Страница:
Но жизнь есть жизнь, и вскоре образ очаровавшей его незнакомки отступил на задний план под напором будничных дел и хлопот. Единственной памятью оставался карандашный портрет, сделанный им по памяти в день встречи. По какой-то странной прихоти Сергей нарисовал вокруг портрета овал, благодаря чему создавалось впечатление, будто он скопирован со старинного медальона.
- А нельзя ли посмотреть? - прервал Марлен Евграфович повествование.
- Простите, нет, - отрезал Сергей. - И вы скоро поймёте почему.
Второй раз Сергей увидел её уже весной. Было раннее утро.
Вооружённый рыболовными снастями и с рюкзаком за спиной, после длительного ожидания он наконец-то сел в автобус и устроился сзади у окна. Тут-то и увидел её стоящей на той самой остановке, от которой только что отошёл его автобус. Первым импульсом было - остановить автобус и выскочить. Но мысль о нелепом костюме, сапогах, о том, что его будут, нервничая, ожидать друзья - эта мысль победила, и он поехал дальше, проклиная свою нерешительность.
И все-таки их знакомство состоялось через несколько недель после этой "встречи". Он снова спешил. Да и кто не спешит теперь при нашей-то жизни? Дело в том, что на сей раз его ожидала с билетами в театр милая женщина, отношения с которой у них давно уже переросли рамки чисто дружеских. Пару лет тому назад её муж уехал в Штаты с молоденькой секретаршей и, судя по всему, не испытывал ни малейшего желания вызывать к себе оставленную дома супругу. Детей у них не было, а потому о всех перипетиях заморской жизни бывшего мужа знакомая Сергея узнавала лишь из коротких писем, которые изредка получали его сослуживцы.
Итак, Сергей опоздывал никак не менее чем на четверть часа из-за того, что вначале слишком долго гладил брюки, а потом был вынужден вернуться домой уже с улицы, дабы убедиться в том, что перед уходом не забыл выключить утюг.
Запыхавшись, он сбежал по эскалатору в зал станции метро. Из дверей стоящего у платформы поезда раздалось сакраментальное "двери закрываются". Сергей ещё мог заскочить в вагон, но в последнее мгновение увидел, или, скорее, даже почувствовал, что на стоящей поблизости скамейке сидела о н а. И не просто сидела, а смотрела на него. Внутри у Сергея что-то оборвалось. Решение пришло мгновенно. Чтобы остановиться, ему пришлось обеими руками оттолкнуться от стенки вагона.
Двери закрылись и поезд тронулся, Сергей повернулся спиной к рельсам и посмотрел на неё. Она улыбалась. Улыбалась ему. Сердце Сергея бешено стучало, скорее всего - не от пробежки. Не отрывая взгляда от её глаз, он подошёл и опустился на скамью рядом с нею. Да, она действительно была много моложе его. Судя по всему, ей не исполнилось ещё и тридцати пяти. Лицо было несколько удлиненным, рот - крупным и красиво очерченным, кожа лица поражала своей белизной. Серые широко расставленные глаза смотрели серьёзно-выжидающе.
- Здравствуйте, - сказал Сергей, продолжая жадно всматриваться в её лицо.
- Здравствуйте, - ответила она . - Вы не успели...
Тембр её голоса был удивительно приятным. В голосе слышалось сочувствие.
- Нет, на сей раз, кажется, успел! - вырвалось у него. - Вы... Вам в центр?
- Да нет. Просто я решила немного отдохнуть здесь в прохладе, прежде чем идти дальше.
Они помолчали. Сергей забыл и думать о том, что его ждут. Время для него как бы остановилось. Он забыл о том, где находится, о людях, беспрестанной чередой идущих мимо них в обоих направлениях, о поездах метро... Куда-то ушли все тревоги и заботы. В каком-то полузабытьи он буквально "смаковал" черты её лица, как это дано лишь людям, наделенным настоящим художественным даром.
Теперь он видел, что черты её лица запечатлелись в его памяти верно. Может быть, в сравнении с изображением на его портрете это лицо выглядело более зрелым, более определённым и спокойным, что ли...
Именно такой, как на его портрете, она скорее всего была лет пять-шесть тому назад. И, вместе с тем, как ему казалось, она и сейчас как бы являла собою саму свежесть. С неё вполне можно было бы писать "Снегурочку"... Или нет, скорее "Весну". Она даже пахла свежестью талой воды. Во всяком случае, воспоминание об этом неповторимом запахе пришло ему теперь на ум.
Ее туалет был выдержан в строгих тонах. В нежных мочках её ушей сверкали мелкими бриллиантами красивые серьги наверняка старинной работы. На груди была приколота не менее красивая брошь. Скорее всего, серьги и брошь были частью одного гарнитура.
- Поезд, - напомнила она, возвращая Сергея к действительности. - Вы едете?
- Я? Да нет! Я... я передумал. Вы на выход? - И, не дожидаясь подтверждения, добавил: - Можно, я провожу вас немного?
- Хорошо, - и она поднялась.
Она оказалась среднего роста - что-то около метра семидесяти, стройной и какой-то очень хрупкой. Темные волосы были уложены в причёску в стиле "ретро". ("Как на фотографиях двадцатых годов", - отметил про себя Сергей.) В выражении её глаз было нечто трогательное, этакое беззащитно-детское, вызывавшее в душе Сергея прилив нежности и приводящее его в состояние в общем-то не свойственной ему экзальтации. И странно, хотя в отношениях с женщинами Сергей никогда не отличался чрезмерной робостью, в её присутствии он испытывал незнакомый ему прежде лёгкий трепет. Нечто подобное - что-то вроде радостного ожидания в сочетании с душевным подъёмом - он ощущал в свое время при первом посещении Дрезденской картинной галереи...
Они молча вышли из вестибюля метро. Небо было затянуто облаками. В листве стоящих вдоль улицы деревьев шелестел ветер. Было немного душно. Пахло пылью и выхлопными газами.
Сергей остановился и легонько придержал свою спутницу за локоть.
- Меня зовут Сергеем, - представился он, - Сергей Энгелью. По образование или, точнее, по недоразумению я инженер и математик, а по склонностям и велению сердца - книжный червь и художник. Не буду лукавить я давно искал этой встречи. И я уже боялся не дождаться вас.
- Я знаю, - прозвучало в ответ. - Но я не могла раньше... Ах да, меня зовут Ольгой.
- Ольга, - повторил он. - Оля. Оль-га. Какое красивое имя! И как оно идёт "Вам!
Справедливости ради следует заметить, что это имя прежде никогда не вызывало у него особых эмоций. По крайней мере, к числу любимых им женских имён оно никак не относилось.
* * *
С той встречи для Сергея началась новая жизнь. Она вновь расцветилась яркими красками, стала интересной, наполненной впечатлениями, страстями, желаниями. Дни уже не походили как прежде один на другой. Сергей отсчитывал их теперь по встречам с Ольгой. А встречи становились меж тем всё более частыми и продолжительными. Он чувствовал себя влюблённым мальчишкой. Душа его пела. Работа спорилась как никогда. Казалось, ничто не могло омрачить его счастья.
И всё-таки большинство женщин обладают каким-то шестым чувством, чем-то вроде ясновидения. Во всяком случае, супруга Сергея, которая до недавнего времени напоминала о своём существовании лишь редкими звонками, вдруг стала очень внимательной и даже как-то неожиданно приехала навести порядок в квартире и постирать. Но теперь её внимание вызывало у Сергея лишь лёгкое раздражение. Наверное, им следовало бы серьёзно поговорить. Но пойти на это было не так-то просто. Даже думать об этом не хотелось, поскольку будущее представлялось слишком неопределённым.
И дело было не в том, что Сергея устраивала позиция страуса, прячущего голову в песок, а потому, что во всём, что было связано с Ольгой, многое оставалось для него пока что абсолютно непонятным. Так, хотя со дня их знакомства прошло уже более месяца, он даже не знал, замужем ли она! И вообще, эта хрупкая женщина была настоящей загадкой.
Уже после двух-трёх свиданий Сергей, который считал себя человеком по теперешним временам достаточно образованным и начитанным, понял, что она знала многое из того, о чём он имел лишь самое поверхностное представление. Так, например, она великолепно ориентировалась в древней истории, в истории
России, знала геральдику и генеалогию европейских кооролевских династий. По всей видимости, она основательно изучала в своё время Священное Писание. Насколько Сергей мог судить, ей приходилось также штудировать латынь, греческий и древнееврейский. Ольга могла долго по памяти цитировать стихи на французском, английском и немецком. И в то же время в её представлении о мире современном были провалы, которые ставили Сергея просто в тупик. У него никак не укладывалось в голове, как, например, взрослый человек может не знать о том, что уже давно не существует никакой Родезии, или кем был Гитлер. Её неосведомлённость в вопросах политики, внутренней жизни страны и в её экономических проблемах была поразительной. В неменьшей степени однажды Сергея удивил и её восторг после просмотра в кинотеатре какого-то третьеразрядного сентиментального фильма. Как мог человек, так тонко ощущавший красоту во всех её проявлениях, умиляться, посмотрев эту ремесленную поделку с участием весьма посредственных актёров! Неужели она не видела всей надуманности сюжета, не ощущала фальши в игре основных исполнителей?! Но нет, когда они выходили из кинотеатра, глаза её светились восторгом. Она была взволнована и так трогательно радовалась неизбежному хэппи-энду, что Сергею показалось просто жестоким разубеждать её в художественных достоинствах фильма.
При всей своей хрупкости и кажущейся беззащитности Ольга, как выяснилось, умела настоять на своём. Так, уже при первой их встрече она отказалась от того, чтобы Сергей провожал её. И как ни старался он убедить её в небезопасности современных вечерних улиц, она оставалась непреклонной.
Встречались они обычно по возвращении Сергея с работы - около шести вечера. Ольга ждала его у метро. Однажды она не заметила его в выходящей из многочисленных дверей пёстрой толпе. Сергей в течение некоторого времени имел возможность наблюдать за нею, стоя по другую сторону широкого тротуара. Она чем-то напоминала собачку, оставленную хозяином у входа в магазин и с тоской ожидающую его возвращения. Какой же радостью светились её глаза, когда, почувствовав на себе его взгляд, она повернулась и увидела его!
Встретившись, они гуляли по парку, много говорили о книгах, об искусстве. Причём и здесь эта странная женщина обнаруживала непонятное Сергею незнание современных музыки, литературы, живописи. Когда речь заходила о чём-то незнакомом ей, Ольга вдруг замыкалась, и в её взгляде появлялось выражение испуга. В эти минуты она напоминала ребёнка, которого уличили в том, что он не выучил урока, а потому боится наказания. Точно так же замыкалась она и в том случае, когда Сергей пытался завести разговор о ней самой - о её жизни, родственниках, семье, работе. Ответом всегда была опять-таки растерянность, круто замешанная на непонятном ему страхе. Будучи от природы человеком достаточно деликатным и испытывая в такие минуты к Ольге щемящую жалость, Сергей не позволял себе никакой настойчивости, справедливо полагая, что когда-нибудь Ольга сама расскажет ему о себе всё то, о чем ей сейчас трудно или неприятно говорить. Более того, при встречах с нею он взял за правило ненавязчиво, в завуалированной форме "читать обзорные лекции" по современной литературе, знакомя её с наиболее значительными советскими и зарубежными писателями и поэтами. И более внимательного и благодарного слушателя было трудно себе даже представить.
Как-то Сергей предложил Ольге посещение художественной выставки. Вначале она с радостью согласилась, но перед метро внезапно заупрямилась. И снова - в глазах страх и с трудом сдерживаемые слезы. Сергей заподозрил, что она боится метро. Последующие встречи подтвердили это. Она действительно отказывалась от любых поездок в метро. И это - несмотря на то, что их первая встреча и знакомство состоялись именно на станции подземки.
Чем больше он задумывался обо всех этих странностях, тем больше укреплялся в своём подозрении, что Ольга была чем-то вроде найдёныша Каспара Хаузера, удивительная история которого так ярко и убедительно рассказана Якобом Вассерманом. Только если Каспар Хаузер до отроческого возраста рос в каком-то тёмном подвале полностью отрезанным от внешнего мира, не видя и не слыша людей, и не подозревая даже о их существовании, то Ольгу, похоже, воспитывали в неком подобии монастыря, скрывая от неё целый пласт современной культуры и оберегая её от знакомства с современной жизнью. Для Энгелью оставалось загадкой, как в современном мире удалось изолировать человека от всепроникающих радио - и телевизионных передач. Однажды Сергей попытался выяснить, не принадлежит ли семья Ольги к старообрядческой церкви. Ольга рассмеялась и резонно заметила, что в этом случае она едва ли декламировала бы ему стихи Вийона...
Встречи их были непродолжительными. Как только начинало смеркаться, Ольга прощалась. Она не говорила, где живёт. И проводить её удавалось лишь до района, застроенного старинными дореволюционными строениями, некоторые из которых уже были выселены в преддверии будущей реконструкции. Сергей прекрасно понимал, насколько опасен этот район по вечерам. Он буквально умалял позволить ему провожать её. Если она боится, что их увидят вместе, он готов идти по другой стороне улицы. Но она оставалась непреклонной. Непреклонной по-своему - молча отрицательно качала головой, а из глаз её вот-вот были готовы политься слезы. А этого Сергей допустить не мог.
Никак не удавалось Сергею узнать и номер её телефона.
- У меня нет дома телефона, - сообщила она уже в первый вечер их знакомства.
- Тогда дайте мне свой рабочий телефон.
- Я... Я не работаю.
- Ну, тогда вы можете дать мне телефон одной из своих подруг, предложил Сергей. - На всякий случай. Обещаю, без крайней необходимости я им не воспользуюсь.
- У меня нет подруг.
- Поймите, вдруг один из нас заболеет, или меня внезапно пошлют в командировку... Ведь в этом случае мы с Вами рискуем не встретиться больше никогда. Подумайте - как мы сможем найти друг друга?
- Ну, у меня есть номер вашего телефона. А кроме того, я буду ежедневно ожидать Вас после работы у метро...
* * *
Прошло более месяца со дня их знакомства, прежде чем он решился пригласить её к себе. К этой встрече готовился он долго и основательно запасался продуктами, купил сладостей и шампанского, вылизал квартиру.
К его удивлению, она сразу же приняла его предложение зайти к нему послушать музыку. И поинтересовалась:
- А у вас много нот?
- Нот? Да нет, не много. Но много записей - на дисках и плёнках.
Взгляд её стал напряжённым.
- Могу обещать вам очень интересные и достаточно редкие исполнения, продолжал искушать Сергей, - Я уверен, они должны вам понравиться.
От станции метро, где они встретились, до его дома было всего две остановки троллейбусом. Девятиэтажный дом стоял в глубине зелёного, засаженного деревьями и отгороженного от магистрали двумя кольцами зданий тихого двора. Как всегда, у подъезда на скамейке сидели пенсионерки. Ответив на приветствие, они некоторое время молча провожали глазами Сергея с его спутницей.
Квартира Сергея располагалась на четвёртом этаже. В одной из комнат был маленький балкончик, на котором с трудом размещались два стула да крохотный журнальный столик. Небольшой была и кухонька. Меньшая из двух комнат совмещала в себе функции спальни и кабинета. Часть её площади занимал большой раскладной угловой диван. Там же стояли письменный стол с канцелярским креслом-вертушкой и укороченная "стенка", частично заставленная справочной и специальной литературой, а частично забитая всяческим домашним скарбом, бельём и одеждой. На стенах комнаты висели книжные полки. Свободное пространство между ними занимали акварели и многочисленные карандашные наброски, сделанные Сергеем в разное время. Рядом со столом висел карандашный портрет Ольги - тот самый, в овале, написанный хозяином квартиры после их первой случайной встречи.
В бoльшей комнате помимо традиционного набора мебели стояли пианино и стойка с видео - и аудиотехникой. Стены украшало несколько картин собственных и купленных в разное время Сергеем и его женой.
Ольга осматривала квартиру с нескрываемым интересом. Оставив её в гостиной, Сергей пошел на кухню. Он вскрывал банки с консервами, когда раздались вначале робкие, а затем всё более и более уверенные пассажи. После короткой паузы зазвучал фантазия-экспромт Шопена. Исполнение было безупречным.
Стоило Сергею войти в комнату, как Ольга прервала пьесу и повернулась к нему. Лицо её раскраснелось, глаза блестели.
- Дивно! - не скрывал своего восторга Сергей. - Так вы пианистка? Я имею в виду - вы профессиональная пианистка? Да?
- Нет. Что вы! Никакая я не пианистка. Но... как же давно я не играла! И как приятно снова заставить звучать инструмент! Самой извлекать из него звуки! ... Я так соскучилась по музыке!
- Сегодня будет много музыки, - пообещал Сергей. - Какой хотите. А пока - за стол. И - что бы Вы хотели послушать? Серьезную музыку? Джаз? Музыку инструментальную? Вокал?
- Просто музыку, - пожав плечами, улыбнулась она, поднимаясь с табурета и закрывая ноты. - Музыку, которая нравится вам.
- Тогда... - Сергей задумался на секунду. - Тогда я поставлю "Испанскую симфонию" Лало. Или нет - лучше "Сороковую" Моцарта. - И, как бы извиняясь, добавил: - Пусть сегодня звучит красивая и светлая музыка.
Поставив пластинку, он тут же раскаялся в содеянном, заметив так знакомое ему растерянно-напряжённое выражение её лица.
"Что я сделал не так на сей раз?" - пронеслось у него в голове.
Но она уже успокаивалась. Её внимание было сосредоточено на закреплённых под потолком громоздких колонках. Она рассматривала их, будто не веря, что звуки оркестра доносятся именно оттуда. Постепенно выражение её лица изменялось. Было видно, что музыка зачаровывала её.
- Это - пластинка?! - повернулась она к Сергею. - Это же чудо как хорошо! Это... Это же просто божественно! Это звучит как в концерте!
"Господи! Да неужели ей никогда не приходилось прежде слушать пластинки?" - изумился Сергей.
А Ольга тем временем подошла к стойке с аппаратурой и поинтересовалась, показывая на вертушку:
- Это ваш... э-э...патефон?
* * *
Время в тот день текло как-то особенно быстро. После пары бокалов шампанского лицо Ольги раскраснелось. Её глаза излучали переполнявший её восторг. Она вся как бы светилась изнутри. Казалось, всё здесь ей нравилось, всё вызывало удивление и восхищение, всё доставляло радость и удовольствие. Вела она себя очень непринуждённо. Шутки Сергея, который чувствовал себя "на подъёме", неизменно находили у неё понимание. Она весело смеялась, чем вдохновляла Энгелью на все новые и новые экспромты. Они болтали о всякой всячине. Дурачились. Было по-домашнему уютно и очень весело.
После того как убрали совместными усилиями со стола тарелки с закусками и опять-таки вместе уселись пить традиционный чай, Сергей предложил:
- Чуть-чуть ликёра? А? В моих запасах есть остатки очень вкусного бананового. И - на брудершафт!.. Да?
Она зажмурилась, кивнула и решительно повторила:
- На брудершафт!
Поднявшись, Сергей достал из бара бутылку, разлил зеленоватую жидкость по рюмкам и подвинул одну из них Ольге. Она тоже поднялась со своего стула. Когда они подняли рюмки, Сергей почувствовал на сгибе своего локтя лёгкое прикосновение локтя Ольги. Они выпили и поцеловались. Поставив на стол рюмку, Сергей левой рукой обнял Ольгу за талию. Она несколько отклонилась назад. Глядя ей в глаза, он сказал:
- Ты. Оля - ты. Оленька, - и тут же снова поцеловал её. Поцелуй был долог и томителен.
- Я люблю тебя, - сказал он, отрываясь от её губ и с нежностью глядя в её счастливые глаза. - "Неужели я в состоянии ещё влюбиться?" - удивился он, вспоминая, с каким трудом давалась ему эта фраза много лет тому назад.
- А я - тебя, - и она уткнулась своим раскрасневшимся лицом ему в грудь.
- Господи! Как же я люблю тебя! - повторил Сергей, прижимая её к себе одной рукой и нежно поглаживая другой её волосы. - Как же я люблю!
- Я знаю. Знаю, - шептала Ольга,и он ощущал тепло её губ на своей груди.
Нагнувшись, он взял её на руки. Ольга обхватила руками его шею и приникла к его губам. Голова кружилась. Медленно переставляя ноги и продолжая целовать её губы, нос, шею, волосы - всё то, что оказывалось перед его лицом, он прошёл в спальню и опустил Ольгу на диван. Сам же опустился перед нею на колени и стал покрывать поцелуями её руки и плечи. Затем снова впился в её губы. Она жадно отвечала на его поцелуи. Он чувствовал лёгкие уколы ногтей, когда её руки блуждали по его шее, по его затылку.
- Я хочу тебя, - как вздох вырвалось у него.
- Да, милый, да! - прозвучало в ответ.
Ольга оказалась восхитительной любовницей.
"Ну почему я так поздно встретил её? Почему? - думал Сергей, лёжа рядом с нею и ощущая на своей шее её тёплое дыхание. - Почему судьба распорядилась так несправедливо? Скоро я буду уже стариком, а ей ещё жить да жить... И надо же было мне в моём-то возрасте так влюбиться! Но мог ли я не полюбить её? При её красоте, женственности, при этой трогательной детскости? Разве это возможно?"
Да, именно о ней он мечтал всю свою жизнь. Её он искал в других женщинах и, находя в них хоть что-то от своего идеала, некоторое время считал себя счастливым. В Ольге же всё соответствовало его представлениям об идеале. Вот только - эта разница в возрасте. Она пугала его. Он был не в праве просить её связывать с ним свою судьбу. Он просто не имел права портить ей жизнь.
- Серёжа, милый, как же я счастлива! - прервал его размышления шёпот Ольги.
Она немного отодвинулась от него, чуть-чуть приподнялась, опершись на локоть, и, несколько сощурившись, как это делают близорукие люди, внимательно и долго посмотрела ему в глаза.
"Господи! - подумалось Сергею, - Господи! Да ведь не только я нашёл её. Это мы нашли друг друга. Ведь она же любит меня! Любит не меньше, чем я её!"
- Как же я люблю тебя, Серёженька! - как бы прочитав его мысли, прошептала она и кончиками пальцев провела по его лицу ото лба до подбородка. - И как же долго я шла, прежде чем снова найти тебя...
Меж тем начинало смеркаться.
- Я должна идти, Серёжа, - прошептала Ольга и поднялась.
Она не стеснялась своей наготы. Да и кто бы стал смущаться, имея столь совершенную фигуру?! Её "золотое сечение" явно было больше единицы. Считается, что античные художники и скульпторы удлиняли ноги у изображаемых ими женщин. Делалось это из эстетических соображений. Так вот, им не пришлось бы грешить против реализма, лепи они свои шедевры с Ольги.
Самим совершенством были её бёдра? и дивно как хороша была грудь. Сергей отметил также, что обнажённой она не казалась такой хрупкой, как в платье.
- Подожди! - взмолился он, - Ну хоть немного подожди! Прошу тебя.
Привстав, он обнял её за талию и притянул к себе, после чего, спустив ноги с дивана, стал целовать её живот, грудь, бёдра. Ольга наклонилась и нежно поцеловала его в макушку.
- Серёжа! Милый! - взмолилась она, - Ну ты же не хочешь, чтобы мне было плохо. Правда? Я должна немедленно идти! Понимаешь - немедленно! Я не могу остаться. И не спрашивай почему. Ладно, милый? - Она выпрямилась и закончила: - Но ты можешь проводить меня до места, где мы обычно с тобой расстаемся... Договорились?
* * *
Как ни странно, Сергея совершенно не беспокоила возможность того, что какие-нибудь "доброхоты" сообщат жене о связи его связи с молодой и интересной женщиной. Ставшие по непонятной причине более частыми телефонные разговоры с женой были непродолжительными и беспредметными, на уровне "Как поживаешь?" или "Что нового?". Звонила она всегда либо поздно вечером, либо рано утром. В конце разговора трубка обычно передалась дочери, которая скороговоркой выпаливала свои студенческие новости и заканчивала традиционным пожеланием "Держись, дэд!". Ей-то уж наверняка никак не могло придти в голову, что её "дэдди" как молодой петушок совсем потерял голову от любви.
- Мне помнится, - неожиданно прервал повествование Марлен Евграфович, - вы в своё время хвастались, что у вас много записей латиноамериканской музыки.
- Да, верно. Достаточно много. - подтвердил Сергей.
- Не могли бы вы поставить что-нибудь, что по духу соответствовало бы вашей истории? Что-нибудь этакое томительное, с надрывом...
- Вижу, я вас уже утомил своими рассказами.
- Э, нет, напротив. Как Вы помните, я сам попросил Вас поделиться со мною историей предсказанной Вам котом любви. Просто, мне кажется, этой трогательной и поэтичной истории требуется и соответствующий аккомпанемент... Что-нибудь вроде вот этой песни...
И он стал напевать:
"Aunque tu
me has echado en el abandono,
Aunque уа
has mauerto todas mis ilusiones,
En vez,
de maldecirte con justо encono
En mis suenos de сolmo,
en mis suenos de colmo
Ay, de bendiciones!
Sufro la inmensa pena
de tu extravio,
Y siento el dolor prof undo
de tu pertida,
Y lloro sin que sepas
Que el llanto miо
Tiene lagrimas negras,
Tiene lagrimas negras
Como mi vida."
"Хотя ты и бросила меня,/ Хотя ты и убила все мои иллюзии,/ Вместо того, чтобы проклинать тебя,/ В своих глубоких снах,/ В своих спокойных снах/ Тебя я благославляю. / Бесконечно страдаю от нашей жизни/ И глубоко переживаю твой уход/ И я рыдаю, но ты не знаешь,/ Что я плачу чёрными слезами,/что я плачу чёрными слезами,/ Похожими на мою жизнь" (исп.)>
"Tu me quieres derjar,
Yo no quiero sufrir.
стал подпевать ему Сергей,
- Сontigo me voy mi santa,
Aunue me cueste morir"
("Ты хочешь оставить меня, / Но я не хочу страдать./ Я ухожу с тобой, дорогая,/ Хотя мне следовало бы умереть, (исп.) >
- А нельзя ли посмотреть? - прервал Марлен Евграфович повествование.
- Простите, нет, - отрезал Сергей. - И вы скоро поймёте почему.
Второй раз Сергей увидел её уже весной. Было раннее утро.
Вооружённый рыболовными снастями и с рюкзаком за спиной, после длительного ожидания он наконец-то сел в автобус и устроился сзади у окна. Тут-то и увидел её стоящей на той самой остановке, от которой только что отошёл его автобус. Первым импульсом было - остановить автобус и выскочить. Но мысль о нелепом костюме, сапогах, о том, что его будут, нервничая, ожидать друзья - эта мысль победила, и он поехал дальше, проклиная свою нерешительность.
И все-таки их знакомство состоялось через несколько недель после этой "встречи". Он снова спешил. Да и кто не спешит теперь при нашей-то жизни? Дело в том, что на сей раз его ожидала с билетами в театр милая женщина, отношения с которой у них давно уже переросли рамки чисто дружеских. Пару лет тому назад её муж уехал в Штаты с молоденькой секретаршей и, судя по всему, не испытывал ни малейшего желания вызывать к себе оставленную дома супругу. Детей у них не было, а потому о всех перипетиях заморской жизни бывшего мужа знакомая Сергея узнавала лишь из коротких писем, которые изредка получали его сослуживцы.
Итак, Сергей опоздывал никак не менее чем на четверть часа из-за того, что вначале слишком долго гладил брюки, а потом был вынужден вернуться домой уже с улицы, дабы убедиться в том, что перед уходом не забыл выключить утюг.
Запыхавшись, он сбежал по эскалатору в зал станции метро. Из дверей стоящего у платформы поезда раздалось сакраментальное "двери закрываются". Сергей ещё мог заскочить в вагон, но в последнее мгновение увидел, или, скорее, даже почувствовал, что на стоящей поблизости скамейке сидела о н а. И не просто сидела, а смотрела на него. Внутри у Сергея что-то оборвалось. Решение пришло мгновенно. Чтобы остановиться, ему пришлось обеими руками оттолкнуться от стенки вагона.
Двери закрылись и поезд тронулся, Сергей повернулся спиной к рельсам и посмотрел на неё. Она улыбалась. Улыбалась ему. Сердце Сергея бешено стучало, скорее всего - не от пробежки. Не отрывая взгляда от её глаз, он подошёл и опустился на скамью рядом с нею. Да, она действительно была много моложе его. Судя по всему, ей не исполнилось ещё и тридцати пяти. Лицо было несколько удлиненным, рот - крупным и красиво очерченным, кожа лица поражала своей белизной. Серые широко расставленные глаза смотрели серьёзно-выжидающе.
- Здравствуйте, - сказал Сергей, продолжая жадно всматриваться в её лицо.
- Здравствуйте, - ответила она . - Вы не успели...
Тембр её голоса был удивительно приятным. В голосе слышалось сочувствие.
- Нет, на сей раз, кажется, успел! - вырвалось у него. - Вы... Вам в центр?
- Да нет. Просто я решила немного отдохнуть здесь в прохладе, прежде чем идти дальше.
Они помолчали. Сергей забыл и думать о том, что его ждут. Время для него как бы остановилось. Он забыл о том, где находится, о людях, беспрестанной чередой идущих мимо них в обоих направлениях, о поездах метро... Куда-то ушли все тревоги и заботы. В каком-то полузабытьи он буквально "смаковал" черты её лица, как это дано лишь людям, наделенным настоящим художественным даром.
Теперь он видел, что черты её лица запечатлелись в его памяти верно. Может быть, в сравнении с изображением на его портрете это лицо выглядело более зрелым, более определённым и спокойным, что ли...
Именно такой, как на его портрете, она скорее всего была лет пять-шесть тому назад. И, вместе с тем, как ему казалось, она и сейчас как бы являла собою саму свежесть. С неё вполне можно было бы писать "Снегурочку"... Или нет, скорее "Весну". Она даже пахла свежестью талой воды. Во всяком случае, воспоминание об этом неповторимом запахе пришло ему теперь на ум.
Ее туалет был выдержан в строгих тонах. В нежных мочках её ушей сверкали мелкими бриллиантами красивые серьги наверняка старинной работы. На груди была приколота не менее красивая брошь. Скорее всего, серьги и брошь были частью одного гарнитура.
- Поезд, - напомнила она, возвращая Сергея к действительности. - Вы едете?
- Я? Да нет! Я... я передумал. Вы на выход? - И, не дожидаясь подтверждения, добавил: - Можно, я провожу вас немного?
- Хорошо, - и она поднялась.
Она оказалась среднего роста - что-то около метра семидесяти, стройной и какой-то очень хрупкой. Темные волосы были уложены в причёску в стиле "ретро". ("Как на фотографиях двадцатых годов", - отметил про себя Сергей.) В выражении её глаз было нечто трогательное, этакое беззащитно-детское, вызывавшее в душе Сергея прилив нежности и приводящее его в состояние в общем-то не свойственной ему экзальтации. И странно, хотя в отношениях с женщинами Сергей никогда не отличался чрезмерной робостью, в её присутствии он испытывал незнакомый ему прежде лёгкий трепет. Нечто подобное - что-то вроде радостного ожидания в сочетании с душевным подъёмом - он ощущал в свое время при первом посещении Дрезденской картинной галереи...
Они молча вышли из вестибюля метро. Небо было затянуто облаками. В листве стоящих вдоль улицы деревьев шелестел ветер. Было немного душно. Пахло пылью и выхлопными газами.
Сергей остановился и легонько придержал свою спутницу за локоть.
- Меня зовут Сергеем, - представился он, - Сергей Энгелью. По образование или, точнее, по недоразумению я инженер и математик, а по склонностям и велению сердца - книжный червь и художник. Не буду лукавить я давно искал этой встречи. И я уже боялся не дождаться вас.
- Я знаю, - прозвучало в ответ. - Но я не могла раньше... Ах да, меня зовут Ольгой.
- Ольга, - повторил он. - Оля. Оль-га. Какое красивое имя! И как оно идёт "Вам!
Справедливости ради следует заметить, что это имя прежде никогда не вызывало у него особых эмоций. По крайней мере, к числу любимых им женских имён оно никак не относилось.
* * *
С той встречи для Сергея началась новая жизнь. Она вновь расцветилась яркими красками, стала интересной, наполненной впечатлениями, страстями, желаниями. Дни уже не походили как прежде один на другой. Сергей отсчитывал их теперь по встречам с Ольгой. А встречи становились меж тем всё более частыми и продолжительными. Он чувствовал себя влюблённым мальчишкой. Душа его пела. Работа спорилась как никогда. Казалось, ничто не могло омрачить его счастья.
И всё-таки большинство женщин обладают каким-то шестым чувством, чем-то вроде ясновидения. Во всяком случае, супруга Сергея, которая до недавнего времени напоминала о своём существовании лишь редкими звонками, вдруг стала очень внимательной и даже как-то неожиданно приехала навести порядок в квартире и постирать. Но теперь её внимание вызывало у Сергея лишь лёгкое раздражение. Наверное, им следовало бы серьёзно поговорить. Но пойти на это было не так-то просто. Даже думать об этом не хотелось, поскольку будущее представлялось слишком неопределённым.
И дело было не в том, что Сергея устраивала позиция страуса, прячущего голову в песок, а потому, что во всём, что было связано с Ольгой, многое оставалось для него пока что абсолютно непонятным. Так, хотя со дня их знакомства прошло уже более месяца, он даже не знал, замужем ли она! И вообще, эта хрупкая женщина была настоящей загадкой.
Уже после двух-трёх свиданий Сергей, который считал себя человеком по теперешним временам достаточно образованным и начитанным, понял, что она знала многое из того, о чём он имел лишь самое поверхностное представление. Так, например, она великолепно ориентировалась в древней истории, в истории
России, знала геральдику и генеалогию европейских кооролевских династий. По всей видимости, она основательно изучала в своё время Священное Писание. Насколько Сергей мог судить, ей приходилось также штудировать латынь, греческий и древнееврейский. Ольга могла долго по памяти цитировать стихи на французском, английском и немецком. И в то же время в её представлении о мире современном были провалы, которые ставили Сергея просто в тупик. У него никак не укладывалось в голове, как, например, взрослый человек может не знать о том, что уже давно не существует никакой Родезии, или кем был Гитлер. Её неосведомлённость в вопросах политики, внутренней жизни страны и в её экономических проблемах была поразительной. В неменьшей степени однажды Сергея удивил и её восторг после просмотра в кинотеатре какого-то третьеразрядного сентиментального фильма. Как мог человек, так тонко ощущавший красоту во всех её проявлениях, умиляться, посмотрев эту ремесленную поделку с участием весьма посредственных актёров! Неужели она не видела всей надуманности сюжета, не ощущала фальши в игре основных исполнителей?! Но нет, когда они выходили из кинотеатра, глаза её светились восторгом. Она была взволнована и так трогательно радовалась неизбежному хэппи-энду, что Сергею показалось просто жестоким разубеждать её в художественных достоинствах фильма.
При всей своей хрупкости и кажущейся беззащитности Ольга, как выяснилось, умела настоять на своём. Так, уже при первой их встрече она отказалась от того, чтобы Сергей провожал её. И как ни старался он убедить её в небезопасности современных вечерних улиц, она оставалась непреклонной.
Встречались они обычно по возвращении Сергея с работы - около шести вечера. Ольга ждала его у метро. Однажды она не заметила его в выходящей из многочисленных дверей пёстрой толпе. Сергей в течение некоторого времени имел возможность наблюдать за нею, стоя по другую сторону широкого тротуара. Она чем-то напоминала собачку, оставленную хозяином у входа в магазин и с тоской ожидающую его возвращения. Какой же радостью светились её глаза, когда, почувствовав на себе его взгляд, она повернулась и увидела его!
Встретившись, они гуляли по парку, много говорили о книгах, об искусстве. Причём и здесь эта странная женщина обнаруживала непонятное Сергею незнание современных музыки, литературы, живописи. Когда речь заходила о чём-то незнакомом ей, Ольга вдруг замыкалась, и в её взгляде появлялось выражение испуга. В эти минуты она напоминала ребёнка, которого уличили в том, что он не выучил урока, а потому боится наказания. Точно так же замыкалась она и в том случае, когда Сергей пытался завести разговор о ней самой - о её жизни, родственниках, семье, работе. Ответом всегда была опять-таки растерянность, круто замешанная на непонятном ему страхе. Будучи от природы человеком достаточно деликатным и испытывая в такие минуты к Ольге щемящую жалость, Сергей не позволял себе никакой настойчивости, справедливо полагая, что когда-нибудь Ольга сама расскажет ему о себе всё то, о чем ей сейчас трудно или неприятно говорить. Более того, при встречах с нею он взял за правило ненавязчиво, в завуалированной форме "читать обзорные лекции" по современной литературе, знакомя её с наиболее значительными советскими и зарубежными писателями и поэтами. И более внимательного и благодарного слушателя было трудно себе даже представить.
Как-то Сергей предложил Ольге посещение художественной выставки. Вначале она с радостью согласилась, но перед метро внезапно заупрямилась. И снова - в глазах страх и с трудом сдерживаемые слезы. Сергей заподозрил, что она боится метро. Последующие встречи подтвердили это. Она действительно отказывалась от любых поездок в метро. И это - несмотря на то, что их первая встреча и знакомство состоялись именно на станции подземки.
Чем больше он задумывался обо всех этих странностях, тем больше укреплялся в своём подозрении, что Ольга была чем-то вроде найдёныша Каспара Хаузера, удивительная история которого так ярко и убедительно рассказана Якобом Вассерманом. Только если Каспар Хаузер до отроческого возраста рос в каком-то тёмном подвале полностью отрезанным от внешнего мира, не видя и не слыша людей, и не подозревая даже о их существовании, то Ольгу, похоже, воспитывали в неком подобии монастыря, скрывая от неё целый пласт современной культуры и оберегая её от знакомства с современной жизнью. Для Энгелью оставалось загадкой, как в современном мире удалось изолировать человека от всепроникающих радио - и телевизионных передач. Однажды Сергей попытался выяснить, не принадлежит ли семья Ольги к старообрядческой церкви. Ольга рассмеялась и резонно заметила, что в этом случае она едва ли декламировала бы ему стихи Вийона...
Встречи их были непродолжительными. Как только начинало смеркаться, Ольга прощалась. Она не говорила, где живёт. И проводить её удавалось лишь до района, застроенного старинными дореволюционными строениями, некоторые из которых уже были выселены в преддверии будущей реконструкции. Сергей прекрасно понимал, насколько опасен этот район по вечерам. Он буквально умалял позволить ему провожать её. Если она боится, что их увидят вместе, он готов идти по другой стороне улицы. Но она оставалась непреклонной. Непреклонной по-своему - молча отрицательно качала головой, а из глаз её вот-вот были готовы политься слезы. А этого Сергей допустить не мог.
Никак не удавалось Сергею узнать и номер её телефона.
- У меня нет дома телефона, - сообщила она уже в первый вечер их знакомства.
- Тогда дайте мне свой рабочий телефон.
- Я... Я не работаю.
- Ну, тогда вы можете дать мне телефон одной из своих подруг, предложил Сергей. - На всякий случай. Обещаю, без крайней необходимости я им не воспользуюсь.
- У меня нет подруг.
- Поймите, вдруг один из нас заболеет, или меня внезапно пошлют в командировку... Ведь в этом случае мы с Вами рискуем не встретиться больше никогда. Подумайте - как мы сможем найти друг друга?
- Ну, у меня есть номер вашего телефона. А кроме того, я буду ежедневно ожидать Вас после работы у метро...
* * *
Прошло более месяца со дня их знакомства, прежде чем он решился пригласить её к себе. К этой встрече готовился он долго и основательно запасался продуктами, купил сладостей и шампанского, вылизал квартиру.
К его удивлению, она сразу же приняла его предложение зайти к нему послушать музыку. И поинтересовалась:
- А у вас много нот?
- Нот? Да нет, не много. Но много записей - на дисках и плёнках.
Взгляд её стал напряжённым.
- Могу обещать вам очень интересные и достаточно редкие исполнения, продолжал искушать Сергей, - Я уверен, они должны вам понравиться.
От станции метро, где они встретились, до его дома было всего две остановки троллейбусом. Девятиэтажный дом стоял в глубине зелёного, засаженного деревьями и отгороженного от магистрали двумя кольцами зданий тихого двора. Как всегда, у подъезда на скамейке сидели пенсионерки. Ответив на приветствие, они некоторое время молча провожали глазами Сергея с его спутницей.
Квартира Сергея располагалась на четвёртом этаже. В одной из комнат был маленький балкончик, на котором с трудом размещались два стула да крохотный журнальный столик. Небольшой была и кухонька. Меньшая из двух комнат совмещала в себе функции спальни и кабинета. Часть её площади занимал большой раскладной угловой диван. Там же стояли письменный стол с канцелярским креслом-вертушкой и укороченная "стенка", частично заставленная справочной и специальной литературой, а частично забитая всяческим домашним скарбом, бельём и одеждой. На стенах комнаты висели книжные полки. Свободное пространство между ними занимали акварели и многочисленные карандашные наброски, сделанные Сергеем в разное время. Рядом со столом висел карандашный портрет Ольги - тот самый, в овале, написанный хозяином квартиры после их первой случайной встречи.
В бoльшей комнате помимо традиционного набора мебели стояли пианино и стойка с видео - и аудиотехникой. Стены украшало несколько картин собственных и купленных в разное время Сергеем и его женой.
Ольга осматривала квартиру с нескрываемым интересом. Оставив её в гостиной, Сергей пошел на кухню. Он вскрывал банки с консервами, когда раздались вначале робкие, а затем всё более и более уверенные пассажи. После короткой паузы зазвучал фантазия-экспромт Шопена. Исполнение было безупречным.
Стоило Сергею войти в комнату, как Ольга прервала пьесу и повернулась к нему. Лицо её раскраснелось, глаза блестели.
- Дивно! - не скрывал своего восторга Сергей. - Так вы пианистка? Я имею в виду - вы профессиональная пианистка? Да?
- Нет. Что вы! Никакая я не пианистка. Но... как же давно я не играла! И как приятно снова заставить звучать инструмент! Самой извлекать из него звуки! ... Я так соскучилась по музыке!
- Сегодня будет много музыки, - пообещал Сергей. - Какой хотите. А пока - за стол. И - что бы Вы хотели послушать? Серьезную музыку? Джаз? Музыку инструментальную? Вокал?
- Просто музыку, - пожав плечами, улыбнулась она, поднимаясь с табурета и закрывая ноты. - Музыку, которая нравится вам.
- Тогда... - Сергей задумался на секунду. - Тогда я поставлю "Испанскую симфонию" Лало. Или нет - лучше "Сороковую" Моцарта. - И, как бы извиняясь, добавил: - Пусть сегодня звучит красивая и светлая музыка.
Поставив пластинку, он тут же раскаялся в содеянном, заметив так знакомое ему растерянно-напряжённое выражение её лица.
"Что я сделал не так на сей раз?" - пронеслось у него в голове.
Но она уже успокаивалась. Её внимание было сосредоточено на закреплённых под потолком громоздких колонках. Она рассматривала их, будто не веря, что звуки оркестра доносятся именно оттуда. Постепенно выражение её лица изменялось. Было видно, что музыка зачаровывала её.
- Это - пластинка?! - повернулась она к Сергею. - Это же чудо как хорошо! Это... Это же просто божественно! Это звучит как в концерте!
"Господи! Да неужели ей никогда не приходилось прежде слушать пластинки?" - изумился Сергей.
А Ольга тем временем подошла к стойке с аппаратурой и поинтересовалась, показывая на вертушку:
- Это ваш... э-э...патефон?
* * *
Время в тот день текло как-то особенно быстро. После пары бокалов шампанского лицо Ольги раскраснелось. Её глаза излучали переполнявший её восторг. Она вся как бы светилась изнутри. Казалось, всё здесь ей нравилось, всё вызывало удивление и восхищение, всё доставляло радость и удовольствие. Вела она себя очень непринуждённо. Шутки Сергея, который чувствовал себя "на подъёме", неизменно находили у неё понимание. Она весело смеялась, чем вдохновляла Энгелью на все новые и новые экспромты. Они болтали о всякой всячине. Дурачились. Было по-домашнему уютно и очень весело.
После того как убрали совместными усилиями со стола тарелки с закусками и опять-таки вместе уселись пить традиционный чай, Сергей предложил:
- Чуть-чуть ликёра? А? В моих запасах есть остатки очень вкусного бананового. И - на брудершафт!.. Да?
Она зажмурилась, кивнула и решительно повторила:
- На брудершафт!
Поднявшись, Сергей достал из бара бутылку, разлил зеленоватую жидкость по рюмкам и подвинул одну из них Ольге. Она тоже поднялась со своего стула. Когда они подняли рюмки, Сергей почувствовал на сгибе своего локтя лёгкое прикосновение локтя Ольги. Они выпили и поцеловались. Поставив на стол рюмку, Сергей левой рукой обнял Ольгу за талию. Она несколько отклонилась назад. Глядя ей в глаза, он сказал:
- Ты. Оля - ты. Оленька, - и тут же снова поцеловал её. Поцелуй был долог и томителен.
- Я люблю тебя, - сказал он, отрываясь от её губ и с нежностью глядя в её счастливые глаза. - "Неужели я в состоянии ещё влюбиться?" - удивился он, вспоминая, с каким трудом давалась ему эта фраза много лет тому назад.
- А я - тебя, - и она уткнулась своим раскрасневшимся лицом ему в грудь.
- Господи! Как же я люблю тебя! - повторил Сергей, прижимая её к себе одной рукой и нежно поглаживая другой её волосы. - Как же я люблю!
- Я знаю. Знаю, - шептала Ольга,и он ощущал тепло её губ на своей груди.
Нагнувшись, он взял её на руки. Ольга обхватила руками его шею и приникла к его губам. Голова кружилась. Медленно переставляя ноги и продолжая целовать её губы, нос, шею, волосы - всё то, что оказывалось перед его лицом, он прошёл в спальню и опустил Ольгу на диван. Сам же опустился перед нею на колени и стал покрывать поцелуями её руки и плечи. Затем снова впился в её губы. Она жадно отвечала на его поцелуи. Он чувствовал лёгкие уколы ногтей, когда её руки блуждали по его шее, по его затылку.
- Я хочу тебя, - как вздох вырвалось у него.
- Да, милый, да! - прозвучало в ответ.
Ольга оказалась восхитительной любовницей.
"Ну почему я так поздно встретил её? Почему? - думал Сергей, лёжа рядом с нею и ощущая на своей шее её тёплое дыхание. - Почему судьба распорядилась так несправедливо? Скоро я буду уже стариком, а ей ещё жить да жить... И надо же было мне в моём-то возрасте так влюбиться! Но мог ли я не полюбить её? При её красоте, женственности, при этой трогательной детскости? Разве это возможно?"
Да, именно о ней он мечтал всю свою жизнь. Её он искал в других женщинах и, находя в них хоть что-то от своего идеала, некоторое время считал себя счастливым. В Ольге же всё соответствовало его представлениям об идеале. Вот только - эта разница в возрасте. Она пугала его. Он был не в праве просить её связывать с ним свою судьбу. Он просто не имел права портить ей жизнь.
- Серёжа, милый, как же я счастлива! - прервал его размышления шёпот Ольги.
Она немного отодвинулась от него, чуть-чуть приподнялась, опершись на локоть, и, несколько сощурившись, как это делают близорукие люди, внимательно и долго посмотрела ему в глаза.
"Господи! - подумалось Сергею, - Господи! Да ведь не только я нашёл её. Это мы нашли друг друга. Ведь она же любит меня! Любит не меньше, чем я её!"
- Как же я люблю тебя, Серёженька! - как бы прочитав его мысли, прошептала она и кончиками пальцев провела по его лицу ото лба до подбородка. - И как же долго я шла, прежде чем снова найти тебя...
Меж тем начинало смеркаться.
- Я должна идти, Серёжа, - прошептала Ольга и поднялась.
Она не стеснялась своей наготы. Да и кто бы стал смущаться, имея столь совершенную фигуру?! Её "золотое сечение" явно было больше единицы. Считается, что античные художники и скульпторы удлиняли ноги у изображаемых ими женщин. Делалось это из эстетических соображений. Так вот, им не пришлось бы грешить против реализма, лепи они свои шедевры с Ольги.
Самим совершенством были её бёдра? и дивно как хороша была грудь. Сергей отметил также, что обнажённой она не казалась такой хрупкой, как в платье.
- Подожди! - взмолился он, - Ну хоть немного подожди! Прошу тебя.
Привстав, он обнял её за талию и притянул к себе, после чего, спустив ноги с дивана, стал целовать её живот, грудь, бёдра. Ольга наклонилась и нежно поцеловала его в макушку.
- Серёжа! Милый! - взмолилась она, - Ну ты же не хочешь, чтобы мне было плохо. Правда? Я должна немедленно идти! Понимаешь - немедленно! Я не могу остаться. И не спрашивай почему. Ладно, милый? - Она выпрямилась и закончила: - Но ты можешь проводить меня до места, где мы обычно с тобой расстаемся... Договорились?
* * *
Как ни странно, Сергея совершенно не беспокоила возможность того, что какие-нибудь "доброхоты" сообщат жене о связи его связи с молодой и интересной женщиной. Ставшие по непонятной причине более частыми телефонные разговоры с женой были непродолжительными и беспредметными, на уровне "Как поживаешь?" или "Что нового?". Звонила она всегда либо поздно вечером, либо рано утром. В конце разговора трубка обычно передалась дочери, которая скороговоркой выпаливала свои студенческие новости и заканчивала традиционным пожеланием "Держись, дэд!". Ей-то уж наверняка никак не могло придти в голову, что её "дэдди" как молодой петушок совсем потерял голову от любви.
- Мне помнится, - неожиданно прервал повествование Марлен Евграфович, - вы в своё время хвастались, что у вас много записей латиноамериканской музыки.
- Да, верно. Достаточно много. - подтвердил Сергей.
- Не могли бы вы поставить что-нибудь, что по духу соответствовало бы вашей истории? Что-нибудь этакое томительное, с надрывом...
- Вижу, я вас уже утомил своими рассказами.
- Э, нет, напротив. Как Вы помните, я сам попросил Вас поделиться со мною историей предсказанной Вам котом любви. Просто, мне кажется, этой трогательной и поэтичной истории требуется и соответствующий аккомпанемент... Что-нибудь вроде вот этой песни...
И он стал напевать:
"Aunque tu
me has echado en el abandono,
Aunque уа
has mauerto todas mis ilusiones,
En vez,
de maldecirte con justо encono
En mis suenos de сolmo,
en mis suenos de colmo
Ay, de bendiciones!
Sufro la inmensa pena
de tu extravio,
Y siento el dolor prof undo
de tu pertida,
Y lloro sin que sepas
Que el llanto miо
Tiene lagrimas negras,
Tiene lagrimas negras
Como mi vida."
"Хотя ты и бросила меня,/ Хотя ты и убила все мои иллюзии,/ Вместо того, чтобы проклинать тебя,/ В своих глубоких снах,/ В своих спокойных снах/ Тебя я благославляю. / Бесконечно страдаю от нашей жизни/ И глубоко переживаю твой уход/ И я рыдаю, но ты не знаешь,/ Что я плачу чёрными слезами,/что я плачу чёрными слезами,/ Похожими на мою жизнь" (исп.)>
"Tu me quieres derjar,
Yo no quiero sufrir.
стал подпевать ему Сергей,
- Сontigo me voy mi santa,
Aunue me cueste morir"
("Ты хочешь оставить меня, / Но я не хочу страдать./ Я ухожу с тобой, дорогая,/ Хотя мне следовало бы умереть, (исп.) >