Мартин Дебора. В плену сомнений

   Слуги, несколько напуганные его повелительным тоном, согласно закивали, а Джулиане стоило больших трудов сохранить внешнее спокойствие. Значит, он хочет показать всем, что она была плохой хозяйкой и унизить ее перед собственными слугами…
   Неожиданно она поняла, что это было частью его дьявольской спланированной мести. Он хотел лишить ее власти в собственном доме. Конечно, она жаждала мира, как и говорила. Но она не позволит ему из-за глупого каприза уничтожить все то хорошее, что было сделано ее руками в Ллинвидде. Если это входит в его планы, она будет сражаться с ним не на жизнь, а на смерть.
   — На этом все, — заявил Рис и указал на двух лакеев. — Ты и ты, распрягайте лошадей. Миссис Робертс, я хочу с вами поговорить. Остальные свободны.
   С неутоленным любопытством на лицах слуги послушно отправились справлять свои обязанности, кроме миссис Робертс, которая выжидательно смотрела на хозяйку.
   Рис нахмурился, когда увидел, на кого направлен взгляд экономки, но сдержался и произнес:
   — Я хочу видеть вас и управляющего в моем кабинете ровно через час. Принесите с собой все учетные книги и прочие бумаги, которые, по вашему мнению, мне следует просмотреть.
   Сдержанно поклонившись, миссис Робертс удалилась вслед за остальными. Джулиана осталась наедине с Рисом.
   — Давай войдем, прелесть моя, — сладким голосом пропел он.
   Его самодовольная улыбка триумфатора вызвала у Джулианы желание залепить ему пощечину, но она сдержалась и решительно направилась к лестнице. Она должна исчезнуть с людских глаз до того, как потеряет контроль над собой. И ей все-таки удалось сдержать себя и достойно переступить порог дома, который она так долго называла своим, — дома, который сейчас захватил этот несносный валлиец.
   Едва они вступили в гостиную, Джулиана отшатнулась от Риса, ее глаза засверкали от ярости.
   — Я считаю, сначала ты должен был кое-что выяснить, а уж потом все менять по своему вкусу. С тех пор, как я занялась хозяйством, оно приносит твердую прибыль, а это дается упорным трудом. Ведь твой отец разорил, обескровил эти земли.
   — Я знаю.
   Он подошел к покрытому желтым чехлом столику, сдернул запыленную ткань и бросил свои перчатки на его мраморную поверхность.
   — Я знаю, что отец вконец разорил имение оттого, что слишком любил увеселения и крепкие напитки. После его смерти я собирался вернуть Ллинвидду былую славу, как только отберу его у твоего отца. Разумеется, вербовка изменила мои планы, во всяком случае на какое-то время, — горько заключил он, и улыбка исчезла с его лица.
   Заложив руки за спину, Воган внимательно оглядел комнату. Хотя мебель по-прежнему была под чехлами, он отметил новые китайские обои и камин, заново облицованный черным мрамором взамен старой, обветшавшей отделки из песчаника.
   — Что ж, я вижу, тебе многое удалось здесь восстановить. Но теперь я здесь хозяин и всем заниматься буду сам. Потребуются, разумеется, еще кое-какие изменения.
   — Прекрасно, — отрезала Джулиана.
   Пусть себе думает, что управляет поместьем. Наивный глупец! Как только он отвернется, любой из слуг прибежит к ней за указаниями! И она станет их давать без всяких угрызений совести. Отлично, мистер Самонадеянность, мы еще посмотрим, как ты будешь управлять поместьем без меня!
   — Такое впечатление, что ты удивлена, — нахмурился Рис. — Но ведь ты же понимала, что это произойдет, когда я вернусь. — Он издевательски улыбнулся. — Во всяком случае, ты твердила мне, что первые несколько лет меня ждала. Ты ведь понимала, что я сам буду заниматься Ллинвиддом после возвращения? — Улыбка исчезла с его лица, — Или ты была настолько уверена, что я никогда не вернусь, и об этом просто не думала?
   От гнева кровь бросилась Джулиане в лицо, но она сумела сдержаться. Гнев к добру не приведет, напомнила она себе собственный вывод, к которому пришла утром. Правда, безусловно, лучше. Она подняла глаза на мужа и нарочито миролюбивым тоном сказала:
   — Когда я думала о твоем возвращении, то всегда представляла, что ты стучишь в дверь и я тебе открываю… Ты заключаешь меня в объятия и целуешь, пока хватает дыхания. А потом рассказываешь обо всех своих злоключениях, а я тебя утешаю. — И заметив, что ее слова привели Риса в настоящее замешательство, добавила: — Клянусь, ни о чем другом я так не мечтала.
   Их взгляды встретились, и Джулиане понадобились все силы, чтобы выдержать это испытание. Он подошел ближе. На его лице отражались самые противоречивые чувства, в плену которых он находился в эту минуту, — недоверие, смятение… желание. Последнее чувство, казалось, возобладало над ним.
   — Ты ни о чем ином не мечтала, кроме поцелуев? — Он погладил ее по щеке своими огрубевшими пальцами.
   Джулиана была совершенно не готова к столь неожиданной ласке. По ее спине побежали мурашки, и он, конечно, это заметил. О Боже, опять это страстное томление, которое он заставлял ее ощущать! Почему шесть лет не смогли разрушить этого чувства? Почему только он один может повелевать ее желаниями?
   Инстинктивное чувство самосохранения заставило ее отшатнуться, но Рис уже обнял ее за талию и крепко прижал к своему стройному сильному телу.
   — Как я был небрежен! — прошептал он, прижавшись к ее виску. — Я уже много часов с тобой и до сих пор даже не поцеловал тебя!
   Джулиана еще не успела сказать, что она вовсе не хочет, чтобы он ее целовал, как он склонился к ней и коснулся ее губ. После прошлой ночи, когда он чуть не изнасиловал ее, она ожидала лишь грубых ласк. Но его поцелуй оказался нежным и ласковым, словно шепот.
   В замешательстве она стояла недвижно, с широко открытыми глазами. Рис легко касался ее губ, то дотрагиваясь до них, то на мгновение отстраняясь, распаляя ее этой нежной игрой. Его жаркое дыхание обжигало ей кожу, и она, устав защищаться, расслабилась и закрыла глаза.
   Едва ее глаза закрылись, как он с безумной пылкостью овладел ее ртом. Ее пульс участился, грудь стеснилась, и Джулиана почувствовала, как ее все глубже затягивает темный омут соблазна. Но, когда она попыталась сопротивляться, Рис крепко удержал ее голову у себя в руках.
   Поцелуй стал горячее, Рис ласкал большими пальцами ее шею, и от его ласк губы Джулианы становились все мягче, все податливее. Побуждая ее сделать поцелуй глубже и чувственнее, он провел кончиком языка по ее сомкнутым губам.
   «Я должна его остановить, я не могу позволить ему…» — вяло думала она. Но все происходящее было слишком похоже на мечту, о которой она говорила. Со вздохом она раскрыла губы и услышала стон Риса, с которым его язык проник в восхитительные глубины ее рта.
   Собственный стон ей удалось чудом сдержать. Но невозможно было заглушить воспоминания, которые он вызвал в ней этими властными, уверенными ласками, столь же уверенными, как и вступление им несколько минут назад в права владения Ллинвиддом.
   Когда он обнял ее за плечи и тесно прижал к себе, шесть лет словно улетучились — шесть долгих одиноких лет. Они словно опять оказались в ее девичьей комнате там, в Нортклифф-Холле. Он опять целовал ее до бесконечности и бесстыдно ласкал, и это заставляло петь ее юное нетронутое тело.
   Но сейчас его ласки стали смелее, чем прежде. Одной рукой он сжимал ее талию, а другой держал ее грудь, ласкал и перекатывал на ладони. Хотя их и разделяли одежды, она почувствовала, как ее соски отвердели. На этот раз она застонала, и ей в унисон стон желания вырвался у Риса. Он обхватил рукой ее бедра и прижал к себе с такой силой, что она почувствовала его восставшую плоть.
   — Ну, дорогая, вот видишь, что ты со мной наделала, — прошептал он ей прямо в губы.
   Его слова разожгли в ней желание еще сильнее. Он хочет ее, что бы он там ни говорил. Он все еще ее раб. Джулиана обвила его шею руками и целиком отдалась во власть его губ, подчинивших ее неистовому ритму, что слаще любых стихов, нежному скольжению его рук, повторяющих каждый изгиб ее тела.
   Она не успела запротестовать, как Рис уже расстегнул ей платье и спустил вниз отделанную кружевами сорочку, обнажив грудь. Его губы скользнули ниже и осыпали жаркими поцелуями ее шею, а пальцы нежно и сильно овладели ее соском и возбуждающе его пощипывали. Джулиана застонала и откинулась назад, словно вручая себя ему.
   Она, задыхаясь от желания, ждала, что губы его приникнут к ее груди, когда стук в открытую дверь вернул ее к реальности.
   Боже праведный, они целовались у всех на виду! Ее лицо вспыхнуло румянцем, и Джулиана в панике попыталась вырваться из его неохотно ослабевших объятий. Воган свирепо посмотрел на открытую дверь и рявкнул:
   — В чем дело?
   Джулиана, пытаясь натянуть дрожащими руками корсаж, слегка повернулась, чтобы увидеть, кто мог их потревожить. Это был Дэвид, молодой лакей, покрасневший почти так же густо, как она.
   — Я… я прошу прощения, сэр, — пробормотал несчастный юноша, — но я не совсем уверен, где лучше разместить сундуки.
   — Вы забыли, где находится парадная спальня? — рявкнул Рис. Юноша окончательно смутился и только отрицательно замотал головой.
   — Конечно, нет, сэр. Но я не знал, что… ну, я имею в виду, будет ли миледи там спать и…
   — Поставьте все сундуки в парадную спальню. Теперь леди Джулиана будет там спать вместе со мной.
   Дэвид судорожно закивал головой и бросился прочь.
   — Я не думаю, что тебе следовало… намекать… о Боже, они подумают, что… — пролепетала Джулиана.
   — Что я собираюсь делить постель со своей женой? — Рис удивленно поднял брови, явно забавляясь. — Надеюсь, они это понимают.
   — Но за кого они меня примут… Лечь в постель с тобой на следующую же ночь после помолвки со Стивеном?
   Рис мгновенно помрачнел, и Джулиана мысленно выругала себя. Надо же было сболтнуть такую глупость!
   Резко отвернувшись от нее, Воган направился к двери и закрыл ее. Когда он снова взглянул на нее, его лицо пылало.
   — Они подумают, что ты моя жена, а вовсе не невеста какого-то там маркиза. Они подумают, что я собираюсь лечь в постель с моей женой, и только. Именно это я и намерен делать. Старательно и часто. Начиная с сегодняшней ночи.
   Старательно и часто. Джулиана с трудом сдержала дрожь, вызванную его словами.
   — Я не хочу делить с тобой постель, Рис. Ты можешь спать в парадной спальне, если желаешь, а я найду для себя другое место. В Ллинвидде достаточно комнат, где я могу спать.
   Он загадочно посмотрел на нее.
   — Я не разделяю эту новую моду, когда мужья и жены спят и одеваются раздельно. Мои родители спали в этой кровати вместе, и мы последуем их примеру. — Он провел пальцем по ее груди, и его голос стал бархатным. — К тому же ты прекрасно знаешь, что хочешь делить со мной постель. Не отрицай, что минуту назад ты была вполне к этому готова. Думаю, что если бы я уложил тебя тут же, на этом диване, ты бы не стала протестовать.
   Грубость и необыкновенная самоуверенность его слов развеяли последние надежды Джулианы на мир. Он видел в ней лишь вместилище для своих страстей, а вовсе не супругу.
   — Возможно, и так. Но ничего нельзя знать наверняка. Потому что в следующий раз я уже не буду столь глупа. — Она старалась не обращать внимания на боль, которую он оставил в ее душе. Позже она и с этим разберется.
   — Если ты так мудра, то будешь пользоваться своим прекрасным телом, чтобы загладить вину и смягчить мое сердце. — Он скользнул пальцем по ее шее вдоль тонкой жилки, биение которой тут же усилилось. — Я буду очень удивлен, если наше нынешнее слияние больше не повторится.
   — Почему? — Она опустила глаза, не в силах встретиться с его испытующим взглядом. — Я не понимаю тебя. Прошлой ночью ты не мог меня даже поцеловать, а сегодня…
   — Я хочу тебя, Джулиана. — Он взял ее за подбородок и заставил взглянуть себе в глаза. — Я не мог взять тебя силой, поэтому я возьму тебя по твоему желанию. Но, так или иначе, я заполучу тебя в свою постель. Черт возьми! Для него уложить ее в постель значило покорить ее! Но она хотела совсем иного.
   — Ты мог бы заниматься со мной любовью, даже несмотря на то, что считаешь меня взбалмошной и неверной? Несмотря на то, что считаешь, будто я предала тебя?
   Суровость залегла в уголках его губ.
   — Одно не имеет никакого отношения к другому. Ты можешь быть неверной, но оставаться не менее прекрасной и соблазнительной. И ты понимаешь толк в наслаждениях. Так почему же нам не заняться любовью вместе? Я вполне готов. И ты тоже, что бы ты там ни говорила.
   Он с улыбкой провел большим пальцем по ее нижней губе. Помимо воли, ее дыхание участилось. О да! Она, конечно, была готова. Одно лишь его прикосновение — и огонь с новой силой зажигался в ее теле. И Рис это прекрасно видел. Но это ничего не меняло.
   — А что, если я скажу «нет»? — прошептала она. — Если буду сопротивляться? Ты опять будешь пытаться взять меня силой?
   Его глаза сверкнули холодным голубым блеском, словно вода в Тауи.
   — Нет, в этом нет необходимости. Уверяю тебя, ты не захочешь вечно сопротивляться. Ты уже не та капризная восемнадцатилетняя девица, а я не робкий, несмышленый юнец. Ты хочешь меня не меньше, чем я тебя. И, как ты сказала сегодня утром, у нас впереди многие годы вдвоем. Ты не сможешь вечно отталкивать меня. Однажды ты скажешь «да».
   — Не скажу, — слабо запротестовала она.
   — Скажешь. — Он отпустил ее подбородок и пошел к двери. Затем повернулся к Джулиане и уверенно произнес: — И, клянусь, ты сделаешь это скоро. Очень скоро.
   Когда он вышел, Джулиана смогла наконец глубоко вздохнуть и рухнула без сил в ближайшее кресло с отчаянно колотившимся сердцем.
   Она молила небо, чтобы он ошибся. Потому что, если он будет заниматься с ней любовью так, как в ночь их свадьбы, она забудет обо всем на свете. И тогда уж точно пропадет навеки…

13

   Подняв голову от гроссбуха, Рис протер уставшие глаза. Наверно, уже пора закрыть окна и приказать разжечь огонь в камине. С приближением вечера в комнате становилось все прохладнее и темнее. Скоро придет пора обедать, а потом и в постель…
   «Черт!» — пробормотал он и захлопнул книгу. Вот уже два часа он сидел над цифрами, изучая хозяйственные способности своей очаровательной жены. И за это время он выяснил две тревожные вещи. Первая — несмотря на молодость и неопытность, Джулиана очень умело вела ллинвиддские дела. Вторая — он не мог думать ни о чем, кроме того, как бы уложить ее в постель. Вторая вещь беспокоила его куда больше первой, ведь, судя по их последнему разговору, ему не удастся сделать это слишком скоро.
   Вообще он не собирался быть с ней столь грубым, столь нетерпеливым в своих желаниях. Воган знал, что женщинам не нравится, когда мужчин влекут лишь их Женские прелести. Он собирался быть мягче, собирался соблазнять ее комплиментами, даже почитать стихи, как Когда-то.
   Но стоило ей упомянуть своего ненаглядного Стивена и с ужасом отказаться спать с ним в одной кровати… Черт побери, он вынужден был напомнить ей, что она его супруга, а не невеста лорда Девоншира.
   Тихо выругавшись, Рис встал и принялся расхаживать по комнате. Похоже, он угодил в свою собственную ловушку. Почему он не смог поступить с ней так, как хотел? Он не смог взять ее силой, а попытка соблазнить Джулиану почти окончилась ее победой. Она хотела его, он знал это. И, видит Бог, он хотел ее.
   Почему же он так жаждал ее? Она тогда спросила его об этом. И это был хороший вопрос. Почему он хотел ее, несмотря на то, что она отняла у него шесть лет жизни?
   Потому что она, проклятая колдунья, его зачаровала. Она опровергла все его надежды. Он ожидал, что она испугается либо станет каяться. Ожидал, что она сдастся на его милость. Многие часы он провел, воображая себе, какого искупления потребует от нее, прежде чем разрешит пользоваться привилегиями жены. И каждый сценарий непременно включал разнообразнейшие любовные соития.
   Но никогда в его воображении она не стояла с гордым видом, заявляя о своей невиновности. И никогда в его воображении она не отказывалась делить с ним постель. И это просто сводило его с ума.
   Джулиана была для него полной загадкой, еще большей даже, чем тогда, когда он встретил ее впервые. Почему, к примеру, она посвятила себя заботам о Ллинвидде? Он не подозревал, что она будет жить в его бывшем поместье, и, безусловно, не одобрял этого. Конечно, формально оно являлось ее собственностью, но он еще не встречал женщин, которые сами управляли бы своими поместьями. Почему же она решила так поступить? Чтобы поразить воображение какого-нибудь титулованного холостяка? Или по какой-то другой причине?
   Рис остановился и стал внимательно оглядывать свой кабинет. В нем мало что изменилось с тех пор, как он в последний раз проводил в Ллинвидде каникулы, пытаясь привести в порядок расстроенные дела отца. Письменный стол красного дерева с латунными инкрустациями был по-прежнему так же добротен, и индийский ковер, хоть и выцвел, мог прослужить еще не один десяток лет. Медная каминная решетка и каминный прибор были начищены до блеска, а на ореховой обшивке стен не заметно следов пыли и паутины.
   Появились здесь и совсем новые вещи: чугунная каминная доска, несколько стульев орехового дерева… и маленькая стремянка, которая стояла рядом с одним из книжных шкафов, без сомнения, появившаяся здесь по причине небольшого роста Джулианы. Он пробежал глазами по книжным полкам и увидел, что на некоторых из них уже не было хозяйственных книг, как во всех прочих шкафах. Здесь были романы Филдинга и Ричардсона, а также томики стихов разнных поэтов — валлийских и английских — Донна, Поупа, Дэфидда Джоунза…
   Внезапно его взгляд упал на позолоченный корешок на нижней полке. Из любопытства Рис подошел поближе и достал заинтересовавшую его книжку, а также несколько стоявших по соседству. Перелистав каждую из них, он нашел свое имя на экслибрисе.
   «Мои книги! Но каким образом?» — подумал он.
   В Ллинвидде этих книг не было, когда он уезжал. Они остались в доме Моргана, где он квартировал перед арестом. Значит, Джулиана взяла их оттуда и привезла в Ллинвидд. Но зачем?
   Конечно, она, как и он сам, любит хорошие книги, а его библиотека была прекрасно подобрана и могла удовлетворить самому требовательному вкусу. И все же оставалось непонятным, зачем она отправилась в дом Моргана за его, Риса, вещами… Если она была уверена, что он навсегда исчез из ее жизни, зачем же заботиться о таких пустяках?
   Ему вспомнились слова Джулианы: «Что бы они ни говорили, я любила тебя тогда. Я хотела быть твоей женой». Воган глубоко вздохнул. И все же ее вина была в том, что она с самого начала скрывала свое замужество. Она приехала сюда как хозяйка и не сказала никому, даже прислуге, что у нее есть супруг. Более того она повторно пыталась выйти замуж!
   Все, что она сказала ему нынче утром, прочно врезалось ему в память. И он обнаружил, что ищет оправдание ее поведению, напоминая себе о ее молодости, о том, как легко братья смогли заставить ее действовать столь вероломно.
   Внезапно ему в голову пришла трезвая мысль. Возможно, правду следует искать где-то посередине между историей Джулианы и россказнями Нортклиффа. Возможно, она раскаялась в содеянном и вызвала братьев на помощь, а потом они на нее как следует поднажали, и она без сопротивления позволила выдать своего мужа вербовщикам. Тогда становилось понятным, почему она не хочет ни в чем признаваться.
   В любом случае, сейчас это не имело уже никакого значения. Зачем ему знать, какие сомнения одолевали ее совесть, когда она согласилась отправить его на корабль. Все равно именно ею и был спровоцирован арест. Затем она беспечно продолжала жить, словно его никогда и не существовало. И обручилась с богатым английским дворянином…
   И все же… Ее слова не выходили у него из головы все время, пока Воган копался среди книг. Хотел бы он знать, как найти выход из этого болота лжи и полуправды.
   Сквозь открытое окно до его слуха донесся смех. Рис подошел к окну и, выглянув наружу, обнаружил в саду объект своих мучительных размышлений. Джулиана стояла в траве на коленях, срезала розы и клала их в корзину. Корзину держал мальчик.
   У Риса перехватило дыхание, но потом он сообразил, что мальчику никак не меньше одиннадцати. Не его ребенок, это точно. И, конечно же, не ее. Мальчик говорил на явно родном для него, мелодичном валлийском языке, и Рис подошел поближе, чтобы лучше слышать.
   — Значит, вы вернулись в Ллинвидд навсегда? — спросил мальчик. Джулиана улыбнулась ему. Рис вдруг страстно захотел, чтобы она когда-нибудь и ему вот так улыбнулась.
   — Ты рад этому, Эван?
   Ее безупречный валлийский вновь поразил Риса — это совсем не вписывалось в образ изнеженной английской леди, тщательно скрывавшей брак с валлийским мятежником.
   Мальчик по имени Эван, нагнув голову, сосредоточенно ковырял в грязи большим пальцем ноги.
   — Еще бы. А вы?
   В его голосе звучала такая отчаянная надежда, что Джулиана засмеялась, наклонилась и поцеловала его в щеку.
   — Ну, конечно, я рада. Я люблю Ллинвидд. И я скучала по тебе, вспоминала, как ты помогал мне в саду.
   Эван покраснел и еще глубже зарыл в грязь свой палец.
   — Мама сказала, что я не должен был приходить и сразу же вас беспокоить, но я подумал… ну, что я могу понадобиться… вы понимаете, переносить вещи или убивать насекомых…
   — Ручаюсь, тебе интересно знать, почему я возвратилась обратно.
   — Мы были удивлены, миледи, это правда. Ведь вы говорили, что уезжаете на долгий срок. А сегодня днем пришла миссис Робертс и сказала маме, что вы уже здесь с мужем. Но не с тем, за которого собирались выйти замуж.
   Джулиана поджала губы.
   — Миссис Робертс везде поспевает.
   Эван недоумевающе взглянул на нее.
   — Да? Она очень старая, а потому никак не может везде поспеть.
   Рис едва удержался от смеха. Он оценил возраст экономки примерно лет в тридцать с небольшим, но одиннадцатилетнему ребенку, верно, это кажется настоящей древностью.
   Джулиана весело улыбнулась, и Эван взволнованно продолжал:
   — Так, значит, вы привезли с собой совсем другого мужа?
   Вздохнув, Джулиана поднялась с колен.
   — Да, я привезла с собой другого мужа.
   — И он такой же надутый англичанин, как этот лорд Девоншир?
   — Вовсе нет. — В ее взгляде появилась неуверенность. Она пошла по садовой дорожке к дому, и Эван поспешил следом. — Ты помнишь, я рассказывала тебе об одном человеке? Которого забрали во флот?
   Рис наполовину высунулся из окна, чтобы услышать ответ мальчика.
   — О мистере Вогане?
   — Да. Он и есть мой муж.
   Эван что-то ответил, но они были уже слишком далеко, чтобы расслышать. Воган отошел от окна в полном недоумении. Она говорила мальчику о нем! Почему? Почему она скрыла свою тайну от всех, но открылась подростку? И насколько подробно она ему все рассказала?
   Тем временем за дверью кабинета раздались шаги, и он понял по голосам, что это Джулиана и Эван. И Воган решил спрятаться за портьерами, желая до конца дослушать столь заинтересовавший его разговор.
   — Где-то здесь есть бумага, — сказала Джулиана, когда они вошли. — Досадно, что на нее попала вода и она немного испортилась. Ты уверен, что тебе не нужна бумага получше? — Она подошла к письменному столу и открыла ящик.
   — Нет, мне нужна как раз испорченная бумага. — Эван тоскливо, совсем не по-детски вздохнул. — Если отец увидит у меня хорошую бумагу, он меня побьет. Пока я говорю ему, что беру бумагу из мусорной кучи, он позволяет ею пользоваться, раз она ни на что уже не годится. Но хорошая бумага вызовет у него подозрения. Он спросит, что я с ней делаю, и мне придется ему во всем сознаться.
   — Сознаться? — Джулиана в недоумении посмотрела на мальчика. — В том, что ты учишься чтению и письму? В том, что ты набираешься знаний? Но что же в этом дурного? Почему твой отец не должен знать об этом?
   Эван поднял на нее серьезный, печальный взгляд.
   — Отец говорит, что мне не нужно брать уроки. Он говорит, что скоро я буду помогать брату на ферме и что не стоит тратить время на такие глупости. — Он аккуратно сложил бумагу и засунул ее в запачканный карман.
   — Но ведь сам-то ты так не думаешь?
   Потупив голову, мальчик кивнул. Джулиана положила руку на его худенькое плечо.
   — Ты должен поступить в школу. У тебя исключительные способности, которые там разовьются еще больше.
   Мальчик пожал плечами.
   — Отец не позволит мне. Я нужен ему на ферме. Он разрешает мне приходить сюда, потому что думает, что я помогаю вам в саду. — Он вдруг забеспокоился. — Ой, он велел мне вернуться засветло. Лучше я пойду.
   — Может, мне поговорить с твоим отцом…
   — Нет! — Он бросил на нее умоляющий взгляд. — Пожалуйста, не делайте этого, миледи. Будет только хуже.
   Джулиана тяжело вздохнула. Эван побежал к двери, но у порога остановился и оглянулся. В его глазах светилось неприкрытое обожание.
   — Спасибо за бумагу. Вы так добры ко мне!
   — Я делаю это не из доброты, Эван. — Она улыбнулась. — Я делаю это потому, что ты мой друг. Знаешь, если тебе еще что-нибудь нужно, ты можешь свободно прийти ко мне. Хорошо?
   Он широко улыбнулся.
   — Да, миледи. Непременно. — И выбежал из комнаты.
   Рис видел, как она еще долго с тоской глядела вслед мальчику, и у него внезапно пересохло в горле. Ее глаза нечаянно выдали страстное желание иметь ребенка. Интересно, была бы она хорошей матерью? Глупый вопрос. После того, как он увидел ее с этим валлийским мальчуганом, он уже знал ответ.