Мартынов Георгий Сергеевич. Каллистяне

   – Боюсь, – ответил Синяев. – Под моим управлением мы рискуем врезаться в землю.
   – Этого не может случиться. Олити никогда не упадет.
   – Сама по себе не упадет, это ясно, но если я направлю ее вниз на полной скорости?
   – Она вам не подчинится. Можете ничего не опасаться. Управление чрезвычайно просто. Движение ноги вперед, назад, в стороны, вниз или вверх
   – вот и вся техника управления. Маневры совершаются автоматически, без участия водителя. Только не нажимайте слишком резко вперед или назад. Получится неприятный толчок.
   – Ну что ж, – решился Синяев, – попробуем. Они поменялись местами.
   – Это действительно совсем просто, – сказал Синяев через минуту. – Движения, которые надо производить, настолько естественны, что ошибиться невозможно. Хочешь попробовать, Петя?
   – В другой раз, – ответил Широков. – Смотри внимательней!
   Сверху было хорошо видно, что Атилли имеет только одну, бесконечно длинную улицу, идущую вдоль берега океана. Все дома находились между нею и берегом. По другую сторону тянулись какие-то очень длинные, по три-четыре километра, низкие здания без окон.
   – Это заводы, – объяснил Гесьянь.
   На улице было много пешеходов. В этом не было ничего удивительного, – человеку полезно ходить пешком, и не могли же каллистяне все время летать.
   Видя огромное количество воздушных машин – олити всех размеров и разных других, – мелькавших во всех направлениях, Широков сначала опасался, что под управлением Синяева они с кем-нибудь столкнутся, но потом успокоился. Движение над городом, казалось, подчинялось невидимому регулировщику. Машины летели на разной высоте, в зависимости от направления и скорости. Подчиняясь указаниям Бьесьи, Синяев не нарушал порядка. Воздух был словно разделен на зоны. Выше всех летели большие машины непонятной конструкции и как будто без людей, ниже была зона олити. Еще ниже, над самыми домами и деревьями, часто виднелись каллистяне на крыльях. Широков вспомнил громадные воздушные корабли, похожие на дирижабли, которые он видел в книгах каллистян еще на Земле, и спросил, почему их не видно.
   – Они вышли из употребления, – ответил Гесьянь. – Конструкторы все время работают над новыми моделями машин и сразу заменяют устаревшие.
   Примерно через полчаса полета Синяев объявил, что, по его мнению, достаточно.
   – Город надо осмотреть не сверху, а снизу, с земли. Где дом Диегоня?
   – Мы его давно пролетели.
   – Повернем назад?
   – Здесь нельзя поворачивать, – сказала Бьесьи. – Надо пролететь немного дальше.
   – Рядом же никого нет.
   – Все равно. Какая-нибудь олити может взлететь как раз в этом месте. Существуют специальные места для поворотов.
   Вскоре внизу, на самой середине улицы, показался высокий столб зеленого цвета. Такие столбы попадались и раньше.
   – Вот здесь вы можете повернуть.
   Синяев слегка повернул носок ноги влево. Олити послушно совершила широкий полукруг.
   Машины, летевшие за ними и не собиравшиеся поворачивать, подлетая к столбу, опускались или поднимались, освобождая место.
   – Ни одна олити здесь не взлетит, – сказала Бьесьи. – Я забыла вас предупредить, но вы правильно сделали поворот, налево.
   – А если все-таки взлетит? – Синяев улыбнулся. – Какое наказание полагается за нарушение правил?
   – Я не слышала, чтобы такой случай когда-нибудь произошел.
   – Ну а все-таки? Если кто-нибудь нарушит правила?
   – Я думаю, –спокойно сказал Гесьянь, – что такого случая произойти не может. А если произойдет, то человека, виновного в нем, обследуют врачи, так как он, несомненно, окажется болен.
   – К чему задавать вопросы, на которые ответ заранее известен? – недовольным тоном сказал Широков по-русски.
   Неизвестно, убедил ли Синяева ответ Гесьяня или он решил последовать совету своего друга, но он больше ничего не сказал, с удвоенным вниманием управляя полетом.
   – Вот дом, где поселился Диегонь, – сказала Бьесьи через несколько минут.
   И вдруг внутри олити раздался чей-то незнакомый голос, повторивший несколько раз подряд:
   – Геогий Синев!.. Геогий Синев!
   – Это что такое? – спросил Синяев. – Похоже на мое имя.
   – Да, это вас вызывают, – сказал Гесьянь. – Очевидно, в этой олити установили дублирующий приемник экрана вашего дома. Чтобы вы знали, что кто-то зовет вас.
   – Наш экран настроен на слово «Земля».
   – Когда строили олити, об этом еще не было известно.
   – Геогий Синев!..
   – Могу я ответить?
   – Право, не знаю, – ответил Гесьянь. – Обычно на олити этого не делают. Они часто переходят из рук в руки.
   – Голос совсем незнакомый, – заметил Широков.
   – Неудобно не отвечать. Может, вернемся домой?
   – Мы уже рядом с домом Диегоня, Опустимся и узнаем, кто вызывает вас,
   – предложила Бьесьи.
   – Если это можно сделать из любого дома, то конечно, – согласился Синяев.
   Они оказались в этот момент прямо над террасой нужного дома. Синяев потянул педаль назад. Олити остановилась и неподвижно повисла на одном месте.
   – Нажмите педаль, – сказала Бьесьи.
   – Сильно или слабо?
   – Безразлично. Спуск совершается всегда с одной и той же скоростью.
   Как только олити коснулась каменных плит террасы, навстречу выбежала Дьеньи.
   До сих пор Синяев думал, что каллистяне, независимо от пола, одеваются одинаково. Теперь он убедился, что это не так. На Дьеньи было платье белого цвета с широким бледно-зеленым поясом. Золотистые волосы девушки, более длинные, чем у мужчин, были уложены в простую и строгую прическу. В этом виде она показалась Синяеву гораздо красивее, чем в костюме астронавта.
   Широков даже не заметил, во что одета Дьеньи. Он смотрел в ее лицо, испытывая нечто большее, чем радость встречи. И внезапно ему стало ясно, что все это время он скучал по ней.
   «Глупо! – подумал он. – Только и не хватает влюбиться. Как будто на Каллисто нет другого дела».
   Вслед за Дьеньи вышли Диегонь и его сын.
   – Скорей проходите в дом, – сказал Гесьянь. – Не надо долго стоять под открытым небом.
   – Рельоса же не видно.
   – Все равно. Его лучи проникают под облака.
   – Вы обрекаете нас на довольно скучную жизнь, – сказал Синяев. – Если так будет продолжаться, мы мало что увидим на Каллисто.
   – В первые дни это необходимо. А там посмотрим. Комната, примыкавшая к террасе, была похожа на такую же комнату в их доме, но фонтанов и здесь не было. Синьг рассказал, что кто-то настойчиво вызывает Синяева.
   – Сейчас узнаем, – сказал Вьег Диегонь, подходя к экрану.
   – Разве вызовы регистрируются? – спросил Синяев.
   – Нет, но если разговор срочен и важен, то можно через дежурный пост назначить время, когда вы сами можете связаться с тем, кто хочет вас видеть, На экране появился центральный пост Атилли. Он был в несколько раз больше секторного, и в нем было пять дежурных. Вьег Диегонь переговорил с одним из них.
   Широков и Синяев намеренно не подошли к экрану. Они не хотели задерживать разговора, что неизбежно случилось бы, если бы дежурные на посту их увидели.
   Экран «погас».
   – С вами хочет говорить Аинь Зивьень, – сказал Диегонь. – Он просит вас связаться с ним как можно скорее.
   – Аинь Зивьень! – воскликнула Бьесьи. – Как странно?
   – Кто это? – спросил Синяев-
   – Очень большой ученый. Он руководит всеми работами по изучению гравитации и антигравитации. Зачем вы ему понадобились?
   – Может быть, как астроном? – предположил Широков.
   – Астрономия на Каллисто, во всяком случае, не хуже развита, чем у нас, – возразил Синяев, – К чему гадать! – Он подошел к экрану и, нажав нужную кнопку, отчетливо произнес: – Аинь Зивьень!
   Экран сразу «исчез». Открылась небольшая, просто обставленная комната со множеством прозрачных, почти невидимых шкафов, заполненных книгами.
   Перед экраном стоял пожилой каллистянин, одетый в обычную полупрозрачную одежду из белого материала.
   – Геогий Синев? – спросил он и выжидательно замолчал.
   – Это я.
   – Извините, что беспокою вас. Дело большой важности требует вашего присутствия. Оно важно не столько нам, сколько вам обоим и вашей планете. Откладывать нельзя, так как не исключена возможность, что вам придется покинуть Каллисто и вернуться на Сетито.
   – Это еще почему? – невольно вырвалось у Синяева. Зивьень улыбнулся.
   – Я думаю, вам самим ясно почему. Если же нет, спросите Гесьянн. Он рядом с вами. Или вашего товарища, он врач.
   – Я не думаю, чтобы это стало необходимо.
   – Тем лучше. Но дело настолько важно, что мы не хотим рисковать.
   – Во всяком случае, я к вашим услугам, – сказал Синяев.
   – Прошу вас прибыть в секцию теси гравиоинститута.
   – Когда?
   – Чем скорее, тем лучше.
   – Я готов хоть сейчас.
   – Совсем хорошо. Какой это дом?
   – Атилли, второй сектор, 8843, – ответил Диегонь.
   – Ждите здесь. Через полчаса за вами прилетит олити.
   – Против этого я возражаю, – сказал Гесьянь. – Наш гость не может пока пользоваться обычными олити. Только своей.
   – Как же быть?
   – Разрешите мне доставить его к вам, – предложила Бьесьи. – Я знаю, где находится гравиоинститут.
   – Прекрасно.
   – Долго вы меня удержите? – спросил Синяев.
   – Дня два.
   – Прибыть мне одному или с моим другом?
   – Мы будем рады видеть его, но нам нужны только вы, – с обычной для каллистян прямотой ответил Зивьень.
   Синяев не спросил, для чего он нужен институту. Было ясно, что вопрос очень серьезен и неудобно говорить по экрану.
   – Мы вас ждем, – сказал Зивьень. Экран «погас», то есть опять стал видим.
   – Ты полетишь со мной? – спросил Синяев.
   – Пожалуй, не следует, – ответил Широков. – Отправляйся один.
   – Как же ты будешь обходиться без нашей олити?
   – Петя останется здесь, – сказал Диегонь. – Он будет нашим гостем. Мы постараемся, чтобы он не скучал.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ВСПЫШКИ НА НЕБЕ

   В жизни Николая Николаевича Козловского после отлета корабля Каллисто произошли большие изменения. Каллистяне, не подозревая этого, круто повернули его судьбу самым непредвиденным образом.
   По инициативе Академии наук СССР был создан Международный комитет по изучению и практическому освоению огромного количества научных и технических материалов, оставленных на Земле каллистянами. В него вошли крупнейшие ученые двадцати трех стран, в том числе все члены бывшей экспедиции Куприянова, На первом организационном заседании нового комитета по предложению академика Неверова, единогласно поддержанному всеми, Козловский был выбран председателем.
   – Но, дорогие товарищи, – сказал Николай Николаевич, ошеломленный этим выбором (он присутствовал на заседании в качестве гостя), – я не ученый, а партийный работник. Как я могу руководить таким комитетом?
   – Нужен человек, который сумел бы объединить нас всех в сплоченный коллектив, – ответил ему Неверов. – Вы именно такой человек и есть. Вас знают и уважают все члены комитета. Не отказывайтесь. Отто Юльевич Шмидт не был полярником, но под его руководством советские полярники одержали ряд блестящих побед в Арктике.
   Слова попросил секретарь Центрального Комитета КПСС, присутствовавший на заседании.
   – Я одобряю ваш выбор, – сказал он коротко.
   Козловскому пришлось сдаться.
   И вот прошло свыше одиннадцати лет. Сравнительно небольшой комитет превратился в огромный научный институт, подлинно международный. В нем работали ученые самых различных специальностей – медики и астронавты, биологи и математики, химики и инженеры-конструкторы, астрономы и… языковеды. В его стенах звучали языки всех стран мира.
   Ушел с поста вице-председателя профессор Куприянов, возглавивший медицинскую секцию, ушли многие из тех, кто начал работу в комитете; на их место приходили новые люди, расширялись рамки работы, совсем иные проблемы вставали в повестку дня института, а Козловский неизменно оставался на посту директора. Его авторитет во всем, что касалось предстоящих связей с Каллисто, был непререкаем во всем научном мире.
   Человечество Земли готовилось ответить каллистянам на их визит.
   Еще до прилета гостей с Каллисто были запущены первые искусственные спутники Земли, велась работа по осуществлению давнишней мечты – межпланетных полетов. Изучение каллистянских материалов ускорило работу ученых и инженеров. Естественно и закономерно все силы, работающие в области космонавтики, влились в институт, возглавляемый Козловским.
   Уже через пять лет после старта каллистянского звездолета первый космический корабль посетил Луну. Автоматические ракеты без людей готовились к запуску на Венеру и Марс. Создание большого звездолета для полета на Каллисто было не за горами. Имена двух отважных людей, улетевших с каллистянами на их родину, не сходили со страниц мировой печати. Широков и Синяев побили все рекорды продолжительности вызванной ими сенсации.
   В мае 19.. года, ровно через одиннадцать лет после отлета, их портреты появились на первых страницах всех газет и журналов с волнующим заголовком:

«ГЕРОИ ЗЕМЛИ СТУПИЛИ НА КАЛЛИСТО!»

   Никто не мог знать, что в это время они находились на другой планете системы Рельоса – Сириуса.
   Герои Земли!
   Это не было звонким эпитетом, придуманным журналистами.
   Звание «Герой Земли» действительно принадлежало им.
   Советское правительство заочно наградило обоих ученых Золотой Звездой Героя. Этого все ждали, и это никого не удивило. Но Академии наук, общественные организации и печать всех стран выразили неудовольствие. Почему «Герои Советского Союза»? Разве Широков и Синяев представляют на Каллисто только СССР?
   Профессор Матиссен первый произнес слова «Герой Земли».
   И вот на специально созванной конференции было учреждено новое, первое в истории человечества международное звание. Оно должно было присуждаться тем, кто в интересах всего человечества будет одерживать победы над космосом.
   В громе аплодисментов делегатов, многочисленных гостей и корреспондентов потонуло чтение указа конференции о присуждении звания «Герой Земли» Петру Аркадьевичу Широкову и Георгию Николаевичу Синяеву – первым людям, покинувшим Землю для установления связи с далеким миром.
   Если бы они могли узнать об этом! Какой радостью и законной гордостью наполнились бы их сердца!
   Но только через двадцать пять лет могли они узнать о высокой чести, которой удостоило их человечество.
   Прошло одиннадцать лет. До возвращения героев осталось четырнадцать.
   – Огромный срок для человека моего возраста, – сказал Куприянов. – Мне никак не дожить до их прилета. А как бы хотелось!
   – Это зависит прежде всего от самого тебя, – ответил Козловский. – Тебе поручено сохранить жизнь всех, кого хотят увидеть Петр и Георгий. Исполняй же это поручение не только по отношению к другим, но и к самому себе. В том, что Широков очень хочет тебя увидеть, сомневаться не приходится.
   Куприянов посмотрел на портрет Широкова, который вместе с портретами Синяева и покойного Штерна украшал стены служебного кабинета Козловского, и вздохнул.
   – Легко сказать!
   – И сделать. В крайнем случае последуй примеру Зинаиды Александровны Синяевой,
   – Это еще, пожалуй, рано.
   – Вот видишь! Что же ты брюзжишь? Куприянов засмеялся.
   – Очень уж сильно желание увидеть Петю и узнать, что такое Каллисто. А брюзжание – привилегия старости.
   – Работай! – пожав плечами, сказал Козловский. Поручение, о котором говорил бывший секретарь Курского обкома партии, существовало совершенно официально. На одном из заседаний «каллистянского комитета» возник вопрос о подготовке встречи звездолета, когда он вторично прилетит на Землю. Этот вопрос был поднят профессором Лебедевым несколько преждевременно, но Куприянов, воспользовавшись случаем, высказал давно мучившую его мысль, что к моменту возвращения Широкова и Синяева большинство их друзей и близких уйдут из жизни.
   – Что же мы можем сделать? – спросил его академик Неверов.
   – Воспользоваться теми познаниями, которые мы почерпнем из каллистянских медицинских книг. Известно, что каллистяне умеют приостанавливать деятельность организма, вызывать искусственную летаргию на неопределенное время. Синьг говорил, что таким способом можно сохранить жизнь человека на долгий срок. Правда, это не дает продления жизни, а только создает перерыв. У них самих такой перерыв почти не применяется.
   – Но мы-то этого не умеем?
   – Скоро будем уметь.
   – Вполне понятно, что каллистяне не хотят этого «перерыва», как вы его называете, – заметил один из членов комитета. – Ничего привлекательного в нем нет.
   – Для людей, близких Широкову и Синяеву, это выход, – возразил Куприянов.
   – Значит, вы предлагаете усыпить, выключить из жизни на двадцать пять лет…
   – Нет, – перебил Козловский. – Я понимаю мысль Михаила Михайловича так: надо взять здоровье определенного круга лиц под контроль нашего комитета и только в крайнем случае воспользоваться каллистянским рецептом.
   – Совершенно верно, – подтвердил Куприянов.
   Предложение встретило единодушную поддержку. Тут же была создана Комиссия жизни близких и руководство ею поручено самому Куприянову.
   С тех пор прошло девять лет. Все намеченные «к сохранению во что бы то ни стало» находились под неусыпным наблюдением. Все были живы, за исключением Николая Емельяновича Синяева, который скоропостижно скончался от паралича сердца.
   Год назад создалась угроза смерти матери Синяева. Старушка была очень плоха, и казалось, ничто уже не спасет ее – самого близкого Синяеву человека. Но к этому времени медицинские средства каллистян были уже основательно изучены, хотя и не проверены еще на практике. Куприянов предложил единственный выход – усыпить Синяеву по способу, применяемому на Каллисто.
   Зинаида Александровна с радостью согласилась. Ей страстно хотелось увидеть сына.
   Врачи пунктуально выполнили все указания неизвестного им автора каллистянской медицинской книги. Наука далекой Каллисто спасла жизнь матери своего гостя.
   Странные вещи происходили с телом старой Женщины, лежавшей в «мертвом сне». Оно заметно молодело: разглаживались морщины, темнели волосы, кожа приобретала блеск.
   Прошло около года, и Зинаиду Александровну Синяеву стало трудно узнать. Семидесятилетняя женщина как будто превратилась в сорокалетнюю. Под стеклянным колпаком, вокруг которого тесно стояли необычайного вида аппараты, лежала без признаков жизни, но несомненно живая, далеко не старая женщина. Ее дети – сестра и братья Синяева – едва узнавали свою мать. Такой она была в годы их раннего детства.
   Было совершенно ясно, что Георгий Николаевич, вернувшись на Землю, встретит мать более «молодой», чем оставил.
   Совсем недавно опыт был повторен. Стареющий академик Лебедев также захотел испытать на себе действие омолаживающего сна. И снова все вышло так, как нужно. Рецепты каллистян действовали безотказно.
   Новый способ «омоложения» вызвал глубокое волнение среди ученых всего мира. Каллистяне сами указывали, что «летаргия» не оказывает влияния на общий срок сознательной жизни человека» перерыв на нем не сказывается. Но было ясно, что именно здесь надо искать полное решение проблемы – дать человеку вторую молодость. Открывались грандиозные перспективы.
   Куприянов и его ближайшие ученики и сотрудники целиком отдались изучению новой отрасли медицины. Но материалы, оставленные каллистянами, были не полными. Многое в механизме летаргии оставалось неясным. И, как ни сильно было желание подарить человечеству мощное средство борьбы со старостью, приходилось ждать вторичного прилета корабля каллистян.
   – Через четырнадцать лет, – говорил Куприянов, – мы получим настоящего руководителя в нашей работе – Петра Аркадьевича Широкова. За три года пребывания на Каллисто он хорошо изучит каллистянскую медицину и, кроме того, привезет с собой все, чего нам не хватает сейчас.
   Ожидание вторичного посещения Земли каллистянами стало еще нетерпеливее, чем раньше.
   Если бы можно было спросить каллистян и тут же получить ответ. Увы! Это было совершенно невозможно!
   Что может быть быстрее света? 300 000 километров пролетает он в каждую секунду. Но и свету нужно более восьми лет, чтобы преодолеть исполинское расстояние между Землей и Каллисто. Семнадцать лет в оба конца! Тяжелый разговор получился бы при таких условиях!
   – Жаль, конечно, – говорили ученые, – но тут ничто нам не поможет.
   И вдруг случилось!..
   Невероятное! Невозможное? «Противоестественное»!..
   12 сентября 19… года (золотыми буквами вошла эта дата в историю человечества) в Восточной Сибири и над территорией Северного Китая были замечены странные вспышки, точно маленькие взрывы, высоко в верхних слоях атмосферы.
   День за днем (по счастью, стояла безоблачная погода) они появлялись с поразительной точностью, в один и тот же час.
   Двадцать девять вспышек, пятнадцатиминутный перерыв, снова двадцать девять вспышек, опять перерыв – и еще раз.
   Каждый день.
   Непонятным явлением в атмосфере занялись метеорологи. Точно определили, на какой высоте появляются вспышки: оказалось, что на высоте ста тридцати километров над поверхностью Земли, то есть приблизительно у верхней границы слоя Хевисайда.
   Регулярность и математическая правильность вспышек не давали возможности считать их природным явлением.
   Что же это такое?..
   16 сентября мир узнал сенсационную новость.
   Тайна раскрылась. Вернее было сказать, что она стала еще более непонятной, но самое главное: что означают вспышки – перестало быть загадкой.
   Люди узнали, кто производил их на небе!
   Но как – это по-прежнему было тайной. К этому времени загадочными явлениями на небе восточной части азиатского материка заинтересовались во всех странах. Десятки предположений делались учеными и не учеными. Было несомненно только одно – вспышки имеют внеземное происхождение.
   Тайну удалось раскрыть скромному телеграфисту станции Албазин, расположенной на самой границе Китая и СССР, Николаю Семеновичу Кабанову. Он первый обратил внимание, что вспышки не одинаковы: одни были короче, другие длиннее. Как только мелькнула у Кабанова мысль о сходстве вспышек с азбукой Морзе, он без труда понял их смысл, Высоко в ионосфере Земли каждый день в одно и то же время трижды повторялось два слова: «ПЕТР ШИРОКОВ».
   Словно бомба взорвалась над человечеством!
   Вспышки производились с Каллисто!
   Непонятным способом каллистяне посылали на Землю сигналы. Это стало несомненно. Азбуку Морзе они узнали от Синяева и Широкова, это тоже было несомненно. Выбранные ими два слова – всем известные имя и фамилия – должны были показать, откуда идут сигналы. Их регулярное, ежедневное повторение означало, что каллистяне опасались, что люди не сразу заметят и не сразу поймут смысл увиденного на небе.
   И еще это означало, что вспышки посланы с Каллисто не раньше как четыре месяца тому назад. Звездолет только в мае этого года мог закончить свой рейс.
   Опять возник прежний вопрос: что же это такое? Что могло пройти от Каллисто до Земли в двести пятьдесят раз быстрее луча света?
   «Петр Широкова! Это, безусловно, было только вступлением. Когда, по расчетам каллистян, люди увидят и поймут, что сигналы идут с Каллисто, последуют другие сообщения. Их нельзя было упустить.
   Козловский действовал быстро. Как только было получено известие о расшифровке вспышек, как только отпали сомнения в их каллистянском происхождении, экспедиция института вылетела в Восточную Сибирь.
   Надо было учесть возможность изменения погоды, появления облачности. В распоряжение Козловского было предоставлено три высотных самолета. Местом наблюдения выбрали город Хабаровск, где вспышки были хорошо видны.
   Кроме самого Козловского, в экспедиции участвовали: Куприянов, Аверин, Смирнов, Ляо Сен, Лежнев, Матиссен и четыре опытных оператора, виртуозно владевших приемом сигналов по азбуке Морзе.
   На десятый день после первого появления вспышки изменились. Теперь они передавали имя и фамилию Широкова латинским алфавитом. Еще через десять дней снова изменение – каллистяне перешли на английское правописание.
   – Совершенно ясно и логично, – сказал Куприянов. – Они не могли направить сигналы с абсолютной точностью. В каком месте их увидят, там не знают.
   – Редкостное терпение, – заметил Аверин. – Целый месяц они передают одно и то же,
   – И это понятно, – ответил Козловский. – Каллистяне собираются передать что-то очень важное. Дают нам время подготовиться к приему. Но я думаю, что месяц – это крайний срок. Со дня на день надо ждать основного текста.
   – Следует еще учитывать, что Широкову и Синяеву нужно время, для того чтобы перевести, быть может, сложный текст сообщения на русский язык, а возможно, и на латинский и на английский. Да еще потом на азбуку Морзе. Это не так просто, – прибавил Куприянов.
   Предсказание Козловского сбылось – 12 октября, ровно через месяц, началась передача самого необычайного текста, который когда-либо принимался земными телеграфистами.
   Каждый день, какая бы ни была погода, взлетали с Хабаровского аэродрома три самолета и, поднявшись выше любой возможной облачности, четыре часа летали по кругу над городом.