Я перегнулся через край стола и положил свою руку на ее.
— Я могу серьезно к тебе относиться, — сказал я просто. — Какие доказательства тебе нужны?
— Не знаю. А какие у тебя есть?
Старая леди в фиолетовой шляпе явно подслушивала наш разговор с растущим интересом. Я выпрямился на стуле и холодно уставился на нее. Она наклонилась над тарелкой и принялась с преувеличенным энтузиазмом ковыряться в ней вилкой.
— Заканчивай обед, — сказал я Рете. — И поехали домой. У меня горит огонь, и в морозилке лежит бутылка «Шабли». Единственно, чего я не сделал, — не убрал постель.
Она долго смотрела на меня. Серые тучи немного рассеялись, и в помещении стало светлее; солнце пробивалось через сухие листья на березах. От нее пахло духами «Гуччи», и она выглядела так тепло и восхитительно, что мне захотелось перегнуться через стол и поцеловать ее прямо здесь.
— У тебя встреча с Дэном в половине третьего, — сказала она.
— Ну, и?.. Я успеваю. Это вверх по дороге, тут близко.
Она облизала губы кончиком языка.
— Мне нужно вернуться в лабораторию и закончить анализы. Дэн с меня шкуру спустит, если я не сделаю этого.
— Я улажу это с Дэном, — сказал я. — Это важнее, чем анализы воды.
Она положила вилку.
— Ты разве не устал? — поинтересовалась она.
— Ты пытаешься отговорить себя от этого?
— Нет, — сказала она. — Я так не думаю.
— Тогда, — сказал я ей, — заканчивай обед и поехали.
Мы почти не разговаривали, доедая рыбу и бифштекс и допивая вино. Мы смотрели друг другу в глаза, все взвешивая, подсчитывая, проверяя. Потом, закончив обед, мы пошли к выходу, и я заплатил, забрал спички и сунул в рот конфету-холодок. Выйдя из ресторана, мы пошли к машине, как два любовника во французском фильме, проверяя силу ветра и свои чувства.
Рета приехала на своем «Фольксвагене», бежевом и весьма помятом.
Я сказал:
— Поехали на моей машине. Я привезу тебя сюда позже, и ты поедешь прямо в город.
— Хорошо, — кивнула она. По-моему, ей не хотелось портить эти мгновения, так же как и мне. Мы оба знали, что ей нужно будет вернуться в лабораторию, а после — встретиться с Поросенком Пэкером; но сейчас мы жили в своем волшебном мгновении, где нет правил и все дозволено.
Шелли неохотно подвинулся, Рета села, а я завел мотор и выехал с парковочной площадки «Айрон Кети». Я включил радио, чтобы заполнить тишину. Иногда мы бросали взгляды друг на друга и улыбались, но, по-моему, не догадывались, какой хрупкой была атмосфера и как мало надо было, чтобы закончить все, не начав. По радио передавали «Медленный танец» Нильса Лофгрена.
Время, пока мы ехали в Нью-Престон, мелькнуло, как на просмотре слайдов: норвильская пожарная станция, деревья, камни, белые летние домики. Круто спускающаяся вниз боковая дорога, видная сквозь дождь осыпающихся листьев. Моя подъездная дорога. Моя парадная дверь. Моя гостиная.
Мы стояли около камина. Я расстегнул ее пальто. Я поцеловал ее лоб, кончик носа, губы. Она поколебалась и тоже поцеловала меня. Ее пальто упало на пол.
Я посмотрел на нее и сказал тихо:
— Это тот момент, которого я ждал.
Она тоже взглянула на меня. Огонь, потрескивая, ярко пылал в очаге, и комната была наполнена теплом нашей неожиданно зацветшей буйным цветом привязанности.
Я освободил от петельки первую пуговицу ее блузки и заметил кусочек бюстгальтера телесного цвета.
— Мистер Перкинс? — раздался голос.
Моя голова от неожиданности дернулась. Рета отскочила от меня и застегнула пуговицу на блузке. В дверях кухни, в рваной рубашке, джинсах, с поцарапанным лицом и всклокоченными волосами, стоял Пол Дентон, пропавший девятилетний паренек, которого со вчерашнего дня искал Картер с целой армией помощников. Он трясся и был бледен, и похоже было, что он ничего не ел и не пил с тех пор, как пропал. Он моргнул, покачнулся и грохнулся прямо на столик с бутылками, которые каскадом посыпались на ковер.
Я встал на колени рядом с ним и поднял ему голову. Он был в сознании, хотя дышал с трудом. Его веки дергались, как при сотрясении мозга.
— Пол? — сказал я. — Что с тобой?
— Мистер Перкинс, — прошептал он.
— Рета, — сказал я. — Позвони Картеру. Скажи, что понадобится «скорая». Парень ужасно выглядит.
— Мистер Перкинс, — повторял Пол. — Мистер Перкинс.
— Тише, — сказал я ему. — Рета пошла звонить в полицию.
Пол отчаянно затряс головой.
— Не надо полиции, пожалуйста, пока не надо, пожалуйста!
Рета уже набирала номер. Я сказал:
— Все волнуются, Пол. Мы должны сообщить полиции.
— Нет! — закричал он. — Я обещал, что не скажу полиции!
Подняв руку, я окликнул Рету.
— Подожди-ка, Рета. Не звони им пока. Пол — что значит пообещал?
Пола трясло. Каждый его мускул напрягся и подрагивал, и говорил он сквозь стиснутые зубы. Он напомнил мне женщину, которую я однажды отвез в больницу после аварии на дороге Дэнбери. Находясь в шоке и почти потеряв дар речи, она все равно пыталась рассказать, что случилось.
Я спросил:
— Кому ты пообещал, Пол, кому? Кто сказал, что ты не должен звонить в полицию?
Он дико уставился на меня.
— Никакой полиции, мистер Перкинс, пожалуйста, никакой полиции. Я обещал.
— Я не буду звонить в полицию, Пол. Но ты должен сказать, что случилось. Где ты был? С тобой кто-нибудь был?
Он кивнул.
— Я видел их — обоих.
— Кого? Кого ты видел?
— Они прятались в лесу. Было темно. Я не знаю, что я там делал.
Рета принесла подушку, и я приподнял голову мальчика, чтобы подсунуть ее в изголовье. Уложив его, я мягко спросил:
— Скажи мне, кого ты видел, Пол. Мне нужно знать. Кто прятался в лесу, кто?
— Им нужны были вы, мистер Перкинс, — сказал он, не слыша меня. — Я слышал, как они зовут, и пошел узнать, чего им нужно. Я не поверил своим глазам, когда увидел их. Я ничего не понимал. Но они говорили со мной и сказали, что им нужно увидеть вас. Они сказали, это вопрос жизни и смерти. Они так сказали. Жизнь или смерть.
— Пол, — настаивал я. — Кто это был? Кто сказал «вопрос жизни или смерти»? Я не могу помочь, не зная, кто это.
Глаза Пола закатились, и стали видны только белки. Прерывающимся шепотом он сказал:
— Это были Джимми и Элисон Бодин. Они сказали так.
— Они так сказали? — спросила Рета. — Ты ведь их вполне достаточно знаешь, чтобы быть уверенным.
— Было темно, — прошелестел Пол. Его веки дернулись, и появились зрачки. — Я не знаю, что я там делал, но было так темно.
Я сел прямо, покусывая ноготь на большом пальце. Пол лежал среди битого стекла и сломанных соломинок для коктейля, все еще трясясь.
Я сказал Рете:
— Я думаю, надо позвонить Картеру. Что бы он там ни обещал, ему нужна медицинская помощь.
Рета кивнула и пошла к телефону. Я слышал, как она говорила с Филом Мором, одним из помощников Картера. Потом она вернулась и сказала, что полиция и «скорая» уже едут. Пол содрогался уже потише, его глаза открывались и закрывались, как будто неуправляемые, и мне подумалось, что у него тяжелый шок.
— Не пытайся говорить, — тихо сказал я. — Все скоро будет в порядке.
Пол что-то бормотал, а потом сказал тихо и отчетливо, но с какой— то любопытной бесстрастной интонацией.
— Я потерялся, понимаете? Я ехал на велосипеде, и я знал, что мне нужно в лес. Но когда я оказался в лесу, я уже не знал, где я.
— Хорошо, хорошо, Пол, — успокаивал я его. — Не надо говорить. Просто отдыхай, скоро приедут и помогут тебе.
Но Пола невозможно было остановить. Он говорил, как под гипнозом, как будто каждое слово было заучено в каком-то трансе. Высоким детским голосом он сказал:
— Я чувствовал, что это место близко. Я не был уверен. Но чувствовал. Это такое место, о котором пишут в книгах. Я боялся, но не очень. Я услышал что-то, чего не слышал раньше, — громкие звуки и крики.
— Крики? — спросил я, но, опять проигнорировав меня, он шептал:
— Я знал, что должно случиться. Мне надо было ждать. Уже темнело. Я ждал и ждал, а потом понял, что мне надо идти. Далеко. Было темно, и я падал четыре или пять раз. Я расцарапал лицо о деревья.
— А потом ты увидел Джимми и Элисон?
Пол кивнул.
— Они позвали меня из кустов. Сказали, что я не должен к ним приближаться. Они сказали, что я должен пойти и найти вас и привести в лес. Меня заставили пообещать, что я не позвоню в полицию. Если вы пойдете с полицией или кем-нибудь другим, то никогда их не найдете.
— Ты их видел? — спросила Рета.
Пол потряс головой.
— Было слишком темно. Казалось, у них на голове простыни. Я не понял, зачем.
Я наклонился.
— Голоса, — спросил я, — ты слышал их голоса отчетливо?
— Голоса были глухими, наверное, они говорили сквозь простыню. Как будто они рычали. Мне это не понравилось.
— Ты знаешь, где они — где я могу их найти? — спросил я.
— Никакой полиции, — слабо сказал Пол. — Они не выйдут, если будет полиция.
— Я обещаю, не будет никакой полиции.
— Хорошо. Тогда они будут ждать тебя, как стемнеет. Они в старом сарае на ферме Паско, это три минуты ходьбы через лес. Вот что они мне велели рассказать. Но только когда стемнеет.
Рета пощупала пульс Пола и сказала:
— Он очень слаб. Я надеюсь, «скорая» приедет быстро. Ему нужен кислород.
Я встал и подошел к окну. Вдалеке слышалось слабое завывание сирены «скорой помощи»; я знал, что они приедут минуты через две. Остался лишь один момент, который мне хотелось выяснить.
— Пол, — мягко сказал я, опять опускаясь на колени.
Рета нахмурилась, но я должен был это узнать.
— Пол, ты слышал какой-нибудь запах в лесу? Был запах, который ты запомнил?
Пол трясся и подрагивал, но не отвечал.
Минуту я колебался, а потом пошел на кухню, открыл шкаф и стал рыться в поисках банки тунца. У меня оставалась одна маленькая банка «Цыплят моря», и я, быстро дернув за ключ, открыл ее.
— Что ты делаешь? — спросила Рета, когда я шел обратно через столовую с открытой банкой.
— Сейчас увидишь, — сказал я ей. — Я не хочу этого делать, но это может все прояснить. Для Джимми и Элисон, и для меня тоже.
Я сунул банку тунца Полу под нос. Потом убрал ее и стал ждать. На мгновение он перестал трястись, прижав руки к груди в слабой попытке защититься. Вдруг его глаза широко раскрылись, превратившись в огромные побелевшие зрачки, и он издал долгий, душераздирающий крик ужаса и страдания. Он начал крутиться и извиваться на ковре и, отбросив банку в сторону, я прижал его к полу. Больше я ничего не мог сделать, хотя он был всего лишь девятилетним мальчиком, и пока Рета не начала его успокаивать и просить замолчать, он не прекращал орать, дергаясь и трясясь.
Затем во дворе послышался утихающий звук сирены. Я сел прямо, потрясенный, и посмотрел на Рету; казалось, с того времени, как мы вместе приехали сюда, прошли столетия.
Она сказала:
— Это правда. То, что случилось с мышью, с теми людьми в Индии
— это повторяется.
Я встал. Снаружи торопливо затопали, и зазвонил дверной звонок.
— Я не знаю, — только и сказал я. — По-моему, надо подождать, пока мы не увидим самих Джимми и Элисон. Пока же — ради Пола — нам не нужно говорить Картеру, где они.
Подумав секунду, Рета кивнула. Я пошел к двери и впустил врачей, которые быстро вошли в гостиную с носилками и капельницей.
Один из них спросил:
— Это ваш сын?
Я отрицательно покачал головой.
— Нет. Я думаю, это просто пропавший мальчик.
Когда я приехал к дому Бодинов, Дэн ждал уже пятнадцать минут. Он сидел на перилах веранды и читал номер «Сайентифик Америкен». На нем было бежево-голубое шерстяное пальто и того же цвета шапка, прикрывавшая лысину, и, если бы я был двадцатипятилетней простушкой из Минесоты, я бы, наверное, им увлекся.
— Привет, — сказал я. — Извини, что опоздал. У меня есть кое-что интересненькое.
— Да? — кисло сказал он. Он был занятым человеком и не любил, когда у него отнимали время попусту.
— Мы нашли мальчика Дентонов. Он был в моем доме, искал меня. Он появился в таком виде, будто побывал на том свете. Он в больнице, его лечат от шока и истощения.
— Что с ним случилось? — спросил Дэн, складывая журнал и засовывая его в карман пальто. Он был человеком, который вот так просто может ходить с журналом в кармане.
— Ну, он… Короче, с ним все в порядке. Заблудился, вот и все.
Мы прошли за дом, к источнику.
— Заблудился? — переспросил Дэн.
— Может быть, просто упал с велосипеда. Ударился головой, амнезия, ты знаешь.
Дэн взял меня за руку.
— Подожди-ка, Мейсон. Я знаю, когда ты говоришь правду, а еще мне известно, как ты забиваешь баки. Я с тобой достаточно давно знаком.
— Дэн, — сказал я ему. — Я просто водопроводчик и занимаюсь тем делом, которое знаю.
— Говнюк ты, а не водопроводчик. Давай выкладывай, что случилось с Полом.
Я вздохнул и посмотрел на далекие холмы. На западе небо стало угрожающе свинцовым, и похоже было, что часа через два пойдет дождь. Ржавого цвета деревья качались и скрипели на ветру.
— Пол нашел Элисон и Джимми, — сказал я.
Дэн моргнул.
— Он их нашел? Что ты имеешь в виду? Где они?
— Говорит, в лесу, позади дома старика Паско. Он говорит, что наткнулся на них случайно. С ними случилось что-то плохое, Дэн. Они накрылись простынями и никого не подпускают.
Дэн смотрел на меня широко открытыми глазами.
— Есть еще кое-что, — сказал я ему. — Может, это ложная догадка, но я помахал открытой банкой тунца перед носом Пола. Он буквально сошел с ума. Он орал, как будто за ним гнались черти. Так что, по— моему, что бы ни случилось с Элисон и Джимми, это как-то связано с запахом рыбы.
Дэн кашлянул. Затем испуганно сказал:
— Допустим, я верю тебе. Если ты не отпускаешь каждую минуту по шутке, то, думаю, тебе можно верить.
— Ты говоришь прямо как Рета, — сказал я.
Но он не понял и продолжал напряженно размышлять, хмуря брови.
— Рета говорила тебе об Остине? — спросил он. — Вспышка эпидемии в 1925 году?
— Конечно. И об экспедиции Курье.
Дэн кивнул.
— Она смогла добыть эту информацию уже сегодня утром. По— моему, если хорошенько покопаться в истории медицины, можно выудить гораздо больше. Однако нужно время. А я не уверен, есть ли оно у нас.
— Что это должно означать? — спросил я его.
— А ты подумай. Джимми и Элисон жаловались на воду утром во вторник. К вечеру они уже были поражены тем, что было в этой воде. Оливер тоже. Я не знаю, во сколько утонул Оливер, но скоро патологи из полиции дадут нам отчет, и мы узнаем, как скоро возникла чешуя на его теле. Сейчас же я знаю одно. Это происходит чертовски быстро. Если эта гадость распространилась и все колодцы заражены, то у нас времени нет времени. Мы на грани открытия, что весь Милфорд, черт его побери, покрывается чешуей, а когда это случится…
Послышалось отдаленное ворчание грозы. Между холмов сверкнула молния.
— Опять дождь, — сказал Дэн. — За последнее время пролилось больше дождя, чем за полстолетия. Уровень подземных вод такой высокий, что мы уже почти плывем.
Я сказал:
— Тебе не кажется, что надо пойти посмотреть на колодец, если уж мы здесь. Взять для убедительности еще пару проб.
После секундной паузы Дэн кивнул. Мы сошли с веранды и обошли дом. Опять послышались раскаты грома, и на какой-то миг мне показалось, что земля под ногами шевелится. Я посмотрел на Дэна и спросил:
— Ты почувствовал?
— Сотрясение? Как во время землетрясения?
— Точно.
Он стоял, подставив лицо ветру. В дальнем конце двора сарай был освещен каким-то неестественным сиянием солнца из-за обрывков облаков. Мне показалось, что я шагнул в одну из картин Эндрю Уайета, где краски были бледными, но резкими, а обыденность обстановки пугала.
— Я не знаю, — сказал он. — По-моему, это просто гром.
Мы подождали немного, но сотрясений больше не было, и пошли дальше по заднему двору. Москитная сетка дрожала и дребезжала на ветру, и в воздухе витало запустение, которое по необъяснимым причинам подавляло меня.
Мы остановились опять. Я был уверен, что слышу что-то. Это было потрескивание или звук чего-то лопающегося. Я не мог понять, что. Дэн уже собрался подняться по ступеням на кухню, но я схватил его за руку и сказал:
— Т-с-с. Послушай.
Он слушал. Потом сказал:
— По-моему, это вода. Но откуда, черт подери, она может идти?
Мы обогнули дом. За ним было даже темнее из-за нависающих деревьев и кружащихся вокруг сухих листьев. Первые тяжелые капли дождя застучали по крыше крыльца и зашумели в кронах деревьев. Но звук чего-то пузырящегося был громче, и было ясно, что это вода, и мы пошли на звук через отлогую лужайку к старому садовому ручному насосу, ржавому викторианскому реликту, выкрашенному красным суриком.
— Посмотри на это, — сказал Дэн. — Вода бьет фонтаном.
В основании насоса была дыра в дюйм шириной, и оттуда бил поток воды, которая уже пробила себе русло через лужайку к канаве, отмечающей границу земли Бодинов с восточной стороны. Напор был таким сильным, что вода вырывала землю комьями, переворачивала камни и расширяла русло.
Дэн опустился на колени и достал банку для проб. Он взял воду прямо из пробоины, встал и закрыл банку.
— Из-за чего может быть такая пробоина? — спросил он меня. — В колодце ведь нет такого давления, а?
— Нет, сэр, — сказал я. Нагнувшись и подставив руку под струю, я попробовал напор. Вода была ледяной, и ее напор, казалось, увеличивался с каждым мгновением.
— Есть какие-нибудь предположения? — спросил меня Дэн.
Я пожал плечами.
Такой напор может возникнуть по сотне причин. Один подводный резервуар мог переполниться и пролиться в другой. Или под землей могло произойти маленькое извержение вулкана.
— Это то сотрясение, которое мы почувствовали?
— Может быть. Я не знаю.
Я еще обдумывал все это, когда увидел человека, медленно идущего к нам из-за угла дома. Похоже, это был сосед, краснолицый человек в выцветшей и в пятнах масла бежевой шляпе. Он был коренастым и шел, засунув руки в карманы. Подойдя поближе, он остановился и посмотрел на нас, как фермер, заставший парочку в своей пшенице.
— Я видел ваши машины и подумал, что могу подойти и посмотреть, в чем дело, — сказал он.
— Рад видеть, что соседи Бодинов интересуются, как у них дела, — сказал я, вставая и вытирая руку платком. — Я Мейсон Перкинс, водопроводчик, а это Дэн Керк из районного отдела здравоохранения.
— Я видел вас в Нью-Милфорде, — кивнул сосед. — Меня зовут Грег Мак-Алистер. Я поселился в соседнем доме несколько недель назад.
— Грег Мак-Алистер? — спросил Дэн. — Вы не сын Уильяма Мак— Алистера, который жил здесь раньше?
— Точно. Дом — фамильная собственность, а я уехал, когда умер отец, и поехал на ферму в Айове. Теперь я продал там ферму и приехал сюда. Слишком стар, чтобы жить вне дома, понимаете ли.
Дэн сказал:
— Вы слышали предупреждения о колодезной воде в округе. Вы ведь ее не пили?
— Нет, сэр, — сказал Грег Мак-Алистер. — Я никогда в жизни не пил колодезной воды, ни я, ни мой отец, ни его отец.
— Никогда? Почему же? — спросил Дэн.
Грег, не вынимая рук из карманов, неопределенно пожал плечами.
— Может, это глупость, — сказал он нам, — но в моей семье есть поверье, что все колодцы здесь прокляты. Мой дедушка называл их Колодцами Ада.
4
— Я могу серьезно к тебе относиться, — сказал я просто. — Какие доказательства тебе нужны?
— Не знаю. А какие у тебя есть?
Старая леди в фиолетовой шляпе явно подслушивала наш разговор с растущим интересом. Я выпрямился на стуле и холодно уставился на нее. Она наклонилась над тарелкой и принялась с преувеличенным энтузиазмом ковыряться в ней вилкой.
— Заканчивай обед, — сказал я Рете. — И поехали домой. У меня горит огонь, и в морозилке лежит бутылка «Шабли». Единственно, чего я не сделал, — не убрал постель.
Она долго смотрела на меня. Серые тучи немного рассеялись, и в помещении стало светлее; солнце пробивалось через сухие листья на березах. От нее пахло духами «Гуччи», и она выглядела так тепло и восхитительно, что мне захотелось перегнуться через стол и поцеловать ее прямо здесь.
— У тебя встреча с Дэном в половине третьего, — сказала она.
— Ну, и?.. Я успеваю. Это вверх по дороге, тут близко.
Она облизала губы кончиком языка.
— Мне нужно вернуться в лабораторию и закончить анализы. Дэн с меня шкуру спустит, если я не сделаю этого.
— Я улажу это с Дэном, — сказал я. — Это важнее, чем анализы воды.
Она положила вилку.
— Ты разве не устал? — поинтересовалась она.
— Ты пытаешься отговорить себя от этого?
— Нет, — сказала она. — Я так не думаю.
— Тогда, — сказал я ей, — заканчивай обед и поехали.
Мы почти не разговаривали, доедая рыбу и бифштекс и допивая вино. Мы смотрели друг другу в глаза, все взвешивая, подсчитывая, проверяя. Потом, закончив обед, мы пошли к выходу, и я заплатил, забрал спички и сунул в рот конфету-холодок. Выйдя из ресторана, мы пошли к машине, как два любовника во французском фильме, проверяя силу ветра и свои чувства.
Рета приехала на своем «Фольксвагене», бежевом и весьма помятом.
Я сказал:
— Поехали на моей машине. Я привезу тебя сюда позже, и ты поедешь прямо в город.
— Хорошо, — кивнула она. По-моему, ей не хотелось портить эти мгновения, так же как и мне. Мы оба знали, что ей нужно будет вернуться в лабораторию, а после — встретиться с Поросенком Пэкером; но сейчас мы жили в своем волшебном мгновении, где нет правил и все дозволено.
Шелли неохотно подвинулся, Рета села, а я завел мотор и выехал с парковочной площадки «Айрон Кети». Я включил радио, чтобы заполнить тишину. Иногда мы бросали взгляды друг на друга и улыбались, но, по-моему, не догадывались, какой хрупкой была атмосфера и как мало надо было, чтобы закончить все, не начав. По радио передавали «Медленный танец» Нильса Лофгрена.
Время, пока мы ехали в Нью-Престон, мелькнуло, как на просмотре слайдов: норвильская пожарная станция, деревья, камни, белые летние домики. Круто спускающаяся вниз боковая дорога, видная сквозь дождь осыпающихся листьев. Моя подъездная дорога. Моя парадная дверь. Моя гостиная.
Мы стояли около камина. Я расстегнул ее пальто. Я поцеловал ее лоб, кончик носа, губы. Она поколебалась и тоже поцеловала меня. Ее пальто упало на пол.
Я посмотрел на нее и сказал тихо:
— Это тот момент, которого я ждал.
Она тоже взглянула на меня. Огонь, потрескивая, ярко пылал в очаге, и комната была наполнена теплом нашей неожиданно зацветшей буйным цветом привязанности.
Я освободил от петельки первую пуговицу ее блузки и заметил кусочек бюстгальтера телесного цвета.
— Мистер Перкинс? — раздался голос.
Моя голова от неожиданности дернулась. Рета отскочила от меня и застегнула пуговицу на блузке. В дверях кухни, в рваной рубашке, джинсах, с поцарапанным лицом и всклокоченными волосами, стоял Пол Дентон, пропавший девятилетний паренек, которого со вчерашнего дня искал Картер с целой армией помощников. Он трясся и был бледен, и похоже было, что он ничего не ел и не пил с тех пор, как пропал. Он моргнул, покачнулся и грохнулся прямо на столик с бутылками, которые каскадом посыпались на ковер.
Я встал на колени рядом с ним и поднял ему голову. Он был в сознании, хотя дышал с трудом. Его веки дергались, как при сотрясении мозга.
— Пол? — сказал я. — Что с тобой?
— Мистер Перкинс, — прошептал он.
— Рета, — сказал я. — Позвони Картеру. Скажи, что понадобится «скорая». Парень ужасно выглядит.
— Мистер Перкинс, — повторял Пол. — Мистер Перкинс.
— Тише, — сказал я ему. — Рета пошла звонить в полицию.
Пол отчаянно затряс головой.
— Не надо полиции, пожалуйста, пока не надо, пожалуйста!
Рета уже набирала номер. Я сказал:
— Все волнуются, Пол. Мы должны сообщить полиции.
— Нет! — закричал он. — Я обещал, что не скажу полиции!
Подняв руку, я окликнул Рету.
— Подожди-ка, Рета. Не звони им пока. Пол — что значит пообещал?
Пола трясло. Каждый его мускул напрягся и подрагивал, и говорил он сквозь стиснутые зубы. Он напомнил мне женщину, которую я однажды отвез в больницу после аварии на дороге Дэнбери. Находясь в шоке и почти потеряв дар речи, она все равно пыталась рассказать, что случилось.
Я спросил:
— Кому ты пообещал, Пол, кому? Кто сказал, что ты не должен звонить в полицию?
Он дико уставился на меня.
— Никакой полиции, мистер Перкинс, пожалуйста, никакой полиции. Я обещал.
— Я не буду звонить в полицию, Пол. Но ты должен сказать, что случилось. Где ты был? С тобой кто-нибудь был?
Он кивнул.
— Я видел их — обоих.
— Кого? Кого ты видел?
— Они прятались в лесу. Было темно. Я не знаю, что я там делал.
Рета принесла подушку, и я приподнял голову мальчика, чтобы подсунуть ее в изголовье. Уложив его, я мягко спросил:
— Скажи мне, кого ты видел, Пол. Мне нужно знать. Кто прятался в лесу, кто?
— Им нужны были вы, мистер Перкинс, — сказал он, не слыша меня. — Я слышал, как они зовут, и пошел узнать, чего им нужно. Я не поверил своим глазам, когда увидел их. Я ничего не понимал. Но они говорили со мной и сказали, что им нужно увидеть вас. Они сказали, это вопрос жизни и смерти. Они так сказали. Жизнь или смерть.
— Пол, — настаивал я. — Кто это был? Кто сказал «вопрос жизни или смерти»? Я не могу помочь, не зная, кто это.
Глаза Пола закатились, и стали видны только белки. Прерывающимся шепотом он сказал:
— Это были Джимми и Элисон Бодин. Они сказали так.
— Они так сказали? — спросила Рета. — Ты ведь их вполне достаточно знаешь, чтобы быть уверенным.
— Было темно, — прошелестел Пол. Его веки дернулись, и появились зрачки. — Я не знаю, что я там делал, но было так темно.
Я сел прямо, покусывая ноготь на большом пальце. Пол лежал среди битого стекла и сломанных соломинок для коктейля, все еще трясясь.
Я сказал Рете:
— Я думаю, надо позвонить Картеру. Что бы он там ни обещал, ему нужна медицинская помощь.
Рета кивнула и пошла к телефону. Я слышал, как она говорила с Филом Мором, одним из помощников Картера. Потом она вернулась и сказала, что полиция и «скорая» уже едут. Пол содрогался уже потише, его глаза открывались и закрывались, как будто неуправляемые, и мне подумалось, что у него тяжелый шок.
— Не пытайся говорить, — тихо сказал я. — Все скоро будет в порядке.
Пол что-то бормотал, а потом сказал тихо и отчетливо, но с какой— то любопытной бесстрастной интонацией.
— Я потерялся, понимаете? Я ехал на велосипеде, и я знал, что мне нужно в лес. Но когда я оказался в лесу, я уже не знал, где я.
— Хорошо, хорошо, Пол, — успокаивал я его. — Не надо говорить. Просто отдыхай, скоро приедут и помогут тебе.
Но Пола невозможно было остановить. Он говорил, как под гипнозом, как будто каждое слово было заучено в каком-то трансе. Высоким детским голосом он сказал:
— Я чувствовал, что это место близко. Я не был уверен. Но чувствовал. Это такое место, о котором пишут в книгах. Я боялся, но не очень. Я услышал что-то, чего не слышал раньше, — громкие звуки и крики.
— Крики? — спросил я, но, опять проигнорировав меня, он шептал:
— Я знал, что должно случиться. Мне надо было ждать. Уже темнело. Я ждал и ждал, а потом понял, что мне надо идти. Далеко. Было темно, и я падал четыре или пять раз. Я расцарапал лицо о деревья.
— А потом ты увидел Джимми и Элисон?
Пол кивнул.
— Они позвали меня из кустов. Сказали, что я не должен к ним приближаться. Они сказали, что я должен пойти и найти вас и привести в лес. Меня заставили пообещать, что я не позвоню в полицию. Если вы пойдете с полицией или кем-нибудь другим, то никогда их не найдете.
— Ты их видел? — спросила Рета.
Пол потряс головой.
— Было слишком темно. Казалось, у них на голове простыни. Я не понял, зачем.
Я наклонился.
— Голоса, — спросил я, — ты слышал их голоса отчетливо?
— Голоса были глухими, наверное, они говорили сквозь простыню. Как будто они рычали. Мне это не понравилось.
— Ты знаешь, где они — где я могу их найти? — спросил я.
— Никакой полиции, — слабо сказал Пол. — Они не выйдут, если будет полиция.
— Я обещаю, не будет никакой полиции.
— Хорошо. Тогда они будут ждать тебя, как стемнеет. Они в старом сарае на ферме Паско, это три минуты ходьбы через лес. Вот что они мне велели рассказать. Но только когда стемнеет.
Рета пощупала пульс Пола и сказала:
— Он очень слаб. Я надеюсь, «скорая» приедет быстро. Ему нужен кислород.
Я встал и подошел к окну. Вдалеке слышалось слабое завывание сирены «скорой помощи»; я знал, что они приедут минуты через две. Остался лишь один момент, который мне хотелось выяснить.
— Пол, — мягко сказал я, опять опускаясь на колени.
Рета нахмурилась, но я должен был это узнать.
— Пол, ты слышал какой-нибудь запах в лесу? Был запах, который ты запомнил?
Пол трясся и подрагивал, но не отвечал.
Минуту я колебался, а потом пошел на кухню, открыл шкаф и стал рыться в поисках банки тунца. У меня оставалась одна маленькая банка «Цыплят моря», и я, быстро дернув за ключ, открыл ее.
— Что ты делаешь? — спросила Рета, когда я шел обратно через столовую с открытой банкой.
— Сейчас увидишь, — сказал я ей. — Я не хочу этого делать, но это может все прояснить. Для Джимми и Элисон, и для меня тоже.
Я сунул банку тунца Полу под нос. Потом убрал ее и стал ждать. На мгновение он перестал трястись, прижав руки к груди в слабой попытке защититься. Вдруг его глаза широко раскрылись, превратившись в огромные побелевшие зрачки, и он издал долгий, душераздирающий крик ужаса и страдания. Он начал крутиться и извиваться на ковре и, отбросив банку в сторону, я прижал его к полу. Больше я ничего не мог сделать, хотя он был всего лишь девятилетним мальчиком, и пока Рета не начала его успокаивать и просить замолчать, он не прекращал орать, дергаясь и трясясь.
Затем во дворе послышался утихающий звук сирены. Я сел прямо, потрясенный, и посмотрел на Рету; казалось, с того времени, как мы вместе приехали сюда, прошли столетия.
Она сказала:
— Это правда. То, что случилось с мышью, с теми людьми в Индии
— это повторяется.
Я встал. Снаружи торопливо затопали, и зазвонил дверной звонок.
— Я не знаю, — только и сказал я. — По-моему, надо подождать, пока мы не увидим самих Джимми и Элисон. Пока же — ради Пола — нам не нужно говорить Картеру, где они.
Подумав секунду, Рета кивнула. Я пошел к двери и впустил врачей, которые быстро вошли в гостиную с носилками и капельницей.
Один из них спросил:
— Это ваш сын?
Я отрицательно покачал головой.
— Нет. Я думаю, это просто пропавший мальчик.
Когда я приехал к дому Бодинов, Дэн ждал уже пятнадцать минут. Он сидел на перилах веранды и читал номер «Сайентифик Америкен». На нем было бежево-голубое шерстяное пальто и того же цвета шапка, прикрывавшая лысину, и, если бы я был двадцатипятилетней простушкой из Минесоты, я бы, наверное, им увлекся.
— Привет, — сказал я. — Извини, что опоздал. У меня есть кое-что интересненькое.
— Да? — кисло сказал он. Он был занятым человеком и не любил, когда у него отнимали время попусту.
— Мы нашли мальчика Дентонов. Он был в моем доме, искал меня. Он появился в таком виде, будто побывал на том свете. Он в больнице, его лечат от шока и истощения.
— Что с ним случилось? — спросил Дэн, складывая журнал и засовывая его в карман пальто. Он был человеком, который вот так просто может ходить с журналом в кармане.
— Ну, он… Короче, с ним все в порядке. Заблудился, вот и все.
Мы прошли за дом, к источнику.
— Заблудился? — переспросил Дэн.
— Может быть, просто упал с велосипеда. Ударился головой, амнезия, ты знаешь.
Дэн взял меня за руку.
— Подожди-ка, Мейсон. Я знаю, когда ты говоришь правду, а еще мне известно, как ты забиваешь баки. Я с тобой достаточно давно знаком.
— Дэн, — сказал я ему. — Я просто водопроводчик и занимаюсь тем делом, которое знаю.
— Говнюк ты, а не водопроводчик. Давай выкладывай, что случилось с Полом.
Я вздохнул и посмотрел на далекие холмы. На западе небо стало угрожающе свинцовым, и похоже было, что часа через два пойдет дождь. Ржавого цвета деревья качались и скрипели на ветру.
— Пол нашел Элисон и Джимми, — сказал я.
Дэн моргнул.
— Он их нашел? Что ты имеешь в виду? Где они?
— Говорит, в лесу, позади дома старика Паско. Он говорит, что наткнулся на них случайно. С ними случилось что-то плохое, Дэн. Они накрылись простынями и никого не подпускают.
Дэн смотрел на меня широко открытыми глазами.
— Есть еще кое-что, — сказал я ему. — Может, это ложная догадка, но я помахал открытой банкой тунца перед носом Пола. Он буквально сошел с ума. Он орал, как будто за ним гнались черти. Так что, по— моему, что бы ни случилось с Элисон и Джимми, это как-то связано с запахом рыбы.
Дэн кашлянул. Затем испуганно сказал:
— Допустим, я верю тебе. Если ты не отпускаешь каждую минуту по шутке, то, думаю, тебе можно верить.
— Ты говоришь прямо как Рета, — сказал я.
Но он не понял и продолжал напряженно размышлять, хмуря брови.
— Рета говорила тебе об Остине? — спросил он. — Вспышка эпидемии в 1925 году?
— Конечно. И об экспедиции Курье.
Дэн кивнул.
— Она смогла добыть эту информацию уже сегодня утром. По— моему, если хорошенько покопаться в истории медицины, можно выудить гораздо больше. Однако нужно время. А я не уверен, есть ли оно у нас.
— Что это должно означать? — спросил я его.
— А ты подумай. Джимми и Элисон жаловались на воду утром во вторник. К вечеру они уже были поражены тем, что было в этой воде. Оливер тоже. Я не знаю, во сколько утонул Оливер, но скоро патологи из полиции дадут нам отчет, и мы узнаем, как скоро возникла чешуя на его теле. Сейчас же я знаю одно. Это происходит чертовски быстро. Если эта гадость распространилась и все колодцы заражены, то у нас времени нет времени. Мы на грани открытия, что весь Милфорд, черт его побери, покрывается чешуей, а когда это случится…
Послышалось отдаленное ворчание грозы. Между холмов сверкнула молния.
— Опять дождь, — сказал Дэн. — За последнее время пролилось больше дождя, чем за полстолетия. Уровень подземных вод такой высокий, что мы уже почти плывем.
Я сказал:
— Тебе не кажется, что надо пойти посмотреть на колодец, если уж мы здесь. Взять для убедительности еще пару проб.
После секундной паузы Дэн кивнул. Мы сошли с веранды и обошли дом. Опять послышались раскаты грома, и на какой-то миг мне показалось, что земля под ногами шевелится. Я посмотрел на Дэна и спросил:
— Ты почувствовал?
— Сотрясение? Как во время землетрясения?
— Точно.
Он стоял, подставив лицо ветру. В дальнем конце двора сарай был освещен каким-то неестественным сиянием солнца из-за обрывков облаков. Мне показалось, что я шагнул в одну из картин Эндрю Уайета, где краски были бледными, но резкими, а обыденность обстановки пугала.
— Я не знаю, — сказал он. — По-моему, это просто гром.
Мы подождали немного, но сотрясений больше не было, и пошли дальше по заднему двору. Москитная сетка дрожала и дребезжала на ветру, и в воздухе витало запустение, которое по необъяснимым причинам подавляло меня.
Мы остановились опять. Я был уверен, что слышу что-то. Это было потрескивание или звук чего-то лопающегося. Я не мог понять, что. Дэн уже собрался подняться по ступеням на кухню, но я схватил его за руку и сказал:
— Т-с-с. Послушай.
Он слушал. Потом сказал:
— По-моему, это вода. Но откуда, черт подери, она может идти?
Мы обогнули дом. За ним было даже темнее из-за нависающих деревьев и кружащихся вокруг сухих листьев. Первые тяжелые капли дождя застучали по крыше крыльца и зашумели в кронах деревьев. Но звук чего-то пузырящегося был громче, и было ясно, что это вода, и мы пошли на звук через отлогую лужайку к старому садовому ручному насосу, ржавому викторианскому реликту, выкрашенному красным суриком.
— Посмотри на это, — сказал Дэн. — Вода бьет фонтаном.
В основании насоса была дыра в дюйм шириной, и оттуда бил поток воды, которая уже пробила себе русло через лужайку к канаве, отмечающей границу земли Бодинов с восточной стороны. Напор был таким сильным, что вода вырывала землю комьями, переворачивала камни и расширяла русло.
Дэн опустился на колени и достал банку для проб. Он взял воду прямо из пробоины, встал и закрыл банку.
— Из-за чего может быть такая пробоина? — спросил он меня. — В колодце ведь нет такого давления, а?
— Нет, сэр, — сказал я. Нагнувшись и подставив руку под струю, я попробовал напор. Вода была ледяной, и ее напор, казалось, увеличивался с каждым мгновением.
— Есть какие-нибудь предположения? — спросил меня Дэн.
Я пожал плечами.
Такой напор может возникнуть по сотне причин. Один подводный резервуар мог переполниться и пролиться в другой. Или под землей могло произойти маленькое извержение вулкана.
— Это то сотрясение, которое мы почувствовали?
— Может быть. Я не знаю.
Я еще обдумывал все это, когда увидел человека, медленно идущего к нам из-за угла дома. Похоже, это был сосед, краснолицый человек в выцветшей и в пятнах масла бежевой шляпе. Он был коренастым и шел, засунув руки в карманы. Подойдя поближе, он остановился и посмотрел на нас, как фермер, заставший парочку в своей пшенице.
— Я видел ваши машины и подумал, что могу подойти и посмотреть, в чем дело, — сказал он.
— Рад видеть, что соседи Бодинов интересуются, как у них дела, — сказал я, вставая и вытирая руку платком. — Я Мейсон Перкинс, водопроводчик, а это Дэн Керк из районного отдела здравоохранения.
— Я видел вас в Нью-Милфорде, — кивнул сосед. — Меня зовут Грег Мак-Алистер. Я поселился в соседнем доме несколько недель назад.
— Грег Мак-Алистер? — спросил Дэн. — Вы не сын Уильяма Мак— Алистера, который жил здесь раньше?
— Точно. Дом — фамильная собственность, а я уехал, когда умер отец, и поехал на ферму в Айове. Теперь я продал там ферму и приехал сюда. Слишком стар, чтобы жить вне дома, понимаете ли.
Дэн сказал:
— Вы слышали предупреждения о колодезной воде в округе. Вы ведь ее не пили?
— Нет, сэр, — сказал Грег Мак-Алистер. — Я никогда в жизни не пил колодезной воды, ни я, ни мой отец, ни его отец.
— Никогда? Почему же? — спросил Дэн.
Грег, не вынимая рук из карманов, неопределенно пожал плечами.
— Может, это глупость, — сказал он нам, — но в моей семье есть поверье, что все колодцы здесь прокляты. Мой дедушка называл их Колодцами Ада.
4
С холмов в районе Кента опять послышались раскаты грома, как будто рычал динозавр. Грег Мак-Алистер посмотрел вверх и сказал:
— Сейчас польет, как из ведра.
— Нам лучше убраться под навес, — сказал я. — Ты взял пробы, Дэн?
Тот кивнул, и мы быстро пошли к дому. Дождь пошел стеной, когда мы достигли крыльца, стуча по черепице над нашими головами и проливаясь потоками воды на лужайку.
— Год определенно был сырым, — сказал Грег, доставая пачку «Кэмела» и закуривая. — Нижняя часть моего четырехакрового поля почти затоплена.
— Вы еще занимаетесь фермой? — спросил Дэн.
— У меня две коровы, и все. Да и те больше как декорации.
Я прислонился к стене дома, обшитой деревянными планками, и снял свою бейсболку.
— Я ничего не слышал о проклятиях, — сказал я Грегу.
— Проклятиях на колодцах? — спросил Грег Мак-Алистер, пуская струи дыма из волосатых ноздрей. — Это очень старая история, которую рассказывали еще старики, а сейчас забытая. Некоторые склеротики ее еще помнят, но большинство уже нет. Нью-Милфорд изменился с тех пор, как я был ребенком.
— Что это было за проклятие? — спросил Дэн.
Грег Мак-Алистер фыркнул.
— Ну, это было что-то вроде стихотворения, это все, что я знаю. Папа читал мне его на ночь, когда я был маленьким. Он говорил, что никто вокруг не пил местную воду, они всегда ездили к Непогскому водохранилищу с цистернами и привозили воду с собой, а еще раньше, может быть, и к Сквантскому пруду. Но никто не пил колодезную воду, только мыли ею посуду, стирали, поливали поля или поили животных.
Я достал сигару и прикурил. Меня подташнивало, и я подумал, не слишком ли быстро я проглотил бифштекс. Я вообще нервничал. Мне бы не мешало выпить чего-нибудь.
— Вы курите эти штуки с пластмассовыми наконечниками? — спросил Грег Мак-Алистер. — Я слышал, от них развивается рак зубов.
— Рак зубов? — удивился Дэн.
— Точно. Пластик, должно быть, чаще всего вызывает рак, не считая сыра.
Я взглянул на Дэна. Похоже, в вопросах медицины на Грега нельзя было положиться. Но Дэн изобразил на лице фразу: «это наш единственный свидетель». Вслух он сказал:
— Расскажите нам этот стишок, Грег. Как он звучал?
Грег улыбнулся, отчего его лицо пошло морщинами, а рот растянулся, как старая ткань.
— Мой отец столько раз рассказывал мне его, что я, наверное, буду помнить его на смертном одре.
Он затянулся, выпустил дым и продолжал:
— Звучал он так:
~Не пей водицы, Пей вино.
И не падет тебе на голову Проклятье Понтанпо.
Мы не глотали воду Из колодцев в Престоне Чтобы проклятой чешуе Не завестись на коже~.
Дэн поднял брови.
— Ваш отец рассказал вам этот стишок? Сколько вам тогда было?
Грег задумчиво потер подбородок.
— Лет одиннадцать.
— Он говорил, что значат эти слова?
Грег, казалось, был озадачен.
— Что значат эти слова?
— Да. Он говорил, что это за проклятье Понтанпо, например? И что это за «проклятая чешуя»?
Дождь стучал по карнизу крыльца.
Грег медленно покачал головой.
— Я не помню, чтобы он говорил. Может, когда я был совсем малышом. Но значения слов я не помню. Мне и в голову не приходило думать об этом. Это значит то, что значит, и все.
— Но, может, вы постараетесь догадаться? — настаивал я.
— Ну, это запросто, — сказал он мне. — «Пей вино» — значит, не пей колодезной воды, а Понтанпо, наверное, какой-нибудь, краснокожий. Похоже ведь на индейское имя, а? Может быть, краснокожие наложили проклятье на воду; какое-нибудь племя алконианцев, наверное. А может, и не так, кто может знать? В любом случае, во втором стишке сказано не пить воду в районе Нью-Престона, чтобы не было чешуи на коже.
— Но вы знаете, что это значит? Можете догадываться? Может быть, кто-нибудь вам говорил?
Грег сильно затянулся, и кончик сигареты зажегся оранжевым светом. Подумав некоторое время, скребя в задубевшем затылке над морщинистой красной шеей, он отрицательно покачал головой.
— Я спрашивал отца раз, — сказал он, — но он сказал лишь, что это связано с людьми-коленями.
— Люди-колени? Вы имеете в виду вот это место посреди ноги?
— Да, точно. Он больше ничего не знал. Он только сказал, что стих был предназначен для предостережения простых людей от людей— коленей. Больше он ничего не знал. Местные старики знали, а он нет, да и не думал спрашивать. Он говорил, что такие вещи лучше не знать.
Дэн вынул пробу воды и поднял ее на серый свет дождливого дня. Даже не сходя с места, я видел, что у нее тот самый желтоватый оттенок, хотя это могло быть вызвано отчасти той грязью, которая находилась в бьющем из насоса фонтане. Только полный анализ покажет, что в воде.
Дэн спросил у Грега Мак-Алистера:
— Вы видели колодезную воду? Вот такого желто-зеленого цвета?
Грег, прищурившись, посмотрел на пробу и покачал головой.
— Я не помню случая, чтобы вода не была бы чистой. Это вода с грязью, ведь так?
— Нет, — сказал Дэн. — Если бы это была грязь, она бы осела, а вода окрашена ровно по всей высоте банки.
— Это яд? — спросил Грег.
— Возможно, — сказал Дэн. — Это я и постараюсь выяснить.
Попыхивая своей канцерогенной сигарой, я вставил:
— Вот почему мы интересовались насчет стихов. В легендах может быть какая-нибудь подсказка.
Грег посмотрел на Дэна, потом на меня.
— Вы действительно хотите побольше разузнать о старых историях?
— Конечно. Вы знаете еще какие-нибудь?
— Не я. Но у моего деда была книга, где, как он говорил, были старые предания Нью-Милфорда, Вамингтона и вообще всей округи. Она называлась «Легенды Литчфилда».
Я посмотрел на часы. Было уже начало четвертого, а дождь не кончался. Я подумал о Джимми и Элисон, которые прячутся в лесу, ожидая темноты. Это мало успокаивало. Больше, наверное, пугало. С Джимми и Элисон, наверное, произошло что-то ужасное. Кожа пошла чешуей, и почему-то им была нужна именно моя помощь. Наверное, потому что я был единственным, кто не стал бы сначала стрелять, а потом смотреть, кто это.
— Сейчас польет, как из ведра.
— Нам лучше убраться под навес, — сказал я. — Ты взял пробы, Дэн?
Тот кивнул, и мы быстро пошли к дому. Дождь пошел стеной, когда мы достигли крыльца, стуча по черепице над нашими головами и проливаясь потоками воды на лужайку.
— Год определенно был сырым, — сказал Грег, доставая пачку «Кэмела» и закуривая. — Нижняя часть моего четырехакрового поля почти затоплена.
— Вы еще занимаетесь фермой? — спросил Дэн.
— У меня две коровы, и все. Да и те больше как декорации.
Я прислонился к стене дома, обшитой деревянными планками, и снял свою бейсболку.
— Я ничего не слышал о проклятиях, — сказал я Грегу.
— Проклятиях на колодцах? — спросил Грег Мак-Алистер, пуская струи дыма из волосатых ноздрей. — Это очень старая история, которую рассказывали еще старики, а сейчас забытая. Некоторые склеротики ее еще помнят, но большинство уже нет. Нью-Милфорд изменился с тех пор, как я был ребенком.
— Что это было за проклятие? — спросил Дэн.
Грег Мак-Алистер фыркнул.
— Ну, это было что-то вроде стихотворения, это все, что я знаю. Папа читал мне его на ночь, когда я был маленьким. Он говорил, что никто вокруг не пил местную воду, они всегда ездили к Непогскому водохранилищу с цистернами и привозили воду с собой, а еще раньше, может быть, и к Сквантскому пруду. Но никто не пил колодезную воду, только мыли ею посуду, стирали, поливали поля или поили животных.
Я достал сигару и прикурил. Меня подташнивало, и я подумал, не слишком ли быстро я проглотил бифштекс. Я вообще нервничал. Мне бы не мешало выпить чего-нибудь.
— Вы курите эти штуки с пластмассовыми наконечниками? — спросил Грег Мак-Алистер. — Я слышал, от них развивается рак зубов.
— Рак зубов? — удивился Дэн.
— Точно. Пластик, должно быть, чаще всего вызывает рак, не считая сыра.
Я взглянул на Дэна. Похоже, в вопросах медицины на Грега нельзя было положиться. Но Дэн изобразил на лице фразу: «это наш единственный свидетель». Вслух он сказал:
— Расскажите нам этот стишок, Грег. Как он звучал?
Грег улыбнулся, отчего его лицо пошло морщинами, а рот растянулся, как старая ткань.
— Мой отец столько раз рассказывал мне его, что я, наверное, буду помнить его на смертном одре.
Он затянулся, выпустил дым и продолжал:
— Звучал он так:
~Не пей водицы, Пей вино.
И не падет тебе на голову Проклятье Понтанпо.
Мы не глотали воду Из колодцев в Престоне Чтобы проклятой чешуе Не завестись на коже~.
Дэн поднял брови.
— Ваш отец рассказал вам этот стишок? Сколько вам тогда было?
Грег задумчиво потер подбородок.
— Лет одиннадцать.
— Он говорил, что значат эти слова?
Грег, казалось, был озадачен.
— Что значат эти слова?
— Да. Он говорил, что это за проклятье Понтанпо, например? И что это за «проклятая чешуя»?
Дождь стучал по карнизу крыльца.
Грег медленно покачал головой.
— Я не помню, чтобы он говорил. Может, когда я был совсем малышом. Но значения слов я не помню. Мне и в голову не приходило думать об этом. Это значит то, что значит, и все.
— Но, может, вы постараетесь догадаться? — настаивал я.
— Ну, это запросто, — сказал он мне. — «Пей вино» — значит, не пей колодезной воды, а Понтанпо, наверное, какой-нибудь, краснокожий. Похоже ведь на индейское имя, а? Может быть, краснокожие наложили проклятье на воду; какое-нибудь племя алконианцев, наверное. А может, и не так, кто может знать? В любом случае, во втором стишке сказано не пить воду в районе Нью-Престона, чтобы не было чешуи на коже.
— Но вы знаете, что это значит? Можете догадываться? Может быть, кто-нибудь вам говорил?
Грег сильно затянулся, и кончик сигареты зажегся оранжевым светом. Подумав некоторое время, скребя в задубевшем затылке над морщинистой красной шеей, он отрицательно покачал головой.
— Я спрашивал отца раз, — сказал он, — но он сказал лишь, что это связано с людьми-коленями.
— Люди-колени? Вы имеете в виду вот это место посреди ноги?
— Да, точно. Он больше ничего не знал. Он только сказал, что стих был предназначен для предостережения простых людей от людей— коленей. Больше он ничего не знал. Местные старики знали, а он нет, да и не думал спрашивать. Он говорил, что такие вещи лучше не знать.
Дэн вынул пробу воды и поднял ее на серый свет дождливого дня. Даже не сходя с места, я видел, что у нее тот самый желтоватый оттенок, хотя это могло быть вызвано отчасти той грязью, которая находилась в бьющем из насоса фонтане. Только полный анализ покажет, что в воде.
Дэн спросил у Грега Мак-Алистера:
— Вы видели колодезную воду? Вот такого желто-зеленого цвета?
Грег, прищурившись, посмотрел на пробу и покачал головой.
— Я не помню случая, чтобы вода не была бы чистой. Это вода с грязью, ведь так?
— Нет, — сказал Дэн. — Если бы это была грязь, она бы осела, а вода окрашена ровно по всей высоте банки.
— Это яд? — спросил Грег.
— Возможно, — сказал Дэн. — Это я и постараюсь выяснить.
Попыхивая своей канцерогенной сигарой, я вставил:
— Вот почему мы интересовались насчет стихов. В легендах может быть какая-нибудь подсказка.
Грег посмотрел на Дэна, потом на меня.
— Вы действительно хотите побольше разузнать о старых историях?
— Конечно. Вы знаете еще какие-нибудь?
— Не я. Но у моего деда была книга, где, как он говорил, были старые предания Нью-Милфорда, Вамингтона и вообще всей округи. Она называлась «Легенды Литчфилда».
Я посмотрел на часы. Было уже начало четвертого, а дождь не кончался. Я подумал о Джимми и Элисон, которые прячутся в лесу, ожидая темноты. Это мало успокаивало. Больше, наверное, пугало. С Джимми и Элисон, наверное, произошло что-то ужасное. Кожа пошла чешуей, и почему-то им была нужна именно моя помощь. Наверное, потому что я был единственным, кто не стал бы сначала стрелять, а потом смотреть, кто это.