— Мой муж ненавидит вас, мистер Грант. Он постоянно твердит о том, что это вы украли его бриллианты, и что вы постоянно преследуете его. Я знаю, что насчет кражи он не ошибается, ведь я видела вас в ту ночь…
Впервые Коби утратил контроль над собой, и на его лице отразилось удивление. Он был уверен, что маскировка делала его неузнаваемым.
Леди Хинидж печально улыбнулась.
— О, да. Я узнала бы вас где угодно, мистер Грант. Не спрашивайте, почему… возможно, вы и сами догадаетесь. Вас не зря прозвали Аполлоном. Впервые я верю своему мужу, а зная о том, что его… вкусы… чудовищны, я могу догадаться, почему вы преследуете его столь настойчиво. Перед тем как уйти, я обыскала его кабинет и просмотрела бумаги, чтобы подтвердить свои подозрения. Если вы хотите узнать о тайнах и преступлениях моего мужа, мистер Грант, думаю, эти два адреса будут вам полезны. Третий его сообщник, насколько я поняла, погиб при странных обстоятельствах во время пожара.
Коби понять не мог, как ему удалось не измениться в лице.
Леди Хинидж продолжила.
— Мне следовало бы заявить в полицию, но он мой… бывший… муж, и он не всегда был таким. Кроме того, у меня нет веских доказательств. Вот имена и адреса, мистер Грант.
Она протянула ему лист бумаги.
— Утром я отправлюсь на север. Он еще не знает о том, что я собираюсь уйти от него. Он сейчас в Брайтоне, а когда вернется, меня уже здесь не будет. Не думаю, что мы с вами когда-нибудь встретимся. Я лишь прошу вас быть осторожнее. У него есть опасные знакомые.
Коби взял у нее бумагу и сказал:
— Я не знаю, как отблагодарить вас, леди Хинидж. Я преследую его не беспричинно. Но, как и у вас, у меня нет веских доказательств, чтобы представить их полиции.
— Думаю, у вас есть собственные методы, мистер Грант. Я права, не так ли?
Леди Хинидж встала.
— А теперь я вынуждена вас покинуть. Еще одно. Мне кажется, он собирается подать в суд на тех людей, которые разоблачили его в Маркендейле. Среди них вы… и принц Уэльский…. Зная об этом, вы сможете принять необходимые меры.
В дверях она обернулась.
— Желаю приятного вечера, мистер Грант. Пожалуйста, передайте привет вашей юной жене. Я желаю вам счастья.
Леди Хинидж ушла, оставив за собой тонкий аромат вербены… и листок бумаги. Теперь надо передать эти сведения Портеру и надеяться, что они помогут загнать сэра Рэтклиффа в ловушку.
Кто бы мог подумать, что мимолетная жалость, которую испытал Коби к несчастной жене сэра Рэтклиффа, обернется для него таким подарком! Игра становится все интереснее.
Эбенезер Бристоу вошел в убежище Армии спасения возле Хеймаркета и обнаружил, что его дожидается мистер Дилли, одетый в коричневый костюм бедняка.
Заметив удивление на лице капитана, Коби сказал:
— Я пришел, чтобы снова обратиться к вам за советом, капитан Бристоу. Однажды вы очень мне помогли. Надеюсь, так будет и в этот раз.
Бристоу жестом указал ему на кресло.
— Чем могу быть полезен, мистер Дилли? Прежде чем вы перейдете к делу, я должен сообщить, что в приюте все благополучно. Те деньги, что вы недавно прислали, положены в банк и будут потрачены на обучение детей. Мы очень вам благодарны.
Коби кивнул.
— Мне в руки попала крупная сумма денег. Очень крупная, больше, чем все мои предыдущие пожертвования. Я хотел бы потратить ее с пользой.
Если Бристоу и был удивлен столь невероятной щедростью, то ничем не выдал своих чувств.
— О какой сумме идет речь, мистер Дилли?
— Около сорока тысяч фунтов.
Это была часть выручки от продажи бриллиантов Хиниджа.
Бристоу побледнел.
— Вы можете выстроить школу на эти деньги, мистер Дилли, если пожелаете.
— Я желаю. Завтра я пришлю к вам своего человека. Вместе вы обсудите подробности. А теперь я хотел бы обратиться к вам с еще одной просьбой.
Он вынул из кармана лист бумаги, который накануне дала ему леди Хинидж.
— Знакомы ли вам эти имена, капитан Бристоу?
Бристоу прочитал фамилии и адреса и пристально взглянул на Коби.
— Откуда это у вас?
— Это не имеет к вам никакого отношения, капитан Бристоу. Скажите то, что знаете. Ваш ответ может решить чью-то судьбу.
— Не сомневаюсь. Эти люди очень опасны. Первый, Мэйсон, известный сутенер, а второй, Линфилд, его охранник. Говорят, что Мэйсон поставляет аристократам мальчиков для постельных утех. У Линфилда на совести убийство… и оно сошло ему с рук. Они оба водили знакомство с мадам Луизой и Хоскинсом, который погиб при пожаре. Лучше с ними не связываться.
— Постараюсь.
Коби встал и взял лист бумаги.
— Спасибо, капитан Бристоу. Вы должны понимать, что какими бы ни были последствия нашего разговора, ни вас, ни Армию спасения они не коснутся. Это я вам обещаю.
— Мне хотелось бы знать только одно, мистер Дилли, — сказал Бристоу. — Откуда взялись эти сорок тысяч?
Коби одарил его очаровательной улыбкой (Дина бы ее сразу узнала).
— Можете называть его неизвестным благотворителем, капитан Бристоу.
— Но это не вы?
— Нет, конечно. Не в этот раз. Я всего лишь… посредник. Простите, но мне пора.
— Я хотел бы выразить свою признательность благотворителю, мистер Дилли. Размер его пожертвования столь велик, что было бы невежливым не поблагодарить его.
— Естественно. — Улыбка Коби стала еще шире. — Можете написать благодарственное письмо и отдать его мне. При случае я сообщу этому человеку, что вы ему очень признательны. Вас это устроит?
— Думаю, да, — с сомнением ответил Бристоу.
— В таком случае благодарю вас за помощь. Кстати, я намереваюсь поучаствовать в рождественском представлении. Я придумал парочку новых фокусов, которые наверняка понравятся детям. Вы сообщите мне точную дату ближе к декабрю?
И он ушел, столь же бесшумно и незаметно, как появился. Капитан Бристоу сидел, уставившись в стену. Если бы он мог убедить себя, что деньги, пожертвованные мистером Дилли, получены честным путем!
— Коби, если можно, я хотела бы навестить Па. Я его целый год не видела. Обычно я ездила к нему каждую осень до начала дождей.
Коби оторвал взгляд от книги. С тех пор, как они вернулись в Лондон, он все время был чем-то занят.
— Конечно, можно, Дина. Есть только одна загвоздка. Ты не будешь возражать, если я не поеду с тобой? Похоже, мне придется остаться в Лондоне. Дела, дела…
— Мне кажется, — сказала Дина, — я обязана поехать. Жаль, конечно, что без тебя.
Дина лгала. На самом деле ей хотелось расстаться с ним, освободиться от его чар, чтобы спокойно подумать о нем и об их браке.
Она написала письмо своему отцу профессору Луису Фабиану, и получила довольно странный ответ. Да, он очень рад и будет ждать ее с нетерпением, жаль только, что ее муж не приедет. Все эти слова казались совершенно естественными, но почему-то в письме ощущалась какая-то недосказанность. Год назад Дина все принимала за чистую монету, но светская жизнь и замужество помогли ей обрести особое чутье.
Коби отвез их на станцию Паддингтон (Дина взяла с собой Гортензию и Пирсон). Интересно, что скажет Па, когда узнает, что у нее не одна служанка, а целых две?
Для нее было заказано купе первого класса. Джилс нес багаж. Дина не могла не вспоминать свои предыдущие поездки, когда она частенько путешествовала одна с единственным старым чемоданом и большим потрепанным саквояжем.
Теперь ее окружала роскошь. Ее чемоданы были обиты прекрасной черной кожей и украшены золотыми инициалами. Пирсон несла шляпные коробки, Гортензия присматривала за личными вещами: сумкой, зонтиком, журналами, шоколадками, корзиной с фруктами, а также букетом фрезий из собственной оранжереи. Купе сразу же наполнилось цветочным ароматом.
— Я буду скучать по тебе, — сказал Коби.
Дина хотела ему поверить. Он был красив как никогда. Их шествие по платформе напоминало королевскую процессию. Большинство прохожих, особенно женщины, провожали их взглядами.
— Я буду скучать по тебе, — откликнулась Дина, а затем, с мучительной застенчивостью, не свойственной ей в последние дни, добавила: — Мне будет плохо без тебя.
— Если бы я мог, я бы поехал с тобой, — сказал Коби, а затем, нарушив все правила этикета, склонился к ней и нежно поцеловал ее в губы. — Счастливого пути.
Дина села у окна, чтобы видеть платформу. Коби взмахнул рукой, и у нее на глазах выступили слезы, но она не могла позволить себе разрыдаться перед Гортензией и Пирсон.
Северный Оксфорд тоже показался ей чужим. Экипаж Па дожидался ее на станции, и старый Симмондс радостно поприветствовал ее, пока грузчики укладывали ее пожитки, а затем подал руку и помог сесть. Миссис Руддл, экономка, вышла ей навстречу, а когда Дина впорхнула в дом, снимая на ходу высокую шляпу с пером, украшенную шелковыми маргаритками и подсолнухами, внутри ее ждал Па, такой же как всегда, добрый и радушный.
Дине хотелось броситься ему на шею как в детстве, но теперь она была замужней женщиной. Поэтому она чмокнула его в щеку, выразила восхищение теплой сентябрьской погодой — короче говоря, вела себя как Виолетта, а не как леди Дина Фревилль.
И все-таки Па изменился — он выглядел каким-то смущенным. Он улыбнулся, взял ее за руку и сказал:
— Я счастлив видеть тебя, Дина. Ты так очаровательна, так не похожа на печальную девочку, какой была раньше. Замужество пошло тебе на пользу.
— Это Коби Грант пошел мне на пользу, — искренне ответила Дина.
Что бы она ни думала о своих взаимоотношениях с мужем, нельзя забывать, что даже не любя ее, он прилагал все усилия, чтобы сделать ее счастливой.
— А теперь, дорогая Дина, я не стану ходить вокруг да около. Здесь человек, с которым, я думаю, ты должна встретиться как можно скорее.
Па взял ее за руку и повел к задней двери, затем, через маленькую оранжерею вывел на лужайку, где на белой скамье под кедром сидела какая-то женщина.
Дина разинула рот от удивления.
— Мама! — воскликнула она. — Что ты здесь делаешь?
Снова почувствовав себя маленькой девочкой, она набросилась на маму с объятиями.
— Ой, мама, я совершенно не ожидала увидеть тебя здесь.
— Правда, радость моя? Мы так и думали, что ты удивишься. Папа хотел написать тебе в письме, но я сказала: «Нет, представь только, какой замечательный выйдет сюрприз».
— Но почему? — растерянно спросила Дина. Она вдруг вспомнила горькое прошлое своих родителей. Ее мать, нелюбимая жена покойного лорда Рейнсборо, сбежала с учителем своего сына, Луисом Фабианом, и забеременела от него. Лорд Рейнсборо отказался дать ей развод и пригрозил отомстить ее любовнику, если она не вернется в семью. Когда она подчинилась, он признал Дину, но отправил их обеих в изгнание.
— Почему? — повторил отец. — Мы встретились снова, случайно, в доме одного из друзей, и поняли… что же мы поняли, моя дорогая?
— Мы поняли, почему у нас такая красивая дочь, и вспомнили наше былое счастье, — сказала мама, целуя ее. — Да, ты очаровательна, радость моя. Я знала, еще тогда, когда познакомилась с твоим мужем в Лондоне, что он позаботится о тебе.
— Да, — с улыбкой добавил отец, поцеловав мамину руку, — и мы подумали о том, что преграды между нами исчезли, и ничто не препятствует нашему счастью. Я просил руки твоей матери, Дина, и она согласилась. Мы поженимся по специальному разрешению через два дня, и ты будешь свидетельницей.
— Ой, Па, — воскликнула Дина и разрыдалась. Она сама не знала, были ли это слезы радости, или сожаления о тех годах, которые ее родители провели в разлуке. И позже, попивая шампанское в саду, Дина не была уверена в собственных чувствах.
Будем ли мы вместе, я и Коби, когда нам исполнится столько же лет, сколько им? Станем ли мы пить шампанское за наше прошлое и будущее?
Седьмая глава
Впервые Коби утратил контроль над собой, и на его лице отразилось удивление. Он был уверен, что маскировка делала его неузнаваемым.
Леди Хинидж печально улыбнулась.
— О, да. Я узнала бы вас где угодно, мистер Грант. Не спрашивайте, почему… возможно, вы и сами догадаетесь. Вас не зря прозвали Аполлоном. Впервые я верю своему мужу, а зная о том, что его… вкусы… чудовищны, я могу догадаться, почему вы преследуете его столь настойчиво. Перед тем как уйти, я обыскала его кабинет и просмотрела бумаги, чтобы подтвердить свои подозрения. Если вы хотите узнать о тайнах и преступлениях моего мужа, мистер Грант, думаю, эти два адреса будут вам полезны. Третий его сообщник, насколько я поняла, погиб при странных обстоятельствах во время пожара.
Коби понять не мог, как ему удалось не измениться в лице.
Леди Хинидж продолжила.
— Мне следовало бы заявить в полицию, но он мой… бывший… муж, и он не всегда был таким. Кроме того, у меня нет веских доказательств. Вот имена и адреса, мистер Грант.
Она протянула ему лист бумаги.
— Утром я отправлюсь на север. Он еще не знает о том, что я собираюсь уйти от него. Он сейчас в Брайтоне, а когда вернется, меня уже здесь не будет. Не думаю, что мы с вами когда-нибудь встретимся. Я лишь прошу вас быть осторожнее. У него есть опасные знакомые.
Коби взял у нее бумагу и сказал:
— Я не знаю, как отблагодарить вас, леди Хинидж. Я преследую его не беспричинно. Но, как и у вас, у меня нет веских доказательств, чтобы представить их полиции.
— Думаю, у вас есть собственные методы, мистер Грант. Я права, не так ли?
Леди Хинидж встала.
— А теперь я вынуждена вас покинуть. Еще одно. Мне кажется, он собирается подать в суд на тех людей, которые разоблачили его в Маркендейле. Среди них вы… и принц Уэльский…. Зная об этом, вы сможете принять необходимые меры.
В дверях она обернулась.
— Желаю приятного вечера, мистер Грант. Пожалуйста, передайте привет вашей юной жене. Я желаю вам счастья.
Леди Хинидж ушла, оставив за собой тонкий аромат вербены… и листок бумаги. Теперь надо передать эти сведения Портеру и надеяться, что они помогут загнать сэра Рэтклиффа в ловушку.
Кто бы мог подумать, что мимолетная жалость, которую испытал Коби к несчастной жене сэра Рэтклиффа, обернется для него таким подарком! Игра становится все интереснее.
Эбенезер Бристоу вошел в убежище Армии спасения возле Хеймаркета и обнаружил, что его дожидается мистер Дилли, одетый в коричневый костюм бедняка.
Заметив удивление на лице капитана, Коби сказал:
— Я пришел, чтобы снова обратиться к вам за советом, капитан Бристоу. Однажды вы очень мне помогли. Надеюсь, так будет и в этот раз.
Бристоу жестом указал ему на кресло.
— Чем могу быть полезен, мистер Дилли? Прежде чем вы перейдете к делу, я должен сообщить, что в приюте все благополучно. Те деньги, что вы недавно прислали, положены в банк и будут потрачены на обучение детей. Мы очень вам благодарны.
Коби кивнул.
— Мне в руки попала крупная сумма денег. Очень крупная, больше, чем все мои предыдущие пожертвования. Я хотел бы потратить ее с пользой.
Если Бристоу и был удивлен столь невероятной щедростью, то ничем не выдал своих чувств.
— О какой сумме идет речь, мистер Дилли?
— Около сорока тысяч фунтов.
Это была часть выручки от продажи бриллиантов Хиниджа.
Бристоу побледнел.
— Вы можете выстроить школу на эти деньги, мистер Дилли, если пожелаете.
— Я желаю. Завтра я пришлю к вам своего человека. Вместе вы обсудите подробности. А теперь я хотел бы обратиться к вам с еще одной просьбой.
Он вынул из кармана лист бумаги, который накануне дала ему леди Хинидж.
— Знакомы ли вам эти имена, капитан Бристоу?
Бристоу прочитал фамилии и адреса и пристально взглянул на Коби.
— Откуда это у вас?
— Это не имеет к вам никакого отношения, капитан Бристоу. Скажите то, что знаете. Ваш ответ может решить чью-то судьбу.
— Не сомневаюсь. Эти люди очень опасны. Первый, Мэйсон, известный сутенер, а второй, Линфилд, его охранник. Говорят, что Мэйсон поставляет аристократам мальчиков для постельных утех. У Линфилда на совести убийство… и оно сошло ему с рук. Они оба водили знакомство с мадам Луизой и Хоскинсом, который погиб при пожаре. Лучше с ними не связываться.
— Постараюсь.
Коби встал и взял лист бумаги.
— Спасибо, капитан Бристоу. Вы должны понимать, что какими бы ни были последствия нашего разговора, ни вас, ни Армию спасения они не коснутся. Это я вам обещаю.
— Мне хотелось бы знать только одно, мистер Дилли, — сказал Бристоу. — Откуда взялись эти сорок тысяч?
Коби одарил его очаровательной улыбкой (Дина бы ее сразу узнала).
— Можете называть его неизвестным благотворителем, капитан Бристоу.
— Но это не вы?
— Нет, конечно. Не в этот раз. Я всего лишь… посредник. Простите, но мне пора.
— Я хотел бы выразить свою признательность благотворителю, мистер Дилли. Размер его пожертвования столь велик, что было бы невежливым не поблагодарить его.
— Естественно. — Улыбка Коби стала еще шире. — Можете написать благодарственное письмо и отдать его мне. При случае я сообщу этому человеку, что вы ему очень признательны. Вас это устроит?
— Думаю, да, — с сомнением ответил Бристоу.
— В таком случае благодарю вас за помощь. Кстати, я намереваюсь поучаствовать в рождественском представлении. Я придумал парочку новых фокусов, которые наверняка понравятся детям. Вы сообщите мне точную дату ближе к декабрю?
И он ушел, столь же бесшумно и незаметно, как появился. Капитан Бристоу сидел, уставившись в стену. Если бы он мог убедить себя, что деньги, пожертвованные мистером Дилли, получены честным путем!
— Коби, если можно, я хотела бы навестить Па. Я его целый год не видела. Обычно я ездила к нему каждую осень до начала дождей.
Коби оторвал взгляд от книги. С тех пор, как они вернулись в Лондон, он все время был чем-то занят.
— Конечно, можно, Дина. Есть только одна загвоздка. Ты не будешь возражать, если я не поеду с тобой? Похоже, мне придется остаться в Лондоне. Дела, дела…
— Мне кажется, — сказала Дина, — я обязана поехать. Жаль, конечно, что без тебя.
Дина лгала. На самом деле ей хотелось расстаться с ним, освободиться от его чар, чтобы спокойно подумать о нем и об их браке.
Она написала письмо своему отцу профессору Луису Фабиану, и получила довольно странный ответ. Да, он очень рад и будет ждать ее с нетерпением, жаль только, что ее муж не приедет. Все эти слова казались совершенно естественными, но почему-то в письме ощущалась какая-то недосказанность. Год назад Дина все принимала за чистую монету, но светская жизнь и замужество помогли ей обрести особое чутье.
Коби отвез их на станцию Паддингтон (Дина взяла с собой Гортензию и Пирсон). Интересно, что скажет Па, когда узнает, что у нее не одна служанка, а целых две?
Для нее было заказано купе первого класса. Джилс нес багаж. Дина не могла не вспоминать свои предыдущие поездки, когда она частенько путешествовала одна с единственным старым чемоданом и большим потрепанным саквояжем.
Теперь ее окружала роскошь. Ее чемоданы были обиты прекрасной черной кожей и украшены золотыми инициалами. Пирсон несла шляпные коробки, Гортензия присматривала за личными вещами: сумкой, зонтиком, журналами, шоколадками, корзиной с фруктами, а также букетом фрезий из собственной оранжереи. Купе сразу же наполнилось цветочным ароматом.
— Я буду скучать по тебе, — сказал Коби.
Дина хотела ему поверить. Он был красив как никогда. Их шествие по платформе напоминало королевскую процессию. Большинство прохожих, особенно женщины, провожали их взглядами.
— Я буду скучать по тебе, — откликнулась Дина, а затем, с мучительной застенчивостью, не свойственной ей в последние дни, добавила: — Мне будет плохо без тебя.
— Если бы я мог, я бы поехал с тобой, — сказал Коби, а затем, нарушив все правила этикета, склонился к ней и нежно поцеловал ее в губы. — Счастливого пути.
Дина села у окна, чтобы видеть платформу. Коби взмахнул рукой, и у нее на глазах выступили слезы, но она не могла позволить себе разрыдаться перед Гортензией и Пирсон.
Северный Оксфорд тоже показался ей чужим. Экипаж Па дожидался ее на станции, и старый Симмондс радостно поприветствовал ее, пока грузчики укладывали ее пожитки, а затем подал руку и помог сесть. Миссис Руддл, экономка, вышла ей навстречу, а когда Дина впорхнула в дом, снимая на ходу высокую шляпу с пером, украшенную шелковыми маргаритками и подсолнухами, внутри ее ждал Па, такой же как всегда, добрый и радушный.
Дине хотелось броситься ему на шею как в детстве, но теперь она была замужней женщиной. Поэтому она чмокнула его в щеку, выразила восхищение теплой сентябрьской погодой — короче говоря, вела себя как Виолетта, а не как леди Дина Фревилль.
И все-таки Па изменился — он выглядел каким-то смущенным. Он улыбнулся, взял ее за руку и сказал:
— Я счастлив видеть тебя, Дина. Ты так очаровательна, так не похожа на печальную девочку, какой была раньше. Замужество пошло тебе на пользу.
— Это Коби Грант пошел мне на пользу, — искренне ответила Дина.
Что бы она ни думала о своих взаимоотношениях с мужем, нельзя забывать, что даже не любя ее, он прилагал все усилия, чтобы сделать ее счастливой.
— А теперь, дорогая Дина, я не стану ходить вокруг да около. Здесь человек, с которым, я думаю, ты должна встретиться как можно скорее.
Па взял ее за руку и повел к задней двери, затем, через маленькую оранжерею вывел на лужайку, где на белой скамье под кедром сидела какая-то женщина.
Дина разинула рот от удивления.
— Мама! — воскликнула она. — Что ты здесь делаешь?
Снова почувствовав себя маленькой девочкой, она набросилась на маму с объятиями.
— Ой, мама, я совершенно не ожидала увидеть тебя здесь.
— Правда, радость моя? Мы так и думали, что ты удивишься. Папа хотел написать тебе в письме, но я сказала: «Нет, представь только, какой замечательный выйдет сюрприз».
— Но почему? — растерянно спросила Дина. Она вдруг вспомнила горькое прошлое своих родителей. Ее мать, нелюбимая жена покойного лорда Рейнсборо, сбежала с учителем своего сына, Луисом Фабианом, и забеременела от него. Лорд Рейнсборо отказался дать ей развод и пригрозил отомстить ее любовнику, если она не вернется в семью. Когда она подчинилась, он признал Дину, но отправил их обеих в изгнание.
— Почему? — повторил отец. — Мы встретились снова, случайно, в доме одного из друзей, и поняли… что же мы поняли, моя дорогая?
— Мы поняли, почему у нас такая красивая дочь, и вспомнили наше былое счастье, — сказала мама, целуя ее. — Да, ты очаровательна, радость моя. Я знала, еще тогда, когда познакомилась с твоим мужем в Лондоне, что он позаботится о тебе.
— Да, — с улыбкой добавил отец, поцеловав мамину руку, — и мы подумали о том, что преграды между нами исчезли, и ничто не препятствует нашему счастью. Я просил руки твоей матери, Дина, и она согласилась. Мы поженимся по специальному разрешению через два дня, и ты будешь свидетельницей.
— Ой, Па, — воскликнула Дина и разрыдалась. Она сама не знала, были ли это слезы радости, или сожаления о тех годах, которые ее родители провели в разлуке. И позже, попивая шампанское в саду, Дина не была уверена в собственных чувствах.
Будем ли мы вместе, я и Коби, когда нам исполнится столько же лет, сколько им? Станем ли мы пить шампанское за наше прошлое и будущее?
Седьмая глава
Коби скучал по ней. Он чувствовал себя одиноким. Сначала он и сам не понимал, что с ним творится. До отъезда на юго-запад он был общительным юношей, предпочитающим всегда находиться среди людей, но затем превратился в одиночку, человека себе на уме, у которого много знакомых, но очень мало друзей. Честно говоря, единственным его другом был Хендрик Ван Дьюзен, он же Шульц, он же Профессор.
Коби пытался бороться со своими чувствами, но потерпел поражение. Мысли о ней приходили в самые неподходящие моменты: в конторе в Сити и дома по вечерам. Он привык ужинать с ней наедине, а после ужина они беседовали или читали. Когда Дина вышивала, Коби играл для нее на пианино или на гитаре. А время от времени доставал свое банджо и исполнял негритянские духовные гимны или песни Стивена Фостера.
И постель без нее была слишком холодной. В первое время Дина дичилась: скромность и застенчивость мешали ей выразить свои чувства, но со временем она стала искренней и страстной любовницей.
Коби с нетерпением ждал ее писем. Первое удивило его и обрадовало, а затем и расстроило. Оно пришло через несколько дней после Дининого отъезда, и в нем Дина описывала свадьбу своих родителей. «Я хотела вернуться домой, — писала она. — Я думала, что им захочется побыть наедине после долгой разлуки, но они упросили меня остаться. Так что я, наверное, задержусь здесь подольше. Может, хоть на короткое время почувствую себя членом семьи, а не посторонней».
Именно последние слова и расстроили Коби. Впервые он задумался о том, какие чувства испытывает к нему Дина. И это странно. Ему всегда было плевать на то, что думают о нем окружающие, будь то женщины или мужчины. Кроме того, письмо напомнило ему о собственных родителях. Что они чувствуют к нему после того, как он с такой легкостью выбросил их из своей жизни?
Это походило на пробуждение после долгого сна. К Коби возвращались нормальные человеческие чувства. Неожиданно он ощутил острое желание увидеть своих родителей. Никогда уже ему не стать таким, как прежде, но может быть…
Коби моргнул. О чем это он размечтался?
Неужели Дина и с ним чувствует себя посторонней? Наверное, потому, что он не рассказал ей о бриллиантах и о причине своей ненависти к сэру Рэтклиффу Хиниджу?
Но разве мог он поступить иначе? Коби хотел уберечь ее от опасности, но в результате они снова начали отдаляться друг от друга.
* * *
Через несколько дней слух о происшествии в Маркендейле распространился по всем клубам и гостиным Лондона. На Оксфорд-стрит Коби встретился с приятелем. Это был Белленджер Ходсон, живо интересующийся всеми светскими сплетнями.
— Скажите, Грант, правда ли, что вы заставили сэра Рэтлкиффа признаться в жульничестве и поклясться никогда больше не играть в карты?
— Где вы это услышали? — поинтересовался Коби.
— Об этом говорит весь Лондон.
— Вы меня удивляете, — сухо сказал Коби. Он не думал, что новости распространяются так быстро.
— Значит, вы не отрицаете?
— Не подтверждаю, но и не отрицаю. Сами понимаете, положение обязывает.
— Ничего я не понимаю, Грант. Но этот сэр Рэтклифф всегда казался мне скользким типом.
— Полагаю, скоро правда будет известна всем, — ответил Коби. Он поклялся молчать и не собирался нарушать свою клятву… хотя кто-то ее нарушил. Вероятно, Рейни. Странно, что его вообще пригласили в число свидетелей. Неужели его выбрали нарочно… как человека, который наверняка проболтается? Возможно, Бьючампу и его хозяевам выгодны эти слухи.
Коби с самого начала считал этот замысел довольно рискованным, и убедился в этом, когда столкнулся лицом к лицу с сэром Рэтлклиффом в Реформ-клубе. После того, как события в Маркендейле стали достоянием гласности, пошли слухи, что его собираются изгнать и из клубов, и из парламента.
Они встретились на широкой площадке между двумя лестничными пролетами. Коби холодно кивнул. Сэр Рэтклифф окинул его гневным взглядом.
— Полагаю, это вы в ответе за слухи, которые ходят по Лондону. Не смогли сдержать слово, Грант?
— Уверяю вас, вы ошибаетесь, Хинидж. Я никому ничего не говорил.
— Не верю. Если бы дуэли были разрешены, я бы послал вам вызов. Я подписал признание только ради принца, а не потому, что был виновен, и вы меня предали. Не думайте, что я это так оставлю. Знали бы вы, как мне хочется расквасить ваше смазливое личико.
— Попробуйте, — невозмутимо ответил Коби.
Сэр Рэтклифф вышел из себя.
— Я все знаю о вас и ваших играх, Грант, и здесь, и в Штатах. Там у меня есть друзья. Вы преступник, и вам не место рядом с джентльменами.
— В таком случае, мы с вами ровня, Хинидж.
Сэр Рэтклифф попытался его ударить, Коби уклонился. Вокруг них начала собираться толпа. Толстый напыщенный джентльмен презрительно фыркнул:
— Послушайте, что я скажу, Хинидж, оставьте его в покое. Говорят, что это не его вина. Поверьте ему на слово.
— Черта с два, — и он ударил еще раз. Коби снова увернулся. Выглядело довольно смешно… для тех, кто любит фарсы.
Толстый джентльмен произнес ледяным тоном:
— Прекратите, Хинидж. Вас хотят видеть в комитете.
— К черту, — прорычал сэр Рэтклифф. — Стой спокойно, Грант, и ответь мне как мужчина.
Коби склонился к нему и прошипел сквозь зубы:
— А может, лучше, если бы я был маленькой девочкой?
Ответом был нечленораздельный вопль и очередная попытка ударить. Двое мужчин, стоявшие позади сэра Рэтклиффа, схватили его за руки. Напыщенный джентльмен, Фитцджеральд Леннокс, громко произнес:
— Уведите его. Об этом сообщат в комитет. Прошу прощения, Грант. В последнее время этот человек невыносим.
Каким-то чудом сэру Рэтклиффу удалось вырваться из рук конвоиров. Он обернулся на верхней площадке лестницы и прокричал:
— Я подам в суд на всех вас, Грант, включая принца, и вы поплатитесь. Особенно ты, Грант.
— Этот человек не в себе, — ошеломленно воскликнул Леннокс. — Ему никогда не выиграть это дело. А вы хорошо держались, Грант. Мы здесь не терпим скандалистов. Больше вы его тут не увидите, комитет об этом позаботится.
Это был не единственный комитет, который лишил сэра Рэтклиффа членства в клубе. Сэр Рэтклифф был уничтожен.
Коби взглянул на письмо, полученное следующим утром. Адвокаты сэра Рэтклиффа требовали, чтобы мистер Грант отказался от обвинения в мошенничестве, выдвинутого против сэра Рэтклиффа в Маркендейле десятого сентября 1982 года. В случае отказа сэр Рэтклифф оставляет за собой полную свободу действий.
Коби взял ручку и начал писать: «Мистер Джейкоб Грант выражает наилучшие пожелания адвокатам сэра Рэтклиффа Хиниджа и сообщает, что он не намерен отказываться от обвинения».
Интересно, что делают Бьючамп и личный секретарь принца Уэльского сэр Фрэнсис Ноллис, чтобы избежать скандала? Коби был уверен, что никто не откажется об обвинения, а значит, вскоре можно ждать повестки в суд.
Затем Коби написал Дине, что готов выехать в Оксфорд, чтобы забрать ее и провести ночь в доме ее родителей. Перечитав письмо, он с грустью подумал, что оно звучит так же официально, как и послание адвокатам, но даже ради спасения собственной жизни он не смог бы относиться к Дине с тем же очаровательным легкомыслием, с каким относился ко всем прочим женщинам. И что это ему говорит?
Коби размышлял об этом и во время поездки. Дина встретила его довольно сдержанно. Очевидно, она очень остро восприняла его недоверие к ней.
Тем же вечером, сидя наедине с профессором Фабианом за бутылкой портвейна, Коби неожиданно спросил:
— Скажите, сэр, если бы вы знали нечто такое, что могло бы представлять опасность для вашей жены и ребенка, вы бы стали скрывать это от них?
Луис Фабиан ответил уклончиво, как и подобает ученому:
— Смотря, о какой тайне идет речь.
— В качестве предмета для обсуждения давайте предположим, что опасность чрезвычайно высока.
— В таком случае это зависит от характера жены или ребенка.
Коби рассмеялся.
— По-моему, вы пытаетесь уйти от ответа, сэр.
— А я думаю, что вы искусный спорщик. По моему убеждению, порядочный человек обязан защитить свою жену и ребенка, но человек практичный может счесть необходимым сообщить жене о своем затруднительном положении.
— Особенно, — с улыбкой согласился Коби, — если она знает половину истории и достаточно умна, чтобы догадаться об остальном.
— Вот именно. Как я понял из слов моей дочери, переменами в ее облике и поведении она обязана вам. Если я и питал какие-то сомнения насчет ее замужества, теперь они рассеялись. Она стала совершенно другим человеком. Так что если вы говорите о ней, я бы счел возможным ей довериться… но сами видите, определенного ответа я не даю!
Коби рассмеялся и сменил тему.
* * *
Газеты, пришедшие на следующее утро, пестрели заголовками об очередном ужасном преступлении в Ист-Энде. Третье изуродованное тело было найдено в кустах у аллеи. Полицейские из Скотланд-Ярда, по словам журналистов, лихорадочно ищут преступника и надеются предотвратить дальнейшие убийства.
За завтраком подобные темы не обсуждаются, но Коби не стал упоминать об убийстве и на пути домой. Зато он рассказал Дине о требовании сэра Рэтклиффа отказаться об обвинения.
— Но ты же не сделаешь этого? — спросила она, поведя плечами. — Мне он никогда не нравился. Мне не нравилось, как он смотрел на меня в доме Виолетты, когда я была маленькой. Да и сейчас рядом с ним мне становится не по себе.
— У тебя отличное чутье, — заметил Коби.
— А что он предпримет, если ты не откажешься от обвинения?
— Подаст в суд за клевету. Это все, что ему остается. Надо быть глупцом, чтобы пойти на это, ведь он все равно проиграет. Но зато сделает принца Уэльского мишенью для прессы. И меня тоже. Повестку можно ждать со дня на день.
Коби не ошибся. Повестка пришла через два дня после того, как они с Диной вернулись на Парк-Лейн.
Через час Кенилворт уже сидел у Коби в конторе. Он вернулся в город сразу же, как только получил письмо с требованием отказаться от обвинения. Сэр Рэтклифф подал в суд за клевету на лордов Дагенхэма, Кенилворта и Рейнсборо, а также на мистера Джейкоба Гранта. Принц Уэльский был привлечен в качестве свидетеля.
— Он сошел с ума, — невозмутимо заметил Кенилворт. — Выиграть он не сможет. Подумайте о том, сколько людей видели, как он жульничает; к тому же у нас у всех безупречные репутации, а у него сомнительная, если не сказать хуже. Полицейские до сих пор считают, что он украл свое собственное ожерелье.
Коби кивнул.
— Думаю, это предположение ничем не лучше остальных. Оно подтвердилось?
— Нет, но это ничего не доказывает. Похоже, он стремится навредить нам и запятнать репутацию принца. Бьючамп вчера спрашивал у меня, можно ли избежать суда. Я ответил то, что он и без меня знает: единственный способ — это отказаться от обвинения против сэра Рэтклиффа, но тем самым мы подвергнем принца еще большей опасности. Ему не придется выступать в суде, но рано или поздно Хинидж объявит, что его оклеветали с попустительства принца Уэльского, а когда он пригрозил судом, все, кто его обвинял, пошли на попятный. Представляете, как это отразится на репутации принца?
Коби уже думал об этом.
— Когда? — спросил он.
— Начнется процесс? Скоро. Хинидж хочет нам отомстить, а какими бы хлипкими ни были его надежды на победу, если он выиграет, то перестанет быть изгоем.
— Он всегда будет изгоем, — возразил Коби. — За ним водятся и другие грехи.
Кенилворт пожал плечами.
— Вы намекаете на его образ жизни? Что его чудом не арестовали во время облавы в доме мадам Луизы? Все это слухи и пересуды. Но вы правы. Его никогда уже не примут ни в одном приличном доме. Но чернь его поддержит.
«Если к тому времени я не загоню его в угол», — подумал Коби. Портер сообщил ему в письме, что раздобыл какие-то новые сведения. В пятницу он обещал с утра прийти в контору и доложить о результатах расследования.
После разговора с Кенилвортом о Хинидже Коби встретился с Хендриком Ван Дьюзеном, выпил с ним чаю (Профессор обожал этот ритуал) и согласился, что надо быть полным глупцом, чтобы выставить свой позор на всеобщее обозрение.
— Жаль, что мы не на Диком Западе, — мрачно заметил Хендрик. — Мы бы заткнули ему рот раз и навсегда. От этой цивилизации одно расстройство!
Утром в пятницу Коби размышлял над словами Профессора. Если бы они были на Диком Западе, убийство Лиззи стало бы для Хиниджа последним.
Он с любопытством перечитал письмо Портера. «Я нашел очень важные сведения, — писал детектив. — Вы могли прочесть в газетах об очередном убийстве. Я уверен, что наш человек замешан в этом вместе с тем типом, адрес которого вы мне дали. Утром в пятницу я представлю вам доказательства».
Утро прошло, но Портер так и не появился. Не было его и днем.
Коби взял письмо и перечитал его еще раз. Он тревожился все сильнее. Совершены уже три убийства, и преступники не остановятся ни перед чем.
На конверте был указан обратный адрес. Коби сел в омнибус до Клэпхэма. Сгущались сумерки, но Дина не должна волноваться: она ведь привыкла к его поздним возвращениям.
Отыскав дом Портера, Коби постучал в дверь. Открыла ему немолодая женщина в фартуке, миловидная и хорошо сохранившаяся. Она пристально глядела на Коби. Он надел старое пальто поверх костюма, но оно не могло скрыть красоты его лица и фигуры. Люди с подобной внешностью не часто появлялись у дверей дома Портеров.
Миссис Портер сделала реверанс.
— Чем могу служить, сэр? — спросила она.
— Простите, что вмешиваюсь в частную жизнь вашего мужа, но мне хотелось бы побеседовать с ним.
Коби пытался бороться со своими чувствами, но потерпел поражение. Мысли о ней приходили в самые неподходящие моменты: в конторе в Сити и дома по вечерам. Он привык ужинать с ней наедине, а после ужина они беседовали или читали. Когда Дина вышивала, Коби играл для нее на пианино или на гитаре. А время от времени доставал свое банджо и исполнял негритянские духовные гимны или песни Стивена Фостера.
И постель без нее была слишком холодной. В первое время Дина дичилась: скромность и застенчивость мешали ей выразить свои чувства, но со временем она стала искренней и страстной любовницей.
Коби с нетерпением ждал ее писем. Первое удивило его и обрадовало, а затем и расстроило. Оно пришло через несколько дней после Дининого отъезда, и в нем Дина описывала свадьбу своих родителей. «Я хотела вернуться домой, — писала она. — Я думала, что им захочется побыть наедине после долгой разлуки, но они упросили меня остаться. Так что я, наверное, задержусь здесь подольше. Может, хоть на короткое время почувствую себя членом семьи, а не посторонней».
Именно последние слова и расстроили Коби. Впервые он задумался о том, какие чувства испытывает к нему Дина. И это странно. Ему всегда было плевать на то, что думают о нем окружающие, будь то женщины или мужчины. Кроме того, письмо напомнило ему о собственных родителях. Что они чувствуют к нему после того, как он с такой легкостью выбросил их из своей жизни?
Это походило на пробуждение после долгого сна. К Коби возвращались нормальные человеческие чувства. Неожиданно он ощутил острое желание увидеть своих родителей. Никогда уже ему не стать таким, как прежде, но может быть…
Коби моргнул. О чем это он размечтался?
Неужели Дина и с ним чувствует себя посторонней? Наверное, потому, что он не рассказал ей о бриллиантах и о причине своей ненависти к сэру Рэтклиффу Хиниджу?
Но разве мог он поступить иначе? Коби хотел уберечь ее от опасности, но в результате они снова начали отдаляться друг от друга.
* * *
Через несколько дней слух о происшествии в Маркендейле распространился по всем клубам и гостиным Лондона. На Оксфорд-стрит Коби встретился с приятелем. Это был Белленджер Ходсон, живо интересующийся всеми светскими сплетнями.
— Скажите, Грант, правда ли, что вы заставили сэра Рэтлкиффа признаться в жульничестве и поклясться никогда больше не играть в карты?
— Где вы это услышали? — поинтересовался Коби.
— Об этом говорит весь Лондон.
— Вы меня удивляете, — сухо сказал Коби. Он не думал, что новости распространяются так быстро.
— Значит, вы не отрицаете?
— Не подтверждаю, но и не отрицаю. Сами понимаете, положение обязывает.
— Ничего я не понимаю, Грант. Но этот сэр Рэтклифф всегда казался мне скользким типом.
— Полагаю, скоро правда будет известна всем, — ответил Коби. Он поклялся молчать и не собирался нарушать свою клятву… хотя кто-то ее нарушил. Вероятно, Рейни. Странно, что его вообще пригласили в число свидетелей. Неужели его выбрали нарочно… как человека, который наверняка проболтается? Возможно, Бьючампу и его хозяевам выгодны эти слухи.
Коби с самого начала считал этот замысел довольно рискованным, и убедился в этом, когда столкнулся лицом к лицу с сэром Рэтлклиффом в Реформ-клубе. После того, как события в Маркендейле стали достоянием гласности, пошли слухи, что его собираются изгнать и из клубов, и из парламента.
Они встретились на широкой площадке между двумя лестничными пролетами. Коби холодно кивнул. Сэр Рэтклифф окинул его гневным взглядом.
— Полагаю, это вы в ответе за слухи, которые ходят по Лондону. Не смогли сдержать слово, Грант?
— Уверяю вас, вы ошибаетесь, Хинидж. Я никому ничего не говорил.
— Не верю. Если бы дуэли были разрешены, я бы послал вам вызов. Я подписал признание только ради принца, а не потому, что был виновен, и вы меня предали. Не думайте, что я это так оставлю. Знали бы вы, как мне хочется расквасить ваше смазливое личико.
— Попробуйте, — невозмутимо ответил Коби.
Сэр Рэтклифф вышел из себя.
— Я все знаю о вас и ваших играх, Грант, и здесь, и в Штатах. Там у меня есть друзья. Вы преступник, и вам не место рядом с джентльменами.
— В таком случае, мы с вами ровня, Хинидж.
Сэр Рэтклифф попытался его ударить, Коби уклонился. Вокруг них начала собираться толпа. Толстый напыщенный джентльмен презрительно фыркнул:
— Послушайте, что я скажу, Хинидж, оставьте его в покое. Говорят, что это не его вина. Поверьте ему на слово.
— Черта с два, — и он ударил еще раз. Коби снова увернулся. Выглядело довольно смешно… для тех, кто любит фарсы.
Толстый джентльмен произнес ледяным тоном:
— Прекратите, Хинидж. Вас хотят видеть в комитете.
— К черту, — прорычал сэр Рэтклифф. — Стой спокойно, Грант, и ответь мне как мужчина.
Коби склонился к нему и прошипел сквозь зубы:
— А может, лучше, если бы я был маленькой девочкой?
Ответом был нечленораздельный вопль и очередная попытка ударить. Двое мужчин, стоявшие позади сэра Рэтклиффа, схватили его за руки. Напыщенный джентльмен, Фитцджеральд Леннокс, громко произнес:
— Уведите его. Об этом сообщат в комитет. Прошу прощения, Грант. В последнее время этот человек невыносим.
Каким-то чудом сэру Рэтклиффу удалось вырваться из рук конвоиров. Он обернулся на верхней площадке лестницы и прокричал:
— Я подам в суд на всех вас, Грант, включая принца, и вы поплатитесь. Особенно ты, Грант.
— Этот человек не в себе, — ошеломленно воскликнул Леннокс. — Ему никогда не выиграть это дело. А вы хорошо держались, Грант. Мы здесь не терпим скандалистов. Больше вы его тут не увидите, комитет об этом позаботится.
Это был не единственный комитет, который лишил сэра Рэтклиффа членства в клубе. Сэр Рэтклифф был уничтожен.
Коби взглянул на письмо, полученное следующим утром. Адвокаты сэра Рэтклиффа требовали, чтобы мистер Грант отказался от обвинения в мошенничестве, выдвинутого против сэра Рэтклиффа в Маркендейле десятого сентября 1982 года. В случае отказа сэр Рэтклифф оставляет за собой полную свободу действий.
Коби взял ручку и начал писать: «Мистер Джейкоб Грант выражает наилучшие пожелания адвокатам сэра Рэтклиффа Хиниджа и сообщает, что он не намерен отказываться от обвинения».
Интересно, что делают Бьючамп и личный секретарь принца Уэльского сэр Фрэнсис Ноллис, чтобы избежать скандала? Коби был уверен, что никто не откажется об обвинения, а значит, вскоре можно ждать повестки в суд.
Затем Коби написал Дине, что готов выехать в Оксфорд, чтобы забрать ее и провести ночь в доме ее родителей. Перечитав письмо, он с грустью подумал, что оно звучит так же официально, как и послание адвокатам, но даже ради спасения собственной жизни он не смог бы относиться к Дине с тем же очаровательным легкомыслием, с каким относился ко всем прочим женщинам. И что это ему говорит?
Коби размышлял об этом и во время поездки. Дина встретила его довольно сдержанно. Очевидно, она очень остро восприняла его недоверие к ней.
Тем же вечером, сидя наедине с профессором Фабианом за бутылкой портвейна, Коби неожиданно спросил:
— Скажите, сэр, если бы вы знали нечто такое, что могло бы представлять опасность для вашей жены и ребенка, вы бы стали скрывать это от них?
Луис Фабиан ответил уклончиво, как и подобает ученому:
— Смотря, о какой тайне идет речь.
— В качестве предмета для обсуждения давайте предположим, что опасность чрезвычайно высока.
— В таком случае это зависит от характера жены или ребенка.
Коби рассмеялся.
— По-моему, вы пытаетесь уйти от ответа, сэр.
— А я думаю, что вы искусный спорщик. По моему убеждению, порядочный человек обязан защитить свою жену и ребенка, но человек практичный может счесть необходимым сообщить жене о своем затруднительном положении.
— Особенно, — с улыбкой согласился Коби, — если она знает половину истории и достаточно умна, чтобы догадаться об остальном.
— Вот именно. Как я понял из слов моей дочери, переменами в ее облике и поведении она обязана вам. Если я и питал какие-то сомнения насчет ее замужества, теперь они рассеялись. Она стала совершенно другим человеком. Так что если вы говорите о ней, я бы счел возможным ей довериться… но сами видите, определенного ответа я не даю!
Коби рассмеялся и сменил тему.
* * *
Газеты, пришедшие на следующее утро, пестрели заголовками об очередном ужасном преступлении в Ист-Энде. Третье изуродованное тело было найдено в кустах у аллеи. Полицейские из Скотланд-Ярда, по словам журналистов, лихорадочно ищут преступника и надеются предотвратить дальнейшие убийства.
За завтраком подобные темы не обсуждаются, но Коби не стал упоминать об убийстве и на пути домой. Зато он рассказал Дине о требовании сэра Рэтклиффа отказаться об обвинения.
— Но ты же не сделаешь этого? — спросила она, поведя плечами. — Мне он никогда не нравился. Мне не нравилось, как он смотрел на меня в доме Виолетты, когда я была маленькой. Да и сейчас рядом с ним мне становится не по себе.
— У тебя отличное чутье, — заметил Коби.
— А что он предпримет, если ты не откажешься от обвинения?
— Подаст в суд за клевету. Это все, что ему остается. Надо быть глупцом, чтобы пойти на это, ведь он все равно проиграет. Но зато сделает принца Уэльского мишенью для прессы. И меня тоже. Повестку можно ждать со дня на день.
Коби не ошибся. Повестка пришла через два дня после того, как они с Диной вернулись на Парк-Лейн.
Через час Кенилворт уже сидел у Коби в конторе. Он вернулся в город сразу же, как только получил письмо с требованием отказаться от обвинения. Сэр Рэтклифф подал в суд за клевету на лордов Дагенхэма, Кенилворта и Рейнсборо, а также на мистера Джейкоба Гранта. Принц Уэльский был привлечен в качестве свидетеля.
— Он сошел с ума, — невозмутимо заметил Кенилворт. — Выиграть он не сможет. Подумайте о том, сколько людей видели, как он жульничает; к тому же у нас у всех безупречные репутации, а у него сомнительная, если не сказать хуже. Полицейские до сих пор считают, что он украл свое собственное ожерелье.
Коби кивнул.
— Думаю, это предположение ничем не лучше остальных. Оно подтвердилось?
— Нет, но это ничего не доказывает. Похоже, он стремится навредить нам и запятнать репутацию принца. Бьючамп вчера спрашивал у меня, можно ли избежать суда. Я ответил то, что он и без меня знает: единственный способ — это отказаться от обвинения против сэра Рэтклиффа, но тем самым мы подвергнем принца еще большей опасности. Ему не придется выступать в суде, но рано или поздно Хинидж объявит, что его оклеветали с попустительства принца Уэльского, а когда он пригрозил судом, все, кто его обвинял, пошли на попятный. Представляете, как это отразится на репутации принца?
Коби уже думал об этом.
— Когда? — спросил он.
— Начнется процесс? Скоро. Хинидж хочет нам отомстить, а какими бы хлипкими ни были его надежды на победу, если он выиграет, то перестанет быть изгоем.
— Он всегда будет изгоем, — возразил Коби. — За ним водятся и другие грехи.
Кенилворт пожал плечами.
— Вы намекаете на его образ жизни? Что его чудом не арестовали во время облавы в доме мадам Луизы? Все это слухи и пересуды. Но вы правы. Его никогда уже не примут ни в одном приличном доме. Но чернь его поддержит.
«Если к тому времени я не загоню его в угол», — подумал Коби. Портер сообщил ему в письме, что раздобыл какие-то новые сведения. В пятницу он обещал с утра прийти в контору и доложить о результатах расследования.
После разговора с Кенилвортом о Хинидже Коби встретился с Хендриком Ван Дьюзеном, выпил с ним чаю (Профессор обожал этот ритуал) и согласился, что надо быть полным глупцом, чтобы выставить свой позор на всеобщее обозрение.
— Жаль, что мы не на Диком Западе, — мрачно заметил Хендрик. — Мы бы заткнули ему рот раз и навсегда. От этой цивилизации одно расстройство!
Утром в пятницу Коби размышлял над словами Профессора. Если бы они были на Диком Западе, убийство Лиззи стало бы для Хиниджа последним.
Он с любопытством перечитал письмо Портера. «Я нашел очень важные сведения, — писал детектив. — Вы могли прочесть в газетах об очередном убийстве. Я уверен, что наш человек замешан в этом вместе с тем типом, адрес которого вы мне дали. Утром в пятницу я представлю вам доказательства».
Утро прошло, но Портер так и не появился. Не было его и днем.
Коби взял письмо и перечитал его еще раз. Он тревожился все сильнее. Совершены уже три убийства, и преступники не остановятся ни перед чем.
На конверте был указан обратный адрес. Коби сел в омнибус до Клэпхэма. Сгущались сумерки, но Дина не должна волноваться: она ведь привыкла к его поздним возвращениям.
Отыскав дом Портера, Коби постучал в дверь. Открыла ему немолодая женщина в фартуке, миловидная и хорошо сохранившаяся. Она пристально глядела на Коби. Он надел старое пальто поверх костюма, но оно не могло скрыть красоты его лица и фигуры. Люди с подобной внешностью не часто появлялись у дверей дома Портеров.
Миссис Портер сделала реверанс.
— Чем могу служить, сэр? — спросила она.
— Простите, что вмешиваюсь в частную жизнь вашего мужа, но мне хотелось бы побеседовать с ним.