Мартин Дебора. В плену сомнений

   — Пожалуй, мне лучше вернуться в столовую, — прервала ее размышления мать. — Твой отец станет беспокоиться, если узнает, что я нарушила твое уединение.
   Джулиана с трудом улыбнулась. «Беспокоиться»… Мать сумела найти слово помягче, имея в виду неизбежный приступ ярости у отца, узнай он, что она тайком проникла в комнату дочери. Пожалуй, снисходительное и чуточку презрительное отношение Джулианы к матери тоже было следствием ее «дурной крови». Не раз она осуждала материнскую кротость, с которой та покорялась приказам отца. И на собрании в книжной лавке Джулиана не могла не разделить в душе своей негодование Летиции, вступившейся за права женщин. Так же, как и Летиции, ей хотелось отстаивать свою правоту, а не, покорно склонив голову, сносить обиды, как то положено благородной даме.
   Мать потрепала Джулиану по щеке и извлекла из кармана пригоршню сушеных фруктов и кусочек хлеба.
   — Вот возьми, а не то умрешь от голода.
   Видя удивленный взгляд дочери, не ожидавшей от нее столь дерзкого поступка, мать лишь пожала плечами.
   — Мне не хотелось бы, чтобы ты исхудала еще до того, как успеешь выйти замуж. — После чего поднялась и исчезла за дверью.
   Едва дверь за ней затворилась, Джулиана с жадностью набросилась на хлеб с фруктами. К несчастью, завтрак ее был неожиданно прерван появлением Риса Вогана, а обеда и ужина она лишилась по своей собственной вине. Хлеб с фруктами лишь еще сильнее разжег ее аппетит. Еще долго после того, как последние крошки скудной трапезы были съедены, в воображении ей рисовался то аппетитный кусок утки, поджаренной до хрустящей корочки, то пирог с сочной свининой и луком, то нежнейший карфильский сыр…
   Внезапно ее внимание привлек негромкий стук. Джулиана вздрогнула и с тревогой поглядела на дверь. Однако стук повторился, и доносился он из-за окна. Приглядевшись, Джулиана заметила в окне чью-то руку, тихонько барабанившую по стеклу, и вскрикнула от ужаса, ибо в тусклом свете свечей увидела лицо того, кто появился по ту сторону окна: то был Рис Воган.
   Рис? Господи, да как это возможно…
   Джулиана приподнялась на кровати и ошеломленно уставилась на валлийца, который с трудом удерживался на узком карнизе на внешней стороне дома. Ее колебание длилось всего несколько мгновений, но повторившийся стук и молящие глаза Риса прибавили ей уверенности. Как он мог оказаться…
   Пожалуй, нетрудно было себе представить, как он мог оказаться за ее окном. Этот безумец вскарабкался по дереву и, продвигаясь по ветке, шагнул на карниз. Но выступ стены был так узок…
   Джулиана бросилась к окну, распахнула его и протянула руку гостю, все еще боясь, что тот сорвется и упадет вниз.
   — Вы с ума сошли! — прошептала она, помогая Вогану перебраться на подоконник. — Вы же могли упасть! Или, чего доброго, мои братья увидели бы вас… и убили!
   Рис отряхнул свой костюм и, разминая, несколько раз согнул руку, затекшую от неудобной позы, в которой ему пришлось некоторое время продержаться. Затем поднял на Джулиану свой взор, блеснувший лукавством.
   — Вы действительно боялись за меня?
   Неровный свет, падавший от свечей и горевшего камина, отбрасывал зыбкие блики на казавшееся удивительно привлекательным лицо Риса с резкими чертами, отсвечивал на его длинных смоляных волосах, перехваченных сзади шнурком. Воган направился к двери и быстрым движением повернул ключ в замке.
   Только тогда Джулиана осознала, что она натворила — впустила к себе мужчину да еще и позволила ему запереть дверь! Краска стыда залила ее лицо. Его нужно остановить во что бы то ни стало!
   — Уходите сейчас же, — не слишком решительно произнесла Джулиана и тут же мысленно обругала себя за слабодушие. Вот опять она стала жертвой своей «дурной крови», сломившей ее слабое сопротивление и заставившей подпасть под очарование Риса Вогана.
   Рис шагнул к Джулиане и горестным тоном вымолвил:
   — Я знаю, я говорил себе то же самое. Я говорил себе, что мне следует держаться подальше от вас и вашей семьи.
   — Да… верно.
   Внезапно в его голосе зазвучала решимость:
   — Но я не в силах сделать это! Мне нужно было увидеть вас, удостовериться, что вы не страдаете из-за столь несправедливого наказания. Вот почему я перебрался через ограду, дождался, пока все соберутся в гостиной: отец и братья за рюмочкой ликера, мать за шитьем. — Его взгляд пронзал Джулиану насквозь. — По правде, я рассчитывал, что и вы будете там, так что я смогу хоть издали вас увидеть. Но, поскольку мне это не удалось, пришлось изыскать другой способ повидаться с вами.
   Воган снял свой камлоз и бросил его на стул. Казалось, он собирался задержаться здесь надолго. Готовая протестовать, Джулиана вдруг сдалась.
   — Мне велено не выходить отсюда целых две недели. Ко мне никто не приходит, кроме Летиции, которая носит мне еду. — При упоминании о еде ее желудок предательски свело от голода. — Кроме ужина, который мне не полагается.
   Тревога мелькнула в глазах Вогана.
   — И это все из-за меня?
   Джулиана прикусила губу, не решаясь ответить. Но, растрогавшись очевидным раскаянием, прозвучавшим в голосе Риса, согласно кивнула.
   — Он вас бил? Вам было больно?
   — О нет, отец передумал, как я и предполагала, — улыбнулась она. — Маме удалось немного успокоить его, и он, слава Богу, теперь не так зол.
   — Да, именно слава Богу. — И, пристально посмотрев на Джулиану, спросил: — Должно быть, она имеет большое влияние на вашего отца?
   — Не всегда. Но знаете, сидеть взаперти совсем не лучше, чем быть выпоротой. Думаю, отцу это прекрасно известно.
   Рис помрачнел.
   — Простите, что вам приходится так страдать из-за меня.
   — Что толку теперь сожалеть об этом? — пожала плечами Джулиана. — Придется только набраться терпения. Две недели — не такой уж долгий срок.
   — Возможно, вы и правы. Но, по крайней мере, я мог бы хоть как-то скрасить ваше заточение.
   — И как же это? — насторожилась она.
   Почувствовав тревогу в голосе Джулианы, Воган полез в карман камзола и достал оттуда нечто завернутое в бумагу.
   — Это мой вам подарок. Мне показалось, что он сможет… все прояснить между нами и отвлечь вас немного от скверных мыслей.
   Джулиана удивленно поглядела на Риса. Как, он принес ей подарок? Возможно ли это?
   Однако Воган решил, что его искренний жест только раздосадовал Джулиану Он протянул ей сверток и смущенно пробормотал:
   — Наверно, мне стоило взамен принести кусок хлеба или что-нибудь еще, но я ведь не знал, что они лишили вас еды! В конце концов, ни один подарок не стоит тех неприятностей, которые я вам доставил.
   — Да нет же… просто… я хотела сказать, что я очень рада. — Дрожащими руками она приняла протянутый ей сверток. — Вы так добры ко мне.
   — Вот уж не сказал бы, — хмуро пробурчал он.
   Но Джулиана не обратила никакого внимания на его язвительное замечание, поспешно распутывая тугой узел. Ей не терпелось посмотреть, что там внутри.
   Наконец жгут был развязан, и из обертки появилась книга в новеньком переплете.
   Сгорая от любопытства, Джулиана открыла первую страницу и прочла название, написанное по-валлийски: «Шедевры валлийской поэзии». Затаив дыхание, она впилась глазами в страницу с оглавлением, отыскивая что-то.
   — Здесь нет Хью Мориса, — прошептал Рис, — но зато есть стихи Тальзина и Дэфидда ап Гуилема…
   — Господи, как это прекрасно! — радостно воскликнула она. — Это самый замечательный подарок в моей жизни!
   Он с облегчением вздохнул.
   — Так, значит, вам нравится?
   — Конечно! — Джулиана любовно погладила затянутый в кожу переплет. — У меня есть уже книги по истории Уэльса, но поэзии почти нет. Всего несколько стихотворений в переводах, которые мне удалось отыскать у моих слуг или их друзей. А целого сборника у меня еще никогда не было!
   Воган улыбнулся.
   — А таких сборников на самом-то деле не слишком уж и много. Этот был отпечатан для меня в Лондоне, у Харриса, моего знакомого издателя.
   Джулиана раскрыла книгу и принялась осторожно листать ее, стараясь не мять страницы и слишком не перегибать переплет.
   — И как вам удалось раздобыть эту книжку так быстро?
   — Это мой собственный экземпляр.
   Джулиана замерла. Она вернулась к началу книги и на титульном листе обнаружила тщательно прописанное чернилами имя Риса Вогана.
   — У меня имеется небольшая библиотечка валлийских книг, которые я повсюду вожу с собой. Эта — одна из них.
   Джулиана подумала и решительно протянула ему подаренный сборник.
   — К сожалению, я не могу принять единственный экземпляр, который принадлежит вам…
   Он осторожно взял ее руки в свои, препятствуя намерению возвратить подарок, и прошептал:
   — Но я так хочу! Я знаю, что вы, как никто другой, оцените ее по достоинству. — Он нежно погладил пальцы Джулианы, наслаждаясь их шелковистой кожей.
   От волнения у Джулианы перехватило дыхание.
   — Как мне вас благодарить, мистер Воган?
   Он сжал ее руки и ответил:
   — Для начала называй меня просто по имени — Рис.
   — Рис… — прошептала она. И, глядя в его небесно-голубые глаза, тихо добавила: — Твои подарки всегда будут восхитительны, Рис.
   Словно клятва прозвучали ее слова для зачарованного Вогана. И сама Джулиана, поддавшись волшебству этого мига, не могла уже ни противиться его нежному пожатию, ни убрать рук, ни отвести взора. Целое мгновение, показавшееся обоим вечностью, они глядели друг другу в глаза, словно скованные какой-то таинственной цепью.
   Потом Рис осторожно взял у нее из рук книгу, положил на ночной столик и, прежде чем Джулиана успела подумать о сопротивлении, привлек ее к себе. Она слышала, каким прерывистым стало его дыхание, видела, как напряженно пульсировала жилка на его шее.
   — То, что ты сейчас сказала, для меня великая честь, — прошептал он.
   Но Джулиана ничего не ответила, боясь, что очарование этих мгновений может быть разрушено. Она чувствовала, что он хочет поцеловать ее, и сама мечтала о том же. Страстно, как еще никогда до сих пор.
   Повинуясь этому безмолвному призыву, Рис склонился к ее лицу; его первый поцелуй был легок, словно дыхание, чуть коснувшееся ее губ. Но едва робкие руки Джулианы обвились вокруг его талии, он, глубоко вздохнув, подарил ей долгий, нежный поцелуй.
   Жар его губ внезапно пробудил Джулиану. Чувствуя легкое головокружение, она с опьянением смаковала мягкость его губ, вдыхала пряный запах его тела, словно погружаясь в морские волны, обдававшие ее целым водопадом ярких бликов.
   — Джулиана, — восхищенно прошептал он, — милая, милая Джулиана…
   — Рис… — слетело с ее губ, и она в блаженстве закрыла глаза.
   Его поцелуи стали жарче, нетерпеливее; Джулиана чувствовала, как его язык пытается проникнуть сквозь ее неумело сомкнутые губы. Дрожь пробежала по ее телу, находившемуся в плену еще неведомых ей дотоле ощущений.
   — Откройся мне, любовь моя.
   О Боже, еще никто не называл ее так!
   Джулиана разомкнула было губы, чтобы ответить ему, но внезапно ощутила, как, прорвав сопротивление, его язык проник ей глубоко в рот и принялся осторожно исследовать его самые чувствительные уголки, даря ей никогда не испытанное наслаждение. Его прикосновения воспламенили ее, и она без сопротивления отдалась ласкам Риса.
   Тогда он удвоил напор, глубоко проникая в ее рот, играя с языком сперва шаловливо, а затем настойчиво, словно требуя чего-то еще. Джулиана не знала, что и подумать. Желание познать большее удовольствие заставило ее крепче обнять его, но едва она теснее прильнула к Рису, как с его губ сорвался стон.
   Джулиана в ужасе отпрянула. Боже, неужели она сделала ему больно? Но он лишь бешено взглянул на нее и жадно привлек к себе, подарив еще один поцелуй, столь глубокий и жаркий, что она едва не задохнулась. Не дав ей очнуться от этого неожиданного натиска, Рис принялся страстно покрывать поцелуями ее лицо, волосы, шею. Каждое прикосновение его горячих губ отзывалось смутным, томительным желанием внутри ее, пока внезапно обжигающая и мощная волна не захлестнула Джулиану, словно расплавленный свинец. Она запустила пальцы в его волосы и, освободив их от шнурка, принялась нежно гладить.
   Неожиданно за дверью раздались шаги. Джулиана выпорхнула из рук Вогана, словно птичка, заставив его шепотом выругаться сквозь зубы. Едва слышные шаги помедлили перед дверью Джулианы и после невыносимо долгого мгновения двинулись дальше по коридору. Затем стукнула дверь, и Воган с облегчением вздохнул.
   — Кто это был?
   — Наверное, мама пошла к себе в спальню, — прошептала Джулиана, глядя на него. — Скоро явится Ле-тиция, чтобы помочь мне раздеться перед сном. Тебе нельзя оставаться здесь до ее прихода.
   Грустная улыбка тронула его красиво очерченные губы.
   — Пожалуй, ты права. Хотя я не отказался бы быть на месте Летиции. — Он с нескрываемым желанием посмотрел на нее.
   Джулиана покраснела.
   — Не говори так.
   — Ты права. К чему тратить время на разговоры?
   Он снова настойчиво притянул ее к себе, но она вновь выскользнула из его рук.
   — Я не шучу, Рис. Ты должен уйти. Если ты не боишься, что сюда явится Летиция, подумай о том, что отец скоро отправится спать вслед за мамой. Хотя я не думаю, что он зайдет проведать меня, однако же кто знает?..
   Рис с видимым разочарованием перебирал густые пряди ее волос.
   — Ты права. Если твой отец обнаружит меня здесь, гнев его будет ужасен. — Вздохнув, он направился к стулу, где лежал его камзол.
   — Поверь, отец не такой уж плохой, как кажется… — грустно сказала Джулиана.
   Резко обернувшись, Рис жестко оборвал ее:
   — Не нужно говорить мне о достоинствах твоего отца, Джулиана. Мне прекрасно известно, что это за человек. — И, не в силах совладать с гневом, он начал одеваться.
   — Но мое наказание сейчас не такое уж тяжелое…
   — Не нужно об этом говорить. Нам никогда не понять друг друга. Или ты будешь отрицать, что твой отец украл у меня Ллинвидд?
   — Это неправда!
   В мерцающем отблеске свечей Джулиана заметила, что его лицо стало жестким и решительным.
   — Что неправда? Что твой отец украл мои земли?
   — Нет, неправда то, что мы никогда не сможем понять друг друга. — И, видя, что Рис ждет объяснений, добавила: — Мне не известно, смошенничал отец или нет, но одно я знаю наверняка — ему не следовало соглашаться на такую ставку. Как бы мне хотелось все сейчас изменить!
   Лицо Вогана смягчилось.
   — Тебе не нужно ничего менять. Ты ведь говорила, что ни в чем не виновата.
   Его великодушное стремление приуменьшить вину Джулианы лишь укрепило в ее сердце уверенность, что и на ней также лежит ответственность за содеянное отцом. Ведь если бы отцу не пришло в голову составить своей дочери приличное приданое, Рис бы сидел сейчас в своей собственной гостиной в Ллинвидде.
   Но как отреагирует он, если узнает, что его родовое гнездо стало теперь ее, Джулианы, собственностью? Он просто с ума сойдет от ярости и обвинит во всем одну Джулиану, как то было нынче утром. На сей раз она уже не сможет вынести столь тяжких обвинений. Да и к тому же, как бы она сумела воспрепятствовать этой нечестной сделке?
   — Мне, пожалуй, лучше уйти, — сказал Воган, одевшись. — Я сделал все, что хотел. — Его глаза скользнули по ее лицу, губам, которые он еще недавно так страстно целовал. — Даже больше, чем надеялся.
   — Я больше не увижу тебя? — невольно вырвалось у Джулианы. Господи, до чего же неосмотрительно с ее стороны! В кругу Сент-Албансов почиталось слишком невежливым приглашать гостей так, как она это только что сделала. Но брать свои слова обратно было просто неловко.
   — Ты хочешь сказать, я могу прийти сюда? В твою комнату? — В его голосе прозвучало недоверие.
   — Если, конечно, ты хочешь… — пролепетала Джулиана.
   — Конечно, хочу! — Он нежно коснулся ее подбородка рукой и заглянул в глаза, и Джулиана увидела, что взгляд Риса исполнен желания. — Я вернусь тогда, когда ты захочешь. На будущей неделе дела зовут меня в Лондон, но до тех пор я могу приходить к тебе каждую ночь, если ты захочешь.
   — Очень хочу! Только, пожалуйста, дождись, пока все вечером разойдутся по своим комнатам и Летиция покончит с моим туалетом. Тогда мы сможем быть спокойны, что никто нас не обнаружит.
   Он нежно погладил ее по щеке и задумчиво произнес:
   — Ты и сама не понимаешь, о чем меня просишь.
   — Может, и так. Но все равно возвращайся. — Джулиана нашла губами его руку и поцеловала в ладонь.
   — Черт меня возьми, должно быть, я сошел с ума, но я готов пройти ради тебя сквозь огонь и воду!
   — Мне вовсе не хочется обрекать тебя на огонь и воду, но если наши встречи — это безумство, то я его обожаю.
   В порыве нежности Рис привлек ее к себе, и они слились в долгом, страстном поцелуе, полностью подчинившем Джулиану его воле. Язык теперь проникал так глубоко, как не проникал раньше, а руки ласкали ее тело и искали откровений, доныне казавшихся Джулиане недозволенными.
   Наконец Рис оторвался от нее и с неохотой направился к окну. Он молча влез на подоконник и перебросил ноги наружу, но в последний момент не выдержал и пристально взглянул в глаза Джулиане.
   — Ты еще не передумала? — спросил он, видя ее смущение.
   Но Джулиана выдержала его взгляд. Да, у нее еще было время передумать, извиниться и отменить свое приглашение. Но разве можно отказаться от наслаждения видеть его вновь, увлеченно беседовать с ним о валлийской поэзии, о его единомышленниках, о… да еще много о чем! Может быть, в конце концов он поймет, почему ее семья стала такой чужой для нее. Он объяснит ей, что значит жить с «дурной кровью». И он не станет, как другие, смеяться над ее восторженной пылкостью и укорять в недостатке сдержанности.
   — Нет, не передумала, — с твердостью прошептала она, подходя к окну.
   Напоследок, совсем уже выбравшись наружу, Воган произнес:
   — Ну, так я приду завтра. — И, легко ступив на карниз, прыгнул и уцепился за ветку.
   Затаив дыхание, Джулиана наблюдала, как он, ловко перебирая руками, добрался до безопасного места и после секундного балансирования быстро спрыгнул на землю. Там внизу он на прощание поглядел в ее сторону, и она увидела, как с его губ неслышно слетело слово: «Завтра!»
   — Завтра! — прошептала ему вослед Джулиана и еще долго оставалась у окна, пока Рис не исчез во мраке ночи.
   Господи, только бы поскорее настало завтра!

4

   Прошло около недели. Однажды вечером Рис, как всегда, появился у ограды имения Сент-Албансов, уцепился за ветку дерева, перекинувшуюся над оградой сада, и, подтянувшись, взобрался на верхушку стены. Минуту помедлил, а затем легко спрыгнул на землю.
   «Джулиана не ждет меня в столь ранний час», — подумал он, пробираясь в темноте через господский сад. Обычно Рис наведывался к ней поздно ночью, когда все домочадцы были уже в своих постелях, да и саму Джулиану он частенько находил заснувшей, не выдержавшей томительного ожидания.
   И каждую ночь все было так же, как накануне: он, превозмогая желание, старался быть сдержанным, она же, казалось, даже не догадывалась, какие чувства бушуют в нем. Каждую ночь они подолгу беседовали о поэзии Хью Мориса и Дэфидда ап Гуилема, о тайном обществе валлийцев-националистов и даже о войне в Американских Штатах. К его удивлению, Джулиана выказывала ненасытную жажду знаний, и его визиты к ней, сопряженные с большой опасностью для обоих, были для нее прекрасной возможностью расспрашивать обо всем, что приходило ей в голову.
   Но если бы они только беседовали! Тогда Воган не чувствовал бы себя столь напряженным и не боялся зайти слишком далеко. Каждая ночь… была полна исступленных ласк, и утро заставало их в объятиях друг друга, слившихся в долгом, жарком поцелуе.
   И с каждой ночью желание становилось все невыносимее: третьего дня он позволил себе осторожно расстегнуть ворот ее ночной сорочки из тонкого муслина, мягко подчеркивавшего округлости ее фигуры и не скрывавшего самые потайные уголки ее тела. Тогда его руке удалось незаметно проникнуть под тонкий покров ткани и ласкать до изнеможения теплые, мягкие холмики ее грудей.
   Да, так было всего пару дней назад. Одно только воспоминание о той ночи приводило Риса в сильнейшее возбуждение. Сперва осознание происшедшего потрясло Джулиану, но, преодолев испуг, она позволила Рису ласкать и пощипывать ее нежные соски до тех пор, пока они не набухли от возбуждения. Она даже позволила ему поцеловать их и пощекотать языком, утолив вожделение, копившееся в нем со дня их первой встречи. Словно мягкий, спелый, сочный плод была ее кожа, и Рис хотел прикасаться, ласкать ее целую вечность.
   Но прошлой ночью…
   Черт побери, прошлой ночью он зашел слишком далеко. После небольшого разногласия, вызванного спором, равно ли по силе поэтическое вдохновение у Хью Мориса и Горони Оуэна, он неожиданно усадил Джулиану к себе на колени и заставил замолчать великолепным поцелуем, повлекшим за собой еще множество безрассудств. Их ласки стали нетерпеливее и горячее Спустя некоторое время его рука скользнула под ночную сорочку, затем, достигнув впадинки между ног Джулианы, принялась нежно гладить то, что обещало стать для нее источником будущих сильнейших наслаждений.
   Как и прежде, Джулиана поначалу с негодованием оттолкнула его руку, но затем, вспыхнув от смущения, позволила ему сгладить новизну открытия шквалом неистовых поцелуев. И когда его рука, вновь проделав только что проложенный путь, нащупала маленький, увлажнившийся от ожидания бугорок, Рис услышал блаженный стон, сорвавшийся с ее губ.
   Так протекла целая неделя наслаждений.
   И целая неделя мук.
   Воган только бессильно скрипел зубами, с трудом справляясь с возбуждением, доставлявшим ему теперь нестерпимую физическую боль. Сегодня он должен был во что бы то ни стало положить конец этим мучениям. Желать ее тело днем и ночью стало поистине невыносимым страданием для него.
   После каждой ночи, полной ласк и прикосновений, лишь возбуждающих, но не утоляющих, Рис просыпался от мучительной боли, жаждущий облегчения. У него больше не было сил выносить эту муку. Он страстно желал засыпать и поутру просыпаться в объятиях любимой. И еще он желал уберечь Джулиану от ее бесчестного отца.
   Сегодняшний вечер должен все решить. Этой ночью он не зайдет слишком далеко в своих ласках. Если Джулиана отвергнет предложение, которое он намеревался ей сделать, он не останется с ней больше ни на минуту и положит конец этой изощренной муке. Если же она согласится, то всего лишь несколько дней томительного ожидания — и она будет полностью принадлежать ему.
   Он спрятался за деревом, росшим под самым окном Джулианы, и принялся ждать. Осторожно выглянув из своего укрытия, Воган с радостью обнаружил, что семейство Сент-Албансов заканчивает десерт. Еще несколько минут, решил он, оценив обстановку за столом, и можно будет наконец пробраться в комнату Джулианы.
   Внезапно Рис вздрогнул: за столом сидела Джулиана. Как могло случиться, что она покинула свою комнату? А может, никто и не собирался запирать ее на две недели, и она просто все это выдумала?
   При этой мысли гнев овладел им. Неужели она лгала ему? И не было вообще никакого наказания? В конце концов, он исправно являлся к ней в указанное ею самою время и потому не мог узнать о том, действительно ли Джулиану не выпускают из комнаты. Все, что ему оставалось, — это только верить ее словам. Значит, могло и не быть никаких суровых мер. Значит, в тот злополучный день ее просто могли лишить ужина, вот и все.
   Воган терялся в догадках, бессильно вцепившись пальцами в жесткую кору дерева; былые подозрения с новой силой вспыхнули в его мозгу и опять не давали покоя. Ему вновь казалось, что Джулиана намеренно проникла на собрание «Сынов Уэльса», воспользовавшись для этой цели платьем простолюдинки. Как бы то ни было, она — дочь своего отца, а отец ее — бесчестный человек, обманом завладевший чужим состоянием. К тому же Джулиана англичанка — и в этом также ее вина, как бы она ни клялась в любви к валлийской поэзии. Да и вообще, что привлекло ее, дочь английского графа, к такому простому валлийцу, как он?
   Тут Воган заметил, что граф, должно быть, сказал нечто такое, что заставило Джулиану встать и покинуть Я свое место за столом. Кивнув на прощание родным, она Я удалилась к себе наверх. Несколько минут спустя в ее окне по обыкновению зажглась лампа — знак того, что Джулиана ждет его.
   У Риса отлегло от сердца. Возможно, он все-таки заблуждался насчет ее неискренности. Возможно, ей всего лишь дозволено участвовать в семейной трапезе, чтобы затем вновь возвратиться в свою темницу.
   Он сознавал, что безудержная страсть к Джулиане заставляет его отыскивать все новые и новые оправдания ее поведению, и увидеть истинную ее сущность было бы, для него настоящим страданием. Проклиная про себя медлительность ненавистного семейства, Воган с нетерпением дожидался, когда наконец сможет вскарабкаться наверх, в комнату к любимой.
   Да, страсть к Джулиане была сильнее в нем, чем голос рассудка. И потому он не хотел предпринимать ничего, что бы могло охладить в нем это влечение. К тому же, видимо, и сама Джулиана была готова отдаться ему. Единственным его желанием было обладать ею, а все остальное пусть летит к черту. Если бы она была хоть немного опытней, Рису было бы гораздо легче осуществи задуманное, и он с наслаждением сделал бы своим соблазнительное тело с мягкой, белоснежной кожей.