Страница:
— Ну вот, отец… — горестно произнес он, глядя в безжалостные воды реки, — теперь у меня есть то, что ты называл «образованием, достойным дворянина». Разве принесло оно кому-нибудь из нас счастье?
Но ответом ему был лишь заунывный вой ветра над рекой. Рис с ожесточением вцепился в перила моста, не в силах бороться с горечью, переполнявшей его сердце. Пусть они с отцом никогда не сходились во взглядах на политику или на то, как рачительно вести хозяйство, но зато были близки во многом другом. Рис вспоминал, как в раннем детстве, поднявшись на самой заре, ему приходилось сопровождать отца в его регулярных поездках к окрестным фермерам-арендаторам. Он не мог забыть, как мальчишкой боготворил отца, умевшего найти подход к любому, даже самому неразговорчивому, фермеру благодаря своему зычному голосу и неукротимому чувству юмора.
Именно за этим чувством юмора скрывались до поры его природная склонность к беззаботности и страсть к развлечениям, во многом благодаря которым он быстро пристрастился к вину и картам, пирушкам и балам. Пока была жива мать, только она одна умела отрезвлять его и напоминать о долге перед семьей; после ее смерти отец с самозабвением отдался на волю своих природных инстинктов. Хозяйство быстро пришло в упадок, несмотря на все усилия самого Риса, а его продолжительное отсутствие лишь усугубило дело. Теперь же ему понадобится слишком много средств, чтобы привести в порядок расстроенные отцом дела.
Словно молния, его мозг пронзила горькая мысль: не ему, наследнику, поднимать хозяйство! Нынче поместье стало собственностью проклятого жадного до денег англичанина, который лишь выжмет из него еще больше соков.
Стон вырвался из груди Риса, и он с горечью обхватил голову руками.
— В который раз, отец, все приходится за тобой приводить в порядок. — Он устремил свой взор в темноту ночи. — Но я его наведу. Вот увидишь, я обязательно его наведу.
Воган уже побывал у стряпчего, и тот заверил, что у Риса есть шанс выиграть дело о наследовании имения. Упирать следовало на то, что отец его был не в здравом уме, когда отписывал графу Алинвидд, а также основываться на давно ходивших слухах о том, что Нортклифф сплутовал в этом деле. Стряпчий и его помощники уже собрали все необходимые материалы и оповестили графа о том, что Воган-младший заявил свои права на наследство.
Но, вероятно, лорд Нортклифф решил по-своему действовать против Риса — а именно, подослать свою дочь на собрание «Сынов Уэльса», чтобы та взяла на заметку его завсегдатаев. Такие сведения могли бы весьма пригодиться графу для запугивания своего противника.
Ну что ж, кажется, настал час поговорить с лордом начистоту и положить конец его козням. Решено, Рис явится в Нортклифф-Холл, по чести разберется с графом и не позволит ему шпионить за собой и своими друзьями. А если леди Джулиана окажется там, тем лучше. у него найдется, за что и с ней посчитаться.
На следующее утро Джулиана сидела за завтраком и задумчиво мешала ложечкой горячий шоколад. Сегодня она встала позже всех, и причиной тому были злополучное посещение ею тайного собрания «Сынов Уэльса»… и ночь, проведенная без сна.
Оувертон без конца подшучивал над полусонной, невыспавшейся сестрой. Только что вернувшись из Кембриджа, он вместе с братом слонялся по дому и был не в меру любопытен. Но об одном ни один из них не должен был узнать: о том, что их сестру целовал валлиец…
Джулиана задумалась. Приходилось ли ее неуклюжему младшему братцу Оувертону когда-нибудь целовать женщину? Или старшему, Дарси, беседовать с дамой о поэзии? Вряд ли. Ни один из них не обладал столь тонким умом и благородством, какие присущи были Рису Вогану. Им бы чмокать, а не нежно целовать женщину.
Со вздохом положила она ложку и задумалась. Каким чудным, однако же, был этот мистер Воган, каким пылким, каким образованным! Но у Летиции на этот счет имелось совершенно иное мнение. Камеристка не уставала расписывать вероломство мужчин, способных на что угодно ради того, чтобы заманить женщину к себе в ловушку. Ну уж нет! Рис Воган совсем не таков. Просто тогда он был весь во власти своих чувств и, как она, не мог их сдержать.
Еще некоторое время Джулиана сидела, погрузившись в раздумья, пока звук отворенной двери, а затем громкие голоса в передней не привлекли ее внимание.
Она поднялась и отправилась посмотреть, кто же это мог явиться в столь ранний час. Отец уже встал и в данную минуту находился в своем кабинете, а для посетителей было еще слишком рано.
— Мне нет дела до того, который сейчас час! — донесся до нее голос из гостиной. — Я желаю видеть графа, и немедленно!
Джулиана в ужасе замерла, не дойдя до лестницы, ведущей вниз в гостиную, где находился неизвестный гость. Но ей не было надобности с ним знакомиться. Она прекрасно помнила этот звонкий голос — тот самый, что она слышала вчера с кафедры.
Она и не заметила, как дверь отцовского кабинета отворилась и на пороге поспешно появился отец. Стараясь ступать осторожно, с отчаянно бьющимся сердцем она выглянула вниз, туда, где у подножия лестницы лицом к лицу столкнулись отец и Рис Воган.
Напрасно два лакея пытались преградить путь Рису, он все же оказался там, куда стремился, и сейчас стоял гордо, в упор глядя на приближавшегося графа. Он был таким, каким его помнила Джулиана, — весь один сплошной комок нервов, заряженный мощной энергией, с напряженным лицом и лихорадочным блеском в глазах. Но, Боже мой, что его могло сюда привести?
Словно услышав ее немой вопрос, отец не слишком любезно обратился к посетителю:
— Как понимать ваше вторжение, сэр? Никому не дозволено вламываться в чужой дом без…
— Я сын человека, которого вы разорили. Мое имя — Рис Воган, а Уильям Воган — мой отец.
Затаив дыхание, Джулиана видела, как отец смерил гостя пронзительным взглядом, жестом велел лакеям оставить Вогана в покое и вернуться на свои места. Затем повернулся к Рису и сказал:
— Да, я слышал, вы недавно вернулись в родные края.
— А я и не сомневался в вашей осведомленности. Если эту новость не донес вам один из ваших соглядатаев, то уж наверняка вы ее узнали от вашей дочери.
Джулиана почувствовала, как задрожали ее коленки. Значит, он все-таки узнал, кто она на самом деле. Конечно, этот Пеннант проболтался. Но чего Рис хочет добиться тем, что сообщит отцу о знакомстве с нею? Неужели он не догадывается, что это может только навредить ей?
Лицо графа покраснело от гнева и раздулось, словно волынка, надутая воздухом.
— Какое все это имеет отношение к моей дочери?
— Только не говорите мне, что это не вы послали ее вчера вечером шпионить за мной и моими друзьями.
— Вчера вечером? — ошеломленно переспросил Сент-Албанс.
Но для Джулианы слова Риса прозвучали как гром среди ясного неба. Так, значит, он назвал ее шпионкой? Она за ним шпионила? И это говорит он, после тех слов любви, что вчера ей нашептывал? После нежных поцелуев? Джулиана едва сдержалась, чтобы не расплакаться. Значит, Летиция была права: ни одно его слово не стоило и ломаного гроша.
Воган сурово прищурился и жестким тоном произнес:
— Мне следовало предвидеть, что вы будете так действовать. Вы просто боитесь, что колесо правосудия наконец начнет вертеться в направлении, сообразном с законом. Вам же остается только бессильно прятаться за спиной вашей дочери и посылать ее шпионить за мной.
Джулиана чувствовала, как боль от несправедливого обвинения уступает в ее душе место праведному гневу. Да как он посмел обвинить ее в такой подлости! А она-то еще восхищалась благородством его натуры! До чего же низок, непорядочен оказался этот Рис Воган! Как жаль, что она не мужчина, иначе бы он ответил ей за такое оскорбление!
Но Джулиане оставалось лишь беспомощно наблюдать, как отец, гордо подняв голову, ответил на вызов:
— Вы, должно быть, сошли с ума, сэр, если думаете, что моя дочь могла связаться с такой шайкой негодяев, как вы и ваши дружки.
«Правильно, отец!» — мысленно поблагодарила она отца за поддержку, но тут же осеклась: ведь она действительно скомпрометировала себя, связавшись с этим господином и «его дружками». Джулиана напряженно ждала. Только бы отец не поверил словам Вогана, только бы принял их за вздор, недоразумение.
Но Воган разрушил все ее надежды.
— Ведь вашу дочь зовут Джулиана, сэр? — И принялся описывать ее внешность с поистине убийственной точностью.
Джулиана готова была сгореть от стыда, когда услышала, как отец срывающимся от возмущения голосом позвал ее:
— Джулиана! Джулиана, девочка моя, поди сюда сию же минуту!
Она стояла в своем укрытии и не решалась пошевелиться. Достанет ли у нее сил предстать перед разгневанным отцом и в особенности перед этим негодяем Рисом Воганом? Но ведь ей нужно было как-то оправдаться, пусть даже отец не станет ее слушать.
С какой радостью она бы уничтожила Вогана прямо сейчас, забыв про его поцелуи. Этот подлый человек даже не задумался ни на минуту о том, что с легкостью разрушил всю ее жизнь.
— К чему вмешивать сюда эту несчастную девушку, — сказал Воган, и на мгновение ей показалось, что он опомнился и даже раскаивается. Но тут же он добавил с горечью: — Не ее в том вина, что она не слишком искусна во лжи, как вы, ее отец.
Непреодолимое желание наброситься на него окрепло в ней с новой силой.
— Джулиана! — В голосе графа прозвучало нетерпение, и он направился к лестнице наверх. Отец наверняка не успокоится, пока не поднимет на ноги всех домашних. Глубоко вздохнув, Джулиана начала спускаться.
— Я иду, отец.
Отец схватил ее за руку и подтащил к Вогану.
— Скажи мне правду, дочь моя, знакома ли ты с этим человеком?
У Джулианы не хватило смелости поднять глаза на человека, который обвинил ее во лжи. Но ведь ее молчание только раззадорит Вогана, и он расскажет все остальное.
— Да, отец, я знакома с ним.
Граф с силой сжал локоть дочери так, что она вскрикнула от боли.
— Так он говорит правду? Ты была там вчера вечером?
Она беспомощно посмотрела на Риса Вогана, но тот оставался нем и холоден, словно статуя, и в его взгляде читалось полнейшее равнодушие к тому, что с ней происходит. И тогда последние угрызения совести за ту безобидную ложь, которую она себе позволила вчера, скрыв свое имя, бесследно исчезли.
— Так ты была там? — настаивал отец, встряхнув дочь как следует за плечи.
С вызовом подняв голову, она бросила им обоим:
— Да!
Граф с негодованием оттолкнул Джулиану и властным жестом указал ей на дверь своего кабинета.
— Отправляйся туда и жди меня. Скоро ты узнаешь, какое наказание тебя ждет.
Джулиана похолодела от ужаса. Отец обещал ее наказать и не преминет, конечно же, исполнить свое обещание. Он уже дважды карал ее за проступки намного менее постыдные, чем тот, который она совершила на сей раз.
Но, может быть, если ей удастся смягчить его…
— Пожалуйста, отец, позволь мне все тебе рассказать…
— Сейчас же ступай, куда я тебе велел! — Он указал на дверь кабинета. — Сейчас, или ты сама пожалеешь, что вовремя не подчинилась!
Дрожа от страха, Джулиана попятилась. Ей доводилось уже видеть отца в гневе, но на сей раз она испугалась не на шутку. Если она не послушается сейчас, то ее положение будет поистине незавидным. С достоинством расправив плечи, Джулиана медленно прошествовала в отцовский кабинет.
Провожая девушку взглядом, Рис почувствовал странную неловкость. Черт возьми, что все это значит? Что за дурацкое представление они здесь разыгрывают для него? Не может же граф наказывать свою дочь за то, что она действовала по его наущению. Наверно, гнев его вызван тем, что ложь ее была вовремя раскрыта. Неожиданно ему стало жалко Джулиану, и всю свою ярость он обратил на Нортклиффа.
— Не думаю, что девушка заслуживает наказания за то, что только исполняла ваши приказы.
Но граф молчал, дожидаясь, пока закроется дверь за спиной его дочери. Когда же Джулиана исчезла в кабинете, он обратил на Риса свой холодный, высокомерный взгляд и сказал:
— Уверяю вас, любезнейший, ни за что на свете я не послал бы свою дочь за десятки миль, чтобы проследить за вами и вашими дружками. Если бы мне и понадобился соглядатай, я мог бы использовать для этого своих сыновей или слуг. Что вы думаете, я пошлю свою юную дочь в это змеиное гнездо, пусть даже мне бы очень хотелось расправиться с таким негодяем, как вы?
В его словах Рис почувствовал непререкаемую логику: если он говорил правду (а где-то в глубине души Во-ган чувствовал, что это правда), то Джулиану ждет суровое наказание. И тогда уж точно по его, Риса, вине.
От этой мысли ему стало не по себе.
— Если же она не выполняла ваших приказаний, то какого дьявола она туда явилась?
Лорд Нортклифф презрительно посмотрел на Вогана и ответил:
— Не имею ни малейшего понятия. Да, она готова восторгаться при виде чего угодно валлийского, но раньше за ней не водилось обыкновения разгуливать ради этого по ночам.
Рис вздрогнул. Точно, Морган говорил ему, что Джулиана была помешана на любви к Уэльсу, а потому и не очень удивился ее присутствию на собрании. Неужели печатник был прав и сейчас Рис пожинает плоды своей глупости?
Тем временем граф, презрительно осмотрев небрежный костюм гостя, продолжал:
— Что до вашего так называемого «колеса правосудия» и стряпчего, которого вам удалось нанять… не думайте, что это хоть как-то может меня обеспокоить. Ллинвидд перешел ко мне законным путем, и я не позволю покушаться на мое имущество, даже если какому-то валлийскому молокососу взбрело в голову встать у меня на пути!
Слова лорда Нортклиффа ударили Риса, словно хлыст по лицу, и он мгновенно позабыл свою вину перед Джулианой.
— Нет, скорее незаконным путем, сэр. Вы просто украли его. И я докажу это!
Противники с ненавистью посмотрели друг на друга.
— Ну что ж, посмотрим, юноша. Время покажет, — спокойно проговорил лорд Нортклифф и, обернувшись к двери, нетерпеливым голосом кликнул слуг: — Чарльз! Джеймс! — Слуги не заставили себя ждать. Граф указал им на Вогана. — Проводите мистера Вогана до ворот. И чтобы ноги его никогда не было в этом доме!
Мрачная улыбка мелькнула на лице Риса.
— Я и сам смогу найти выход, так что не стоит беспокоиться, лорд Нортклифф. Моей ноги больше не будет здесь до тех пор, пока вы не откажетесь от своих притязаний на Ллинвидд. — И, с непреклонностью глядя на старого графа, он закончил: — И, уж поверьте, в один прекрасный день вы это сделаете.
Повернувшись на каблуках, Воган быстрым шагом направился к двери, не обращая внимания на эскорт из двух лакеев, сопровождавших его к выходу.
Подгоняемый гневом, он быстрым шагом миновал холл, спустился по лестнице в сад, преследуемый по пятам графскими лакеями, добросовестно не отстававшими от него ни на шаг. Когда за его спиной с тяжелым лязгом захлопнулись железные витые ворота, приступ ярости отступил и былые сомнения вновь охватили его душу. Рис внимательно посмотрел на дом, который он только что оставил, темной громадой высившийся за воротами. Джулиана осталась там, и сейчас, верно, ее ожидает самая ужасная кара. Неужели лорд Нортклифф действительно приведет свои угрозы в исполнение и действительно накажет свою дочь?
Его собственный отец никогда не был способен на такое. Не потому даже, что у Вогана-старшего не было дочери — малютка-дочь скончалась вскоре после рождения, лишь на неделю пережив свою бедную мать. Потеряв любимую супругу, Воган один воспитывал сына и делал это, не прибегая к окрикам и наказаниям.
Рису вспомнились жестокость и грубость, с которой граф Нортклифф обошелся со своей дочерью, увидев, что та поступила вопреки его желаниям. Стало быть, если она все-таки явилась на то злополучное собрание по своей странной прихоти, то сейчас она страдает только по его, Риса, вине.
— Дьявол их всех забери! — вырвалось у Вогана. И вместо того, чтобы направиться прямиком к своему стряпчему и потребовать ускорения дела о судьбе Ллинвидда, Рис, повинуясь какой-то внутренней силе, начал осторожно продвигаться вдоль каменной ограды в поисках лазейки в сад.
Но не так-то просто было предпринять что-либо при сложившихся обстоятельствах. Не мог же он так запросто ворваться в кабинет графа и похитить Джулиану, если она вообще позволит ему это сделать. Но и допустить, чтобы она терпела несправедливое наказание, он также не мог. Может быть, попытаться чем-то отвлечь внимание Нортклиффа? Или подождать, пока все закончится, а затем утешить бедную Джулиану и облегчить ее страдания. А может, даже и попросить у нее прощения.
Но нет! До чего же он дошел — позволить себе просить у нее прощения, между тем как по-прежнему оставалось неизвестным, не собиралась ли она выдать его своему отцу.
Ему на миг вспомнилось, каким поистине страдальческим сделалось лицо Джулианы при известии о грядущем наказании. И потом, как же быть с ее поистине безупречным владением валлийским языком? Возможно ли, чтобы она действительно явилась на собрание только из-за своей страсти к валлийцам? Скорее всего она не лгала и искренне любила валлийскую поэзию, за что Морган и назвал ее «образованной дамой», помешанной на валлийских легендах и преданиях.
Невзирая на гнев, помрачивший его рассудок, Воган, однако, успел подметить, что манжеты на рукавах ее дорогого платья из голубого атласа были чуть заметно затерты, так же как и у него, от частого сидения над книгами. Он припомнил и то, что при первой их встрече Джулиана в самом деле поразила его своим умом и обширными познаниями. А люди умные — Рис в этом был уверен — вряд ли могут опуститься до соглядатайства.
Чувство вины перед Джулианой подгоняло его все дальше в поисках удобной лазейки в ограде. Наконец, к своей радости, он наткнулся на развесистое дерево, одна из веток которого на несколько футов простиралась над стеной сада. Теперь не составит никакого труда дотянуться до ветки, взобраться на ограду и, перебравшись на ту сторону…
Тихий шорох за стеной заставил Вогана замереть. Звук, привлекший его внимание, похоже, доносился из кроны того самого дерева, которое присмотрел для себя Рис. Охваченный любопытством, он приблизился на безопасное расстояние и стал ждать. Кто бы это мог быть: человек, карабкающийся по дереву, или же просто животное или птица?
Неожиданно откуда-то сверху до него донесся глухой возглас. Это мог быть только человек, и его можно было окликнуть. Рис пристально вгляделся в темную массу листвы и заметил мелькнувший в ней краешек голубого атласного платья. Воган улыбнулся: ему следовало догадаться, что леди Джулиана не из тех, кто позволит так запросто припереть себя к стенке. И в искусстве побега она, кажется, особо преуспела.
Тем временем над оградой показались пышные складки голубого атласа. Сперва из кроны дерева пенной волной взметнулся бело-голубой водопад юбок, затем перед глазами Риса мелькнули очертания стройной ножки в шелковом чулке, который спустя мгновение зацепился за жесткую кору дерева. Джулиана потянулась, чтобы высвободиться, но роскошные пламенно-рыжие волосы, которые накануне были так тщательно упрятаны под чепец, хлынули ей на глаза, скрыв лицо.
Рис осторожно приблизился к тому месту, где замешкалась Джулиана, и как раз вовремя: стараясь освободить зацепившийся чулок, она потеряла равновесие и рухнула вниз, успев, однако, в последнюю секунду ухватиться руками за ветку. С беспомощным стоном она повисла, не взглянув даже, далеко ли до земли. Подоспевший Воган ловко подхватил девушку на руки и дернул чулок, высвобождая его из неожиданной ловушки.
Отбросив волосы с лица, она наконец увидела, что произошло, и с удивлением уставилась на своего спасителя.
— Вы? Что вы здесь делаете?
— Дожидаюсь вас, — ответил он и обхватил Джулиану так, чтобы ей удобно лежалось у него на руках.
— Понятно! Наверное, затем, чтобы убедиться, что мне досталось как следует? А теперь поджидаете меня здесь, чтобы вернуть отцу?
Обиженный тон, каким она произнесла последние слова, и ее красноречивая попытка бежать окончательно убедили Вогана в невиновности Джулианы.
— Нет, как раз наоборот. Я собирался помочь вам.
— О, неужели? — с насмешливой горечью воскликнула она.
Рис почувствовал, что Джулиана старается высвободиться из его объятий, и потому осторожно поставил ее на землю. Она принялась отряхивать сухие листики и щепки с еще недавно элегантного платья, теперь же немилосердно разодранного в нескольких местах.
— Спасибо, я сама прекрасно могу позаботиться о себе.
— Что же вы сейчас собираетесь предпринять? Спрятаться?
— Разумеется, хотя это вряд ли вам может быть интересно. Я найду укромное местечко и отсижусь там некоторое время, пока мама не отговорит отца от его намерения. Или хотя бы попросит быть немного милосерднее ко мне.
— И ее уговоры помогают? — с удивлением спросил Рис.
— Иногда. — Джулиана смерила его неприязненным взглядом, отчего Воган опять почувствовал себя виноватым. — Мне не слишком нравится, когда меня наказывают. Поэтому пришлось найти способ выбраться оттуда.
— И вам это удалось — благодаря мне и моему вмешательству.
Рис осторожно извлек щепку из ее волос, потом, повинуясь непреодолимому желанию, осторожно коснулся шелковистых прядей. Но Джулиана решительно оттолкнула его руку.
— Да как вы смеете! После всего того, что вы наговорили обо мне отцу… Если бы не ваша бессовестная ложь, он бы ничего не узнал, а теперь вы делаете вид, будто все в порядке!
Слезы обиды блеснули в ее глазах. Они стали последней каплей, переполнившей чашу терзаний Риса Вогана.
— Все, что я сделал сегодня, — действительно подло, и я признаю это. Мне нечего сказать в свое оправдание.
— Наконец-то вы это признали… — Голос Джулианы дрогнул, и Рису захотелось обнять ее, утешить, но он сумел подавить в себе это желание. До тех пор, пока он не объяснит ей всего.
— Поймите же, ваш отец и его друзья — члены парламента — известные ненавистники и враги борцов за независимость Уэльса. И когда я узнал, что вы — его дочь…
— Как вы поверхностно судите о людях! О, теперь я прекрасно все понимаю… вы — предатель, сам дьявол во плоти!
Последние слова она произнесла по-валлийски, что удивило Риса даже больше, нежели сам факт того, что она назвала его дьяволом. Он в изумлении наблюдал за Джулианой, решительно направившейся к лесу, темневшему у самых границ имения. Очнувшись наконец от замешательства, Воган поспешил вслед.
— Вы были слепы настолько, что не смогли понять, что я сочувствую вашему делу и… вам лично, — не унималась она. — И вы поверили всему этому вздору обо мне! Я знаю, что отец бесчестно повел себя с вашим семейством, но вы должны понять, что я не имею к этому никакого отношения!
Джулиана устремилась в лесную чащу, не замечая, что высокие травы и кустарник нещадно цепляются и рвут ее платье.
— Естественно, раз я одна из ненавистных вам Сент-Албансов, значит, тоже по уши в грязи. Вы заранее решили, что я такая же, как мой отец. — Она резко остановилась и пристально посмотрела в глаза Вога-ну. — Ведь так, сознайтесь!
— Я ошибался, — пробормотал он, смущенный оттого, что ей удалось так точно угадать его недавние чувства.
— Поэтому вы прямиком явились к моему отцу, вместо того чтобы поговорить лично со мной. — Ее голос прервался от волнения. — Даже то, что вы воспевали красоту моих глаз и читали мне Хью Мориса, не остановило вас.
— Но послушайте…
— Вы еще говорили что-то о моем лице… — с жаром продолжала Джулиана. — Вы говорили мне… О, чего вы мне только не наговорили! А оказывается, вы мне бесстыдно лгали!
— Ничуть!
— Нет, лгали. Летиция мне все потом объяснила.
Презрение, сквозившее во взгляде Джулианы, положительно не нравилось Рису; он казался себе букашкой, которую она хочет во что бы то ни стало раздавить.
— Так что же она вам объяснила?
— То, что мужчина готов наговорить все, что угодно, лишь бы заморочить женщине голову, а потом и овладеть ею. — Рис заметил, что губы ее дрожат от обиды, и опять почувствовал себя последним мерзавцем. — А еще она сказала, что мужчины — искусные лжецы, когда им нужно добиться своего. Без сомнения, вы — такой, как все. Вы нарочно говорили мне все эти красивые слова, чтобы только добиться поцелуя, — поцелуя, который для вас не значил ровным счетом ничего.
Каждое произнесенное ею слово ранило его сильнее, чем самый острый клинок.
— Вы заблуждаетесь! Все, что я говорил вчера, — сущая правда! — Приблизившись к Джулиане, Воган осторожно дотронулся до ее руки, но девушка испуганно отшатнулась от него.
— Не смейте дотрагиваться до меня, не то я позову слуг!
— Чтобы они вас прямехонько доставили вашему отцу?
Увидев, как Джулиана побледнела, он подошел к ней и взял ее за руку.
— Пожалуйста, Джулиана, верьте мне. Мой сегодняшний визит — какое-то помрачение рассудка, и вы должны извинить меня. Вчера, после знакомства с вами, я вдруг понял, что вы — идеал женщины, который я искал все это время. Тем обиднее было мне узнать, что вы дочь моего заклятого врага. Я пришел в ярость на судьбу за то, что она вырвала вас из моих рук еще до того, как я успел вас как следует узнать. Вот почему я сегодня решил сражаться.
— Со мной, — тихо добавила Джулиана, не глядя на него.
— Нет, с судьбой, которая лишила меня вас. Но, к сожалению, в этом есть и ваша вина.
— Вы намеренно говорите загадками, чтобы сбить меня с толку?
Но ответом ему был лишь заунывный вой ветра над рекой. Рис с ожесточением вцепился в перила моста, не в силах бороться с горечью, переполнявшей его сердце. Пусть они с отцом никогда не сходились во взглядах на политику или на то, как рачительно вести хозяйство, но зато были близки во многом другом. Рис вспоминал, как в раннем детстве, поднявшись на самой заре, ему приходилось сопровождать отца в его регулярных поездках к окрестным фермерам-арендаторам. Он не мог забыть, как мальчишкой боготворил отца, умевшего найти подход к любому, даже самому неразговорчивому, фермеру благодаря своему зычному голосу и неукротимому чувству юмора.
Именно за этим чувством юмора скрывались до поры его природная склонность к беззаботности и страсть к развлечениям, во многом благодаря которым он быстро пристрастился к вину и картам, пирушкам и балам. Пока была жива мать, только она одна умела отрезвлять его и напоминать о долге перед семьей; после ее смерти отец с самозабвением отдался на волю своих природных инстинктов. Хозяйство быстро пришло в упадок, несмотря на все усилия самого Риса, а его продолжительное отсутствие лишь усугубило дело. Теперь же ему понадобится слишком много средств, чтобы привести в порядок расстроенные отцом дела.
Словно молния, его мозг пронзила горькая мысль: не ему, наследнику, поднимать хозяйство! Нынче поместье стало собственностью проклятого жадного до денег англичанина, который лишь выжмет из него еще больше соков.
Стон вырвался из груди Риса, и он с горечью обхватил голову руками.
— В который раз, отец, все приходится за тобой приводить в порядок. — Он устремил свой взор в темноту ночи. — Но я его наведу. Вот увидишь, я обязательно его наведу.
Воган уже побывал у стряпчего, и тот заверил, что у Риса есть шанс выиграть дело о наследовании имения. Упирать следовало на то, что отец его был не в здравом уме, когда отписывал графу Алинвидд, а также основываться на давно ходивших слухах о том, что Нортклифф сплутовал в этом деле. Стряпчий и его помощники уже собрали все необходимые материалы и оповестили графа о том, что Воган-младший заявил свои права на наследство.
Но, вероятно, лорд Нортклифф решил по-своему действовать против Риса — а именно, подослать свою дочь на собрание «Сынов Уэльса», чтобы та взяла на заметку его завсегдатаев. Такие сведения могли бы весьма пригодиться графу для запугивания своего противника.
Ну что ж, кажется, настал час поговорить с лордом начистоту и положить конец его козням. Решено, Рис явится в Нортклифф-Холл, по чести разберется с графом и не позволит ему шпионить за собой и своими друзьями. А если леди Джулиана окажется там, тем лучше. у него найдется, за что и с ней посчитаться.
На следующее утро Джулиана сидела за завтраком и задумчиво мешала ложечкой горячий шоколад. Сегодня она встала позже всех, и причиной тому были злополучное посещение ею тайного собрания «Сынов Уэльса»… и ночь, проведенная без сна.
Оувертон без конца подшучивал над полусонной, невыспавшейся сестрой. Только что вернувшись из Кембриджа, он вместе с братом слонялся по дому и был не в меру любопытен. Но об одном ни один из них не должен был узнать: о том, что их сестру целовал валлиец…
Джулиана задумалась. Приходилось ли ее неуклюжему младшему братцу Оувертону когда-нибудь целовать женщину? Или старшему, Дарси, беседовать с дамой о поэзии? Вряд ли. Ни один из них не обладал столь тонким умом и благородством, какие присущи были Рису Вогану. Им бы чмокать, а не нежно целовать женщину.
Со вздохом положила она ложку и задумалась. Каким чудным, однако же, был этот мистер Воган, каким пылким, каким образованным! Но у Летиции на этот счет имелось совершенно иное мнение. Камеристка не уставала расписывать вероломство мужчин, способных на что угодно ради того, чтобы заманить женщину к себе в ловушку. Ну уж нет! Рис Воган совсем не таков. Просто тогда он был весь во власти своих чувств и, как она, не мог их сдержать.
Еще некоторое время Джулиана сидела, погрузившись в раздумья, пока звук отворенной двери, а затем громкие голоса в передней не привлекли ее внимание.
Она поднялась и отправилась посмотреть, кто же это мог явиться в столь ранний час. Отец уже встал и в данную минуту находился в своем кабинете, а для посетителей было еще слишком рано.
— Мне нет дела до того, который сейчас час! — донесся до нее голос из гостиной. — Я желаю видеть графа, и немедленно!
Джулиана в ужасе замерла, не дойдя до лестницы, ведущей вниз в гостиную, где находился неизвестный гость. Но ей не было надобности с ним знакомиться. Она прекрасно помнила этот звонкий голос — тот самый, что она слышала вчера с кафедры.
Она и не заметила, как дверь отцовского кабинета отворилась и на пороге поспешно появился отец. Стараясь ступать осторожно, с отчаянно бьющимся сердцем она выглянула вниз, туда, где у подножия лестницы лицом к лицу столкнулись отец и Рис Воган.
Напрасно два лакея пытались преградить путь Рису, он все же оказался там, куда стремился, и сейчас стоял гордо, в упор глядя на приближавшегося графа. Он был таким, каким его помнила Джулиана, — весь один сплошной комок нервов, заряженный мощной энергией, с напряженным лицом и лихорадочным блеском в глазах. Но, Боже мой, что его могло сюда привести?
Словно услышав ее немой вопрос, отец не слишком любезно обратился к посетителю:
— Как понимать ваше вторжение, сэр? Никому не дозволено вламываться в чужой дом без…
— Я сын человека, которого вы разорили. Мое имя — Рис Воган, а Уильям Воган — мой отец.
Затаив дыхание, Джулиана видела, как отец смерил гостя пронзительным взглядом, жестом велел лакеям оставить Вогана в покое и вернуться на свои места. Затем повернулся к Рису и сказал:
— Да, я слышал, вы недавно вернулись в родные края.
— А я и не сомневался в вашей осведомленности. Если эту новость не донес вам один из ваших соглядатаев, то уж наверняка вы ее узнали от вашей дочери.
Джулиана почувствовала, как задрожали ее коленки. Значит, он все-таки узнал, кто она на самом деле. Конечно, этот Пеннант проболтался. Но чего Рис хочет добиться тем, что сообщит отцу о знакомстве с нею? Неужели он не догадывается, что это может только навредить ей?
Лицо графа покраснело от гнева и раздулось, словно волынка, надутая воздухом.
— Какое все это имеет отношение к моей дочери?
— Только не говорите мне, что это не вы послали ее вчера вечером шпионить за мной и моими друзьями.
— Вчера вечером? — ошеломленно переспросил Сент-Албанс.
Но для Джулианы слова Риса прозвучали как гром среди ясного неба. Так, значит, он назвал ее шпионкой? Она за ним шпионила? И это говорит он, после тех слов любви, что вчера ей нашептывал? После нежных поцелуев? Джулиана едва сдержалась, чтобы не расплакаться. Значит, Летиция была права: ни одно его слово не стоило и ломаного гроша.
Воган сурово прищурился и жестким тоном произнес:
— Мне следовало предвидеть, что вы будете так действовать. Вы просто боитесь, что колесо правосудия наконец начнет вертеться в направлении, сообразном с законом. Вам же остается только бессильно прятаться за спиной вашей дочери и посылать ее шпионить за мной.
Джулиана чувствовала, как боль от несправедливого обвинения уступает в ее душе место праведному гневу. Да как он посмел обвинить ее в такой подлости! А она-то еще восхищалась благородством его натуры! До чего же низок, непорядочен оказался этот Рис Воган! Как жаль, что она не мужчина, иначе бы он ответил ей за такое оскорбление!
Но Джулиане оставалось лишь беспомощно наблюдать, как отец, гордо подняв голову, ответил на вызов:
— Вы, должно быть, сошли с ума, сэр, если думаете, что моя дочь могла связаться с такой шайкой негодяев, как вы и ваши дружки.
«Правильно, отец!» — мысленно поблагодарила она отца за поддержку, но тут же осеклась: ведь она действительно скомпрометировала себя, связавшись с этим господином и «его дружками». Джулиана напряженно ждала. Только бы отец не поверил словам Вогана, только бы принял их за вздор, недоразумение.
Но Воган разрушил все ее надежды.
— Ведь вашу дочь зовут Джулиана, сэр? — И принялся описывать ее внешность с поистине убийственной точностью.
Джулиана готова была сгореть от стыда, когда услышала, как отец срывающимся от возмущения голосом позвал ее:
— Джулиана! Джулиана, девочка моя, поди сюда сию же минуту!
Она стояла в своем укрытии и не решалась пошевелиться. Достанет ли у нее сил предстать перед разгневанным отцом и в особенности перед этим негодяем Рисом Воганом? Но ведь ей нужно было как-то оправдаться, пусть даже отец не станет ее слушать.
С какой радостью она бы уничтожила Вогана прямо сейчас, забыв про его поцелуи. Этот подлый человек даже не задумался ни на минуту о том, что с легкостью разрушил всю ее жизнь.
— К чему вмешивать сюда эту несчастную девушку, — сказал Воган, и на мгновение ей показалось, что он опомнился и даже раскаивается. Но тут же он добавил с горечью: — Не ее в том вина, что она не слишком искусна во лжи, как вы, ее отец.
Непреодолимое желание наброситься на него окрепло в ней с новой силой.
— Джулиана! — В голосе графа прозвучало нетерпение, и он направился к лестнице наверх. Отец наверняка не успокоится, пока не поднимет на ноги всех домашних. Глубоко вздохнув, Джулиана начала спускаться.
— Я иду, отец.
Отец схватил ее за руку и подтащил к Вогану.
— Скажи мне правду, дочь моя, знакома ли ты с этим человеком?
У Джулианы не хватило смелости поднять глаза на человека, который обвинил ее во лжи. Но ведь ее молчание только раззадорит Вогана, и он расскажет все остальное.
— Да, отец, я знакома с ним.
Граф с силой сжал локоть дочери так, что она вскрикнула от боли.
— Так он говорит правду? Ты была там вчера вечером?
Она беспомощно посмотрела на Риса Вогана, но тот оставался нем и холоден, словно статуя, и в его взгляде читалось полнейшее равнодушие к тому, что с ней происходит. И тогда последние угрызения совести за ту безобидную ложь, которую она себе позволила вчера, скрыв свое имя, бесследно исчезли.
— Так ты была там? — настаивал отец, встряхнув дочь как следует за плечи.
С вызовом подняв голову, она бросила им обоим:
— Да!
Граф с негодованием оттолкнул Джулиану и властным жестом указал ей на дверь своего кабинета.
— Отправляйся туда и жди меня. Скоро ты узнаешь, какое наказание тебя ждет.
Джулиана похолодела от ужаса. Отец обещал ее наказать и не преминет, конечно же, исполнить свое обещание. Он уже дважды карал ее за проступки намного менее постыдные, чем тот, который она совершила на сей раз.
Но, может быть, если ей удастся смягчить его…
— Пожалуйста, отец, позволь мне все тебе рассказать…
— Сейчас же ступай, куда я тебе велел! — Он указал на дверь кабинета. — Сейчас, или ты сама пожалеешь, что вовремя не подчинилась!
Дрожа от страха, Джулиана попятилась. Ей доводилось уже видеть отца в гневе, но на сей раз она испугалась не на шутку. Если она не послушается сейчас, то ее положение будет поистине незавидным. С достоинством расправив плечи, Джулиана медленно прошествовала в отцовский кабинет.
Провожая девушку взглядом, Рис почувствовал странную неловкость. Черт возьми, что все это значит? Что за дурацкое представление они здесь разыгрывают для него? Не может же граф наказывать свою дочь за то, что она действовала по его наущению. Наверно, гнев его вызван тем, что ложь ее была вовремя раскрыта. Неожиданно ему стало жалко Джулиану, и всю свою ярость он обратил на Нортклиффа.
— Не думаю, что девушка заслуживает наказания за то, что только исполняла ваши приказы.
Но граф молчал, дожидаясь, пока закроется дверь за спиной его дочери. Когда же Джулиана исчезла в кабинете, он обратил на Риса свой холодный, высокомерный взгляд и сказал:
— Уверяю вас, любезнейший, ни за что на свете я не послал бы свою дочь за десятки миль, чтобы проследить за вами и вашими дружками. Если бы мне и понадобился соглядатай, я мог бы использовать для этого своих сыновей или слуг. Что вы думаете, я пошлю свою юную дочь в это змеиное гнездо, пусть даже мне бы очень хотелось расправиться с таким негодяем, как вы?
В его словах Рис почувствовал непререкаемую логику: если он говорил правду (а где-то в глубине души Во-ган чувствовал, что это правда), то Джулиану ждет суровое наказание. И тогда уж точно по его, Риса, вине.
От этой мысли ему стало не по себе.
— Если же она не выполняла ваших приказаний, то какого дьявола она туда явилась?
Лорд Нортклифф презрительно посмотрел на Вогана и ответил:
— Не имею ни малейшего понятия. Да, она готова восторгаться при виде чего угодно валлийского, но раньше за ней не водилось обыкновения разгуливать ради этого по ночам.
Рис вздрогнул. Точно, Морган говорил ему, что Джулиана была помешана на любви к Уэльсу, а потому и не очень удивился ее присутствию на собрании. Неужели печатник был прав и сейчас Рис пожинает плоды своей глупости?
Тем временем граф, презрительно осмотрев небрежный костюм гостя, продолжал:
— Что до вашего так называемого «колеса правосудия» и стряпчего, которого вам удалось нанять… не думайте, что это хоть как-то может меня обеспокоить. Ллинвидд перешел ко мне законным путем, и я не позволю покушаться на мое имущество, даже если какому-то валлийскому молокососу взбрело в голову встать у меня на пути!
Слова лорда Нортклиффа ударили Риса, словно хлыст по лицу, и он мгновенно позабыл свою вину перед Джулианой.
— Нет, скорее незаконным путем, сэр. Вы просто украли его. И я докажу это!
Противники с ненавистью посмотрели друг на друга.
— Ну что ж, посмотрим, юноша. Время покажет, — спокойно проговорил лорд Нортклифф и, обернувшись к двери, нетерпеливым голосом кликнул слуг: — Чарльз! Джеймс! — Слуги не заставили себя ждать. Граф указал им на Вогана. — Проводите мистера Вогана до ворот. И чтобы ноги его никогда не было в этом доме!
Мрачная улыбка мелькнула на лице Риса.
— Я и сам смогу найти выход, так что не стоит беспокоиться, лорд Нортклифф. Моей ноги больше не будет здесь до тех пор, пока вы не откажетесь от своих притязаний на Ллинвидд. — И, с непреклонностью глядя на старого графа, он закончил: — И, уж поверьте, в один прекрасный день вы это сделаете.
Повернувшись на каблуках, Воган быстрым шагом направился к двери, не обращая внимания на эскорт из двух лакеев, сопровождавших его к выходу.
Подгоняемый гневом, он быстрым шагом миновал холл, спустился по лестнице в сад, преследуемый по пятам графскими лакеями, добросовестно не отстававшими от него ни на шаг. Когда за его спиной с тяжелым лязгом захлопнулись железные витые ворота, приступ ярости отступил и былые сомнения вновь охватили его душу. Рис внимательно посмотрел на дом, который он только что оставил, темной громадой высившийся за воротами. Джулиана осталась там, и сейчас, верно, ее ожидает самая ужасная кара. Неужели лорд Нортклифф действительно приведет свои угрозы в исполнение и действительно накажет свою дочь?
Его собственный отец никогда не был способен на такое. Не потому даже, что у Вогана-старшего не было дочери — малютка-дочь скончалась вскоре после рождения, лишь на неделю пережив свою бедную мать. Потеряв любимую супругу, Воган один воспитывал сына и делал это, не прибегая к окрикам и наказаниям.
Рису вспомнились жестокость и грубость, с которой граф Нортклифф обошелся со своей дочерью, увидев, что та поступила вопреки его желаниям. Стало быть, если она все-таки явилась на то злополучное собрание по своей странной прихоти, то сейчас она страдает только по его, Риса, вине.
— Дьявол их всех забери! — вырвалось у Вогана. И вместо того, чтобы направиться прямиком к своему стряпчему и потребовать ускорения дела о судьбе Ллинвидда, Рис, повинуясь какой-то внутренней силе, начал осторожно продвигаться вдоль каменной ограды в поисках лазейки в сад.
Но не так-то просто было предпринять что-либо при сложившихся обстоятельствах. Не мог же он так запросто ворваться в кабинет графа и похитить Джулиану, если она вообще позволит ему это сделать. Но и допустить, чтобы она терпела несправедливое наказание, он также не мог. Может быть, попытаться чем-то отвлечь внимание Нортклиффа? Или подождать, пока все закончится, а затем утешить бедную Джулиану и облегчить ее страдания. А может, даже и попросить у нее прощения.
Но нет! До чего же он дошел — позволить себе просить у нее прощения, между тем как по-прежнему оставалось неизвестным, не собиралась ли она выдать его своему отцу.
Ему на миг вспомнилось, каким поистине страдальческим сделалось лицо Джулианы при известии о грядущем наказании. И потом, как же быть с ее поистине безупречным владением валлийским языком? Возможно ли, чтобы она действительно явилась на собрание только из-за своей страсти к валлийцам? Скорее всего она не лгала и искренне любила валлийскую поэзию, за что Морган и назвал ее «образованной дамой», помешанной на валлийских легендах и преданиях.
Невзирая на гнев, помрачивший его рассудок, Воган, однако, успел подметить, что манжеты на рукавах ее дорогого платья из голубого атласа были чуть заметно затерты, так же как и у него, от частого сидения над книгами. Он припомнил и то, что при первой их встрече Джулиана в самом деле поразила его своим умом и обширными познаниями. А люди умные — Рис в этом был уверен — вряд ли могут опуститься до соглядатайства.
Чувство вины перед Джулианой подгоняло его все дальше в поисках удобной лазейки в ограде. Наконец, к своей радости, он наткнулся на развесистое дерево, одна из веток которого на несколько футов простиралась над стеной сада. Теперь не составит никакого труда дотянуться до ветки, взобраться на ограду и, перебравшись на ту сторону…
Тихий шорох за стеной заставил Вогана замереть. Звук, привлекший его внимание, похоже, доносился из кроны того самого дерева, которое присмотрел для себя Рис. Охваченный любопытством, он приблизился на безопасное расстояние и стал ждать. Кто бы это мог быть: человек, карабкающийся по дереву, или же просто животное или птица?
Неожиданно откуда-то сверху до него донесся глухой возглас. Это мог быть только человек, и его можно было окликнуть. Рис пристально вгляделся в темную массу листвы и заметил мелькнувший в ней краешек голубого атласного платья. Воган улыбнулся: ему следовало догадаться, что леди Джулиана не из тех, кто позволит так запросто припереть себя к стенке. И в искусстве побега она, кажется, особо преуспела.
Тем временем над оградой показались пышные складки голубого атласа. Сперва из кроны дерева пенной волной взметнулся бело-голубой водопад юбок, затем перед глазами Риса мелькнули очертания стройной ножки в шелковом чулке, который спустя мгновение зацепился за жесткую кору дерева. Джулиана потянулась, чтобы высвободиться, но роскошные пламенно-рыжие волосы, которые накануне были так тщательно упрятаны под чепец, хлынули ей на глаза, скрыв лицо.
Рис осторожно приблизился к тому месту, где замешкалась Джулиана, и как раз вовремя: стараясь освободить зацепившийся чулок, она потеряла равновесие и рухнула вниз, успев, однако, в последнюю секунду ухватиться руками за ветку. С беспомощным стоном она повисла, не взглянув даже, далеко ли до земли. Подоспевший Воган ловко подхватил девушку на руки и дернул чулок, высвобождая его из неожиданной ловушки.
Отбросив волосы с лица, она наконец увидела, что произошло, и с удивлением уставилась на своего спасителя.
— Вы? Что вы здесь делаете?
— Дожидаюсь вас, — ответил он и обхватил Джулиану так, чтобы ей удобно лежалось у него на руках.
— Понятно! Наверное, затем, чтобы убедиться, что мне досталось как следует? А теперь поджидаете меня здесь, чтобы вернуть отцу?
Обиженный тон, каким она произнесла последние слова, и ее красноречивая попытка бежать окончательно убедили Вогана в невиновности Джулианы.
— Нет, как раз наоборот. Я собирался помочь вам.
— О, неужели? — с насмешливой горечью воскликнула она.
Рис почувствовал, что Джулиана старается высвободиться из его объятий, и потому осторожно поставил ее на землю. Она принялась отряхивать сухие листики и щепки с еще недавно элегантного платья, теперь же немилосердно разодранного в нескольких местах.
— Спасибо, я сама прекрасно могу позаботиться о себе.
— Что же вы сейчас собираетесь предпринять? Спрятаться?
— Разумеется, хотя это вряд ли вам может быть интересно. Я найду укромное местечко и отсижусь там некоторое время, пока мама не отговорит отца от его намерения. Или хотя бы попросит быть немного милосерднее ко мне.
— И ее уговоры помогают? — с удивлением спросил Рис.
— Иногда. — Джулиана смерила его неприязненным взглядом, отчего Воган опять почувствовал себя виноватым. — Мне не слишком нравится, когда меня наказывают. Поэтому пришлось найти способ выбраться оттуда.
— И вам это удалось — благодаря мне и моему вмешательству.
Рис осторожно извлек щепку из ее волос, потом, повинуясь непреодолимому желанию, осторожно коснулся шелковистых прядей. Но Джулиана решительно оттолкнула его руку.
— Да как вы смеете! После всего того, что вы наговорили обо мне отцу… Если бы не ваша бессовестная ложь, он бы ничего не узнал, а теперь вы делаете вид, будто все в порядке!
Слезы обиды блеснули в ее глазах. Они стали последней каплей, переполнившей чашу терзаний Риса Вогана.
— Все, что я сделал сегодня, — действительно подло, и я признаю это. Мне нечего сказать в свое оправдание.
— Наконец-то вы это признали… — Голос Джулианы дрогнул, и Рису захотелось обнять ее, утешить, но он сумел подавить в себе это желание. До тех пор, пока он не объяснит ей всего.
— Поймите же, ваш отец и его друзья — члены парламента — известные ненавистники и враги борцов за независимость Уэльса. И когда я узнал, что вы — его дочь…
— Как вы поверхностно судите о людях! О, теперь я прекрасно все понимаю… вы — предатель, сам дьявол во плоти!
Последние слова она произнесла по-валлийски, что удивило Риса даже больше, нежели сам факт того, что она назвала его дьяволом. Он в изумлении наблюдал за Джулианой, решительно направившейся к лесу, темневшему у самых границ имения. Очнувшись наконец от замешательства, Воган поспешил вслед.
— Вы были слепы настолько, что не смогли понять, что я сочувствую вашему делу и… вам лично, — не унималась она. — И вы поверили всему этому вздору обо мне! Я знаю, что отец бесчестно повел себя с вашим семейством, но вы должны понять, что я не имею к этому никакого отношения!
Джулиана устремилась в лесную чащу, не замечая, что высокие травы и кустарник нещадно цепляются и рвут ее платье.
— Естественно, раз я одна из ненавистных вам Сент-Албансов, значит, тоже по уши в грязи. Вы заранее решили, что я такая же, как мой отец. — Она резко остановилась и пристально посмотрела в глаза Вога-ну. — Ведь так, сознайтесь!
— Я ошибался, — пробормотал он, смущенный оттого, что ей удалось так точно угадать его недавние чувства.
— Поэтому вы прямиком явились к моему отцу, вместо того чтобы поговорить лично со мной. — Ее голос прервался от волнения. — Даже то, что вы воспевали красоту моих глаз и читали мне Хью Мориса, не остановило вас.
— Но послушайте…
— Вы еще говорили что-то о моем лице… — с жаром продолжала Джулиана. — Вы говорили мне… О, чего вы мне только не наговорили! А оказывается, вы мне бесстыдно лгали!
— Ничуть!
— Нет, лгали. Летиция мне все потом объяснила.
Презрение, сквозившее во взгляде Джулианы, положительно не нравилось Рису; он казался себе букашкой, которую она хочет во что бы то ни стало раздавить.
— Так что же она вам объяснила?
— То, что мужчина готов наговорить все, что угодно, лишь бы заморочить женщине голову, а потом и овладеть ею. — Рис заметил, что губы ее дрожат от обиды, и опять почувствовал себя последним мерзавцем. — А еще она сказала, что мужчины — искусные лжецы, когда им нужно добиться своего. Без сомнения, вы — такой, как все. Вы нарочно говорили мне все эти красивые слова, чтобы только добиться поцелуя, — поцелуя, который для вас не значил ровным счетом ничего.
Каждое произнесенное ею слово ранило его сильнее, чем самый острый клинок.
— Вы заблуждаетесь! Все, что я говорил вчера, — сущая правда! — Приблизившись к Джулиане, Воган осторожно дотронулся до ее руки, но девушка испуганно отшатнулась от него.
— Не смейте дотрагиваться до меня, не то я позову слуг!
— Чтобы они вас прямехонько доставили вашему отцу?
Увидев, как Джулиана побледнела, он подошел к ней и взял ее за руку.
— Пожалуйста, Джулиана, верьте мне. Мой сегодняшний визит — какое-то помрачение рассудка, и вы должны извинить меня. Вчера, после знакомства с вами, я вдруг понял, что вы — идеал женщины, который я искал все это время. Тем обиднее было мне узнать, что вы дочь моего заклятого врага. Я пришел в ярость на судьбу за то, что она вырвала вас из моих рук еще до того, как я успел вас как следует узнать. Вот почему я сегодня решил сражаться.
— Со мной, — тихо добавила Джулиана, не глядя на него.
— Нет, с судьбой, которая лишила меня вас. Но, к сожалению, в этом есть и ваша вина.
— Вы намеренно говорите загадками, чтобы сбить меня с толку?