Мартин Кэт. Ожерелье для возлюбленной

   Они занимались любовью неспешно, наслаждаясь процессом и не торопясь получить результат. Когда оба пресытились, он привлек ее к себе и уснул.
   Дэни наблюдала, как поднимается и опускается его грудь в такт дыханию Он ее муж, и теперь ее тело принадлежит ему. Когда-то она любила его, и эта любовь едва не стоила ей жизни.
   Минуты шли, превращаясь в часы, сон не шел, и Дэни лежала, глядя в потолок. Решение пришло само собой – она не позволит себе снова полюбить его, какое бы удовольствие ни сулила ей их близость.

Глава 17

   Наступил последний вечер путешествия. Завтра они прибудут в Англию, войдут в устье Темзы, то есть в лондонские доки, и покинут корабль. И дальше «Нимбл» останется лишь в воспоминаниях.
   Пассажиры собирали вещи, готовясь сойти на берег, а капитан планировал прощальный ужин. Рейф наблюдал, как Даниэла заканчивает одеваться. Она выбрала для торжественного случая темно-зеленое бархатное платье, декорированное небольшими жемчужинами, подчеркивавшими глубокое декольте. Она обожала это платье, оно подходило к ее зеленым глазам и оттеняло блеск золотисто-рыжих волос.
   Сначала она хотела выбрать что-нибудь другое, зная по опыту, что, надень она это платье, и ей не миновать восхищенных взглядов мужчин. Карлтон Бейкер будет на ужине, и она не хотела, чтобы он пожирал ее глазами. И все-таки она не устояла перед желанием облачиться в этот наряд.
   Стоя в нескольких шагах поодаль, Рейф любовался ее стройной фигурой и, чувствуя прилив желания в своих чреслах, заставил себя проигнорировать этот факт. С той ночи, когда она отдалась ему, их отношения изменились. И в то же время оба пытались сдержать свои чувства.
   Хотя Дэни отдала ему тело, она по-прежнему не доверяла ему и осторожно оберегала свое сердце. И все равно Рейф был благодарен ей. За годы, проведенные врозь, он сам выстроил эту стену недоверия и отчуждения. Но он не мог забыть ту боль, которую способно принести сильное чувство, знал разрушительную силу любви. И не хотел снова испытывать подобную муку.
   Лучше не отдаваться чувству целиком, держа эмоции в узде. И надо сказать, ему удавалось следовать этому принципу большую часть времени за исключением постели.
   Когда они занимались любовью, желание сжигало его, как лихорадка, совсем так, как и пять лет назад, сводя с ума от вожделения и разрушая все защитные барьеры. Но при свете дня он неусыпно следил за проявлением своих чувств. Заметив, что то же самое делает Даниэла, он пришел к выводу – это лучше и безопаснее для них обоих.
   Рейф посмотрел на часы над камином. Он был одет к вечеру. Темно-серый сюртук поверх жилета из парчи цвета красного вина, белый шейный платок небрежно завязан на шее. Даниэла тоже была готова. Сидя перед трюмо из тикового дерева, она вдевала в уши маленькие жемчужные сережки. И он подумал, как бы подошло к ним жемчужное ожерелье.
   Подойдя к ней сзади, он положил руки на ее плечи.
   – Ты не надевала ожерелье, которое я подарил тебе, с того дня как мы покинули Филадельфию. Ты убрала его подальше на время путешествия?
   Глядя в зеркало, он заметил, как дрогнула ее рука. Кровь отлила от ее лица, которое внезапно покрылось смертельной бледностью. Он забеспокоился.
   – Если ты отдала его на хранение капитану, я схожу за ожерельем.
   Он заметил беспокойные искорки в ее зеленых глазах и что-то еще, чему не мог подобрать определения. Она повернулась к нему и медленно поднялась со стула. Ее подбородок поднялся вверх.
   – Ожерелье не у капитана Бернза. Оно вообще не на корабле.
   Он старался вникнуть в смысл ее слов.
   – Не понимаю, что ты хочешь сказать?
   – Прости, Рейфел. Но ожерелье украли в тот день, когда мы поднялись на корабль. Это случилось сразу после свадьбы. Но я обнаружила, что оно пропало, когда мы были уже в море.
   – Почему ты не сказала мне?
   – Я хотела… – На мгновение она отвернулась. – Я боялась, что ты рассердишься. – Она почему-то отказывалась смотреть ему в лицо, и это насторожило его. Он только-только начал доверять ей. И вот…
   – Ты не знаешь, кто мог украсть ожерелье? – спросил он, стараясь говорить как можно спокойнее.
   – Ума не приложу. Скорее всего это один из слуг в доме на Арч-стрит. Прости, Рейф, мне очень жаль. Такая красивая вещь… Этот подарок так много значил для меня.
   Но видимо, не настолько, чтобы она рассказала ему о краже. Но ему тут же пришло в голову, что они были в разрыве долгие годы, и она только-только начала узнавать его. Вполне возможно, она опасалась его реакции.
   – Так как мы уже почти дома, я пошлю письмо в Америку с просьбой провести расследование. Может быть, ожерелье найдут и вернут нам.
   Она сложила руки на коленях.
   – Да… возможно. Ожерелье было чрезвычайно красивое.
   Невероятно, но факт. Он не мог не думать о легенде, которая была связана с этим украшением. Если легенда правдива, то какие последствия обрушатся на человека, который посмел украсть его?
   Он видел, что его жена очень нервничает, но говорил себе, что не стоит обращать на это внимания.
   – Однако сегодня мы ничего не можем сделать. И не позволим этому происшествию испортить наш последний вечер.
   Дэни ничего не ответила, но ему показалось, что ее очень удивили его слова. Неужели она и вправду боялась, что он будет корить ее за потерю?
   – Ты думала, я рассержусь?
   – Я… Да… Я представляла, ты будешь вне себя… Легкая улыбка коснулась его губ.
   – Я теперь теряю самообладание. И имею основания думать, что это не случится и в дальнейшем, если, конечно, не придется столкнуться снова с Карлтоном Бейкером.
   Их взгляды встретились. Он знал, что она думает о драке с американцем, по поводу которой он не испытывал никаких сожалений.
   Даниэла отошла от бюро. Рейф предложил ей руку. И, глядя на жену, Рейф подумал, что в зеленом бархатном платье она хороша, как никогда.
   Но он не мог забыть об исчезновении жемчуга, о странном поведении Даниэлы и о том недоверии, которое преследовало их обоих.
 
   Грегори Латимер, капитан «Орфея», корабля, бороздившего воды Атлантики на пути из Балтимора в Англию, стоял перед маленьким камином в своей каюте. На его ладони лежало жемчужное ожерелье. Ничего более прекрасного он не видел за всю свою жизнь. Он поднес ожерелье поближе к камину, благородное матовое мерцание жемчуга в сочетании с ярким блеском бриллиантов завораживало.
   Грег принял ожерелье от незнакомца в качестве залога за проезд до Англии. Когда они прибудут на место, его можно будет обменять на деньги, причем получить в два раза больше, чем обычная плата за билет. Сделка была настолько выгодная, что он не смог отказаться.
   Грег рассматривал жемчужины, любовался их правильной округлостью, редкостным кремовым оттенком и поражался, ощущая таинственную притягательность, исходившую от ожерелья. Он хотел обладать этой вещью, как ничем и никогда в жизни. Он не допустит, чтобы оно было продано. Этому ожерелью нет цены, и даже если бы он предложил огромные деньги, он не верил, что его владелец расстанется с ним.
   Но откуда оно у этого парня? Должно быть, он украл его, тогда выходит, что он, Грег, свободен от обязательств в отношении его владельца? Мысль была настолько привлекательная, что он не мог поверить, как это пришло ему в голову.
   Черт побери! Это ожерелье искушало его, завораживало, будоражило самые темные уголки души.
   Грег усмехнулся и покачал головой. Ну нет! Он, может, и не святой, но уж точно не вор и не убийца. Он положил ожерелье в алый атласный футляр и убрал его в капитанский сейф. Оно принадлежит мужчине, который назвался Робертом Маккабе, хотя Грег сомневался, что это его настоящее имя.
   Возможно, Маккабе будет не в состоянии выкупить жемчуг, что он обязан сделать в течение трех дней после прибытия корабля. В таком случае ожерелье перейдет к Грегу, и он станет владельцем изумительной вещицы из жемчуга и бриллиантов.
   Он оглядел внутреннее убранство каюты. Вряд ли такое случится. Нет на свете ростовщика, который бы отказал в залоге за столь эксклюзивную вещь. Он должен будет удовлетвориться большими деньгами, которые получит от Маккабе как плату за его путешествие.
   Грег захлопнул дверцу сейфа и запер на ключ. И постарался не обращать внимания на то странное чувство потери, которое возникло у него, стоило ожерелью исчезнуть из вида.
 
   Дэни вернулась в Лондон два дня назад, достаточно давно, чтобы с помощью Каро распаковать вещи в своих покоях, примыкающих к комнатам герцога.
   Всего два дня, и ее устоявшийся мир уже начал рушиться.
   Сначала появилась мать Рейфа. Мрачное выражение лица вдовствующей герцогини не предвещало ничего хорошего. Выйдя из своих апартаментов, расположенных в восточном крыле Шеффилд-Хауса, она нашла сына и невестку в библиотеке, переоборудованной под кабинет Рейфа, и остановилась прямо перед ним.
   – Не могу поверить! – воскликнула вдовствующая герцогиня. – Как ты мог не сообщить мне! – Она погрозила Рейфу указательным пальцем, но он оставался невозмутимым, лишь чуть-чуть передернул плечами. – Ты мог бы сказать хоть что-то, перед тем как умчаться в Америку! Но ты даже не удосужился оставить короткой записки! Если бы не твои друзья, лорд и леди Белфорд, я могла бы ничего не понять, когда ты вернулся с женщиной, которую сам оставил пять лет назад.
   Рейф покраснел. Он отвесил матери экстравагантный поклон.
   – Извини, мама. Все произошло так быстро, что я потерял голову. Я благодарен Грейс и Итану, что они навестили тебя.
   – Я тоже. Ты не представляешь, как я волновалась. Итан рассказал о Джонасе Макфи и о его открытии. Что же на самом деле случилось в ту ночь с Оливером Рэндаллом?
   Рейф стиснул зубы.
   – Рэндалл все это подстроил.
   – Я понимаю, спасибо Корду и Виктории.
   – Значит, теперь тебе известно, что произошло в ту ночь. Даниэла не виновата ни в чем.
   Вдовствующая герцогиня сморщила нос:
   – Я едва ли знаю все. И жду полного отчета о том, что случилось, когда ты прибыл в Филадельфию. Учитывая то, что Даниэла собиралась замуж за другого мужчину, история будет весьма занимательная.
   Рейф почувствовал себя неуютно, но смолчал, а Дэни подумала, что он скорее всего расскажет матери очень мало из того, что обнаружилось.
   – В любом случае, – сказала вдовствующая герцогиня, – я полагаю, правда о непричастности Даниэлы – это самое главное.
   Рейф обнял Дэни за талию, словно хотел защитить ее.
   – И ты абсолютно права. И еще более важно, что я вернулся с женой. Скоро наша детская наполнится звонкими голосами, к твоему величайшему удовольствию.
   Вдовствующая герцогиня улыбнулась, но неожиданные слова Рейфа ударили Дэни как пощечина. В течение нескольких недель она отказывалась думать о лжи, которую допустила по оплошности. О секрете, который следовало открыть, но она не сделала этого. В то время ей казалось, что это справедливая расплата за ту боль, которую причинил ей Рейф.
   Пять лет назад этот мужчина выбросил ее из своей жизни, словно ненужный хлам. Он заставил ее жить в изгнании с разбитым сердцем, и потребовались годы, чтобы исправить ошибку и больше не возвращаться к этому. Когда он заставил ее согласиться на брак, которого она не хотела, она подумала, пусть он получит то, что заслужил. Не больше.
   Но стоило ей вернуться в Англию, как вина стала терзать ее с новой силой. Рейфел – герцог, и обязанность жены – подарить ему наследника. Но это не может случиться. О Господи, она боялась даже думать о том, что будет, когда он узнает ее тайну.
   Падение с лошади в Уиком-Парке лишило ее возможности иметь ребенка. Рано или поздно ее бесплодие выйдет наружу. Она надеялась, что Рейф просто поверит, что у них что-то не так, и смирится с этим фактом.
   Ее сердце мучительно сжалось, когда герцогиня, закончив свою тираду, подошла к сыну.
   – Ты, безусловно, прав, – сказала она. – Ты женился, и лишь это важно. – Изобразив благожелательную улыбку, она обратилась к Дэни: – Добро пожаловать в нашу семью, моя дорогая. После всей этой истории я никак не надеялась на такой исход. Но я очень рада, что прошлое кануло в Лету, и мы наконец знаем правду.
   Даниэла ответила на поспешные объятия.
   – Спасибо, ваша светлость.
   Вдовствующая герцогиня улыбнулась шире:
   – Теперь, когда вы оба дома, мы должны дать бал и отметить это событие. Великолепный бал, чтобы отпраздновать вашу свадьбу.
   Рейф еще во время их путешествия спрашивал, не станет ли Даниэла возражать против того, чтобы еще раз устроить свадьбу по возвращении в Лондон. Настоящую, многолюдную свадьбу, с представлением всему миру новоявленной герцогини, но она твердо отказалась. Она не очень была уверена в своей готовности вернуться в свет, и постепенное развитие событий казалось ей более разумным.
   Идея бала не привлекала ее, но по виду свекрови она поняла, что эта женщина уже все решила за них, и ей не оставалось ничего другого, как смириться. И потом уж этого не миновать, лучше поскорее поставить точку раз и навсегда.
   – Я думаю, это отличная идея, мама, – сказал Рейф. – Я предоставляю детали тебе… Если моя жена не против.
   – Конечно. – Не очень часто бывая в обществе даже до скандала, Даниэла почувствовала явное облегчение. – Я так давно не выходила в свет, что и не знаю, с чего начать.
   – Тогда это улажено, – постановила вдовствующая герцогиня. – Предоставьте все мне.
   Прошел первый день пребывания Дэни в ее новом роскошном доме. Но когда она поднялась в спальню, то почувствовала, что изрядно устала. Кровать в апартаментах герцогини была королевских размеров и, разумеется, под балдахином на четырех витых столбиках. Дэни удивило, что Рейф не поднялся следом за ней, и, лежа в постели, она с грустью поглаживала пустое место рядом с собой. Она соскучилась по его ласкам, по той страсти, с которой он занимался с ней любовью и которая возрастала день ото дня.
   На следующий день ожидалось много гостей. Вначале прибыли три дамы, они кутались в меховые накидки от зимнего ветра. Было первое ноября, дни становились короче и холоднее, каждое утро моросил дождь, и густой туман висел в воздухе.
   Даниэла познакомилась с друзьями мужа во время их первой помолвки пятилетней давности. Это были Корд Истон, граф Брант и капитан Итан Шарп, теперь маркиз Белфорд. А также ей представили их жен: Викторию Истон и Грейс Шарп, и еще Клер Чезвик, сестру Виктории.
   У Грейс были золотисто-рыжие волосы и располагающая улыбка, стройная, изящная фигура и легкая, словно летящая, походка. Виктория – ростом пониже, с каштановыми волосами и склонной к полноте фигурой. Клер… Да, ер, пожалуй, была не похожа ни на кого… С длинными пепельно-белокурыми волосами и ярко-синими, словно васильки, глазами, она была поразительно красива и, казалось, абсолютно не подозревала об этом.
   – Мы все так счастливы снова увидеть тебя! – воскликнула Грейс, подходя к Дэни и обнимая ее с неожиданной силой. – Когда я встретила тебя в первый раз, я тотчас подумала: вот женщина для Рейфа.
   Светлые брови Дэни удивленно приподнялись:
   – Но почему?
   Грейс улыбнулась:
   – Потому что я никогда прежде не видела, чтобы герцог так смотрел на женщину, и в то же мгновение подумала: да он просто сгорает от страсти!
   Дэни рассмеялась. Какие бы проблемы ни возникали перед ними, в постели их действительно пожирал пламень желания.
   – Я думаю, Грейс Шарп, мы подружимся.
   – Мы будем друзьями, все мы. Вот подождите, сами увидите.
   Дэни надеялась, что так и будет. Ей нравилась Виктория Истон – Тори, как называла она себя, и не могла не нравиться Клер с ее наивностью.
   Они с удовольствием пили чай с печеньем в китайской гостиной с высоким потолком и колоннами из мрамора с позолотой. Пушистые персидские ковры, высокие вазы в восточном стиле, эксклюзивная мебель – пожалуй, это была самая изысканная комната в доме.
   Тори потягивала чай из тонкой фарфоровой чашки, потом поставила ее на блюдце.
   – Матушка Рейфа говорит, что хочет устроить большой бал в честь вашей женитьбы. Она попросила нас помочь спланировать это мероприятие. Она хочет, чтобы мы проследили, всех ли ваших друзей она пригласила.
   Улыбка на лице Дэни погасла.
   – Не думаю, что у меня много друзей… Особенно после скандала. Даже если они захотели бы поздравить меня с замужеством, я не жажду видеть их.
   – Не смею винить тебя в этом, – сказала Тори, выпрямившись на софе. – Но есть разница между настоящим другом и просто знакомым. Мы должны включить в список всех ваших знакомых и заставить их проявить достаточное благоразумие и дружеские чувства, которые они так легко предали.
   Удивленные глаза Клер стали еще больше.
   – О, дорогая, а как же наши мужья? Они ведь тогда тоже не поверили Даниэле?
   Грейс и Тори переглянулись, и Тори прикусила губу.
   – Моя сестра всегда говорит правду.
   – Они оба очень сожалеют, Даниэла, – вздохнула Грейс. – Они так переживали за Рейфа! Он ужасно страдал.
   Рейф стал другим. Но Даниэле даже в голову не приходило, что это может как-то отразиться на ней.
   – Он старше, вот и все. И немножко рассудительнее. – Она не верила, что Рейф страдал. Если бы он любил ее, то прочитал бы ее письма, выслушал бы ее, когда она пыталась объяснить.
   – Если граф и маркиз сожалеют, – продолжала Клер, собираясь с мыслями, – может быть, и другие ваши друзья чувствуют то же самое?
   – Клер права, – горячо проговорила Грейс. – Возможно, тебе нужно забыть их вину? Ты же простила Рейфела?
   Но она не совсем простила его. Не полностью. Он говорил тогда, что любит ее. Если бы это была правда, он не усомнился бы в ее невиновности и защитил от нападок света.
   Но она не сказала это своим новым подругам.
   – Нет необходимости обсуждать это сейчас, – мягко заметила Тори. – Даниэле нужно использовать шанс, будучи женой Рейфа.
   – Это обескураживает, – заявила Дэни. – Сейчас, когда мы вернулись в Лондон, все ожидают, что я буду играть роль герцогини. Было время, когда я готовилась к этому, но это длилось недолго.
   – Но теперь все встало на свои места, – заверила ее Грейс. – Вопрос только во времени.
   – И я уверена, ты с этим прекрасно справишься, – добавила Тори, ставя чашку на черный лакированный стол. – Леди, нам пора.
   Грейс и Клер поднялись.
   – Еще одно… – сказала Грейс. – Да?..
   – Мы думаем… Видишь ли, раз в неделю мы собираемся у меня в доме и изучаем звездное небо. Мы надеемся, что ты присоединишься к нам. У меня есть очень сильный телескоп, подарок Итана, и еще один послабее, но тоже очень хороший. Изучение звезд – мое последнее хобби.
   – Грейс дает нам имена в честь светил, – быстро проворила Клер. – И героев древних греческих мифов, которые связаны с ними. Невозможно представить, какой потрясающий вид открывается через телескоп.
   – Ты не должна чувствовать себя обязанной, – поспешила добавить Грейс. – Ни в коем случае. Мы просто дуэли… Что тебе это может быть интересно.
   Даниэла ощутила, как тепло разливается в груди. Ведь еле скандала у нее осталось очень мало друзей.
   – С удовольствием. Спасибо, что пригласили меня.
   – Мы встречаемся в следующий четверг, – уточнила Грейс. – Очень часто приходят мужчины. Хотя они запираются в кабинете Итана за бренди. И нам было бы очень приятно, если бы Рейф сопровождал тебя.
   – Спасибо. Я передам ему.
   Дамы распрощались и покинули дом. Даниэла осталась одна. Кажется, жизнь постепенно налаживается. Возможно, со временем все встанет на свои места.
   По крайней мере так она думала до того дня, когда спустя три недели пришел Корд Истон и принес в их дом ее свадебный подарок – изумительную по красоте нитку жемчуга, где жемчужины чередовались с бриллиантами чистой воды. Ожерелье невесты.

Глава 18

   Стоял холодный ноябрь. Дрова потрескивали в темно-зеленом мраморном камине, расположенном в углу двухсветной библиотеки, которую Рейф использовал и как кабинет. Рейф стоял спиной к камину, когда появился дворецкий Вулсон и доложил о приходе гостя. Через минуту Корд вошел в комнату.
   Друзья стояли около камина, тепло которого приятно согревало. Рейф держал нитку жемчуга и бриллиантов, которую Корд положил ему на ладонь.
   – Я думал, что уже никогда не увижу его, – сказал Рейф, удивленный неожиданным появлением ожерелья.
   – Поразительно, не правда ли?
   – Невероятно. Расскажи мне, где ты отыскал его?
   – Это оно нашло меня. Ростовщик из Ливерпуля послал мне письмо. Как ты знаешь, время от времени я покупаю предметы антиквариата, по большей части картины и скульптуру, но по случаю и драгоценности, так как Виктория обожает их. Я делал покупки у этого ростовщика и раньше. У него прекрасная репутация в антикварных кругах.
   Рейф сдерживал бурю эмоций и сомнения, которые терзали его.
   – Он послал тебе записку с описанием ожерелья?
   Корд кивнул.
   – Оно, собственно, не было предназначено для продажи. Мужчина, который заложил ожерелье, должен был в течение тридцати дней выкупить его, но ростовщик не верил, что он вообще появится. Ты говорил мне, что ожерелье украли, поэтому у меня был двойной интерес взглянуть на эту вещицу. А тут как раз подвернулись дела в этой части страны, и на прошлой неделе я побывал там.
   – И ростовщик согласился продать?
   – Когда я убедил его, что ожерелье украдено, он был счастлив получить очень приличную сумму, которую я предложил ему. Я знал, что ты захочешь вернуть его, несмотря на цену.
   – Я велю моему управляющему послать тебе чек.
   – Который я с радостью получу, так как уже покупал эту проклятую вещицу дважды.
   Вспоминая поездку, когда ожерелье попало к его другу и жена Корда завладела им, Рейф улыбался. Он продолжал смотреть на ожерелье, сверкающее в свете пламени камина.
   – Даниэла считает, что вор украл его в день отъезда из Филадельфии. Она думала, что это кто-то из слуг в том доме, который они снимали с леди Уиком. Но если ты нашел его в Ливерпуле, значит, оно исчезло после того как она ступила на борт корабля.
   – Возможно, кто-то из команды вытащил жемчуг из ее багажа, прежде чем доставить его в каюту?
   Его пальцы гладили ожерелье.
   – Если так, то как оно оказалось в Ливерпуле, когда корабль прибыл в доки Лондона? – Он поднял глаза. – Этот антиквар описал тебе мужчину?
   Корд достал сложенный лист бумаги из кармана и развернул его.
   – Я подозревал, что ты захочешь знать. И записал все, что он сказал.
   Рейф взял листок и прочел описание вслух:
   – Каштановые волосы, карие глаза, немного выше среднего роста… – Он оторвался от записки. – Здесь сказано, что, судя по одежде этого человека, а также по его манере держаться и разговаривать, ростовщик предполагает, что он принадлежит к высшему классу.
   – Именно так он сказал.
   – Значит, не матрос?
   – Очевидно, нет. – Корд неловко переступал с ноги на ногу. Они были друзьями слишком долго, чтобы иметь секреты.
   – Антиквар сказал еще, что все женщины в его лавке просто без ума от этого парня. Очевидно, он очень привлекателен.
   Рейф почувствовал неприятный укол ревности, но сдержался. Его длинные пальцы перебирали жемчужины.
   – Я хочу найти этого человека. Я должен знать, как ожерелье попало к нему, и хочу, чтобы он понес наказание за воровство.
   – Тогда, я думаю, тебе надо обратиться к Макфи.
   Он кивнул.
   – Если кто-то и найдет его, то это Джонас. – Рейф подошел к письменному столу и уселся за него.
   Убрав ожерелье в атласный футляр, он аккуратно положил его на полированный стол, затем достал лист бумаги. Потянувшись за пером, он обмакнул его в хрустальную чернильницу и написал записку Джонасу. Присыпав лист песком, сложил его и запечатал восковой печатью.
   – Пусть кто-то из лакеев немедленно доставит эту записку, – сказал он, держа письмо и возвращаясь к камину, где стоял Корд. – Я хочу, чтобы Макфи занялся этим делом как можно скорее.
   – А что скажет Даниэла? – осторожно поинтересовался Корд.
   Рейф почувствовал, как тесно стало в груди.
   – Я ничего не скажу ей, пока не узнаю все досконально. Имея в прошлом свои семейные проблемы, Корд воздержался от комментариев.
   Рейф молился, чтобы его инстинкты обманули его и Даниэла сказала ему правду. Но что-то точило его изнутри. Когда он вышел из кабинета, чтобы распорядиться о записке, го беспокойство продолжало расти.
 
   Холодный декабрьский ветер гнул голые ветви деревьев, срывая последние листья. Они падали на землю, когда ветви ударялись о стену белого коттеджа под тяжелой соломенной крышей. Огонь полыхал в камине, согревая небольшую уютную комнату с низким потолком.
   Сидя в удобном кресле перед камином, Роберт Маккей потягивал виски. На софе напротив сидел его двоюродный брат Стивен Лоренс. Он сделал последний глоток и встал, чтобы вновь наполнить бокал.
   – Тебе налить? – спросил он Маккея.
   Роберт покачал головой.
   – Я все еще не могу поверить в это. Это невероятно!
   Стив налил себе виски, поставил бутылку на стол и вернулся на свое место. Он был старше Роберта на пять лет, высокого роста и крепкого телосложения. У него были каштановые волосы, точно такие, как у Роберта. Но глаза орехового оттенка он унаследовал от матери, тети Роберта.
   – Невероятно, но факт, – заявил Стивен. – Мне потребовался целый год, после того как ты уехал из страны, чтобы разговорить мою мать. И когда это произошло, правда всплыла на свет.