Страница:
– …Которых у вас, разумеется, хоть отбавляй. Ну-ну, не обижайтесь. Голова на плечах – штука хорошая, и она у вас действительно есть. Смею надеяться, у меня тоже. По правде говоря, я и не ожидал, что под звуки гимна вы встанете навытяжку.
– Когда-то поступал именно так.
– Верю, верю. Мне многое о вас известно, Кармона, вплоть до… но не будем об этом. Вы, конечно, недоумеваете, зачем я затеял этот разговор. Просто мне захотелось выяснить ваше настроение.
– Мое настроение? Зачем?
– Я должен знать, на кого могу опереться.
Родриго стало не по себе.
– Вы хотите сказать, генерал… Неужели всё так плохо?
– Ну-ну, Кармона, пугаться не надо, иначе вы меня разочаруете. О том, как обстоят дела, я вам расскажу немного позже. А пока…
Воич резко прибавил звук и с неподвижным, но каким-то просветленным лицом дослушал последние торжествующие аккорды «Полета валькирий». Затем выключил кристаллофон.
– Для гимнов, Кармона, не используют сонеты Шекспира. Всё должно быть просто и доходчиво. Опорно-двигательная система… Это вы хорошо сказали. А почему нет? Не она ли вас выручала в… ну вы сами знаете свои былые подвиги. Какого-нибудь любителя нюхать цветочки и петь серенады под луной на вашем месте похоронили бы еще лет десять назад. Не будете спорить?
– Нет.
– Вот видите. Я бы сказал, наш гимн идеален. Вы только вслушайтесь. Вперед и ввысь! Вперед и ввысь! Вот поэзия десанта! Это не сладкое щебетание изнеженных существ, засидевших бока земного шарика. При виде нас они всегда будут брезгливо морщить нос… однако речь не о них. Вы не поверите, Кармона, но я решил стать десантником, когда впервые услышал этот гимн. Окончательно и бесповоротно! Он сопровождал меня всю жизнь, и порой эта музыка, эти слова вытаскивали меня из таких переделок… да вам ли это объяснять! Бывало, совсем загибаешься, но думаешь: ан нет, вперед и ввысь, вперед и ввысь! Знакомое чувство, не правда ли?
Родриго кивнул:
– Я тоже пацаном шалел, когда слышал гимн. Только, наверное, меня всё-таки больше привлекала десантная форма. Думал: в лепешку расшибусь, но когда-нибудь ее надену!
– Вот-вот! И всё было отлично, пока мы имели дело с безмозглой материей. Не важно, что под этим подразумевать – огненный шквал, разъедающие броню вулканические газы или вечно голодного снежного дракона. Каждый из нас мог ошибиться и погибнуть, но мы знали: товарищи учтут наши ошибки и победят. Огонь укротят, газы нейтрализуют, дракона посадят в клетку и выставят на потеху… Обстоятельства могут побороть отдельного человека – остановить, даже уничтожить. Но десант… Он неудержим и неуничтожим. Вперед и ввысь!
Какой-нибудь юнец, попав в святая святых ДС, сейчас смотрел бы генералу в рот и восторженно хлопал глазами. Вот только Родриго давно уже не был юнцом. Он разглядывал сверкающую белизной поверхность стола и думал: «Что-то определенно случилось… Что-то новое… Но что?»
– Так должно было быть, – продолжал Воич. – Я надеялся, что не доживу до времени, когда станет иначе! А вот дожил… – Он насупился. – Мы столкнулись с силой, которая превосходит нашу. Это не слепая стихия, не тупая зубастая тварь. И не затворник Мак. Он тоже сильнее нас, но ему и на Оливии хорошо, даже очень, так что нам беспокоиться не о чем. Во всяком случае, пока. Вы знаете, Кармона, ведь даже после этой истории с Маком я не изменил своего отношения к гимну. Неприятный этап, конечно, но мы его пережили, а в остальном всё продолжало идти как надо. И только Тул… Его вторжение перевернуло этот мир, который мы давным-давно, с тех пор как прорвались к звездам, привыкли считать своим. «Вперед и ввысь» уже не работало – мы наткнулись на барьер. И гимн… символ нашего духа… я впервые в жизни поймал себя на мысли, что воспринимаю его уже не так, как раньше. Наступил какой-то разлад… Любые слова имеют смысл, если за ними что-то стоит. Утверждаешь, что свернешь горы, – значит, действительно имеешь силенку. Иначе это просто красивая фраза. И вот, когда перед тобой встает непреодолимое препятствие… Вы меня слушаете, Кармона?
– Очень внимательно, генерал. Вы знаете… Боюсь показаться дерзким, но демонстрировать перед подчиненным свою слабость – это, по-моему…
Воич нахмурился, взглянул на свои огромные ручищи, словно раздумывая, не вышвырнуть ли нахала за дверь, затем ответил – подчеркнуто спокойно, но с какой-то нехорошей ноткой в голосе:
– Вам следовало хорошо подумать, Кармона, прежде чем сказать мне это. Слабость… Я не могу позволить себе быть слабым. Другие могут, я – нет. Назвал бы вам фамилии тех, кто на самом деле успел распустить сопли, но, разумеется, не назову. Я – не распускал и никогда не распущу. Просто констатирую факты. Они не радуют, и я должен это честно признать. Утверждать, что всё хорошо, сейчас может только законченный идиот. Вы – далеко не идиот. Во всяком случае, на Камилле вели себя правильно. Не суетились, понапрасну не дергали начальство, а многие на вашем месте обязательно бы это сделали – только затем, чтобы показать: я – эмиссар самого Воича, могу карать и миловать! Вы добросовестно проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что ваш час еще не настал. Но может настать. Потому-то я и решил иметь с вами дело дальше. А раз так, необходимо узнать ваше настроение. Психика – штука сложная, многие на этом обжигались.
– То, что я не идиот, меня несказанно радует, генерал. И что же вы обо мне узнали?
– Не так много. Но пока в вас не разочаровался. Отношение к гимну – хороший тест. Вы могли говорить о нем с искренним умилением – и это заставило бы меня задуматься. Хотим мы этого или нет, но время изменилось. Разлад, о котором я говорил, – реальность, и не признавать ее глупо. Следующий вариант: вы могли впасть в цинизм, но покривить душой, разыграв передо мной всё то же умиление. Пусть, мол, генерал услышит то, что хочет услышать: добрее будет, обласкает. Таких двуличных исполнителей мне тоже не нужно – в серьезном деле на них нельзя положиться. Остается тот вариант, который вы и избрали. Впрочем, почему избрали? Просто откровенно выложили то, что думаете. Ни ненужной эйфории, ни глумления. Нормальная мужская оценка.
– Неужели это было для вас так важно?
– Всё может иметь значение, когда приходит время позаботиться о судьбах мира.
– Хорошо. Теперь-то вы мне расскажете, что произошло?
– Случилось то, что должно было случиться: Тул напал еще на одну планету.
Воич произнес это буднично, но Родриго новость ошарашила. Он, конечно, трезво смотрел на вещи и был уверен, что Тул не ограничится Камиллой. Но чтобы так скоро…
– Какую?
– Похоже, ему надоело вгрызаться в кремнийорганику. Теперь его потянуло на водичку. Взгляните!
Одна из стен кабинета превратилась в голоэкран. Родриго увидел море – мрачное и, как ему показалось, очень холодное. По нему ползли тягучие свинцово-серые волны – не катились, а именно ползли, через силу, словно выполняя тяжкий долг. Ни брызг, ни пенных барашков… Линия горизонта была совершенно черной, и к ней примерзло бледно-зеленое небо. Его нездоровый вид дополняли безобразные фиолетовые опухоли облаков. Солнце, неожиданно большое (раза в два крупнее земного!) тоже страдало недугом: темно-красный диск разъедали еще более темные пятна – где одиночные, а где целыми россыпями.
– Не узнаете? – спросил Воич.
– Дайте подумать… – Родриго напряг память. Почти все планеты, с которыми ему приходилось иметь дело, были неприветливыми, но в большинстве своем отличались всё же каким-то суровым обаянием. Этот же больной мир даже не вызывал сочувствия: его не тянуло облагораживать – милосерднее казалось бросить на произвол судьбы. Мог ли он вообще заинтересовать людей? Впрочем, десант не выбирает объекты – их ему указывают. Кто-то здесь всё-таки побывал. Команда Якобсона? Уинтера? Сергачева? Постой-ка! Ребята Сергачева как-то обронили пару фраз…
– Не вполне уверен, но это, кажется, Памела. Или Пенелопа?
– Полли. Просто Полли. Небольшая холодная планетка, полностью покрытая водой. Больше четверти поверхности занимают ледяные шапки. Атмосфера довольно разреженная. В ней много всякой гадости, но есть и кислород. Причем в изрядном количестве.
– Кислород? Но тогда, надо думать, и жизнь?..
– Совершенно верно. И жизнь. Многочисленные водоросли, включая гигантские. Ими, как водится, кормятся различные животные организмы – порой тоже внушительных размеров.
– Да-да, теперь припоминаю, – сказал Родриго. – Слышал кое-что. Например, про исполинских скатов. Не ошибаюсь?
– Нет. Скаты, пожалуй, главная здешняя достопримечательность. Сейчас я вам покажу одного. Полюбуйтесь!
Камера нырнула вглубь, и Родриго увидел огромную крапчатую тушу, напоминающую ромб с воткнутым в один из тупых углов длинным голым хвостом. Любоваться, в сущности, было нечем: Родриго привлекало движение, а скат почти не подавал признаков жизни. Он неподвижно висел в толще воды, уткнувшись мордой в массу темных водорослей, и только слабое подрагивание этого бесформенного клубка говорило о том, что ленивая тварь изволит кушать.
– Не впечатляет? – спросил Воич.
– По правде говоря, нет. Кто это снимал? Парни Сергачева? Разве они еще там?
Генерал покачал головой:
– Нет. Планету признали бесперспективной. Воздух – отрава, вода – тоже, полезных ископаемых – никаких. Полли вызвала у ученых еще меньший интерес, чем Камилла. Здесь давно не держат никакого персонала – станцию обслуживают автоматы. Время от времени в атмосферу запускаются зонды, а океан изучают глубоководные киберы. Собранная информация передается на Землю крайне редко. График допускается нарушить лишь в том случае, если что-нибудь стрясется. И вот стряслось. Смотрите!
Скат уже исчез. В поле зрения камеры несколько раз попадали скопления какой-то мелюзги, похожие на клубящиеся облачка; затем она глянула вверх и нацелилась на студенистую лепешку с идеально ровными краями. Эта штука, слегка вогнутая, напоминала большую тарелку, перевернутую вверх дном. Она плавно покачивалась на поверхности воды; в такт набегающим волнам мерно вздрагивали радиально разбегающиеся из-под «крыши» бахромчатые щупальца. Их было десятка полтора, и почти все, кроме трех, едва достигали краев «тарелки». Зато эти три продолжались, преобразуясь в длиннейшие беловатые жгуты. Они уходили вниз, но под небольшим углом – очевидно, лишь в силу неизбежного провисания.
– Ну каково? – спросил Воич. Родриго потер подбородок.
– На первый взгляд, ничего особенного. Океан богат живностью, и я сказал бы, что это обычный водный организм – местная медуза или что-то вроде того. Но жгуты… Как я понимаю, у каждого на конце – по такой же медузе?
– Да, и вы сейчас в этом убедитесь.
Камера проследила за одним из жгутов. Через несколько десятков метров он стал совсем тонким – настолько, что без подсветки кибера пропал бы из виду. Родриго представил, какое чудовищное натяжение должна испытывать эта нескончаемая нить: казалось, она порвется, стоит проплывающей мимо рыбешке задеть ее хвостом. Однако поблескивающая в свете прожектора струна была сработана на совесть. Дойдя до низшей точки, она начала так же полого подниматься вверх и наконец соединилась с другой «тарелкой».
– Ясно… – сказал Родриго. – Тул верен себе, хотя оказался изобретательнее, чем я думал. На этот раз не кустики, а медузы…
– Да еще какие! Наши биологи в один голос заявляют, что их строение уникально.
– Уже успели изучить строение?
– Пока еще не в полной мере – только по данным, которые переслали на Землю автоматы. А автоматам исследовательский зуд не присущ: они даже к гуманоиду подойдут с той же меркой, что к дождевому червяку.
– Ну уж…
– Ладно, шучу.
– Значит, Тул для каждой планеты выбирает свою тактику?
– Ну тактика-то, как видите, одна и та же. А вот варианты… Их у него в запасе, наверное, бесчисленное множество. Я даже могу предсказать, как он поступит, собравшись пожрать какой-нибудь газовый гигант вроде нашего Юпитера. Но вернемся к Полли. Не сомневаюсь, что «медузы» – временные образования. Рано или поздно Тул «выпьет» всю воду, обнажится кора, и тогда на смену этим студенистым блюдцам придут некие кристаллические структуры – возможно, похожие на уже знакомые вам кустики. Они отрастят корни, и дальше всё будет так же, как на Камилле.
– Точно так же? Постойте! На Камилле он вырастил передатчик – тот самый, что оказался нам не по зубам. А здесь?..
– Всё аналогично – разумеется, с поправкой на местные условия. Сейчас вы в этом убедитесь. Вот последняя картинка.
Родриго увидел выступающий из воды огромный купол, такой же полупрозрачный, как «тарелки». Только он, несмотря на волны, стоял незыблемо, словно набалдашник исполинского жезла, намертво вбитого в океанское дно.
– Представьте, эту махину ничто не держит, – словно угадав мысли собеседника, сказал Воич. – Жгуты – не в счет. И тем не менее она жестко ориентирована – продолжение ее оси проходит строго через центр планеты.
– Ее стабилизирует какое-то поле? – догадался Родриго.
– Мощнейшее поле, Кармона. Мощнейшее! – Генерал оживился. Как любой военный, он не мог не испытывать почтения перед величием превосходящей силы, хотя и обязан был любым способом сломить ее. – Каким-то образом оно привязано к магнитным линиям Полли. Можно сказать, оба поля сцепились, как атомы металлов, образующие сплав, и вморозили эту болванку, – он кивнул на купол, – в определенный объем пространства Единственное, что ей остается, – вращаться вместе с планетой. Кстати, что это я всё показываю вам верхушку айсберга? Взгляните-ка!
Камера погрузилась в воду, и Родриго увидел «болванку» во всей красе.
Это оказалась грандиозная штука – ее составляли многочисленные полусферы, насаженные через равные промежутки на общий ствол. Она не достигала дна, даже не протягивала к нему хотя бы тоненький корешок, но в горизонтальной плоскости была зафиксирована так, что, на первый взгляд, никакого поля и не требовалось. Из-под каждого купола выступали могучие щупальца; на концах они расщеплялись, образуя сотни, а может, и тысячи отростков, постепенно переходящих в знакомые беловатые нити. Подплыв поближе, кибер непременно запутался бы в этой густейшей паутине, поэтому он кружил поодаль, снимая морскую диковину во всех ракурсах.
– Черт! – вырвалось у Родриго. – Генерал, вы видите? У нее шестилучевая симметрия, как у Кристалла на Камилле!
– Вас это удивляет? Меня – ничуть. Должно же у творений Тула, пусть и столь непохожих, быть что-то общее.
– Тул… Мы говорим о нем как о существе-одиночке. Но почему не предположить, что это цивилизация и составляют ее шестилучевые или шестигранные организмы?
– Предположить можно что угодно, Кармона. Не исключаю, что всё окажется именно так, как вы говорите. Это далее наиболее вероятно. Тул – всего лишь удобное обозначение, и мы будем придерживаться его, пока не получим «портрет» нашего нового знакомого.
– И сколько ждать… «портрета»?
– Думаю, уже недолго. Вы, кажется, настолько зачарованы видом этого кишечнополостного, что совсем забыли о его назначении.
Умница Воич верно подметил. В отличие от Кристалла, следующее творение Тула действительно казалось живым, чем-то вроде гигантской сифонофоры, и требовалось некоторое психологическое усилие, чтобы протянуть от него нить в космическую бездну. Но признаться в этом Родриго не захотел.
– Почему же, генерал… Если принцип тот же, что на Камилле, значит, перед нами передатчик энергии. Он, наверное, уже работал. И автоматы, надо думать, определили, куда пошел луч. Значит, вы… Проблема решена?!
Воич смотрел на экран. На нем снова была надводная картинка, причем передатчик на этот раз снимали сверху. Свинцовые волны бестолково тыкались в купол, который медленно рос, пока Родриго не различил на самой его макушке какую-то неоднородность. Сначала она представлялась жемчужным пятнышком, затем превратилась в изящную шестиконечную снежинку. Еще несколько секунд – и снежинка оказалась торцом ажурного цилиндра… нет – плавно расширяющегося книзу усеченного конуса. Он то отчетливо просвечивал сквозь окружающую его стекловидную массу, то почти сливался с нею.
– Вот из этой штуки оно и стреляет, – сказал Воич. – Оно… Честное слово, Кармона, ни я, ни мои люди до сих пор не придумали, как ЭТО назвать. У одного шутника, правда, хватило фантазии на «водяной фаллос»… Ну да ладно. Я затрудняюсь сказать, решена ли проблема. Мы, правда, высчитали точку, где сходятся лучи. Ну и что? Совершенно пустой сектор, никаких небесных тел! Так что до «портрета» Тула пока еще далеко. На цивилизацию не тянет, разве что это микроскопические существа, вместо планет живущие на частичках межзвездной пыли.
– Но если Тул такой мастер создавать поля, он мог накрыться какой-нибудь «шапкой-невидимкой».
– Мог, Кармона, безусловно, мог. Нужны исследования, надо посылать корабли, а времени мало. Тул опережает нас по всем статьям. Но самое неприятное… – Воич с такой силой стиснул край стола – настоящего деревянного стола, положенного только большим шишкам, что тот, казалось, вот-вот затрещит. – Я уже говорил о том, что кое-кто успел распустить сопли. Дальше будет еще хуже. А если информация просочится… Вы представляете, что будет тогда?
Родриго представлял. Однажды на Синтии запаниковали научники, и привести их в чувство стоило немалых трудов.
– Конечно, о таких вещах распространяться не принято. Многие из руководства пришли бы в бешенство, узнав, кому я поведал об их неуверенности. Но вы должны знать всё, чтобы верно оценить степень опасности. Понимаете?
Родриго пока еще ничего не понимал, однако на всякий случай кивнул.
Воич задумчиво провел ладонью по столу. Было видно, что на самом-то деле он был бы рад не посвящать ни во что обладателя столь низкого звания, но выбора у него не оставалось.
– Видите ли… Генералитет, конечно, составляют умные головы. Но этого недостаточно – ни одна из них сейчас не в состоянии заменить вашу. Короче говоря, вам снова играют на руку особые отношения с Маком.
Наступила пауза.
– Я весь внимание, генерал, – сказал Родриго, посчитав, что молчание затянулось.
– Хорошо. Скажите, Кармона, какое впечатление на вас произвел Мак? Можно ли с ним иметь дело? Не конкретно вам, а нам, человечеству? Не спешите с ответом. Я знаю, что переговоров как таковых вы с ним не вели. Просто обсудили некоторые темы, затем он обозначил свою позицию по поводу действий землян, и вы передали ее начальству. Всё это просто замечательно, я имею в виду – хорошо то, что хорошо кончается. Ну а как насчет настоящих переговоров? Если мы, скажем, захотим видеть его в качестве союзника – он согласится?
– В качестве союзника? Мака?! Боюсь, что я не совсем понимаю…
Воич наклонился к нему, упершись животом в стол.
– Да всё вы понимаете, Кармона. Тул очень силен, он идет вперед, сметая любые преграды на своем пути. Пройдет ли мимо Земли – мы не знаем. Вдруг нет? Мы можем говорить высокие слова, потрясать оружием, но кто поручится, что оно эффективно против него? Единственный наш опыт, как вы знаете, был неудачным. Не знаю, что из себя представляет Тул – цивилизацию или суперорганизм, но по возможностям он нас явно превосходит. Теперь-то вам ясно, к чему я клоню? Чтобы победить сверхсущество, надо заручиться поддержкой другого сверхсущества!
– Извините, генерал, но… Чего ради он будет нам помогать?
– А вы подумайте. Рано или поздно Тул доберется и до Оливии. Что тогда?
– Тогда Мак что-нибудь придумает. Это саморазвивающаяся система. Он, вероятно, уже сейчас не слабее Тула, а к тому времени…
– Это меня не устраивает, – оборвал его Воич. – К тому времени нас с вами, возможно, уже не будет в живых. Вы представляете местонахождение Полли?
– Да, я запомнил.
– Прекрасно. Значит, представляете и то, что прежде чем достичь Оливии, Тул пройдет через Солнечную систему. Это скверно. Это более чем скверно, Кармона. Это конец! Теперь понимаете, почему некоторые мои коллеги повели себя, мягко говоря, неадекватно?
Родриго молчал.
– Но вы-то не поддадитесь панике, верно? – продолжал Воич. – Вы сохраните трезвую голову. И попытаетесь вступить с Маком в переговоры. Если понадобится, конечно. Очень хочется, чтобы до этого не дошло, но… В сущности, у вас нет выбора. Когда придет время, я отдам приказ, и вы обязаны будете его исполнить.
В Родриго взыграло уязвленное чувство собственного достоинства.
– Вы это так говорите, генерал, как будто я собираюсь немедленно броситься в кусты. Думаю, письменного распоряжения не понадобится. Я готов сделать всё, чтобы не допустить… ладно, обойдемся без красивых фраз. Но как вы это себе представляете? Я – здесь, а Мак…
– Не беспокойтесь, всё продумано. Мы ушли с Оливии, так как это было лучшим выходом из ситуации, но не сжигали за собой мостов, не заявляли, что больше не вернемся никогда. Командование выделит корабль. Он доставит вас на Оливию, вы высадитесь и вступите в контакт с Маком. Ваша задача – убедить своего старого знакомого, что помочь нам в его же интересах. Вам не придется ничего придумывать по ходу беседы – мы снабдим вас целым набором аргументов. Например, Тул тоже может оказаться быстро прогрессирующей системой, поэтому с ним лучше покончить сразу, пока он не стал непобедимым.
– Хорошо, – сказал Родриго. – Не знаю, какой из меня дипломат, но постараюсь быть чертовски убедительным.
– Не скромничайте. В прошлый раз на Оливии вам всё удалось блестяще.
Родриго очень хотел ему напомнить, какую награду он за это получил, но сдержался.
– И когда же?..
– Я вас вызвал, чтобы обрисовать задачу и получить ваше согласие. Это не значит, что надо действовать немедленно. Пока занимайтесь своим делом, а мы посмотрим, как будут развиваться события. Может произойти что угодно, вплоть до того, что Тул скончается от несварения желудка. Поверьте, меня не очень радует перспектива прибегнуть к помощи Мака. Но если иначе будет нельзя…
– Я понял, генерал. Это всё?
Воич вышел из-за стола, приблизился к Родриго и аккуратно, вполсилы, пожал ему руку своей медвежьей лапой.
– Это всё. Идите, Кармона!
Глава 12
– Когда-то поступал именно так.
– Верю, верю. Мне многое о вас известно, Кармона, вплоть до… но не будем об этом. Вы, конечно, недоумеваете, зачем я затеял этот разговор. Просто мне захотелось выяснить ваше настроение.
– Мое настроение? Зачем?
– Я должен знать, на кого могу опереться.
Родриго стало не по себе.
– Вы хотите сказать, генерал… Неужели всё так плохо?
– Ну-ну, Кармона, пугаться не надо, иначе вы меня разочаруете. О том, как обстоят дела, я вам расскажу немного позже. А пока…
Воич резко прибавил звук и с неподвижным, но каким-то просветленным лицом дослушал последние торжествующие аккорды «Полета валькирий». Затем выключил кристаллофон.
– Для гимнов, Кармона, не используют сонеты Шекспира. Всё должно быть просто и доходчиво. Опорно-двигательная система… Это вы хорошо сказали. А почему нет? Не она ли вас выручала в… ну вы сами знаете свои былые подвиги. Какого-нибудь любителя нюхать цветочки и петь серенады под луной на вашем месте похоронили бы еще лет десять назад. Не будете спорить?
– Нет.
– Вот видите. Я бы сказал, наш гимн идеален. Вы только вслушайтесь. Вперед и ввысь! Вперед и ввысь! Вот поэзия десанта! Это не сладкое щебетание изнеженных существ, засидевших бока земного шарика. При виде нас они всегда будут брезгливо морщить нос… однако речь не о них. Вы не поверите, Кармона, но я решил стать десантником, когда впервые услышал этот гимн. Окончательно и бесповоротно! Он сопровождал меня всю жизнь, и порой эта музыка, эти слова вытаскивали меня из таких переделок… да вам ли это объяснять! Бывало, совсем загибаешься, но думаешь: ан нет, вперед и ввысь, вперед и ввысь! Знакомое чувство, не правда ли?
Родриго кивнул:
– Я тоже пацаном шалел, когда слышал гимн. Только, наверное, меня всё-таки больше привлекала десантная форма. Думал: в лепешку расшибусь, но когда-нибудь ее надену!
– Вот-вот! И всё было отлично, пока мы имели дело с безмозглой материей. Не важно, что под этим подразумевать – огненный шквал, разъедающие броню вулканические газы или вечно голодного снежного дракона. Каждый из нас мог ошибиться и погибнуть, но мы знали: товарищи учтут наши ошибки и победят. Огонь укротят, газы нейтрализуют, дракона посадят в клетку и выставят на потеху… Обстоятельства могут побороть отдельного человека – остановить, даже уничтожить. Но десант… Он неудержим и неуничтожим. Вперед и ввысь!
Какой-нибудь юнец, попав в святая святых ДС, сейчас смотрел бы генералу в рот и восторженно хлопал глазами. Вот только Родриго давно уже не был юнцом. Он разглядывал сверкающую белизной поверхность стола и думал: «Что-то определенно случилось… Что-то новое… Но что?»
– Так должно было быть, – продолжал Воич. – Я надеялся, что не доживу до времени, когда станет иначе! А вот дожил… – Он насупился. – Мы столкнулись с силой, которая превосходит нашу. Это не слепая стихия, не тупая зубастая тварь. И не затворник Мак. Он тоже сильнее нас, но ему и на Оливии хорошо, даже очень, так что нам беспокоиться не о чем. Во всяком случае, пока. Вы знаете, Кармона, ведь даже после этой истории с Маком я не изменил своего отношения к гимну. Неприятный этап, конечно, но мы его пережили, а в остальном всё продолжало идти как надо. И только Тул… Его вторжение перевернуло этот мир, который мы давным-давно, с тех пор как прорвались к звездам, привыкли считать своим. «Вперед и ввысь» уже не работало – мы наткнулись на барьер. И гимн… символ нашего духа… я впервые в жизни поймал себя на мысли, что воспринимаю его уже не так, как раньше. Наступил какой-то разлад… Любые слова имеют смысл, если за ними что-то стоит. Утверждаешь, что свернешь горы, – значит, действительно имеешь силенку. Иначе это просто красивая фраза. И вот, когда перед тобой встает непреодолимое препятствие… Вы меня слушаете, Кармона?
– Очень внимательно, генерал. Вы знаете… Боюсь показаться дерзким, но демонстрировать перед подчиненным свою слабость – это, по-моему…
Воич нахмурился, взглянул на свои огромные ручищи, словно раздумывая, не вышвырнуть ли нахала за дверь, затем ответил – подчеркнуто спокойно, но с какой-то нехорошей ноткой в голосе:
– Вам следовало хорошо подумать, Кармона, прежде чем сказать мне это. Слабость… Я не могу позволить себе быть слабым. Другие могут, я – нет. Назвал бы вам фамилии тех, кто на самом деле успел распустить сопли, но, разумеется, не назову. Я – не распускал и никогда не распущу. Просто констатирую факты. Они не радуют, и я должен это честно признать. Утверждать, что всё хорошо, сейчас может только законченный идиот. Вы – далеко не идиот. Во всяком случае, на Камилле вели себя правильно. Не суетились, понапрасну не дергали начальство, а многие на вашем месте обязательно бы это сделали – только затем, чтобы показать: я – эмиссар самого Воича, могу карать и миловать! Вы добросовестно проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что ваш час еще не настал. Но может настать. Потому-то я и решил иметь с вами дело дальше. А раз так, необходимо узнать ваше настроение. Психика – штука сложная, многие на этом обжигались.
– То, что я не идиот, меня несказанно радует, генерал. И что же вы обо мне узнали?
– Не так много. Но пока в вас не разочаровался. Отношение к гимну – хороший тест. Вы могли говорить о нем с искренним умилением – и это заставило бы меня задуматься. Хотим мы этого или нет, но время изменилось. Разлад, о котором я говорил, – реальность, и не признавать ее глупо. Следующий вариант: вы могли впасть в цинизм, но покривить душой, разыграв передо мной всё то же умиление. Пусть, мол, генерал услышит то, что хочет услышать: добрее будет, обласкает. Таких двуличных исполнителей мне тоже не нужно – в серьезном деле на них нельзя положиться. Остается тот вариант, который вы и избрали. Впрочем, почему избрали? Просто откровенно выложили то, что думаете. Ни ненужной эйфории, ни глумления. Нормальная мужская оценка.
– Неужели это было для вас так важно?
– Всё может иметь значение, когда приходит время позаботиться о судьбах мира.
– Хорошо. Теперь-то вы мне расскажете, что произошло?
– Случилось то, что должно было случиться: Тул напал еще на одну планету.
Воич произнес это буднично, но Родриго новость ошарашила. Он, конечно, трезво смотрел на вещи и был уверен, что Тул не ограничится Камиллой. Но чтобы так скоро…
– Какую?
– Похоже, ему надоело вгрызаться в кремнийорганику. Теперь его потянуло на водичку. Взгляните!
Одна из стен кабинета превратилась в голоэкран. Родриго увидел море – мрачное и, как ему показалось, очень холодное. По нему ползли тягучие свинцово-серые волны – не катились, а именно ползли, через силу, словно выполняя тяжкий долг. Ни брызг, ни пенных барашков… Линия горизонта была совершенно черной, и к ней примерзло бледно-зеленое небо. Его нездоровый вид дополняли безобразные фиолетовые опухоли облаков. Солнце, неожиданно большое (раза в два крупнее земного!) тоже страдало недугом: темно-красный диск разъедали еще более темные пятна – где одиночные, а где целыми россыпями.
– Не узнаете? – спросил Воич.
– Дайте подумать… – Родриго напряг память. Почти все планеты, с которыми ему приходилось иметь дело, были неприветливыми, но в большинстве своем отличались всё же каким-то суровым обаянием. Этот же больной мир даже не вызывал сочувствия: его не тянуло облагораживать – милосерднее казалось бросить на произвол судьбы. Мог ли он вообще заинтересовать людей? Впрочем, десант не выбирает объекты – их ему указывают. Кто-то здесь всё-таки побывал. Команда Якобсона? Уинтера? Сергачева? Постой-ка! Ребята Сергачева как-то обронили пару фраз…
– Не вполне уверен, но это, кажется, Памела. Или Пенелопа?
– Полли. Просто Полли. Небольшая холодная планетка, полностью покрытая водой. Больше четверти поверхности занимают ледяные шапки. Атмосфера довольно разреженная. В ней много всякой гадости, но есть и кислород. Причем в изрядном количестве.
– Кислород? Но тогда, надо думать, и жизнь?..
– Совершенно верно. И жизнь. Многочисленные водоросли, включая гигантские. Ими, как водится, кормятся различные животные организмы – порой тоже внушительных размеров.
– Да-да, теперь припоминаю, – сказал Родриго. – Слышал кое-что. Например, про исполинских скатов. Не ошибаюсь?
– Нет. Скаты, пожалуй, главная здешняя достопримечательность. Сейчас я вам покажу одного. Полюбуйтесь!
Камера нырнула вглубь, и Родриго увидел огромную крапчатую тушу, напоминающую ромб с воткнутым в один из тупых углов длинным голым хвостом. Любоваться, в сущности, было нечем: Родриго привлекало движение, а скат почти не подавал признаков жизни. Он неподвижно висел в толще воды, уткнувшись мордой в массу темных водорослей, и только слабое подрагивание этого бесформенного клубка говорило о том, что ленивая тварь изволит кушать.
– Не впечатляет? – спросил Воич.
– По правде говоря, нет. Кто это снимал? Парни Сергачева? Разве они еще там?
Генерал покачал головой:
– Нет. Планету признали бесперспективной. Воздух – отрава, вода – тоже, полезных ископаемых – никаких. Полли вызвала у ученых еще меньший интерес, чем Камилла. Здесь давно не держат никакого персонала – станцию обслуживают автоматы. Время от времени в атмосферу запускаются зонды, а океан изучают глубоководные киберы. Собранная информация передается на Землю крайне редко. График допускается нарушить лишь в том случае, если что-нибудь стрясется. И вот стряслось. Смотрите!
Скат уже исчез. В поле зрения камеры несколько раз попадали скопления какой-то мелюзги, похожие на клубящиеся облачка; затем она глянула вверх и нацелилась на студенистую лепешку с идеально ровными краями. Эта штука, слегка вогнутая, напоминала большую тарелку, перевернутую вверх дном. Она плавно покачивалась на поверхности воды; в такт набегающим волнам мерно вздрагивали радиально разбегающиеся из-под «крыши» бахромчатые щупальца. Их было десятка полтора, и почти все, кроме трех, едва достигали краев «тарелки». Зато эти три продолжались, преобразуясь в длиннейшие беловатые жгуты. Они уходили вниз, но под небольшим углом – очевидно, лишь в силу неизбежного провисания.
– Ну каково? – спросил Воич. Родриго потер подбородок.
– На первый взгляд, ничего особенного. Океан богат живностью, и я сказал бы, что это обычный водный организм – местная медуза или что-то вроде того. Но жгуты… Как я понимаю, у каждого на конце – по такой же медузе?
– Да, и вы сейчас в этом убедитесь.
Камера проследила за одним из жгутов. Через несколько десятков метров он стал совсем тонким – настолько, что без подсветки кибера пропал бы из виду. Родриго представил, какое чудовищное натяжение должна испытывать эта нескончаемая нить: казалось, она порвется, стоит проплывающей мимо рыбешке задеть ее хвостом. Однако поблескивающая в свете прожектора струна была сработана на совесть. Дойдя до низшей точки, она начала так же полого подниматься вверх и наконец соединилась с другой «тарелкой».
– Ясно… – сказал Родриго. – Тул верен себе, хотя оказался изобретательнее, чем я думал. На этот раз не кустики, а медузы…
– Да еще какие! Наши биологи в один голос заявляют, что их строение уникально.
– Уже успели изучить строение?
– Пока еще не в полной мере – только по данным, которые переслали на Землю автоматы. А автоматам исследовательский зуд не присущ: они даже к гуманоиду подойдут с той же меркой, что к дождевому червяку.
– Ну уж…
– Ладно, шучу.
– Значит, Тул для каждой планеты выбирает свою тактику?
– Ну тактика-то, как видите, одна и та же. А вот варианты… Их у него в запасе, наверное, бесчисленное множество. Я даже могу предсказать, как он поступит, собравшись пожрать какой-нибудь газовый гигант вроде нашего Юпитера. Но вернемся к Полли. Не сомневаюсь, что «медузы» – временные образования. Рано или поздно Тул «выпьет» всю воду, обнажится кора, и тогда на смену этим студенистым блюдцам придут некие кристаллические структуры – возможно, похожие на уже знакомые вам кустики. Они отрастят корни, и дальше всё будет так же, как на Камилле.
– Точно так же? Постойте! На Камилле он вырастил передатчик – тот самый, что оказался нам не по зубам. А здесь?..
– Всё аналогично – разумеется, с поправкой на местные условия. Сейчас вы в этом убедитесь. Вот последняя картинка.
Родриго увидел выступающий из воды огромный купол, такой же полупрозрачный, как «тарелки». Только он, несмотря на волны, стоял незыблемо, словно набалдашник исполинского жезла, намертво вбитого в океанское дно.
– Представьте, эту махину ничто не держит, – словно угадав мысли собеседника, сказал Воич. – Жгуты – не в счет. И тем не менее она жестко ориентирована – продолжение ее оси проходит строго через центр планеты.
– Ее стабилизирует какое-то поле? – догадался Родриго.
– Мощнейшее поле, Кармона. Мощнейшее! – Генерал оживился. Как любой военный, он не мог не испытывать почтения перед величием превосходящей силы, хотя и обязан был любым способом сломить ее. – Каким-то образом оно привязано к магнитным линиям Полли. Можно сказать, оба поля сцепились, как атомы металлов, образующие сплав, и вморозили эту болванку, – он кивнул на купол, – в определенный объем пространства Единственное, что ей остается, – вращаться вместе с планетой. Кстати, что это я всё показываю вам верхушку айсберга? Взгляните-ка!
Камера погрузилась в воду, и Родриго увидел «болванку» во всей красе.
Это оказалась грандиозная штука – ее составляли многочисленные полусферы, насаженные через равные промежутки на общий ствол. Она не достигала дна, даже не протягивала к нему хотя бы тоненький корешок, но в горизонтальной плоскости была зафиксирована так, что, на первый взгляд, никакого поля и не требовалось. Из-под каждого купола выступали могучие щупальца; на концах они расщеплялись, образуя сотни, а может, и тысячи отростков, постепенно переходящих в знакомые беловатые нити. Подплыв поближе, кибер непременно запутался бы в этой густейшей паутине, поэтому он кружил поодаль, снимая морскую диковину во всех ракурсах.
– Черт! – вырвалось у Родриго. – Генерал, вы видите? У нее шестилучевая симметрия, как у Кристалла на Камилле!
– Вас это удивляет? Меня – ничуть. Должно же у творений Тула, пусть и столь непохожих, быть что-то общее.
– Тул… Мы говорим о нем как о существе-одиночке. Но почему не предположить, что это цивилизация и составляют ее шестилучевые или шестигранные организмы?
– Предположить можно что угодно, Кармона. Не исключаю, что всё окажется именно так, как вы говорите. Это далее наиболее вероятно. Тул – всего лишь удобное обозначение, и мы будем придерживаться его, пока не получим «портрет» нашего нового знакомого.
– И сколько ждать… «портрета»?
– Думаю, уже недолго. Вы, кажется, настолько зачарованы видом этого кишечнополостного, что совсем забыли о его назначении.
Умница Воич верно подметил. В отличие от Кристалла, следующее творение Тула действительно казалось живым, чем-то вроде гигантской сифонофоры, и требовалось некоторое психологическое усилие, чтобы протянуть от него нить в космическую бездну. Но признаться в этом Родриго не захотел.
– Почему же, генерал… Если принцип тот же, что на Камилле, значит, перед нами передатчик энергии. Он, наверное, уже работал. И автоматы, надо думать, определили, куда пошел луч. Значит, вы… Проблема решена?!
Воич смотрел на экран. На нем снова была надводная картинка, причем передатчик на этот раз снимали сверху. Свинцовые волны бестолково тыкались в купол, который медленно рос, пока Родриго не различил на самой его макушке какую-то неоднородность. Сначала она представлялась жемчужным пятнышком, затем превратилась в изящную шестиконечную снежинку. Еще несколько секунд – и снежинка оказалась торцом ажурного цилиндра… нет – плавно расширяющегося книзу усеченного конуса. Он то отчетливо просвечивал сквозь окружающую его стекловидную массу, то почти сливался с нею.
– Вот из этой штуки оно и стреляет, – сказал Воич. – Оно… Честное слово, Кармона, ни я, ни мои люди до сих пор не придумали, как ЭТО назвать. У одного шутника, правда, хватило фантазии на «водяной фаллос»… Ну да ладно. Я затрудняюсь сказать, решена ли проблема. Мы, правда, высчитали точку, где сходятся лучи. Ну и что? Совершенно пустой сектор, никаких небесных тел! Так что до «портрета» Тула пока еще далеко. На цивилизацию не тянет, разве что это микроскопические существа, вместо планет живущие на частичках межзвездной пыли.
– Но если Тул такой мастер создавать поля, он мог накрыться какой-нибудь «шапкой-невидимкой».
– Мог, Кармона, безусловно, мог. Нужны исследования, надо посылать корабли, а времени мало. Тул опережает нас по всем статьям. Но самое неприятное… – Воич с такой силой стиснул край стола – настоящего деревянного стола, положенного только большим шишкам, что тот, казалось, вот-вот затрещит. – Я уже говорил о том, что кое-кто успел распустить сопли. Дальше будет еще хуже. А если информация просочится… Вы представляете, что будет тогда?
Родриго представлял. Однажды на Синтии запаниковали научники, и привести их в чувство стоило немалых трудов.
– Конечно, о таких вещах распространяться не принято. Многие из руководства пришли бы в бешенство, узнав, кому я поведал об их неуверенности. Но вы должны знать всё, чтобы верно оценить степень опасности. Понимаете?
Родриго пока еще ничего не понимал, однако на всякий случай кивнул.
Воич задумчиво провел ладонью по столу. Было видно, что на самом-то деле он был бы рад не посвящать ни во что обладателя столь низкого звания, но выбора у него не оставалось.
– Видите ли… Генералитет, конечно, составляют умные головы. Но этого недостаточно – ни одна из них сейчас не в состоянии заменить вашу. Короче говоря, вам снова играют на руку особые отношения с Маком.
Наступила пауза.
– Я весь внимание, генерал, – сказал Родриго, посчитав, что молчание затянулось.
– Хорошо. Скажите, Кармона, какое впечатление на вас произвел Мак? Можно ли с ним иметь дело? Не конкретно вам, а нам, человечеству? Не спешите с ответом. Я знаю, что переговоров как таковых вы с ним не вели. Просто обсудили некоторые темы, затем он обозначил свою позицию по поводу действий землян, и вы передали ее начальству. Всё это просто замечательно, я имею в виду – хорошо то, что хорошо кончается. Ну а как насчет настоящих переговоров? Если мы, скажем, захотим видеть его в качестве союзника – он согласится?
– В качестве союзника? Мака?! Боюсь, что я не совсем понимаю…
Воич наклонился к нему, упершись животом в стол.
– Да всё вы понимаете, Кармона. Тул очень силен, он идет вперед, сметая любые преграды на своем пути. Пройдет ли мимо Земли – мы не знаем. Вдруг нет? Мы можем говорить высокие слова, потрясать оружием, но кто поручится, что оно эффективно против него? Единственный наш опыт, как вы знаете, был неудачным. Не знаю, что из себя представляет Тул – цивилизацию или суперорганизм, но по возможностям он нас явно превосходит. Теперь-то вам ясно, к чему я клоню? Чтобы победить сверхсущество, надо заручиться поддержкой другого сверхсущества!
– Извините, генерал, но… Чего ради он будет нам помогать?
– А вы подумайте. Рано или поздно Тул доберется и до Оливии. Что тогда?
– Тогда Мак что-нибудь придумает. Это саморазвивающаяся система. Он, вероятно, уже сейчас не слабее Тула, а к тому времени…
– Это меня не устраивает, – оборвал его Воич. – К тому времени нас с вами, возможно, уже не будет в живых. Вы представляете местонахождение Полли?
– Да, я запомнил.
– Прекрасно. Значит, представляете и то, что прежде чем достичь Оливии, Тул пройдет через Солнечную систему. Это скверно. Это более чем скверно, Кармона. Это конец! Теперь понимаете, почему некоторые мои коллеги повели себя, мягко говоря, неадекватно?
Родриго молчал.
– Но вы-то не поддадитесь панике, верно? – продолжал Воич. – Вы сохраните трезвую голову. И попытаетесь вступить с Маком в переговоры. Если понадобится, конечно. Очень хочется, чтобы до этого не дошло, но… В сущности, у вас нет выбора. Когда придет время, я отдам приказ, и вы обязаны будете его исполнить.
В Родриго взыграло уязвленное чувство собственного достоинства.
– Вы это так говорите, генерал, как будто я собираюсь немедленно броситься в кусты. Думаю, письменного распоряжения не понадобится. Я готов сделать всё, чтобы не допустить… ладно, обойдемся без красивых фраз. Но как вы это себе представляете? Я – здесь, а Мак…
– Не беспокойтесь, всё продумано. Мы ушли с Оливии, так как это было лучшим выходом из ситуации, но не сжигали за собой мостов, не заявляли, что больше не вернемся никогда. Командование выделит корабль. Он доставит вас на Оливию, вы высадитесь и вступите в контакт с Маком. Ваша задача – убедить своего старого знакомого, что помочь нам в его же интересах. Вам не придется ничего придумывать по ходу беседы – мы снабдим вас целым набором аргументов. Например, Тул тоже может оказаться быстро прогрессирующей системой, поэтому с ним лучше покончить сразу, пока он не стал непобедимым.
– Хорошо, – сказал Родриго. – Не знаю, какой из меня дипломат, но постараюсь быть чертовски убедительным.
– Не скромничайте. В прошлый раз на Оливии вам всё удалось блестяще.
Родриго очень хотел ему напомнить, какую награду он за это получил, но сдержался.
– И когда же?..
– Я вас вызвал, чтобы обрисовать задачу и получить ваше согласие. Это не значит, что надо действовать немедленно. Пока занимайтесь своим делом, а мы посмотрим, как будут развиваться события. Может произойти что угодно, вплоть до того, что Тул скончается от несварения желудка. Поверьте, меня не очень радует перспектива прибегнуть к помощи Мака. Но если иначе будет нельзя…
– Я понял, генерал. Это всё?
Воич вышел из-за стола, приблизился к Родриго и аккуратно, вполсилы, пожал ему руку своей медвежьей лапой.
– Это всё. Идите, Кармона!
Глава 12
ВСЕОБЩАЯ ГАРМОНИЯ
– На сегодня хватит, – громко сказал Родриго. – Всем в душ!
Казалось бы, при волшебных звуках долгожданной команды десантники должны были немедленно вскочить и запрыгать к выходу, как мячики. Однако сразу же в полный рост поднялись немногие, да и те шатались, как пьяные. Остальные начали с четверенек и какое-то время простояли так, словно раздумывая, стоит ли возвращаться к прямохождению. А один бедолага и вовсе продолжал лежать пластом, пока товарищи не оторвали его от неласковой тверди.
«Пожалуй, сегодня я перегнул палку, – подумал Родриго. – Мне и самому в таких условиях работать не приходилось. Пекло – было, исполосованное расщелинами плато – было, остроклювые летучие твари – были, даже тяготение в два с половиной «же» – и то было. Но чтобы всё сразу… Они, наверное, думают, что я совсем озверел. Ну и черт с ними, пусть думают! Зато потом, за сотни парсеков отсюда, будут меня вспоминать. Примостятся для отдыха на каком-нибудь островке посреди вонючего хлюпающего болота, и кто-нибудь обязательно скажет: «А вот у нас в учебном центре инструктор был. Измывался так, что иногда придушить его хотелось. А ведь прав был мужик! Если бы не его наука, я бы уже давно манипуляторы откинул».
Наконец полигон опустел. Теперь полагалось привести его в исходное состояние, но Родриго медлил, любуясь творением рук своих. Ад, конечно, место малопривлекательное, но только с точки зрения тех, кому выпало в нем корчиться. Если же ты сам конструируешь этот ад – с выдумкой, фантазией – и наблюдаешь корчи «грешников» со стороны, дело совсем другое. Можно, разумеется, и тут кое-что доработать – скажем, добавить кровавого света, расширить расщелины, еще больше зазубрить их края, ускорить движение кислотного облака, которое надвигается с юга, заставляя пошевеливаться и без того измотанную группу… Но это уже будет полный садизм.
Нельзя сказать, чтобы Родриго не нравилась его работа. Кто-то же должен был этим заниматься! Конечно, и в училище муштруют будь здоров, так что выпускников не возбраняется сразу зачислять в любую команду и отправлять хоть на край Галактики. Но считалось, что по крайней мере часть их перед первым заданием, если речь шла о самых опасных планетах, должна была пройти «доводку» под руководством бывалого вояки. Такую работу доверяют не каждому: мало иметь стаж – надо очень постараться в «прошлой жизни», стать лучшим из лучших. Поэтому Родриго вполне мог быть довольным своим назначением – если бы оно последовало годам этак к сорока пяти. В таком возрасте всем, кто не успел дослужиться до больших чинов, приходится убираться из космоса, уступая дорогу молодняку. Но ведь Родриго было не сорок пять лет! Даже не тридцать пять…
Он еще раз взглянул из инструкторской кабинки на свое творение и начал его разрушать. Отключил искусственную гравитацию, потушил «солнце», сгладил рельеф, стер с горизонта зловредное облако… Пальцы привычно бегали по клавишам. Десантники в этом время блаженствовали под душем. Родриго представил, как они там фыркают и плещутся, наслаждаясь уже тем, что мышцы больше не сковывает чугунная тяжесть, и даже позавидовал. Просто помыться перед тем, как отправиться баиньки, – это не то. Вот когда вваливаешься под душ, едва держась на ногах от усталости, совершенно разбитый, в липком поту – это настоящий кайф. Как будто тебя, подержав по ошибке в преисподней, срочно перевели в райские кущи…
Казалось бы, при волшебных звуках долгожданной команды десантники должны были немедленно вскочить и запрыгать к выходу, как мячики. Однако сразу же в полный рост поднялись немногие, да и те шатались, как пьяные. Остальные начали с четверенек и какое-то время простояли так, словно раздумывая, стоит ли возвращаться к прямохождению. А один бедолага и вовсе продолжал лежать пластом, пока товарищи не оторвали его от неласковой тверди.
«Пожалуй, сегодня я перегнул палку, – подумал Родриго. – Мне и самому в таких условиях работать не приходилось. Пекло – было, исполосованное расщелинами плато – было, остроклювые летучие твари – были, даже тяготение в два с половиной «же» – и то было. Но чтобы всё сразу… Они, наверное, думают, что я совсем озверел. Ну и черт с ними, пусть думают! Зато потом, за сотни парсеков отсюда, будут меня вспоминать. Примостятся для отдыха на каком-нибудь островке посреди вонючего хлюпающего болота, и кто-нибудь обязательно скажет: «А вот у нас в учебном центре инструктор был. Измывался так, что иногда придушить его хотелось. А ведь прав был мужик! Если бы не его наука, я бы уже давно манипуляторы откинул».
Наконец полигон опустел. Теперь полагалось привести его в исходное состояние, но Родриго медлил, любуясь творением рук своих. Ад, конечно, место малопривлекательное, но только с точки зрения тех, кому выпало в нем корчиться. Если же ты сам конструируешь этот ад – с выдумкой, фантазией – и наблюдаешь корчи «грешников» со стороны, дело совсем другое. Можно, разумеется, и тут кое-что доработать – скажем, добавить кровавого света, расширить расщелины, еще больше зазубрить их края, ускорить движение кислотного облака, которое надвигается с юга, заставляя пошевеливаться и без того измотанную группу… Но это уже будет полный садизм.
Нельзя сказать, чтобы Родриго не нравилась его работа. Кто-то же должен был этим заниматься! Конечно, и в училище муштруют будь здоров, так что выпускников не возбраняется сразу зачислять в любую команду и отправлять хоть на край Галактики. Но считалось, что по крайней мере часть их перед первым заданием, если речь шла о самых опасных планетах, должна была пройти «доводку» под руководством бывалого вояки. Такую работу доверяют не каждому: мало иметь стаж – надо очень постараться в «прошлой жизни», стать лучшим из лучших. Поэтому Родриго вполне мог быть довольным своим назначением – если бы оно последовало годам этак к сорока пяти. В таком возрасте всем, кто не успел дослужиться до больших чинов, приходится убираться из космоса, уступая дорогу молодняку. Но ведь Родриго было не сорок пять лет! Даже не тридцать пять…
Он еще раз взглянул из инструкторской кабинки на свое творение и начал его разрушать. Отключил искусственную гравитацию, потушил «солнце», сгладил рельеф, стер с горизонта зловредное облако… Пальцы привычно бегали по клавишам. Десантники в этом время блаженствовали под душем. Родриго представил, как они там фыркают и плещутся, наслаждаясь уже тем, что мышцы больше не сковывает чугунная тяжесть, и даже позавидовал. Просто помыться перед тем, как отправиться баиньки, – это не то. Вот когда вваливаешься под душ, едва держась на ногах от усталости, совершенно разбитый, в липком поту – это настоящий кайф. Как будто тебя, подержав по ошибке в преисподней, срочно перевели в райские кущи…