— Но ваша игра не имеет смысла! — вспылил робот. — Вы ставите только на красное самую маленькую ставку и практически ничего не выигрываете.
   — Отнюдь, — возразил я, — мой выигрыш уже два, нет, два с половиной креда. Кто сказал, что это плохие деньги? Еще днем всего за три креда мне очистили целый грузовой челнок, а видели бы вы, какой там срач был…
   — Срач? Вы сказали «срач»? — обрадовался крупье. — Это ругательное слово! Я вынужден попросить вас покинуть зал за ненормативную лексику, нарушение порядка по статье 418-бис устава азартных игр:
   «Дебош и оскорбление крупье». Покиньте сами, или мне придется прибегнуть к силе, — и он многозначительно кивнул в сторону потолка, за которым прятались коварные щупальца.
   — Разве я сказал что-то недостойное? По-моему, это именно вы сказали «срач», — возразил я, смекнув, что хитрющий робот хочет взять меня на пушку. — И дайте, пожалуйста, жалобную книгу. Я хочу записать туда, как общается с клиентами персонал вашего казино. Вам не отвертеться, я вижу, у вас тут везде камеры установлены, нас наверняка записывают для «черного ящика», куда доступ вам запрещен.
   Робот явно испугался и замигал красными лампочками.
   — Я могу принести официальные извинения, — предложил он.
   — А моральная компенсация?
   — Пять кредов, — предложил робот. — Двадцать! — потребовал я.
   — Десять, — взмолилась железяка.
   — Ладно, давай десятку, но больше так не делай. И настрогай-ка еще бутеров, азарт способствует хорошему аппетиту.
   Робот вздохнул, открыл дверцу на груди и бросил на стол мятый билет в десять кредов.
   — Чаевые за весь день ярмарки, — добавил он грустно, после чего направился к холодильнику.
   Я сгреб деньги в карман. Вот и ладненько, мое благосостояние растет на глазах.
   В этот раз молния ударила совсем рядом, свет в казино мигнул, робот вернулся на свое место, вовсю мигая красными лампами.
   — Ладно, поговорим по-мужски, — предложил крупье, восстановив напряжение. — Чего вы добиваетесь?
   — Я не хочу выходить на улицу, потому что меня там ждет верная смерть, — откровенно ответил я. — Если ты чего-то смыслишь в человеческой физиологии, без воздуха я просто умру.
   — А если фирма подарит вам кислородный баллон с маской из спасательного набора для техников?
   — И куда я с ним, с этим баллоном, пойду? Может быть, на Урании есть гостиница или что-то в этом роде?
   Робот поскрипел мозгами:
   — Нет, для кислорододышащих существ условий жизни на Урании нет и не будет до следующей ярмарки. Но она состоится только через три месяца. Вы собираетесь все это время играть?
   — А что вы мне предлагаете? Робот задумался:
   — Да, неординарная ситуация, впервые с такой встречаюсь. С одной стороны, я не могу удалить вас из помещения, поэтому не могу заземлиться до следующей ярмарки, с другой стороны, буря снаружи будет усиливаться, что неизменно приведет к разрушению игрового модуля. Ничего не поделаешь, мне придется вызвать диспетчера…
   — Что?!! — от возмущения я едва не подавился оливкой. — Ты с самого начала мог связаться с диспетчером, то есть с человеком, и молчал, мороча мне голову?
   — Дело в том, что диспетчер не совсем человек, — сказал робот, накрывая фишки у себя на лотке пластиковой крышкой. — Это казино принадлежит частному лицу, жителю Урании, а уранийцы сейчас впали в спячку до конца сезона бурь. Боюсь, мой вызов его вряд ли порадует, уранийцы очень не любят, когда кто-то прерывает их сон, но что делать… Господа! — сказал киборг громко. — Извините, но казино объявляет технический перерыв. Можете пока перекусить, выпить сока. Все за счет заведения…

Глава 3

   Диспетчером был не человек, диспетчером был «богомол», тот самый, что играл со мной в казино, вернее, очень сильно на него похожий. Он появился на экране, сладко зевнул и потянулся.
   — Ну и какого хрена? — спросило насекомое, смешно шевеля жевелами и протирая лапками глаза от пыли.
   Не знаю, растет ли у них на Урании хрен, но универсальный переводчик передал его фразу именно так.
   — Видите ли, хозяин, — тоненьким голоском сказал крупье, — у нас тут заминочка. Неординарная ситуация, сказал бы. Один игрок заигрался и не хочет уходить.
   — Что?!! Хочет играть в кредит?!! Никаких кредитов. Если нет денег, пусть проваливает!
   — Нет, деньги у него есть. — Робот сделал мне манипулятором знак, чтобы я не высовывался. — И в принципе, он готов прервать игру, но не может выйти из-за бури.
   — Буря, разве это буря? — удивился «богомол». — Три балла всего, так себе, ветерок. Пусть не дрейфит, выходит и закапывается, а то к вечеру до пяти дойти может, вот тогда можно и клешни обломать.
   — Он не умеет закапываться, — быстро сказал робот, — он кислорододышащий, он — человек!
   Последнее слово робот сказал вроде даже как с гордостью.
   — Человек? — протянул удивленно «богомол». — A не врешь?
   Робот повернул монитор и гордо меня продемонстрировал. «Богомол» хлопнул глазами, засветился фиолетовым, что означало высокую степень недоумения, и протянул:
   — Ну и дела… И давно он там у тебя сидит?
   — Да чуть ли не с начала ярмарки, — выгородил меня киборг.
   — Уважаю азартных, а чего этот… кислорододышащий хочет?
   — Он хочет в среду, насыщенную азотом и кислородом.
   — Ну и дела, — снова протянул «богомол».
   А где же я ему возьму на Урании азотно-кислородную среду? Мне и та азотно-кислородная смесь, что я для игровых залов закупаю, в копеечку обходится. Так и по миру пойти недолго. Эй, парень, а не тебя ли я видел в Колизее?
   — Именно меня, — ответил я гордо.
   — Твой боец еще так осрамил Царапыча, точно? Ну, он и молодец! А где он сейчас, твой этот, как его?
   — Шарик? Улетел домой, — соврал я, — у него жесткий график тренировок. А я вот отстал.
   — Ну и дела, — продолжил «богомол». — А как там крупье, не обижает?
   — Нет, что вы. Можно сказать, даже помогает.
   Киборг радостно мигнул желтыми лампочками.
   По всему было видно, робот очень рад тому обстоятельству, что хозяин не гневается, видимо, эти «богомолы» со своими киборгами не церемонятся. А «богомол» тем временем продолжал рассуждать вроде как сам с собой:
   — Значит, заземлить павильон я не могу, без воздуха он оттопырится. Выйти наружу он тоже не может — по той же причине. А к вечеру, когда ветерок покрепчает, весь павильон на хрен разнесет. А я за него еще по закладным не расплатился. Ты что же, хочешь меня и две сотни моих детишек последнего куска хлеба лишить? — зловеще зашипел «богомол», сверля киборга своими огромными глазищами.
   Тот сложил шею, вжав голову в плечи, всем своим видом показывая, что ни о чем подобном и не думал.
   — Может, сообщить в Межгалспас? — пришел я на помощь киборгу.
   — А что, это идея, — оживился «богомол», — люди — члены межгалсоюза и по-всякому право на спасение имеют. Свяжусь-ка я с базой. И все из-за того, что в крупье мне попался редкостный идиот. Эх, придурок, придется из-за тебя наружу выбираться. А там ветерок, того и гляди, продует.
   Я еще раз глянул в иллюминатор, за которым бесновалась стихия, освещаемая вспышками молний, и поежился. Если это действительно «ветерок», что же у них тогда называется бурей?

Глава 4

   Чтобы скоротать время, мы перекидывались с роботом в картишки по мелочи. На рулетку ни он, ни я уже смотреть не могли. Я сначала проигрывался, а потом заметил, что эта железяка самым бессовестным образом передергивает карты, после чего взялся сдавать сам. Робот не особо возражал, признался, что жульничал, потому как честно играть ему до чертиков надоело. Где-то через полчаса экран снова засветился, и на нем возник диспетчер. Один глаз его был закрыт повязкой, левая клешня болталась в лангетке на перевязи, но держался он бодро.
   — Ну и погодка! — заорал «богомол» радостно. — Ветерок свежий, аж душа радуется. Повезло тебе, кислорододышащий! Знал бы ты, с какими важными фигурами мне пришлось связаться ради тебя. Жаль, все антенны с корнем повырывало, а то бы ты себя по стереовизору увидел в новостях. То-то! В рубрике «Служба спасения спешит на помощь» — бедный ребенок один посреди урагана! Добрый киборг казино единственный, приютивший человеческого детеныша от разгула стихии! Одинокое суденышко в океане магнитных бурь! Знал бы ты, кто тебя спасать летит! Алан Зитцдорф, герой космоса! Тот самый! Он первый услышал мой SOS и немедленно отозвался. У него как раз на орбите Урании корректировка для изменения направления пространственного прыжка. Вот вместе с павильоном вас и заберет, а скинет на Райских Кущах. Там до Грыма рукой подать — один прыжок.
   Я сидел с открытым ртом не в силах сказать ни слова. Вот это новость! Алан Зитцдорф, космопроходец, лучший пилот Межгалсоюза двух последних лет. Да все наши ребята собирают его стереокарточки с молочных коктейлей, а у мисс Сидороффой его портретами вся комната заклеена.
   — Райские кущи! — попискивал рядом от восхищения крупье. — Лучший курорт в этой части галактики, мечта моей жизни с механосборочного завода.
   — Слышь ты, железяка бестолковая, — крикнул «богомол» роботу. — Делай, что угодно, взятки давай кому хочешь, хоть в ногах валяйся, но я хочу, чтобы этот игровой павильон работал на Райских Кущах, понял?!! Чтобы рулетка крутилась дни и ночи! Иначе доберусь до тебя и разберу на запчасти. А сейчас запоминай, ровно в 21.00 включишь всю наружную рекламу на полную мощность, почувствуешь силовой захват корабля — отключишь заземление. Закрепись сам и привяжи к чему-нибудь кислорододышащего, вас, наверное, хорошенько потрясет. И помни: реклама должна светить на всю мощность — не исключено, что ваш подъем по телику показывать будут! А тебе, малыш, от души желаю удачи, — сказал напоследок «богомол» и страшно оголил жевала.
   Я вздрогнул от страха, уж больно оскал получился зловещим, но потом сообразил, что это должно означать самую доброжелательную улыбку, и сам улыбнулся в ответ.

Глава 5

   Дернуло нас здорово, даже свет погас, правда, тут же включился снова. Крупье ойкнул и из своего угла объяснил, что это сработал магнитный захват космического корабля. Вообще-то робот держался молодцом, если бы он не научил меня лечь на пол, я бы наверняка башку себе о стену расшиб вдребезги.
   Во второй раз нас тряхнуло очень даже реально, в какой-то момент показалось, что все скормленное мне сегодня от щедрот казино немедленно в казино же и вернется. Причем прямо на пол и в виде совершенно неприглядном. Более того, мне показалось, что вслед за пищей все потроха мои многострадальные сейчас выскочат наружу. Сначала через низ, уж простите меня за такие интимные подробности, а потом через верх. А если короче, то меня буквально размазало по полу, ни вздохнуть, ни… Это, как я понял, нас с помощью магнитного захвата стало вверх поднимать с о-о-о-о-о-очень большой скоростью, такой большой, что даже крупье закряхтел, даром что железный. Сколько это длилось — точно не скажу, лично мне показалось, что целую вечность. Но, наконец, все кончилось — пол стоял на месте, если только можно так сказать про пол, стены не ходили ходуном, посуда не звенела жалобно на своих магнитных полках. Видимо, силовой захват наконец-то погрузил нас в трюм большого корабля.
   Я с трудом встал на карачки, потом поднялся на ноги и, заметно пошатываясь, добрался до окошка. Осторожно глянул, что там снаружи. В густом сумраке с трудом разглядел огромные разноцветные ящики. «Грузовые контейнеры!» — догадался я.
   Мы, то есть наш вагончик стоял в трюме космического транспортника. И какого! Это же та самая «Счастливая барракуда», космокрейсер Алана Зитцдорфа — лучшего пилота галактики, чьими портретами с пакетов от молочного коктейля мы, мальчишки обменивались в школе на переменках.
   — Сейчас я попробую настроить внутреннюю связь, — проскрипел робот, запуская свои манипуляторы куда-то за телевизионную панель на стене. Панель мигнула и засветилась. И я разинул рот: на экране возникло лицо… Алана Зитцдорфа.
   — Привет, малыш! — сказал он, широко улыбнувшись, точь-в-точь как на коробке с ванильным коктейлем. — Как чувствует себя отважный юный путешественник?

Часть вторая
МЕЖ ЗВЕЗД СКИТАЛЬЦЫ РАЗНЫЕ

Пилот

Глава 1

   Алан Зитцдорф еще раз вручную перепроверил расчеты борткомпьютера по траектории пространственного прыжка, убедился, что они абсолютно верны, и только тогда дал команду на загрузку. Борткомп довольно заурчал, считывая программу, и мигнул зеленой панелью. Корабль к прыжку готов! Прежде чем нажать «пуск», Алан Зитцдорф по традиции закрыл глаза и прочитал молитву. Этот момент очень нравится киношникам, во всех трех фильмах, что они сняли о лучшем астронавте Вселенной, эта сцена непременно фигурирует. Алан Зитцдорф закрывает глаза, камера снимает крупно его идеальный римский профиль, напряженный лоб и тихонько шевелящиеся губы. Да, перед каждым пространственным прыжком, перед каждым взлетом, перед каждой посадкой он непременно читает «Отче наш». Это его талисман. Кто-то прицепляет над пультом управления пушистых зверьков, кто-то клеит на переборки портреты Мэрилин Монро — самой знаменитой героини архаичного кино, а он, Алан Зитцдорф, лучший из лучших космоасов Вселенной последних трех лет, читал, читает и читать будет «Отче наш». Да, почему-то не всегда понятные слова молитвы этой архаической религии всегда приносили ему удачу. И поэтому он, Алан Зитцдорф, — лучший из лучших.
   Алан прошептал: «Аминь» — и нажал на клавишу. Корабль вздрогнул, свет на панелях мигнул, в глазах полыхнуло красным и тут же потемнело. Алан почувствовал, словно проваливается в бездонный черный колодец. И вдруг, в тот самый момент, когда ты думаешь, что падение это будет вечным, оказывается, что у колодца дно все-таки есть. Такое мягкое, тягучее. Словно рухнул ты с огромной высоты в бассейн, заполненный гелем для бритья и ватными шариками. Есть удачный пространственный прыжок!
   Почему-то из всех чувств, с помощью которых человек воспринимает окружающий мир, первым после пространственного прыжка восстанавливается слух. Вот и сейчас Алан услышал, как умиротворенно пыхтит борткомп, загружая заново программу. Теперь можно и отдохнуть, расслабиться. Алан осторожно приоткрыл глаза, привыкая к свету. Расслабил ремень, заложил руки за голову, сцепив пальцы на затылке, и предался приятным размышлениям. После прыжка — самое милое дело! Он с большим трудом удержался от соблазна подсчитать на калькуляторе, сколько получит за этот рейс, прибавить к этому суммы, лежащие на трех разных счетах в трех разных банках на трех разных планетах. Приплюсовать к полученной сумме средства, лежащие на его официальном счете в Астробанке, и еще раз приплюсовать к получившемуся кругленькую сумму, которую он получит за эти идиотские рекламные ролики от картеля, ставшего недавно монополистом по части производства молочных коктейлей. Но нет, пилот Алан Зитцдорф не доверит эти вычисления никакому калькулятору, даже у примитивных калькуляторов есть память, а свои тайны он не доверит никому и ничему, имеющему память. Лучше уж предаться просто приятным размышлениям. О чем бы таком хорошем подумать? Может быть, о той счастливой звезде, под которой он родился?
   Неужели его добрая мамаша Магдалина Штрикер говорила правду, уверяя, что ее младшенький — Алан родился под счастливой звездой? Кто бы мог подумать, что этот мальчишка в коротких штанишках, испуганно смотрящий с семейной фотографии в альбоме, младший сын в многодетной семье переселенцев, станет гордостью космофлота Межгалсоюза. Что его портреты украсят обложки самых престижных журналов, что за право взять интервью у Алана Зитцдорфа ведущие телеканалы будут драться друг с другом и интриговать, не гнушаясь угрозами и шантажом. Мог ли представить себе это братец Адам, за которым Алану приходилось донашивать старые джинсы и кроссовки? Мог ли вообразить это братец Арнольд, так часто заставлявший Алана чистить свои ботинки и драить свой ржавый роллер? Мог увидеть такое даже в наркотическом сне старший брат Адольф, не раз говоривший мамаше, что Алана надо отдать не в школу, а в услужение к священнику, потому что толку из Алана все равно не получится, а такую ораву кормить — никаких сил не хватит. Где они теперь, эти братья? Адольф так и спился в лавке, унаследованной от отца; Арнольд выдает напрокат роллеры у трехзвездочных отелей на захолустных курортах для не особо богатых клиентов; Адама постигла жалкая участь армейского офицера на какой-то далекой планете, в каком-то забытом всеми богами захолустном гарнизоне. Конечно, теперь каждый месяц братцы шлют ему поздравительные открытки, поздравляют и с днем ангела, и с днем рождения, и с Днем благодарения, и с Днем астронавта. Вернее, начали слать пять лет назад, когда увидели по стереовидению, что есть в космофлоте замечательный пилот — Алан Зитцдорф, белокурый красавец с неподражаемой улыбкой. Спасибо, братья, огромное спасибо. Столько лет вам не было до братика Алана никакого дела, и вот теперь вы воспылали к нему искренней родственной любовью. Ну, кто из вас первым осмелится и напишет правду: «Алан, ты счастливчик и богач, я дерьмо. Дай денег, а»? Алан может поклясться: он даст денег, первому написавшему именно так — даст. Так ведь не пишут, хорохорятся, все на семейные праздники приглашают, мол, племяннику твоему три годика исполнилось, скучает без дяди-то. Уж извините, племянники и племянницы, нет времени у дяди Алана присутствовать на скромных семейных торжествах, умиляться вашим попкам засранным, лепету вашему картавому. Дядюшка Алан деньги делает, большие деньги, по сравнению с которыми все эти оклады пилота первого класса, все эти почетные премии за межпространственные прыжки — сущая мелочь. Так, на сигары и на коктейль молочный. Впрочем, нет, молочным коктейлем его картель на всю жизнь будущую обеспечил, до самого смертного часа. Хотя дядя Алан вполне может и сам себе коктейль молочный купить, да и все остальное, что душа пожелает. Дядюшка Алан уже богач, но завтра дядюшка Алан станет сверхбогачом. Только доставит шесть контейнеров, что спокойно стоят сейчас в трюме этого великолепного корабля под названием «Счастливая барракуда», в космопорт международного курорта Райские Кущи. Доставить, взять с диспетчера порта расписку в получении, «прыгнуть» на Зою и написать рапорт об отпуске. Да, Алан заранее представлял себе, как удивленно взметнутся густые брови у кадровика. Что за новость? Лучший пилот космофлота, можно сказать, его лицо, причем очень симпатичное лицо, и вдруг уходит в бессрочный отпуск? Уговаривать остаться, наверное, будет, все начальство сбежится. Как же! Останется он! Хватит, больше никакого риска, никаких утомительных перелетов, никакой космической романтики. Господи, как же никто еще не догадался, что он — Алан Зитцдорф ненавидит эти перелеты, эти холодные звезды, что он боится, каждую минуту боится этого пугающе бесконечного космоса, этих чуждых звезд. Да, боится! С того самого дня, когда его «Барракуда» сделала «прыжок в никуда». Бывают такие случаи в практике астронавтики, редко, но бывают. Неожиданный магнитный вихрь в момент старта, борткомпьютер дает сбой — и выносит его корабль куда-то на край галактики, туда, где никто никогда не был и вряд ли когда будет… Словно ужаснувшись содеянному, борткомпьютер сообщил пилоту примерные координаты точки, куда их занесло, объявил, что связи нет и не предвидится, что топлива осталось на один прыжок, и отключился навсегда, стер сам себя из памяти — покончил жизнь самоубийством. Три недели Алан вручную рассчитывал прыжок, три долгих страшных недели, с видениями, кошмарами в короткие часы сна, если это только можно назвать сном. Он похудел на семь килограммов. Нет, он не голодал и не страдал от жажды в эти три недели. Еды и питья у него было на полгода вперед. Но страх, животный страх за свое существование словно сводил желудок, не пуская туда ни грамма пищи. Вот тогда он и прочитал впервые «Отче наш». Ввел программу в девственно чистую память борткомпьютера, еще раз перепроверил каждую циферку и громко, внятно начал: «Отче наш, иже еси на небеси…» Прочитав, громко сказал: «Аминь» — и ударил по клавише…
   И случилось чудо, правда, дальний прыжок вынес его не к Персее, ближайшей звезде с обитаемыми планетами, куда он планировал попасть, а опять же в открытый космос, но на довольно оживленную космотрассу Урания — Зоя. Вот тогда-то он впервые и появился в космоновостях. Пилот, вернувшийся буквально с того света. «Три недели наедине со смертью» — как вам заголовочек? Правда, в том первом репортаже выглядел пилот Алан Зитцдорф не очень: он совершенно поседел за три недели и с тех пор стал блондином. Да, именно блондином его впервые увидели миллиарды зрителей всей Вселенной, именно таким появился он в рекламном ролике на фоне Млечного Пути…
   Нет, это не для него. Пускай по Млечному Пути странствуют другие любители молока, а он будет жить на Земле и рекламировать молочные коктейли. С ванилином, с корицей, да хоть с личинками супров, лишь бы платили хорошо. Он выберет себе жизнь покомфортней, он купит себе целый остров в ласковом море под солнечным небом и будет наслаждаться жизнью, снимаясь порой в рекламных роликах или в кино. Сколько раз уже предлагали.
   Алан глянул на себя в зеркало и самодовольно улыбнулся. А может быть, и вправду он просто счастливчик? Может, ему просто везет? Или все дело в том, что он умеет продумывать все наперед? Все, до последней мелочи! Вот скажите откровенно, написал бы тот журналюга сенсационный репортаж о спасении колонистов с Персеи в нужном ракурсе, если бы Алан его хорошенько не «подмазал», подарив замечательного робота-секретаря? Да ни в жисть! А смог бы Алан этого дорогущего робота купить, если бы перед этим не сделал пару удачных контрабандных рейсов? На какие шиши? Хотя, откровенно говоря, Алан на Персее в самом деле показал себя молодцом. Пусть не героем, но молодцом — точно. Это уже потом журнал листы сделали из него героя, даже кино сняли…

Глава 2

   До сих пор не выяснено, откуда на Персее, спокойной и обжитой планете, появились монстры. Просто выползли из тумана со стороны болот хмурым осенним утром и напали на овцеводческую ферму. Сожрав овец и закусив семьей фермера, монстры двинулись к порту Ахайо. Они шли, уничтожая по пути все живое, не встречая никакого сопротивления. Персяне, эти добродушные вегетарианцы, так и не научились делать оружия. Да и зачем, у них же даже полиции не было, не говоря уже об армии. Утопический мир пацифистов, не имевших представления о насилии. Конечно, разлагающая атмосфера Персеи тоже сыграла свою роль. Небольшой гарнизон Межгалсоюза, базировавшийся в Ахайо, тоже был практически полностью заражен этой местной заразой лени и пацифизма. Солдаты и офицеры гарнизона обленились до предела и вместо строевых занятий и учебных стрельб предавались творчеству: выходили с этюдниками на живописные луга, брали уроки пения, а их полковник на досуге даже написал оперу. Ей так и не суждено было быть поставленной на сцене: когда заревела сирена тревоги, и солдаты, измазанные масляной краской, заляпанные скульптурной глиной, в античных тогах (как раз репетировали ту самую оперу), кинулись к своим боевым расчетам, было уже поздно. Даже героизм полуцентурии легионеров, проходивших на Персее санаторное лечение, только кратковременно отсрочил ужасную развязку. Монстров удалось задержать часа на два, после чего они ворвались в порт и разорвали в клочья, а потом пожрали всех его работников, от уборщиков до начальника порта, погибшего на боевом посту, в своем кабинете. Тогда все навигаторы, находившиеся от Персеи на расстоянии одного пространственного прыжка, получили приказ выдвигаться на помощь. Алану никуда прыгать было не нужно. Он уже «висел» на орбите Персеи, с трюмом, загруженным до упора отличной персейской шерстью. А перед этим прицельно скинул в лесочке под небольшим городком с земными колонистами десяток контейнеров с контрабандой. Очень уж скучали земляне на Персее без мясных продуктов. Хорошо хоть, что настоял на расчете наличными, а то плакали бы его денежки, поселочек-то этот монстры чуть ли не в первую очередь и пожрали.
   Чиновники Межгалспаса вовремя сообразили, что ловить здесь нечего, и с монстрами им не сладить, а потому дали общую команду: «Экстренная эвакуация». Ну хорошо, дали, а как эвакуировать-то? Где садиться? Диспетчеры космопорта съедены, посадочные огни не горят, радиомаяк не функционирует, а меж складов и ангаров космопорта бродят ужасные существа неизвестного происхождения. Алан видел своими глазами, что произошло с «Белым пегасом», все-таки севшим прямо в центре посадочной полосы. Сначала он бойко отстрелял монстров, оказавшихся в зоне, куда доставали пушки корабля, и даже загрузил на борт пять-шесть десятков персян, прятавшихся в каком-то подземном бункере, и взвод чудом оставшихся в живых легионеров. Но потом появились летающие твари и плевуны. Летающие быстро «ослепили» корабль, сбив, выдрав с корнем все навигационные устройства, плевуны, забравшись под дюзы, начали плеваться своей кислотой, и в керамопластовых бортах звездолета стали появляться дыры. Взлетал пилот «Белого пегаса» уже вслепую, и не его вина, что под пламя его дюз попало еще около сотни местных жителей, совершивших отчаянный рывок из подземного бункера. Он просто не мог их видеть.