— Нет, большое спасибо, сэр. Я уже узнала все, что хотела.
Она опять солгала: больше всего ей хотелось узнать, кем доводится Уиллу эта миссис Шафто. Клерк проводил ее до двери, указал дорогу к Хоум-Фарму и напоследок спросил:
— Надо ли сообщить о вашем визите мистеру Милберну?
— О нет, совсем не обязательно.
Клерк еще долго стоял у окна конторы, размышляя, кто эта леди, явившаяся к нему с таким простым вопросом. Он был настолько ошеломлен ее красотой и элегантным туалетом — темно-синим дорожным платьем с тонкой кружевной отделкой, — что совсем позабыл спросить ее имя. Мистер Милберн наверняка был бы недоволен его поступком… впрочем, незнакомка просила не сообщать ему о ее визите, так что никто ничего не узнает.
Дорога от городка до Хоум-Фарма показалась Ребекке необычайно длинной. Наконец она вышла из экипажа, приказав кучеру ждать ее. Небольшой коттедж был со всех сторон окружен деревьями, вдалеке, в полях, паслись овцы, колли дружелюбно посматривала на гостью из конуры. На веранде дома были расставлены цветущие растения в кадках. Начищенный дверной молоток в виде эльфа ярко блестел. Ребекка громко постучала в дверь, и та внезапно распахнулась. На пороге застыла краснолицая женщина в черном платье и белом накрахмаленном переднике.
— Что вам угодно, мэм?
По возрасту и обличью эта женщина никак не могла быть женой Уилла. Ребекка вздохнула с облегчением.
— Мне сказали, что миссис Уилл Шафто живет здесь…
Женщина прервала ее:
— Да, это так. И что же?
— Я бы хотела поговорить с ней.
— Как прикажете доложить о вас? Ребекка вдруг растерялась: она не желала признаваться в том, что они с Уиллом женаты.
— Мисс Роуэллан, — наконец ответила она, решив, что это будет правильно. — Ваш адрес назвали мне в конторе мистера Милберна.
— Так вы от мистера Милберна? Входите и подождите минутку, я узнаю, сможет ли миссис принять вас.
Она ввела Ребекку в небольшой холл. Женщина скрылась за дверью, из-за которой доносились голоса, и вскоре вернулась.
— Миссис примет вас. Она в кухне: это единственная удобная нижняя комната, в остальных еще идет ремонт. Сюда, прошу вас.
Ребекка последовала за ней по коридору, откуда лестница вела на второй этаж, и наконец вошла в просторную кухню. В ней было жарко натоплено, в камине за чугунной решеткой пылал огонь, над ним на крюке висел большой котел. На полках теснилась медная утварь. Посреди кухни стоял чисто выскобленный стол, на нем лежала раскатанная лепешка. У огня сидела миловидная молодая женщина в шали, ее ноги были укрыты пледом. Она что-то шила. Ребекка не сразу заметила вторую женщину, рослую, средних лет, с лицом, хранящим следы былой красоты и страданий.
— Я миссис Уильям Шафто, — любезно произнесла она. — Джинни сказала, что вы хотите поговорить со мной.
Глава шестнадцатая
Она опять солгала: больше всего ей хотелось узнать, кем доводится Уиллу эта миссис Шафто. Клерк проводил ее до двери, указал дорогу к Хоум-Фарму и напоследок спросил:
— Надо ли сообщить о вашем визите мистеру Милберну?
— О нет, совсем не обязательно.
Клерк еще долго стоял у окна конторы, размышляя, кто эта леди, явившаяся к нему с таким простым вопросом. Он был настолько ошеломлен ее красотой и элегантным туалетом — темно-синим дорожным платьем с тонкой кружевной отделкой, — что совсем позабыл спросить ее имя. Мистер Милберн наверняка был бы недоволен его поступком… впрочем, незнакомка просила не сообщать ему о ее визите, так что никто ничего не узнает.
Дорога от городка до Хоум-Фарма показалась Ребекке необычайно длинной. Наконец она вышла из экипажа, приказав кучеру ждать ее. Небольшой коттедж был со всех сторон окружен деревьями, вдалеке, в полях, паслись овцы, колли дружелюбно посматривала на гостью из конуры. На веранде дома были расставлены цветущие растения в кадках. Начищенный дверной молоток в виде эльфа ярко блестел. Ребекка громко постучала в дверь, и та внезапно распахнулась. На пороге застыла краснолицая женщина в черном платье и белом накрахмаленном переднике.
— Что вам угодно, мэм?
По возрасту и обличью эта женщина никак не могла быть женой Уилла. Ребекка вздохнула с облегчением.
— Мне сказали, что миссис Уилл Шафто живет здесь…
Женщина прервала ее:
— Да, это так. И что же?
— Я бы хотела поговорить с ней.
— Как прикажете доложить о вас? Ребекка вдруг растерялась: она не желала признаваться в том, что они с Уиллом женаты.
— Мисс Роуэллан, — наконец ответила она, решив, что это будет правильно. — Ваш адрес назвали мне в конторе мистера Милберна.
— Так вы от мистера Милберна? Входите и подождите минутку, я узнаю, сможет ли миссис принять вас.
Она ввела Ребекку в небольшой холл. Женщина скрылась за дверью, из-за которой доносились голоса, и вскоре вернулась.
— Миссис примет вас. Она в кухне: это единственная удобная нижняя комната, в остальных еще идет ремонт. Сюда, прошу вас.
Ребекка последовала за ней по коридору, откуда лестница вела на второй этаж, и наконец вошла в просторную кухню. В ней было жарко натоплено, в камине за чугунной решеткой пылал огонь, над ним на крюке висел большой котел. На полках теснилась медная утварь. Посреди кухни стоял чисто выскобленный стол, на нем лежала раскатанная лепешка. У огня сидела миловидная молодая женщина в шали, ее ноги были укрыты пледом. Она что-то шила. Ребекка не сразу заметила вторую женщину, рослую, средних лет, с лицом, хранящим следы былой красоты и страданий.
— Я миссис Уильям Шафто, — любезно произнесла она. — Джинни сказала, что вы хотите поговорить со мной.
Глава шестнадцатая
Ребекка широко раскрыла глаза. Миссис Уильям Шафто? По возрасту эта женщина никак не могла быть женой Уилла. Поиски завершились неудачей.
— Похоже, вы удивлены, — заметила миссис Шафто.
Ребекка кивнула, сглотнула и сдавленно произнесла:
— Мне вы представлялись совсем молодой женщиной…
— Увы, моя молодость давно в прошлом. Я — единственная миссис Уильям Шафто в этих краях, а это, — она указала на молодую женщину, сидящую у огня, — моя дочь, Эмили. Простите, что она не поприветствовала вас стоя — видите ли, она от рождения калека.
Эмили улыбнулась матери, перевела взгляд на Ребекку и снова склонилась над шитьем.
— Прошу вас, садитесь, мисс Роуэллан, — Джинни ничего не напутала? Простите, но, по-моему, вы выглядите усталой. Сейчас я прикажу Джинни принести нам чаю с булочками.
Ребекка с облегчением села: ноги отказывались держать ее. К такому повороту событий она никак не была готова. Где же сам Уилл? Она оглядела уютную комнату и наконец произнесла:
— Я слышала, вы когда-то жили в Шаф-то-Холле, затем в Бернсайде, а недавно переселились в Хоум-Фарм.
— Верно, мисс Роуэллан. Позвольте узнать о цели вашего визита. Не может быть, чтобы он был связан с перестройкой дома!
С этими словами миссис Шафто присела в кресло напротив Ребекки. И Ребекка вдруг поняла, что именно этой женщине Уилл посылал все свои деньги, в том числе и полученные от нее. Таким образом он поддерживал не жену, не любовницу, а мать и сестру-калеку. Очевидно, он не сообщил им о женитьбе — миссис Шафто не узнала Ребекку по фамилии. Не говорил он и о том, откуда у него взялись деньги. Так где же Уилл? Знает ли мать, где он находится?
Когда Ребекка наконец собралась с мыслями и хотела было заговорить, за дверью кухни послышались шаги и голоса. У Ребекки упало сердце. Дверь открылась, и на порог шагнул мужчина в грубой одежде крестьянина. Это был Уилл.
— Ну наконец-то, Уилл! — радостно воскликнула миссис Шафто. — Может, ты сумеешь помочь нашей гостье. Она разыскивает миссис Уилл Шафто…
— Вот как? — Уилл приподнял брови. — И ради этого ты отправилась в такую даль, Бекки?
— Так ты знаком с мисс Роуэллан? — изумилась миссис Шафто.
— Разумеется, мама, — во всех смыслах этого слова. Это моя жена, миссис Уилл Шафто.
Ребекка облизнула губы: превращение Уилла из лондонского денди в крестьянина с севера ошеломило ее. На лице миссис Шафто отразилась смесь удивления и упрека, ее дочь вскрикнула и выронила шитье. Не в силах смотреть в глаза миссис Шафто, Ребекка бросилась помогать сестре Уилла.
— Ты не говорил нам, что женился. Эмили шепотом поблагодарила Ребекку и спросила:
— А вы и вправду жена Уилла? — (Ребекка кивнула.) — Тогда почему же вы назвались «мисс Роуэллан»?
— Вот именно, — ледяным тоном подхватила миссис Шафто.
Уилл молча прислонился к стене и застыл в ожидании.
— Потому, что это моя девичья фамилия, и… — Ребекка решилась и добавила: — Я не была уверена в том, что я — миссис Уилл Шафто, поскольку узнала, что миссис Уилл Шафто живет в Бернсайде.
— И что же? Уилл только что сообщил нам, что женат на вас, — озадаченно отозвалась мать Уилла.
Ребекка была совсем сбита с толку и утратила дар речи. А Уилл не спешил ей на помощь. Минуты шли. Все молчали, слышалось только потрескивание огня в камине.
— Молчишь, Бекки? — наконец язвительно изрек Уилл. — Ты сама на себя не похожа.
Ребекка опустила голову и сдавленным голосом попросила:
— Уилл, пожалуйста, помоги мне. Объясни, почему… — Ребекка не договорила: ведь она приготовилась к ссоре, к упрекам в неверности, к мести, но теперь растеряла все слова. — Почему ты бросил меня, — сумела выговорить она, — если говорил, что любишь, и я люблю тебя? Почему? Ты писал о чести. Разве это честно — бросить меня после всего, что было между нами?
Услышав слова любви, Уилл рванулся к ней, но Ребекка развернулась и выбежала из кухни.
— Она твоя жена, а ты бросил ее, Уилл, не сказав, куда уезжаешь. Как ты мог?! — воскликнула миссис Шафто.
— Потом, мама. Я должен догнать ее. Я не могу ее потерять!
Ребекка бежала по аллее. Уилл дивился самому себе: почему он был так уверен, что Ребекка не любит его и что разлука никак не отразится на ней? Он не мог понять, как она узнала, что он посылал деньги миссис Уилл Шафто, и почему решила, что это его жена.
А Ребекка бежала к воротам, за которыми стоял экипаж. Ее мучил стыд: еще никогда в жизни ей не приходилось спасаться бегством. Она слышала за спиной торопливые шаги Уилла. Нельзя допустить, чтобы он догнал ее. Он солгал, когда написал, что любит ее, умолчал о матери и сестре. И потому она допустила ужасную ошибку. Слезы текли по ее лицу. Уилл наконец догнал ее, схватил за плечо и, повернув лицом к себе, увидел заплаканные, печальные глаза.
— Бекки, что я натворил! — вырвалось у Уилла. Пытаясь утешить, он обнял ее. Ребекка побледнела, готовая вот-вот упасть в обморок. — Любимая, не уезжай! Какую глупость я совершил, бросив тебя!
Его голос доносился до Ребекки словно откуда-то издалека.
— Нет, Уилл, — всхлипнула она, уткнувшись лицом в его грубую куртку, — это я совершила ужасную глупость, решив, что ты уже женат. Но меня так часто предавали… — И она снова разразилась слезами. — Что же нам теперь делать?
— Мы вернемся домой и объяснимся.
— Нет, не надо! Я не смогу смотреть в глаза твоей матери и сестре. Почему же ты не сказал мне о них? Я могла бы им помочь…
Уилл бережно отстранил ее.
— Любимая, это моя проблема, одна из многих, которые мы должны вместе разрешить, прежде чем возобновим наш брак. Не все трудности решаются с помощью денег. Мы просто обязаны вернуться домой и все прояснить, но прежде мы поговорим одни. Если бы я знал, что ты любишь меня так, как люблю тебя я, то никуда бы не уехал. Но я ни о чем не догадывался и потому решил оставить тебя, чтобы ты могла начать новую жизнь.
Последние слова оказались для Ребекки не утешением, а ударом.
— Но я не могу без тебя! Я хочу быть с тобой или не жить вообще. Я поняла, что люблю тебя, когда мы очутились в лесу, когда ты дрался, чтобы защитить меня. А потом, когда мы были близки, мне казалось, что я на небесах…
Уилл нежно обнял ее и ласково поглаживал, пока она не успокоилась. Наконец Ребекка вытерла слезы, и Уилл предложил:
— Давай прогуляемся вдвоем, как и положено супругам. Шафто-Холл здесь неподалеку, и я хочу показать его тебе — кажется, руины сейчас в моде. Впрочем, встречу с призраками я тебе не обещаю… — Эта неуклюжая шутка вызвала у Ребекки улыбку. — Зато собаку ты увидишь. — Уилл сунул два пальца в рот и свистнул. На свист примчалась колли, легла у ног Уилла и уставилась на негр преданными глазами. — Это Пайлот, наш сторожевой пес. Конечно, это не комнатная собачка, но, по-моему, он подойдет тебе, как никто другой. Погладь его, только ласково. Прежний хозяин этого дома научил меня обращаться с Пайлотом. Этот коттедж — последнее из обширных владений моего отца.
Он не сумел бы придумать маневр, который успешнее заставил бы Ребекку перестать плакать. Наклонившись, она погладила Пайлота.
— Если хочешь, Бекки, мы возьмем его с собой.
— Давай. — Она вынула из сумочки платок и вытерла глаза. — Только расскажи, почему ты решил стать фермером… и почему бросил меня.
— Обязательно. Бекки, прости, я поступил как…
Ребекка приложила пальцы к его губам.
— Нет, Уилл, давай забудем об упреках. Уилл взял жену за руку и позвал за собой Пайлота, который послушно засеменил рядом.
— Эта тропа ведет к Шафто-Холлу — он вон там, за деревьями. Подъездная аллея совсем заросла. Но мы пройдем по тропе и посидим на террасе дома.
Шафто-Холл оказался красным кирпичным особняком эпохи Тюдоров, еще хранившим следы былого величия. Уилл подвел Ребекку к треснувшей каменной скамье на террасе за домом, откуда открывался вид на ручей. Вдалеке на пастбище паслись овцы.
— Я завидую им, — призналась Ребекка, указав на овец. — Какая мирная и безмятежная, должно быть, их жизнь!
— Их ждет бойня, — напомнил Уилл.
— Но овцы-то об этом не знают, и потому им не о чем горевать.
— А ты помнишь, как мы были счастливы в Шервудском лесу, несмотря на все страдания?
— Конечно! — живо отозвалась Ребекка. — Но вспоминать об этом мне еще труднее, чем понять, почему ты бросил меня.
— Я попробую объясниться. В свое оправдание скажу одно: я не знал, что ты любишь меня. Я думал, ту ночь ты подарила мне из чувства благодарности. Почему ты не сказала мне правду, Бекки?
Она отвернулась.
— Не смогла, Уилл, не решилась. Еще до встречи с тобой жизнь преподнесла мне суровый урок: меня не любили, потому что считали недостойной любви. А когда я осмелилась полюбить, все кончилось катастрофой, и я поклялась, что больше никогда не позволю себе питать к кому-нибудь чувства, а тем более признаваться в них.
Уилл взял Ребекку за руку и увидел, что она по-прежнему носит подаренное им кольцо. Вид этой вещицы пробудил в нем надежду.
— Бекки… — начал он, — расскажи, что случилось с тобой, почему ты боишься жить и любить. Признание исцелит тебя.
— Ты сочтешь меня глупой…
— Никогда! Я знаю, ты умная женщина.
— Я была младшим ребенком в семье. Мой брат Пол был на пять лет старше меня. Мое появление всех разочаровало: отцу нужны были не дочери, а только сыновья — чтобы помогать ему вести дела и управлять поместьями. Он уже видел себя основателем нового знатного рода. К его великому сожалению, мама больше не смогла рожать. Она постоянно хворала. А потом во время верховой прогулки Пол погиб. Никогда не забуду, что сказал отец, когда я вернулась домой… «Если уж кто-то должен был свалиться с лошади, то почему не ты? Почему это случилось с твоим братом, а не с тобой?» Он никогда не простил мне этого случая, тем более что я хорошо ездила верхом, а Пол терпеть не мог лошадей, боялся их и потому выпал из седла. Отец застрелил лошадь, хотя конюхи уверяли, что животное здесь ни при чем. Но отец настаивал, что Пол отлично держался в седле.
Вскоре после этого мама умерла, попытавшись родить еще одного сына. Отец сказал, что мы с мамой были его проклятием, и вскоре снова женился. Но и с моей мачехой ему не повезло; мало того — она возненавидела меня и стала настраивать против меня отца.
Ты не можешь себе представить, как одиноко мне жилось! Отец по-прежнему надеялся, что у него родится сын. Более того, он отказался выделить мне приданое. Все его состояние предназначалось для будущего сына.
Когда мне исполнилось семнадцать, отец нанял нового лакея, сына одного из фермеров. Он был очень красив, а я редко видела привлекательных юношей, поскольку мой отец никуда не отпускал меня. Вскоре мы познакомились с Робертом — так звали нового лакея. Он часто беседовал со мной, сочувствовал мне, и, похоже, я влюбилась в него, потому что он первый отнесся ко мне по-человечески. Какие чувства испытывал ко мне он, я не знаю. Потом отец говорил, что Роберт надеялся соблазнить меня и уговорить сбежать, чтобы затем получить приданое. Не знаю, правда это или нет. Роберт обещал увезти меня в Гретну, жениться на мне, а затем поселиться со мной на ферме. Теперь-то я понимаю, как глупо это звучало, но тогда… тогда я жила словно во сне — потому что кто-то по-настоящему любил меня и я любила его. Роберт относился ко мне со всем уважением, словно ни на минуту не забывал, что я — дочь его хозяина.
Но мы не сбежали в Гретну и не покинули Инглбери. Роберт по глупости проболтался о наших планах одному из конюхов, а тот рассказал обо всем моему отцу. Разразился страшный скандал. Роберта вышвырнули вон, больше я никогда его не видела. Отец запер меня в комнатах на верхнем этаже дома, ко мне впускали только горничных.
По иронии судьбы, вскоре после этого мачеха родила сына, но он прожил всего неделю. Врач сказал, что больше она никогда не сможет иметь детей. Вскоре она умерла, и я осталась единственной наследницей отца, чего он никогда мне не простил. Он называл меня его проклятием, уродкой, которой следовало бы родиться сыном, и постоянно ставил мне в пример мою прелестную кузину Сару Алленби.
Я была уверена, что он лишит меня наследства, но отец разругался со своей сестрой Алленби, моей теткой, и переписал завещание, в котором оставил мне все только потому, что я носила его имя и была последней в нашем роду.
Мой дед когда-то был бедным ткачом, которому удалось воспользоваться переменами и сколотить огромное состояние, но отец говорил о нашей семье так, словно в наших жилах текла королевская кровь. После его смерти я стала подопечной Хедли Бокура — потому, что отец отказал в праве опекунства семейству Алленби. Хедли Бокур и все Алленби собирались удачно выдать меня замуж, готовили мне партию, которую затем предназначили для Сары. Я сопротивлялась, как могла, и теперь радуюсь этому, потому что Сара… бедняжка Сара… — И она вновь расплакалась.
Уилл привлек Ребекку к себе и начал поглаживать по голове.
— Уилл, как мне жаль ее! Незадолго до моего отъезда из Лондона тетя Петронелла сообщила, что Сару нашли без чувств и всю избитую в доме, который ее дядя купил для нее и Уингфилда. Уингфилд избил ее до полусмерти и исчез. Вероятно, он думал, что убил ее. А еще он чуть не прикончил горничную Сары, которая попыталась защитить ее… — Ребекка замолчала. Все, что она держала в себе долгие годы, вдруг выплеснулось наружу. Наконец она подняла голову и посмотрела на него так, словно собиралась сказать что-то очень важное. — Теперь ты понимаешь меня? Понимаешь, почему я не могла признаться в любви?
— Да, я понимаю, люблю тебя и восхищаюсь твоей отвагой, дорогая. — Только теперь Уилл понял, что имел в виду герцог Дернесс в день свадьбы, говоря об испытаниях, которые перенесла Ребекка.
— Но объясни, почему ты покинул меня? Не понимаю, при чем здесь честь, хотя тетя Петронелла сказала, что нам, женщинам, этого никогда не понять. — Помедлив минуту, она задумчиво пробормотала: — Я люблю тебя, Уилл. С каждым разом мне все легче произносить эти слова. Боюсь, тебе надоест выслушивать их. — В ее глазах блеснули лукавые искры. — А теперь твоя очередь.
Не разжимая объятий, Уилл начал рассказ:
— Не могу сказать, что в детстве я был несчастен. В то время мой отец еще не успел опуститься в бездну порока. Я думал, что передо мной открыт весь мир. Когда мне было восемнадцать лет, отец покончил жизнь самоубийством, и мы с матерью и сестрой остались без средств к существованию. Деньги, вырученные от продажи поместий, пошли на уплату долгов; сохранить удалось лишь Хоум-Фарм и несколько акров земли. Мы давно видели, что Шафто-Холл постепенно превращается в руины, но отец уверял, что уже на следующий год начнет ремонт. Только перед его смертью я начал понимать, что дело неладно, но так и не догадался о масштабах катастрофы. Вскоре одна из теток оставила мне небольшое содержание, и я начал пересылать его маме и Эмили — этого хватало, чтобы жить в верхних комнатах дома в Бернсайде.
Хуже всего было то, что меня приучили к жизни состоятельного джентльмена. У меня не было профессии, с помощью которой я смог бы обеспечить себя и двух родственниц. Я метался, не зная, чем заняться, однажды даже поступил в труппу бродячих комедиантов, но такая жизнь меня не прельщала. Если бы не мама и Эмили, я ушел бы в армию, но я не мог бросить их на произвол судьбы. Теперь ты понимаешь, почему я так настойчиво искал богатую невесту. Наш брак стал спасением не только для тебя, но и для меня. Я понимал: если ты обнаружишь, что я пересылаю деньги на север, то немедленно придешь к выводу, что я женат. Но чем больше я убеждался, что люблю тебя, тем ненавистнее мне становилось положение иждивенца, бесчестного человека, живущего за счет женщины. Весь ужас своего положения я осознал после поединка с Черным Джеком. Я повел себя достойно, но, как только мы вернулись в светское общество, вновь стал человеком, за которого ты вышла только ради удобства. Если бы я знал, что ты любишь меня, то никуда бы не уехал, а постарался объяснить, что моему существованию необходим хоть какой-то смысл. Вернувшись в Бернсайд, я сумел обеспечить некоторый комфорт маме и Эмили здесь, в Хоум-Фарме, и занялся хозяйством. Я был поражен, обнаружив, как трудна эта работа, однако такая жизнь пришлась мне по душе. Я не стыдился своего труда. Но если наш брак уцелеет, мне понадобится другое занятие. Я не могу просить тебя стать женой бедного фермера, это было бы несправедливо…
Ребекка прервала его:
— Я могу заново отстроить Шафто-Холл и выкупить окрестные земли — сегодня я узнала, что они выставлены на продажу. А пока идут работы в поместье, мы могли бы сделать Хоум-Фарм пригодным для жилья. Ты станешь управлять поместьем Интлбери: мой управляющий Картер уже слишком стар. Уилл покачал головой.
— Бекки, ты осыпаешь меня царскими подарками, это несправедливо. Мы должны стать равноправными партнерами. Если мы и отстроим Холл заново, то постепенно, своими руками, а не с помощью армии наемных работников. Время от времени я не прочь бывать в Лондоне, но жить там постоянно не собираюсь. Мне нравится положение деревенского сквайра, возделывающего свою землю, а не просто собирающего арендную плату.
Некоторое время Ребекка сидела молча.
— Ты вправе отказаться от жизни праздного землевладельца. Но я тоже хочу найти себе занятие. Я займусь перестройкой Холла и его отделкой. В конце концов, все жены фермеров работают. Я не умею печь хлеб и варить пиво, зато справлюсь с хозяйством в большом доме, а ты будешь не только фермером, но и моим управляющим.
Уилл поцеловал ее и с восхищением произнес:
— Я снова слышу истинную Бекки! Нет, я не стану возражать — занимайся хозяйством, но оставь что-нибудь и на мою долю.
— Разве ты не позволишь мне воспитывать детей? — робко осведомилась она.
— Конечно, но подросших мальчиков я возьму под свою опеку, а девочек оставлю тебе.
— Мальчиков и девочек? Сколько же детей ты намерен иметь?
— Сколько ты захочешь, Бекки. В Шафто-Холле всем хватит места — как и в Инглбери.
— Но мы еще даже не начали… — она покраснела.
— О чем это ты, Бекки? — Уилл крепче прижал ее к себе.
— Уилл, с каждым днем мы стареем. После той ночи в лесу мы оба жили как монахи. Так не обзаводятся семьей.
— Бекки! — Уилл осыпал поцелуями ее шею и лицо. — Мне следовало бы помнить о том, как ты откровенна! И как же ты предлагаешь исправить это упущение?
Спрятав лицо у него на груди, она выговорила приглушенным голосом:
— Здесь мы одни, нам никто не помешает… Уилл, я так соскучилась, что… — Она осеклась. — Я уже думала, что больше никогда не увижу тебя. Иди ко мне.
— Прямо сейчас, Бекки? А что подумает Пайлот?
— О, про него я и забыла! — Она так опечалилась, что Уилл невольно расхохотался.
— Не беспокойся, я его отправлю домой. — И он засвистел. — Домой, домой, — Уилл махнул рукой в сторону дома. Пайлот послушно побежал рысцой в указанном направлении. — Видишь? Ты согласна стать мне такой же послушной женой?
— Только если ты будешь добр ко мне.
— Решено! — Уилл взял ее на руки и положил на траву, это ему хотелось сделать с того самого момента, как ферма осталась далеко позади.
— А что подумают твои мать и сестра, увидев Пайлота одного, без нас?
— Что я отправил его вперед.
— Но позднее ты объяснишь им, что произошло между нами?
— Только не все, Бекки. — Он начал расстегивать куртку. — А если ты мне откажешь, я буду считать, что ты передумала насчет большой семьи.
— Ты просто не успеешь, Уилл!
И она бросилась в объятия мужа. Прошло немало времени прежде, чем Уилл произнес:
— Я хочу сделать одно признание… надеюсь, ты не обратишь его против меня.
— Никогда, Уилл. Впредь я никогда не стану судить людей так поспешно. Говори.
— Когда я покинул тебя, в глубине души был уверен: если ты по-настоящему любишь меня, то найдешь, где бы я ни очутился, даже на краю земли. Так ты и сделала.
— Я не искала тебя на краю земли, Уилл, — с улыбкой возразила Ребекка, — это было ни к чему. А еще я должна признаться, что наняла сыщика, вместе с ним допросила Джоша Уилмота и Джорджа Массерена, а также подкупила клерка из банка Куттса.
Уилл радостно засмеялся.
— Узнаю, узнаю свою жену! Вот она, моя Бекки! Иди ко мне, я вознагражу тебя за упорство и решимость!
— Значит, ты не сердишься на меня, Уилл?
— Сержусь? За что? Конечно, нет! И вот тому доказательство, — с этими словами он склонился к ней. Празднование встречи продолжалось, пока солнце не начало клониться к горизонту.
Гораздо позднее старшая миссис Шафто, стоящая у окна в ожидании сына и его жены, увидела, как Уилл вошел во двор, обнимая раскрасневшуюся Ребекку.
— Они идут! — сказала миссис Шафто, обращаясь к Эмили, которая тоже с беспокойством ждала брата.
— Значит, они помирились?
Миссис Шафто увидела, как Уилл остановился возле конуры Пайлота и еще раз поцеловал жену.
— Да, дорогая. Его жена проделала долгий путь от Лондона до самого Нортумберленда, а он усмирил свою гордыню, чтобы удержать ее. Теперь я не сомневаюсь, что они будут счастливы.
Ребекка и Уилл рука об руку шагали к дому, уверенные, что впереди их ждет супружеская жизнь, полная радостей.
— Похоже, вы удивлены, — заметила миссис Шафто.
Ребекка кивнула, сглотнула и сдавленно произнесла:
— Мне вы представлялись совсем молодой женщиной…
— Увы, моя молодость давно в прошлом. Я — единственная миссис Уильям Шафто в этих краях, а это, — она указала на молодую женщину, сидящую у огня, — моя дочь, Эмили. Простите, что она не поприветствовала вас стоя — видите ли, она от рождения калека.
Эмили улыбнулась матери, перевела взгляд на Ребекку и снова склонилась над шитьем.
— Прошу вас, садитесь, мисс Роуэллан, — Джинни ничего не напутала? Простите, но, по-моему, вы выглядите усталой. Сейчас я прикажу Джинни принести нам чаю с булочками.
Ребекка с облегчением села: ноги отказывались держать ее. К такому повороту событий она никак не была готова. Где же сам Уилл? Она оглядела уютную комнату и наконец произнесла:
— Я слышала, вы когда-то жили в Шаф-то-Холле, затем в Бернсайде, а недавно переселились в Хоум-Фарм.
— Верно, мисс Роуэллан. Позвольте узнать о цели вашего визита. Не может быть, чтобы он был связан с перестройкой дома!
С этими словами миссис Шафто присела в кресло напротив Ребекки. И Ребекка вдруг поняла, что именно этой женщине Уилл посылал все свои деньги, в том числе и полученные от нее. Таким образом он поддерживал не жену, не любовницу, а мать и сестру-калеку. Очевидно, он не сообщил им о женитьбе — миссис Шафто не узнала Ребекку по фамилии. Не говорил он и о том, откуда у него взялись деньги. Так где же Уилл? Знает ли мать, где он находится?
Когда Ребекка наконец собралась с мыслями и хотела было заговорить, за дверью кухни послышались шаги и голоса. У Ребекки упало сердце. Дверь открылась, и на порог шагнул мужчина в грубой одежде крестьянина. Это был Уилл.
— Ну наконец-то, Уилл! — радостно воскликнула миссис Шафто. — Может, ты сумеешь помочь нашей гостье. Она разыскивает миссис Уилл Шафто…
— Вот как? — Уилл приподнял брови. — И ради этого ты отправилась в такую даль, Бекки?
— Так ты знаком с мисс Роуэллан? — изумилась миссис Шафто.
— Разумеется, мама, — во всех смыслах этого слова. Это моя жена, миссис Уилл Шафто.
Ребекка облизнула губы: превращение Уилла из лондонского денди в крестьянина с севера ошеломило ее. На лице миссис Шафто отразилась смесь удивления и упрека, ее дочь вскрикнула и выронила шитье. Не в силах смотреть в глаза миссис Шафто, Ребекка бросилась помогать сестре Уилла.
— Ты не говорил нам, что женился. Эмили шепотом поблагодарила Ребекку и спросила:
— А вы и вправду жена Уилла? — (Ребекка кивнула.) — Тогда почему же вы назвались «мисс Роуэллан»?
— Вот именно, — ледяным тоном подхватила миссис Шафто.
Уилл молча прислонился к стене и застыл в ожидании.
— Потому, что это моя девичья фамилия, и… — Ребекка решилась и добавила: — Я не была уверена в том, что я — миссис Уилл Шафто, поскольку узнала, что миссис Уилл Шафто живет в Бернсайде.
— И что же? Уилл только что сообщил нам, что женат на вас, — озадаченно отозвалась мать Уилла.
Ребекка была совсем сбита с толку и утратила дар речи. А Уилл не спешил ей на помощь. Минуты шли. Все молчали, слышалось только потрескивание огня в камине.
— Молчишь, Бекки? — наконец язвительно изрек Уилл. — Ты сама на себя не похожа.
Ребекка опустила голову и сдавленным голосом попросила:
— Уилл, пожалуйста, помоги мне. Объясни, почему… — Ребекка не договорила: ведь она приготовилась к ссоре, к упрекам в неверности, к мести, но теперь растеряла все слова. — Почему ты бросил меня, — сумела выговорить она, — если говорил, что любишь, и я люблю тебя? Почему? Ты писал о чести. Разве это честно — бросить меня после всего, что было между нами?
Услышав слова любви, Уилл рванулся к ней, но Ребекка развернулась и выбежала из кухни.
— Она твоя жена, а ты бросил ее, Уилл, не сказав, куда уезжаешь. Как ты мог?! — воскликнула миссис Шафто.
— Потом, мама. Я должен догнать ее. Я не могу ее потерять!
Ребекка бежала по аллее. Уилл дивился самому себе: почему он был так уверен, что Ребекка не любит его и что разлука никак не отразится на ней? Он не мог понять, как она узнала, что он посылал деньги миссис Уилл Шафто, и почему решила, что это его жена.
А Ребекка бежала к воротам, за которыми стоял экипаж. Ее мучил стыд: еще никогда в жизни ей не приходилось спасаться бегством. Она слышала за спиной торопливые шаги Уилла. Нельзя допустить, чтобы он догнал ее. Он солгал, когда написал, что любит ее, умолчал о матери и сестре. И потому она допустила ужасную ошибку. Слезы текли по ее лицу. Уилл наконец догнал ее, схватил за плечо и, повернув лицом к себе, увидел заплаканные, печальные глаза.
— Бекки, что я натворил! — вырвалось у Уилла. Пытаясь утешить, он обнял ее. Ребекка побледнела, готовая вот-вот упасть в обморок. — Любимая, не уезжай! Какую глупость я совершил, бросив тебя!
Его голос доносился до Ребекки словно откуда-то издалека.
— Нет, Уилл, — всхлипнула она, уткнувшись лицом в его грубую куртку, — это я совершила ужасную глупость, решив, что ты уже женат. Но меня так часто предавали… — И она снова разразилась слезами. — Что же нам теперь делать?
— Мы вернемся домой и объяснимся.
— Нет, не надо! Я не смогу смотреть в глаза твоей матери и сестре. Почему же ты не сказал мне о них? Я могла бы им помочь…
Уилл бережно отстранил ее.
— Любимая, это моя проблема, одна из многих, которые мы должны вместе разрешить, прежде чем возобновим наш брак. Не все трудности решаются с помощью денег. Мы просто обязаны вернуться домой и все прояснить, но прежде мы поговорим одни. Если бы я знал, что ты любишь меня так, как люблю тебя я, то никуда бы не уехал. Но я ни о чем не догадывался и потому решил оставить тебя, чтобы ты могла начать новую жизнь.
Последние слова оказались для Ребекки не утешением, а ударом.
— Но я не могу без тебя! Я хочу быть с тобой или не жить вообще. Я поняла, что люблю тебя, когда мы очутились в лесу, когда ты дрался, чтобы защитить меня. А потом, когда мы были близки, мне казалось, что я на небесах…
Уилл нежно обнял ее и ласково поглаживал, пока она не успокоилась. Наконец Ребекка вытерла слезы, и Уилл предложил:
— Давай прогуляемся вдвоем, как и положено супругам. Шафто-Холл здесь неподалеку, и я хочу показать его тебе — кажется, руины сейчас в моде. Впрочем, встречу с призраками я тебе не обещаю… — Эта неуклюжая шутка вызвала у Ребекки улыбку. — Зато собаку ты увидишь. — Уилл сунул два пальца в рот и свистнул. На свист примчалась колли, легла у ног Уилла и уставилась на негр преданными глазами. — Это Пайлот, наш сторожевой пес. Конечно, это не комнатная собачка, но, по-моему, он подойдет тебе, как никто другой. Погладь его, только ласково. Прежний хозяин этого дома научил меня обращаться с Пайлотом. Этот коттедж — последнее из обширных владений моего отца.
Он не сумел бы придумать маневр, который успешнее заставил бы Ребекку перестать плакать. Наклонившись, она погладила Пайлота.
— Если хочешь, Бекки, мы возьмем его с собой.
— Давай. — Она вынула из сумочки платок и вытерла глаза. — Только расскажи, почему ты решил стать фермером… и почему бросил меня.
— Обязательно. Бекки, прости, я поступил как…
Ребекка приложила пальцы к его губам.
— Нет, Уилл, давай забудем об упреках. Уилл взял жену за руку и позвал за собой Пайлота, который послушно засеменил рядом.
— Эта тропа ведет к Шафто-Холлу — он вон там, за деревьями. Подъездная аллея совсем заросла. Но мы пройдем по тропе и посидим на террасе дома.
Шафто-Холл оказался красным кирпичным особняком эпохи Тюдоров, еще хранившим следы былого величия. Уилл подвел Ребекку к треснувшей каменной скамье на террасе за домом, откуда открывался вид на ручей. Вдалеке на пастбище паслись овцы.
— Я завидую им, — призналась Ребекка, указав на овец. — Какая мирная и безмятежная, должно быть, их жизнь!
— Их ждет бойня, — напомнил Уилл.
— Но овцы-то об этом не знают, и потому им не о чем горевать.
— А ты помнишь, как мы были счастливы в Шервудском лесу, несмотря на все страдания?
— Конечно! — живо отозвалась Ребекка. — Но вспоминать об этом мне еще труднее, чем понять, почему ты бросил меня.
— Я попробую объясниться. В свое оправдание скажу одно: я не знал, что ты любишь меня. Я думал, ту ночь ты подарила мне из чувства благодарности. Почему ты не сказала мне правду, Бекки?
Она отвернулась.
— Не смогла, Уилл, не решилась. Еще до встречи с тобой жизнь преподнесла мне суровый урок: меня не любили, потому что считали недостойной любви. А когда я осмелилась полюбить, все кончилось катастрофой, и я поклялась, что больше никогда не позволю себе питать к кому-нибудь чувства, а тем более признаваться в них.
Уилл взял Ребекку за руку и увидел, что она по-прежнему носит подаренное им кольцо. Вид этой вещицы пробудил в нем надежду.
— Бекки… — начал он, — расскажи, что случилось с тобой, почему ты боишься жить и любить. Признание исцелит тебя.
— Ты сочтешь меня глупой…
— Никогда! Я знаю, ты умная женщина.
— Я была младшим ребенком в семье. Мой брат Пол был на пять лет старше меня. Мое появление всех разочаровало: отцу нужны были не дочери, а только сыновья — чтобы помогать ему вести дела и управлять поместьями. Он уже видел себя основателем нового знатного рода. К его великому сожалению, мама больше не смогла рожать. Она постоянно хворала. А потом во время верховой прогулки Пол погиб. Никогда не забуду, что сказал отец, когда я вернулась домой… «Если уж кто-то должен был свалиться с лошади, то почему не ты? Почему это случилось с твоим братом, а не с тобой?» Он никогда не простил мне этого случая, тем более что я хорошо ездила верхом, а Пол терпеть не мог лошадей, боялся их и потому выпал из седла. Отец застрелил лошадь, хотя конюхи уверяли, что животное здесь ни при чем. Но отец настаивал, что Пол отлично держался в седле.
Вскоре после этого мама умерла, попытавшись родить еще одного сына. Отец сказал, что мы с мамой были его проклятием, и вскоре снова женился. Но и с моей мачехой ему не повезло; мало того — она возненавидела меня и стала настраивать против меня отца.
Ты не можешь себе представить, как одиноко мне жилось! Отец по-прежнему надеялся, что у него родится сын. Более того, он отказался выделить мне приданое. Все его состояние предназначалось для будущего сына.
Когда мне исполнилось семнадцать, отец нанял нового лакея, сына одного из фермеров. Он был очень красив, а я редко видела привлекательных юношей, поскольку мой отец никуда не отпускал меня. Вскоре мы познакомились с Робертом — так звали нового лакея. Он часто беседовал со мной, сочувствовал мне, и, похоже, я влюбилась в него, потому что он первый отнесся ко мне по-человечески. Какие чувства испытывал ко мне он, я не знаю. Потом отец говорил, что Роберт надеялся соблазнить меня и уговорить сбежать, чтобы затем получить приданое. Не знаю, правда это или нет. Роберт обещал увезти меня в Гретну, жениться на мне, а затем поселиться со мной на ферме. Теперь-то я понимаю, как глупо это звучало, но тогда… тогда я жила словно во сне — потому что кто-то по-настоящему любил меня и я любила его. Роберт относился ко мне со всем уважением, словно ни на минуту не забывал, что я — дочь его хозяина.
Но мы не сбежали в Гретну и не покинули Инглбери. Роберт по глупости проболтался о наших планах одному из конюхов, а тот рассказал обо всем моему отцу. Разразился страшный скандал. Роберта вышвырнули вон, больше я никогда его не видела. Отец запер меня в комнатах на верхнем этаже дома, ко мне впускали только горничных.
По иронии судьбы, вскоре после этого мачеха родила сына, но он прожил всего неделю. Врач сказал, что больше она никогда не сможет иметь детей. Вскоре она умерла, и я осталась единственной наследницей отца, чего он никогда мне не простил. Он называл меня его проклятием, уродкой, которой следовало бы родиться сыном, и постоянно ставил мне в пример мою прелестную кузину Сару Алленби.
Я была уверена, что он лишит меня наследства, но отец разругался со своей сестрой Алленби, моей теткой, и переписал завещание, в котором оставил мне все только потому, что я носила его имя и была последней в нашем роду.
Мой дед когда-то был бедным ткачом, которому удалось воспользоваться переменами и сколотить огромное состояние, но отец говорил о нашей семье так, словно в наших жилах текла королевская кровь. После его смерти я стала подопечной Хедли Бокура — потому, что отец отказал в праве опекунства семейству Алленби. Хедли Бокур и все Алленби собирались удачно выдать меня замуж, готовили мне партию, которую затем предназначили для Сары. Я сопротивлялась, как могла, и теперь радуюсь этому, потому что Сара… бедняжка Сара… — И она вновь расплакалась.
Уилл привлек Ребекку к себе и начал поглаживать по голове.
— Уилл, как мне жаль ее! Незадолго до моего отъезда из Лондона тетя Петронелла сообщила, что Сару нашли без чувств и всю избитую в доме, который ее дядя купил для нее и Уингфилда. Уингфилд избил ее до полусмерти и исчез. Вероятно, он думал, что убил ее. А еще он чуть не прикончил горничную Сары, которая попыталась защитить ее… — Ребекка замолчала. Все, что она держала в себе долгие годы, вдруг выплеснулось наружу. Наконец она подняла голову и посмотрела на него так, словно собиралась сказать что-то очень важное. — Теперь ты понимаешь меня? Понимаешь, почему я не могла признаться в любви?
— Да, я понимаю, люблю тебя и восхищаюсь твоей отвагой, дорогая. — Только теперь Уилл понял, что имел в виду герцог Дернесс в день свадьбы, говоря об испытаниях, которые перенесла Ребекка.
— Но объясни, почему ты покинул меня? Не понимаю, при чем здесь честь, хотя тетя Петронелла сказала, что нам, женщинам, этого никогда не понять. — Помедлив минуту, она задумчиво пробормотала: — Я люблю тебя, Уилл. С каждым разом мне все легче произносить эти слова. Боюсь, тебе надоест выслушивать их. — В ее глазах блеснули лукавые искры. — А теперь твоя очередь.
Не разжимая объятий, Уилл начал рассказ:
— Не могу сказать, что в детстве я был несчастен. В то время мой отец еще не успел опуститься в бездну порока. Я думал, что передо мной открыт весь мир. Когда мне было восемнадцать лет, отец покончил жизнь самоубийством, и мы с матерью и сестрой остались без средств к существованию. Деньги, вырученные от продажи поместий, пошли на уплату долгов; сохранить удалось лишь Хоум-Фарм и несколько акров земли. Мы давно видели, что Шафто-Холл постепенно превращается в руины, но отец уверял, что уже на следующий год начнет ремонт. Только перед его смертью я начал понимать, что дело неладно, но так и не догадался о масштабах катастрофы. Вскоре одна из теток оставила мне небольшое содержание, и я начал пересылать его маме и Эмили — этого хватало, чтобы жить в верхних комнатах дома в Бернсайде.
Хуже всего было то, что меня приучили к жизни состоятельного джентльмена. У меня не было профессии, с помощью которой я смог бы обеспечить себя и двух родственниц. Я метался, не зная, чем заняться, однажды даже поступил в труппу бродячих комедиантов, но такая жизнь меня не прельщала. Если бы не мама и Эмили, я ушел бы в армию, но я не мог бросить их на произвол судьбы. Теперь ты понимаешь, почему я так настойчиво искал богатую невесту. Наш брак стал спасением не только для тебя, но и для меня. Я понимал: если ты обнаружишь, что я пересылаю деньги на север, то немедленно придешь к выводу, что я женат. Но чем больше я убеждался, что люблю тебя, тем ненавистнее мне становилось положение иждивенца, бесчестного человека, живущего за счет женщины. Весь ужас своего положения я осознал после поединка с Черным Джеком. Я повел себя достойно, но, как только мы вернулись в светское общество, вновь стал человеком, за которого ты вышла только ради удобства. Если бы я знал, что ты любишь меня, то никуда бы не уехал, а постарался объяснить, что моему существованию необходим хоть какой-то смысл. Вернувшись в Бернсайд, я сумел обеспечить некоторый комфорт маме и Эмили здесь, в Хоум-Фарме, и занялся хозяйством. Я был поражен, обнаружив, как трудна эта работа, однако такая жизнь пришлась мне по душе. Я не стыдился своего труда. Но если наш брак уцелеет, мне понадобится другое занятие. Я не могу просить тебя стать женой бедного фермера, это было бы несправедливо…
Ребекка прервала его:
— Я могу заново отстроить Шафто-Холл и выкупить окрестные земли — сегодня я узнала, что они выставлены на продажу. А пока идут работы в поместье, мы могли бы сделать Хоум-Фарм пригодным для жилья. Ты станешь управлять поместьем Интлбери: мой управляющий Картер уже слишком стар. Уилл покачал головой.
— Бекки, ты осыпаешь меня царскими подарками, это несправедливо. Мы должны стать равноправными партнерами. Если мы и отстроим Холл заново, то постепенно, своими руками, а не с помощью армии наемных работников. Время от времени я не прочь бывать в Лондоне, но жить там постоянно не собираюсь. Мне нравится положение деревенского сквайра, возделывающего свою землю, а не просто собирающего арендную плату.
Некоторое время Ребекка сидела молча.
— Ты вправе отказаться от жизни праздного землевладельца. Но я тоже хочу найти себе занятие. Я займусь перестройкой Холла и его отделкой. В конце концов, все жены фермеров работают. Я не умею печь хлеб и варить пиво, зато справлюсь с хозяйством в большом доме, а ты будешь не только фермером, но и моим управляющим.
Уилл поцеловал ее и с восхищением произнес:
— Я снова слышу истинную Бекки! Нет, я не стану возражать — занимайся хозяйством, но оставь что-нибудь и на мою долю.
— Разве ты не позволишь мне воспитывать детей? — робко осведомилась она.
— Конечно, но подросших мальчиков я возьму под свою опеку, а девочек оставлю тебе.
— Мальчиков и девочек? Сколько же детей ты намерен иметь?
— Сколько ты захочешь, Бекки. В Шафто-Холле всем хватит места — как и в Инглбери.
— Но мы еще даже не начали… — она покраснела.
— О чем это ты, Бекки? — Уилл крепче прижал ее к себе.
— Уилл, с каждым днем мы стареем. После той ночи в лесу мы оба жили как монахи. Так не обзаводятся семьей.
— Бекки! — Уилл осыпал поцелуями ее шею и лицо. — Мне следовало бы помнить о том, как ты откровенна! И как же ты предлагаешь исправить это упущение?
Спрятав лицо у него на груди, она выговорила приглушенным голосом:
— Здесь мы одни, нам никто не помешает… Уилл, я так соскучилась, что… — Она осеклась. — Я уже думала, что больше никогда не увижу тебя. Иди ко мне.
— Прямо сейчас, Бекки? А что подумает Пайлот?
— О, про него я и забыла! — Она так опечалилась, что Уилл невольно расхохотался.
— Не беспокойся, я его отправлю домой. — И он засвистел. — Домой, домой, — Уилл махнул рукой в сторону дома. Пайлот послушно побежал рысцой в указанном направлении. — Видишь? Ты согласна стать мне такой же послушной женой?
— Только если ты будешь добр ко мне.
— Решено! — Уилл взял ее на руки и положил на траву, это ему хотелось сделать с того самого момента, как ферма осталась далеко позади.
— А что подумают твои мать и сестра, увидев Пайлота одного, без нас?
— Что я отправил его вперед.
— Но позднее ты объяснишь им, что произошло между нами?
— Только не все, Бекки. — Он начал расстегивать куртку. — А если ты мне откажешь, я буду считать, что ты передумала насчет большой семьи.
— Ты просто не успеешь, Уилл!
И она бросилась в объятия мужа. Прошло немало времени прежде, чем Уилл произнес:
— Я хочу сделать одно признание… надеюсь, ты не обратишь его против меня.
— Никогда, Уилл. Впредь я никогда не стану судить людей так поспешно. Говори.
— Когда я покинул тебя, в глубине души был уверен: если ты по-настоящему любишь меня, то найдешь, где бы я ни очутился, даже на краю земли. Так ты и сделала.
— Я не искала тебя на краю земли, Уилл, — с улыбкой возразила Ребекка, — это было ни к чему. А еще я должна признаться, что наняла сыщика, вместе с ним допросила Джоша Уилмота и Джорджа Массерена, а также подкупила клерка из банка Куттса.
Уилл радостно засмеялся.
— Узнаю, узнаю свою жену! Вот она, моя Бекки! Иди ко мне, я вознагражу тебя за упорство и решимость!
— Значит, ты не сердишься на меня, Уилл?
— Сержусь? За что? Конечно, нет! И вот тому доказательство, — с этими словами он склонился к ней. Празднование встречи продолжалось, пока солнце не начало клониться к горизонту.
Гораздо позднее старшая миссис Шафто, стоящая у окна в ожидании сына и его жены, увидела, как Уилл вошел во двор, обнимая раскрасневшуюся Ребекку.
— Они идут! — сказала миссис Шафто, обращаясь к Эмили, которая тоже с беспокойством ждала брата.
— Значит, они помирились?
Миссис Шафто увидела, как Уилл остановился возле конуры Пайлота и еще раз поцеловал жену.
— Да, дорогая. Его жена проделала долгий путь от Лондона до самого Нортумберленда, а он усмирил свою гордыню, чтобы удержать ее. Теперь я не сомневаюсь, что они будут счастливы.
Ребекка и Уилл рука об руку шагали к дому, уверенные, что впереди их ждет супружеская жизнь, полная радостей.