Матюхин Леонид
Дансон с нечистым, или Дьявольское рондо
Леонид Матюхин
Дансон с нечистым или Дьявольское рондо
Памяти отца моего посвящаю
"Mein Haus liegt im Herzen, denn das Herz ist mein Bethaus... Reinige den Tempel deines Herzens."
Paracelsus *
* - "Мой дом - в сердце моем, ибо там находится моя молельня. Очисти же храм сердца своего".
Парацельс
Интродукция
(вместо рефрена)
В свои пятьдесят с небольшим Сергей Андреевич Энгелью отличался подтянутой фигурой, быстротой и некоторой угловатостью движений, непосредственностью и живостью характера. Как утверждали друзья и сотрудники, он как бы "законсервировался" и последние лет десять практически внешне не изменялся. Несмотря на зрелый возраст, Сергей Андреевич продолжал считать себя всё ещё молодым и при знакомствах (особенно с женщинами) имел обыкновение отрекомендовываться просто Сергеем.
Работал Сергей по "гибкому графику". К тому же было у него в неделю и два "библиотечных дня", когда имелась возможность не ездить на работу. И всё-таки в последнее время обстоятельства складывались так, что домой возвращаться ему приходилось всё больше по вечерам.
Вот и этим ранним декабрьским вечером Сергей, благополучно протиснувшись к выходу из автобуса, вышел на своей остановке. До дома было каких-нибудь метров триста. От подходящих автобусов и троллейбусов люди растекались жидкими ручейками в различных направлениях - по домам и магазинам. Постояв несколько мгновений в раздумье - идти за хлебом или нет? - Сергей направился к дому. Впереди него медленно шла немолодая полная женщина, везя за собой по ледяным надолбам сумку на колесиках. Женщина осторожно двигалась по левой стороне протоптанной в лежащем на тротуаре снегу неширокой тропинки, а её сумка, подпрыгивая и неуклюже переваливаясь с бока на бок, занимала оставшуюся часть дорожки. Сергей терпеливо вышагивал за сумкой, выжидая удобного момента, когда можно будет обогнать женщину, как вдруг в щёку ему угодил снежок. Непроизвольно схватившись за ушибленное место, Сергей посмотрел направо: в нескольких метрах от тропинки в снегу стоял парнишка лет тринадцати-четырнадцати и, отряхивая руки, удовлетворенно и не без некоторого любопытства рассматривал свою поражённую мишень. Не долго раздумывая, Сергей шагнул в снег и через пару секунд уже держал проказника за руку. Тот, кстати, и не пытался сбегать.
- Ты что?!! Ты это что себе позволяешь?!! - буквально задыхаясь от возмущения, прошипел разозлённый Сергей, дёргая парнишку за рукав его куртки.
- А я чо? Я ничего. Я не хотел, - неохотно процедил тот, дерзко глядя Сергею в глаза.
- Ах вот как. Ты не хотел! Зато я хочу теперь познакомиться с твоими родителями. ... Где ты живёшь? А ну-ка, пойдём! Порадуем твоих стариков! и Сергей легонько подтолкнул наглеца в сторону тропинки.
Мальчишка молча упирался. Тогда Сергей сгреб мальчишку за воротник правой рукой и уже собирался придать ему необходимое ускорение коленом, как кто-то схватил его сзади за локоть и с силой дёрнул назад.
- Ты что это тут маленьких обижаешь, мужик? Нализался, видать, и приключений теперь ищешь? - просипел почти что у самого его уха неприятный голос. - Ну так считай, ты их уже нашёл...
От неожиданности Сергей отпустил воротник куртки своего обидчика и оглянулся. Перед ним стоял здоровенный парень лет двадцати с небольшим и гнусненько ухмылялся. Но не это было самым неприятным.
Сергей вдруг отдал себе отчёт во всей неприглядности ситуации, в которой он оказался - вокруг него стояло около десятка юнцов и у каждого в руке поблескивало лезвие ножа. Его обидчик также успел извлечь из кармана опасную бритву и теперь сам держал Сергея одной рукой за отвороты пальто, а другой, с зажатой в кулаке бритвой, медленно водил перед его носом и петушиным, ломающимся голосом выговаривал:
- Зря ты, мужик, нарывался. Нехорошо вот так вот, ни с того ни с сего, чужих ребят за рукава хватать. Так ведь и куртку порвать недолго. А клевая куртка, мужик, она ведь знаешь, сколько теперь стоит? За такую куртку, может, иному и жизни не жалко... Молчишь? Да-а, что-то больно ты невежливый. Просто хам какой-то, можно сказать... Таких, как ты, учить надо. Другим в назидание... Снимай очки! Ну!! !
Сергей затравленно озирался по сторонам - по тропинке шли люди, кто-то смеялся, детский голосок невдалеке требовал у мамы шоколадку, а он, Сергей Энгелью, стоял в центре группы улыбающихся парней и со стороны, скорее всего, производил впечатление встревоженного чем-то учителя, окружённого весёлыми учениками. "Наверное, нужно кричать, - подумалось ему, но какое-то непонятное чувство стыда, да и просто нелепость всего происходящего не позволяли ему звать на помощь.
Меж тем ребята продолжали свои развлечения.
- Мне кажется, - снова подал голос тот, что первым схватил Сергея за руку, - дед хочет извиниться. Он молчит сейчас, потому что не может найти подходящих слов. Чувство раскаяния, что называется, душит его. Так ведь, мужик? А?... Но ты особенно-то не тяни, а то ведь Курчавый у нас парень крутой. Нервы у него расшатаны такими вот, как ты... очкариками. Так что, ты лучше встань на колени и вежливо так попроси прощения. Глядишь, Курчавый тебя и простит... Простишь ведь, Курчавый?
- Это смотря как он прощения просить будет, - прокукарекал в ответ тот, - Но сдаётся мне, мужик и не чувствует за собой никакой вины... Очень наглый нам мужик попался. Просто очень. И детей своих не любит совсем - кто их, родимых, кормить-то без него будет? А? Нет, не думает он о них. Загнутся ведь без него, сиротиночки. А то воровать начнут... грабить.
Юродствуя таким вот образом, Курчавый вытащил из ворота Сергея конец шарфа, натянул его и, резко взмахнув правой рукой, отхватил бритвой изрядный кусок.
- И гляди-ка, - продолжал он, снимая с головы своей жертвы вязаную, шапочку, - что-то мужик совсем уж охамел: разговаривать с нами даже не желает. Видать, начальник большой. Завуч какой-нибудь или даже директор. Уж больно важный. ...Нет, с такими по-хорошему никак нельзя! Такие no-доброму не понимают! Таких точно - учить надо! А ну, Суня, давай, кольни-ка его пером в задницу!
В тот же миг Сергей почувствовал сильный укол ниже поясницы и злобный шепот скомандовал:
- Вставай на колени, падла, пока я тебе пику в печень не вставил!!!
Странно, но Сергеем овладело вдруг какое-то непонятное оцепенение. Он стоял, широко расставив ноги и безвольно опустив руки, и удивлённо смотрел по сторонам. Более того, у него вдруг открылась чудесная способность видеть всё происходящее, и себя в том числе, как бы со стороны: на освещённой улице, по которой нескончаемым потоком идут возвращающиеся с работы люди, стоит нестарый ещё мужчина ростом за метр восемьдесят, окружённый наигранно веселящимися сопляками, вооружёнными самодельными ножами внушительных размеров. И любой из этих ножей каждую минуту может как в масло, войти в его тело. И это не на экране, не в книге. Это происходит с ним, с Сергеем Энгелью. И он бессилен перед этой сворой резвящихся подонков, которым ничего не стоит ради развлечения оставить его истекать кровью почти что у родного подъезда.
Трудно сказать, как развивались бы дальше события. Может быть, он и опустился бы на колени перед жаждущими унизить его обидчиками, если бы вдруг не прозвучал приятный баритон:
- Бог ты мой! Да это ж никак Сергей! Что Вы там стоите, в снегу? Прощайтесь с ребятками и идите сюда! Вот уж никак не ожидал Вас здесь встретить.
- Ой, Марлей Евграфович! - вдруг как-то совсем по-ребячьи, почтительно-заискивающе подал голос один из парней, - Так это что, Ваш знакомый?
И уже Сергею:
- Извини, мужик, обознались. Не взыщи. Бывает...
Через пару секунд мерзавцы исчезли в подворотне, и Сергей выбрался к Марлену Евграфовичу на тропинку. Как ни странно, только теперь ему стало по-настоящему страшно. Навалилась какая-то противоестественная слабость. Ноги налились свинцом.
- Спасибо, - непослушными губами произнёс он, запихивая под отворот куртки обезображенный конец шарфа.
- Не понял. За что спасибо?
- Вы спасли мне жизнь. Или, по крайней мере, избавили от дальнейших унижений. Кстати, Вы их знаете?
- О чём это вы ?! И кого - их? - переспросил спаситель. - Ребят? Да нет, я их не знаю. Скорее всего, они меня знают. Видите ли, я тут, в Вашем районе, иногда наведываюсь к одному знакомому, который работает с "трудными" подростками. А поскольку иной раз хочется и стариной тряхнуть как-то даже кое-какие приёмчики им демонстрировал. ... А что, у Вас, никак, с ними возникли проблемы?
Казалось, он только сейчас обратил внимание на выглядывающий из-под воротника неровно обрезанный конец шарфа.
- Так это..? Ах, мерзавцы! Как же это я сразу-то не догадался! Нужно было этих бездельников проучить как следует!
- Как же! Проучишь их! - криво усмехнулся Сергей, - Ну да ладно. В любом случае вы - мой спаситель. Уж и не знаю, как благодарить вас. Чёрт его знает, чем бы всё это кончилось, не появись Вы столь своевременно... Кстати, Вам куда? Хотя, что я спрашиваю - в любом случае я хочу вас сегодня видеть у себя. Ещё не поздно. Вы ещё успеете к своему приятелю. Ну так как? Зайдём ко мне? Вы и книги мои заодно посмотрите.
Марлен Евграфович сдался, и они направились по скользкой тропинке к подъезду, в котором жил Сергей.
* * *
Познакомились они случайно. И состоялось знакомство около года назад. Судьба столкнула их в один прекрасный день в тесном букинистическом магазине у прилавка с антикварными изданиями. Как выяснилось позже, и тот и другой были страстными любителями книг конца девятнадцатого - начала двадцатого века. Того и другого интересовали философия и логика. Тот и другой собирали романы немецких авторов того времени.
В день знакомства Сергей, получивший накануне неожиданную премию, мог позволить себе покупку многих интересовавших его книг. И вот когда, взволнованный и счастливый, он выходил из-за прилавка, куда его пускали на правах постоянного покупателя, к нему внезапно обратился статный господин приблизительно его же возраста:
- Простите! Н будете ли вы так любезны позволить мне взглянуть, что Вы отобрали?
Естественно, Сергею не оставалось ничего иного, как согласиться:
- Ну конечно. Прошу Вас, - и он положил на стекло прилавка стопку книг, повторяя в уме - чтобы донести до кассы - названную ему продавцом сумму.
- Оч-чень интересно! - почему-то с заметным сожалением промолвил незнакомец, перекладывая книги, - Оч-чень,(и добавил после короткой паузы, - Особенно вот эти две.
Он отложил в сторону заинтересовавшие его книги и тут же предложил:
- Может, уступите их мне? Этот двухтомник, знаете ли, я отобрал ещё вчера, да вот денег с собою не оказалось.
Говоря, он по очереди подносил к лицу тома "Вопросов о жизни и духе" Льюиса и почему-то обнюхивал их.
- Но вчера здесь был другой продавец, и он, верно, забыл предупредить о книгах своего сменщика. Так что... И с Вами тоже, скорее всего, случались подобные оказии. Вы должны понять, как это бывает обидно, когда ищешь, ищешь книгу, а она таким вот образом уходит у тебя прямо из-под носа ... И он перешёл к сути своего монолога: - Я готов со своей стороны предложить вам в обмен за эти книги что-нибудь интересное. Ну так как - уступите?
Незнакомцу не следовало так прямо показывать свою заинтересованность, поскольку Сергей относился к той многочисленной категории книголюбов, у которых интерес других к той или иной книге многократно увеличивал их желание обладать ею. И теперь уже никакие посулы, никакие обещания и впечатляющие суммы не могли заставить его отказаться от вожделенном покупки.
- Простите, нет, - твёрдо ответил он. - Я тоже искал эти книги. Они... Они нужны и мне. - И продавцу, уже направляясь к кассе: - Заверните, пожалуйста. Я сейчас оплачу.
Держа за шпагат стопку купленных книг, Сергей прошёлся затем и по другим отделам. Когда же минут через пятнадцать он выходил из магазина, на улице его поджидал всё тот же господин.
- Хочу ещё раз извиниться за невольную назойливость. Дело в том, что мне крайне важно приобрести Льюиса для работы. Я готов существенно переплатить вам.
- Благодарю. Не нужно.
- Как раз не нужно вот так сразу отказываться, - перебил его незнакомец. - Вы можете не стесняться - называйте свою цену. В разумных пределах, конечно... Подумайте, на вырученные деньги Вы сможете приобрести изрядное количество интересующих Вас книг! Ну так что? Сколько Вы за них хотите?
- Простите. Это абсолютно бессмысленный разговор. Я уже сказал, что эти книги нужны мне и самому, - снова отказался от наверняка выгодного предложения Сергей. - Кстати, если эти книги так уж нужны Вам для работы, то чего проще - их наверняка можно найти в библиотеках.
- Ну, как хотите, - сдался настойчивый господин и поинтересовался, меняя тему, - Вы в метро?
- К метро, - угрюмо подтвердил Сергей, заранее настраиваясь на продолжение уговоров.
К счастью, его опасения не оправдались. По дороге они очень мило побеседовали о книгах и их выборе, о растущих ценах и перекупщиках, перехватывающих старые интересные книги у входа в магазин и предлагающих их затем втридорога.
Как-то так получилось, что при расставании в метро оказалось просто неудобным не представиться друг другу и не обменяться телефонами. Незнакомец назвался Марленом Евграфовичем Боком.
"Ну и фамилийкой <( Bock - козёл (нем.)> его наградили родители, - не без иронии подумал Сергей. - А ведь он действительно чем-то похож на важного козла. Скорее всего - из-за своей бородки... К тому же и имечко Map-лен! Маркс-Ленин. Из серии этих Влад-Ленов, Кинов - Коммунистических Интернационалов, и иже с ними... А ведь фамилию Бок я уже где-то слышал".
- А мы не могли встречаться с Вами прежде? - поинтересовался он.
- Боюсь, что это крайне маловероятно, - ответил Марлей Евграфович и, попрощавшись, нырнул в подошедший поезд.
Потом они несколько раз созванивались и весной один раз даже вновь столкнулись в магазине. И снова Марлен Евграфович завёл речь о Льюисе и, доверительно сообщив о полученном крупном гонораре, повторил, что готов выложить за столь нужные ему книги весьма приличные деньги. В тот день в продаже было много интересных изданий и деньги оказались бы далеко не лишними, но Сергей не мог позволить себе уподобиться спекулянтам, а потому, проклиная в душе свою глупую щепетильность, вновь отказался от выгодного предложения.
Затем в течение некоторого времени Сергей практически не вспоминал о Марлене Евграфовиче Боке. Шла очередная "чёрная полоса" и, увы, было не до случайных знакомых. К тому же в последние месяцы и - особенно - в последние недели произошло много удивительных и не всегда приятных событий.
ГЛАВА I
Уже в лифте Марлен Евграфович поинтересовался, удобно ли Сергею приводить домой гостя без предупреждения, не побеспокоит ли его неожиданный визит хозяйку.
- Никого мы не побеспокоим. - успокоил его Сергей. - У меня идеальная семья: несколько лет мы живём с женой порознь...Нет-нет, мы не в разводе. Просто так сложились обстоятельства. Уже который год жена с дочерью живут в другой, большей квартире. Иногда я навещаю их, а иногда - они меня. И, замечу, подобная семейная жизнь как нельзя более устраивает нас всех.
Несколькими минутами позже, знакомя гостя со своей уютной двухкомнатной квартиркой и собирая на стол, Сергей продолжил рассказ о себе и своей семье.
Родился он в семье инженера в небольшом провинциальном городке. Его отец был не просто инженером, а инженером, получившим образование в Германии, в Лейпциге, куда в двадцатые годы его направили учиться явно по недоразумению. Это следовало из того, что отец происходил хоть и из обедневшей, но всё-таки дворянской семьи, что, естественно, им в те времена не рекламировалось и не отражалось ни в каких анкетах.
При всей своей необычности судьба его родителей была тем не менее типична для того непростого времени. И типична в первую очередь алогичностью действий и решений власть предержащих, или, точнее, того репрессивного аппарата, который исполнял их волю. Так, в разгар ежовщины в тридцать восьмом, вскоре после рождения Сергея, была арестована его мать. И никаких сведений о ней и о её судьбе не было вплоть до пятидесятых годов, когда, наконец, отцу соблаговолили сообщить, что она погибла - сгорела в тридцать девятом во время пожара на барже, которой арестованных сплавляли вниз по Волге. Скорее всего, баржа была подожжена специально и охрана с буксира побеспокоилась о том, чтобы ни один из арестованных не спасся от огня.
Отца Сергея даже ни разу не вызывали на допросы. И это несмотря на то, что именно он, а не его супруга, длительное время прожил в Германии, где, следуя логике его сотрудников НКВД, советского студента вполне могли завербовать. Но "врагом народа" суждено было стать его жене. Хотя пристальное внимание "компетентных органов" к своей персоне старший Энгелью ощущал практически на протяжении всей своей жизни. Но об этом Сергей узнал незадолго до смерти отца.
С началом войны отец несколько раз обращался в военкомат с просьбами об отправке на фронт - ему неизменно отказывали. Он доказывал, что его знание немецкого может быть весьма полезным - его выслушивали и "перебрасывали" в очередной отдаленный город на очередной завод. Так он и кочевал по тогдашнему бескрайнему Советскому Союзу с подрастающим сыном. В конце сороковых судьба забросила их даже за рубеж - в Монголию на строительство КВЖД. В начале пятидесятых отец Сергея наконец-то надолго задержался в одном достаточно крупном сибирском городе, где вначале работал начальником цеха, а затем, в конце пятидесятых, уже и главным инженером огромного машиностроительного завода. Скорее всего, в промышленности Советского Союза он был одним из очень немногих ответственных номенклатурных работников, не являвшихся членом Коммунистической партии.
Отец Сергея оставался верен памяти своей жены. Вначале, после её ареста, он, скорее всего, ещё надеялся на скорое её возвращение, на то, что обнаружится чудовищная ошибка и восторжествует справедливость. Затем пришла война и началась кочевая жизнь с бесконечными рабочими днями и валящей с ног усталостью. Жизнь отца-одиночки стала привычной. Всё это время маленький Серёжа был на попечении младшей сестры отца, которая перебралась к ним вскоре после ареста матери. Серёжа рос, не зная матери, но отец и тётка делали всё от них зависящее, чтобы он стал нормальным, не чувствующим себя в чём-то ущемлённым, а тем более ущербным, человеком.
* * *
Своих бабушек и дедушек Серёжа, к сожалению, не помнил - все они умерли в других городах Союза во время войны. В раннем детстве он называл дедушкой хозяина квартиры, в которую их подселили в первый год войны в одном из городов, куда направили на работу отца. Дедушка, как к положено, был с бородой и усами. Наверное, он не был ещё очень старым, а потому ночами работал где-то сторожем. В свободное время дедушка охотно играл с маленьким Серёжей и рассказывал ему удивительно интересные сказки.
Но вот однажды сумрачным зимним утром всё резко изменилось в этом уголке спокойствия, мира и благополучия. В то утро все взрослые были почему-то необычно возбуждены, а дочь дедушки, тётя Дуся, всё время плакала. В присутствии Серёжи взрослые старались говорить в основном шепотом и не пускали его в большую комнату, где жили дедушка и тётя Дуся. А потом Серёжа услышал слово "умер".
- Кто умер? - спросил он тётю Дусю.
- Па-а-па! - расплакалась та.
- Мой папа? - испугался Серёжа.
- Не-ет, мо-о-ой, - сквозь слезы выдавила тётя Дуся. Серёже было очень жалко тётю Дусю, а потому он обнял её за ногу, всхлипнул и сказал:
- Может, он и не умер вовсе, а просто так играет в мёртвого?
Тётя Дуся ничего не ответила, а только прижала к себе Серёжину головку и закашлялась от слез.
В тот день к ним приходили какие-то незнакомые люди и из-под закрытой двустворчатой двери большой комнаты дуло холодом. А потом привезли большой ящик, и Серёжа, хотя ему никто и не говорил об этом, почему-то знал, что этот ящик - гроб.
Вообще-то было интересно, но вот только все взрослые не хотели обращать на Серёжу внимания, были печальными, а некоторые даже плакали как маленькие.
После обязательного дневного сна Серёжа проснулся с хорошим настроением и по обыкновению направился в большую комнату. В комнате никого не было. Только на месте сдвинутого в угол большого стола на нескольких стульях стоял гроб, и в гробу лежал дедушка.
Серёжа подбежал к нему и позвал:
- Дедушка! А дедушка! Вставай, а то тётя Дуся думает, что ты взаправду умер и всё время плачет...Ну, что ты лежишь? Просыпайся! Просыпайся, тебе говорят, а то я тебя щекотать буду.
Серёжа страшно боялся щекотки, а потому полагал, что нет более страшной угрозы, чем угроза прибегнуть к щекотке.
- Ну что же ты, дедушка?! - уже начал сердиться он, поднялся на цыпочки и попытался просунуть свою ручонку под мышку дедушки, лежавшего в гробу облачённым во френч цвета хаки.
Но дедушка, казалось, не хотел принимать угрозу всерьёз. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Вот только руку он прижал к телу так плотно, что Серёже никак не удавалось под
сунуть под неё свою ладошку.
Раскрасневшийся от усилий Серёжа боролся, пыхтя, с дедушкиной рукой, когда внезапно открылась дверь и вошёл вернувшийся с работы папа. Увидев у гроба Серёжу, он подхватил его на руки и вынес из комнаты. Потом мальчик слышал, как папа что-то сердито выговаривал своей сестре, помогавшей на кухне тёте Дусе.
Серёжа никак не мог поверить, что дедушка умер "взаправду". Он не мог, не должен был умирать! Поэтому всё происходящее воспринималось Серёжей как нечто не совсем реальное. Он неоднократно подкрадывался к дверям большой комнаты и, несмотря на то, что из них страшно дуло (видно, были полностью открыты форточки) подолгу подглядывал в щёлку, ожидая, когда же, наконец, дедушка пошевелится. Серёжа по собственному опыту знал, насколько это трудно - оставаться долго неподвижным, притворяясь мёртвым. Но дедушка, увы, не шевелился. И Серёже ожидание надоело. Взяв машинку, он отправился на кухню.
На следующий день к ним пришло много людей. Они унесли гроб с дедушкой, а потом вернулись назад уже без гроба.
- А где дедушка? - спросил Серёжа.
- Его похоронили, - объяснил папа.
- В землю закопали?
- В землю.
- А когда он вернётся? - любопытствовал Серёжа.
- Никогда.
- Совсем никогда?
- Совсем никогда.
- И завтра тоже?
- Нет, Серёженька. Ни завтра, ни послезавтра. И тут Серёже стало жалко... себя.
- А кто же теперь мне будет рассказывать сказки? - спросил он папу и расплакался.
* * *
Марлен Евграфович оказался на редкость благодарным слушателем. Он поддакивал, хмыкал, кивал головою и всячески подчёркивал свой интерес к повествованию Сергея. А тому было просто необходимо как-то отвлечься от нервного потрясения, вызванного столкновением с хулиганами, и воспоминания давали ему эту возможность. Посему он с удовольствием воскрешал в памяти отдельные эпизоды, связанные с детством и отрочеством, успевая между делом вытащить что нужно из холодильника, зажечь на плите горелки и открыть консервные банки.
Полузабытые моменты, отрывочные сцены и целые картины возникали в его памяти. Это напоминало бессистемное путешествие по каналам телевидения. Казалось, какая-то сложная программа, основанная скорее всего на "автомате случайных чисел" и игнорирующая хронологию, беспорядочно переключала каналы его памяти, вырывая из неё разрозненные эпизоды. Но эта отрывочность, как ни странно, не беспокоила его и ему не мешала. Что-то он рассказывал, а что-то и опускал.
Так, первые годы в школе представлялись ему мешаниной серых и не очень приятных будней, прерываемых лишь редкими праздниками да каникулами. Из детских воспоминаний той поры наиболее ярким и сладостно-упоительным было то чувство ужаса, которое он испытал однажды ночью.
Было ему тогда десять или одиннадцать лет. Трудно сказать, что разбудило его в ту ночь. Проснувшись, он испытывал неясное чувство тревоги. В комнате было светло от заглядывавшей в окно яркой луны. Тишину нарушало лишь размеренное дыхание тётушки, с которой он тогда ещё делил комнату. Полежав так некоторое время и вслушиваясь в тишину, Серёжа почему-то решил полюбопытствовать - что там происходит у него под кроватью, где на ночь складировались немногочисленные игрушки. Ухватившись одной рукой за никелированную перекладину своей металлической кровати с панцирной сеткой, второй рукой он приподнял свисавшую с матраца простыню и, свесившись вниз, заглянул под неё. Потом Серёжа не мог вспомнить - что именно он увидел там такого ужасного, но испытанный им страх был столь велик, что извлёк из его мальчишеского горла прямо-таки нечеловеческий вопль ужаса, который тотчас поднял на ноги не только обитателей их квартиры, но, как выяснилось на следующее утро, и многих соседей по подъезду и этажу.
Как ни добивались от него папа и тётушка объяснений его внезапного страха, он так и не смог рассказать им ничего вразумительного. Из его памяти полностью стёрлось всё то, что он увидел, заглянув под кровать. При этом, как ни странно, Серёжа в малейших подробностях помнил каждое мгновение после своего пробуждения и вплоть до момента, когда он свесился с кровати вниз.
В течение пары дней он просил, чтобы свет в комнате не выключали до тех пор, пока он не заснёт. Но скоро всё забылось. А старшие пришли к выводу, что в ту ночь он кричал во сне, когда ему приснился какой-нибудь кошмар. Но он-то точно знал, что ему ничего не могло сниться, потому что он проснулся и не спал.
Дансон с нечистым или Дьявольское рондо
Памяти отца моего посвящаю
"Mein Haus liegt im Herzen, denn das Herz ist mein Bethaus... Reinige den Tempel deines Herzens."
Paracelsus *
* - "Мой дом - в сердце моем, ибо там находится моя молельня. Очисти же храм сердца своего".
Парацельс
Интродукция
(вместо рефрена)
В свои пятьдесят с небольшим Сергей Андреевич Энгелью отличался подтянутой фигурой, быстротой и некоторой угловатостью движений, непосредственностью и живостью характера. Как утверждали друзья и сотрудники, он как бы "законсервировался" и последние лет десять практически внешне не изменялся. Несмотря на зрелый возраст, Сергей Андреевич продолжал считать себя всё ещё молодым и при знакомствах (особенно с женщинами) имел обыкновение отрекомендовываться просто Сергеем.
Работал Сергей по "гибкому графику". К тому же было у него в неделю и два "библиотечных дня", когда имелась возможность не ездить на работу. И всё-таки в последнее время обстоятельства складывались так, что домой возвращаться ему приходилось всё больше по вечерам.
Вот и этим ранним декабрьским вечером Сергей, благополучно протиснувшись к выходу из автобуса, вышел на своей остановке. До дома было каких-нибудь метров триста. От подходящих автобусов и троллейбусов люди растекались жидкими ручейками в различных направлениях - по домам и магазинам. Постояв несколько мгновений в раздумье - идти за хлебом или нет? - Сергей направился к дому. Впереди него медленно шла немолодая полная женщина, везя за собой по ледяным надолбам сумку на колесиках. Женщина осторожно двигалась по левой стороне протоптанной в лежащем на тротуаре снегу неширокой тропинки, а её сумка, подпрыгивая и неуклюже переваливаясь с бока на бок, занимала оставшуюся часть дорожки. Сергей терпеливо вышагивал за сумкой, выжидая удобного момента, когда можно будет обогнать женщину, как вдруг в щёку ему угодил снежок. Непроизвольно схватившись за ушибленное место, Сергей посмотрел направо: в нескольких метрах от тропинки в снегу стоял парнишка лет тринадцати-четырнадцати и, отряхивая руки, удовлетворенно и не без некоторого любопытства рассматривал свою поражённую мишень. Не долго раздумывая, Сергей шагнул в снег и через пару секунд уже держал проказника за руку. Тот, кстати, и не пытался сбегать.
- Ты что?!! Ты это что себе позволяешь?!! - буквально задыхаясь от возмущения, прошипел разозлённый Сергей, дёргая парнишку за рукав его куртки.
- А я чо? Я ничего. Я не хотел, - неохотно процедил тот, дерзко глядя Сергею в глаза.
- Ах вот как. Ты не хотел! Зато я хочу теперь познакомиться с твоими родителями. ... Где ты живёшь? А ну-ка, пойдём! Порадуем твоих стариков! и Сергей легонько подтолкнул наглеца в сторону тропинки.
Мальчишка молча упирался. Тогда Сергей сгреб мальчишку за воротник правой рукой и уже собирался придать ему необходимое ускорение коленом, как кто-то схватил его сзади за локоть и с силой дёрнул назад.
- Ты что это тут маленьких обижаешь, мужик? Нализался, видать, и приключений теперь ищешь? - просипел почти что у самого его уха неприятный голос. - Ну так считай, ты их уже нашёл...
От неожиданности Сергей отпустил воротник куртки своего обидчика и оглянулся. Перед ним стоял здоровенный парень лет двадцати с небольшим и гнусненько ухмылялся. Но не это было самым неприятным.
Сергей вдруг отдал себе отчёт во всей неприглядности ситуации, в которой он оказался - вокруг него стояло около десятка юнцов и у каждого в руке поблескивало лезвие ножа. Его обидчик также успел извлечь из кармана опасную бритву и теперь сам держал Сергея одной рукой за отвороты пальто, а другой, с зажатой в кулаке бритвой, медленно водил перед его носом и петушиным, ломающимся голосом выговаривал:
- Зря ты, мужик, нарывался. Нехорошо вот так вот, ни с того ни с сего, чужих ребят за рукава хватать. Так ведь и куртку порвать недолго. А клевая куртка, мужик, она ведь знаешь, сколько теперь стоит? За такую куртку, может, иному и жизни не жалко... Молчишь? Да-а, что-то больно ты невежливый. Просто хам какой-то, можно сказать... Таких, как ты, учить надо. Другим в назидание... Снимай очки! Ну!! !
Сергей затравленно озирался по сторонам - по тропинке шли люди, кто-то смеялся, детский голосок невдалеке требовал у мамы шоколадку, а он, Сергей Энгелью, стоял в центре группы улыбающихся парней и со стороны, скорее всего, производил впечатление встревоженного чем-то учителя, окружённого весёлыми учениками. "Наверное, нужно кричать, - подумалось ему, но какое-то непонятное чувство стыда, да и просто нелепость всего происходящего не позволяли ему звать на помощь.
Меж тем ребята продолжали свои развлечения.
- Мне кажется, - снова подал голос тот, что первым схватил Сергея за руку, - дед хочет извиниться. Он молчит сейчас, потому что не может найти подходящих слов. Чувство раскаяния, что называется, душит его. Так ведь, мужик? А?... Но ты особенно-то не тяни, а то ведь Курчавый у нас парень крутой. Нервы у него расшатаны такими вот, как ты... очкариками. Так что, ты лучше встань на колени и вежливо так попроси прощения. Глядишь, Курчавый тебя и простит... Простишь ведь, Курчавый?
- Это смотря как он прощения просить будет, - прокукарекал в ответ тот, - Но сдаётся мне, мужик и не чувствует за собой никакой вины... Очень наглый нам мужик попался. Просто очень. И детей своих не любит совсем - кто их, родимых, кормить-то без него будет? А? Нет, не думает он о них. Загнутся ведь без него, сиротиночки. А то воровать начнут... грабить.
Юродствуя таким вот образом, Курчавый вытащил из ворота Сергея конец шарфа, натянул его и, резко взмахнув правой рукой, отхватил бритвой изрядный кусок.
- И гляди-ка, - продолжал он, снимая с головы своей жертвы вязаную, шапочку, - что-то мужик совсем уж охамел: разговаривать с нами даже не желает. Видать, начальник большой. Завуч какой-нибудь или даже директор. Уж больно важный. ...Нет, с такими по-хорошему никак нельзя! Такие no-доброму не понимают! Таких точно - учить надо! А ну, Суня, давай, кольни-ка его пером в задницу!
В тот же миг Сергей почувствовал сильный укол ниже поясницы и злобный шепот скомандовал:
- Вставай на колени, падла, пока я тебе пику в печень не вставил!!!
Странно, но Сергеем овладело вдруг какое-то непонятное оцепенение. Он стоял, широко расставив ноги и безвольно опустив руки, и удивлённо смотрел по сторонам. Более того, у него вдруг открылась чудесная способность видеть всё происходящее, и себя в том числе, как бы со стороны: на освещённой улице, по которой нескончаемым потоком идут возвращающиеся с работы люди, стоит нестарый ещё мужчина ростом за метр восемьдесят, окружённый наигранно веселящимися сопляками, вооружёнными самодельными ножами внушительных размеров. И любой из этих ножей каждую минуту может как в масло, войти в его тело. И это не на экране, не в книге. Это происходит с ним, с Сергеем Энгелью. И он бессилен перед этой сворой резвящихся подонков, которым ничего не стоит ради развлечения оставить его истекать кровью почти что у родного подъезда.
Трудно сказать, как развивались бы дальше события. Может быть, он и опустился бы на колени перед жаждущими унизить его обидчиками, если бы вдруг не прозвучал приятный баритон:
- Бог ты мой! Да это ж никак Сергей! Что Вы там стоите, в снегу? Прощайтесь с ребятками и идите сюда! Вот уж никак не ожидал Вас здесь встретить.
- Ой, Марлей Евграфович! - вдруг как-то совсем по-ребячьи, почтительно-заискивающе подал голос один из парней, - Так это что, Ваш знакомый?
И уже Сергею:
- Извини, мужик, обознались. Не взыщи. Бывает...
Через пару секунд мерзавцы исчезли в подворотне, и Сергей выбрался к Марлену Евграфовичу на тропинку. Как ни странно, только теперь ему стало по-настоящему страшно. Навалилась какая-то противоестественная слабость. Ноги налились свинцом.
- Спасибо, - непослушными губами произнёс он, запихивая под отворот куртки обезображенный конец шарфа.
- Не понял. За что спасибо?
- Вы спасли мне жизнь. Или, по крайней мере, избавили от дальнейших унижений. Кстати, Вы их знаете?
- О чём это вы ?! И кого - их? - переспросил спаситель. - Ребят? Да нет, я их не знаю. Скорее всего, они меня знают. Видите ли, я тут, в Вашем районе, иногда наведываюсь к одному знакомому, который работает с "трудными" подростками. А поскольку иной раз хочется и стариной тряхнуть как-то даже кое-какие приёмчики им демонстрировал. ... А что, у Вас, никак, с ними возникли проблемы?
Казалось, он только сейчас обратил внимание на выглядывающий из-под воротника неровно обрезанный конец шарфа.
- Так это..? Ах, мерзавцы! Как же это я сразу-то не догадался! Нужно было этих бездельников проучить как следует!
- Как же! Проучишь их! - криво усмехнулся Сергей, - Ну да ладно. В любом случае вы - мой спаситель. Уж и не знаю, как благодарить вас. Чёрт его знает, чем бы всё это кончилось, не появись Вы столь своевременно... Кстати, Вам куда? Хотя, что я спрашиваю - в любом случае я хочу вас сегодня видеть у себя. Ещё не поздно. Вы ещё успеете к своему приятелю. Ну так как? Зайдём ко мне? Вы и книги мои заодно посмотрите.
Марлен Евграфович сдался, и они направились по скользкой тропинке к подъезду, в котором жил Сергей.
* * *
Познакомились они случайно. И состоялось знакомство около года назад. Судьба столкнула их в один прекрасный день в тесном букинистическом магазине у прилавка с антикварными изданиями. Как выяснилось позже, и тот и другой были страстными любителями книг конца девятнадцатого - начала двадцатого века. Того и другого интересовали философия и логика. Тот и другой собирали романы немецких авторов того времени.
В день знакомства Сергей, получивший накануне неожиданную премию, мог позволить себе покупку многих интересовавших его книг. И вот когда, взволнованный и счастливый, он выходил из-за прилавка, куда его пускали на правах постоянного покупателя, к нему внезапно обратился статный господин приблизительно его же возраста:
- Простите! Н будете ли вы так любезны позволить мне взглянуть, что Вы отобрали?
Естественно, Сергею не оставалось ничего иного, как согласиться:
- Ну конечно. Прошу Вас, - и он положил на стекло прилавка стопку книг, повторяя в уме - чтобы донести до кассы - названную ему продавцом сумму.
- Оч-чень интересно! - почему-то с заметным сожалением промолвил незнакомец, перекладывая книги, - Оч-чень,(и добавил после короткой паузы, - Особенно вот эти две.
Он отложил в сторону заинтересовавшие его книги и тут же предложил:
- Может, уступите их мне? Этот двухтомник, знаете ли, я отобрал ещё вчера, да вот денег с собою не оказалось.
Говоря, он по очереди подносил к лицу тома "Вопросов о жизни и духе" Льюиса и почему-то обнюхивал их.
- Но вчера здесь был другой продавец, и он, верно, забыл предупредить о книгах своего сменщика. Так что... И с Вами тоже, скорее всего, случались подобные оказии. Вы должны понять, как это бывает обидно, когда ищешь, ищешь книгу, а она таким вот образом уходит у тебя прямо из-под носа ... И он перешёл к сути своего монолога: - Я готов со своей стороны предложить вам в обмен за эти книги что-нибудь интересное. Ну так как - уступите?
Незнакомцу не следовало так прямо показывать свою заинтересованность, поскольку Сергей относился к той многочисленной категории книголюбов, у которых интерес других к той или иной книге многократно увеличивал их желание обладать ею. И теперь уже никакие посулы, никакие обещания и впечатляющие суммы не могли заставить его отказаться от вожделенном покупки.
- Простите, нет, - твёрдо ответил он. - Я тоже искал эти книги. Они... Они нужны и мне. - И продавцу, уже направляясь к кассе: - Заверните, пожалуйста. Я сейчас оплачу.
Держа за шпагат стопку купленных книг, Сергей прошёлся затем и по другим отделам. Когда же минут через пятнадцать он выходил из магазина, на улице его поджидал всё тот же господин.
- Хочу ещё раз извиниться за невольную назойливость. Дело в том, что мне крайне важно приобрести Льюиса для работы. Я готов существенно переплатить вам.
- Благодарю. Не нужно.
- Как раз не нужно вот так сразу отказываться, - перебил его незнакомец. - Вы можете не стесняться - называйте свою цену. В разумных пределах, конечно... Подумайте, на вырученные деньги Вы сможете приобрести изрядное количество интересующих Вас книг! Ну так что? Сколько Вы за них хотите?
- Простите. Это абсолютно бессмысленный разговор. Я уже сказал, что эти книги нужны мне и самому, - снова отказался от наверняка выгодного предложения Сергей. - Кстати, если эти книги так уж нужны Вам для работы, то чего проще - их наверняка можно найти в библиотеках.
- Ну, как хотите, - сдался настойчивый господин и поинтересовался, меняя тему, - Вы в метро?
- К метро, - угрюмо подтвердил Сергей, заранее настраиваясь на продолжение уговоров.
К счастью, его опасения не оправдались. По дороге они очень мило побеседовали о книгах и их выборе, о растущих ценах и перекупщиках, перехватывающих старые интересные книги у входа в магазин и предлагающих их затем втридорога.
Как-то так получилось, что при расставании в метро оказалось просто неудобным не представиться друг другу и не обменяться телефонами. Незнакомец назвался Марленом Евграфовичем Боком.
"Ну и фамилийкой <( Bock - козёл (нем.)> его наградили родители, - не без иронии подумал Сергей. - А ведь он действительно чем-то похож на важного козла. Скорее всего - из-за своей бородки... К тому же и имечко Map-лен! Маркс-Ленин. Из серии этих Влад-Ленов, Кинов - Коммунистических Интернационалов, и иже с ними... А ведь фамилию Бок я уже где-то слышал".
- А мы не могли встречаться с Вами прежде? - поинтересовался он.
- Боюсь, что это крайне маловероятно, - ответил Марлей Евграфович и, попрощавшись, нырнул в подошедший поезд.
Потом они несколько раз созванивались и весной один раз даже вновь столкнулись в магазине. И снова Марлен Евграфович завёл речь о Льюисе и, доверительно сообщив о полученном крупном гонораре, повторил, что готов выложить за столь нужные ему книги весьма приличные деньги. В тот день в продаже было много интересных изданий и деньги оказались бы далеко не лишними, но Сергей не мог позволить себе уподобиться спекулянтам, а потому, проклиная в душе свою глупую щепетильность, вновь отказался от выгодного предложения.
Затем в течение некоторого времени Сергей практически не вспоминал о Марлене Евграфовиче Боке. Шла очередная "чёрная полоса" и, увы, было не до случайных знакомых. К тому же в последние месяцы и - особенно - в последние недели произошло много удивительных и не всегда приятных событий.
ГЛАВА I
Уже в лифте Марлен Евграфович поинтересовался, удобно ли Сергею приводить домой гостя без предупреждения, не побеспокоит ли его неожиданный визит хозяйку.
- Никого мы не побеспокоим. - успокоил его Сергей. - У меня идеальная семья: несколько лет мы живём с женой порознь...Нет-нет, мы не в разводе. Просто так сложились обстоятельства. Уже который год жена с дочерью живут в другой, большей квартире. Иногда я навещаю их, а иногда - они меня. И, замечу, подобная семейная жизнь как нельзя более устраивает нас всех.
Несколькими минутами позже, знакомя гостя со своей уютной двухкомнатной квартиркой и собирая на стол, Сергей продолжил рассказ о себе и своей семье.
Родился он в семье инженера в небольшом провинциальном городке. Его отец был не просто инженером, а инженером, получившим образование в Германии, в Лейпциге, куда в двадцатые годы его направили учиться явно по недоразумению. Это следовало из того, что отец происходил хоть и из обедневшей, но всё-таки дворянской семьи, что, естественно, им в те времена не рекламировалось и не отражалось ни в каких анкетах.
При всей своей необычности судьба его родителей была тем не менее типична для того непростого времени. И типична в первую очередь алогичностью действий и решений власть предержащих, или, точнее, того репрессивного аппарата, который исполнял их волю. Так, в разгар ежовщины в тридцать восьмом, вскоре после рождения Сергея, была арестована его мать. И никаких сведений о ней и о её судьбе не было вплоть до пятидесятых годов, когда, наконец, отцу соблаговолили сообщить, что она погибла - сгорела в тридцать девятом во время пожара на барже, которой арестованных сплавляли вниз по Волге. Скорее всего, баржа была подожжена специально и охрана с буксира побеспокоилась о том, чтобы ни один из арестованных не спасся от огня.
Отца Сергея даже ни разу не вызывали на допросы. И это несмотря на то, что именно он, а не его супруга, длительное время прожил в Германии, где, следуя логике его сотрудников НКВД, советского студента вполне могли завербовать. Но "врагом народа" суждено было стать его жене. Хотя пристальное внимание "компетентных органов" к своей персоне старший Энгелью ощущал практически на протяжении всей своей жизни. Но об этом Сергей узнал незадолго до смерти отца.
С началом войны отец несколько раз обращался в военкомат с просьбами об отправке на фронт - ему неизменно отказывали. Он доказывал, что его знание немецкого может быть весьма полезным - его выслушивали и "перебрасывали" в очередной отдаленный город на очередной завод. Так он и кочевал по тогдашнему бескрайнему Советскому Союзу с подрастающим сыном. В конце сороковых судьба забросила их даже за рубеж - в Монголию на строительство КВЖД. В начале пятидесятых отец Сергея наконец-то надолго задержался в одном достаточно крупном сибирском городе, где вначале работал начальником цеха, а затем, в конце пятидесятых, уже и главным инженером огромного машиностроительного завода. Скорее всего, в промышленности Советского Союза он был одним из очень немногих ответственных номенклатурных работников, не являвшихся членом Коммунистической партии.
Отец Сергея оставался верен памяти своей жены. Вначале, после её ареста, он, скорее всего, ещё надеялся на скорое её возвращение, на то, что обнаружится чудовищная ошибка и восторжествует справедливость. Затем пришла война и началась кочевая жизнь с бесконечными рабочими днями и валящей с ног усталостью. Жизнь отца-одиночки стала привычной. Всё это время маленький Серёжа был на попечении младшей сестры отца, которая перебралась к ним вскоре после ареста матери. Серёжа рос, не зная матери, но отец и тётка делали всё от них зависящее, чтобы он стал нормальным, не чувствующим себя в чём-то ущемлённым, а тем более ущербным, человеком.
* * *
Своих бабушек и дедушек Серёжа, к сожалению, не помнил - все они умерли в других городах Союза во время войны. В раннем детстве он называл дедушкой хозяина квартиры, в которую их подселили в первый год войны в одном из городов, куда направили на работу отца. Дедушка, как к положено, был с бородой и усами. Наверное, он не был ещё очень старым, а потому ночами работал где-то сторожем. В свободное время дедушка охотно играл с маленьким Серёжей и рассказывал ему удивительно интересные сказки.
Но вот однажды сумрачным зимним утром всё резко изменилось в этом уголке спокойствия, мира и благополучия. В то утро все взрослые были почему-то необычно возбуждены, а дочь дедушки, тётя Дуся, всё время плакала. В присутствии Серёжи взрослые старались говорить в основном шепотом и не пускали его в большую комнату, где жили дедушка и тётя Дуся. А потом Серёжа услышал слово "умер".
- Кто умер? - спросил он тётю Дусю.
- Па-а-па! - расплакалась та.
- Мой папа? - испугался Серёжа.
- Не-ет, мо-о-ой, - сквозь слезы выдавила тётя Дуся. Серёже было очень жалко тётю Дусю, а потому он обнял её за ногу, всхлипнул и сказал:
- Может, он и не умер вовсе, а просто так играет в мёртвого?
Тётя Дуся ничего не ответила, а только прижала к себе Серёжину головку и закашлялась от слез.
В тот день к ним приходили какие-то незнакомые люди и из-под закрытой двустворчатой двери большой комнаты дуло холодом. А потом привезли большой ящик, и Серёжа, хотя ему никто и не говорил об этом, почему-то знал, что этот ящик - гроб.
Вообще-то было интересно, но вот только все взрослые не хотели обращать на Серёжу внимания, были печальными, а некоторые даже плакали как маленькие.
После обязательного дневного сна Серёжа проснулся с хорошим настроением и по обыкновению направился в большую комнату. В комнате никого не было. Только на месте сдвинутого в угол большого стола на нескольких стульях стоял гроб, и в гробу лежал дедушка.
Серёжа подбежал к нему и позвал:
- Дедушка! А дедушка! Вставай, а то тётя Дуся думает, что ты взаправду умер и всё время плачет...Ну, что ты лежишь? Просыпайся! Просыпайся, тебе говорят, а то я тебя щекотать буду.
Серёжа страшно боялся щекотки, а потому полагал, что нет более страшной угрозы, чем угроза прибегнуть к щекотке.
- Ну что же ты, дедушка?! - уже начал сердиться он, поднялся на цыпочки и попытался просунуть свою ручонку под мышку дедушки, лежавшего в гробу облачённым во френч цвета хаки.
Но дедушка, казалось, не хотел принимать угрозу всерьёз. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Вот только руку он прижал к телу так плотно, что Серёже никак не удавалось под
сунуть под неё свою ладошку.
Раскрасневшийся от усилий Серёжа боролся, пыхтя, с дедушкиной рукой, когда внезапно открылась дверь и вошёл вернувшийся с работы папа. Увидев у гроба Серёжу, он подхватил его на руки и вынес из комнаты. Потом мальчик слышал, как папа что-то сердито выговаривал своей сестре, помогавшей на кухне тёте Дусе.
Серёжа никак не мог поверить, что дедушка умер "взаправду". Он не мог, не должен был умирать! Поэтому всё происходящее воспринималось Серёжей как нечто не совсем реальное. Он неоднократно подкрадывался к дверям большой комнаты и, несмотря на то, что из них страшно дуло (видно, были полностью открыты форточки) подолгу подглядывал в щёлку, ожидая, когда же, наконец, дедушка пошевелится. Серёжа по собственному опыту знал, насколько это трудно - оставаться долго неподвижным, притворяясь мёртвым. Но дедушка, увы, не шевелился. И Серёже ожидание надоело. Взяв машинку, он отправился на кухню.
На следующий день к ним пришло много людей. Они унесли гроб с дедушкой, а потом вернулись назад уже без гроба.
- А где дедушка? - спросил Серёжа.
- Его похоронили, - объяснил папа.
- В землю закопали?
- В землю.
- А когда он вернётся? - любопытствовал Серёжа.
- Никогда.
- Совсем никогда?
- Совсем никогда.
- И завтра тоже?
- Нет, Серёженька. Ни завтра, ни послезавтра. И тут Серёже стало жалко... себя.
- А кто же теперь мне будет рассказывать сказки? - спросил он папу и расплакался.
* * *
Марлен Евграфович оказался на редкость благодарным слушателем. Он поддакивал, хмыкал, кивал головою и всячески подчёркивал свой интерес к повествованию Сергея. А тому было просто необходимо как-то отвлечься от нервного потрясения, вызванного столкновением с хулиганами, и воспоминания давали ему эту возможность. Посему он с удовольствием воскрешал в памяти отдельные эпизоды, связанные с детством и отрочеством, успевая между делом вытащить что нужно из холодильника, зажечь на плите горелки и открыть консервные банки.
Полузабытые моменты, отрывочные сцены и целые картины возникали в его памяти. Это напоминало бессистемное путешествие по каналам телевидения. Казалось, какая-то сложная программа, основанная скорее всего на "автомате случайных чисел" и игнорирующая хронологию, беспорядочно переключала каналы его памяти, вырывая из неё разрозненные эпизоды. Но эта отрывочность, как ни странно, не беспокоила его и ему не мешала. Что-то он рассказывал, а что-то и опускал.
Так, первые годы в школе представлялись ему мешаниной серых и не очень приятных будней, прерываемых лишь редкими праздниками да каникулами. Из детских воспоминаний той поры наиболее ярким и сладостно-упоительным было то чувство ужаса, которое он испытал однажды ночью.
Было ему тогда десять или одиннадцать лет. Трудно сказать, что разбудило его в ту ночь. Проснувшись, он испытывал неясное чувство тревоги. В комнате было светло от заглядывавшей в окно яркой луны. Тишину нарушало лишь размеренное дыхание тётушки, с которой он тогда ещё делил комнату. Полежав так некоторое время и вслушиваясь в тишину, Серёжа почему-то решил полюбопытствовать - что там происходит у него под кроватью, где на ночь складировались немногочисленные игрушки. Ухватившись одной рукой за никелированную перекладину своей металлической кровати с панцирной сеткой, второй рукой он приподнял свисавшую с матраца простыню и, свесившись вниз, заглянул под неё. Потом Серёжа не мог вспомнить - что именно он увидел там такого ужасного, но испытанный им страх был столь велик, что извлёк из его мальчишеского горла прямо-таки нечеловеческий вопль ужаса, который тотчас поднял на ноги не только обитателей их квартиры, но, как выяснилось на следующее утро, и многих соседей по подъезду и этажу.
Как ни добивались от него папа и тётушка объяснений его внезапного страха, он так и не смог рассказать им ничего вразумительного. Из его памяти полностью стёрлось всё то, что он увидел, заглянув под кровать. При этом, как ни странно, Серёжа в малейших подробностях помнил каждое мгновение после своего пробуждения и вплоть до момента, когда он свесился с кровати вниз.
В течение пары дней он просил, чтобы свет в комнате не выключали до тех пор, пока он не заснёт. Но скоро всё забылось. А старшие пришли к выводу, что в ту ночь он кричал во сне, когда ему приснился какой-нибудь кошмар. Но он-то точно знал, что ему ничего не могло сниться, потому что он проснулся и не спал.