Маттсон Уле. Бриг 'Три лилии'

   Туа-Туа предложила положить Шарлотту под камень, но Миккель кивнул головой в сторону тура и объяснил, что под камнями только мертвых викингов хоронят.
   - Мы вот что сделаем, - продолжал он: - похороним ее в часовне. В старину всех знатных людей, графов и прочих в церквах хоронили. Значит, и для черепахи годится. И там земля не такая твердая.
   Часовенка стояла на южной стороне горы. Она была старинная, построенная еще в ту пору, когда в заливе было много сельди, и разоренная огнем в тот самый год, когда сельдь пропала. Теперь от нее оставались лишь каменные стены да звонница, а балки до того прогнили, что даже крысы боялись там селиться.
   Не успела Туа-Туа опомниться, как Миккель уже сбегал к сараю Симона за лопатой.
   - Бери черепаху, пойдем, - распорядился он.
   - А вдруг кто увидит, Миккель?
   - Нигде не написано, что черепах нельзя хоронить в церкви, - возразил Миккель. - Вот только какой куплет петь?..
   В зимнем сумраке перед ними выросли почерневшие голые стены. Рядом - звонница с прохудившейся крышей и с черной дырой вместо двери.
   Крысы перегрызли веревку, на которой висел колокол; он упал и разбился на четыре части.
   - А если снаружи похороним? - осторожно предложила Туа-Туа. - Я спою, а ты ямку выроешь перед входом.
   - В скале? На лопату, попробуй сама.
   - Уж очень страшно, - сказала Туа-Туа.
   - Среди бела дня-то? - успокоил ее Миккель. - Войдем на пять шагов, поняла? Посчитаем: раз, два, три, четыре, пять и я стану копать в том месте, а ты будешь петь.
   Они вошли: Миккель впереди, Туа-Туа за ним с черепахой в руках. Крыши не было, остались только черные, обуглившиеся балки. С ближней балки свисало на бронзовой цепочке что-то белое - кораблик. Так уж было заведено в этом краю: во всех церквах вешали под крышей кораблик.
   Снасти сгорели, остался один корпус.
   Туа-Туа посчитала: раз, два, три, четыре, пять. Миккель снял с плеча лопату. Земля оказалась тверже, чем он думал. Туа-Туа прижимала к себе черепаху и вздрагивала от каждого звука.
   - Скорее, мне холодно! Почему ты не копаешь?
   - Твердо очень! - пробурчал Миккель. - Спела бы лучше.
   Туа-Туа откашлялась:
   В уютной колыбели
   Спи крепко, мой малыш.
   Когда дитя...
   - Что это, Миккель?
   - Камень задел.
   - А мне почудилось, кто-то смеется, - сказала Туа-Туа и положила черепаху. - Ты не знаешь стих от нечистой силы в церквах?
   - Нет, - ответил Миккель, продолжая копать.
   - Там в углу стоит кто-то! - вдруг закричала Туа-Туа.
   - Тебе чудится, - сказал Миккель, но на всякий случай остановился. - Где?
   - Вон! - Дрожащая рука Туа-Туа повисла в воздухе. Нет, вон!
   Миккель взялся покрепче за лопату.
   - Стой на месте, - велел он. - Я пойду проверю.
   Туа-Туа зажмурилась. Слышно было, как хрустит снег под ногами Миккеля.
   - Тут только пустые мешки! - крикнул он из угла. - И клетчатое пальто на гвозде висит. Вот тебе и почудилось. Ишь ты, медные пуговицы, кожаный пояс!
   Миккель продолжал осмотр.
   - Ящик... два огарка, - перечислял он. - Не иначе, бродяга какой-нибудь здесь приютился. Ладно, пой, да скорее кончим.
   Снова захрустел снег, Туа-Туа открыла глаза.
   - Бродяга? - повторила она недоверчиво.
   - А кто же еще? Шел мимо, переночевал и оставил свое барахло.
   Но он не убедил Туа-Туа.
   - Чтобы бродяга оставил пальто с медными пуговицами и кожаным поясом? Да он каждую минуту вернуться может! Я ухожу, Миккель!
   Туа-Туа шагнула было к двери, однако тут же вернулась. В полумраке лицо ее казалось совсем белым. Мерзлая земля никак не поддавалась лопате. Все-таки Миккелю удалось вырыть ямку. Они положили черепаху, и Миккель сказал:
   - Аминь, да будет так, - совсем как священник.
   Быстро темнело, и они решили, что больше петь необязательно.
   - А по-моему, это церковный вор, - вдруг заявила Туа-Туа.
   - В сгоревшей часовне? - сказал Миккель. - Ерунда! Сейчас зароем ее. Потом пойдем к плотнику, расскажем, где похоронили.
   - Все равно, мне кажется, что вор, - твердила Туа-Туа.
   Ее глаза остановились на балке и позеленевшей цепочке, на которой висел кораблик.
   - Кораблик! - воскликнула она. - Вот до чего он добирается!
   - Кому он нужен - старый да гнилой? - бурчал Миккель, прихлопывая землю. - Один корпус остался. Снасть вся сгорела, когда пожар был.
   - Гляди, он светится, Миккель!
   - Это фонарь, - объяснил Миккель и показал лопатой. Такой же, какие Симон на своих корабликах делает. Видишь красное стеклышко, и все. Ну, пошли.
   Туа-Туа больше не спорила. Вверху, словно красный глаз, блестел фонарь; кораблик поскрипывал, качаясь на ветру.
   Выйдя, они увидели залив: сплошной белый лед, до самых островов. Миккель шагал с лопатой на плече и молчал. Нет больше капитана Петруса Юханнеса Миккельсона...
   Глава двенадцатая
   ПОЧЕМУ У СИМОНА ТУКИНГА ГОРИТ СВЕТ
   Дело было вечером. Миккель сидел на кухне и ковырял вилкой в тарелке.
   - Ты уж не заболел ли? - удивилась бабушка. - Может, тебе селедка с картошкой не годится?
   Миккель молча чертил ногтем по столу.
   - Или все думаешь о том мазурике, что слонялся здесь на рождество? - продолжала бабушка. - Ужли бродяг не видел раньше?
   Миккель мотнул головой: видел, кто же бродяг боится!
   - То-то, - сказала бабушка. - Чего бледный такой? Живот болит?
   - А какой он был? - спросил Миккель.
   - Кто?
   - Отец мой.
   Бабушка Тювесон разинула рот. Словно хотела что-то сказать, да не могла выговорить.
   - Вон он сидит, - промолвила бабушка наконец и показала на фотографию над буфетом.
   - Нет, а какой он сам?
   - Или я тебе не рассказывала? Честный человек был, и ведь надо же такой беде случиться. Ешь, расти да будь ему под стать.
   - А "Три лилии"?
   - Добрый корабль был, не хуже других, - ответила бабушка. - Вот он и нанялся матросом, потому что бедняк был и не хотел дома штаны просиживать.
   - Я думал, он капитаном был, - сказал Миккель.
   - Не был - так мог стать! - отрезала бабушка. - Кабы не шторм возле Германии.
   - У маяка Дарнерарт? - спросил Миккель.
   Бабушка уронила чашку, губы ее задрожали.
   - Откуда... откуда ты знаешь, Миккель?
   - Говорил кто-то.
   Бабушка Тювесон подвинула стул и села. У нее был такой вид, словно ей сто лет.
   - Уж лучше скажу все как есть, внучек... - пробормотала она. - Непутевый он был, вот что. Веселый и добрый, но без царя в голове.
   - Так я и думал, - сказал Миккель.
   - А еще он в железку играл.
   - Это что? - спросил Миккель.
   - Карточная игра такая. Да простит его бог. Уж так пристрастился, и никогда-то ему не везло. "Вот увидите, скажет, бывало, - уеду в Америку, нарою золота. Потом вернусь и дом построю". А только не попал он ни в Америку, ни домой... Ты чего глядишь так на меня?
   - Я на фотографию...
   Мудрено ли, что картошка с селедкой в горло не лезут.
   Миккель побрел к кушетке, лег и закрылся с головой. Подошел, как всегда, Боббе, потыкался носом, хотел облизать его, но Миккелева голова оказалась почему-то возле ног, а простыня намокла.
   В чем дело, Миккель Миккельсон?
   В окно косо падал свет луны. Вдруг Миккель сел. Теперь некого больше ждать, все. Лед в заливе крепкий. Можно уйти на острова. Что, если прямо сегодня же ночью? Там всегда можно на корабль наняться. Вот только бабушка...
   Ведь плакать будет, это уж точно. Он представил себе ее, как она сидит в сарае на скамеечке, зажав платок в руке и подперев голову. Ничего не поделаешь! Он свесил вторую ногу.
   Постой, а как же... Туа-Туа? Миккель спрятал ногу под одеяло. Не одна бабушка - двое будут плакать в сарае. Может он это допустить? Нет! Лучше подождать один день и переговорить с Туа-Туа. Миккель укрылся потеплее и сам не заметил, как уснул.
   На следующий день он пошел на гору срезать гибких прутьев. Бабушка прорубила лунки во льду на заливе; ей нужны были прутья для удочек. Она взяла с собой хлеба и сушеной рыбы в корзиночке, сказала, что вернется вечером.
   Только Миккель собрался бросить, как обычно, камень в тур, вдруг позади него послышался голос:
   Бородавка-борода,
   Сгинь навеки, навсегда!
   Он обернулся и увидел Туа-Туа. Она сидела на корточках в снегу, подняв кверху правую руку.
   - А-а, вот ты где? - сказал Миккель.
   - Ш-ш-ш, - зашипела Туа-Туа. - Молчи, испортишь все.
   Она открыла один глаз, покосилась на руку и вздохнула:
   - Как были, так и остались. Придется новое средство попробовать.
   Туа-Туа встала и отряхнулась от снега.
   - Вот только как достать лисью шерсть.
   - Лисью шерсть? - удивился Миккель.
   - Ну да, на мазь, - объяснила Туа-Туа. - Меня звонарь научил, старик Салмон. Садись, расскажу. Отец утром в город поехал, на целую неделю, и старик Салмон приходил вчера коляску чинить. Я показала ему бородавки, а он и говорит: "Намажь ты их бараньим салом, - говорит, - а сверху положи крест-накрест две лисьи волосинки, только от живой лисы, иначе не подействует. Пусть лежат так до новолуния, потом бородавки сами отвалятся". А ты веришь, Миккель?
   - От живой лисы?.. Где же их взять?
   Он вытащил нож из ножен и стал срезать прутья, а сам в это время думал, как сказать Туа-Туа о побеге. Заплачет?..
   - Сегодня ночью как раз новолуние будет, - продолжала Туа-Туа. - Сало у меня есть. На то время, что папа в городе, к нам приехала тетя Гедда Соделйн из Эсбьерга. Она такая близорукая, что комод от верблюда не отличит. Я набила подушками кофту и положила на кровать. Теперь остается самое трудное - лисий волос.
   Миккель сел на камень и положил прутья на колени.
   Отсюда было видно, как бабушка ходит в потемках по льду и проверяет свои удочки. А вон постоялый двор и четыре яблони. Та, что поближе к сараю, - с дуплом; в нем лежит чисто вымытая бутылка из-под керосина с десятью риксдалерами...
   До чего же трудно решиться на побег!
   А рядом стоит Туа-Туа со своими семью бородавками, которые ничто не берет.
   - Может, у плотника есть лисий волос? - сказал Миккель. - Сколько он лис перестрелял!
   - Правда? - обрадовалась Туа-Туа.
   - Бери свое сало, пойдем спросим.
   Туа-Туа взяла бумажку с бараньим салом и пошла за Миккелем к постоялому двору горел свет. Боббе лежал в чужой.
   Миккель успокоил его:
   - Свои, свои, Боббе. Я тебе на пасху кость дам такую.
   Боббе подвинулся тявкнув. Миккель и Туа-Туа шмыгнули вверх по лестнице.
   - Ты его штурманом назови, он тогда добрый будет, - посоветовал Миккель.
   Он постучал. Плотник Грилле пробасил:
   - Войдите!
   Миккель открыл, поклонился и подтолкнул вперед Туа-Туа.
   - У нее бородавки, - объяснил он. - Она знает хорошее средство, но ей нужно два лисьих волоса.
   Плотник Грилле сидел, как обычно, в качалке, зажав в зубах носогрейку.
   - Только от живой лисы, - добавил Миккель, Плотник повертел большими пальцами.
   - Жаль, - произнес он, глядя в потолок, - как раз сейчас от живой нету. Ну-ка, сядьте, я посмотрю в кладовке, не осталось ли меду.
   Туа-Туа и Миккель сели на кровать. Плотник Грилле достал мед и серый хлеб.
   - А медвежьи есть, - сказал он. - Но вам непременно лисьи надо?.. Макайте да ешьте, детишки.
   Они стали есть.
   - Может, медвежьи тоже подойдут? - предположил Миккель.
   - Если крест-накрест положить, - сказала Туа-Туа.
   Плотник достал два жестких длинных волоса, удивительно похожих на конские. Туа-Туа намазала бородавки салом и положила сверху "медвежьи" волосы. Потом они принялись ждать.
   - Луна выйдет около восьми, - сообщил плотник. - Сидите пока здесь. А ты чего в окно уставился, Миккель Миккельсон? Аль луна уже взошла?
   - Нет, но у Симона Тукинга свет, - ответил Миккель и протер окно рукавом.
   - Я видел, - сказал плотник. - Значит, Симон уже вернулся. Должно, мешок прохудился... Ну как, сошли бородавки?
   - Мазь должна всю ночь лежать, - объяснила Туа-Туа и пошла к двери. - Мне домой пора. Спасибо, до свидания... Ты идешь, Миккель?
   Миккель прижал нос к стеклу и думал о Симоне Тукинге. Симон вернулся... Может быть, он знает? О кораблекрушении у маяка Дарнерарт, о том, как сюда попала книга?
   Ну конечно, Симон должен знать! Все, даже самое неприятное... Миккелю стало жарко. Но правда всего важнее.
   - Мы еще в одно место собирались, - сказал он плотнику. - Qпасибо за мед, за хлеб. Похоже, ростепель будет.
   - Тогда бородавки сразу отвалятся, - предсказал плотник. - А не отвалятся, приходите завтра. Я стишок хороший знаю, он начинается...
   Дверь захлопнулась, и голос плотника превратился в неразборчивое бормотание.
   Шел снег. На заливе, приближаясь к берегу, мелькал бабушкин фонарь.
   - Я зайду к Симону, Туа-Туа, - объявил Миккель. - Ты можешь не ходить, коли не хочешь.
   Туа-Туа ничего не сказала. Она шла, подняв руку, словно в лубке. Они молча спустились по старой дороге к лодочному сараю. Замок был снят, дверь приоткрыта. Миккель потянул ее к себе.
   В углу, спиной к ним, сидел на корточках Симон Тукинг.
   Он совал дрова в печь.
   Миккель откашлялся:
   - Здравствуй, Симон. Понимаешь, мы...
   И вдруг стало тихо. Туа-Туа испуганно вскрикнула и прикрыла рот рукой. Человек встал и обернулся. Это был не Симон Тукинг.
   Глава тринадцатая
   ПАТ О'БРАЙЕН ДУЕТ В ЗОВУТКУ
   Сначала они увидели бороду, пышную и косматую, как у Симона Тукинга. Потом глаза. Они были серые, словно кремень, и щурились от дыма.
   Незнакомец подошел к столу и сел. Шея его была обмотана красным клетчатым платком, живот перетянут широким кожаным поясом, на котором висели сбоку три серебряные монеты. Высокие сапоги из желтой кожи покоробились, на них насохла глина. Брюки порвались. В зубах он держал толстую сигару.
   - Ивнинг, дакс *, - сказал незнакомец.
   Миккель почувствовал, как рука Туа-Туа ищет его руку.
   На столе лежала широкополая шляпа и узел с одеждой.
   На печи стояла сковорода с четырьмя скворчащими отбивными.
   - Дверь закройте! - скомандовал незнакомец.
   Это был человечий язык. Миккель закрыл. Туа-Туа тоже вошла - любопытство оказалось сильнее, чем страх.
   - Как бы не пригорели. - Незнакомец встал и повернулся к сковороде.
   Он поплевал на пальцы, чтобы не обжечь, и встряхнул сковороду так, что котлеты перевернулись сами.
   - Вы из деревни? - спросил он, не оборачиваясь.
   - Да-а, - чуть слышно произнесла Туа-Туа.
   - Многие промывают?
   Они не знали, что отвечать. Веснушки Туа-Туа блестели, как светлячки. Миккель чесал нос. Незнакомец поставил сковороду на стол.
   - Потому-то я и отсиживаюсь здесь, от глаз подаль
   * Ивнинг, дакс (англ.) - привет, утята.
   ше, - продолжал он. - Не то сразу пронюхали бы и пошли промывать, все до одного.
   - Промывать? - повторила Туа-Туа.
   - Ну да, золото промывать. - Незнакомец мигнул. - Но ведь вы никому не скажете? А то я еще не застолбил.
   - Не застолбил? - переспросил Миккель.
   - Вот именно. Прежде чем рыть начнешь и все такое, нужно бумагу получить, что ты, мол, застолбил это место. Не то потом хлопот не оберешься!.. - Он вытащил нож и стал нарезать мясо кубиками. - Хуже всего, что нельзя начинать промывку до весны, пока на речке лед не сойдет.
   - На... на речке? - пробормотал Миккель. - Разве там есть золото?
   - А вы не знали? - Незнакомец наколол кубик на острие ножа и положил в рот. - В Америке все речки уже обыскали. Ни щепотки золота не осталось. И вдруг до меня слух дошел: мол, в речке Синтора, в волости Льюнга, сразу за перепадом, где река петляет, золота уйма, только не ленись.
   - Подумать только! - удивилась Туа-Туа.
   - Вот именно, - продолжал незнакомец и наколол еще кусок свинины. - Ну, я, понятно, собрал вещички и сюда. Главное, застолбить первым... Сит даун, дакс.
   - Что? - сказал Миккель.
   - Садитесь!
   Они сели на кровать Симона. Туа-Туа поближе к двери.
   - Но коли хоть одна душа пронюхает - все пропало! - Он смотрел на Миккеля и Туа-Туа сквозь облачко синего дыма. - А вы могли бы мне помочь.
   - Промывать золото? - спросил Миккель.
   Незнакомец задумчиво кивнул.
   - Это дело надо втроем делать, - объяснил он. - Я здесь чужой, меня как увидят, сразу догадаются: "Гляди-ко, золотоискатель! Зачем бы это он сюда заявился?" И не успеешь оглянуться, как к реке столько народу сбежится, что негде будет плюнуть. Нет, настоящий золотнишник не так делает - у него разведчики есть, которые все для него выведывают, где золото и все такое. А сам он сидит, покуривает сигару и планы строит. Прибегают разведчики: "Нашли, есть золото!" Старатель отвечает: "Великолепно, бойз. На рассвете поскачем туда".
   Чужеземец отшвырнул прочь окурок и сказал:
   - Последняя была... А где же Бил?.. - Он поднялся и стал смотреть в разные стороны. - Бил!
   - Какой Бил? - не выдержал Миккель.
   - А, вот ты где? - произнес с облегчением незнакомец. У каждого золотнишника есть помощник, по имени Бил. Завтра пойдешь через залив и купишь ящик сигар. - Он бросил Миккелю мятую бумажку. - И свинины кусок. Или вы передумали?
   - Пойду, как только рассветет, - поспешно отозвался Миккель.
   - Ну, и кофе пачку, если деньги останутся.
   - А меня как звать? - спросила Туа-Туа.
   - Постой-ка... - Незнакомец задумался. - Вот как: Бетси.
   Туа-Туа как будто осталась довольна новым именем.
   А он продолжал:
   - А река наша, так что никому ни слова. Я пока буду находиться здесь, в лодочном сарае Симона Тукинга.
   - Неужто Симона и в Америке знают? - Миккель даже рот разинул.
   Незнакомец оторопел, словно проговорился. Но тут же опомнился и объяснил, что в Америке все знают всех.
   Миккель сразу подумал об отце, Юханнесе Миккельсоне. Симона нет - так, может, американец знает? Вот только как спросить?..
   Чужеземец достал гвозди, камень и стал прибивать мешок над северным окошком.
   - Восемь лет назад на постоялом дворе одни крысы жили. А на рождество я зашел туда, думал переночевать, ан нет уже поселился кто-то.
   - Так это по тебе плотник стрелял?! - воскликнул Миккель.
   - Выходит, по мне... - пробормотал незнакомец. - Замерз, понимаешь. А что это за плотник?
   Миккель рассказал, кто такой Грилле и где он живет.
   Чужеземец спросил:
   - А внизу кто живет?
   - Я, - ответил Миккель.
   Незнакомец ласково улыбнулся, покачивая в руке камень:
   - Как же тебя звать?
   - Миккель Томас Миккельсон.
   Камень грохнул о пол и закатился под стол. Незнакомец произнес страшное проклятие и запрыгал на одной ноге, держась за другую обеими руками. Потом полез за камнем.
   Из-под стола он вылез бледный как мел.
   - Прямо по мозоли! - Он сморщился и повертел ступней. Беда с этими мозолями, а не миновать их, коли роешь золото в тесных сапогах.
   Чужеземец пошел наружу - проверить, не пробивается ли свет.
   Туа-Туа испуганно прижалась к Миккелю.
   - Я боюсь, Миккель. Откуда он может знать, что восемь лет назад на постоялом дворе одни крысы жили? Пока не вселились вы и Грилле? Тут что-то не то, Миккель.
   - Тш-ш-ш-ш, он обратно идет, - шепнул Миккель.
   Чужеземец вошел в каморку.
   - А хоть бы и было видно, - произнес он. - Все равно я тут только ночевать буду. Мало ли что.
   Он сел на скамейку перед печкой:
   - Бил!
   - Я здесь, - откликнулся Миккель.
   - Добро, - сказал незнакомец. - Мне нужно кое-что знать, чтобы все сообразить как следует. Кто из деревни приходит зимой сюда, на берег?
   - А никто, - ответил Миккель. - На Клеве всегда лед, страх как скользко. Одна Туа-Туа... то есть, я хотел сказать, Бетси. Ну и плотник, конечно, и мы с бабушкой, и...
   Чужеземец прервал его:
   - Ясно, Бил.
   Он вытащил красный карандаш и нацарапал что-то на клочке бумаги.
   - А лодки у кого есть?
   - Только у плотника и Симона, - ответил Миккель.
   - Добро! - Он написал еще несколько слов. - Это все очень важно для поисков золота. А скажи, недели так три-четыре назад, перед тем как льду стать, кто-нибудь выходил в залив на лодке?
   У Миккеля сердце замерло. Он посчитал по пальцам.
   Три-четыре недели назад - это же получается как раз, когда корабль на мель наскочил. Он проглотил слюну. Глаза незнакомца щурились на него сквозь дым.
   - Подумай как следует. - Чужеземец взял кусок мяса, Недели три-четыре. Это я так, к примеру. Поздно вечером.
   - Может... может, Симон Тукинг? - глухо пробормотал Миккель.
   - А больше никто не мог быть? - Чужеземец положил мясо в рот.
   - Еще... еще помнится мне... - начал Миккель.
   - ...что плотник тоже выходил, да? Так, что ли?
   Миккель кивнул. Чужеземец тоже кивнул, полез в карман и вытащил старую, видавшую виды табакерку.
   - Вообще-то мне совсем и необязательно тебя спрашивать, - сказал он и подмигнул. - Стоит только спросить зовутку.
   Он постучал по табакерке и поднес ее к уху:
   - Спит...
   Веснушки Туа-Туа опять засветились. Она невольно подвинулась ближе.
   - Зо...зовутка? - прошептала она. - Это что такое?
   Чужеземец подмигнул двумя глазами и сказал, что это многие хотели бы знать. Но до сих пор он ее никому не показывал.
   - Хотя... ведь ты, Бетси, теперь тоже вроде как золотоискатель. Что верно, то верно. И ты, Бил. Олл райт, смотрите.
   Туа-Туа стояла уже возле стола. Миккель тоже. Незнакомец повернул зовутку так, что она оказалась на свету.
   - Не знай я, что это зовутка, подумал бы - просто табакерка, - сказал Миккель.
   - Выглядит как табакерка, это точно, - объяснил незнакомец. - Нарочно так сделано. А на самом деле зовутка. Если постучать, а потом дунуть вот сюда... - Он показал в одном конце отверстие величиной с горошину, - то зовутка все скажет, что тебе нужно.
   Глаза Туа-Туа под рыжей челкой горели любопытством.
   Миккель смотрел недоверчиво.
   - А сейчас она что говорит? - осведомился он.
   Чужеземец набрал полные легкие воздуха и дунул в дырочку.
   - Совсем воздуху нет, слышите? - сказал он.
   Он дунул еще. На этот раз зовутка вроде проснулась.
   Она задвигалась на ладони чужеземца - сама!
   - Скрипит что-то, - прошептала Туа-Туа.
   - Если вы помолчите три секунды, я услышу, что она геворит!.. - буркнул чужеземец. Он прижал зовутку к уху и вслушался. - Не может быть? - воскликнул он. - Нет, правда?
   - Что, что? - Туа-Туа сгорала от нетерпения.
   Незнакомец покачал головой.
   - Нет, это просто невероятно, - произнес он.
   - Вот как? - недоверчиво заметил Миккель.
   - Послушайте, - перебил его чужеземец, - зовутка говорит, что в тот самый вечер, про который я спросил, плотник выходил на лодке. И ты был с ним!
   - Я? - Миккель покраснел как рак.
   - Ты, - подтвердил незнакомец. - Зовутка никогда не врет. Она говорит, что у тебя был фонарь и ты сидел на корме.
   Глаза Туа-Туа округлились, словно шарики.
   - А ведь... правда, - прошептала она. - Все-все точно. Ты ведь сам мне рассказывал, Миккель.
   - Видите, от зовутки ничего не укроешь. Помните об этом, когда начнем золото искать. Только правду!
   Он откинулся назад и закрыл глаза:
   - Ну вот хоть скажи, к примеру, Бил: зачем вы с плотником вышли в тот вечер в море?
   Миккель глядел на стол, весь изрезанный ножом Симона Тукинга.
   - Там... там корабль был, - заговорил он через силу. На мель наскочил. Они сигнал жгли, помощи просили.
   - Точно, это самое и зовутка сказала. - Незнакомец ухмыльнулся. - Еще она сказала, что там один человек был, стоял на корме и орал, чтобы его на берег свезли, да поскорее.
   Миккель снова покраснел.
   - Я... я нечаянно, - шептал он. - Честное слово, не нарочно!
   - Что? - Чужеземец наклонился над столом, и глаза его сверкнули под косматым чубом. - К делу! Что ты сделал нечаянно?
   - За борт выбросил... - бормотал Миккель. - То, что он в лодку уронил. Пропало...
   Незнакомец съежился. Голова его бессильно легла на сжатые кулаки.
   - Значит, за борт бросил? - произнес он наконец. Э-эх, Миккель Миккельсон!..
   Он даже забыл про "Била". Долго чужеземец сидел, будто в забытьи. Туа-Туа опять стало страшно, она взяла Миккеля за руку.
   Вдруг незнакомец встал, да так быстро, что табуретка упала.
   - Но ведь она же не тонет! - воскликнул он. - Конечло, не тонет!
   - Кто не тонет? - спросил Миккель.
   Незнакомец сел опять и объяснил, что это он просто так, вспомнил одну вещь, о которой ему зовутка еще раньше говорила. А теперь, продолжал он, самое главное - поскорее начать рыть золото.
   Прежде всего, сказал он, надо как следует осмотреть весь берег. Мол, можно найти морское золото, а оно куда дороже речного. Что найдут - все нести ему, пусть даже то будет старая клеенчатая сумка с чем-то вроде чурбана внутри. Поняли? Клеенчатая сумка с чем-то вроде чурбана внутри. Это очень важно!
   - Меня зовите Пат О'Брайен, или, просто, Пат, - заключил чужеземец. - Теперь мы во всем заодно.
   И он пожал руку: сначала Туа-Туа, потом Миккелю.
   Миккелеву руку он держал особенно долго, причем закусил нижнюю губу и что-то делал со своим лицом.
   Потом сказал:
   - Не забудь сигары и свинину. И кофе! Я буду здесь завтра вечером, в это же время.
   - Придем, - заверил Миккель. - И весь берег обыщем. Подо льдом и то посмотрим.
   - Добро, Бил, - сказал Пат. - Я полагаюсь на тебя.
   Лицо у него было при этом очень взволнованное.
   Глава четырнадцатая
   К БЕРЕГУ НА КНИГЕ
   Гедда Соделин, тетка Туа-Туа, была худая, как кочерга.
   Она укладывала волосы в узел на затылке; ее маленькие глаза постоянно щурились. Вечером она в постели выпивала чашку бузинного чаю, потом спала без просыпу до девяти утра.
   На следующий день после удивительной встречи в лодочном сарае Туа-Туа уже в пять часов сказала ей "спокойной ночи" и пошла в свою комнату. В семь часов тетушка Гедда выпила бузинный чай.
   В восемь на дворе воцарялся кромешный мрак, только снег светился. А Пат ждал их в сарае не раньше восьми...
   Туа-Туа и Миккель шли крадучись по дороге через Бранте Клев. Рука Туа-Туа была намазана бараньим салом, но медвежьи волоски отлетели. Кто способен в такой момент думать о бородавках?