Марина Эшли. Кинжал раздора

   – Вот наш кот.
   На Женевьеву смотрела с бумаги морда ленивого хитрюги.
   – Вот он, наш хитрец! Какие у него лапы и хвост – роли не играет. И так узнаваем.
   – Я, кажется, поняла, – улыбнулась Женин.
   Бартоломью с интересом взглянул на Женин, любующуюся котом.
   – Что? – подняла она на него глаза.
   – Первый раз встречаю девушку, которая знает, что я могу рисовать, и еще не заказала свой портрет, – пояснил он насмешливо, или это ей показалось: она его теперь все время подозревала в желании поддеть ее.
   – А вдруг ты не захочешь? Если я попрошу – тебе будет неловко отказать мне. Зачем ставить тебя в неудобное положение?
   Барт подумал, что хорошо, что не попросила. Он уже пробовал набросать ее портрет, в госпитале, по памяти, когда она уходила на станцию. Ничего не вышло. Похоже, но блекло. С ней его секретные методы не сработали. Слишком правильные гармоничные черты лица. Нечего выделить. Не за что зацепиться. И ее «изюминку» он еще не раскусил. Все время что-то ускользает. «С натуры получится. Вот будет время и нормальное освещение…» – решил Барт.
   Вслух рассмеялся:
   – Воспитанная девочка из хорошей семьи!
   «Да ты сам – правильный мальчик из приличной семьи. А я-то думала…»
   Ореол таинственности исчез. Яркая внешность Бартоломью слегка потускнела потому… потому что, оказывается, он не злодей, не бандит, даже не авантюрист. Конечно, это безопаснее, когда рядом просто заботливый брат какого-то там Рафаэля…
   – А ты кто? Я сначала приняла тебя за, гм, искателя приключений. Такое разочарование! – парировала Женни.
   Барт хмыкнул:
   – Что за странные вы создания, женщины? Вам чем хуже, тем лучше. Да? Вот и наша с Рафаэлем девушка взяла и выскочила замуж за плохого парня. За шулера.
   – Как это, ваша с Рафаэлем? У вас что, об-ща-я девушка была? – У Женевьевы открылся рот.
   Барт передернул плечом:
   – Ну была, хотя общая – это сильно сказано. И… – Он улыбнулся. – Я на него даже не разозлился. Блондинка! А мне нравятся брюнетки.
   Барт замолчал. Женевьева выжидательно смотрела на него, стараясь не показать, что ей смешно.
   – Зима. Скучно. Я затеял вечеринку и спектакль одновременно. Знаешь такие? Зрители – они же и участники.
   Женевьева кивнула.
   – Рафаэль не любит показываться на публике, – вздохнул Барт. – Он писал сценарий. Он всегда пишет сценарии на исторические темы, с детства. Я мастерил декорации. И нам пришла в голову идея: а что если короля, который только сидит на троне и отпускает реплики, исполнит Раф. Под моим именем, конечно. Чтобы не привлекать лишнего внимания. Я сделал трон на колесиках, для удобства передвижения. Несколько человек было посвящено – я бы не справился без их помощи. Я играл шута, крутился вокруг трона, заодно подстраховывал. Столько на нас грима наложили, что мама родная бы не узнала. Все были уверены, что на троне – я. – Бартоломью рассмеялся, вспоминая.
   «А у них там и правда весело», – позавидовала Женевьева.
   – Про девушку я и думать забыл, переживал, как выдержит роль Раф. А он разошелся. Под самый конец, когда весь народ уже танцевал, девушка сгоряча полезла к Рафу на колени целоваться. Выпила слишком много шампанского.
   Барт сел и с возмущением спросил:
   – Ты представляешь?! Я сам с ней еще не целовался!
   Женевьева смеялась. Барт улыбнулся:
   – Стою я и смотрю, как мой брат обнимается с моей девушкой, и ничего не могу поделать! Не стягивать же ее с его колен и не объяснять, что она перепутала.
   – И чем дело закончилось? – спросила Женни, всхлипывая от смеха.
   – Этот мошенник назначил ей свидание! Вот и хорошо, говорю, я и пойду. На следующий день я с ней столкнулся, она напомнила про встречу в кафе. Меня разобрало любопытство, догадается она наконец или нет. Посадил Рафа в кафе, они торжественно кофе попили, за ручки подержались, он отговорился, что кого-то ждет, она упорхнула. Так нас и не раскусила!
   – А потом? – Женни подумала, что, наверное, это нечестно по отношению к девушке, но до чего же они забавные, Бартоломью и Рафаэль, друг друга стоят.
   – Расстались. Ей мама быстро объяснила, что я неподходящий жених.
   – Почему? – удивилась Женни.
   – Мало того, что семейка сумасшедшая, так еще и денег у нас нет. Мы живем не по средствам, – легко и весело улыбнулся Барт.
   Сумасшедшей семьей Женевьеву Мединос не удивишь. Отсутствие денег, конечно, минус. Только…
   – Кто в наше время живет по средствам? – пожала она плечами.
   – Ну… – поморщился Барт. – Знаешь, во сколько все эти врачи для Рафа обходятся? Если бы только врачи. Мама пробует все подряд, чтобы поднять его на ноги, мы объездили всех европейских шарлатанов. Толку ни от тех, ни от других нет. Вот новая коляска – это вещь! По цене автомобиля, правда, обошлась. Индивидуальный заказ. Раф говорил, давайте лучше машину купим. Но коляска ему нужнее. Передвигаться.
 
   Бартоломью похлопал себя по заурчавшему животу:
   – Потерпи, приятель, ужинать мы будем не скоро.
   – У меня же есть печенье! – встрепенулась Женевьева.
   Она вскочила на ноги, поезд изрядно качало, Женин чуть не свалилась на Барта. Добралась до своего саквояжа, достала небольшую пачку галет.
   – Вот, это еще из дома. – Ей захотелось плакать: где она, а где милый дом.
   – Лучше, чем ничего. У меня найдется чем запить, – обрадованный Барт достал из рюкзака флягу.
   – Нет-нет, алкоголь я не буду, – отпрянула Женни.
   – Вода. Коньяк закончился. – Барт болтал с набитым ртом. – Идея Рафаэля – взять флягу спиртного для дезинфекции. Он же основательно готовился к этой экспедиции. А ты в какой была?
   – В биологической, – прожевала Женни печенье.
   Она отпила из фляжки, пахло спиртом, но это и правда была вода. «Интересно, кипяченая?»
   Вытерла губы платочком.
   – Ты слышал о профессоре Родригесе?
   Барт отрицательно покачал головой.
   – Американец. Родители эмигрировали из Мексики. Он пробился в науку из самых низов общества. В детстве посуду мыл в забегаловках! – рассказывала Женни с восторгом. – Всемирно известный ученый! Организатор американского фонда поддержки студентов, выходцев из Латинской Америки. Каждое лето организует студенческие экспедиции. Ищет новые, натуральные источники для медицинских препаратов.
   Барт жевал и кивал.
   – На уроке испанского мы читали о нем статью и писали письма с отзывами о его работе. Лучшие письма учительница ему отправила. Я не знаю, как произошло недоразумение, может, у него в офисе привыкли, что все письма – просьбы об участии в экспедициях. А может, еще и моя фамилия ввела их в заблуждение.
   Женин выдержала паузу.
   – Мне прислали приглашение! Ты представляешь? Ох, с каким трудом я уговорила родителей меня отпустить. Ну что ты, домашняя девочка. За границей ни разу не была. А тут – край света, непонятно, какие условия и что за люди.
   Барт улыбнулся и покачал головой, бывает же.
   – Ах, как я испугалась, когда вышла из самолета. Прислушалась – вроде понимаю, уже не так страшно. Самое смешное, что меня не ждали. Это действительно была ошибка. Они обычно приглашают американцев латиноамериканского происхождения. Но не отсылать же меня обратно, правда? Профессор оказался очень любезным, немного зацикленным на своих идеях и на своем фонде, но ему можно, он же великий. Условия были очень цивилизованные, студенты воспитанные и культурные. Все совсем не страшно. Кроме работы. Очень много работы. Но какой интересной!
   Барт высунул язык и попытался его разглядеть.
   – Насколько я понял, я жевал еще не изученную мировой наукой дрянь, – сказал он, убедившись, что язык угольно-черный. – Подопытный кролик.
   Женни смутилась.
   – А что мне оставалось делать? – спросила тихо. – Тебя никак не лечили, диагноза даже не поставили. Я выбрала те листья, что местные индейцы жуют при ознобе и общей слабости.
   – Десять процентов, – сказал Барт серьезно. – Я добрый, мог бы запросить и пятьдесят.
   – От чего десять процентов? – не поняла Женни.
   – От твоей Нобелевской премии. – Он уже не мог сдерживать улыбку.
   Женни рассмеялась.
 
   Когда Женевьева открыла глаза, в вагоне было светло. Барт сидел у дверного проема, высунув наружу голову.
   – Доброе утро, Бартоломью.
   – Привет, – сказал он не оборачиваясь. – Все. Шестой.
   Когда он повернул голову к Женни, лицо у него выглядело озабоченным.
   – Наши попутчики соскочили с поезда. Все шестеро. Что бы это значило?
   Женевьева пожала плечами:
   – Наверное, они уже приехали?
   Он наморщил лоб, думая, что же ему не понравилось. Ну конечно!
   – Женни, они сошли налегке. Куда они дели свои мешки?
 
   Долго ломать голову им не пришлось. Поезд, замедлявший ход, совсем остановился.
   – Ола, сеньор! – сказал Барт усатой физиономии в форменной фуражке, заглянувшей к ним в вагон.
   Повернулся к Женни и прошипел:
   – Спрячь наши деньги.
   Жестом к груди показал, куда именно.
   Ах, ну да, деньги же у нее. Женни быстро вынула из кармана пачку купюр, расстегнула пуговку, запихнула их за пазуху и торопливо застегнулась.
 
   В сопровождении железнодорожников Женевьева и Бартоломью пошли вдоль поезда к небольшому одноэтажному зданию.
   Коровы обрадованно мычали в соседних вагонах: им наливали воду, а из «мягкого купе», в котором путешествовали Барт и Женни, достали охапки сена. Барт покосился на пустую платформу: под брезентом угадывались очертания мешков. «Эх, – подумал он, – нужно было прыгать вместе с ними. Так кто же знал».
   – В любой бочке дегтя всегда найдется ложка меда, – улыбнулся он перепуганной Женевьеве.
   Она удивленно взглянула на него.
   – По крайней мере, мы не сами тащим наши вещи. Может, и рюкзак им отдать?
   Женни улыбнулась.
   – Что он сказал? – спросил у нее железнодорожник, который нес чемоданы Барта.
   – Американский журналист переживает за свои вещи, – нашлась Женевьева.
 
   Начальник (несомненно это был мелкий местный начальник, судя по отличиям в форме и по тому, что являлся единственным толстяком) с интересом разглядывал изображение кота в блокноте Барта. На его столе подчиненные разложили вещи из чемоданов, рюкзака, саквояжа, там же лежало содержимое карманов задержанных. На карман под коленом на штанах Барта, как водится, никто не обратил внимание. Поэтому Бартоломью спокойно разыгрывал роль американского журналиста Джека Смита и требовал звонок в консульство. Никого почему-то не удивило отсутствие у «американца» документов. Наличие дорогого фотоаппарата опять сошло за весомое доказательство.
 
   – Так как вы объясните свое присутствие в поезде, который не предназначен для пассажирских перевозок? – спросил начальник, налюбовавшись котом.
   «Может, у него дома такой же ленивый хитрюга живет, поэтому начальник не выглядит слишком сердитым? А может, все толстяки по определению добродушные? Тогда зачем они идут в начальники?» Ну почему ей всегда в самые неподходящие моменты приходят такие нелепые мысли? Женин сконцентрировалась на вопросе.
   – Мы очень торопимся в столицу в аэропорт. Следующий пассажирский поезд будет только через неделю. Мы очень извиняемся, что нарушили правила.
   – И денег у нас нет, – добавила Женин и покраснела: как же она не любит врать.
   С другой стороны – разве это ложь, денег на два билета у них действительно сейчас нет.
 
   Начальник вертел в руках плоскую металлическую флягу Барта. Видно было, что она ему понравилась. На кипу археологических зарисовок и проявленных фотопленок он не обратил должного внимания. Безразличным его оставила и груда черепков, которая, к ужасу Женин, обнаружилась в вещах Барта.
 
   – Так что же мне с вами делать? – задумался начальник.
   – Отпустить? – робко предложила Женин.
   Непонятно, как Барт уловил нить разговора, но он жестом показал, что начальник может оставить фляжку себе.
   – Ну хорошо, – решил толстяк, сунул флягу в ящик стола, открыл блокнот и улыбнулся коту.
   Увы, решил он это слишком поздно. Бартоломью и Женевьева с криком подскочили к окну. Точно. Товарный поезд медленно отъезжал от полустанка.
   – Даже не думайте, – в голосе начальника зазвенели стальные нотки.
   Барт огорченно махнул рукой.
   – Скажи своему американцу, – снисходительно глядя на Барта, посоветовал толстяк, – пусть свяжется с консульством, чтобы пообещали оплатить вам билеты. И скажи ему, что в нашей стране на товарных поездах пассажиры не ездят. Здесь вам не Америка!
   – Но пассажирский будет почти через неделю! – отчаялась Женни.
   – Товарный тоже, – рассмеялся начальник, снял фуражку и вытер голову платочком. – Завтра пойдет дополнительный поезд. Не пассажирский. Но есть пара вагонов с почтой – людей возьмут. Если по вашему поводу позвонят из консульства. Вам нужно вернуться на предыдущую станцию. Здесь поезд не остановится.
   – А где у вас туалет? – повеселевшим голосом спросила Женни.
 
   Она смотрела на себя в потрескавшееся мутное старое зеркало. Ну и вид! Растрепанная. Рубашка выбилась из штанов. Ремня-то нет, остался еще в первом поезде. Она сняла рубаху, намочила платочек и с удовольствием обтерлась. Оделась, причесалась, заправилась. И вдруг ее обожгло мыслью. Деньги! Денег не было. Ни на полу. Ни в коридоре. Женни влетела в кабинет начальника, где Барт упаковывал их вещи, посмотрела на пол, наклонилась и заглянула под стол.
   – Ты что-то потеряла? – беспечно спросил Барт. – Пошли скорее на улицу. Что он тебе сказал?
 
   – Сейчас найдем кого-нибудь с телегой, – обрадовался Барт, когда Женни, непослушными от огорчения губами рассказала ему о почтовом вагоне дополнительного поезда, – наймем и доедем до того городка…
   – Бартоломью, – упавшим голосом призналась Женни, – я потеряла деньги.
   – Что? Ты шутишь? – Барт взглянул на нее и понял, что это правда. – КАК? Как ты ухитрилась?
   – Рубашка не была заправлена в штаны, бумажки, видимо, вывалились. – Женни боялась на него глаза поднять.
   Барт с подозрением уставился на ее грудь.
   – Тебе сколько лет?
   – Восемнадцать, а что? – прошептала несчастная Женевьева.
   – А то, что если ты кое-что не носишь, то могла бы сообразить не совать туда деньги. Можно было спрятать их где-нибудь пониже. Или ты там тоже ничего не носишь? – со злой насмешкой сказал он. – Вот приедем в Меланьи – я и близко к такой дуре не подойду. Мы же рано или поздно туда приедем несмотря на твои усилия, да?
   Ох, такого унижения Женевьева еще никогда не испытывала. Самое обидное, что она действительно была виновата. Она действительно сунула деньги просто под рубашку, растяпа. Но он не имеет никакого права говорить такие ужасные гадости. Женни закрыла лицо руками и зарыдала.
   Барт помолчал. Потоптался, посмотрел на безутешную Женни, оглянулся на прибирающих что-то у рельсов железнодорожников, подумал и… плюхнулся на колени.
   – Прости. Мне срочно нужно в Меланьи. Я не сдержал своей первой реакции.
   Женни опустила руки и перестала рыдать. Коленопреклоненный Барт смотрел заискивающе.
   – Прости. А деньги – ничего страшного. И не такое бывает. Я что-нибудь придумаю.
   Женни испуганно потянула его вверх.
   – Встань. Что ты делаешь! Что о нас подумают!
   – А! – Барт отряхнул штаны. – Подумают, что я делаю тебе предложение, наверное.
   – А почему тогда я реву? – Женни улыбнулась.
   – От счастья, – пожал плечами Барт.
   Они рассмеялись.
   – Пойдем поищем, вдруг валяются где-нибудь наши денежки, – сказал он.
   Они несколько раз тщательнейшим образом проверили свой путь от вагона в домик. Денег нигде не было.
   – Наверное, я их обронила еще в вагоне.
   – Точно, – согласился с ней Барт. – Интересно, какое молоко у них теперь получится? У коров, которых покормят сеном с банкнотами. Эй, не реви больше, не та сумма, чтобы лить слезы. И… на меня не сердись, ладно?
 
   Им повезло, какие-то крестьяне сжалились и взяли их к себе в телегу. Старый правил лошадью. Который помоложе, расспрашивал Женевьеву. К нему жалась заплаканная девочка. Барт улыбнулся ей. Девочка спряталась за спину отца, потом несмело высунула зареванную, но уже горящую любопытством мордашку. Когда Женни пересела к Барту, он ей пояснил насмешливо:
   – Они нас взяли потому, что мне посочувствовали. Сами, наверное, только что свою плаксу успокаивали.
   Женни и стукнуть его хотелось за бесконечные насмешки, и броситься на шею за то, что больше не сердится. Умеет же он вызывать такие противоречивые желания! Интересно, он часто прощение на коленях вымаливает?
 
   Барт привстал, чтобы убедиться, что именно рельсы там виднеются. «Вот оно что!» Железная дорога делала петлю. Их попутчики обошли станцию и где-то здесь снова сели на свою платформу, и продолжили путешествие. «Ну, счастливого пути». Барт бросил последний взгляд на рельсы, лег на дно телеги и закрыл глаза.
 
   Он проснулся и испуганно подскочил. Телега стояла во дворе. Без лошади. Женни разговаривала со старым хозяином. Она повернулась к Барту.
   – Хуан сегодня дальше не поедет. Утром он может отвезти нас на станцию, он собирается туда на рынок, это по дороге. Хуан любезно предложил нам переночевать у него.
   – Спроси, – сказал Барт, – не нужен ли кому работник на оставшиеся полдня.
 
   Барта наняли собирать плоды, напоминающие по форме сливы, большие, ярко-зеленого цвета. Для Женни занятия не нашлось, а она так горела желанием помочь заработать денег. Женни увязалась за Бартом.
   – Сидела бы ты у Хуана, ну посмотри, нет здесь женщин, – проворчал он, прикидывая в уме, сколько при таких расценках ему надо набрать корзин, чтобы хватило хотя бы на один билет.
   Заплатит за Женни, за наличные деньги возьмут без разговоров даже в почтовый вагон. А он как-нибудь разберется, легенда с «американцем», может, сработает еще раз, а может, удастся продать «Кодак». Жалко, конечно. Их первый с Рафом фотоаппарат.
 
   Барт, стоя на лестнице, одним быстрым движением руки обрывал плоды с ветки в холщовую сумку на шее. Он спешил и работал не тщательно. Ему нужно набрать как можно больше. Больше! Спрыгивал, опорожнял в корзины, возвращался уже по лестнице. Женин подумала и стала собирать дождем падавшие от метода сборки Барта «сливы» с земли. Из непонятной гордости – в свои отдельные корзины.
   У Барта получалось быстрее. Ох, как же он устал. Рафаэль не поверит сначала его приключениям. А потом позавидует, глупый.
 
   Женин разогнула затекшую спину и полюбовалась бешеным темпом Барта: одно движение руки вдоль ветки – сливы в сумке, прыжок на землю – в корзине, два шага по лестнице вверх. Несколько раз так проделал – дерево готово. Но она тоже внесет свой вклад. Женин решила не собирать, а обрывать с нижних веток.
   Когда подошел хозяин рассчитываться, Барт без движения лежал на траве, только протянул руку за деньгами. Хозяин посмотрел на пару корзин, что собрала Женин, отсчитал и ей пару бумажек.
   – Почему? Почему мне в два раза меньше за корзину, чем всем остальным? – побежала за ним Женевьева, размахивая деньгами.
   Насупившаяся, она вернулась к Барту.
   – Говорил я тебе: сиди у Хуана, – проворчал он, с трудом поднимаясь с земли.
   Они добрели до дороги. Еще не все работники разошлись. Хозяин рассчитывался с последними.
   – Переводи, – сказал Барт и залез на большой придорожный камень.
   На него обернулись.
   Барт поблагодарил Небо, Бога, провидение и лично хозяина за ниспослание им работы. За возможность заработать на пропитание. Ни к месту приплел притчу о хозяине, нанимавшем работников на виноградник. (Крестьяне, услышав знакомый сюжет, перекрестились.) Выразил уверенность, что благодаря вышеперечисленным благодетелям у них и завтра будет кусок хлеба. Крестьяне согласно закивали. Барт слез с импровизированной трибуны, и они с Женни пошли потихоньку дальше.
   Их догнал расчувствовавшийся хозяин и сунул им еще денег. Барт спокойно поблагодарил и дернул Женни благодарить, хозяин поблагодарил их в свою очередь, мужчины пожали друг другу руки с серьезными физиономиями.
   – Ты что, это все планировал? – Женни не знала, как отнестись к доплате: вообще-то, она ее заработала, но почему-то для этого нужно было бессвязное выступление Барта.
   – Нет. Сам не знаю, что нашло. Они такие забавные эти местные, чувствительные, – усмехнулся он. – Меня, как отрубаюсь, все время мучают воспоминания детства. То как мы с Рафом истории разыгрываем, то как мама читает, нас слушать заставляет, а нам охота дурака валять. Я и свалял дурака наяву.
   – Смысл упомянутой тобою притчи не в справедливой оплате, а в том, что награда достанется даже обратившимся в последний час, – задумалась Женни.
   – Я не притчу трактовал, я язык размял, – отмахнулся Барт.
 
   Он повалился на солому в сарае Хуана как подкошенный.
   – Ты представляешь, я ведь первый раз в жизни заработала деньги! – восторженно сказала Женни, забираясь к нему.
   – О! Поздравляю. Это надо отметить, – повернул он голову. – Жалко нечем.
   – Как это нечем? – весело зазвенел ее голос. – А это что? Я все мои уже потратила.
   В руках Женни держала кувшин молока и полбулки хлеба.
   Она поймала его жадный взгляд и подумала, что кувшин небольшой, Барт так устал, он ведь, кроме того, еще и слабый после болезни.
   – Держи. Это тебе. Я не пью молоко. С детства. – Она отломила себе кусочек хлеба и отвернулась, стараясь не смотреть, как он жадно глотает.
   – Не переносишь? Бывает. Бери тогда еще хлеба.
   – Не хочется. Ешь.
   Барт вытер рукавом рот. Лег обратно. Глаза у него повеселели.
 
   Женевьева взяла пустой кувшин, заглянула. Ни капли не осталось. Не страшно. Ей не вредно немножко похудеть. Тогда у нее вместо ее дурацкого цветущего вида будет такой возвышенный, неземной. Интересно, а какой больше нравится мужчинам? Наверное, зависит от мужчины.
   – А у нас в семье, – повертела она посудину, – есть легенда о кувшине молока и…
   – И рыжем князе?.. – автоматически продолжил Барт.
   – Ты ее тоже знаешь? – отставила она кувшин.
   – Конечно, знаю. Одно из наших семейных преданий. Не самое интересное и не самое древнее. – Барт с любопытством посмотрел на Женни. – Мы что, родственники?
   – Неужели? Давай проверим. Это легенда о том, как они выпили вместе молоко, а потом поженились?
   – В общем, да, – рассмеялся Барт. – О, женщины! Вас в истории интересует только ее романтическая часть. Вообще-то, это предание о том, как брак, соединивший и примиривший два княжества во времена междоусобиц, оказался настолько счастливым, что это дошло до потомков.
   – Нет, – покачала головой Женин, – гораздо древнее. Времена нашествий гуннов. И политически этот брак был невыгоден в силу некоторых обстоятельств.
   – Давай рассказывай! Я про гуннов вообще мало что слышал.
   Женин смутилась.
   – Отец собрал из разных источников и записал это, а сейчас ищет исторические подтверждения. Вот лучше бы он рассказал. А я… Я могу путать гуннов с готами. И вообще, я не сильна в истории.
   – Я тоже, – добродушно отозвался Барт. – У нас за историческую достоверность семейных преданий отвечает Рафаэль. Ну хорошо, нашествие, возможно, гуннов. И?
   – Идет война. Насколько я поняла, побежденные не только с завоевателями дерутся, они еще между собой воюют. Никто ни с кем договориться не может. Действия несколько затянулись.
   – Это уж как водится, – усмехнулся Барт. – Надо определиться, кто с кем против кого дружить будет.
   – В одном замке на побережье обосновались завоеватели. Их предводитель привез с собой свою единственную дочь. Красавицу. Ей было всего пятнадцать лет!
   «Это сказка или легенда?» – усмехнулся про себя Барт.
   – Однажды Амелия, это я ее так прозвала, просыпается от шума. В спальне кто-то есть. Незнакомец знаками ее умоляет, чтобы молчала. К ней стучат слуги, и Амелия прячет незнакомца под кровать.
   – Не было тогда еще кроватей, – перебил ее Барт.
   Женин испугалась, что он сейчас ее засмеет. Потому что, вместо того чтобы задуматься, вписываются ли додуманные ею детали в историческое время, она обращает внимание только на переживания героев. Но ей не детали важны! Ей важна красота человеческих отношений!
   Однако Барт вполне серьезно предположил, что незнакомец был прикрыт шкурами или вроде того. Успокоенная Женевьева продолжила.
   – Она его спрятала, спросила у слуг, что за шум. Обнаружили веревку на внешней стороне стены. В замок забрался вор. Кто-то вбежал и сказал, что нет веревки, может, померещилось, тревога ложная. Вскоре все утихло. «Ну так что ты хочешь украсть?» – спросила Амелия. «Ты меня не боишься? – удивился рыжий вор. – Слава о твоей красоте давно вышла за пределы этого замка, рад увидеть это своими глазами». «Не боюсь, льстец. У меня кинжал, и я умею с ним обращаться. В замке целое войско. Тебе не уйти живым». «О, любопытные дочери Евы, – воскликнул вор. – Но слушай. Мне нужен один важный документ из тайника. Слово чести, что вам он безразличен, а для мира на этой земле он важен. Позволь мне его взять и удалиться». «А кто ты, чтобы я верила твоему слову?» – презрительно поинтересовалась Амелия. Рыжий незнакомец назвал имя, известное у завоевателей как имя местного разбойника.
   Барт хмыкнул. Он чувствовал, когда Женин слишком вольно трактовала легенду. Она нахмурилась. Она просто знает, что именно так оно и было.
 
   – Амелия спрашивает: «А как ты докажешь, что документ принадлежит тебе по праву?» «Я знаю, где он спрятан», – отвечает разбойник. Вор хорошо ориентировался в замке. Он достал документ из тайника. Амелия не смогла прочитать текст, начертанный незнакомыми письменами, но спросить, о чем он, было ниже ее достоинства.