Попади он сюда на несколько минут раньше и оставаясь невидимым, он увидел бы на вершине утеса человека, работающего ломом; этот человек поддел ломом камень и перевалил через край; а потом тщательно ликвидировал следы применения инструмента и собственные отпечатки ног!
Этот человек видел на рассвете капитана в скифе; лодка шла вниз по течению; точно так же как прошлым вечером при свете луны. Потому что человек, вставший так рано и занявшийся работой Сизифа, был не кто иной, как отец Роже.
У священника едва хватило времени, чтобы отойти и спрятаться, когда лодка зашла за островок – на этот раз не прячась под папоротниками, а под прикрытием вечнозеленых кустарников, на большем и более безопасном удалении. Тем не менее священник видел удивленное выражение лица капитана при виде катастрофы; продолжая смотреть, видел, как изменилось это выражение.
– Un limier veritable (Настоящая ищейка! Фр. – Прим. перев.)! Собака, учуявшая кровь и намеренная идти по следу, пока не отыщет тело. Ага! Игру следует у него отнять. Ллангоррен Корт снова должен поменять владельца, и чем скорее, тем лучше.
В голове Грегори Роже мелькают эти мысли, а «настоящая ищейка» снова повторяет слова, которые вырвались накануне: «Не случайность! Не самоубийство – убийство!» И, глядя на склон с исчезнувшими следами, капитан говорит про себя:
– Теперь я еще больше уверен. Жалкий трюк! Немногого добется им мистер Льюин Мердок.
Так думал он тогда. Но теперь, несколько дней спустя, по-прежнему считая, что «трюк» проделал Мердок, капитан думает о нем по-другому. Потому что свидетельства, которые давали следы, пусть слабые и не указывающие ни на кого в особенности, тем не менее были материальным доказательством вины; теперь же, когда они уничтожены, остаются только его показания – показания о том, что он видел. Сам капитан убежден в том, что Гвендолин Винн была убита, но не видит возможности убедить других, тем более суд. Он все еще никого не может открыто обвинить или даже назвать имя преступника, который все это организовал.
Теперь он знает, вернее, предполагает, что преступников было несколько, но по-прежнему считает главным действующим лицом трагедии Мердока; хотя в ней играли свои роли и другие.
– Жена этого человека должна все знать, – продолжает цепь рассуждений капитан, – и этот французский священник: он, вероятно, главный подстрекатель. Да! Возможно, и в самом преступлении принял участие. Такие случаи бывали – даже много. Получил большую власть в Ллангоррене, как узнал Джек от своего друга Джо, распоряжается там всеми и всем! И этот тип Демпси – браконьер и преступник, – он тоже стал важной персоной там! Почему? Единственное разумное предположение: все они имеют отношение к смерти, которая принесла им такую выгоду. Да: все четверо, действуя совместно, все это совершили.
– И как мне это даказать? Это очень трудно, если вообще возможно. Даже слабые следы уничтожены, и это увеличивает трудность.
– Бесполезно привлекать власти и объявлять награду. Сообщить свои планы полиции или магистрату означает их погубить. Это приведет только к лишнему шуму и насторожит виновных. Так не пойдет!
– Но у меня должен быть помощник, потому что старинная пословица права: «Две головы лучше одной». Уингейт по-своему хорош и помогает охотно, но в моем деле он бесполезен. Мне нужен человек моего класса, такой… Минутку! Джордж Шенстон? Нет! Молодой человек верен, как сталь, и храбр, как лев, но… ему не хватает сообразительности. Я могу довериться его сердцу, но не голове. Где найти человека, который обладает и тем и другим! Ха! Магон! То, что нужно! Хорошо разбирается в злых делах мира, храбр, хладнокровен – только иногда ирландская кровь разгорается, когда он выступает против сассанахов. И прежде всего, он мне предан: никогда не забудет маленькой услуги, которую я ему оказал в Дели. И ему нечем заняться – у него в распоряжении много времени. Да, мне нужен Магон!
– Написать ему и попросить приехать сюда? Нет. Лучше мне отправиться к нему, увидеться с ним вначале и объяснить все обстоятельства. До Булони и обратно всего сорок восемь часов, а в таком деле день или два не имеют особого значения. След остыл, и потребуются недели, чтобы снова его взять. Если нам когда-нибудь удастся найти доказательства их вины, несомненно, они будут косвенными; и многое будет зависеть от характера обвиняемых. Теперь, когда я об этом думаю, мне кажется, что кое-что можно узнать и в самой Булони – о священнике. Я успел хорошо рассмотреть его зловещее лицо и теперь уверен, что именно его видел в дверях монастыря.
– Во всяком случае поездка в Булонь не принесет никакого вреда, но позволит расспросить о священнике. Сестра Магона учится в монастыре. Она поможет нам узнать, имеет ли отношение к монастырю священник по имени Роже; мы можем кое-что узнать о его репутации. Возможно, также кое-что о мистере и миссис Льюин Мердок. Похоже, супруги хорошо известны в Хомбурге, Бадене и других подобных местах. Эти птички не раз должны были останавливаться в морском порту в своих перелетах. Я отправляюсь в Булонь!
Стук в дверь. Получив разрешение войти, появляется швейцар гостиницы.
– В чем дело?
– Ваш лодочник Уингейт, сэр. Говорит, что хочет вас увидеть, если возможно.
– Пригласите его!
«Зачем может приходить Джек? Во всяком случае я ему рад. Не нужно посылать за ним, я смогу заплатить ему за услуги. (В последнее время Джек работал только на капитана, который нанял его лодку постоянно). К тому мне нужно кое-что ему сказать – дать длинный список инструкций. Входите, Джек!»
Шарканье снаружи подсказывает ему, что лодочник вытирает ноги о ковер.
Дверь открывается, пропуская его; но на лице лодочника совсем не такое выражение, с каким приходят за платой. Скорее это предвестник смерти или событий, с нею связанных.
– В чем дело? – спрашивает капитан, видя его лицо.
– Кое-что странное, сэр; очень странное.
– Ага! Расскажите! – энергично предлагает Райкрофт, думая, что это имеет отношение к тому, что занимает его мысли.
– Расскажу, капитан. Но на это потребуется время.
– Занимайте, сколько нужно. Я к вашим услугам. Садитесь.
Джек хватает стул и подтаскивает его ближе к столу, за которым сидит капитан. Потом, оглянувшись через плечо, осмотрев всю комнату, чтобы удостовериться, что его никто не слышит, говорит серьезным напряженным голосом:
– Я считаю, капитан, что она жива !
Глава шестьдесят вторая
Она жива
Трудно истолковать выражения лица капитана Райкрофта, услышавшего слова лодочника. Он более чем изумлен; он ведет себя так, словно надежда, которую он давно оставил, снова ожила в его сердце.
–Она жива! – восклицает он, вскакивая и едва не перевернув стол. – Жива! – машинально повторяет он. – О чем вы, Уингейт? Кто жив?
– Моя бедная девочка, капитан. Вы знаете.
«Его девочка – не моя ! Мэри Морган – не Гвендолин Винн», – про себя рассуждает Райкрофт, падая на стул, словно от удара.
– Я почти уверен, что она жива, – продолжает лодочник, удивляясь тому, как подействовали его слова, но не подозревая причины этого.
Взяв себя в руки, его собеседник с меньшим интересом, но по-прежнему живо спрашивает:
– Почему вы так считаете, Уингейт? У вас есть причины?
– Да, и не одна. Именно об этом я хочу с вами посоветоваться.
– Вы меня удивили. Но продолжайте!
– Ну, сэр, как я уже сказал, на это потребуется немало времени, придется многое объяснять. Но вы сказали, что время у вас есть, я постараюсь рассказать как можно короче.
– Ничего не пропускайте, я хочу услышать все!
Получив разрешение, лодочник пускается в подробный рассказ о своей жизни – о том ее периоде, когда он ухаживал за Мэри Морган и обручился с ней. Он рассказывает о сопротивлении со стороны матери, о соперничестве с Кораклом Диком и о зловещем влиянии отца Роже. Вдобавок подробности встречи влюбленных под вязом, их последней встречи, и последовавший за этим печальный эпизод.
Кое-что из этого Райкрофт слышал раньше, отчасти догадывался. Новым для него был рассказ о сцене в Аберганне, когда Мэри лежала на смертном одре, и о последующих событиях, свидетелем которых был опечаленный возлюбленный. Во-первых, он видел саван, сшитый матерью девушки, белый, с красным крестом и нициалами Мэри на груди, видел, как его шили, потом видел в гробу на теле. Во-вторых, необычное поведение отца Роже в день похорон; странное выражение, с которым он смотрел на лежащую в гробу девушку; его внезапный уход из комнаты, а потом стремительное исчезновение, еще до того как могилу засыпали землей. Эту поспешность заметили все, не только Джек Уингейт.
– Но что вы обо всем этом думаете? – спрашивает Райкрофт, воспользовавшись паузой: рассказчик собирается с духом для дальнейших, еще более странных откровений. – Что заставляет вас верить, что девушка жива? Все наоборот, я бы сказал.
– Подождите, капитан! Будет и продолжение.
Капитан продолжает слушать. Слышит рассказ о посаженном и вырванном цветке; о втором посещении Уингейтом кладбища – днем. Тогда лодочник заподозрил, что не только цветок уничтожен, но вообще потревожен дерн на могиле! Он рассказывает о своем изумлении, о замешательстве. Потом подоробно передает содержание разговора с Джозефом Присом в его новом доме; о находках, которые показал ему старик; о поддельных монетах, инструментах взломщика и наконец о саване – саване, который он узнал с первого взгляда!
Заканчивается его рассказ сообщением о действиях, предпринятых им совместно со старым лодочником.
– Вчера ночью, – продолжает он повествование, – вернее уже под утро, потому что полночь миновала, мы с Джо сели в скиф и прокрались на церковное кладбище. Там мы раскопали могилу и нашли гроб пустым! А теперь, капитан, что вы обо всем этом думаете?
– Клянусь своим словом, не знаю, что и подумать. Меня окружают сплошные загадки, И ваша кажется еще более необычной, чем моя. А вы что об этом думаете, Джек?
– Ну, как я уже сказал, думаю, вернее, надеюсь, что моя Мэри все еще в земле живых.
– Я тоже надеюсь.
Тон недоверчивый, и это впечатление еще более подкрепляют дальнейшие расспросы.
– Но вы ведь видели ее в гробу? Как я понял, ее два дня оплакивали, потом похоронили. Как она могла все это время оставаться живой? Конечно, она была мертва!
–Тогда я тоже так думал. Но не сейчас.
– Мой добрый друг, боюсь, вы себя обманываете. Мне жаль так говорить. Достаточно велика загадка, зачем понадобилось забирать тело; но живая – мне это кажется физически невозможным!
– Капитан, как раз о возможности этого я и пришел спросить ваше мнение; мне кажется, вы лучше знакомы с предметом.
– С каким предметом,
– С новым лекарством; оно называется хлороформ.
– Вот оно что! Вы подозреваете…
– Что ее усыпили хлороформом и держали спящей – и разбудили, когда им потребовалось. Я слышал, что сейчас такое возможно.
– Но ведь она утонула? Упала с моста, как вы сами рассказали! И какое-то время провела в воде!
– Я в это не верю. Она попала в воду, потеряла сознание, и ее унесло, или она сама выплыла на берег в устье ручья. Но прошло немного времени, и она могла быть еще жива. Мое мнение, что священник применил к ней хлороформ – сначала или потом, когда убедился, что она жива.
– Мой дорогой Джек, этого не может быть. Даже если бы было так, вы, кажется, забываете, что ее мать, отец, все остальные должны были участвовать в этом.
– Я об этом не забываю, капитан. Больше того, считаю, что они и участвовали, по крайней мере мать.
– Зачем ей принимать участие в таком опасном обмане, с риском для жизни дочери?
– На это легко ответить. Она сделала это по просьбе священника, которого не посмела ослушаться – слабовольная и слабоумная, она все свое время посвящает молитвам. Все знали, что девушка меня любит и станет моей женой, и ничего не могли с этим поделать. С ее согласием я всех их мог победить. Они это знали и могли отнять ее у меня только с помощью хитрости – как они и поступили. Вам может показаться странным, что они на это пошли, но если бы вы ее увидели, вы бы так не думали. На всем Уае не было такой девушки!
Райкрофт выглядит неубежденным; он не улыбаетя, лицо его остается печальным.
Однако, несмотря на все неправдоподобие, он начинает думать, что в словах лодочника может быть какая-то правда: убежденность Джека подействовала на него.
– Предположим, она жива, – говорит он. – Где, по-вашему, она сейчас может быть? Есть у вас какие-нибудь идеи?
– Не идеи – предположение.
– Какое?
– За морем – во Франции – в городе Булонь.
– Булонь! – вздрогнув, восклицает капитан. – Что заставляет вас так думать?
– Кое-что, сэр, о чем я вам еще не рассказал. Я почти забыл об этом и никогда бы не вспомнил, если бы не то, что произошло потом. Помните, в тот вечер, когда мы возвращались с бала, я вам сказал, что молодой Пауэлл просит отвезти его вниз по реке?
– Хорошо помню.
– – Ну, я и прихватил их, как мы договорились; в тот день мы приплыли в Чепстоу. Но им нужно было в море Северн для охоты на уток; и на следующее утро, перед рассветом, мы направились туда. И когда проплывали под мостом Чепстоу, мимо пристани, в которой стояло несколько кораблей, я заметил один шлюп, стоявший немного в стороне от других и как будто готовившийся выйти в море. При свете фонаря на борту я прочел его название. Шлюп был французский, из Булони. Ничего особенного в этом нет: в Чепстоу заходит много небольших иностранных кораблей. Но что было необычно и заставило меня вздрогнуть, это лодка у шлюпа, и в ней человек. Готов поклясться, что это был священник с переправы Мошенников. В лодке были еще люди, они по канатам поднимали на борт шлюпа какой-то тюк. Но мы проплыли мимо, и больше я ничего не видел. Теперь, капитан, я убежден, что это был священник, а то, что я принял за тюк товаров: на самом деле было телом Мэри Морган – но не мертвым, а живым!
– Вы меня поражаете, Уингейт! Удивительное обстоятельство! И совпадение! Булонь – и Булонь!
– Да, капитан, я прочел на борту, что шлюп оттуда; и теперь сам направляюсь туда!
– Я тоже, Джек! Мы отправимся вместе!
Глава шестьдесят третья
Странное признание святого отца
– Он уехал – сдался! Радуйтесь, мадам!
Так говорит отец Роже в гостиной Ллангоррен Корта; здесь же сидит миссис Мердок.
– Кто, Грегори? (Присутствуй здесь ее супруг, было бы «Pere»; но они наедине). Кто уехал? И почему я должна радоваться?
– Le Capitaine!
– Ха! – восклицает она, показывая, что получила ответ на свой вопрос.
– Вы уверены? Новость кажется слишком хорошей, чтобы быть правдой.
– Тем не менее это правда; он уехал. Другое дело, вернется ли. Будем надеяться, что не вернется.
– Надеюсь от всего сердца.
– Да, мадам, как и я сам. Этой chien de chasse (Охотничья собака, фр. – Прим. перев.) нам следовало опасаться больше всей остальной своры. И сейчас следует опасаться. Разве он подумал, что след слишком остыл, и решил отказаться от охоты. Надеюсь, я способствовал этому, устроив небольшой камнепад. Как удачно, что я тогда его заметил; и как хитро придумал, чтобы сбить его с толку. Не правда ли, cherie?
– Превосходно! Все превосходно с начала до конца! Вы удивительно проявили себя, Грегори Роже!
– Надеюсь, я достоин Олимпии Рено?
– Безусловно!
– Merci! Пока все идет хорошо, и ваш раб считает, что трудился не зря. Но нужно еще многое сделать, прежде чем мы приведем наш корабль в безопасную гавань. И сделать быстро. Мне не терпится сбросить эту сутану – слишком долго я в ней прячусь – и начать по-настоящему наслаждаться жизнью. Но есть еще одна, более важная причина для поспешности: нас окружают рифы, на которые наш корабль может наскочить ежедневно, ежечасно. Видите ли, капитан Райкрофт был не единственным таким рифом.
– Ришар , le bracconier, вы о нем говорите?
– Нет, нет, нет! Его нам можно не опасаться. Я вам говорил, его уста запечатаны веревкой, одетой на шею; и при малейшем намеке я эту веревку затяну. Мне большие опасения внушает мсье, votre mari (Ваш супруг, фр. – Прим. перев.).
– Почему?
– По многим причинам, но прежде всего из-за его языка. Невозможно предвидеть, о чем проболтается пьяный; а мсье Мердок почти не бывает трезвым. Предположим, он проговорится, скажет что-нибудь о… ну, мне не нужно уточнять, о чем. Нас по-прежнему многие подозревают, и, как огонь, поднесенный к хворосту, начнут расходиться слухи.
– C’est vrai (Верно, фр. – Прим. перев.)!
– К счастью, у мадмуазель нет близких родственников мужского пола, и никто особенно не интересуется ее судьбой, кроме жениха и второго влюбленного, этого отвергнутого деревенщины, сына Шенстона. Его можно не принимать в расчет. Если даже он что-нибудь подозревает, у него не хватит ума разгадать загадку и доказать что-нибудь; а что касается гусара, будем надеяться, что он отчаялся и уехал туда, откуда явился. Хорошо также, что у него нет друзей или близких знакомых в графстве Херефорд. Будь по-другому, мы бы не избавились от него так легко.
– И вы считаете, что он уехал навсегда?
– Да; по крайней мере так кажется. Вторично вернувшись в гостиницу – на этот раз в спешке, – он привез с собой мало багажа. И все, что имел, увез с собой. Так я узнал от одного служащего гостиницы, который разделяет нашу веру. На вокзале сказали, что он взял билет до Лондона. Конечно, это ничего не значит. Он может направляться куда угодно, в любое место земного шара, если почувствует склонность в данных обстоятельствах. И я был бы рад, если бы он так поступил.
Он меньше радовался бы, если бы узнал, что на самом деле произошло на вокзале. Покупая билет, капитан Райкрофт спросил, может ли от быть виписан до Булони. К тому же отец Роже не знал, что до Лондона куплены два билета: первого класса для самого капитана и второго – для лодочника Уингейта. Они путешествуют вместе, хотя и в разных вагонах, что соответствует их различному положению в жизни.
Ничего об этом не зная, поддельный священник – как он сам только что признался – радуется при мысли о том, что еще одна вражеская фигура в игре, которую он так искусно ведет, исчезла с шахматной доски. Вскоре все они будут сняты: ферзь, ладьи, кони и слоны. Остается один король, но он уже шатается: ибо Льюин Мердок вот-вот сопьется до смерти. Именно его называет священник королем…
– Он подписал завещание?
– Qui.
– Когда?
– Сегодня утром, перед уходом. Завещание написал юрист, его клерк был свидетелем…
– Все это я знаю, – прерывает ее священник, – потому что сам послал их. Позвольте мне взглянуть на документ. Надеюсь, он у вас?
– У меня в руках, – отвечает он, порывшись в ящике и протягивая ему сложенный листок пергамента. – Le voila!
Она расправляет перед ним листок, не для того, чтобы он его прочел, а только взглянуть на подписи и убедиться, что они поставлены верно. В завещании он знает каждое слово, потому что сам его продиктовал. В документе, подписанном Льюином Мердоком, говорится, что хозяин поместья в случае своей смерти все поместье Ллангоррен Корт – он его единственный владелец, и у него нет никаких родственников, которые могли бы претендовать на наследство, – оставляет своей супруге Олимпии, урожденной Рено; затем ее детям, если таковые появятся; а если не будет и их, то Грегори Роже, священнику римской католической церкви; в случае же его смерти, предшествующей смерти других наследников, упомянутых в завещании, поместье переходит во владение монастыря… в Булони, Франция.
– За эту последнюю статью, Грегори, вам должны быть благодарны монашки из Булони; вернее, настоятельница, леди Превосходство или как там ее называют.
– Она будет благодарна, – отвечает священник с сухой усмешкой, – если получит наследство. К несчастью для нее, переход имущества маловероятен; к тому же оно пройдет через столько рук, что мало что останется для нее. Нет! – неожиданно восклицает он, меняя насмешливый тон на серьезный. – Если мы не предпримем никаких шагов, вскоре в Ллангоррене не остнется ничего ни для кого – даже для вас, мадам. Под пальцами мсье, когда он держит в них карты, состояние тает, как снег на солнечной стороне холма. И даже в этот момент оно скользит вниз, падает – лавиной!
– Mon Dieu! – восклицает женщина встревоженно; она вполне понимает опасность, представленную в таком образном виде.
– Я не удивлюсь, если сегодня он станет беднее на тысячу фунтов, – продолжает священник. – Когда я уходил с переправы, он был в «Уэльской арфе», как мне сказали, бросал соверены на стойку бара с криком: «Орел или решка, кто выиграл?» Можете быть уверены, не он. Несомненно, сейчас он за игорным столом, окруженный шулерами, которые в последнее время слетаются к нему; он все время ставит крупные суммы на каждую карту и теряет «гроши, пенянзы, финансы», как называют их профессионалы. Если мы это не прекратим, вам останется меньше, чем стоимость этого листа бумаги. Comprenez-vous, cherie? (Понимаете, дорогая? Фр. – Прим. перев.).
– Parfaitement! (Вполне). На как это прекратить? Я понятия не имею. А вам что приходит в голову, Грегори?
Задавая этот вопрос, бывшая куртизанка наклоняется над столом и смотрит прямо в лицо фальшивому священнику. Он понимает суть ее вопроса, видит по тону и манере, в какой он задан, – оба свидетельствуют, что речь идет о большем, чем содержится в словах. Однако он не отвечает прямо. Даже между этими двумя дьяволами с человеческой внешностью, при всем их взаимопонимании, при том, что им нечего скрываться друг от друга, существует какое-то интуитивное нежелание прямо говорить о том, что у обоих на уме. Ибо на уме у них убийство – убийство Льюина Мердока!
– Le pauvre homme! (Несчастный человек, фр. – Прим. перев.) – восклицает священник, с сочувственным видом, который в этих обстоятельствах кажется смехотворным. – Коньяк убивает его – не дюймами, а милями; не думаю, чтобы он долго продержался. Это вопрос недель, может быть, только дней. Благодаря школе, которую прошел, я обладаю некоторыми медицинскими познаниями и могу это предсказать.
Радостное выражение мелькает на лице женщины – выражение почти демоническое: ведь это жена слышит о близкой смерти мужа!
– Вы думаете, только дни ? – спрашивает она оживленно, словно действительно заботится о здоровье мужа. Но тон ее выдает, так же как и голодный взгляд, с которым она ожидает ответа. И то и другие говорит, что она ждет подтверждения. И получает него.
– Да, только дни! – говорит священник, повторяя ее слова, как эхо. – Но в таком деле и дни важны, даже часы. Кто знает? В пьяном приступе он может поставить на кон все поместье. Другие так поступали, джентльмены гораздо значительней его, с титулами перед именами. Они сейчас богаты, а через час становятся нищими. Помню не один такой случай.
– Ах! Я тоже.
– Англичане решают такие проблемы, приставляя пистолет к виску и простреливая себе мозги. Правда, мсье особенно нечего простреливать; но не это нас интересует – меня так же, как и вас. Я рисковал всем: репутацией, о которой меньше всего забочусь, если дело удастся привести к благополучному завершению; но если не удастся, тогда… ну, мне нет необходимости говорить вам. Если станет известно, что мы сделали, нам придется изнутри знакомиться с английской тюрьмой. Мсье, который так безрассудно разбрасывает деньги, должен быть остановлен, или он нас всех погубит. Мы должны предпринять необходимые шаги, и быстро.
– Vraiment (Правильно, фр. – Прим. перев.)! Я снова спрашиваю вас – вы что-нибудь придумали, Грегори?
Он отвечает не сразу, но, казалось, задумывается и не решается дать ответ. А когда дает, то делает это в вопросительной форме. Вопрос его как будто не связан с тем, о чем говорилось раньше.
– Вас удивит, если сегодня вечером ваш супруг не вернется домой?
– Конечно, нет! Ни в малейшей степени! Почему меня должно это удивлять? Не впервые проведет он ночь без меня – так бывало десятки, сотни раз. Да, он много ночей провел в этой самой «Уэльской арфе».
– Несомненно, к вашей великой досаде, если вы не начали ревновать?
Она начинает смеяться, смех ее звучит жеманно и бессердечно, как когда-то в саду Мабилль. Перестав смеяться, она серьезно говорит:
– Было время, когда он мог заставить меня ревновать; могу в этом сознаться; но не сейчас, вы ведь знаете, Грегори. Сейчас он меня раздражает, я только радуюсь при мысли, что больше никогда его не увижу. Le brute ivrogne (Пьяное животное! Фр. – Прим. перев.)!
На это чудовищное заявление Роже лаконично отвечает:
– Может, и не увидите. – И, приблизив губы к ее уху, еле слышно добавляет: – Если все пройдет, как запланировано, не увидите!
Она не вздрагивает и больше ни о чем не спрашивает. Знает, что он составил план, который избавит ее от мужа, к которому она совершенно равнодушна, больше того, он стал для нее помехой. А судя по прошлому, она вполне может рассчитывать на планы Роже. Они всегда исполняются.
Глава шестьдесят четвертая
Необычный законоучитель
По Уаю между Ллангоррен Кортом и переправой Рага вверх по течению движется лодка. В ней два человека – не Вивиан Райкрофт и Джек Уингейт, а Грегори Роже и Ричард Демпси.
Бывший браконьер за веслами – вдобавок к своей новой должности он управляет скифом, который сменил в поместье «Гвендолин». Сегодня утром он отвез хозяина на переправу Рага и оставил его там; вечером он должен будет отвезти его домой.