Выслушав его, Ребекка поднялась с табурета, выглянула за дверь и с кем-то заговорила — вероятно, со стражником. Уилл закрыл глаза. Каким будет ее следующий поступок? В подобной ситуации ее бесстрашие было достойным восхищения, но рискованным.
— Вы правы, Уилл, — заявила Ребекка, возвращаясь на место. — У дверей стоит стражник. Я спросила его, где мы, и он ответил, что в аду. Я не могла не согласиться с ним, а он заявил, что я слишком много болтаю.
— Вот именно, — подтвердил Уилл. — По-моему, вы не сознаете, какая опасность нам угрожает.
Ребекка смерила его взглядом.
— Напротив! Но я не желаю сидеть сложа руки. Это не принесет никакой пользы. Как по-вашему, когда миссис Грей и остальные заметят наше исчезновение?
Подумав минуту, Уилл ответил:
— К сожалению, только когда доберутся до Мэнсфидца. Но, даже очутившись там, они могут решить, что мы опередили их и двинулись дальше, в Честерфилд, не сменив лошадей. А когда они не найдут нас в Честерфилде, то подумают, что мы сбились с пути и заночевали где-то между Мэнсфиддом и Честерфилдом. Боюсь, нас хватятся не раньше, чем завтра утром. Но даже в этом случае наши спутники наверняка отправятся в Инглбери, уверенные, что мы просто опередили их.
— Лучше бы вы промолчали, Уилл. Но разумеется, вы правы.
— Я что-нибудь придумаю, Бекхи, обещаю вам, только не питайте слишком радужных надежд.
— Они ненавидят нас, верно? — просто откликнулась она. — Потому что мы богаты. И это меня пугает. Вы назвали их «луддитами». Я слышала о «разрушителях машин» — луддитах. Кстати, почему их так называют?
— Говорят, у них есть тайный вожак, капитан по имени Нед Лудц, однако он вполне может оказаться кем-то вроде легендарного Робин Гуда, который тоже разбойничал в Шервудском лесу во времена правления Ричарда I. Эти люди поселились в лесу потому, что лишились своих домов. Лорд Байрон как-то произнес о них речь в палате лордов, прося для них помощи, но, поскольку сейчас идет война, мы не можем позволить себе такие расходы.
Уже не в первый раз Уилл поразил Ребекку глубиной своих познаний. И вел он себя точно так, как она ожидала — взвешивал все шансы и не обнадеживал жену только потому, что не хотел вселять в нее преждевременную надежду.
— У них маленькие дети, — печально продолжала Ребекка, — и ни гроша, чтобы прокормить их, поэтому нас и ограбили. Мне очень жаль их, Уилл. Странно, правда? Разумеется, искать им оправдания я не стану, но могу понять, почему они решились на преступление. На их месте я сделала бы то же самое.
Уилл не мог не восхищаться Ребеккой. Сидя в жалкой хижине, дрожа от холода, она по-прежнему оставалась непреклонной и решительной. Уилл мысленно помолился о том, чтобы предстоящее испытание не стало для Ребекки слишком суровым. Он придвинулся ближе и взял ее за руки.
— Умница! Только не становись слишком опрометчивой, не бросайся в омут головой. Ты понимаешь меня?
Ребекка кивнула. Растроганный ее стоическим терпением, Уилл заключил жену в объятия, чтобы утешить, и Ребекка впервые не стала вырываться. Уилл слегка наклонился, чтобы коснуться губ Бекки, но ему помешал хриплый голос:
— Неужто Джоб Купер не мог придумать ничего получше? Какого черта ему понадобилось тащить вас сюда, а меня отсылать в грязную дыру Дженет Терман?
Этот голос принадлежал раздосадованной мамаше Кейлесс.
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
— Вы правы, Уилл, — заявила Ребекка, возвращаясь на место. — У дверей стоит стражник. Я спросила его, где мы, и он ответил, что в аду. Я не могла не согласиться с ним, а он заявил, что я слишком много болтаю.
— Вот именно, — подтвердил Уилл. — По-моему, вы не сознаете, какая опасность нам угрожает.
Ребекка смерила его взглядом.
— Напротив! Но я не желаю сидеть сложа руки. Это не принесет никакой пользы. Как по-вашему, когда миссис Грей и остальные заметят наше исчезновение?
Подумав минуту, Уилл ответил:
— К сожалению, только когда доберутся до Мэнсфидца. Но, даже очутившись там, они могут решить, что мы опередили их и двинулись дальше, в Честерфилд, не сменив лошадей. А когда они не найдут нас в Честерфилде, то подумают, что мы сбились с пути и заночевали где-то между Мэнсфиддом и Честерфилдом. Боюсь, нас хватятся не раньше, чем завтра утром. Но даже в этом случае наши спутники наверняка отправятся в Инглбери, уверенные, что мы просто опередили их.
— Лучше бы вы промолчали, Уилл. Но разумеется, вы правы.
— Я что-нибудь придумаю, Бекхи, обещаю вам, только не питайте слишком радужных надежд.
— Они ненавидят нас, верно? — просто откликнулась она. — Потому что мы богаты. И это меня пугает. Вы назвали их «луддитами». Я слышала о «разрушителях машин» — луддитах. Кстати, почему их так называют?
— Говорят, у них есть тайный вожак, капитан по имени Нед Лудц, однако он вполне может оказаться кем-то вроде легендарного Робин Гуда, который тоже разбойничал в Шервудском лесу во времена правления Ричарда I. Эти люди поселились в лесу потому, что лишились своих домов. Лорд Байрон как-то произнес о них речь в палате лордов, прося для них помощи, но, поскольку сейчас идет война, мы не можем позволить себе такие расходы.
Уже не в первый раз Уилл поразил Ребекку глубиной своих познаний. И вел он себя точно так, как она ожидала — взвешивал все шансы и не обнадеживал жену только потому, что не хотел вселять в нее преждевременную надежду.
— У них маленькие дети, — печально продолжала Ребекка, — и ни гроша, чтобы прокормить их, поэтому нас и ограбили. Мне очень жаль их, Уилл. Странно, правда? Разумеется, искать им оправдания я не стану, но могу понять, почему они решились на преступление. На их месте я сделала бы то же самое.
Уилл не мог не восхищаться Ребеккой. Сидя в жалкой хижине, дрожа от холода, она по-прежнему оставалась непреклонной и решительной. Уилл мысленно помолился о том, чтобы предстоящее испытание не стало для Ребекки слишком суровым. Он придвинулся ближе и взял ее за руки.
— Умница! Только не становись слишком опрометчивой, не бросайся в омут головой. Ты понимаешь меня?
Ребекка кивнула. Растроганный ее стоическим терпением, Уилл заключил жену в объятия, чтобы утешить, и Ребекка впервые не стала вырываться. Уилл слегка наклонился, чтобы коснуться губ Бекки, но ему помешал хриплый голос:
— Неужто Джоб Купер не мог придумать ничего получше? Какого черта ему понадобилось тащить вас сюда, а меня отсылать в грязную дыру Дженет Терман?
Этот голос принадлежал раздосадованной мамаше Кейлесс.
Глава одиннадцатая
— Вот уж не думала, что кусок хлеба с сыром и кружка воды могут быть такими вкусными! — воскликнула Ребекка.
Они сидели на пороге хижины. Дождь прекратился, из-за туч выглянуло бледное солнце. Обитатели деревни пировали. На костре жарился олень, несколько кроликов и голубей уже были готовы. Такого праздника в деревне не случалось уже давно. От аромата жареного мяса у Ребекки и Уилла потекли слюнки. Но никто и не подумал предложить им мяса, а Джоб заявил:
— Поголодайте немного, это пойдет вам на пользу. Поймете, что значит быть в нашей шкуре.
— За оленя и кроликов вас могут повесить или отправить на каторгу, — спокойно ответил Уилл, принимая от Джоба жестяную миску с хлебом и сыром.
— Какая нам разница, мистер? Мы все равно голодаем. Шервудский лес и звери в нем принадлежат всем людям, а не избранным. Это вы воры, а не мы.
Незадолго до того, как мясо изжарилось, нескольких мужчин отправили в Мэнсфилд за бочонками пива. Пиво вскоре принесли, вокруг бочонков столпились все обитатели деревни.. Вскоре поляну огласили громкие голоса, смех и песни. Уилл взял Ребекку за руку, отвел в хижину и закрыл дверь.
— Так безопаснее, — объяснил он. — Будем молить Бога, чтобы нас никто не тронул.
И вправду, несколько самых отчаянных мужчин, распаленных пивом, захотели позабавиться с пленниками, но Джоб запретил трогать их до приезда мистера Хенсона из Ноттингема.
— Надеюсь, они приберегли немного денег, чтобы купить еду для детей, а не потратили все на пиво, — хмуро заметила Ребекка.
— Только ради Бога, не упоминайте об этом в их присутствии, — взмолился Уилл. — Злить этих людей опасно. — Он был так взволнован, что взял жену за руку и попросил: — Бекки, обещайте в будущем говорить как можно меньше.
Девушка кивнула.
Когда мамаша Кейлесс наконец вернулась, Ребекка сразу поняла, что эта женщина измучена трудными родами, и, к удивлению Уилла, извинилась перед ней за вторжение.
Уилл наблюдал, как Ребекка намочила свой носовой платок и попыталась обтереть лицо. Она не начала роптать, узнав, что по естественным надобностям ей придется отойти в ближайшие кусты, и даже не стала сопротивляться, когда мамаша Кейлесс вызвалась сопровождать ее.
С наступлением темноты Ребекка зажгла свечу, села на табурет и обреченно произнесла:
— Боюсь, Уилл, сегодня нам придется спать вдвоем на одном тюфяке.
— И что же вы предлагаете?
— Лечь спать, разумеется, — с обычным сарказмом отозвалась девушка. — Что же еще! От усталости я валюсь с ног, да и вы, полагаю, тоже.
— Да, — подтвердил Уилл, не добавляя, что только присутствие Ребекки и ее стоическое спокойствие не дают ему окончательно пасть духом. Во что бы то ни стало он должен защитить ее — Уилл опасался, что вскоре Ребекке понадобится его защита.
Наконец Уилл и Ребекка улеглись на соломенный тюфяк в углу хижины. Усталость сломила обоих. Уилл придвинулся поближе, и Ребекка охотно прижалась к нему и вложила пальцы в его ладонь. Ее рука была холодна как лед. Спустя некоторое время Ребекка задрожала. Уилл приподнялся на локте и спросил:
— Бекхи, что с тобой? Тебе нездоровится? Она долго молчала, прежде чем прошептать:
— Нет, мне просто слишком холодно. Никак не могу согреться. Платье еще не высохло, а ноги… — она осеклась.
В душе Уилла боролись любовь, страсть и жалость.
— Позволь покрепче обнять тебя и согреть. Поверь, тебе нечего бояться.
Он думал, что услышит твердое «нет», но Ребекка вдруг всхлипнула и прильнула к нему, словно птичка.
— Просунь ноги между моих ног, Бек-ки, — да, вот так. Я сумею согреть тебя.
Девушка охотно приняла и это предложение. Они застыли, сплетясь в объятиях, словно любящие супруги. Ребекка даже не подозревала, как действует на Уилла ее близость. Он опасался, что тело выдаст его. Только законченный негодяй воспользовался бы ситуацией после такого страшного дня. Наконец Ребекка задышала ровнее, постепенно засыпая. Ее доверчивость сразила Уилла. Он нежно поцеловал ее во влажные волосы и задумался, сумеет ли заснуть сам.
Снаружи по-прежнему слышался шум празднества, а затем его сменило уханье сов. Прошло немало времени, прежде чем Уилл задремал.
— Где я? — Проснувшись, Ребекка обнаружила, что находится в чьих-то объятиях. Она не сразу сообразила, что рядом с ней Уилл. Неужели они… быть того не может!
Ребекка огляделась и вспомнила, что произошло накануне. Она села, с тоской глядя в стену убогой хижины. Нет, между ними ничего не было. Ребекка помнила только, как Уилл согревал ее в объятиях и пытался утешить. Он вел себя как истинный джентльмен — на это она и надеялась. Но почему же она ощущала легкое разочарование?
Девушка посмотрела на Уилла и обнаружила, что он еще спит. Темная поросль на его подбородке напомнила Ребекке, что обычно он брился дважды в день, а вчера не сумел привести себя в порядок. Ребекка невольно коснулась его подбородка, но в этот миг Уилл резко схватил ее за руку.
— Кто здесь? — вскрикнул он, садясь и открывая глаза. — А, это ты!
Уилл зевнул и потянулся. Его рубашка была измята и перепачкана, на бриджах засохла грязь. Ребекка с грустью подумала о том, что и сама она выглядит не лучше. Она поднялась, чувствуя, как ноет все тело после ночи, проведенной на неудобном ложе.
— Есть хочется… — пробормотала она. Такого голода она еще никогда не ощущала.
— Неудивительно, — откликнулся Уилл. — Боюсь, нас решили помучить голодом — во-первых, для того, чтобы унизить, а во-вторых, чтобы лишить сил. Ослабев, мы не сможем сбежать.
— Сбежать! — воскликнула Ребекка, приоткрывая дверь. День выдался ясным, дождь прекратился. — В таком состоянии мне не пройти и десяти шагов.
Внезапно дверь распахнулась пошире, в щель кто-то просунул жестяную миску.
— Завтрак, — послышался хриплый женский голос. — За дверью стоит кувшин с водой.
Завтрак! Уилл и Ребекка изумленно уставились на несколько ломтей черного хлеба и огрызок засохшего сыра.
— Больше никогда не стану сердиться на кухарку, — пообещала девушка, жадно поедая хлеб. — Неужели эти несчастные не едят ничего другого?
— Да, — подтвердил Уилл. — Даже в лучшем случае их диета не столь разнообразна. А в последние годы им пришлось совсем тяжело. Если бы не дичь в Шервудском лесу, за которую их могут отправить на виселицу, и не грабежи, они давно умерли бы от истощения.
— Не надо об этом! — Ребекка содрогнулась. Впервые за всю жизнь она вплотную столкнулась с жестоким миром нищеты, в котором Уилл давно успел освоиться.
— Отсюда следует, — продолжал он, — что злить этих людей опасно. От них зависит наша жизнь.
Весь день слова Уилла звучали в ушах Ребекки. Пленникам позволили покинуть хижину, но ясно дали понять: убежать им не удастся. Любопытные глаза следили за ними отовсюду. Днем чумазая девчушка подбежала к Ребекке и показала ей свою тряпичную куклу.
— Красивая! — пролепетала малышка. Ребекка не поняла, кого она имеет в виду.
Девушка вовсе не чувствовала себя красавицей, а кукла лишь отдаленно напоминала роскошные игрушки ее детства, и все-таки Ребекка с готовностью выразила восхищение. Волосы кукле заменяли грубые бурые нитки, а вместо глаз были пришиты черные пуговицы. Но едва Ребекка успела взять тряпичного уродца на руки и запеть песню, как явилась мать девочки — женщина, которая могла бы считаться красавицей, если бы не ужасающая худоба.
Мать наградила свое чадо звучным шлепком, схватила за руку и поспешно отвела в сторону.
Джоб разыскал Ребекку и Уилла, когда они издалека наблюдали, как обитатели леса жадно обгладывают вчерашние кости. Джоб окинул Ребекку ироническим взглядом.
— Да уж, вчера вы выглядели получше, миссис, — заявил он. — Не то что сегодня, но и так сойдет. — Он повернулся к Уиллу. — А вы, мистер, похоже, приуныли.
Уилл кивнул.
— Верно. Меня тревожит наша дальнейшая судьба. Едва ли вы захотите до конца жизни держать нас в плену. Если вы отпустите нас, мы никому вас не выдадим. По-моему, мы уже щедро заплатили за собственную жизнь.
Джоб покачал головой.
— Это не мне решать. Вами займется человек из Ноттингема. Он будет здесь завтра, вот тогда и посмотрим.
— Значит, вам и раньше случалось иметь дело с пленниками? — словно невзначай спросил Уилл.
Джоб в ответ только фыркнул.
Время тянулось бесконечно. Сильнее всего Уилла угнетало бездействие и томительное ожидание.
В уединении хижины он изумлял Ребекку тем, что постоянно тренировался: то наполнял ведро землей и камнями и поднимал его высоко над головой, то разминался так, как в зале Джексона. Затем Уилл выходил из хижины, подпрыгивал, хватался обеими руками за ветку и исполнял акробатические трюки, которые прежде Ребекка видела только в цирке. Казалось, от скудной пищи Уилл ничуть не ослабел.
Впрочем, кормить их стали чуть получше. Ребекка старалась ничем не рассердить своих тюремщиков и помалкивала. Им перепадали кусочки оленины, ранние сливы, видимо похищенные у местного фермера, и даже несколько кусков хлеба с маслом и неизбежным сыром.
— Не хватало еще, чтобы вы оба протянули нога, — грубо шутил Джоб.
Ребекка завоевала уважение луддитов, когда однажды ее маленькая знакомая — девочка, назвавшая ее «красивой», — упала и сильно ободрала колено. Ребекка перевязала рану полоской ткани, которую оторвала от своей нижней юбки. Мало-помалу женщины начали привыкать к ней и убедились, что она вовсе не капризная бездельница. Ребекка, желая помочь, взяла на себя часть привычной работы обитателей лагеря.
По ночам они с Уиллом подолгу разговаривали, лежа рядом на соломенном тюфяке. Ребекка обнаружила, что у Уилла прекрасная память: он читал ей наизусть стихи и отрывки из драматических произведений, подражая Кемблу [3] и другим известным актерам. Уилл не стал объяснять, что в Лондон он когда-то прибыл вместе с труппой странствующих артистов.
Постепенно они сближались и физически, и духовно. Ребекка понемногу утрачивала свой страх перед мужчинами, в душе Уилла проснулась слабая надежца на то, что здесь, вдали от цивилизации и света с его чинным этикетом, он сумеет добиться того, что в городе было недоступно, — сделать Ребекку своей женой.
Однажды утром, когда Ребекка сидела перед хижиной, зашивая прореху на единственном платьице маленькой подружки, луддиты вдруг засуетились. Прибыл «человек из Ноттингема».
Они сидели на пороге хижины. Дождь прекратился, из-за туч выглянуло бледное солнце. Обитатели деревни пировали. На костре жарился олень, несколько кроликов и голубей уже были готовы. Такого праздника в деревне не случалось уже давно. От аромата жареного мяса у Ребекки и Уилла потекли слюнки. Но никто и не подумал предложить им мяса, а Джоб заявил:
— Поголодайте немного, это пойдет вам на пользу. Поймете, что значит быть в нашей шкуре.
— За оленя и кроликов вас могут повесить или отправить на каторгу, — спокойно ответил Уилл, принимая от Джоба жестяную миску с хлебом и сыром.
— Какая нам разница, мистер? Мы все равно голодаем. Шервудский лес и звери в нем принадлежат всем людям, а не избранным. Это вы воры, а не мы.
Незадолго до того, как мясо изжарилось, нескольких мужчин отправили в Мэнсфилд за бочонками пива. Пиво вскоре принесли, вокруг бочонков столпились все обитатели деревни.. Вскоре поляну огласили громкие голоса, смех и песни. Уилл взял Ребекку за руку, отвел в хижину и закрыл дверь.
— Так безопаснее, — объяснил он. — Будем молить Бога, чтобы нас никто не тронул.
И вправду, несколько самых отчаянных мужчин, распаленных пивом, захотели позабавиться с пленниками, но Джоб запретил трогать их до приезда мистера Хенсона из Ноттингема.
— Надеюсь, они приберегли немного денег, чтобы купить еду для детей, а не потратили все на пиво, — хмуро заметила Ребекка.
— Только ради Бога, не упоминайте об этом в их присутствии, — взмолился Уилл. — Злить этих людей опасно. — Он был так взволнован, что взял жену за руку и попросил: — Бекки, обещайте в будущем говорить как можно меньше.
Девушка кивнула.
Когда мамаша Кейлесс наконец вернулась, Ребекка сразу поняла, что эта женщина измучена трудными родами, и, к удивлению Уилла, извинилась перед ней за вторжение.
Уилл наблюдал, как Ребекка намочила свой носовой платок и попыталась обтереть лицо. Она не начала роптать, узнав, что по естественным надобностям ей придется отойти в ближайшие кусты, и даже не стала сопротивляться, когда мамаша Кейлесс вызвалась сопровождать ее.
С наступлением темноты Ребекка зажгла свечу, села на табурет и обреченно произнесла:
— Боюсь, Уилл, сегодня нам придется спать вдвоем на одном тюфяке.
— И что же вы предлагаете?
— Лечь спать, разумеется, — с обычным сарказмом отозвалась девушка. — Что же еще! От усталости я валюсь с ног, да и вы, полагаю, тоже.
— Да, — подтвердил Уилл, не добавляя, что только присутствие Ребекки и ее стоическое спокойствие не дают ему окончательно пасть духом. Во что бы то ни стало он должен защитить ее — Уилл опасался, что вскоре Ребекке понадобится его защита.
Наконец Уилл и Ребекка улеглись на соломенный тюфяк в углу хижины. Усталость сломила обоих. Уилл придвинулся поближе, и Ребекка охотно прижалась к нему и вложила пальцы в его ладонь. Ее рука была холодна как лед. Спустя некоторое время Ребекка задрожала. Уилл приподнялся на локте и спросил:
— Бекхи, что с тобой? Тебе нездоровится? Она долго молчала, прежде чем прошептать:
— Нет, мне просто слишком холодно. Никак не могу согреться. Платье еще не высохло, а ноги… — она осеклась.
В душе Уилла боролись любовь, страсть и жалость.
— Позволь покрепче обнять тебя и согреть. Поверь, тебе нечего бояться.
Он думал, что услышит твердое «нет», но Ребекка вдруг всхлипнула и прильнула к нему, словно птичка.
— Просунь ноги между моих ног, Бек-ки, — да, вот так. Я сумею согреть тебя.
Девушка охотно приняла и это предложение. Они застыли, сплетясь в объятиях, словно любящие супруги. Ребекка даже не подозревала, как действует на Уилла ее близость. Он опасался, что тело выдаст его. Только законченный негодяй воспользовался бы ситуацией после такого страшного дня. Наконец Ребекка задышала ровнее, постепенно засыпая. Ее доверчивость сразила Уилла. Он нежно поцеловал ее во влажные волосы и задумался, сумеет ли заснуть сам.
Снаружи по-прежнему слышался шум празднества, а затем его сменило уханье сов. Прошло немало времени, прежде чем Уилл задремал.
— Где я? — Проснувшись, Ребекка обнаружила, что находится в чьих-то объятиях. Она не сразу сообразила, что рядом с ней Уилл. Неужели они… быть того не может!
Ребекка огляделась и вспомнила, что произошло накануне. Она села, с тоской глядя в стену убогой хижины. Нет, между ними ничего не было. Ребекка помнила только, как Уилл согревал ее в объятиях и пытался утешить. Он вел себя как истинный джентльмен — на это она и надеялась. Но почему же она ощущала легкое разочарование?
Девушка посмотрела на Уилла и обнаружила, что он еще спит. Темная поросль на его подбородке напомнила Ребекке, что обычно он брился дважды в день, а вчера не сумел привести себя в порядок. Ребекка невольно коснулась его подбородка, но в этот миг Уилл резко схватил ее за руку.
— Кто здесь? — вскрикнул он, садясь и открывая глаза. — А, это ты!
Уилл зевнул и потянулся. Его рубашка была измята и перепачкана, на бриджах засохла грязь. Ребекка с грустью подумала о том, что и сама она выглядит не лучше. Она поднялась, чувствуя, как ноет все тело после ночи, проведенной на неудобном ложе.
— Есть хочется… — пробормотала она. Такого голода она еще никогда не ощущала.
— Неудивительно, — откликнулся Уилл. — Боюсь, нас решили помучить голодом — во-первых, для того, чтобы унизить, а во-вторых, чтобы лишить сил. Ослабев, мы не сможем сбежать.
— Сбежать! — воскликнула Ребекка, приоткрывая дверь. День выдался ясным, дождь прекратился. — В таком состоянии мне не пройти и десяти шагов.
Внезапно дверь распахнулась пошире, в щель кто-то просунул жестяную миску.
— Завтрак, — послышался хриплый женский голос. — За дверью стоит кувшин с водой.
Завтрак! Уилл и Ребекка изумленно уставились на несколько ломтей черного хлеба и огрызок засохшего сыра.
— Больше никогда не стану сердиться на кухарку, — пообещала девушка, жадно поедая хлеб. — Неужели эти несчастные не едят ничего другого?
— Да, — подтвердил Уилл. — Даже в лучшем случае их диета не столь разнообразна. А в последние годы им пришлось совсем тяжело. Если бы не дичь в Шервудском лесу, за которую их могут отправить на виселицу, и не грабежи, они давно умерли бы от истощения.
— Не надо об этом! — Ребекка содрогнулась. Впервые за всю жизнь она вплотную столкнулась с жестоким миром нищеты, в котором Уилл давно успел освоиться.
— Отсюда следует, — продолжал он, — что злить этих людей опасно. От них зависит наша жизнь.
Весь день слова Уилла звучали в ушах Ребекки. Пленникам позволили покинуть хижину, но ясно дали понять: убежать им не удастся. Любопытные глаза следили за ними отовсюду. Днем чумазая девчушка подбежала к Ребекке и показала ей свою тряпичную куклу.
— Красивая! — пролепетала малышка. Ребекка не поняла, кого она имеет в виду.
Девушка вовсе не чувствовала себя красавицей, а кукла лишь отдаленно напоминала роскошные игрушки ее детства, и все-таки Ребекка с готовностью выразила восхищение. Волосы кукле заменяли грубые бурые нитки, а вместо глаз были пришиты черные пуговицы. Но едва Ребекка успела взять тряпичного уродца на руки и запеть песню, как явилась мать девочки — женщина, которая могла бы считаться красавицей, если бы не ужасающая худоба.
Мать наградила свое чадо звучным шлепком, схватила за руку и поспешно отвела в сторону.
Джоб разыскал Ребекку и Уилла, когда они издалека наблюдали, как обитатели леса жадно обгладывают вчерашние кости. Джоб окинул Ребекку ироническим взглядом.
— Да уж, вчера вы выглядели получше, миссис, — заявил он. — Не то что сегодня, но и так сойдет. — Он повернулся к Уиллу. — А вы, мистер, похоже, приуныли.
Уилл кивнул.
— Верно. Меня тревожит наша дальнейшая судьба. Едва ли вы захотите до конца жизни держать нас в плену. Если вы отпустите нас, мы никому вас не выдадим. По-моему, мы уже щедро заплатили за собственную жизнь.
Джоб покачал головой.
— Это не мне решать. Вами займется человек из Ноттингема. Он будет здесь завтра, вот тогда и посмотрим.
— Значит, вам и раньше случалось иметь дело с пленниками? — словно невзначай спросил Уилл.
Джоб в ответ только фыркнул.
Время тянулось бесконечно. Сильнее всего Уилла угнетало бездействие и томительное ожидание.
В уединении хижины он изумлял Ребекку тем, что постоянно тренировался: то наполнял ведро землей и камнями и поднимал его высоко над головой, то разминался так, как в зале Джексона. Затем Уилл выходил из хижины, подпрыгивал, хватался обеими руками за ветку и исполнял акробатические трюки, которые прежде Ребекка видела только в цирке. Казалось, от скудной пищи Уилл ничуть не ослабел.
Впрочем, кормить их стали чуть получше. Ребекка старалась ничем не рассердить своих тюремщиков и помалкивала. Им перепадали кусочки оленины, ранние сливы, видимо похищенные у местного фермера, и даже несколько кусков хлеба с маслом и неизбежным сыром.
— Не хватало еще, чтобы вы оба протянули нога, — грубо шутил Джоб.
Ребекка завоевала уважение луддитов, когда однажды ее маленькая знакомая — девочка, назвавшая ее «красивой», — упала и сильно ободрала колено. Ребекка перевязала рану полоской ткани, которую оторвала от своей нижней юбки. Мало-помалу женщины начали привыкать к ней и убедились, что она вовсе не капризная бездельница. Ребекка, желая помочь, взяла на себя часть привычной работы обитателей лагеря.
По ночам они с Уиллом подолгу разговаривали, лежа рядом на соломенном тюфяке. Ребекка обнаружила, что у Уилла прекрасная память: он читал ей наизусть стихи и отрывки из драматических произведений, подражая Кемблу [3] и другим известным актерам. Уилл не стал объяснять, что в Лондон он когда-то прибыл вместе с труппой странствующих артистов.
Постепенно они сближались и физически, и духовно. Ребекка понемногу утрачивала свой страх перед мужчинами, в душе Уилла проснулась слабая надежца на то, что здесь, вдали от цивилизации и света с его чинным этикетом, он сумеет добиться того, что в городе было недоступно, — сделать Ребекку своей женой.
Однажды утром, когда Ребекка сидела перед хижиной, зашивая прореху на единственном платьице маленькой подружки, луддиты вдруг засуетились. Прибыл «человек из Ноттингема».
Глава двенадцатая
Уилл понятия не имел, как выглядит вожак луддитов. Мысленно он представлял его себе внушительным мужчиной, способным справиться с разнузданной толпой. А «человек из Ноттингема» оказался невысоким и худощавым, с умным лицом, в одежде скромного клерка.
Одно было ясно: он вряд ли голодал. Уилл заметил, что на ногах у него добротные сапоги, да и приехал он отнюдь не на заморенной кляче. Луддиты обступили вожака, выспрашивая у него последние новости. Неужели правительство наконец-то решило помочь им?
Вновь прибывший покачал головой и коротко ответил:
— Как и следовало ожидать, нам ничего не предложили.
Это заявление вызвало бурю гнева — луддиты разразились бранью. Их вожак молча спешился, взял Джоба под руку и отвел его в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз.
Когда разговор закончился, Джоб попросил внимания:
— Мистер желает поговорить со всеми.
В толпе зашикали и притихли, а «мистер» встал на табурет и обратился к своим сторонникам с речью, которая наверняка подстрекнула бы их к бунту, если бы они находились на улице города, а не в глухом лесу.
Уиллу и прежде случалось слышать и видеть радикалов, но среди них не попадалось столь одаренных демагогов. Уилл читал речи французского революционера Робеспьера и находил между ним и «человеком из Ноттингема» немало общего. И этот умный, изворотливый человек должен был решить судьбу Ребекки и самого Уилла!
Время от времени «мистер» делал паузу, чтобы дать толпе выплеснуть свои эмоции. Он пообещал, что когда-нибудь его сторонники поднимут мятеж против угнетателей, разграбят и дотла сожгут Ноттингемский замок и дома богачей, будут есть на серебре, спать на шелковых простынях и владеть поместьями своих бывших хозяев.
Слушая его, Ребекка побледнела, а когда речь закончилась и «человек из Ноттингема» направился к ним с Уиллом, судорожно вцепилась в руку мужа. Тем временем луддиты одобрительно похлопывали своего вожака по плечам и даже пытались расцеловать его.
Уилл крепко сжал руку жены и вполголоса приказал:
— Ступай в хижину, Бекки. Я сам поговорю с этим человеком.
— Нет, Уилл, никуда я не…
Он взял ее за обе руки и заглянул в глаза.
— Бекки, ты поклялась любить меня, почитать и повиноваться. До сих пор ты не выполнила ни единого обещания. Я впервые прошу тебя об одолжении — и не без причины. Обещаю, я передам тебе весь разговор. А теперь сделай, как я прошу, — я просто хочу защитить тебя.
У Ребекки задрожали губы: Уилл казался суровым и непреклонным. Высвободив руки, она с неожиданной покорностью проговорила:
— Хорошо, Уилл, только будь осторожен.
— Обещаю. — Наклонившись, он поцеловал ее. — Сделай это ради меня, Бекки.
Проследив, как она вошла в хижину, он обернулся лицом к человеку, от которого зависела их судьба. Тот холодно произнес:
— Насколько я понимаю, Джоб сглупил, назвав вам мое имя.
— Если вы Грейвнор Хенсон — да, — не менее холодно ответствовал Уилл. Хенсон усмехнулся.
— Наверное, вы понимаете, что это несколько осложняет положение.
— Думаю, да. Ваше имя мне знакомо: судя по всему, вы один из так называемых лидеров «умеренных» ткачей, которые недавно выступали в парламенте.
Хенсон высоко поднял брови.
— Вот как, мистер Шафто? Значит, вы должны понять, почему я не в состоянии отпустить вас. Нед Лудд — чистейшая выдумка, а я — живой человек. Если вы окажетесь на свободе, моя жизнь будет в ваших руках.
— Как сейчас моя — в ваших, — возразил Уилл. — И в згой игре вам достались лучшие карты.
— Полагаю, нынешнее положение для вас в новинку, — продолжал Хенсон. — Прежде вы и вам подобные распоряжались этими несчастными работягами, мало что давая им в уплату за вашу праздность.
— Ошибаетесь, мистер Хенсон, — ровным тоном ответил Уилл. — У меня нет ни шахты, ни фабрики, я не землевладелец, которому принадлежат тысячи акров земли и множество батраков. Я никогда и никого не эксплуатировал.
Хенсон рассмеялся ему в лицо.
— И это говорит благородный джентльмен, который, как мне стало известно, женился на богачке ради денег! Сознайтесь, вам ни единого дня не пришлось заниматься честным трудом, сэр!
Его тон был воинственным и пренебрежительным, но Уилл не позволил себе оскорбиться, тем более что отчасти Хенсон был прав.
— Это совсем другое дело. Сейчас я готов на все, лишь бы избавить от страданий жену. По крайней мере позвольте ей вернуться домой, к друзьям!
Хенсон задумался.
— Я понимаю вас, мистер Шафто. Но коль уж речь зашла о вашей жене, здесь есть два затруднительных момента: во-первых, она приглянулась Джобу. Если бы он не боялся меня больше правосудия, он давным-давно прикончил бы вас и позабавился с вашей женой. Джоб утверждает, что был бы не прочь сделать шелковой эту бойкую и строптивую девчонку. А во-вторых, если я отпущу ее, она отправится прямо к властям и выдаст нас всех. Должен признаться, насилие и убийство мне отвратительны. С другой стороны, вы представляете угрозу для всех нас.
— Мы поклянемся не выдавать вас, — предложил Уилл. — Я дам вам слово джентльмена, уверен — жена поддержит меня. Ее так ужаснули страдания голодающих женщин и детей, что она вряд ли решится хоть чем-нибудь навредить им.
Но Хенсон продолжал, словно не слышал его:
— Беда в том, что с моей стороны было бы неразумно слишком часто отказывать Джобу. Вы наверняка понимаете, в каком затруднительном положении я очутился. Но я нашел решение, благодаря которому вы получите шанс вновь стать свободным, а эти несчастные немного повеселятся. Надеюсь, мне удастся убедить Джоба. Хотелось бы только прежде получить ваше согласие.
Что мог предложить этот человек? Можно ли ему доверять?
— Во времена рыцарей, мистер Шафто, поединки устраивали из-за прекрасных дам. Разумеется, рыцарский турнир для нас — непозволительная роскошь, но вы могли бы принять участие в состязаниях наших борцов. Я слышал, джентльмены вашего круга ищут в боксе спасения от скуки. Если вам посчастливится победить нашего чемпиона, мы отпустим вас и вашу жену — разумеется, в обмен на обещание хранить тайну. Но если вы проиграете, я с сожалением отдам вашу жену Джобу, а вас прикажу казнить. Та же участь ждет вас, если вы откажетесь сражаться за свою супругу. Словом, выбор за вами, мистер Шафто.
У Уилла закружилась голова. — А если я выиграю поединок, вы сдержите свое обещание? И если уж состязание неизбежно, почему бы мне не сразиться с Джобом?
— Мистер Шафто, вы будете защищать честь своей жены, а наш лучший борец выступит за Джоба.
— Но последнюю неделю я почти ничего не ел.
— Согласен, это досадно. Мы отложим поединок на два дня и немного подкормим вас. А что касается доверия ко мне — это ваше дело, а не мое.
— Решено, — кивнул Уилл. — Правда, я не уверен, что жена воспримет эту новость спокойно. — Он уже понял, что услышит от Бекки.
— Значит, вот почему вы отправили меня в хижину! — взорвалась она. — Стало быть, вы согласились участвовать в поединке. Я не желаю, чтобы ради меня вы рисковали жизнью. Лучше я умру вместе с вами.
— Почему вы заранее решили, что меня ждет поражение? По-моему, здешний чемпион — какой-нибудь дюжий кузнец, который ничего не смыслит в боксе. Я понятия не имел, что Хенсон предложит мне подобный выход.
— А если он отличный боксер, Уилл? Что тогда?
Он поцеловал ее.
— Значит, будем сражаться.
— Я вскрою себе вены, Уилл, если вы проиграете, но не позволю этому человеку прикоснуться ко мне!
— Так вы разрешите мне участвовать в поединке?
— У нас нет выбора. Нельзя допустить, чтобы нас считали малодушными людьми.
Сильнее всего Уилла тревожила дальнейшая судьба Бекки. Что будет с ней, если он проиграет неизвестному борцу и Бекки останется совсем одна? Но делать было нечего, оставалось лишь готовиться к поединку — и молиться, чтобы Хенсон сдержал слово…
Следующие два дня Уилла действительно кормили лучше, чем прежде. Он отоспался, но в день поединка проснулся на рассвете. Выйдя из хижины, Уилл обнаружил, что на поляне уже собрались почти все обитатели леса. Подобно им, он сполоснул лицо и руки в ближайшем ручье.
Уилл оброс бородой, которая придавала ему суровый вид. Сражаться предстояло без перчаток, с обнаженным торсом. Хенсон послал двух мужчин за чемпионом и его помощниками. Джоб уже объяснил Уиллу, что пресловутый чемпион — крестьянин из деревни Хакнолл по прозвищу Черный Джек. Прославившись борцовским искусством в округе, он вскоре собирался попытать удачу в Лондоне.
Противником Уилла оказался вовсе не неуклюжий громила кузнец, а его ровесник, явно обладающий навыками профессионального борца. Уиллу оставалось надеяться, что Черному Джеку далеко до Ужаса, иначе ему несдобровать.
Решили ограничиться одним раундом, и Уилл порадовался: дольше он все равно не выдержал бы. Луддиты делали ставки на своего чемпиона, сходясь во мнении, что ставить на Уилла не имеет смысла.
Только один Чарли Нортон, которого луддиты звали Остряком Чарли, — бывший портной из Мэнсфилда — долго присматривался к Уиллу. Когда-то Чарли был ассистентом ноттингемского боксера, который затем снискал шумную славу в Лондоне.
После того как весть о поединке разнеслась по всему лагерю, Чарли явился к Уиллу и пожелал пощупать мускулы его руки. Коснувшись бицепса, Чарли потрясение прошептал:
— «Не хотел бы я оказаться вашим противником! Настоящих боксеров я узнаю с перво: го взгляда. Вы один из таких.
Уилл коротко усмехнулся.
— Я всего лишь любитель. — Он хотел, чтобы противник с самого начала недооценил его.
В день поединка Остряк Чарли отозвал Уилла в сторонку и прошептал:
— Сэр, вам понадобятся секунданты. Я буду одним из них, а Билл Пайк — вторым.
— А Черный Джек уже прибыл? — спросил Уилл.
— Да, вчера ночью Хенсон привез его. Джеку пообещали кругленькую сумму за то, чтобы он одолел вас, иначе бы он не согласился. Я раздобуду вам башмаки, — пообещал Остряк. — Не годится выходить на ринг босиком. Джек знает много грязных трюков: он может наступить вам на пальцы ног и сломать их. Кстати, остерегайтесь ударов правой — ею он бьет, как кузнечным молотом. Своего последнего противника он чуть не прикончил одним ударом.
Поединок должен был состояться днем. С раннего утра в лагерь начали стекаться люди. Поддержать луддитов явились жители деревень, расположенных по соседству с Шервуд-ским лесом. Уилл пришел к выводу, что все местные крестьяне заодно, поэтому власти до сих пор и не обнаружили убежище луддитов.
Остряк Чарли и его друзья направились к импровизированному рингу, устроенному на лесной поляне и огороженному прутьями. На нём размещались бойцы, их секунданты и двое судей, одним из которых оказался Хенсон.
— Я прослежу, чтобы бой шел по правилам, — пообещал он Уиллу.
Черного Джека, окруженного почитателями, представили Уиллу незадолго до начала поединка. Он протянул Уиллу гигантскую лапищу и изо всех сил сдавил в ней ладонь противника.
— Пусть выиграет сильнейший, — буркнул он так, что Уилл понял: сильнейшим Джек считает себя и уверен в исходе поединка.
Остряк Чарли, довольный тем, что оказался в центре внимания, помог Уиллу снять некогда элегантную, а теперь потрепанную и грязную рубашку и зашнуровал башмаки, которые пришлись Уиллу почти впору. Опасения Уилла внезапно улетучились, едва он узнал, что Джеку предстоит сражаться только ради денег. Сам Уилл должен был вступить в бой за честь Бекки и собственную жизнь, а потому не мог проиграть.
Одно было ясно: он вряд ли голодал. Уилл заметил, что на ногах у него добротные сапоги, да и приехал он отнюдь не на заморенной кляче. Луддиты обступили вожака, выспрашивая у него последние новости. Неужели правительство наконец-то решило помочь им?
Вновь прибывший покачал головой и коротко ответил:
— Как и следовало ожидать, нам ничего не предложили.
Это заявление вызвало бурю гнева — луддиты разразились бранью. Их вожак молча спешился, взял Джоба под руку и отвел его в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз.
Когда разговор закончился, Джоб попросил внимания:
— Мистер желает поговорить со всеми.
В толпе зашикали и притихли, а «мистер» встал на табурет и обратился к своим сторонникам с речью, которая наверняка подстрекнула бы их к бунту, если бы они находились на улице города, а не в глухом лесу.
Уиллу и прежде случалось слышать и видеть радикалов, но среди них не попадалось столь одаренных демагогов. Уилл читал речи французского революционера Робеспьера и находил между ним и «человеком из Ноттингема» немало общего. И этот умный, изворотливый человек должен был решить судьбу Ребекки и самого Уилла!
Время от времени «мистер» делал паузу, чтобы дать толпе выплеснуть свои эмоции. Он пообещал, что когда-нибудь его сторонники поднимут мятеж против угнетателей, разграбят и дотла сожгут Ноттингемский замок и дома богачей, будут есть на серебре, спать на шелковых простынях и владеть поместьями своих бывших хозяев.
Слушая его, Ребекка побледнела, а когда речь закончилась и «человек из Ноттингема» направился к ним с Уиллом, судорожно вцепилась в руку мужа. Тем временем луддиты одобрительно похлопывали своего вожака по плечам и даже пытались расцеловать его.
Уилл крепко сжал руку жены и вполголоса приказал:
— Ступай в хижину, Бекки. Я сам поговорю с этим человеком.
— Нет, Уилл, никуда я не…
Он взял ее за обе руки и заглянул в глаза.
— Бекки, ты поклялась любить меня, почитать и повиноваться. До сих пор ты не выполнила ни единого обещания. Я впервые прошу тебя об одолжении — и не без причины. Обещаю, я передам тебе весь разговор. А теперь сделай, как я прошу, — я просто хочу защитить тебя.
У Ребекки задрожали губы: Уилл казался суровым и непреклонным. Высвободив руки, она с неожиданной покорностью проговорила:
— Хорошо, Уилл, только будь осторожен.
— Обещаю. — Наклонившись, он поцеловал ее. — Сделай это ради меня, Бекки.
Проследив, как она вошла в хижину, он обернулся лицом к человеку, от которого зависела их судьба. Тот холодно произнес:
— Насколько я понимаю, Джоб сглупил, назвав вам мое имя.
— Если вы Грейвнор Хенсон — да, — не менее холодно ответствовал Уилл. Хенсон усмехнулся.
— Наверное, вы понимаете, что это несколько осложняет положение.
— Думаю, да. Ваше имя мне знакомо: судя по всему, вы один из так называемых лидеров «умеренных» ткачей, которые недавно выступали в парламенте.
Хенсон высоко поднял брови.
— Вот как, мистер Шафто? Значит, вы должны понять, почему я не в состоянии отпустить вас. Нед Лудд — чистейшая выдумка, а я — живой человек. Если вы окажетесь на свободе, моя жизнь будет в ваших руках.
— Как сейчас моя — в ваших, — возразил Уилл. — И в згой игре вам достались лучшие карты.
— Полагаю, нынешнее положение для вас в новинку, — продолжал Хенсон. — Прежде вы и вам подобные распоряжались этими несчастными работягами, мало что давая им в уплату за вашу праздность.
— Ошибаетесь, мистер Хенсон, — ровным тоном ответил Уилл. — У меня нет ни шахты, ни фабрики, я не землевладелец, которому принадлежат тысячи акров земли и множество батраков. Я никогда и никого не эксплуатировал.
Хенсон рассмеялся ему в лицо.
— И это говорит благородный джентльмен, который, как мне стало известно, женился на богачке ради денег! Сознайтесь, вам ни единого дня не пришлось заниматься честным трудом, сэр!
Его тон был воинственным и пренебрежительным, но Уилл не позволил себе оскорбиться, тем более что отчасти Хенсон был прав.
— Это совсем другое дело. Сейчас я готов на все, лишь бы избавить от страданий жену. По крайней мере позвольте ей вернуться домой, к друзьям!
Хенсон задумался.
— Я понимаю вас, мистер Шафто. Но коль уж речь зашла о вашей жене, здесь есть два затруднительных момента: во-первых, она приглянулась Джобу. Если бы он не боялся меня больше правосудия, он давным-давно прикончил бы вас и позабавился с вашей женой. Джоб утверждает, что был бы не прочь сделать шелковой эту бойкую и строптивую девчонку. А во-вторых, если я отпущу ее, она отправится прямо к властям и выдаст нас всех. Должен признаться, насилие и убийство мне отвратительны. С другой стороны, вы представляете угрозу для всех нас.
— Мы поклянемся не выдавать вас, — предложил Уилл. — Я дам вам слово джентльмена, уверен — жена поддержит меня. Ее так ужаснули страдания голодающих женщин и детей, что она вряд ли решится хоть чем-нибудь навредить им.
Но Хенсон продолжал, словно не слышал его:
— Беда в том, что с моей стороны было бы неразумно слишком часто отказывать Джобу. Вы наверняка понимаете, в каком затруднительном положении я очутился. Но я нашел решение, благодаря которому вы получите шанс вновь стать свободным, а эти несчастные немного повеселятся. Надеюсь, мне удастся убедить Джоба. Хотелось бы только прежде получить ваше согласие.
Что мог предложить этот человек? Можно ли ему доверять?
— Во времена рыцарей, мистер Шафто, поединки устраивали из-за прекрасных дам. Разумеется, рыцарский турнир для нас — непозволительная роскошь, но вы могли бы принять участие в состязаниях наших борцов. Я слышал, джентльмены вашего круга ищут в боксе спасения от скуки. Если вам посчастливится победить нашего чемпиона, мы отпустим вас и вашу жену — разумеется, в обмен на обещание хранить тайну. Но если вы проиграете, я с сожалением отдам вашу жену Джобу, а вас прикажу казнить. Та же участь ждет вас, если вы откажетесь сражаться за свою супругу. Словом, выбор за вами, мистер Шафто.
У Уилла закружилась голова. — А если я выиграю поединок, вы сдержите свое обещание? И если уж состязание неизбежно, почему бы мне не сразиться с Джобом?
— Мистер Шафто, вы будете защищать честь своей жены, а наш лучший борец выступит за Джоба.
— Но последнюю неделю я почти ничего не ел.
— Согласен, это досадно. Мы отложим поединок на два дня и немного подкормим вас. А что касается доверия ко мне — это ваше дело, а не мое.
— Решено, — кивнул Уилл. — Правда, я не уверен, что жена воспримет эту новость спокойно. — Он уже понял, что услышит от Бекки.
— Значит, вот почему вы отправили меня в хижину! — взорвалась она. — Стало быть, вы согласились участвовать в поединке. Я не желаю, чтобы ради меня вы рисковали жизнью. Лучше я умру вместе с вами.
— Почему вы заранее решили, что меня ждет поражение? По-моему, здешний чемпион — какой-нибудь дюжий кузнец, который ничего не смыслит в боксе. Я понятия не имел, что Хенсон предложит мне подобный выход.
— А если он отличный боксер, Уилл? Что тогда?
Он поцеловал ее.
— Значит, будем сражаться.
— Я вскрою себе вены, Уилл, если вы проиграете, но не позволю этому человеку прикоснуться ко мне!
— Так вы разрешите мне участвовать в поединке?
— У нас нет выбора. Нельзя допустить, чтобы нас считали малодушными людьми.
Сильнее всего Уилла тревожила дальнейшая судьба Бекки. Что будет с ней, если он проиграет неизвестному борцу и Бекки останется совсем одна? Но делать было нечего, оставалось лишь готовиться к поединку — и молиться, чтобы Хенсон сдержал слово…
Следующие два дня Уилла действительно кормили лучше, чем прежде. Он отоспался, но в день поединка проснулся на рассвете. Выйдя из хижины, Уилл обнаружил, что на поляне уже собрались почти все обитатели леса. Подобно им, он сполоснул лицо и руки в ближайшем ручье.
Уилл оброс бородой, которая придавала ему суровый вид. Сражаться предстояло без перчаток, с обнаженным торсом. Хенсон послал двух мужчин за чемпионом и его помощниками. Джоб уже объяснил Уиллу, что пресловутый чемпион — крестьянин из деревни Хакнолл по прозвищу Черный Джек. Прославившись борцовским искусством в округе, он вскоре собирался попытать удачу в Лондоне.
Противником Уилла оказался вовсе не неуклюжий громила кузнец, а его ровесник, явно обладающий навыками профессионального борца. Уиллу оставалось надеяться, что Черному Джеку далеко до Ужаса, иначе ему несдобровать.
Решили ограничиться одним раундом, и Уилл порадовался: дольше он все равно не выдержал бы. Луддиты делали ставки на своего чемпиона, сходясь во мнении, что ставить на Уилла не имеет смысла.
Только один Чарли Нортон, которого луддиты звали Остряком Чарли, — бывший портной из Мэнсфилда — долго присматривался к Уиллу. Когда-то Чарли был ассистентом ноттингемского боксера, который затем снискал шумную славу в Лондоне.
После того как весть о поединке разнеслась по всему лагерю, Чарли явился к Уиллу и пожелал пощупать мускулы его руки. Коснувшись бицепса, Чарли потрясение прошептал:
— «Не хотел бы я оказаться вашим противником! Настоящих боксеров я узнаю с перво: го взгляда. Вы один из таких.
Уилл коротко усмехнулся.
— Я всего лишь любитель. — Он хотел, чтобы противник с самого начала недооценил его.
В день поединка Остряк Чарли отозвал Уилла в сторонку и прошептал:
— Сэр, вам понадобятся секунданты. Я буду одним из них, а Билл Пайк — вторым.
— А Черный Джек уже прибыл? — спросил Уилл.
— Да, вчера ночью Хенсон привез его. Джеку пообещали кругленькую сумму за то, чтобы он одолел вас, иначе бы он не согласился. Я раздобуду вам башмаки, — пообещал Остряк. — Не годится выходить на ринг босиком. Джек знает много грязных трюков: он может наступить вам на пальцы ног и сломать их. Кстати, остерегайтесь ударов правой — ею он бьет, как кузнечным молотом. Своего последнего противника он чуть не прикончил одним ударом.
Поединок должен был состояться днем. С раннего утра в лагерь начали стекаться люди. Поддержать луддитов явились жители деревень, расположенных по соседству с Шервуд-ским лесом. Уилл пришел к выводу, что все местные крестьяне заодно, поэтому власти до сих пор и не обнаружили убежище луддитов.
Остряк Чарли и его друзья направились к импровизированному рингу, устроенному на лесной поляне и огороженному прутьями. На нём размещались бойцы, их секунданты и двое судей, одним из которых оказался Хенсон.
— Я прослежу, чтобы бой шел по правилам, — пообещал он Уиллу.
Черного Джека, окруженного почитателями, представили Уиллу незадолго до начала поединка. Он протянул Уиллу гигантскую лапищу и изо всех сил сдавил в ней ладонь противника.
— Пусть выиграет сильнейший, — буркнул он так, что Уилл понял: сильнейшим Джек считает себя и уверен в исходе поединка.
Остряк Чарли, довольный тем, что оказался в центре внимания, помог Уиллу снять некогда элегантную, а теперь потрепанную и грязную рубашку и зашнуровал башмаки, которые пришлись Уиллу почти впору. Опасения Уилла внезапно улетучились, едва он узнал, что Джеку предстоит сражаться только ради денег. Сам Уилл должен был вступить в бой за честь Бекки и собственную жизнь, а потому не мог проиграть.