Марина Эшли. Кинжал раздора

   – Нет. – Женевьева покачала головой. – У Маленьких нечего стричь. Ах, Барт, какая прелесть!
   Она присела и погладила гоблина по шевелюре – на ощупь ветки, конечно, кололись.
   Женни подняла на Барта глаза, полные слез.
   – Ты… Ты – замечательный брат! Сколько же ты делаешь для Рафаэля! Вплоть до поездки на раскопки!
   – Прям уж там, – скрыл свое смущение за ворчанием Бартоломью. – Ладно. Отходи давай. У Заммита несколько другие вкусы, чем у вас с Рафом.
   Женни с жалостью смотрела, как гоблин исчезал, превращаясь в шар под ножницами Барта.
   – Ну все. Зови Заммита.
   Солидный сеньор вышел, одобрил работу и развернулся уходить.
   – А деньги? – напомнила ему Женни.
   – Какие деньги? Я вам заплатил вперед, – сладко улыбнулся «доктор».
   – Но это же был аванс! – с отчаяньем крикнула Женни.
   А Бартоломью зевнул равнодушно.
   – Скажи борову, что доктор Мускат дает двойную цену, лишь бы я выстриг его кусты красивее, чем эти. Скажи «спасибо» и «до свидания».
 
   Доктор Заммит догнал их у ворот. Барт немного поломался, но доктор был так щедр, что Барт согласился не стричь кусты доктора Муската.
   – Когда и как ты ухитрился договориться с соседом? – поинтересовалась Женевьева у пересчитывающего кучу денег Барта.
   Барт удивленно поднял на нее глаза, и она прыснула, поражаясь собственной наивности.
 
   Бартоломью и Женевьева в приподнятом настроении возвращались в театр.
   – О! Хочешь есть? – увидел Барт ту забегаловку, где они завтракали.
   Он остановился в нерешительности и взглянул на Женевьеву вопросительно.
   – Уже скоро ужин с актерами. Дотерпим?
   Женни сглотнула слюну, но кивнула согласно.
   В театре было пусто, темно и грустно. Пахло пыльными кулисами и гнилыми опилками. Барт поморщился и вынес на улицу, освещенную теплым заходящим солнышком, два стула. Женни и Барт присели. Из открытых окон соседних домов потянуло кухонными запахами.
   – В отношении Рафаэля ты, конечно, молодец. Это же надо! Даже на раскопки поехал вместо него, – сказала Женни, стараясь не принюхиваться.
   Она повертела носом, настроилась на волну кофе. Просто кофе, но, кажется, с булочками…
   Барт лениво повернул к ней голову.
   – Знала бы ты, почему я на самом деле поехал на эти раскопки, – усмехнулся он. – В любом другом случае я бы твердо сказал Рафу: не сходи с ума, сиди дома. И сам бы остался.
   – И что случилось? – широко раскрыла глаза Женни.
   – Ой, не смотри на меня так. Ничего хорошего, – скривился в гримасе Барт. – Я проиграл большую сумму денег в карты. Продать было нечего, кроме Кинжала.
   «Кинжал! Они все-таки его нашли!» – встрепенулась Женевьева.
   – Ллойд Оричес давно на него глаз положил. Можно было ему продать. Но это же мой Кинжал! Занимать я не могу, хоть меня все знают, кто-нибудь да одолжил бы денег. Не могу, это уронит мою честь. Ну и ситуация! В пору вешаться. Раф и выложил мне все деньги, которые скопил на эту экспедицию. Он, оказывается, всерьез готовился, рассчитал, что ему везде надо будет нанимать людей не только вещи таскать. Очень большую сумму припас. Если бы я не брал у него деньги, я бы просто заставил его остаться дома. А так – предложил поехать вместо него. Я и без денег смогу в экспедиции.
   Женни была немного обескуражена, пожалуй, даже от Барта она не ожидала такого. Пристрастие к азартным играм.
   – Зачем ты играл? – в голосе у нее прозвучала боль.
   Ах, каким взглядом она его обожгла. О! Мама смотрела бы так же, если бы узнала. Хорошо, что не узнала. Умеют они, женщины, вынуть душу. Барт попытался объяснить.
   – Хотел одним махом решить все денежные проблемы на год вперед.
   – Ха, – презрительно сказала Женни и процитировала где-то услышанное: – Если вам нужны деньги – играйте в карты, деньги нужны не только вам.
   Барт взвился.
   – Да если бы не шулер, я бы выиграл! Я почему продолжил играть – карта шла хорошая! И вдруг – Джек! Джек уже был, я же точно помнил.
   – Джек? – переспросила Женни.
   – Ну, валет. Пиковый валет. Откуда он взялся второй раз? – Барт вздохнул. – Мне этот проклятый момент до сих пор покоя не дает. В бреду снился. В поезде.
   – И ты возмутился? – Женни не представляла, как разговаривают с шулерами, хотя в глубине души она не очень верила Барту: виноватые всегда находят, чем себя оправдать.
   – Я не знал. Я решил, что ошибся. Он же муж хорошей знакомой. Раф мне потом на пальцах все объяснил. Как меня убедили попробовать, потом дали выиграть. – Барт протянул к ней открытую ладонь.
   – И тут же бац! – он резко сжал пальцы в кулак.
   Досказал с неохотой:
   – Я спровадил шулера из города. Чтобы он не успел натворить дел. «Пошел отсюда вон, пока тебя не разоблачили!»
   – А почему ты не забрал деньги обратно?
   – Я же не поймал его за руку. Прекрати меня допрашивать! Пошли к актерам! – Барт вскочил на ноги и добавил более миролюбиво: – Все хорошо, что хорошо кончается.
   Раф никуда не поехал, но получит материалы для своих статей. Мама не хватается за сердце. Все живы.
   Женевьева поднялась.
   – О! – вдруг вспомнила она. – А кинжал? Получается, вы все-таки его нашли?
   – Какой кинжал? А! – он рассмеялся. – Так зовут моего коня. Впрочем, в честь того самого кинжала Медичесов.
   – Мединосов, – поправила его Женин.
   – Какая разница. Увидишь моего Кинжала на карнавале. Очень резвый конь. Ллойд не зря так по нему убивается.
 
   Барт задержался на входе в ресторанчик, заинтересовавшись странным геометрическим узором на ковре. Женин вошла в зал. Дездемона поманила ее к себе за столик. Обняла и зашептала на ухо, что Карлос еще не приехал, она уже просто извелась.
   – Пить? А молоко у вас есть? – спросила у официанта Женин.
   Он не подал виду, что удивился, принес кувшин на подносе с салфеткой. Женевьева набросилась на еду. Как же давно она не ела досыта! Женин забыла все свои манеры и просто до неприличия наслаждалась ужином. Из стакана отхлебывала со звуком. Хорошо, что мама не видит!
   – Что пьете, девочки? – прозвучал над ними голос Барта.
   – Молоко! – весело ответила Женин.
   Он посмотрел на нее, на кувшин, опять на нее, удивленно поднял брови, но оставил без комментариев. Женин украдкой вытерла молочные усы.
   – Пойду к мужикам, попробую чего покрепче. – Барт сел за соседний стол.
   «Что же он подумал? – запереживала Женни. – Наверное, вообразил какую-то нелепость. Что я так верю во все наши семейные предания, что специально не стала пить с ним тогда молоко… Ну и пусть! А может, это ему обидно? Не объяснять же, что он так жалко выглядел, что хотелось его накормить. Это будет еще обиднее…»
   Женни посмотрела на спину Барта. Хохочет. Чокается. Забыл? Или назло? Она уткнулась носом Дездемоне в плечо, та с жаром принялась жаловаться, что все мужики сволочи, всем надо только одно, они не понимают, что такое настоящая любовь, – грубые животные.
   – И Карлос?
   – О! Карлос… Исчадье ада! Похотливый кобель! Но как же я его люблю! – застонала Дездемона.
   Барт оглянулся, как там Женни. Секретничает с актрисой. Ну ладно. Он поднял тост. Эх, жалко, слов испанских не хватает.
 
   Женни опьянела. То ли от сытного ужина, то ли от винных паров. Ей стало хорошо, любила она всех, кроме Барта, разумеется. Что она и сообщила Дездемоне. Вошла в роль и чуть ли не со слезами стала жаловаться на Бартоломью. Можно подумать, что между ними что-то есть. Но если вообразить… Хорошо, что он не слышит. Впрочем, не поймет. Теперь Дездемона ее утешала, говорила, что Барт ее любит, это видно невооруженным глазом, хотя, конечно, и он – самовлюбленная свинья, как все красавчики. «Исключений не бывает! Поверь мне, уж я-то знаю жизнь!» Женни согласно кивала.
 
   – Ты меня нарисуешь? Нет, прямо сейчас? – покачнулся Отелло.
   Барт понял, вынул карандаш и взял салфетку:
   – Запросто!
   – Выпьем за художника! – сказала Тень отца Гамлета.
   – И тебя нарисую! – пытался сфокусироваться на его лице Барт.
 
   – Бартоломью, поднимайся, все уже ушли, – тормошила его за плечо Женин.
   Он что, спит? Женин потянула его под мышки.
   – Отстань, – проворчал Барт.
   Женин увидела салфетки с портретами. Она узнала, кого он нарисовал. Черты были схвачены верно. Линии сильные. Только когда карандаш отрывался от бумаги, нетвердая рука дрожала и смещала его. Если вырезать детали и сложить, то будет сходство, а так – новый вид абстрактной живописи. Женин сунула рисунки в карман и сделала еще одну попытку сдвинуть Барта.
   – Давай, помогу. – Дездемона деловито подняла его под мышки, нырнула под его руку и потащила к выходу.
   Барт нес какую-то околесицу. Приглашал Дездемону на карнавал в Меланьи. И всю труппу.
   – Да переступай ты ногами! – смеялась Дездемона.
   Женин шла следом и злилась. Пьяница! Гад!
   – Ой! Карлос! – актриса увидела фигуру у грузовика, попыталась переложить Барта на Женин, махнула рукой и поволокла его внутрь театра.
   Вдвоем они затащили Бартоломью на кровать.
   Дездемона поспешила к выходу.
   Женин слышала, как кто-то спросил у актрисы высоким капризным голосом, где всех носят черти, что это за пьяный ухажер у нее завелся и кто эта блондинка, новая актриса что ли?
   Ну и где ей теперь спать? Не рядом же с пьяным мужчиной.
   Женин попыталась пристроиться на полу: тряпье разъезжалось, и она оказывалась на голых жестких досках. Помучившись, Женин села на кровать, посмотрела на безмятежно спящего Барта почти с ненавистью. У, свинья! Фу, как же от него воняет перегаром.
   Но что делать. Женевьева улеглась рядом, ногами к его голове. Соседство ботинок Барта у самого ее носа не радовало. Женин опять села, стащила с него обувь. Нет, услугу оказывать она ему не собиралась! Отнюдь! Женин зашвырнула ботинки в зрительный зал. Пусть поищет с утра. Гад!
 
   Барт с трудом открыл глаза и увидел пятки. Слегка потрескавшиеся, одна с лопнувшим волдырем. «О! Доброе утро, Женин! Вставать или ну его?» – Каждая мысль отдавала гулко в голову.
   Они сели на кровати одновременно. Свежая бодрая Женевьева и помятый Бартоломью.
   – Доброе утро! – процедила сквозь зубы Женин.
   – Я что, вчера что-то натворил? – Барт поднял на нее глаза.
   – Нет. – Женин смилостивилась и поздоровалась поласковее. – Доброе утро, Бартоломью.
   – Привет-привет. – Барт спустил с кровати ноги. – Пойди сегодня выкупи билеты. А я пока на новые декорации раскручу наших. А куда запропастились мои ботинки? – Удивился он.
   Женин молча показала в сторону зала. Она изо всех сил старалась не рассмеяться, когда он ползал, разыскивая обувь. Ей причесаться надо и вообще привести себя в порядок.
   – Стой! – Барт нашел последний башмак и выпрямился.
   – Я что, все-таки буянил вчера? – Он задумчиво рассматривал ботинки.
   Женин не выдержала и прыснула.
   – Что смешного? – Барт несколько смутился. – Так что я делал?
   – Пил и рисовал.
   – Я все время рисую.
   Женин показала ему салфетки.
   Он долго рассматривал, потом скомкал.
   – Вот это надрался!
   Прищурился насмешливо.
   – Но я же не мог побывать здесь и не попробовать их текилу!
   – Попробовал, – пожала плечами Женин.
   – Надеюсь, рисунки никто не видел, – пробормотал Барт.
   Ей стало его жалко.
   – Нет. Что ты.
 
   Женевьева влетела в театр. Бартоломью докрашивал какой-то стенд и разговаривал с мускулистым прилизанным брюнетом.
   – Барт! – заорала Женин от входа.
   Все повернули головы.
   – Барт! – Женин добежала до него, протягивая пригоршню скомканных денег.
   – Что случилось?
   – Поезд отменили! Мне вернули задаток! Что мы будем делать?!
   – Спокойно, – сказал он растерянно. – Я что-нибудь придумаю.
 
   «Какие противные усики, – подумала Женевьева – Ох, ну и мысли мне приходят в голову. Очень вовремя». Она перевела взгляд с брюнета на Барта.
   – Товарный? – говорил Барт в отчаянии. – Почтовый?
   – Пешком по шпалам, – с грустной иронией продолжила варианты их отъезда Женин.
   – Разрешите представиться, – не дождался обладатель противных усиков. – Карлос. Какое удовольствие встретить такую очаровательную сеньориту.
   – Карлос, – простонал Барт, – красивой сеньорите и мне нужно в столицу, в аэропорт. Чем быстрее, тем лучше. А в вашей замечательной стране небольшие проблемы с транспортом. Отменили поезд в самый неподходящий момент!
   – О! – лучезарно улыбнулся брюнет. – Позвольте помочь. Зачем вам поезд? Сочту за честь, если вы завтра утром составите мне компанию. На грузовике гораздо быстрее будет, чем на здешнем поезде.
   – Ради сеньориты, – добавил он по-испански.
   – Ах! – благодарно выдохнула Женин.
   Желая сделать что-нибудь приятное в ответ на такую любезность, она нашлась и польстила: «Замечательный английский, сеньор Карлос!», про себя добавив, что слишком вычурный.
   Карлос чуть не лопнул от самодовольства, начал было о полутора годах в Оксфорде, но продолжить не успел – Женин ринулась к выходу. Обернулась к Барту:
   – Раздобуду обед!
   К ней вернулось хорошее настроение. Завтра! Завтра они будут в аэропорту! И если не завтра, то точно послезавтра, улетят домой. Домой! Ура!
   – Жена? – кивнул Карлос ей вслед.
   – Нет. – Барт отступил назад и посмотрел на декорацию со стороны: – Гм, не то.
   Он решительно добавил белой краски в банку с серой – в театре и так темно, сделаем камни посветлее.
   – А! Подружка, – заключил брюнет.
   – Нет. Попутчица, – пробормотал Барт, размешивая краску, вот тоже мне, привязался. – Просто попутчица.
 
   Карлос сидел с ними у входа и безудержно хвастал. Барт и Женни жевали свои бутерброды и лениво поддакивали. Удостоверившись, что произвел должное впечатление, Карлос важно встал, откланялся и, насвистывая, отправился в город.
   – Я думала, он никогда не уйдет, – усмехнулась Женни.
   – Сынок! – насмешливо определил Карлоса Барт.
   – Чей? – не поняла Женни.
   – Своего влиятельного и богатого папочки. Видал я таких! Нигде толком не доучился. Ничем по существу не занимается. Проматывает папины денежки.
   – А тебе завидно? – съязвила Женни.
   – Мне безразлично. Главное, что его занесло сюда и он нас завтра подвезет. – Барт покачал головой. – Ну что ему здесь делать, посуди сама? Просто болтается. «Кон-тро-ли-рую, тот ли реквизит увезут».
   – У них любовь с Дездемоной, – мягко опровергла его версию Женни.
   – Любовь! – хмыкнул Барт. – Ну ладно, нам повезло, что у них случилась любовь.
 
   – О да! Здесь она случается. Любовь, – насмешливо сказала Женевьева.
   Она узнала, кто это там еще издалека так лучезарно улыбается. Бартоломью тоже узнал, встал и приосанился.
   – Ну, я, пожалуй, пойду, – прошипела Женин, поднимаясь.
   – Останься. Переведешь мне. – Барт даже не посмотрел в ее сторону.
   Он лыбился навстречу той самой девушке, что кокетничала с ним на днях и столь бесцеремонно играла его локоном.
   – Ну уж нет! – отрезала Женин. – Вы прекрасно понимаете друг друга.
   И гордо удалилась. И захлопнула за собой дверь в театр. И приоткрыла ее чуть-чуть: посмотрела в щелочку. Девица уже стояла вплотную к Барту и хохотала. Барт, не оборачиваясь, каблуком нажал на дверь, закрывая.
   Ах, вот как! Он подозревал, что она будет шпионить и желал личного пространства?! Да, пожалуйста. Сколько хотите. Вообще-то, было немного неудобно от его уверенности, что она подсматривает. Нет, он просто услышал звук двери.
   Женевьева столкнулась с директором труппы.
   – Где художник? Что же он делает? У меня спектакль через полчаса, а он провонял все помещение краской. Вели ему вынести стену на улицу.
   – Стену? – удивилась Женин.
   – Хорошая идея, да? – довольно махнул рукой директор в сторону новых декораций. – Очень компактно для перевозки. А монтируется в стену замка за пять минут.
   Для Женевьевы это выглядело кусками каменной светлой стены с вьющимися растениями. Она не успела рассмотреть хорошенько, в чем заключалась идея. Директор просто взмолился, чтобы художник сам распорядился своими сырыми еще полотнами.
   Женни набрала воздуха в грудь и распахнула двери. Барт обернулся, девушка расцепила руки. Ой, они, кажется… целовались?
   – А эта сеньорита в курсе, что ты завтра уезжаешь? Может, сказать? – Женни шла за Бартом и издевалась.
   – Не надо. Не разбивай ей сегодня сердце, – насмешливо ответил Барт.
   – Кстати, то, что ты «пробовал» вчера, было вовсе не текилой, – продолжила Женни.
   – Что?! – он остановился и посмотрел ей в лицо.
   – Актеры ради тебя заказали какой-то американский ликер, – деланно безразлично пожала плечами Женни, пряча улыбку.
   – Ах, ты! – Барт захохотал. – Женни, не говори никому в Меланьи, договор?
   – Помоги мне, – попросил он. – Нет, лучше позови Отелло. Отнесем в подсобку по одному, чтоб не смазать краски.
   – А что это? Такие солнечные светящиеся камни вышли.
   – Да? Я хотел мрачные и суровые, – улыбнулся Барт. – Это палаццо Джульетты.
   «А разве она жила во дворце?» – попыталась вспомнить Женевьева.
 
   Дездемона фальшивила. Это было ужасно. Аплодисменты тем не менее были, но Дездемона ничего не слышала, ничего не видела. Она сияла. Она послала воздушный поцелуй гордо восседающему в первом ряду Карлосу.
   «Что с людьми любовь делает», – вздохнула Женни.
 
   – Уезжаете утром с Карлосом? – прощался с Бартом и Женни после спектакля руководитель труппы. – Какая жалость!
   – Да, жалость. Я не успел нарисовать новую афишу, – смущенно посмотрел на него Барт, когда Женин перевела.
   – Какая жалость, что вы не увидите наших «Ромео и Джульетту»! Это наша лучшая постановка!
   – А! – Барт усмехнулся обиженно. – Конечно, жалко. Хотелось бы посмотреть. Удачи!
 
   Бартоломью развалился на кровати, закинув ноги на спинку.
   – Как хорошо быть блондинкой в стране мачо. Зачем я вообще работал? – язвительно спросил он у подошедшей Женин.
   – «Сочту за честь, если красивая сеньорита составит мне завтра компанию», – было передразнил Барт, но не разглядел в потемках, как Женевьева отреагировала, поэтому пошел на попятную: – Все! Молчу, молчу!
   – Двигайся давай. – Женин толкнула его.
   Барт пересел к изголовью.
   – Карлос – банальный хвастун. При чем тут я? – возмутилась Женин.
   После слов Барта она вдруг со стороны взглянула на ситуацию. Бартоломью разобижен – не оценили его работу по достоинству, плюс еще и дурачится как всегда. Однако противная доля правды в его словах была. Или не было? Нет. Не было!
   – Карлосу захотелось показать, как легко и просто он может наши проблемы разрешить, – сердито добавила Женин. – Тоже мне – хозяин.
   И сменила гнев на милость:
   – Новые декорации просто чудо. Камни как будто светятся изнутри. То, что надо для такой истории, как «Ромео и Джульетта».
   – Надеюсь, актерам тоже понравятся. – Тон у Барта стал довольный после похвалы.
   Он закинул руки за голову. Потянулся и зевнул.
   – Жалко, что ты не успел нарисовать афишу, – заметила Женевьева.
   – А! – махнул он рукой. – У меня даже идей не было. Не представляю нашу Дездемону в роли Джульетты. Она и Дездемона-то так себе. Ей бы Клеопатру играть. Романтической девчонкой, которая себя убивает потому, что ей не разрешают выйти замуж, я ее вообще не вижу. Наша – сама кого хочешь убьет!
   – Джульетта вышла замуж за Ромео, тайно. Она лишила себя жизни, потому, что считала, что любимый муж умер.
   – Я не читал. Литературу я знаю исключительно в пересказе Рафа. А Шекспира он терпеть не может, – улыбнулся Барт. – Есть и у меня пробелы в образовании.
   – Рафаэль пересказывал тебе книжки? Надо же, как знакомо.
   – Художественные. В двух словах. Он считал, что надо знать популярные сюжеты. Для поддержания светской беседы мне этого вполне хватало, – весело пояснил Барт.
   – Я тоже пересказывала! – воскликнула Женин. – В начальной школе одноклассникам. Они ленились сами читать толстые книги. А я их просто глотала. Притворялась больной, лежала дома и читала. В школу с собой таскала по две-три книжки и на ходу прочитывала их за день. Потом пересказывала желающим.
   Барт смотрел на нее, улыбаясь.
   – Однажды мне объявили бойкот, – призналась Женевьева. – Понимаешь, меня не устраивали некоторые сюжетные линии. Ну почему автор убил друга героя или так рано, без приключений, выдал замуж героиню? Я и додумывала, что бы там могло быть на самом деле.
   «На самом деле!» – Барт удержал смешок.
   – Некоторые книги меняла просто до неузнаваемости. И тут кому-то из слушателей так понравилась моя история, что он решил прочитать книжку. Обнаружил, что там все не так, рассказал остальным. Мне объявили бойкот. За вранье.
   – А ты говорила, что тебя не донимали в школе, – отсмеявшись, поддел Барт.
   – Я даже не заметила. Я в тот момент читала что-то интересное. Мне потом подружка объяснила.
   – И чем дело закончилось? – поинтересовался Бартоломью.
   – Решили, что книжка скучнее моего пересказа, и простили.
   Они рассмеялись.
   – Но дразнить – не дразнили, – заверила она Барта. «Может, ты и этого не заметила», – улыбнулся он про себя.
 
   – Меня попытались раз дразнить, – сказал Барт. Женевьева ждала, он молчал. Она решила, что продолжения не будет. Неожиданно он заговорил снова:
   – Рафаэль плохо, но как-то ходил. А лет в тринадцать ему вдруг резко стало хуже. Стоять не мог. Речь клинило. Трудно было понять, что он пытается сказать. Все болело. Вообще-то он терпеливый, но тут…
   Барт хмыкнул.
   – Мы в церкви были. С мамой. Не помню, закончилась служба или нет, только Рафаэль больше не мог высидеть. Я вывез его на улицу, мама задержалась. Стою и злюсь, где она, не видит что ли, что Рафу плохо… Подходит компания ребят. Рафаэля обзывать они не стали, решили, что не поймет, нет удовольствия. «Брат чудовища!» «Что там твой урод мычит?» Я не выдержал, развернулся и вмазал. Раф ведь все слышал, хотя он и говорил потом, что ему было все равно.
   Барт вздохнул.
   – Подрался. Обидно, что рядом с церковью. И что Рафа в таком состоянии оставил без присмотра.
   Он посмотрел в дальний угол, где притихла Женни. Ни звука, ни движения.
   – Женни, ты спишь? – спросил шепотом.
   – Нет, слушаю, – откликнулась она тоже шепотом. – Я бы на твоем месте разревелась бы и бросилась искать маму.
   Барт усмехнулся.
   – Раф считал, что надо было проигнорировать этих козлов. Он здорово испугался, что или меня убьют, или я кого-то убью, и заорал дико. Нас еле разняли. А Рафа с трудом успокоили.
   – Тебе не было страшно? – спросила Женни.
   – А! – отмахнулся он. – Если боишься за свою шкуру, то драку лучше не начинай. А раз уж ввязался, то дерись насмерть. Только тогда есть шанс победить. Я и Рафу это сказал.
   – Ему-то зачем? – простонала Женни.
   – Потому что он когда-нибудь окажется без меня. Вдруг ему придется. Я подарил ему револьвер на совершеннолетие.
   – С ума сошел!
   – Мама тоже так сказала, – рассмеялся Барт.
   – А что Рафаэль?
   – Лучше меня стреляет, змей. Впрочем, у меня просто нет времени набить руку. Дела вечно.
   – Ему стало лучше? Ну, после обострения? – догадалась Женин.
   – Да. Ходить плохо получается, но речь нормальная и руки работают.
   – А что вы для этого делали?
   – Как всегда. Врачи, монастыри, витамины. Врачи, впрочем, или его хоронят, или обещают ухудшение.
   Он привстал и посмотрел на Женевьеву. Лег обратно.
   – И почему я тебе все выкладываю? Я не болтливый обычно.
   «Как же, поверю», – улыбнулась она про себя.
   – А я разговорчивая.
   «Но тебя разве переговоришь?» – подумала засыпая.
 
   – Бартоломью, просыпайся, – умоляющий, нежный голосок Женевьевы ласкал ему слух.
   – Угу, уже, – перевернулся Барт на живот.
   – Барт, вставай. Кровать сейчас будут грузить, – настаивала Женин.
   – Меня, пожалуйста, вместе с кроватью… – пробормотал он.
   – Аква?! Грасиас, сеньор! – воскликнула Женин, благодаря за воду.
   Это Барт понял. Живо вскочил, опасаясь холодного душа.
   – Доброе утро, Бартоломью. – Улыбающаяся бодрая Женевьева держала в руке флягу-тыкву. – Вода нам в дорогу. На всякий случай.
   – А! – Барт смущенно потеребил затылок.
 
   Кровать в кузов не помещалась. Бартоломью тут же взял размещение мебельного чудовища в свои руки. Деловито измерил. Сбегал в подсобку за инструментами и отвинтил ножки. Под его руководством остов со спинками под углом втиснули в грузовик. Осталось разместить кое-какой реквизит под кроватью. Барт понес ящик в подсобку, бросил последний взгляд на опустевшую сцену, где стояли его новые декорации для «Ромео» – куски стены.
   «Бип! Бип-бип!» – сигналили явно ему. Барт быстро выскочил на улицу, еще чего доброго забудут.
   – Прошу! – Карлос распахнул перед ним дверцу кабины.
   Бартоломью поднял голову, Женевьева помахала ему из кузова.
   – Хочешь в кабину? – крикнул он.
   – Меня уже здесь устроили.
   Барт полез к ней наверх. Карлос захлопнул дверцу и тоже присоединился к ним.
 
   Ну вот. Что же Бартоломью такой соня. Не добудишься никогда. И теперь. Прислонился к матрацу и дрыхнет, а ей отдувайся – развлекай этого противного Карлоса разговорами.
   – Да, сеньор Карлос. Просто потрясающе, – ответила Женин брюнету, надеясь, что в тему, поскольку не очень-то она прислушивалась.