь увидеть Поппи и не привезти ее?
– Я пытался. На самом деле пытался. Но у нас возникли проблемы. Этот приезд был ее идеей, Поппи на самом деле очень хотела приехать. Но в последнее время у нее начались перепады настроения – чем ближе мы подъезжали, тем больше она не хотела ехать. Мы остановились позавтракать в Пенсильвании. И последнее, что я увидел, была ее записка на ветровом стекле. Она написала, что передумала, что Флинн и я должны ехать без нее. Пообещала, что даст о себе знать и приедет позже. Во всяком случае, это все, что было в записке.
– Как ты мог так поступить? Почему не пошел и не нашел ее? Где она исчезла?
– У Поппи большие проблемы. Она всегда была импульсивна. Это бы ничего, но последнюю пару лет дела пошли совсем плохо.
Анна открыла рот, как вдруг услышала шаги Флинн на ступеньках.
– Мы поговорим об этом позже, – мягко сказал Марвин. – Флинн?
– Я здесь! – крикнула Флинн с лестничной клетки.
– Зайди и познакомься с бабушкой.
– Сейчас приду.
– Пойду заберу оставшиеся вещи, – встал Марвин.
Анна была потрясена: Марвин уже перетащил из машины вещей больше, чем потребовалось бы на двухмесячный срок, и все продолжал носить коробки. В них лежали вещи, которые люди берут с собой, когда переезжают, а не едут погостить к родственникам. Марвин выгружал коробки с кофейными кружками, кастрюлями и сковородками. Кухонные полотенца. Летняя и зимняя одежда. Они определенно приехали насовсем. Анна почувствовала, что все внутри нее напряглось.